Месть старухи

Глава 7

У Габриэлы никак не получалась беременность. Прошёл год её супружеской жизни, а о наследнике ничего не говорило.

Андрес уже сполна испил чашу ревности. В таком городе, как Сан-Хуан скрыть что-либо из высшего общества было невозможно. Промучившись несколько недель переживаниями, обманутый и рогатый муж уехал в Гавану к родственникам. Габриэла с радостью проводила его до пристани и вернулась домой в приподнятом настроении.

В мыслях она уже видела себя в окружении кавалеров, воздыхателей, ищущих ярких развлечений с молодыми сеньорами. И вспомнила о Мире. Эта мысль давно не посещала её, но теперь, когда с мужем всё прояснилось, она поспешила задуматься и над этим вопросом.

Не прошло и недели с отъезда дона Андреса, как Габриэла заговорила про свой отъезд в родовое поместье.

— Поскольку Андрес отсутствует, я могу посетить родные места и мамочку. Я ведь так давно их всех не видела.

Дон Висенте с восхищением поглядывал на невестку. Габриэла уже давно заметила его жадный похотливый взгляд и ждала, когда он наконец проявит свои чувства к ней. В душе хохотала, предвкушая забаву с этим далеко ещё не старым человеком. Однажды она спросила, игриво расширив глаза:

— Дон Висенте, когда у вас день рождения? Хочу подарить вам какую-нибудь забавную вещицу от меня… на память.

— О! Габриэла, как это мило с твоей стороны! Ты хочешь узнать, насколько я стар? — дон Висенте довольно хохотнул. — Знаешь, мне будет всего сорок семь лет. Совсем ещё молодой, и мог бы легко жениться, да вот донья Анна, — он усмехнулся, — никак не оставит меня в покое, ха-ха!

— Вы очень плохо шутите, дон Висенте, — Габриэла деланно надула тонкие губы и нахмурила брови. — Разве благородный идальго может так говорить?

— Ты сама сказала, что это шутка. Признаю, она действительно плохая. Ты уж не выдавай меня жене, — дон Висенте игриво улыбнулся. — Ты же знаешь, нам вместе приятно беседовать, и я тебе доверяю. Ты понимаешь меня?

Габриэла не ответила, но дала понять мимикой, что его слова ей понятны и она к ним относится вполне благосклонно.

Сейчас она вспомнила этот разговор, и улыбка удовольствия заиграла на её лице. Греховная мысль блеснула молнией и угасла, но след остался.

На предложение уехать дон Висенте отозвался достаточно неожиданно:

— Ты собираешься ехать морем или посуху?

— Я с некоторых пор побаиваюсь моря, дон Висенте, — Габриэла многозначительно сложила губы бантиком. — Лучше в карете. И посмотреть остров я бы хотела не издали, а вблизи.

— А как ты посмотришь, если и я изъявлю желание посетить вашу усадьбу?

— Вы? — Габриэла сильно удивилась и этим скрыла своё неудовольствие.

— А что тут такого, Габи? Я давно хотел познакомиться с теми краями. Говорят, там редко случаются дожди, а тут они меня просто доконают. И с твоей матушкой я так и не познакомился. А это никуда не годится.

— Ну… я не знаю, дон Висенте! Дорога дальняя и я боюсь, что вы плохо с нею справитесь. И донья Анна… Что она скажет по этому случаю?

— Вопрос, конечно, сложный, но не безнадёжный. Я её уговорю.

Габриэла пожимала плечами, давая возможность дону Висенте думать, как вздумается. Но при этом всё же стрельнула глазами с умыслом.

— Что ж, сеньор! — улыбнулась игриво. — Я в общем-то не против, хотя имеются некоторые сомнения.

— Сомнения? — удивился дон Висенте. — О чём ты? Уверен, что я не позволю тебе скучать в дороге, — возбуждение явно проступило на его лице. Габриэла внутренне смеялась, представив этого довольно чопорного человека в роли любовника.

— Что ж, дон Висенте! — Габриэла радостно улыбнулась. — Я согласна, но всю ответственность за поездку вы берёте на себя.

— Не беспокойся, Габи! Я давно хотел посетить вашу усадьбу и теперь рад такой возможности. Договорились! Когда?

— Думаю, недели нам хватит. Да, неделя.

Просторная карета, запряжённая четвёркой мулов, уже неслась по дороге на Кагуасу. В открытые окна врывался свежий воздух леса с запахами гниения и ароматом цветущих деревьев и кустарника. Часто дорога проходила как бы в туннеле из нависающих деревьев. На открытых местах виднелись горы, и вид их очаровывал путников.

С ними ехала служанка-негритянка и слуга-мулат. На козлах восседал могучий негр с пистолетом за поясом и мачете у ног. Тридцать миль до городка крепкие мулы преодолели к ночи.

— Габи, ты не подождёшь меня немного, я справлюсь о дороге, — дон Висенте просительно посмотрел на женщину. — Тут должен жить мой давний знакомый. У него можно отлично переночевать.

— Да, конечно, дон Висенте. Только не очень задерживайтесь. Ночь уже опустилась и я очень устала.

Дон Висенте успокаивающе поднял руку и растворился в темноте улочки.

— Тут совсем рядом, Габи, — через несколько минут бодро заметил дон Висенте, сел на место и указал куда ехать.

Сеньор Баррамеда встретил гостей приветливо. Немного смутился, определяя им комнаты. Но Габриэла неожиданно проговорила, ничуть не смутившись:

— Сеньор Баррамеда, вы столь любезны, предоставив нам ночлег. Не стоит утруждать себя. Мы ведь в свадебном путешествии и нам вполне хватит одной спальни. Лишь предоставьте нам слегка обмыть дорожную пыль.

Сеньор вопросительно глядел на дона Висенте, тот в замешательстве не понимал, что происходит. Габриэла толкнула того в бок локтём, и тот, словно очнувшись, ответил неуверенно:

— Вот, сеньор Баррамеда! Мы, значит. того… путешествуем. Прости, что так поздно. Дорога во многих местах размыта, знаешь ли…

— О, да! Да! Не стоит беспокоиться дон Висенте. Я мигом распоряжусь.

Появилось корыто, чуть тёплая вода, и Габриэла отважно стала раздеваться, выпроводив посторонних вон.

Дон Висенте облизнул сразу пересохшие губы и поспешил выйти. Габриэла услышала, как он плещется у надворного корыта, где, очевидно, поят скот.

Послышался робкий стук в дверь.

— Прошу входить, дон Висенте! — Голос Габриэлы слегка подрагивал не то от возбуждения, не то от ощущения надвигающегося приключения и греха.

Она лежала на широкой кровати, слегка прикрытая простынёй.

Идальго остановился на пороге, не смея решиться приблизиться.

— Дон Висенте, вы же очень устали. Быстрей вперёд! В постель. И смотреть прекрасные сны! А то я уже засыпаю! — и Габриэла игриво улыбнулась.

Дон Висенте что-то пробормотал, но последовал её совету. Он некоторое время лежал рядом, едва дыша, пока рука Габриэлы не тронула его за бедро. Он вздрогнул от неожиданности и возбуждения и непроизвольно сделал ответное движение. Трудное дыхание вырывалось у него из груди. Руки сами собой стали торопливо и боязливо шарить по обнажённому молодому телу, ощущая сильнейшее возбуждение и дрожь во всём теле.

— Габи! — Наконец прошептали его губы. — Неужели это возможно? Ты так желанна и прекрасна! Я готов всё для тебя сделать!

Они торопливо соединились в любовном угаре. Потом, лёжа рядом, они по-разному осмысливали случившееся.

Если дон Висенте был счастлив до безумия и горел благородными желаниями, то Габриэла слегка посмеивалась про себя, и в темноте не стеснялась мимикой выражать некоторое пренебрежение и безразличие. И подумала с весельем в груди: «А папаша ничуть не хуже сыночка. Зато с деньгами. Это в самый раз будет мне! Отвращения я не чувствую, остальное не имеет значения».

Она не сопротивлялась, когда мужчина возжелал продолжить любовные утехи. Габриэла даже снизошла до выражения восторга, чем так растрогала дона Висенте, что тот бросился обещать ей все блага на свете.

Наутро дон Висенте так быстро согласился на предложение погостить у сеньора Баррамеда, что могло показаться, что он сам мечтал об этом.

— Дорогая Габи! Сколько угодно! Я просто не смел просить тебя об этом.

— Я бы хотела тут побыть дня два или даже три. Очень приятный городок! И не так жарко, как на побережье. Спасибо, дорогой дон Висенте, — соблазнительно улыбнувшись, она дала новый удар по нервам своего нового любовника.

— Ты восхитительна, Габи! — наклонился он к ней, весь в ожидании.

— Не так откровенно, дон Висенте, — оглянулась она по сторонам. — Мы на виду, и не стоит так выставлять наши отношения! Успокойтесь, прошу вас!

Она оказала настойчивое сопротивление попытке дона Висенте сопровождать её по городку.

— Вы поберегите силы, дон Висенте… для ночи, — её наглые глаза вызвали новый взрыв желания, что скрыть он никак не мог.

— Дон Висенте, — хитро улыбаясь, прошептал хозяин, — вы так возбуждены! У вас восхитительная супруга! Смотрите, как бы её у вас не увели!

Дон Висенте немного непонимающе посмотрел на хозяина, но вспомнил, улыбнулся смущённо.

— Вы правы. Она прелестна! Я и не представлял, как прекрасно молодое здоровое тело! И я… побаиваюсь… что ваши слова могут оказаться пророческими, сеньор Баррамеда!

— Успокойтесь, дон Висенте! Вы ещё сильны, в самом соку. А как ваш сын?

Отцу был неприятен последний вопрос. Он уклонился от ответа, переведя разговор на другое.

— Всё хорошо, да вот приходиться ехать в такую даль. Нj… молодость требует, сеньор! Ей трудно приказать.

— Вы правы! Особенно такой молодой, как донья Габриэла. Я вас хорошо понимаю. У меня жена умерла уже давно, и бес, вселившийся в меня, частенько дёргает меня за хвост, ха-ха! Но тут у меня проще, дон Висенте. У меня есть рабыня, и сменить её не составляет труда.

Габриэла в сопровождении раба сеньора Баррамеда колесила по коротким зелёным улочкам городка и спрашивала чуть ли не через дом о девочке-мулатке с негром и негритянкой, что поселились в этом городке.

Несколько часов оказались бесплодными. Никто не мог навести на след девчонки, и у Габриэлы закипала кровь от неудовлетворённости.

Ночью она была холодна, не в силах справиться с неудачей. Но дон Висенте и так был на седьмом небе. Габриэла знала, что этот испанец был не из любителей пофлиртовать с женщинами. Была уверена, что он не обладал достаточным опытом, живя с одной супругой. Поэтому не утруждала себя изощрёнными способами восхитить мужчину. Да и сам её опыт был слишком недостаточным для этого.

— Ты чем-то недовольна, моя голубка? Это я виновен?

— Нет, дорогой! Совсем другое. Пустое, не обращайте внимания, дон Висенте! Это завтра же пройдёт бесследно.

— Ты не представляешь, сколько восхитительных минут ты мне доставила, Габи! я с ужасом думаю, что это может закончиться когда-нибудь!

— Разве так необходимо заканчивать? — приподнялась она на локте.

— Что ты! Это мои страхи, Габи! Хотя я не представляю, как можно продолжать всё это, когда мы вернёмся домой?

— Не забывайте, что запретный плод намного слаще! Это приключение, волнение, страх быть застигнутым! Всё это придаёт определённый привкус! Он так влечёт меня! Однажды мы в присутствии мер… — Она осеклась и замолчала.

— Я не расслышал, что ты сказала, Габи, милая моя сладкая ласточка!

— Не стоит вам это слышать, дон Висенте. Это не для ваших ушей.

— Перестань называть меня доном, Габи! Это меня коробит!

— Нет, я на это не пойду! Мы должны скрывать свои отношения, и я не хочу пойматься на привычке говорить вам «ты». И не просите!

Три дня прошли. Габриэла никого не нашла в этом горном городке и е раздражением в груди отправилась дальше. Через три дня к вечеру прибыли в Понсе. Они остановились лишь для того, чтобы выпить холодного пива и погнали мулов дальше. Ещё час пути — и перед глазами Габриэлы предстали до боли знакомые очертания родной усадьбы. Их никто не встречал, она решила не предупреждать о своём приезде.

Дон Рассио, несколько озадаченный, с удивлением пожимал руку дону Висенте.

— Прошу извинить нас, дон Висенте, но матушка больна и не может выйти к вам. Если хотите, можно пройти к ней.

— Да, конечно, дон Рассио! Я за этим и приехал. Посчитал неприличным до сих пор не познакомиться с сеньорой. Идёмте же!

В спальне сеньоры де Риосеко было душно, пахло затхлостью и болезнью.

Сеньора встретила дона Висенте и дочь весьма спокойно, если не сказать равнодушно. Болезнь сделала её безразличной ко всему кроме своих недугов.

— Хватит, дон Висенте, — молвил Рассио, поняв, что и мать, и гости достаточно утомились в гнетущей и мрачной атмосфере. — Мама устала. Идите, вам помогут умыться, а я постараюсь угостить вас приличным ужином.

Уже перед отходом ко сну, когда цикады безумствовали в кустах, а сами кусты, благоухая цветами, возбуждали воображение, Габриэла предложила:

— У нас слишком жарко, дон Висенте. Не хотите ли пройтись по парку? В глубине его у нас имеется великолепный пруд. В нём искупаться одно удовольствие. Ну же?

Он уже понимал выражение её лица и глаз. Это означало очередную порцию восторга, и он не мог отказаться от столь обещающего приглашения.

— А люди, Габи?

— Где вы видите людей? Это рабы. А остальным нечего совать носы в мои дела. Их это не должно касаться.

Дон Висенте тяжело вздохнул, молча кивнул, и они удалились в темноту.

Он не утерпел, обнял её за талию, и волна блаженства пронеслась по телу. Габриэле стало не очень уютно от такого прикосновения. Но она не стала возмущаться. Лишь сделала вид, что он возбуждает её. Он же прижал губы ей за ухо и шептал горячие слова любви.

Габриэла забавлялась его лепетом. Часто ей очень нравились его ласки, и она без притворства отвечала на них. Но сейчас в ней вспыхнули воспоминания о тех страстных минутах любви, которые она испытала здесь, после того, как Хуан избил её и оставил шрам на её щеке.

Этот шрам едва виднелся и он слишком часто воспламенял её, заставлял переживать те мгновения, когда восторг страсти быстро перерос в пламя ненависти и презрения. И сейчас её мечты унеслись к тем мгновениям, особенно когда служанка открыла дверь и увидела, что происходит на окровавленной постели. Это было восхитительно, божественно.

Она инстинктивно отстранилась от дона Висенте. Он стал ей неприятен. В памяти всплыли все недостатки этого сеньора. Стало гадко на душе.

Но они уже подошли к озеру. Оно блестело в тусклом свете постаревшей тёмной луны. С противоположного берега доносились трели лягушек. Москиты гудели над головами, и им пришлось бороться с ними, отмахиваясь ветками.

— Дон Висенте, быстрей в воду! Там нас эти бестии не достанут!

Габриэла первой стала быстро стаскивать с себя одежды и тут же бросилась в прохладные воды озера. Вода не обожгла её тело струями холода. Она ласково обтекала её, нежно гладила белую, не тронутую загаром кожу. Женщина довольно сносно плавала и теперь с благодарностью вспомнила месяцы пребывания в долине, где она каждый день купалась в речке и училась плавать в местах более глубоких, чем по колена.

Дон Висенте плавать не умел. Он едва мог продержаться несколько секунд, и боялся заходить далеко, особенно ночью.

— Дон Висенте! Идите сюда! Плывите ко мне!

— Габи! Я не умею плавать! Иди ко мне!

Она вздохнула и нехотя поплыла к берегу. Он встретил её, заключил в объятия, нежно прижал и поцеловал в холодные губы. Она лас кала его под водой, он тяжело дышал, не в силах сдержать рвущееся наружу желание.

Габриэла продолжала возбуждать его. Он схватил лёгкое тело женщины, торопливо понёс к берегу, споткнулся, упал и окунулся в воду с головой. Бросив Габриэлу, он выскочил, как ошпаренный и отфыркивался, как лось. А Габриэла озорно смеялась, довольная таким поворотом.

— Я чуть не утонул, Габи! А ты смеёшься!

— Пустое, дон Висенте! Здесь и по пояс не будет!

Он вспыхнул. Габриэла слегка сопротивлялась, разжигая его похоть. Но того восторга, которого она так ждала, не получилось. Настроение сразу испортилось. Она заспешила домой.

— Габи, я чувствую что-то не то. Ты обиделась на меня?

— Да ну вас, дон Висенте! Я просто хочу спать. Весь день по колдобинам трястись! Даже я, молодая и сильная, могу устать от такого. Идёмте же! Комары заедят!

Они молча дошли до дома и также молча разошлись по своим комнатам. Дон Висенте искренне переживал такое. Но что он мог поделать? Здесь необходимо соблюдать и приличия и тайну их отношений.

Он вспомнил, как Габриэла ретиво отбрасывала все осторожности, говоря, что слуги всегда всё знают о господах и скрыть от них ничего нельзя. Но здесь! И у него засосало в животе от предчувствия чего-то страшного, неотвратимого, словно могила. Долго пришлось бороться с тем, чтобы заснуть на горячих простынях, мечтая о молодом желанном теле Габриэлы.

Жизнь в усадьбе оказалась тоскливой и скучной. Уже через два дня Габриэла с недобрым взглядом заявила брату:

— Рассио, я должна ехать. Муж отпустил меня только на две недели. А я не хочу лишаться его благоволения. Не прозябать же мне в этой нищете, — она обвела глазами вокруг.

Брат долго молчал. Он понимал претензии сестры. Понимал, что она уже отвыкла от усадьбы, перестала считать её родным гнездом. И в отсутствии отца вернуть её расположение было невозможно. Но злость бушевала в его груди. Чёрная зависть блуждала по извилинам мозга.

Словно угадав его состояние, она вдруг сказала, понизив голос:

— У меня есть предчувствие, Рассио, что скоро я стану достаточно богата и смогу помочь тебе вернуть былое положение.

— Что ты говоришь, Габи? Откуда?

— Могу, но ещё не имею. И помалкивай, прошу тебя.

Рассио примолк, ликуя в душе от столь обнадёживающего заявления сестры. Никак не ожидал такого. И зависть немного отступила.

Дон Висенте с тоской воспринял весть о скором возвращении домой. Он с остротой и обидой встретил эту весть от Габриэлы. В глазах застыл немой вопрос, высказать который он не осмеливался.

Видя реакцию дона Висенте, Габриэла решила подсластить пилюлю.

— Милый, зато у нас будет целая неделя пути, где мы вволю сможем насладиться друг другом. Я вам обещаю! И не грустите, прошу вас. Вы становитесь старым и некрасивым.

— Ты так считаешь, друг мой? Хорошо, любовь моя! Я подчиняюсь.

За день перед отъездом Габриэла лисой подлезла ночью к Висенте, пробравшись к нему в спальню.

Дон Висенте был ошеломлён, взволнован и очарован столь дерзким поступком Габриэлы. Они провели восхитительную ночь, почти не сомкнув глаз. А за завтраком она, бросив на любовника игривый многообещающий взгляд, сказала:

— Дон Висенте не откажет мне в небольшой просьбе?

— Габи, что за вопрос? Когда я тебе отказывал к в чём? Мы одна семья, и я готов выполнить любое твоё требование, не то, что просьбу.

В парке, прогуливаясь по дорожке, она сказала с грустью в голосе:

— Вы уже заметили, что дела моего брата идут весьма плачевно, мой друг.

— К сожалению это так, моя ласточка! И что из этого следует, мой ангел?

— Не соблаговолили бы вы в качестве помощи, субсидировать брата для поправки его дел в усадьбе? Он так переживает всё это! Особенно после кончины папы, да пусть его душа блаженствует на небесах!

— Сколько ты полагаешь, необходимо твоему брату, мой благоуханный цветок?

— Думаю, что пятьсот дукатов ему хватит. И это, уверяю вас, взаимообразно!

— Я не обещаю, Габи, но посмотрю, что у меня имеется. Сейчас же, мой ангел!

Вечером дом Висенте торжественно вручил Рассио увесистый мешок е дукатами, заявив благосклонно:

— Отдадите без процентов, когда сможете. Мы всё же родственники. Ваша сестра очень добра, и мы все в восторге от неё. Спасибо вам.

Обратный путь прошёл неторопливо. Дон Висенте, понимая конец или трудности дальнейших отношений с Габриэлой, спешил получить больше того, чего мог себе позволить.

— Господи, Боке мой! — воскликнула донья Анна, встретив путешественников.

— Висенте, ты заболел? Как плохо ты выглядишь!

— Не тарахти! — раздражённо отозвался муж. Ему было неприятно даже видеть жену с её навязчивыми причитаниями, уходом и страхами по поводу его здоровья. — Я немного устал в дороге. Мы спешили, потому и результат такой. Завтра я буду в порядке.

— Надо было ехать морем, — не унималась жена, и раздражение дона Висенте вылилось в вопль отчаяния:

— Боже! Что мне делась с этой бабой? Она меня в могилу сведёт раньше времени! Избавьте меня от её забот! Я просто хочу отдохнуть в своей постели! Все уходите! Вон!

Габриэла слышала их перепалку и весело улыбалась. Представила себе, как воспримет Андрес то, что она выторговала для себя у дона Висенте. А это не так мало. Он обещал передать ей семь тысяч песо золотом. Это огромная, даже для дона Висенте, сумма. И это, как она полагала, будет больше семидесяти процентов всего наличного капитала семьи де Руарте.

Такая щедрость даже испугала Габриэлу. Представила, что поднимется, когда обнаружится эта сделка. Но это мало волновало Габриэлу. Она с нетерпением ожидала конца передачи богатств. О другом она не думала, разве что с волнением представляла, как она встретит Хуана, предоставив в его распоряжение такой капитал.

И тут же ужаснулась своим мыслям. С этих пор её голова постоянно переваривала эту ситуацию, и прийти к определённому решению никак не решалась.

В другом городке, на другом берегу острова, Мира с Пахо оказались в неприятном положении. Её мечты о высшем обществе городка рухнули после мнимого ограбления. Соседи и ближайшие знакомые девочки с недоверием и подозрением отвергали её по другим причинам. Эти бесились от зависти, ломали головы над их доходами, которые неожиданно и незаметно вдруг появлялись в их доме. И яростная работа самой Миры на земле сделала её человеком достаточно низменной даже для таких, как её соседи.

— Сеньорита, вы не должны переживать по этому поводу, — сетовал Пахо. Он действительно переживал за девочку. Сам он был горд тем, как эта кроха боролась за жизнь. С каким остервенением не жалела себя, работая простой крестьянкой! И эта самая нужная работа вдруг унизила его сеньориту!

— Как же, Пахо! Теперь со мной никто не хочет дружить. Едва здороваются. А у меня были такие мечты и надежды! Что теперь со мной будет?

— Ничего не будет, сеньорита! — разозлился Пахо. — Вот приедет сеньор Хуан, и всё изменится. Тогда все они побегут к вам. Да будет поздно. Богородица не допустит такого кощунства по отношению к вам, сеньорита!

— Ох, Пахо! Не напоминай мне о Хуане! Когда ещё он приедет, а я уже сейчас жизни не имею!

— Дон Хуан советовал вам больше читать книги. Вон они у вас давно запылились на полке. А в них мудрость жизни, как сеньор говорил, заключена. И ваша бабушка так же выражалась.

— Что толку в книгах, когда со мной никто не хочет общаться!

— Не всегда так будет, сеньорита Мира! Послушайте старого болвана.

Мира махнула рукой, но ночью ей приснился странный сон. Опять появилась тень, и Мира точно знала, что это бабушка. Зато голос был чётким и ясным. И он произнёс: «Копи мудрость пращуров и станешь большой. Мира! Копи!»

Девочка утром вспомнила сон. Удивление и беспокойство охватили её детскую голову. И ещё в постели ей неожиданно послышался голос Хуана: «Копай глубже, Эсмеральда! Найдёшь клад более ценный, чем золото!»

Мира вздрогнула, оглянулась по сторонам. В светлой комнате никого не было. Лишь на кухне Пахо тихо возился, наверное, с завтраком.

Девочка вскочила на ноги и бегом бросилась искать работу. А в голове с неумолимей настойчивостью стучали молоточки, выстукивая не слова, а понятия.

Она быстро делала все дела, что попадались ей под руки, старалась отвлечься от навязчивых видений и слуховых галлюцинаций.

Пахо поглядывал на Миру с изумлением и беспокойством. Он уже знал, что происходит с девчонкой и боялся спугнуть её своими вопросами.

Лишь вечером, когда ои в молчании ужинали при свете одной свечи, он не утерпел и спросил:

— Девочка, сеньорита! Что вас тревожит весь день? Мне так тревожно.

Мира прожевала кусок, запила настоем и ответила, не поднимая головы:

— Ночью и утром мне привиделся странный сон, или видение. Бабушка и Хуан. Они говорили приблизительно одинаковое. И теперь я путаюсь в догадках.

— Что ж они тебе сказали, милая моя сеньорита?

— Точно не могу вспомнить, Пахо. В общем то, что и ты мне говорил о книгах. О какой-то мудрости, которую надо впитывать. Чертовщина какая-то!

— Не говорите так, сеньорита! Это грех! Но что вы решили?

— Ничего не решила! Всё думаю. А что толку? Была бы бабушка!

— Мне не очень нравится, сеньорита, что вы часто отягощаете свою головку подобными несуразностями. Не опасно ли это?

— Глупости! Лучше скажи, знаешь ли ты какую-нибудь вещунью. Хотелось бы побеседовать с нею. Мне ведь не с кем посоветоваться.

— Никогда не интересовался этим, сеньорита. Твоя бабушка меня сильно пугала. И Ариас постоянно остерегал дона Хуана от неё.

Мира с недовольством посмотрела на негра. Тот опустил глаза.

Вскоре Мира стала выходить к морю. Пахо бурчал недовольно, пытался отговаривать.

— Перестань меня раздражать своими причитаниями! Что не предложу — тебе не нравится! Не сидеть же мне все дни на огороде и копаться в земле! И так больше месяца трудилась до кругов перед глазами. Из-за этого потеряла всех подруг и друзей!

— Значит, то были не подруги и не друзья, девочка. Настоящие друзья не изменяют, не покидают, сеньорита.

— Как ты, Пахо?

— Хотя бы и так. Я обещал дону Хуану заботиться о вас, и я обещание своё выполняю. И не смотрю на разные невзгоды!

— Всё равно, мне хотелось бы иметь подруг. С кем-то я должна играть, разговаривать. Одной никак нельзя, Пахо. И бабушка об этом говорила. Вот я и росла на улице, с детьми. Было так интересно. А потом всё изменилось, словно я стала взрослая и потеряла что-то своё, дорогое и ценное.

Пахо в задумчивости погладил свою реденькую бородку. Он был смущён. В словах девочки он услышал истину. Так ему казалось.

Прошло ещё больше месяца, когда Пахо, будучи на море, привёл грязную оборванную девчонку лет тринадцати. Она была белой, со светлыми волосами и немного смугловатой кожей, облупленной на носу от солнца.

— Откуда ты её привёл, Пахо? — вскочила Мира и с любопытством уставилась на бродяжку.

— Да вот, сидела за теми камнями, сеньорита. Вид её мне показался уж очень подозрительным. Вот и уговорил присоединиться к нам.

— Как тебя зовут, девочка? — подошла ближе Мира.

Та вскинула зеленоватые глаза на Миру, помолчала и всё же ответила:

— Все зовут меня Томаса, сеньорита.

Мира немного замялась. Так звали её маму. И теперь эта девочка с таким же именем. Она оглядела замухрышку. Лицо казалось миловидным, но обветренным, давно не мытым, в царапинах и пятнах. Одежда с трудом прикрывала такое же неприятное грязное и вонючее тело. Да и одеждой трудно было назвать то тряпьё, что висело на ней. Босые заскорузлые ноги не поддавались описанию из-за слоя засохшей грязи. А волосы на голове превратились в мочалку, и цвет их только угадывался.

— Ты чего это такая грязная, Томаса? Хоть в море бы выкупалась. От тебя несёт, как из помойки!

— Всё равно я тут же буду такой же, сеньорита. Чего уж купаться? Да и боюсь я моря. Плавать не умею, а тут волны. Ещё утону.

— Ты бродяжка? У тебя нет родных?

— Никого у меня нет, и я никого не знаю из родных. Я всегда жила где придётся, в основном на пустырях.

— Как же ты питаешься, Томаса? Где берёшь?

— Где придётся, сеньорита. Ворую, подаяния собираю. По-разному…

— И ты не пыталась изменить свою жизнь? Разве можно так жить!

Томаса неопределённо пожала плечами, опустила голову и молчала.

Что-то заставило Миру проникнуться жалостью и сочувствием к этому несчастному созданию. Захотелось помочь, что-то сделать для неё.

— Давай купаться вместе! — неожиданно предложила Мира. — Сними свои тряпки, постирай хоть так, без мыла. Они быстро сохнут на солнце. Ну же! Не стесняйся! Тут никого нет, а Пахо посторожит нас.

Томаса с недоверием покосилась на негра. На лице отразилось нечто, похожее на страх, и в то же время желание испробовать то, что предлагает эта странная сеньорита.

— Ладно! Только я далеко не пойду, — и Томаса неторопливо стала стаскивать грязные завшивевшие лохмотья.

— Вон там три камня, — указала Мира рукой. — Там нас даже при желании никто не увидит. Пошли, вода тёплая и приятная.

Они плескались с четверть часа, и лицо и тело Томасы стало выглядеть совсем не таким отвратительно грязным. Только волосы оказались ещё хуже. Они слиплись, и девочка с недовольствам бурчала:

— Теперь совсем, как войлок стали! Что мне с ними делать? А как вас, сеньорита, зовут? А то я сказала, а вы до сих пор нет.

— Зови меня Мирой. Это от Эсмеральды. Это имя мне совсем не нравится.

— Вы далеко живёте, сеньорита?

— Там, на горе, — она махнула в сторону за городом.

— Далеко. Я там почти никогда не бывала.

— Хочешь посмотреть, как я живу?

— А родители? Они не потерпят такую оборванку.

— У меня нет родителей, Томаса. Я живу только с Пахо.

— Только с негром? И не страшно?

— Немного страшно. Недавно нас хотели ограбить и убили его жену. Я так переживала, выхаживая Пахо. Его сильно избили и он чуть не умер.

Томаса с недоверием глядела на девочку и кривила губы уголками вниз.

— Пахо, мы готовы! Пошли назад.

Мира прошла почти через центральную площадь, завернула на рынок, где ещё торговали некоторые лавки.

— Томаса, я хочу купить тебе платье и косынку на шею или голову. Туфли тебе не нужны. Пошли, будешь выбирать себе по росту.

Томаса удивлённо, даже с некоторым возмущением стрельнула глазами в сторону Миры. Ответить она не успела, как девочки вошли в лавку. Купец подозрительно глянул на Томасу, потом на Миру, и, без обычной учтивости, спросил:

— Что хотите, сеньориты?

— Вот этой девочке платье и платок, сеньор. По росту, пожалуйста.

— Деньги есть?

Мира показала кошель, побренчала им перед купцом. Заметила строго:

— Сеньору не следует быть таким недоверчивым.

Купец не обиделся. Он долго рылся в ворохе платьев, вытаскивал то одно, то другое, пока Мира не остановила выбор на лиловом с оторочкой из лёгкого материала с цветочками.

— И платок, сеньор.

Они шли домой, и Мира замечала, как Томаса нетерпеливо, с жадным интересом посматривает на свёрток в своих руках.

Дома Мира строгим тоном приказала:

— Пахо, пока я готовлю обед, ты нагрей воды. Будем купаться и мыть волосы. И эти тряпки сжечь, чтобы и следа не осталось! Томаса, готовься стать нормальной девочкой.

Томаса оробела, и пришибленно оглядывалась по сторонам.

Через час напряжённой работы Томаса была одета в новое чистое платье. Голова, промытая настоями от вшей и мылом, сверкала почти жёлтыми волосами, а лицо порозовело и выглядело вполне миловидно.

— Пошли обедать! — весело предложила Мира. — Сегодня похлёбка из крабов и салат с варёными яйцами. Ничего лучшего я не успела приготовить. Пахо, где ты запропастился? Поспеши, мы умираем с голоду!

Мира обратила внимание, что Томаса недовольно поглядывает на Пахо. Это немного возмутило её, но она не стала воспитывать девочку за столом.

Манеры, разговор и поведение Томасы сильно шокировали Миру.

После обеда Мира спросила девочку:

— Если хочешь, оставайся здесь ночевать. Мне будет веселей.

— А разве можно? Я не знаю. Вы, сеньорита, слишком добры ко мне. С чего это вы так?

— Что тут такого? Я одна и мне хочется кого-то рядом с собой. А то Пахо мне уже надоел своим бурчанием и причитаниями.

— Сеньорита! У меня нечем вам заплатить.

— Это не имеет значения, Томаса. Живи так, если хочешь. Будем вместе убираться, в огороде работать, стирать и играть. Тебе сколько лет? Мне уже двенадцать исполнилось несколько месяцев назад.

— А я не знаю, сколько лет мне. Никогда не задумывалась над этим.

— Мне кажется, что ты чуть старше меня. Тебе, наверное, лет тринадцать. И сиси у тебя уже наметились, а у меня ещё нет. И волосы под мышками начали расти, — Мира неожиданно покраснела, смутилась и больше не заговаривала на такие скользкие темы.

Томаса пытливо глянула в глаза Мире, отвела их и ничего больше не сказала. Потом подняла глаза. В них можно было заметить желание принять предложение пожить здесь, зависть и что-то другое. Это последнее тотчас насторожило Миру. Показалось, что эта девочка себе на уме и от неё можно ждать всего. И не очень хорошего.

— Так ты соглашаешься пожить у нас?

— Попробую, сеньорита Мира. Если получится.

— Как это? Почему ты сомневаешься?

— Я привыкла к бродяжничеству, и мне может стать плохо долго жить на одном месте. Но я попробую, сеньорита Мира. Можно?

— Конечно! Я попрошу Пахо поставить для тебя кровать в моей спальне.

— Разве ты не можешь просто приказать этому негру? Почему просишь?

— Он не раб, Томаса. Он свободный человек. И работает здесь добровольно. Его отпустил прежний хозяин за его заслуги.

— Во дела! А я думала, что он раб. Ну да ладно. Переживём!

В одну из последующих ночей Мира, долго собираясь с духом, спросила Томасу, когда они легли спать:

— Послушай, Томаса. Ты что-нибудь знаешь про мужчин?

— Про мужчин? Про этих скотов с грязными мыслями и намереньями?

— Ну да. О ком же ещё?

— Знаю! Приходилось! И совсем недавно один подонок поимел меня, скотина!

— Как это «поимел»? — не поняла Мира и вся загорелась от непонятного и сильного волнения.

— Ну ты даёшь! Неужели не знаешь, что это значит?

Мира пожала плечами, хотя Томаса этого не могла видеть.

— Хотя это понятно. Ты ещё маленькая и жила в другом мире. А я уже познакомилась с этими негодяями и достаточно знаю их. А чего ты спросила?

— Я уже давно люблю одного мужчину, — неуверенно сказала Мира.

— Ну и что? Ты ему отдалась уже? Или и этого ты не понимаешь? Ну и дела!

Мира понимала, но боялась признаться даже самой себе. Почувствовала, как щёки запылали огнём. А Томаса всё наседала:

— Что замолчала? Боишься признаться? Это с каждой случается рано или поздно. Так что не горюй!

— Ничего не боюсь! Просто из интереса спрашиваю, — Мира сильно волновалась и была рада, что в комнате темно, и никто не видит её лица.

Они помолчали. Сон не шёл к ним. И в темноте раздался шёпот Миры:

— Ну и как? Страшно тебе было? Больно?

— Не столько страшно, как противно. Он был отвратителен.

— А как же говорят, что это очень даже приятно? Врут? Или что?

— Не врут. Только для этого необходима любовь. Вот ты говоришь, что любишь кого-то. Вот с ним будет приятно и хорошо. Но ты не ответила ка мой вопрос, Мира. Ты ему отдалась? Хотя видно, что этого не было.

— Не было, Томаса.

— Он что, не любит тебя?

— Не знаю. Наверное, не любит. Любит, но как-то не так.

— А он знает, что ты его любишь?

— Знает! Я ему говорила несколько раз. Только посмеивается и говорит, что я ещё мала для этого чувства.

— И не лез к тебе, не приставал?

— Нет, не приставал, Томаса. Ни разу не попытался. Зато мы встретили женщину как-то в городе. Я сразу поняла, что у них всё… это было. Правда, он заверял, что не любил её никогда, а даже наоборот.

— Странный человек, наверное. Я таких не встречала. И где же он теперь?

— Не знаю. Но очень далеко и вернётся ещё не скоро. Я это знаю, чувствую. Это и во сне мне иногда подтверждается. А я так скучаю!

— Он что, старый, твой… мужчина?

— Нет! Он молодой! Лет на десять старше всего. Это много?

— Кто его знает. Бывает и больше. Он богат?

— По-моему да. Когда он вернётся — и я буду богата.

— Как это? Почему только когда вернётся? — голос Томасы не понравился девочке. Она насторожилась. И ответила уклончиво:

— Откуда мне знать. Это он так сказал. Может, он даст мне часть своего состояния. Вот я и жду его уже больше года. Говорил, что вернётся недели через три. И до сих пор его нет. И вестей нет.

— А как же ты говоришь, что он далеко, но вернётся обязательно?

— Знаю — и всё! Я сама не знаю, как я это знаю. Только я жду и надеюсь.

— Обманет! Я знаю этих мужчин! Все они обманщики и только одного хотят от нас, дур, получить! И выбрось из головы! Хотя… ты говоришь, что он богат' Тогда можно и подождать. Ты ещё совсем молоденькая.

И эти слова неприятно резанули слух Миры. Она вздохнула. отвернулась к стене и закрыла глаза. Говорить больше не хотелось.

И всё же жизнь Миры изменилась в лучшую сторону. Было веселей, девочки много разговаривали, играли в куклы и занимались огородом.

Мира всё это время пристально наблюдала за Томасой. И всякий раз убеждалась, что та непостоянна, ленива и себе на уме.

Пахо часто ругал себя и Миру за то, что позволили жить в их доме. Но Мира его не слушала, продолжала дружить, что доставляло ей большое удовольствие и часто радость.

Но с некоторых пор деньги стала отдавать Пахо, и он заведовал ими. Мира должна была просить их для своих нужд. Это так возмущало Томасу, что они уже несколько раз ссорились по этому поводу.

— Какой-то негр распоряжается твоими деньгами! Просто непонятно и оскорбительно. Я бы такого не потерпела!

— Я ещё не могу правильно ими распоряжаться, и могу потратить не на то, и не столько. Пахо же человек опытный и экономный. Денег-то у нас мало! Их беречь следует, Томаса. Хуан ещё не скоро появится.

— Выбрось ты своего Хуана головы, дура! Вот помяни мои слова, Мира! Бросит он тебя. И никаких денег ты от него не получишь!

Мира ничего на это не отвечала. Слушать такие слова она не хотела, но и запретить не могла. Она даже побаивалась, что Томаса может уйти от неё.

И это произошло самым неожиданным образом. Утром Мира проснулась и рядом увидела пустую смятую кровать. Это удивило её. Обычно Томаса никогда не вставала раньше Миры, предпочитая поваляться подольше.

— Нет, сеньорита, я не видел Томасу. Она не появлялась. А что, исчезла?

— Её нет в постели. Может, в саду или ещё куда пошла. Это, правда, не похоже на неё, но всё же…

— Не беспокойся, моя девочка. Если и ушла, то я буду только рад. Надоела она мне. И Слава Богу!

Мира не ответила. Весь день ходила мрачная, молчаливая, и не могла взяться ни за какую работу. Она никак не могла понять причину такого поступка Томасы.

В доме де Руарте атмосфера сгущалась. Казалось, в воздухе витал дух скорби и разрушения. Донья Анна ходила мрачная и подавленная. Служанки сторонились её, стараясь не попадаться на глаза без острой необходимости. И по углам, если присмотреться, можно было услышать тихий шёпот негритянок. Им было очень интересно перемывать косточки хозяев.

Лишь Габриэла порхала по дому в приподнятом настроении. Она уже получила часть из обещанного, и теперь окунулась в траты, завалив спальню ворохами одежды, обуви и драгоценностей.

Она догадывалась, что донья Анна учинила мужу скандал. Но дон Висенте с присущим ему тактом попытался отрицать бродившие по дому слухи о его шашнях с невесткой. Убедить жену не удалось, но он больше ничего сделать не мог, и гордо удалился, сделав вид оскорблённого человека.

— Я просто места себе не нахожу! — жаловалась донья Анна приятельнице. — Надо ж так опуститься! На старости-то лет!

— Милая Анна! Твой муж совсем ещё не стар, и трудно было ожидать, что он воздержится от лёгкого флирта.

— Это не лёгкий флирт, моя милая! Если б так, то я и не переживала. Но я с ума схожу, видя косые насмешливые взгляды на улице, на приёмах, и вообще…

— Мне думается, дорогая, что особо переживать не стоит. Перебесится — и успокоится. Это часто случается, когда рядом постоянно крутится молоденькая смазливая вертихвостка. Но что дои Андрес?

— В том-то и дело! У них жизнь пошла вкось и вкривь. Он до сих пор не вернулся, и я не представляю, что произойдёт, когда сын всё узнает. Боже! Я не перенесу такого удара и унижения! И от кого? От вертихвостки, ублажавшей мерзких пиратов! Это ужасно!

— Не стоит так драматизировать, дорогая Анна. Дон Висенте не позволит себя так опустить. У него трезвая голова.

— Как бы не так! Он и раньше бросался волочиться, но так!.. Да ещё за женой сына! Господи! Оборони и помилуй! Какой позор!

— Анна, ведь ничего в точности неизвестно! Вполне вероятно, что это лишь домыслы твоего праздного ума и неудовлетворённости! Подожди немного!

— Слуги в доме всегда всё знают. Я уже выведала о его вхождениях в парк, где он встречается с Габриэлой. И не только в парк, дорогая!

Об этом разговоре Габриэле поведала её служанка. Молодая грешница лишь плотоядно усмехнулась, злорадно подумав: «Вот и опустила я тебя, донья Анна! Посмотрим, как ты запоёшь позже!»

Она умело держала дона Висенте у своих ног. И тому доставляло удовольствие исполнять любые капризы молодой хищницы. Тем более, что дон Висенте сам раздавал обещания, и уже никак не мог их потом не выполнить.

Они почти каждый вечер уединялись в парке. Беседка, укрытая благоухающими цветами стала их интимным местом любовных свиданий. И подслушать и даже подсмотреть их забавы не представлялось трудным делом для проворных и охочих до сплетен слуг.

— Милая моя Анна, — склонилась к ней приятельница, — не составит труда и самой убедиться в правдивости слов твоих слуг. Сама пойди и посмотри, что там происходит.

— Боже упаси! Дева Мария! Убереги меня от такого соблазна! И не напоминай больше об этом! Я такого себе не позволю! Так унизиться? Нет и нет!

— А я бы не отказалась. Это так захватывающе интересно! Боже! Что я говорю? Прости, дорогая!

Донья Анна надула губы. Эта сорокапятилетняя женщина была шокирована столь откровенной глупостью приятельницы. Сразу расхотелось говорить и настроение ещё больше ухудшилось.

И опять страх заполз в грудь несчастной женщины. Вдруг в голове блеснуло воспоминание о совсем недавнем событии. Это случилось три недели назад на одном из приёмов во дворце губернатора. Она не хотела туда ехать, но страх одиночество победил. К тому же очень настаивали подруги.

Там, на приёме, один представительный сеньор весь вечер домогался её внимания, не отходил ни на шаг и увязался сопровождать её до дверей дома.

Было приятно, страшно и тревожно. И потом она несколько дней находилась под впечатлением этого лёгкого приключения. Сеньору она не оставила ни малейшей надежды. И теперь вдруг остро захотелось опять с ним встретиться.

Она вздохнула, понимая, что никогда не позволит себе ничего подобного, предпочла лишь немного помечтать, представляя себя в обществе благородных грандов Испанской короны.