ЖАН МОННЕ. ОТЕЦ ЕВРОПЫ

1 февраля 1953 г. в Европе рухнули таможенные барьеры и товары получили возможность свободно перемещаться на едином рыночном пространстве, подчиняясь лишь воздействию конкуренции.

Этапы большого пути

Правда, объединенная Европа в то время ограничивалась лишь шестью странами (Францией, Западной Германией, Италией, Нидерландами, Бельгией, Люксембургом). И свободный рынок был установлен лишь для одного товара — угля. И количество евроскептиков явно превышало число еврооптимистов.

Но тем не менее 65-летний француз Жан Монне — председатель Европейского объединения угля и стали (ЕОУС) по праву мог торжествовать. Идея, которую он вынашивал долгие годы, наконец-то реализовалась, открывая дорогу к его мечте — к Соединенным Штатам Европы. Те шаги к сближению между странами, которые делались на европейском пространстве в последующие полстолетия, стали продолжением работы, начатой Монне еще в годы Второй мировой войны.

Уже 1 апреля 1953 г. возник единый европейский рынок стали.

В 1957 г. в Риме был подписан договор об учреждении Общего рынка, или, точнее, Европейского экономического сообщества (ЕЭС) — группировки, предполагающей создание единого рыночного пространства для товаров, рабочей силы и капиталов.

С 1968 г. становление Общего рынка товаров завершилось: все внутренние таможни рухнули, а на внешних границах ЕЭС был установлен единый, не слишком высокий защитный барьер, более либеральный, нежели тот, который имели такие столпы либерализма, как США и Великобритания.

С 1973 г. началось расширение ЕЭС. Сначала в него вступили англичане, датчане и ирландцы. Затем к ним стали присоединяться народы южной, северной и восточной Европы. Сегодня Общий рынок включает в себя 27 стран. Европа действительно стала объединенной.

С 1993 г. Евросоюз стал в полной мере единым рыночным пространством.

Наконец, буквально уже на наших глазах экономический союз дополнился союзом валютным, и зона евро охватила большую часть Общего рынка.

А начиналось все это движение в тот день, когда никто в Европе и помыслить не мог о демократическом объединении. 15 июня 1940 г. гитлеровские войска успешно громили французов и жители Старого Света могли видеть впереди лишь перспективу единой тоталитарной Европы. Но находящийся в Лондоне Монне подготовил проект декларации о создании единого Франко-Британского союза.

Идея Союза была воспринята Черчиллем и передана французскому правительству Казалось, что история Европы пойдет теперь совершенно по-иному. Однако французские власти скисли и потеряли способность к сопротивлению нацизму уже на следующий день. В 1940 г. Союз так и не состоялся, а к тому времени, когда Европу освободили русские и американцы, геополитические реалии были уже иными.

Тем не менее Монне — фанатик объединения сохранял веру в будущую единую Европу и делал все возможное для того, чтобы она когда-либо возникла.

Все начиналось с Коньяка

В характере Монне удивительным образом сочеталась любовь к свободному рынку и к построению административных структур. Объяснить происхождение данного сочетания можно только происхождением самого героя нашей истории.

Склонность к администрированию, к экономическому дирижизму, к тому чтобы постараться все рассчитать и все спланировать, является традиционной французской чертой со времен Кольбера, заведовавшего финансами при Людовике XIV. Либерализм и фритредерство всегда с большим трудом приживались во Франции. Однако на характер Монне повлияла не только его большая, но и его малая родина.

Он появился на свет в 1888 г. в Коньяке. Каким бизнесом занимались жители этого окруженного виноградниками небольшого городка на юго-западе Франции объяснять, наверное, не нужно. Все жители Коньяка четко делились на две категории — крестьяне-поставщики и негоцианты. Семья Монне благодаря отцу Жана перебралась из первой категории во вторую, хотя, конечно, не достигла тех высот, которые с XVII столетия завоевывались их соседями — семьями Хенесси, Мартелль, Хине…

Коньяк был продуктом эпохи глобализации еще задолго до наступления самой эпохи. Он продавался по всему миру. Поэтому деловые связи «скромных» французских провинциалов завязывались на пространстве от Сингапура до Нью-Йорка.

Национализма Коньяк не знал даже в эпоху всеобщего национализма, а свобода торговли была «хлебом насущным» для каждого негоцианта. Наверное, этот городок — единственный за пределами Англии, где есть улица, носящая имя Ричарда Кобдена — человека, который открыл эпоху фритредерства в середине XIX века.

В Коньяке не употреблялось литературное выражение «объездить мир». Там говорили — посетить клиентов. Монне с молодости начал активно посещать клиентов, благодаря чему хорошо узнал мир и выучил английский. Он не получил серьезного образования, но тем не менее знал механизмы, работавшие в Сити и на Уолл-стрит, а также чувствовал культуру англичан, американцев, канадцев, русских, шведов, арабов, греков как мало кто в его родной стране.

Единственный, хотя и немаловажный, недостаток бизнеса, в котором продукт дозревает десятилетиями, состоял в том, что предпринимательство было полностью основано на традиции и отторгало всякие новации. Монне никогда не стал бы одним из самых неортодоксально мыслящих политиков Европы, если бы Первая мировая война не вытащила его из коньячного промысла.

26-летнему негоцианту пришла в голову мысль о том, что неплохо бы поставить всю систему закупок для армий Антанты под единый контроль, чтобы исключить конкуренцию покупателей, повышающую цену на столь необходимые для ведения войны ресурсы. Монне пробился на прием лично к премьеру и вскоре получил назначение в Лондон, где располагалась англо-французская служба по координации снабжения.

Располагалась она в Trafalgar House на площади Ватерлоо. Начало для англо-французского сближения было «многообещающим»…

Полпроцента для пани Ванды

Тем не менее кое-чего удалось достигнуть. Молодой бизнесмен стал государственным снабженцем и начал учиться переговорному процессу, необходимому для того, чтобы сблизить стороны, имеющие различные взгляды на некую проблему. Мастерство переговорщика стало третьей, наряду с фритредерством и склонностью к администрированию, чертой Монне, проложившей дорогу Общему рынку.

К весне 1918 г. был создан комитет, взявший под свой контроль большую часть морских перевозок, необходимых для снабжения армии. Каковы функции этой странной конторы, плохо понимали даже лидеры Антанты.

Как-то раз молодого снабженца вызвал на ковер сам Клемансо. Дело почти накрылось, но сказались навыки переговорщика. Когда Монне покидал кабинет премьера, старый тигр лично подал ему пальто: «Ладно, ладно. В нашем доме прислуги нет».

Тут бы, казалось, и развернуться… Но в самый благоприятный для сотрудничества момент кончилась война.

Поскольку теперь нельзя было работать на войну, пришлось трудиться ради мира. Монне стал помощником генерального секретаря Лиги Наций.

Удивительным образом все разнородные посты, которые на протяжении своей жизни занимал Монне, обогащали его знаниями и навыками, пригодившимися ему уже на седьмом десятке лет, когда он приступил к реализации цели всей своей жизни. А пока — всего лишь на четвертом десятке — Монне знакомился с горячими точками Европы, попавшими под опеку Лиги Наций.

Проблема Силезии — ставшей очагом раздора между Германией и Польшей; проблема Саара, интересовавшего как немцев, так и французов; проблема Австрии, потерявшей жизнеспособность после распада Габсбургской империи, и ее огромного внутреннего рынка… Нетрудно заметить, что идеи Общего рынка и наднационального контроля за углем и сталью вырастали из всего этого клубка проблем, так и не распутанного политиками межвоенной эпохи.

В тот момент даже лучшие умы Европы мыслили в терминах национализма, а не глобализма. Когда Монне сказал Бенешу, что именно экономически мощная Чехословакия должна была бы стать движущей силой новой Дунайской федерации, тот в ответ отрезал: «Никогда. Я предпочел бы, чтоб Австрия исчезла».

А когда Монне вслед за Кейнсом стал предлагать сделать хоть сколько-нибудь реалистичным бремя немецких репараций, то услышал от Пуанкаре, ставшего красным от гнева: «Немецкий долг — дело политическое, и я намерен пользоваться им как средством давления».

Лига Наций была не слишком удачливой организацией и заслуживала того, чтобы ее покинуть. Повод нашелся в 1923 г., когда пожилой отец перестал справляться с семейным бизнесом. Хотя Монне всячески отрицал свое разочарование в Лиге, думается, он бы так просто не вернулся в Коньяк, если бы видел реальные перспективы своей административной работы.

На родине Монне не задержался. Королевство было мало, разгуляться негде. За пару лет реорганизовав фирму (суть реорганизации состояла в отказе от ориентации на элитарный спрос и в распродаже слабо выдержанного коньяка по ценам, устраивающим широкий круг потребителей), Монне ушел в большой бизнес, став вице-президентом крупной франко-американской финансовой компании.

Самой масштабной операцией в Европе стало размещение польского государственного займа. Дело чуть было не провалилось из-за того, что Пилсудский не хотел брать заем под 7,5%. Когда финансисты уже собирались уходить, маршал улыбнулся и сказал: «Ну скиньте полпроцента ради Ванды». Это была его дочь. Отказать поляку в такой «мелочи» галантный француз не мог. И договор был подписан.

Вслед за Польшей из финансового кризиса вытягивали Румынию. Мало оставалось в Европе мест, которые Монне лично не изучил бы. Но затем основные дела были переведены в США, и там его постигла первая крупная неудача.

Монне вступил в общий бизнес с Амадео Джаннини, а затем, когда кризис ударил по финансовой империи основателя Bank of America, принял участие во внутреннем перевороте и отстранении старого буйвола от реальной власти. Монне стал вице-президентом гигантского холдинга Transamerica и основным финансовым мозгом его реструктуризации. Однако маленькому французу оказалось не под силу тягаться с американским верзилой. Джаннини с треском вышиб захватчиков из своего дома.

Утешился француз тем, что отбил молодую супругу у итальянского бизнесмена, которого сам пригласил в гости. Сильвия была на 20 лет моложе Жана и к тому же не могла получить развод по итальянским законам. Но это не смутило Монне. Как истинный глобалист, он отправился в Москву, где запросто зарегистрировали еще одну «молодую советскую семью», тут же перебравшуюся для ведения бизнеса в Шанхай. Китай ведь тоже нуждался в международных займах.

Китайцев Монне не понимал, хотя генералиссимус Чан Кайши любил француза и уверял, что в нем есть что-то китайское. Тем не менее Монне трудно было привыкнуть к тому, что для создания финансовой корпорации нужно минимум трижды посетить некоего старого хрена, возглавлявшего китайский Центробанк. Причем не из-за сложности вопроса, а просто для того, чтобы зафиксировать тому свое почтение. В 1936 г. Монне предпочел завершить строительство капитализма с китайской спецификой и вернулся в США.

Комиссар и еврократ

Впрочем, теперь ему уже было не до финансов. Назревала новая война, и Монне фактически впервые в своей жизни занялся политикой, постаравшись на основе личного опыта времен Первой мировой убедить французов, англичан и американцев в необходимости координировать деятельность по снабжению армий.

В конечном счете его назначили на должность председателя координационного Франко-Английского комитета, расположившегося в Лондоне. Монне исполнилось 50, и он стал первым еврократом, хотя до формирования настоящего сословия европейской бюрократии было еще далеко.

В 1940 г. Франция рухнула. Рухнули и надежды на англо-французскую федерацию. Монне превратился из «недоделанного» еврократа во француза, находящегося на британской службе в США, где надо было убеждать американцев производить как можно больше оружия. В то время как все вокруг говорили Рузвельту о том, что американская экономика слишком быстро милитаризируется, Монне твердил о недостаточности темпов перевооружения, предоставляя тем самым рвущемуся к вмешательству в европейские дела президенту пространство для маневра.

Вернулся на французскую службу Монне в 1943 г. в Алжире, войдя в состав Комитета национального освобождения, сформированного де Голлем. Это было нечто вроде правительства в изгнании, и таким образом Монне получил министерский портфель. В его компетенцию входили снабжение и вооружение. Впрочем, превращение в «североафриканского» министра мало что изменило в жизни Монне, быстро перебравшегося из Алжира обратно в Вашингтон, поскольку все снабжение шло оттуда.

После освобождения де Голль перетряхнул правительство, включив в него бойцов сопротивления из метрополии, и правительственная карьера Монне завершилась. Возможно, это было случайностью, но вообще-то де Голлю с Монне трудно было жить в одной берлоге. Первый был рьяным националистом, второй — глобалистом. В 1965 г. конфликт между ними дошел до крайней точки, и Монне выступил с публичным заявлением о нежелании голосовать за де Голля на президентских выборах. На следующий год глобалист записал в своем дневнике: «…развитие человека — главная цель наших усилий, а не возвеличивание родины, большой или малой».

Но в 1946 г. Монне получил компенсацию за утрату поста в правительстве, возглавив совершенно новый институт — комиссариат по планированию. С этой должностью связана, наверное, одна из самых спорных страниц биографии нашего героя.

Монне планировал развитие французской экономики, но его индикативные планы не имели ничего общего с советскими директивными. План Монне представлял собой, скорее, макроэкономический анализ и рекомендации для частного бизнеса, хотя государство могло, основываясь на советах комиссариата, применять меры по стимулированию развития в желательном направлении.

Пока левые идеи в мировой экономической мысли доминировали, комиссариат считался гениальной находкой, способствующей конвергенции Востока и Запада. Подчеркивалось, что Франция в послевоенные годы смогла резко ускорить темпы роста. Когда же левые идеи вышли из моды, стало подчеркиваться, что в тот же период многие государства, не экспериментировавшие с планированием (например, Западная Германия), имели еще большие темпы роста.

Идея индикативного планирования фактически так и не вышла за пределы Франции. Как комиссар Монне остался дорог лишь своим соотечественникам, в чьих сердцах дух кольбертизма и дирижизма не умирал никогда. Но вот другое послевоенное детище Монне — ЕОУС стало поистине новым словом в жизни Европы.

Еще сидя в кресле комиссара, Монне задумался о судьбе Рурского промышленного региона, который в межвоенный период стал источником острого конфликта между Францией и Германией. Если оставить чисто немецкий регион под контролем союзников, то это опять ущемит достоинство немцев, вызовет реваншистские настроения и воспрепятствует построению новой Европы. Если же оставить Рур в составе Германии, кто сможет гарантировать, что уголь и сталь не будут использованы для очередного создания милитаристской машины?

С момента взятия Берлина прошло пять лет, и новый военный психоз стал овладевать европейцами. В ответ на американскую атомную бомбу русские разработали свою и теперь не готовы были уступать ни пяди. В Корее уже велась проба сил, и многие со дня на день ждали обострения конфликта в Европе. Требовалось срочно урегулировать отношения хотя бы между самими европейцами.

Взять на себя инициативу урегулирования на континенте могла в тот момент только Франция, однако демократический бардак, царивший в четвертой республике, где правительства не могли часто продержаться и нескольких месяцев, полностью погружал политиков в решение чисто конъюнктурных проблем.

Естественная незавершенность

Монне, не слишком стремившийся к личной власти, но зато ощущавший необходимость принятия стратегических решений, взял инициативу на себя. Каждое утро он рано вставал, покидал свой загородный дом и подолгу бродил в одиночестве, стремясь упорядочить мысли, которые в течение рабочего дня полностью поглощала комиссариатская текучка. Наконец, мысли оформились в стройную систему.

Выход, предложенный Монне, состоял в создании международной организации, которая поставила бы под свой контроль все европейское производство угля и стали. Тем самым, с одной стороны, будет обеспечен общий рынок этих товаров, что станет способствовать хозяйственному возрождению Европы, а с другой — ни одно государство не сможет тайно использовать эти ресурсы для военных целей.

В этом предложении сошлись воедино и вера Монне в силу организаций, и его любовь к свободному рынку. На том этапе развития Европы доминировала, бесспорно, задача так привязать Германию к другим странам, чтобы эта беспокойная соседка никогда уже не смогла отвязаться. Однако в перспективе главной оказалась задача построения Общего рынка. Немцы вели себя тихо, и политические цели стали отступать перед целями экономическими.

Но это все было после, а пока идея Монне могла воплотиться в жизнь, только если бы ее взял на вооружение крупный политик. Как только мысли были изложены на бумаге, документ поступил в канцелярию премьера Бидо. Одновременно текст передали министру иностранных дел Роберу Шуману, который уже садился в поезд, чтобы провести за городом уик-энд.

По возвращение Шуман сразу заявил о своем согласии с предложениями и приступил к их реализации. Как только было получено добро от Аденауэра, сразу созвали журналистов. Второпях даже забыли пригласить фотографов, и Шуману пришлось через несколько месяцев инсценировать для потомства свое выступление.

Бидо же не удосужился прочесть бумагу. Таким образом, один из самых знаменитых политических проектов столетия получил название «План Шумана», в то время как о мсье Бидо сегодня вспоминает лишь редкий историк.

Около года заняла кропотливая работа над доведением проекта до стадии конкретного соглашения. И вот 18 апреля 1951 г. оно было подписано. Текст отпечатали во французской типографии на голландской бумаге немецкими чернилами. Переплет был изготовлен в Бельгии и Люксембурге, а шелковые закладки — в Италии.

Еще год занял процесс ратификации парламентами. В неприятии идеи единой Европы сошлись голлисты, коммунисты и немецкие социал-демократы, но все же проект был поддержан. ЕОУС начало свою работу в Люксембурге 10 августа 1952 г. Возглавил организацию сам Монне, хотя достиг уже такого возраста, когда другие люди отправляются на пенсию.

Уголь и сталь были для Монне лишь промежуточным этапом. Он стремился создать Соединенные Штаты Европы, и следующим важным шагом на данном пути должно было стать оборонное сообщество с единой европейской армией, предотвращающей возрождение вермахта. Но здесь последовал полный провал. Предложение перемешать немцев, французов и всех прочих солдат, вчера еще стрелявших друг в друга, было абсолютно наивно. Практичные американцы взяли дело в свои руки, и с тех пор оборона Европы находится в ведении НАТО.

Не слишком ладилось поначалу дело и с созданием Общего рынка, которому устроили обструкцию англичане. «Нет никаких шансов согласовать договор, — говорил на конференции в Мессине британский дипломат. — Коли его все-таки удастся согласовать, у него нет шансов быть ратифицированным. Если же это произойдет, его не станут выполнять. Если же выполнять будут, для Британии он останется совершенно неприемлемым… До свиданья, господа. Желаю удачи».

Однако Монне не сдавался. В 1955 г. он вышел на пенсию и тут же создал Комитет борьбы за Соединенные Штаты Европы. Это был прекрасный пример функционирования гражданского общества. Целых 20 лет Монне вел работу параллельно с официальными структурами, развивавшими европейскую интеграцию, встречаясь со многими влиятельными людьми и агитируя за углубление единства. Только в 1975 г. в возрасте 87 лет он полностью ушел на покой.

Ему оставалось прожить еще четыре года, которые ушли на подготовку мемуаров. Жан писал текст, Сильвия в соседней комнате писала картины, оставляя их слегка незавершенными. «Естественная незавершенность, —заметил в конце своей книги Монне, — признак истинного искусства».

Когда он писал это, то думал, наверное, о своей единой Европе. Он оставил проект незавершенным, но уже в 1985 г., через шесть лет после смерти Монне, его соотечественник Жак Делор резко активизировал жизнь Общего рынка, превратив его в Евросоюз. Единый европейский дом стал еще на шаг ближе.


Загрузка...