Можешь мне присниться? (ЛП)

— Я не вру. Я действительно считаю, что ты отлично выглядела, но как ни крути, а нам больше

подходит стоять позади камеры, а не перед ней.

— Любой подтвердит, что у тебя одинаково хорошо получается и то, и другое. Ты был похож на

актера.

— Скажешь тоже!

— Серьезно, ты проявил себя молодцом, даже прочитал наизусть отрывок из фильма “Жизнь

прекрасна”.

— Просто потому, что это мой любимый фильм. Я столько раз смотрел этот эпизод, что выучил его

наизусть.

— А я не смогла бы прочесть отрывки из фильмов Софии Копполы.

Все всегда сводится к одному – ей не хватает уверенности в себе. Этой девушке очень сильно не

достает жизнерадостности и веселья, чтобы почувствовать, что она может добиться поставленной цели.

— Думаю, сегодня телеинтервью уже не будет.

— Какое счастье.

— Следующее интервью будет для валенсийского радио. Журналисты придут сюда через час.

— У меня такой жуткий голос. Думаю, по радио он будет звучать просто ужасно.

— Венди!

— Что?

Рауль хотел сказать ей, чтобы она свернула с пути негатива, перестала ныть и стала чуть больше

верить в себя и свою неповторимость. Ему, например, очень нравится ее голос, но парень тут же вспоминает, что произошло прошлым вечером и не решается снова затрагивать эту тему.

— Ты не дашь мне воды? – выпаливает он первое, что пришло ему в голову.

Девушка протягивает ему бутылку, и Рауль пьет. Несколько минут ребята молчат. Рауль думает о

том, как и когда ему сказать организаторам, что он отказывается от премии. А Венди завидует девушке Рауля. Почему она никак не встретит кого-то, с кем можно разделить свою жизнь? Да все элементарно просто: она никому не нравится. У нее никогда не было парня, ее даже никто ни разу не поцеловал. Должно быть это так здорово – целоваться с любимым парнем.

— Как вы, ребята? – спрашивает Марк, входя в дверь в сопровождении хорошо одетого и по виду

весьма важного мужчины сорока с чем-то лет. – Это Висенте Себриан, исполнительный директор фестиваля и председатель жюри.

Венди и Рауль встают со ступеньки, спускаются ему навстречу и представляются. Они пожимают

протянутую им руку и благодарят директора за то, что их картины были выбраны для финала.

— В этом году мы получили более ста картин, чей уровень был достаточно высок, – отвечает тот, –

но в ваших картинах было нечто особенное. Все организаторы конкурса сочли их лучшими. У вас большой талант.

Эти слова наполняют гордостью Рауля и возвращают Венди утерянную силу духа.

— Думаю, каждый из вас уже посмотрел фильм другого, правда? – спрашивает Марк, но ребята

отрицательно качают головой.

— Сейчас будет производиться пробная прогонка ваших фильмов на большом экране, который мы

установили; нужно убедиться, что все оборудование работает, и фильмы смотрятся нормально. Если хотите, вы тоже можете посмотреть их перед следующим интервью.

— По-моему, отлично, – отвечает Рауль.

Венди тоже одобряет эту идею, невзирая на тревогу, что фильм парня превзойдет ее собственный

по всем статьям. Она полностью стирает из головы все мысли о возможности своей победы.

Все четверо заходят в партер и усаживаются на третьем ряду. Двери закрываются, свет гаснет и начинается показ “Непонятой”. На начальных кадрах перед нами предстает сидящая за столом девушка. Она записывает что-то в свой дневник. Лица ее не видно, видна только роскошная копна светлых, ниспадающих до низа спины волос. Голос за кадром читает нам только что написанное:

Я нахожусь здесь одна. Я не отличаю сегодняшний день от завтрашнего, потому что все дни кажутся мне одинаковыми. Никто не спрашивает, как у меня дела, и что я чувствую. Даже родители уже устали пытаться подбадривать меня. Я – отрезанный ломоть, еще один потерянный кусочек паззла, который никто не закончит.

Я никогда не встречу настоящего друга, того, кто приложит все силы, чтобы рассмешить меня, или того, кто будет плакать вместе со мной, когда мне грустно. Я падаю и поднимаюсь сама.

Мне семнадцать лет, и у меня еще не было парня, который хотел бы узнать, каковы мои объятия и поцелуи, или хотя бы на худой конец узнать, как я улыбаюсь, если ему удалось сделать меня счастливой. Я пришла к выводу, что кто-нибудь должен был выжать сок из половинки апельсина, каковым я и являлась.

Вот такая я – глупая девчонка, которая не ищет в мире своего места под солнцем, потому что уже нашла его рядом с чистым листом бумаги, помимо истории, уместившейся в несколько беспорядочных, тоскливо-унылых коротеньких строчек, таких же никем непонятых, как и я.

Меня не понимают, и, что горше всего, по-видимому, никто даже не попытается понять.

Скосив взгляд на Венди, Рауль видит, как девушка покусывает губу. Заметно, что она сильно нервничает, будто боясь, что ее фильм окажется недостаточно хорошим, и Марк, Висенте и он сам поймут это во время просмотра.

На самом деле это потрясающий фильм, проникновенный и очень эмоциональный. Возможно, Венди, как и главная героиня, день за днем жила в непонимании и одиночестве. Зачастую он и сам тоже переживал подобное.

Фильм заканчивается на довольно пессимистичной ноте, и после весьма саркастичного финала остается некое кисло-сладкое послевкусие. А финал, собственно, таков: девушка встречает другую девушку, такую же как она, но это всего лишь иллюзия, своего рода голограмма, порожденная ее воображением. Если бы вторую девушку звали Алисией, Рауль точно грохнулся бы с кресла.

Когда на экране появляется слово “конец”, в зале включают свет, и раздаются аплодисменты. Аплодируют все, кроме Венди, которая, сидя в своем кресле, готова провалиться сквозь землю от стыда.

— Великолепно. Ярко. Замечательный фильм, – говорит глава фестиваля. – Она счастлива со своей воображаемой подругой. Хотя в самом конце героиня осознает, что подруги не существует, мнимая подружка – единственная, кто ее понимает. Очень ироничная интерпретация поговорки: “уж лучше одному, чем в плохой компании”. Иными словами говоря, “уж лучше с воображаемой подругой, чем в плохой компании”. Гениально, потрясающе.

Девушка согласна с замечанием Висенте Себриана, хотя тот даже не подозревает, что этот фильм является ее своеобразным способом поведать всем о том, как ей одиноко. А вот Рауль отлично это понимает. Он знает, что переживания героини базируются на чувствах самой Венди. Если он и критикует девушку, то тем самым критикует также свою неспособность делать что-либо правильно и неумение общаться с другими ребятами своего возраста.

— Ну хорошо. А теперь посмотрим “Ириски” товарища Бесада. Вы готовы?

Свет снова гасят, и на экране появляются первые кадры фильма Рауля. Все четверо, молча, смотрят короткометражку. Рауль абсолютно спокоен, все свои волнения он оставил на съемках. Венди с интересом смотрит на экран, не упуская ни малейшей детали. Ей очень нравится фильм: эпизод в кондитерской, любовный треугольник... а в самом конце девушка не может удержаться от хохота. Как только Раулю мог прийти в голову такой сюрреалистический финал!

— Это мои почести “Молокососам”, – шутливо шепчет парень, перед тем как в зале снова включили свет.

Как и в случае с “Непонятой”, Марк и Висенте шумно аплодируют Раулю.

— Веселый фильм. Вы очень талантливы, молодой человек, – говорит Себриан, закончив аплодировать.

Венди улыбается, но по всему ее телу разливается слабость. Девушка понимает, что победителем станет Рауль. Его фильм более содержательный, лучше поставлен, и концовка у него очень зрелищная. После просмотра “Ирисок” у нее исчезла всякая мысль о победе. Премия должна достаться, и достанется Раулю.

— Простите, мне нужно выйти на минутку. Туалет наверху?

Марк утвердительно кивает, указывая девушке дорогу. Себриан беседует с Раулем, продолжая на

все лады расхваливать его картину, и Венди незаметно покидает зал. Ей хочется разрыдаться. Если бы она могла сесть на обратный поезд и вернуться в Мадрид, но у нее билет на завтра, так что придется с честью выдержать это испытание. И главное – на успех нет ни единого шанса. Судя по всему, Венди Миннесота снова с треском провалится, и на сей раз на своем поприще, где, как ей думалось, у нее что-то получилось, и имелись какие-то шансы.

— Я отказываюсь от премии, – сходу заявил Рауль, едва его новая подруга вышла из зала.

— Прости, что ты сказал? – обескураженно переспросил Рауля Себриан, подумав, что ослышался.

— Согласно правилам проведения конкурса, которые я прочел, я могу отказаться от награды.

— Ты шутишь? – вмешивается Марк, даже без тени своей обычной улыбки на лице. – Ты не можешь

отказаться!

— Могу, и отказываюсь.

Висенте Себриан проводит рукой по лбу и приглаживает волосы. За все двенадцать лет проведения

конкурса такое случается впервые.

— Почему ты отказываешься? – нервно спрашивает он. – Кто-то предложил купить твою картину?

Какой-то продюсер, телеканал?.. Тебе предложили бóльшую награду на другом конкурсе?

— Сожалею, но я не могу этого сказать.

— Послушай, парень, – рассерженно принимается увещевать Рауля Марк. – Что ты о себе возомнил?

Ты не можешь оставить нас с носом после того, как все было организовано, после твоей презентации в средствах массовой информации. Ты оплатишь все расходы, если откажешься от участия.

— По крайней мере, объясни нам свой отказ, – настаивает Себриан.

Рауль вздыхает. Он не может рассказать им, что выбывает из конкурса из-за своей соперницы. Он

хочет, чтобы победила Венди. Он слишком добрый и глупый? Возможно, но он действительно этого хочет, хочет помочь человеку, которому нужна эта помощь.

— Я ничего не могу вам рассказать о причине своего отказа, – твердо отвечает парень, – но это не

имеет никакого отношения к конкурсу. Мы можем продолжать, будто ничего не случилось.

— И обманывать людей? Мы не позволим этого! – взревел Марк. – Это серьезный, престижный и

весьма значимый фестиваль, и мы не собираемся ловчить и изворачиваться!

— Подожди минутку, парень прав.

— О чем ты?

— Не стоит драматизировать. Если он не хочет приз, мы вручим его другому финалисту, и дело с

концом. Об этом никто не узнает. Мы будем продолжать, как ни в чем не бывало.

— Только Венди об этом лучше ничего не говорить, – добавляет Рауль.

— Так мы и сделаем. Не волнуйся, она ничего не узнает об этом.

— А жюри?

— Если хочешь, жюри я беру на себя, Марк, они проголосуют за Смит, – раздумчиво замечает

Висенте Себриан. – В конце концов, у нас нет пути назад… Но уже есть победитель.

Глава 38

На этой неделе занятия заканчивались. Ко всеобщей радости сегодня уроки завершились в половине второго. Уже несколько дней ребята проводят в нервном напряжении. Учеба в первом классе старшей школы подходит к концу. С понедельника начинаются наводящие ужас итоговые экзамены. По сути, она идет ва-банк.

— Даже не знаю, смогу ли я все сдать, ведь я столько месяцев не училась и многое пропустила, – говорит Эли, направляясь к выходу вместе с Бруно, Эстер и Мери, которые проводили с ней все перемены. Валерия сказала ребятам, что присоединится к ним попозже. Она ни секунды не хочет находиться рядом со своей бывшей лучшей подругой. Напрасно Элизабет все утро пыталась сблизиться с Валерией, та и словечком с ней не обмолвилась.

— Ты много занималась в выходные, так что увидишь – все будет хорошо, – ободряет подругу Эстер.

Когда ребята выходят из школы, мать Элизабет уже поджидает дочь, сидя в машине, но вместо того, чтобы идти к ней, Эли бежит к светловолосой девушке, которая терпеливо ждет своего парня и вся сияет от счастья, увидев его.

— Альба! Какая ты красавица! – восклицает Эли, обнимая ее. – Мне так хотелось тебя увидеть!

Однако Альба думает иначе. Попятившись назад, она очень серьезно и даже вызывающе смотрит на Эли.

— А мне не очень. После того, как ты использовала меня...

— Я тебя понимаю, – отвечает Эли, умерив первоначальную радость. – Ты продолжаешь сердиться на меня, да?

— Нет, не сержусь, я не настолько злая. Просто я не очень-то верю в твои теперешние добрые намерения. Бруно мне уже рассказал, что ты просила у всех прощения.

— Да, и у тебя тоже. Ты была одной из тех, кому из-за меня было хуже всего. Пожалуйста, прости меня, я очень плохо обошлась с тобой.

Мать Элизабет нетерпеливо гудит, поторапливая дочь, в то время как остальные ребята подходят к двум разговаривающим между собой девчонкам. Бруно целует Альбу в губы, после чего прерванный, было, разговор возобновляется.

— Я не могу сказать, что не прощаю тебя, Эли. Сейчас я счастлива, и мне хотелось бы, чтобы ты тоже стала когда-нибудь такой же счастливой. В общем, я принимаю твои извинения.

— Спасибо, Альба, большое спасибо.

— Но если тебе взбредет в голову развалить нашу компанию, или ты задумаешь что-нибудь плохое против кого-то, ты будешь иметь дело со мной. Это я тебе гарантирую, Эли.

Угрозы Альбы поражают даже Бруно. Когда девушки разговаривали между собой, Альба не казалась такой враждебной.

— Не волнуйся, ничего такого не будет, я изменилась. Я поняла, что причинила всем вам много боли.

— Лучше тебе измениться, Эли, лучше измениться.

Напряжение между девушками тает, словно дым, с новым гудком Сусаны, которая уже начинает понемногу отчаиваться, видя, что дочь не идет.

— Мне пора идти. В выходные занимайтесь, как следует. Если будет что-нибудь нужно, номер моего мобильника прежний. До понедельника.

Попрощавшись с ребятами, Элизабет бежит к машине матери, садится в нее и посылает всем четверым воздушный поцелуй, еле слышно бормоча ругательства в адрес Альбы. Ведь эта кретинка только благодаря ей познакомилась с ее друзьями, и теперь является членом клуба. Что она о себе возомнила? Чертова прилипала! Не нравится ей, видите ли, как она с ней обошлась! Что ж, пришлось прикусить язык, чтобы не высказать ей все. Да, приходится помалкивать, если хочешь вернуть доверие компашки.

По дороге к дому Эли не слишком болтлива. Она почти не разговаривает с матерью, а только думает о прекрасном поцелуе Анхеля, да мысленно поливает грязью Альбу. В ее мозгу уживаются две абсолютно противоположные вещи. Ну уж нет, эта девчонка не испортит ей один из самых счастливых в жизни дней. Ощущать вкус губ Анхеля было нечто невообразимое. Она хочет снова встретиться с ним. Она пообещала ему, что они встретятся очень скоро, но не гарантировала, что это будет в выходные. За субботу и воскресенье ей предстоит многое выучить, хотя, появись Анхель, и она забросит все куда подальше, чтобы побыть с ним. Мать с дочерью подъезжают к дому и заходят в квартиру. Из кухни долетает восхитительный аромат.

— Мам, что ты приготовила на обед?

Лазанью по-вегетариански. Она ведь твоя любимая, так? – отвечает Сусана, хлопая дочь по плечу. Матери очень трудно угодить Эли и вызвать у нее улыбку, но она старается, как может. – Я поднимусь к себе и переобуюсь, а то эти туфли трут мне ноги.

Женщина выходит из кухни, оставив дочь одну. Элизабет осторожно приоткрывает духовку и с наслаждением вдыхает аромат пасты. Как она голодна!

— Эй, поосторожнее, не суй голову в духовку, – раздается голос за ее спиной.

Сегодня на Алисии надето белое платье, а поверх него совершенно черный передник, и на руках фисташково-зеленые кухонные рукавицы.

Обернувшись и увидев ее, Эли со вздохом прикрывает дверцу духовки.

— Я даже знать о тебе ничего не хочу.

— Врешь. Или ты предпочитаешь, чтобы на моем месте была эта белобрысая малявка, которая и в грош тебя не ставит?

— Ты не существуешь, и мне безразлично, что ты говоришь.

— Вот еще глупости! Опять ты с этой ерундой, что я не существую.

Обе девушки выходят из кухни, поднимаются по лестнице и входят в спальню Элизабет. Эли снимает жакет и блузку, в которых ходила в школу. Затем она открывает шкаф и достает домашнюю футболку, а потом идет в ванную. Алисия идет следом и входит в ванную вместе с Эли.

— Ты даже здесь будешь преследовать меня? – спрашивает Эли, глядя в зеркало.

— Судя по твоим словам, я не существую, так что не думаю, что помешаю тебе своим, скажем так, неприсутствием.

— Как же ты назойлива, достала, в самом деле. Я тебя ненавижу.

— А я, наоборот, тебя люблю.

— Отстань от меня.

Умывая лицо, Эли вдруг замечает, что у нее выскочили два прыща. Один на лбу, а второй на самом кончике носа. Вот дерьмо, не может этого быть.

— Что, опять прыщи? – усмехаясь, интересуется Алисия. – Красота это нечто эфемерное.

— Ерунда, их всего два.

— Сначала два, а потом станет больше.

— Помолчи ты, ради бога!

— Это, должно быть, на нервной почве. Насколько мне известно, в последнее время ты не ела много шоколада.

— От шоколада прыщи не выскакивают, это все сказочки.

Вообще-то в последние дни она нервничала больше обычного, и нервы вполне могут быть причиной появления этих двух раздражающих и весьма неуместных прыщей. Эли достает из коробочки крем и мажет им все лицо.

— Смотри, как бы не появилась уйма прыщей... Было бы забавно вернуть старые добрые времена.

К такому повороту событий Эли не готова и начинает терять терпение. Она уже не знает, что ей предпринять, чтобы Алисия полностью исчезла из ее жизни. Эли не видела ее вот уже несколько недель, но по какой-то причине Алисия вернулась.

— Ты... ты... ты не существуешь. Алисии нет. Тебя вижу только я одна. Ты...

— О боже, опять эта песенка? Этому научил тебя кто-то из твоих психушников?

— Да ты… ты всего лишь… ты всего лишь мое видéние, Алисия.

— Вот уж Валерия посмеется над тем, что у тебя снова прыщи. У нее будет еще один повод не желать знаться с тобой, хотя ей и так плевать на тебя. Она же не общается с тобой, правда?

— Заткнись!

— А эта девчонка не промах! Надо же, как ей везет – даже розы в школу принесли. А тебе кто-нибудь подарил цветы?

— Я не люблю цветы.

— А у тебя еще ничего не было с этим сынком маляра? Сегодня утром я видела, как вы с ним нежно ворковали. Это у вас серьезно?

Эли глубоко вздыхает, сдерживая крик, и неторопливо выходит из ванной. Не хватало еще, чтобы Алисия вмешивалась в ее отношения с Анхелем.

— Оставь в покое этого парня, и даже не упоминай о нем.

— Ладно. Он уже знает о моем существовании, вернее, о том, что я не существую, да? – как ни в чем не бывало, продолжает разговор Алисия, снова входя в комнату следом за Элизабет. – А он сам-то существует?

— Конечно, существует!

— Да-а-а? А ты уверена?

Еще бы! Конечно, она уверена – не далее как сегодня утром она чувствовала вкус его губ. Разве можно вообразить такое?

— Я больше не желаю разговаривать с тобой, и даже не собираюсь.

— Иногда ты просто дитя малое. У тебя есть номер его телефона, адрес в твиттере или фейсбуке? Сколько ему лет?

У нее нет ни телефона, ни адресов. Она даже не знает его возраст. Сколько ему? Двадцать? Двадцать один? Да какая разница! Разве о человеке обязательно нужно знать всё? Анхель – ее новая любовь! Он замечательный парень, и ей не нужно знать о нем все до мелочей именно сейчас. Она будет узнавать его постепенно. Когда она снова встретится с ним…

— Ну вот, ты ничегошеньки о нем не знаешь. То есть абсолютно ничего. Однажды он появился в

твоем доме, и теперь вы время от времени встречаетесь, вот и всё. Так с какой стати постоянно напоминать мне о том, что меня нет, а он есть? Ты совсем завралась, подружка.

Элизабет больше не может выносить все это. Она не хочет продолжать выслушивать Алисию.

Девушка выбегает из комнаты, спускается по лестнице и заходит на кухню, где мать уже вытаскивает из духовки лазанью.

— Ты хорошо себя чувствуешь, доченька? – встревоженно спрашивает она, заметив, что дочь

изрядно расстроена.

Если сейчас признаться матери, что она снова видит Алисию, то конец ее свободе, школе и…

Анхелю. Несколько месяцев она ее не видела, и всё было спокойно. Но если Алисия вернулась, то, вероятно, на это есть какая-то причина. Может, ее проблемы с Валерией? Она единственная знала о ее видениях еще с тех пор, как они были детьми. То, что случилось в последнее время, так или иначе должно было иметь отношение к ее давней подружке. Появление Алисии всегда связано с Вал. Выходит, Валерия является ключом ко всему происходящему? Эли подозревает это, хотя и не уверена в правильности своих суждений. Так что она может сделать? Как добиться окончательного исчезновения ее видений? Возможно, Валерия тоже должна исчезнуть? Но это означало бы…

— Элизабет, я с тобой говорю. Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, мама, хорошо, даже отлично.

Глава 39

— Что это за букет роз? – спрашивает Альба, едва Валерия успела поравняться со своими друзьями.

— Ой, лучше не спрашивай.

— Только не говори, что букет от Сесара вместе с его предложением.

— Ты угадала, именно так.

Вал подробно рассказывает подруге, что было на перемене. Альба идет рядом с ней, обняв Бруно за талию.

— Ой, мамочки! Бедняжка Рауль. И что ты будешь делать?

— Ума не приложу. Ради бога, давай лучше поговорим о чем-нибудь другом, – вздыхая, умоляет Валерия. – Я так устала от всего.

— Ладно. Давай сменим тему.

На переменках между уроками Вал обсуждала этот вопрос и с остальными ребятами тоже, но ни один из них не подсказал ей подходящего решения для столь запутанной ситуации. Все они на стороне Рауля, ведь он их друг и “непонятый”, но поступки другого парня тоже у них на виду, и ребята понимают, что Валерия как-то связана с ним. Девушка попросила их ничего не рассказывать Раулю, чтобы завтра, когда он вернется из Валенсии, самой поговорить с ним обо всем. Сегодня его день, и она никоим образом не собирается омрачать его.

— Альба, ты видела Эли?

— Еще бы, конечно.

— Должно быть, у вас с ней была премиленькая встреча, – саркастично замечает Бруно.

— Она тебя ничем не попрекала?

— Наоборот, я сама захотела расставить все по своим местам. Я не позволю ей разрушить то, что недавно соединила. Я прощаю ее, но не могу вести себя так, словно ничего не было.

Валерия улыбается подруге и целует ее в щеку. По крайней мере, есть еще кто-то, кто думает так же, как они с Раулем.

— Не будьте с ней так суровы. Эли сделала все, что могла, чтобы вернуться к нам.

— Ты слишком добродушна, Эстер, – мягко выговаривает подруге Альба, будучи уверенной, что все сделала правильно. – Я, конечно, не бог весть кто, чтобы указывать тебе, как поступать с Эли, и я последней вступила в клуб, но я отлично знаю Элизабет. Я несколько недель пробыла вместе с ней в больнице. Она рассказала мне множество историй о каждом из вас, и ее мнение о вас было далеко не самым лучшим.

— Я знаю, но... она так много пережила и так страдала.

— Мне тоже пришлось несладко, и именно поэтому я никому не желаю зла.

— Но Эли творила зло из-за болезни.

— Не обольщайся на этот счет. Конечно, с одной стороны, болезнь оказала свое влияние на ее поведение, но в основе ее поступков по отношению к нам лежат ненависть и ревность.

Девушки продолжают говорить об Эли и даже обсуждают ее странное вчерашнее исчезновение, пока у Валерии не зазвонил телефон. Вал нервно смотрит на экран, чтобы узнать, кто же ей звонит.

— Это Рауль! Только ради бога ничего не говорите ему о Сесаре! – звенящим голосом просит она. Девушка отвечает на звонок, включив громкую связь, и все ребята в один голос начинают во всю мочь выкрикивать имя Рауля, радостно приветствуя парня и подбадривая его. Рауль не произносит в ответ ни слова, пока ребята не замолкают.

— Спасибо, дружищи! Я здесь так скучаю по вам!

— Мы тоже скучаем по тебе, шеф! – выкрикивает Альба. – Мы победим! А после конкурса ты пригласишь всю команду “Ирисок” на классный ужин!

— Само собой.

Никто из ребят не замечает в Рауле ничего особенного. Он кажется довольным, таким же как всегда. Они не знают, что победитель уже определен, и что их друг несколько минут назад отказался от награды.

— Ну все, прощайтесь, дайте мне поговорить. Я хочу поболтать с Раулем, прежде чем он снова отключится, – решительно заявляет Валерия, передавая Мери букет цветов, чтобы та подержала его, пока она будет разговаривать со своим парнем.

Ребята снова шумно и весело галдят, пока владелица мобильника не выключает громкую связь. Немного поотстав от остальных, Валерия продолжает разговор наедине с Раулем.

— Привет, красавица моя! Как дела?

— Хорошо, только устала от уроков.

— Что-нибудь новенькое?

— Математик объяснял что-то такое странное, но я плохо поняла, что. Завтра или в воскресенье я дам тебе конспекты.

— Спасибо, чудненько.

— А как ты? Что у тебя?

— Да так, забавно всё. Сейчас пойдем обедать с исполнительным директором фестиваля.

Рауль рассказывает девушке также об интервью и о том, что посмотрел фильм Венди, но не торопится сообщать о своем решении относительно премии. Он не хочет, чтобы Вал узнала, что он сам отказался от нее. Она не поняла бы причину его отказа и стала бы спорить с ним.

— Звучит хорошо. Заметно, что ты развлекаешься. Ты счастлив, правда?

— Да ладно тебе, не жалуйся.

— А что тебе приснилось ночью?

— Ну... толком не помню, – хитрит Рауль, – думаю, что ты.

— И тебе не снилось, что ты победил?

— Да вроде нет.

— Ну и плевать, все равно ты победишь, как бы тебе не нравился фильм этой самой Венди. Хотя она неплохо получилась на фото, которое ты выложил в твиттер. Она там красивая, да и вообще... очень необычная девушка... Мне нравятся ее волосы.

— А ты уже все выведала?

— Ничего я не выведывала, просто ее фото появилось прямо в моем таймлайме на профильной страничке. Я не могла не увидеть ее, и это не значит, что я сплетница, – с жаром возражает Вал и добавляет: – А ты неплохо проводишь с ней время, да? [прим: Timeline – новостная лента в Facebook]

— Я предпочел бы неплохо провести время с тобой.

— Но я не снимаю фильмы.

— И не надо! Мне и без того трудно бороться с девушкой, с которой я недавно познакомился, так не хватало еще соперничать со своей девчонкой.

— Ты очень добрый и славный человек, Рауль, даже слишком. Но никакой жалости! Никакого сострадания! Победи в этом конкурсе ради меня!

Рауль хочет ответить, что он победит в следующий раз, что у него еще будут для этого другие возможности, только не в этом году, но Валерия продолжает рассыпать комплименты, не переставая подбадривать Рауля, и парень ведет себя так, будто ничего не произошло.

— Вал, я вынужден отключиться, мне пора. Директор ждет нас, чтобы идти на обед.

— Отлично, тогда я оставлю тебя в покое.

— Ты знаешь, как сильно я люблю?

Этот неожиданный прямой, полный любви, вопрос будоражит Вал. Девушка смотрит на Марию, идущую перед ней с букетом красных роз, подаренных Сесаром. Она понимает, что поступает плохо, неправильно. Этот парень, находящийся сейчас в Валенсии, не заслуживает ее сомнений, но, к несчастью, сомнения есть, и немалые. Эти сомнения столь же велики, как и ее чувства к нему.

— Ладно, иди, не заставляй этого человека и дальше ждать тебя.

— Ага, потом поговорим.

— Продолжай веселиться. До встречи.

— Пока, Вал. Я тебя холю.

Валерия торопливо дает отбой, опередив парня. Рауль дважды повторил ей, что любит ее, но на этот раз она не смогла ответить ему тем же. Неужели она уже не любит его так сильно? Да нет, она очень любит Рауля, и в этом нет никаких сомнений. Проблема в том, что она любит и Сесара тоже, причем любит обоих не как друзей, а по-настоящему.

Вал догоняет своих друзей и забирает обратно свои красные розы из рук Мери. Они так чудесно пахнут. Слушая Эстер, Валерия вздыхает. У Эстер тоже есть что рассказать.

Глава 40

— Феликс Нахера? Тебе, правда, нравится этот типчик? – растерянно спрашивает Бруно, только что

наблюдавший, как Эстер мило болтала с этим парнем. Значит, интуиция его не подвела! Выходит, это с ним Эстер вечерами общается по скайпу, ему она посылала сообщения в тот день, в кино, и именно с ним она готовилась вчера к математике!

— Он не такой замкнутый, каким кажется. Узнав его получше, ты поймешь, что в нем есть что-то

особенное. Он очень умный и очень милый.

— Да он просто заучка, который ни с кем не может общаться.

— А со мной смог. Мы неплохо проводим время, Бруно.

Несмотря на то, что только Бруно принимает самое активное участие в разговоре о Феликсе

Нахера, остальные ребята были поражены не меньше его, когда Эстер призналась им, что общается с Феликсом по интернету, а вчера даже ужинала вместе с ним. Все с удивлением слушают свою подругу, за исключением Альбы, которая понятия не имеет, о ком идет речь.

— Ну тогда ты, должно быть, единственная, с кем он перекинулся больше чем десятком слов кряду

за пять лет нашей с ним учебы.

— Это потому, что у него сложный характер. Ты знаешь, что он сверходаренный?

— Я знаю только то, что он лузер, – кипятится Бруно.

— Ты о чем?

— Когда мы учились в первом или втором классе, не помню точно, я выиграл у него партию в

шахматы, и он рассвирепел.

— Тебе нравятся шахматы? – спрашивает Альба. – А я и не знала.

— Я не играю в них с третьего класса. Они мне надоели, хотя у меня неплохо получалось. На

школьных соревнованиях я что-то выигрывал, что-то проигрывал, а потом бросил. Шахматы не так сильно увлекали меня.

— И ты выиграл у Феликса?

— Ага. Он в тот день на секунду отвлекся… я и поменял местами коня и слона. Ему никто не

поверил, и все закончилось моей победой.

— Ну ты и паршивец! Меня не удивляет, что Феликс разозлился на тебя! – возмущается Эстер.

— Да какая разница, соревнования-то были для желторотиков. А этот чувак даже хотел меня

побить. Ему не удалось стукнуть меня, потому что мимо проходил математик, и я не думаю, что удар Феликса пошел бы на пользу моей голове.

— Это было так давно.

— И что с того? У него все такой же взгляд психопата.

Эстер удрученно качает головой. Девушке не нравится, что ее друг говорит так о парне, который сегодня вечером назначил ей свидание. Может, это ревность? Да нет, вряд ли. У него и с Альбой, вроде, все отлично, и он, похоже, окончательно позабыл о своих чувствах к ней, так что Бруно не имеет права ревновать ее к кому бы то ни было.

— Послушай, а не этот ли чувак посылает тебе в твиттер анонимки, а? – внезапно осеняет Мери.

— Знаешь, мне это даже в голову не приходило, но вполне может быть, – допускает Бруно. – Возможно, он мстит мне за ту шахматную партию.

— Да быть того не может, – с горячностью утверждает Эстер.

— Почему?

— Потому что я не думаю, что парень, который всю жизнь проводит за учебой, теряет время на подобную чушь из-за какой-то глупой шахматной партии тысячелетней давности.

— Я же тебе говорю, что Феликс ужасно это воспринял. Он едва не ударил меня.

— Ну и что? Какая разница? Это не Феликс посылает тебе эти тупые записочки.

— Понять не могу, что ты так его защищаешь.

— Я не защищаю, я только знаю, что это не он, Бруно.

— У тебя есть тому доказательства?

— Насколько я понимаю, прежде чем обвинять кого-то, нужны доказательства его вины. У тебя они есть?

В ответ Бруно лишь мотает головой. Ведь и в самом деле у них с Феликсом не было никаких стычек, кроме той дурацкой партии, когда он смухлевал. Выходит, его бесит то, что Эстер связалась с этим заучкой?

— Не то, чтобы мне не нравился Феликс, – встревает Мери, – но я всегда смотрела на него как на инопланетянина из другой галактики, живущего в своем мирке и полагающего, что мы живем в каком-то мире, который гораздо ниже, чем его.

— Я тоже думала, что Феликс высокомерный, пока не узнала его лучше.

— А ты не спрашивала Феликса, как ему удается всегда получать отличные отметки? – живо интересуется Вал, продолжая обнимать букет роз.

— Он гробит себя на этой учебе, каждый день и по многу часов. Вот его единственный секрет.

— Думается мне, есть у него какая-то хитрость, чтобы всегда получать самую высокую в классе оценку.

— Не всегда, – поправляет Валерию Бруно. – Был, по меньшей мере, один экзамен, на котором я получил оценку выше, чем у него.

— И что за экзамен?

— По математике за прошлый триместр. Я получил 9,1 а он 8,8.

— Вот и еще одна причина угрожать тебе анонимками, – с улыбкой замечает Мери.

Эстер снова качает головой. Она не согласна, хотя должна признать, что причина, по которой Феликс может ненавидеть ее друга, заключена не только в том быльем поросшем случае, но и в недавнем экзамене. Учитывая соперничество ребят, ее не удивило бы, что Феликс был уязвлен, не получив на этом экзамене высший балл, и, более того, сдав его хуже, чем Бруно Коррадини.

— Нет-нет, это, точно, не он.

— Но мог бы быть и он, не будь упертой.

— Я не упертая, Бруно, просто Феликс не стал бы заниматься подобными делами по столь мизерным причинам.

— А по мне так он подозреваемый номер один. Черт, и как я не понял этого раньше?!

Это бездоказательное обвинение сильно беспокоит Эстер, и девушка предпочитает больше не говорить на эту тему, тем более что она уже дошла до места, где ей придется распрощаться с остальными.

— Ладно, ребята, мне сюда.

— Эй, куда это ты?

— Мне нужно… навестить одну приятельницу родителей. Она сейчас в больнице, – отвечает Эстер, вопросительно глядя на Мери, которая утвердительно кивает головой.

— Послушай, тебе не нужно врать нам, если ты хочешь пойти к своему новому дружку. В этом нет ничего такого. – Бруно начинает злиться не на шутку. С чего бы это?

— Э-эй, парень, брось. Эстер может встречаться, с кем пожелает, – строго отчитывает друга Рыжик.

— Я пошутил, но, вообще-то, я против того, чтобы Нахера присоединился к нашей компании.

— Успокойся, Бруно, мне это даже в голову не пришло.

— На твоем месте, я бы пригляделся к этому парню. Держи с ним ухо востро!

— Спасибо за совет, Бруно. Я приму его к сведению.

Девушка торопливо прощается с друзьями. Она взволнованна и весьма опечалена. Взбрело же

Бруно в голову такое! С чего бы это? Конечно, Феликс очень странный парень, и она не так хорошо его знает, но он вряд ли был способен на подобные поступки.

В любом случае, все это очень странно. Шахматная партия, и этот экзамен… Наверняка это просто

совпадение. Если все дело только в этом, то глупо думать, что занятый делами под завязку Феликс станет тратить свое драгоценное время на подобную чушь.

Эстер идет навестить Палому, и по дороге в больницу размышляет, не видела и не слышала ли она,

будучи с Феликсом, что-нибудь такое, что связывало бы его с анонимками.

А что, если спросить его напрямую? Это было бы равносильно тому, что она сомневается в нем и

обвиняет в чем-то, не имея ни единого тому доказательства. Паршивое было бы начало.

Что и как делать, она решит вечером на свидании с Феликсом, а сейчас у нее другое важное

поручение.

Эстер заходит в больницу и идет в регистратуру.

— Что вы хотите? – спрашивает светловолосая регистратоша у Эстер после нескольких минут

ожидания.

— Добрый день. Я пришла навестить Палому Видаль из палаты 127. Я могу подняться к ней?

Женщина ищет что-то по компьютеру, сверяя только что названные Эстер цифры. Кажется, ее

беспокоит заданный вопрос; об этом красноречиво свидетельствует неприветливое выражение ее лица.

— Палому Видаль выписали из больницы сегодня утром.

— Она не в больнице?

— Я вам только что сказала, что ее выписали.

— Хорошо… Спасибо.

Развернувшись, Эстер быстро выходит из здания. Что же могло случиться? Хотя она рада, что

Палома уже не в больнице. Бедняжка, ей, должно быть, так плохо. Возможно, родители заперли ее в комнате, и теперь она сидит там, не имея возможности пользоваться телефоном и интернетом только потому, что она лесбиянка. Такие вещи все еще случаются в нашем мире, и это жутко бесит Эстер.

— Привет, Мери! У меня хорошие и плохие новости для тебя, – сообщает Эстер, придя домой и

позвонив подруге.

— Что случилось?

— Палому выписали из больницы.

— Вот здóрово! Надеюсь, она полностью поправилась.

— Да, но теперь тебе будет очень трудно поговорить с ней, и я не думаю, что смогу сделать что-то

еще.

Это – плохая новость. Мария думает так же, как Эстер. Добраться до Паломы – будет

невыполнимой миссией.

— Не беспокойся, Эстер. Огромное спасибо за помощь.

— Не за что. Надеюсь, очень скоро ты сможешь поговорить с Паломой, и все утрясется. Вы –

отличная пара.

— Я тоже надеюсь, что родители Паломы сдадутся и разрешат мне снова встречаться с ней. – В

голосе Марии слышны отчаяние и безнадежность. Девушка находится в сложном положении, и эта неопределенность причиняет ей боль.

— Если будут какие-то новости, позвони или напиши мне.

— Обязательно. Еще раз спасибо тебе, Эстер.

— Не за что, – отвечает Эстер, прежде чем попрощаться и повесить трубку. Однако ей хочется знать

мнение подруги насчет одного вопроса… – Послушай, Мери, что ты думаешь по поводу прежнего? Ты действительно считаешь, что за анонимками Бруно может стоять Феликс?

— Не знаю. Ты знаешь Феликса лучше меня. Я только прошу тебя быть осторожной и не исключать

эту возможность только потому, что тебе нравится этот парень. Если Нахера причастен к анонимкам, то рано или поздно он совершит ошибку, и ты сможешь узнать об этом раньше всех.

Глава 41

Две девушки подходят к двери подъезда. В свете последних событий каждой из них есть над чем призадуматься. Валерия мечется между Раулем и Сесаром, не зная, что ей делать, а Мери предстоит разговор с родителями по поводу ее нетрадиционной ориентации и связи с Паломой, с которой теперь ей не разрешает видеться мать вышеозначенной Паломы.

— Открой ты, пожалуйста, – просит Валерия, указывая взглядом на букет цветов.

— Конечно, подожди минутку.

Мария ищет ключи, затем открывает входную дверь, и девушки поднимаются по лестнице.

— Вчера я услышала твой разговор с отцом, и что ты рассказала ему... об этом, – говорит Валерия идущей позади Марии. – Я не знала, что эта тема затрагивает тебя.

— Ну а теперь знаешь.

— Вернее, я знала это и раньше, но даже не представляла, что у тебя была девушка.

Вал и Мери впервые говорят на эту тему, и для обеих это несколько странно.

— Ну ты же знаешь, что я очень скрытная, – признается Мери. – А кто тебе это сказал? Эстер или Бруно?

— Оба, но ты не ругай их. У них это вырвалось так, случайно.

— Успокойся, я не собираюсь отчитывать их или ссориться с ними. По сути дела, я рада, что ты тоже знала об этом.

— Рауль тоже знает.

— Я и сама уже догадалась.

— Мы твои друзья, Мери, и ты могла бы безо всяких проблем рассказать нам об этом. Мы поддерживаем тебя.

— Я не знала, как вы отреагируете.

— Нормально, а как еще! Нет ничего плохого в том, что тебе нравятся девушки. По мне так это чудесно, – говорит Вал, улыбаясь, – так что можешь рассказывать мне все, что захочешь, ведь мы теперь наполовину сестры.

Остановившись на ступеньке лестницы, Мери улыбается в ответ. Ей хотелось бы обнять Валерию,

но вместо этого она просто кивает головой. Кажется, для девушек эта пятница стала днем окончательного примирения после двух прошедших месяцев холодности, споров, напряженности и разного рода проблем, приведших, в конечном счете, к воссоединению. Подруги подходят к двери квартиры, где живет Валерия, и заходят внутрь. Там родители Марии уже ждут свою дочь, чтобы отвести ее пообедать в какое-нибудь тихое местечко, где они могли бы спокойно поговорить.

— Ну что, идем? – очень серьезно спрашивает Эрнесто.

— Да. Что-то случилось?

— Сейчас мы все расскажем, – отвечает дочери Эрнесто. – Пока, Валерия. Передай маме, что я

вернусь после обеда. И поставь розы в воду.

— Сейчас поставлю. Пока.

Они все втроем прощаются с Валерией и идут к ближайшему ресторанчику, где уже

зарезервировали стол. По пути родители рассказывают Марии, что случилось утром.

— Около десяти мне позвонила мать Паломы, – обеспокоенно говорит Пас.

— С Паломой все в порядке?

— Да, когда мы разговаривали с ее матерью, Палому как раз только что выписали из больницы.

— Это же здорово.

— Но Ньевес, кажется, так зовут мать Паломы, хочет, чтобы ты и на пушечный выстрел не

приближалась к ее дочери.

— Я знаю, мама. Эта женщина меня ненавидит, но я не собираюсь обращать на нее внимание.

Теперь Пас смотрит на Эрнесто, который подхватывает разговор.

— Отец твоей подруги – человек с большими связями и возможностями. Он – адвокат, и работает в

очень солидной адвокатской конторе Мадрида.

— И что это значит?

— Понимаешь… он пригрозил подать на тебя в суд, если ты не оставишь в покое эту девушку.

— Что? Подать на меня в суд? А на каком основании? Только из-за того, что я люблю его дочь?

— За избиение. По-видимому, врачи не совсем уверены в том, что удар по голове, который вызвал у

Паломы потерю сознания, был нанесен ей в результате ее вчерашней драки с одноклассницами. На них он подал в суд сегодня утром.

Кажется, отец ее девушки, использовал все свое влияние и возможности. Должно быть, он без

промедления вернулся из поездки, чтобы всех расставить по своим местам.

— Тех пятерых девушек, что избили вчера Палому, или попытались ее избить, уже исключили из

школы, – добавляет Пас. – Ты можешь быть следующей.

— Я? Но я же ничего не сделала!

— Мы знаем, Мери, знаем, – мать старается успокоить Марию.

— Я даже хожу в другую школу.

— Но родители Паломы уже говорили с Ольмедо, а ты сама знаешь, какой у вас директор. Он не

любит скандалы и не хочет замарать руки. Если твоя вина будет доказана, тебя немедленно выгонят из школы.

— Они – психи. Если они подадут на меня в суд, Палома объяснит, что это не я ударила ее по голове.

Разве я смогу ее ударить?

— Конечно, ты не способна на подобное, Мария, но этот человек заявит в суде, что из-за удара по

голове его дочь помнит не все, что с ней случилось, и что, возможно, она забыла, что это ты ударила ее. И то, что Палома потеряла сознание дома у Эстер, а не раньше, послужило бы лишним тому подтверждением.

— А он может доказать нечто подобное. Я уже сказал тебе, что он очень влиятельный адвокат.

Невероятно. Мери никогда не хотелось так сильно плакать, как в эту минуту. Родня Паломы сошла

с ума, и все потому, что они не могут понять и смириться с тем, что их дочь – лесбиянка. Бедная Палома. Должно быть, ей сейчас ужасно плохо.

— И что мы будем делать? Неужели допустим это?

— Дело в том… – откашлявшись, начинает Эрнесто, – если ты не будешь больше встречаться с этой

девушкой, они оставят все, как есть. Во всем обвинят тех пятерых школьниц. Они получат по заслугам за то, что весь год травили Палому, как рассказала нам ее мать.

— Вы хотите, чтобы я навсегда забыла Палому?

— Ну, может, и не навсегда. По крайней мере, как говорят ее родители, когда Палома вырастет, она

может делать все, что захочет.

— Как ты сама сказала, ее семья опасна, – продолжает Эрнесто, – и чем дальше они от нас, тем

лучше.

— Но Палома не такая, как ее родители.

— Мы уверены, что она чудесная девушка, дочка, но ее родители…

— Ее родители – троглодиты, которые считают, что их дочь больна, и болезнь пройдет, если Палома

не будет встречаться с тобой. Они думают, что это ты заразила ее.

Неслыханно – они считают болезнью любить кого-то, кто одного с тобой пола. Как могут в XXI

веке существовать люди, именно таким образом оценивающие гомосексуализм? Это не укладывается в голове. Эрнесто, Пас и Мери подходят к ресторанчику, где у них заказан столик. Они проходят в отдельный кабинет. Кроме них здесь никого нет. Эрнесто просит время, чтобы посмотреть меню. Изучая меню, они продолжают вести деловой разговор.

— Мы понимаем, что ты сейчас в очень сложном положении, но лучше тебе перестать встречаться с

Паломой.

Мери неподвижно сидит, дрожа всем телом. От сложившейся ситуации у нее разламывается

голова. Это какой-то кошмар. Она не может сиюминутно перестать думать о Паломе. Как она сможет позабыть ее навсегда?

— Мы поддерживаем тебя, дочка. Нам все равно, кто тебе нравится, девушки или парни. Мы

одинаково любим тебя, независимо от этого.

— Точно. Как говорит твоя мама, в этом смысле не волнуйся ни о чем.

— Загвоздка в том, что ты встречаешься именно с этой девушкой, но проблема не в ней, а в ее

родителях.

Мария по-прежнему не говорит ни слова. Девушка в ступоре. Молча достав мобильник, она

убеждается, что со вчерашнего вечера Палома не выходила на связь в ватсап. И в твиттер она тоже ничего не написала, и не прислала ни одного личного сообщения. Нужно поговорить с ней, узнать, как она себя чувствует.

— Я… ничего не понимаю. Не понимаю, почему со мной такое происходит.

— Порой в жизни случаются вещи, которые ты не можешь понять, – говорит Пас, ласково

поглаживая дочь рукой. – Сейчас ты все видишь в черном цвете, но постепенно все наладится.

— Мы рядом с тобой, дочка, потому что нужны тебе.

Но Мария не слышит, что говорят ей родители. Она встает со стула и идет в туалет. Там она дает,

наконец, волю слезам, выплескивая все, что сдерживала до этой минуты. Этого не может быть. Не может просто так взять и закончиться самое чудесное, что было в ее жизни. Она не хочет верить, что история ее прекрасной любви закончилась навсегда. Она не может признать это.

Плача, Мери снова проверяет телефон. Она проверяет его каждые полминуты. Паломы по-

прежнему нет в контакте. Девушка боится писать ей. Вдруг ее родители первыми прочитают сообщение? Что она может сделать?

— Мария, ты в порядке? – спрашивает мать, стоя снаружи. Она переживает за дочь, которая

закрылась в туалете и провела там больше десяти минут.

Рыжулька вытирает слезы и споласкивает лицо холодной водой. Ей плохо, и то ли еще будет. Она

должна действовать. Она не может сдаться с самого начала, наоборот. Они с Паломой любят друг друга, как бы ее родители не рисовали все в черном цвете, и как бы ни были больны родители Паломы. Они должны преодолеть или сломать все преграды, мешающие им.

Девушка выходит из туалета, но не садится за стол. Она решительно прощается с родителями и

выбегает из ресторанчика. Сначала родители пытаются пойти за ней, но уже слишком поздно. Мери должна встретиться с Паломой и поговорить с ней. Она влюблена, и ее любовь сильнее принуждений и угроз.

Глава 42

Ребята заходят в Pans & Company, и к ним быстро подходит очень красивая девушка в очках и с собранными в высокий хвост волосами. Альба заказывает сэндвич с омлетом, а Бруно – с ветчиной и сыром бри, а также две кока-колы. Парочка поднимается по лестнице и садится за столик у окна. Оба понимают, что должны поговорить о вчерашнем, но сейчас у парня продолжает крутиться в голове совсем другой вопрос. [прим:Pans & Company – сеть кафе быстрого обслуживания, в которых продается выпечка и сэндвичи]

— Я уверен, что это тот самый чувак.

— О чем ты? О тех твитах?

— Да. Как я раньше не допер, что они могли иметь отношение к Нахере?

— Скорее всего, это не он.

Альба отпивает колу и пристально смотрит на парня. Его утреннее радостное оживление длилось не слишком долго. Бруно сразу скис и стал раздражительным, едва узнал об Эстер и этом парне.

— Как пить дать – он, это же ясно! Руку на отсечение даю.

— Очень странно, чтобы кто-то хотел доставать тебя и бесить только из-за экзамена и шахматной партии.

— Возможно, он меня ненавидит.

— Неужели он тебя ненавидит только из-за того, что на экзамене ты получил более высокую оценку, чем он? Или за то, что ты смухлевал, играя с ним в шахматы, когда вам было по тринадцать лет?.. Даже не знаю.

— Этот тип – того, очень странный. Он всегда ходит один, никогда ни с кем не разговаривает, и единственное, о чем он думает – как, получив одну хорошую оценку, тут же получить еще одну не хуже.

— Бруно, но ты же раньше тоже всегда ходил один.

— Верно, но я никого не избегал, это меня делали изгоем, а Нахера сам всех избегает.

— Ладно, но теперь он не один. У него есть Эстер.

Вот именно это и тревожит парня, причем, очень сильно. Его просто бесит, что Эстер хочет встречаться с ним. И что она в нем нашла? Он же не писаный красавчик. Нет, этих девчонок не понять, и уж тем более Эстер.

— Надеюсь, он будет лишь проходным. Этот тип не для нее.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что Эстер заслуживает кого-нибудь получше.

— Ей самой решать, с кем быть. Дай ей встречаться с тем, с кем она хочет. Если этот парень нравится Эстер, значит он, должно быть, не такой плохой.

— Позволь тебе напомнить, что этот парень угрожает мне в Твиттере.

— Бруно, ты не знаешь точно, он ли это, – сердито возражает Альба, устав переливать из пустого в порожнее. – Оставь уже этого Феликса Нахера, и давай поговорим о нас.

Он не может позабыть о том, что кое-кто старается насолить ему, сделать горькой его жизнь, и в довершение всех бед станет встречаться с девушкой, которую он любил. Однако Альба права. Если она встретила его у школы, чтобы побыть с ним и вместе пообедать, то сделала это для того, чтобы поговорить о них самих.

— Да-да, конечно. Извини.

— Проехали, – с улыбкой отвечает Альба. – Утром ты был такой радостный, и мне очень понравилось все, что ты сказал.

— Я сказал то, что чувствовал.

— А сейчас? Уже не чувствуешь?

Черт знает почему, но утренние мечты исчезли. Что с ним творится? Его настроение сродни американским горкам – что ни час, то перемены. Ясно одно – из-за этого Нахеры он ведет себя черт-те как, точнее, не из-за него, а из-за Эстер. Видеть их вместе, понимать, что он ей нравится, наблюдать, как она его защищает – все это повергает его в уныние, лишает надежды. Интересно, он испытывал бы то же самое, будь на месте Феликса другой? Быть может. Возможно, проблема не в этом ненавистном, опостылевшем заучке, а в тлеющих углях его чувств к Эстер. Ему нужно быть честным с Альбой.

— Я хочу кое-что тебе сказать.

Фраза прозвучала как “нам нужно поговорить”. Девушка кладет сэндвич на тарелку и внимательно смотрит на парня. У нее возникает ощущение того, что ей не очень понравятся объяснения Бруно.

— Говори, я слушаю.

— Мне кажется, что если я хочу полюбить тебя по-настоящему, я должен освободиться от прошлого.

— Что это значит?

— А то, что если я хочу влюбиться в тебя, то должен раз и навсегда забыть Эстер. – Все дрогнуло в душе парня, после того, как он признался в своих чувствах, сказав Альбе правду.

— Я знала, что Эстер тебе нравилась. Это было видно в твоих глазах, Бруно. Она и сейчас еще нравится тебе?

— Не то, чтобы она мне нравилась, я был в нее влюблен. Я и сейчас любил бы ее, если бы мы с тобой не начали встречаться, потому что в последнюю секунду Эстер отступила.

Бруно рассказывает Альбе, что произошло в тот мартовский день: как Эстер попросила его стать ее парнем, как они целовались, как она убежала, и как они оба, в конце концов, решили не быть парой, чтобы не рисковать своей дружбой. Бруно пришлось раскрыть их с Эстер большой секрет, чтобы его отношения с Альбой продвинулись вперед.

— Вы с Эстер целовались? Поверить не могу.

— Жаль, что я не сказал тебе этого раньше, но мне не хотелось причинять тебе боль.

— Это было накануне нашей встречи в кафе магазина “Централь”?

— Вот именно.

— Подумать только... Значит, ты говоришь, что начал встречаться со мной в тот самый день, как Эстер отказала тебе?

— Практически да.

— Выходит, ты использовал меня, чтобы забыть ее. Ты воспользовался мной, потому что нравился мне. На что ты рассчитывал? Хотел заставить ее ревновать?

— Ты мне тоже нравилась, Альба, иначе я не стал бы встречаться с тобой.

Подцепив на вилку картофелину, девушка принимается яростно ее жевать. Сейчас в душе Альбы смешались самые разные чувства, но самое главное из них – ярость и гнев, потому что она чувствует себя обманутой.

— Ты, правда, нравился мне, – с горячностью отвечает Альба. – Я подозревала, что между вами могло что-то быть, и потому накануне два раза спросила Эстер, не помешаю ли вам, попросив тебя встречаться со мной. Она все отрицала и сказала, что вы только друзья.

— Я ничего не знал об этом, но между нами на самом деле ничего не было. Мы были и остаемся славными друзьями.

— Но ты продолжаешь любить ее, Бруно.

Бруно колеблется, прежде чем ответить, и эти несколько секунд сомнений причиняют Альбе гораздо бóльшую боль, чем сам ответ.

— Не знаю, – признается он, вздыхая, – но я намереваюсь полюбить тебя, в смысле, постараться влюбиться и дать шанс нашим отношениям. Ты, правда, мне нравишься, поэтому я и должен был рассказать тебе о том, что было два месяца назад.

Альба очень серьезна, но она не станет плакать. Во всяком случае, не собирается. Слишком много слез было пролито вчера. Она предполагала, что после сегодняшнего разговора, может случиться нечто подобное, и настроилась на то, чтобы казаться сильной. Альба берет свой сэндвич с омлетом и впивается в него зубами, отгрызая изрядный кусок. Она смотрит в окно, думая, что для их отношений этот разговор – к лучшему.

— Вчера я сказала тебе, что человек не выбирает, в кого ему влюбляться, и не может вынудить другого человека убраться вон из сердца.

— Это правда, но когда вчера ты, вся в слезах, убежала в ванную, я так распсиховался. Даже больше, чем если бы любил тебя.

— Это потому что ты привязался ко мне, и ценишь меня, а не потому, что любишь.

— А какая разница, из-за чего я психанул?

— Несомненно, привязанность – это важная, даже очень важная причина, но любовь ко мне как к девушке совсем иное, чем любовь к подруге. Я плохо понимаю, на какой стадии любви ко мне ты находишься сейчас, но судя по твоему рассказу, скорее на второй. Ты беспокоишься за меня, потому что крепко любишь меня как доброго друга.

Та радость, с которой они говорили в конце вчерашнего вечера и сегодня утром, полностью испарилась. Давешние сомнения и признания Бруно сильно ранили Альбу. Она чувствует себя не лакомством, а второсортным блюдом, но она так любит Бруно, что не уверена, каким должен быть следующий шаг.

— И что нам делать? – неуверенно спрашивает парень. У него даже аппетит пропал.

— Не знаю. Ты сам должен разобраться.

— Я хочу быть с тобой.

Устремив пристальный взгляд на парня, Альба молча слушает его слова. Она не знает, смеяться ей или плакать. Ей почти любой ценой тоже хочется быть с ним, но она не выдержала бы, если бы знала, что, целуясь с ней, Бруно думает о ее подруге.

— Я готова рискнуть, если Эстер действительно в прошлом. Я очень сильно тебя люблю, и ты очень хорошо относился ко мне все время, что мы провели вместе, несмотря на то, что рассказал, но ты должен быть честным. Считаешь ли ты, что я могла бы стать единственной девушкой, о которой ты будешь думать, вставая с постели по утрам?

Глава 43

Девушка подбегает к дому, где живет Палома, с высунутым от быстрого бега языком. Мери не ответила ни на один звонок своих родителей. Она знает, что те ей скажут, а ей не нужны ни советы, ни предостережения. Единственное, что она хочет, это увидеться с Паломой, убедиться, что у нее все хорошо, и постараться как-то сгладить ситуацию. Мери уверена, что это всё, к чему она стремится. Во всяком случае, пока.

Она жадно глотает ртом воздух, стараясь дышать поглубже. У Мери нет никакого плана о том, что сказать родителям Паломы; она безумно жаждет увидеть девушку, только и всего. Не сдерживая возбуждения, Мария нервно давит на кнопку звонка, но никто не отвечает. Она настойчиво продолжает звонить в дверь, но с тем же результатом. Может, дома никого нет? Она пробует позвонить в третий раз. На этот раз за дверью слышны шаги, но это, однозначно, не Палома, это не ее шаги.

В данную секунду Марии хочется только одного – убежать, но, вопреки всему, она неподвижно стоит перед дверью. Дверь открывается, и девушка нос к носу сталкивается с отцом Паломы, который знаком ей только по фотографиям. Тот тоже узнает непрошеную гостью.

— Добрый день, – здоровается Мария, дрожа от волнения.

Мужчина выглядит солидно и производит на Мери сильное впечатление. На нем надет черный строгий костюм и галстук. Аккуратно причесанные волосы с ровным пробором справа уложены гелем. Мужчина смотрит на девушку откровенно враждебным взглядом; более недружелюбного взгляда Мери не видела никогда. Если и раньше у нее было желание убежать, то теперь это желание тысячекратно возросло. Однако Мери отважно продолжает стоять, не двигаясь с места. Она не собирается уходить отсюда, пока не поговорит с Паломой.

— Да как ты осмелилась заявиться в мой дом? Уму непостижимо! – угрожающе начал Базилио Видаль. – Это неприлично и безнравственно, это просто невыносимо.

— Поймите меня правильно. Я хочу только...

— Ты уже причинила много боли нашей семье. Или, по-твоему, этого недостаточно? – резко обрывает девушку Видаль. – Из-за тебя наша дочь возомнила себя кем-то там, словом, тем, кем не является.

— Со всем моим уважением к Вам, сеньор Видаль, но Ваша дочь отлично знает, кто она, и что чувствует.

— Не спорь со мной. Сделай милость, уходи.

— Я никуда не уйду. Я очень люблю Вашу дочь, и мне необходимо видеть ее. Разве это непонятно?

— Замолчи, и убирайся отсюда!

— Позвольте мне увидеться с Паломой, прошу Вас.

— Это невозможно. Ты плохо на нее влияешь, и больше никогда в жизни не увидишь ее.

— Пожалуйста, мне очень нужно ее увидеть.

— Психолог – вот что тебе нужно, специалист по этой твоей части.

Невероятно, чтобы такой человек думал подобным образом. Столь влиятельный адвокат, посвятивший свою жизнь защите других людей, считает гомосексуализм умственной болезнью. У Мери возникает желание ответить Видалю, что это ему необходим психолог, но, ответив так, она потеряет всяческую возможность увидеть Палому.

— Но я хочу только увидеть Палому, и больше ничего, хотя бы на минутку. Пожалуйста, всего лишь на минутку.

— Я уже сказал, что это невозможно.

— Позвольте мне войти и сказать Паломе, что все хорошо. Я обещаю, что скажу только это, и больше ничего. Я сразу же уйду, как только ее увижу.

— Паломы здесь нет, и какое-то время не будет.

Последние слова добивают Мери. Вмиг обессилев, она недоуменно морщит лоб и безвольно опускает руки.

— Паломы нет?

— Она уехала вместе с матерью.

— Куда?

— В Лондон. Мы решили, что какое-то время она поживет там у дяди и кузенов. Здесь она не сможет забыть произошедшее.

Девушка чувствует себя так, будто ей выстрелили прямо в сердце. Ощущение такое, что все закончилось. Палома в Лондоне! Это слишком далеко для всего, что они вместе планировали. Ей больше никогда не увидеть Палому.

— Я не понимаю.

— Тебе и не нужно ничего понимать, – говорит Базилио, впервые за весь разговор немного смягчившись. – Палома не такая, как ты. Если она чувствует то, что говорит, то только потому, что ты вбила ей в голову эту чушь.

— Но это же не так.

— Это так, и только так.

— Вашей дочери нравятся девушки потому, что она это чувствует, и это не изменится, будет ли Палома со мной или без меня.

— Там видно будет.

— Если не будет меня, то будут другие девушки. Испанки, англичанки или еще кто-то. Гомосексуальность не выбирают, она заложена в человеке и никуда не исчезнет. Паломе всегда будут нравиться девушки.

Слова Марии снова беспокоят мужчину, которому ничуть не нравится, что ему противоречат, но, тем не менее, ситуацией владеет он. Ничего, вдали от этой рыжей девчонки с его дочерью всё снова будет, как раньше.

— Что-то еще?

— Нет.

— Отлично. Надеюсь, ты найдешь решение этой своей проблемы. И оставь мою дочь раз и навсегда в покое, иначе мы встретимся в суде.

— Вы совершаете большую ошибку, и позже поймете это.

— Ошибкой было многое разрешать Паломе. Если бы мы с матерью были с ней пожестче, она бы до такого не докатилась.

Мери кожей ощущает, каково сейчас Паломе, не только потому, что их разлучили, но и потому, что ждет ее в будущем. Мери не уверена, что Палома выдержит это. Чувства Паломы сродни звучанию аккордеона – они с необычайной легкостью то радостно взлетают ввысь, то печально опускаются. За эти два месяца она успела в этом убедиться. Иногда Палома безгранично-весела, но если ей плохо, она впадает в депрессию, и взбодрить ее не так просто. Мария представляет, как ей нелегко сейчас одной, как она переживает. Если бы она могла хотя бы поговорить с Паломой, чтобы успокоить ее...

— Самолет уже улетел?

— Это неважно.

— Пожалуйста, сеньор Видаль. Я хочу попрощаться с Паломой перед вылетом.

— Сожалею, но мне больше не о чем разговаривать с тобой. До свидания.

Не давая девушке времени и дальше упрашивать его сказать ей время вылета лондонского рейса, Видаль без особых любезностей захлопывает дверь.

Окончательная точка?

Еще несколько секунд Мери стоит перед захлопнутой дверью квартиры, как вкопанная. У нее

огромное желание снова надавить на кнопку звонка и выжать из этого мужчины ответ, улетел ли уже самолет, уносящий Палому в Лондон или нет, но девушка понимает, что от Базилио Видаля ответа ей не добиться. Он ей не помощник. Мери достает мобильник и в отчаянии пытается дозвониться до Паломы, но мобильник подруги по-прежнему отключен. Мери грустно вздыхает и направляется к себе домой.

Что она может сделать? Она не хочет потерять Палому навсегда, но существует вероятность того,

что Палома уже не только улетела, но даже находится в Лондоне.

Мария все еще сжимает телефон в руке, когда раздается звонок. Высвечивается номер матери.

Девушка не хочет и дальше волновать родителей, и потому на этот раз отвечает.

— Да, мама.

— Дочка! Наконец-то! Ты где?

— Иду домой. Я разговаривала с отцом Паломы.

— Ты ходила к ней домой? – с тревогой спрашивает Пас.

— Да, но я не смогла повидаться с ней. Ее увезли в Лондон.

Палома сообщает новость, все еще не веря в то, что говорит. В Лондон… Ну почему все так

сложно? Ведь единственное, что они с Паломой искали, это счастья быть вместе. Они же никого не трогали. Почему две девушки не могут любить друг друга только потому, что они одного пола?

— Господи, как жалко. Когда она уехала?

— Я ничего не знаю. Отец Паломы не захотел мне ответить. Я даже не знаю, улетел ли ее самолет

или еще в аэропорту.

На секунду Мери задумалась над только что сказанными ею словами: я даже не знаю, улетел ли ее

самолет… А вдруг Палома до сих пор в аэропорту? Это ее единственный, маловероятный, но шанс. Найти Палому в аэропорту было бы все равно, что отыскать иголку в стогу сена. Даже если самолет не взлетел, но Палома прошла паспортный контроль, она уже не сможет ее увидеть. Выбор невелик, но он существует! Отыскать Палому невероятно сложно, но шанс, пусть и призрачный, все-таки существует.

— Значит, ты идешь домой?

— Я еду в аэропорт, мама.

— Что? Ради бога, Мария, что ты говоришь?

— Я должна попрощаться с Паломой. Я не знаю, найду ли ее там, но должна попытаться. Я ничего

не теряю.

— Забудь об этой девушке, дочка! Возвращайся домой, и мы спокойно поговорим.

Но Мери уже приняла решение. Она не собирается отказываться от единственной оставшейся

возможности увидеть Палому. Мария прощается с матерью и ищет ближайшую станцию метро. Какой-то миг девушка мечтает. Она думает, что еще не все потеряно, что Палома пока не улетела в Лондон, и она найдет ее в аэропорту. Но эти мгновения надежды оборачиваются глубокой грустью, когда Мери осознает суровую реальность. Их отношениям не бывать. Даже если они снова встретятся, к концу дня Палома будет очень далеко от нее.

Глава 44

— Не знаешь, что происходит с Марком? Какой-то он слишком серьезный, и ни с кем не разговаривает. Он кажется грустным, – замечает Венди.

Рауль смотрит в сторону углового столика, за которым Марк притулился в полном одиночестве. Девушка говорит истинную правду. Подперев голову рукой, Марк нехотя помешивает ложечкой кофе с молоком.

— Понятия не имею, что с ним, – не моргнув глазом, врет Рауль.

Ему, конечно, понятно, что произошло с Марком. Из-за его отказа от премии он чувствует себя ужасно. И хуже того, они скрывают этот отказ, будто ничего не случилось. Марк считает, что таким образом разрушен сам дух фестиваля. Он не понимает, как этот мальчишка позволил себе такую роскошь – отказаться от финальной борьбы.

— Очень странно. Он весь день улыбался и трещал без умолку, а теперь сидит себе здесь в одиночестве и помалкивает. Мне его даже чуточку жаль.

— Наверное, устал. Нельзя весь день пребывать в гиперактивности, вот силы и иссякли. Скорее всего, это нервы из-за церемонии.

— Не думаю, – возражает Венди. – Кажется, он отчего-то загрустил. Пойду, поговорю с ним, глядишь, он и расскажет, в чем дело.

— Да не переживай ты. Я сам пойду к нему, а потом всё тебе расскажу.

Девушка больше не спорит, сейчас ей немного лучше. На протяжении всего обеда с Висенте Себрианом, Марком Понсом и остальными членами жюри ее настроение постоянно менялось от взлетов к падениям. Венди продолжает думать о том, что ей не победить, но, по крайней мере, она добралась до финала и познакомилась с замечательным парнем, от которого она просто в восторге. Рауль написал сценарий и снял по нему чудесный фильм, так что он необыкновенный сценарист и режиссер, но как человек он еще лучше. Девушка продолжает завороженно наблюдать, как Рауль подходит к Марку, чтобы утешить его. Неужели она влюбилась? Это невозможно. Они познакомились только вчера, и хотя два дня ребята провели, практически не расставаясь, этого времени явно недостаточно, чтобы узнать парня по-настоящему. Венди не верит в любовь с первого взгляда, хотя и не может отвести глаз от Рауля.

— У тебя как, все хорошо?

Марк Понс смотрит на Рауля с явным презрением и видит, как тот садится рядом. Этот парень не достоин подобного конкурса. Знай он, что произойдет такое, никогда не поддержал бы его кандидатуру при выборе финалистов. Подтасованный итог... какой позор и бесчестье для нынешнего победителя. Для него самого это был наисчастливейший в жизни день. Первая премия на валенсийском кинофестивале короткометражных фильмов среди молодых режиссеров! Вау! Это тебе не фунт изюма. А как он ликовал! Он помнит каждую деталь той церемонии и последующий праздничный торжественный прием... Он никогда не забудет тот знаменательный майский день.

— Нет, все плохо, – отвечает Марк, перестав помешивать кофе.

— Это из-за меня?

— Как видишь, из-за тебя, – подтверждает Понс, не скрывая досады.

Рауль всё так себе и представлял – именно из-за его решения этот улыбчивый парень с ослепительно белоснежными зубами сидит сейчас с понурой головой.

— Мне очень жаль, Марк. Я не хотел, чтобы ты так переживал из-за моего решения.

— Ха! Вот уж не думаю. Как-то не верится, чтобы ты очень сожалел.

— Послушай, парень. Мне действительно очень плохо из-за того, что ты это так воспринял. Мне не хотелось бы, чтобы ты злился на меня.

— Ты не понимаешь самого главного, всей значимости этого конкурса, – втолковывает Марк, сверля Рауля взглядом. – Я много недель провел за просмотром фильмов. Их было больше сотни, и я внимательно просматривал каждый из них, чтобы отобрать два самых лучших. Твой фильм я просмотрел около пятнадцати раз. Он мне очень понравился, так же как и фильм Венди.

— Я очень благодарен тебе за то, что ты выбрал мой фильм. Хоть ты и не поверишь, но это огромная честь для меня.

— Дерьмо, а не честь! Ах, это такая честь, такая честь! Да никакой чести!.. Если бы это было так, ты не пошел бы напопятную, не отказался бы от премии и не заставил бы нас обманывать людей. Если ты не хочешь победить, тогда какого черта представлять на конкурс свою картину?

— Я уже говорил, что не могу назвать причину.

Марк с силой впивается пальцами в ложечку, которой только что помешивал кофе. Этому мальчишке явно не хватает скромности и немного уважения к тому, кто продвинул его картину в финал. Мало того, что он отказался от участия, так даже не соизволил объяснить причину.

— Это из-за денег, так?

— Я не хочу говорить на эту тему.

— Значит, в другом месте тебе дают больше. Сейчас молодежью двигают только деньги. Без этих чертовых евро вы и пальцем не шевельнете.

— Пожалуйста, не продолжай и не настаивай. Я не хочу обсуждать, почему не хочу награду. Это лично мое решение. В правилах проведения конкурса есть такой пункт, и я вправе воспользоваться им. Как бы то ни было, у вас уже есть достойный победитель, и никто об этом не узнает. Так какая тебе разница?

— Ну конечно, мне все равно. Выбрав тебя, я оставил за бортом остальных достойных кандидатов. Этим я лишил какого-то другого парня возможности изменить свою жизнь так, как когда-то изменил свою.

— Этот шанс будет у Венди.

— Задарма, без борьбы. Так, подстроенный.

— Ты придаешь этому слишком большое значение. Это не жульничество и не подачка, а подарок. В том, что вы делаете, нет ничего противозаконного.

Марк не желает больше разговаривать с этим предателем. Для него самого отказаться от премии все равно, что предать фестиваль. Марку ясно только одно: если человек не хочет получить три тысячи евро, значит в другом месте ему дают больше, а в противном случае, этот человек – круглый идиот. Он берет чашку с кофе и осушает ее одним глотком.

— Увидимся во время фарса. По крайней мере, сними эту толстовку и немного приведи себя в порядок. Пока.

Марк встает из-за стола и выходит из ресторана, попрощавшись с остальными. Венди смотрит ему вслед, провожая взглядом, а потом поворачивается к Раулю. Молча пожав плечами, парень возвращается к ней.

— Что случилось? Он разозлился на тебя?

— Да-а-а... он какой-то странный.

— Но почему? О чем вы говорили?

Рауль не собирается говорить ей правду. Венди не должна узнать, что он отказался от премии. Так она будет чувствовать себя еще хуже, чем если бы проиграла в финале. Однако очень трудно объяснить девушке, о чем они говорили с Марком, не открыв ей правду, и Рауль принимается сочинять на ходу.

— Мы говорили о... об одной девушке.

— О девушке?

— Да. Судя по всему, Марк втрескался.

— Что? Ничего не понимаю. Марк влюбился в девушку, и поэтому зол на тебя? – удивленно спрашивает Венди.

Наспех придуманное объяснение оказалось не слишком убедительным. Шутка ли – объясняться! – и Рауль продолжает свою импровизацию:

— Понимаешь... Он разозлился, потому что я сказал ему, что... любовь – это самое важное в жизни, она гораздо важнее кинофестиваля.

— А он думает иначе?

— Откуда я знаю, как он думает. Он разозлился, вот и все.

— И из-за этого он так переживает? Шутишь.

— Клянусь.

О боже, это самая нелепейшая ложь, хуже не придумаешь! Он не смог выдумать правдоподобный предлог, но, вроде, пронесло.

— Бедненький. Надеюсь вечером, на церемонии, он снова оживится.

— Уверен. Любовь – это... Она дает тебе множество вещей, а чего-то лишает.

— А ты? Ты очень сильно любишь? – решается спросить Венди, с видимым безразличием глядя в другую сторону. Но на самом деле все совсем наоборот. Она очень хочет узнать ответ, и это не просто досужее любопытство. В этом деле у Венди есть личный интерес, хотя она знает, что у Рауля уже есть девушка, и ответ парня может задеть ее за живое.

— Очень. Я очень сильно люблю Валерию.

Как она и подозревала. Она не могла ожидать иного ответа. Наверняка, Валерия – очень красивая девушка, стильная и с характером, словом, личность. Венди представляет ее одной из тех девчонок, при виде которых парни ее возраста пускают слюни. Уверена она и в том, что Валерия также умна и остроумна. Рауль не стал бы встречаться с девушкой только из-за красивой мордашки и фигуры, он не из тех парней.

— Ты очень скучаешь по ней?

— Да, мне хотелось бы, чтобы она поехала со мной.

Впрочем, как раз наоборот, в свете развития последних событий, даже лучше, что Валерия сейчас не с ним, и не в Валенсии. Она бы не разрешила ему отказаться от премии.

— У тебя будет еще куча возможностей побывать на финале вместе с ней. Я уверена, что ты многого добьешься. У тебя большой талант.

— Спасибо. У тебя тоже великолепный фильм.

— Если честно, то в нем нет красочности, – подавленно говорит Венди.

— Опять ты о своем? Не будь пессимисткой.

— Это не пессимизм. Раньше я думала, что не смогу победить, потому что я Венди Миннесота, девчонка, у которой все идет наперекосяк, но после просмотра “Ирисок”, я признаю́, что премия должна быть твоей. Твой фильм хорошо поставлен, и он самый лучший.

— Я думаю, что мы оба в одинаковом положении, и решать жюри.

— Нет, Рауль, решает не жюри, а талант. Что говорить, ты талантливее меня. Не стоит ходить вокруг да около, твой фильм лучше моего.

— Венди, давай позволим другим определять победителя, и давай наслаждаться этим уникальным событием. Мне понравилась твоя “Непонятая”, и если ты победишь, то это будет заслуженно и по справедливости.

Он – само очарование, и у него такая милая улыбка. Ей так хотелось бы броситься к нему и обнять. А может, поцеловать его?

Такой парень для первого поцелуя скорее вымысел, нежели реальность. В жизни такое происходит только с немногими счастливицами, и, уж конечно, не с такими, как она.

Глава 45

— Не волнуйся, мамы дома нет.

— А брат?

— На тренировке. Вернется вечером.

Альба и Бруно входят в квартиру, где живет Альба. Здесь они одни. После несколько необычного обеда они решили продолжить разговор у нее дома. Ребята проходят в комнату девушки и закрывают дверь. Они оба немного расстроены и подавлены.

— Это все из-за меня, – говорит девушка, садясь рядом с Бруно.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что я влюбилась в тебя. Если бы я не любила тебя так сильно, мы бы уже оставили всё в прошлом.

В голосе Альбы слышна печаль. Она переживает горькую сторону любви. Девушка безумно любит Бруно, а он не уверен, любит ли ее также сильно.

Несколько секунд оба хранят тишину, но вот Бруно встает и ходит по комнате. Комнатка Альбы чуточку детская, что ли. Она хранит в себе многое из детства своей хозяйки: стены розового цвета, плюшевые игрушки, картинки, сделанные на уроках труда, куклы... Но вот взгляд Бруно задерживается на балконе, с которого прыгнула Альба. Кажется невероятным, что эта решительная, энергичная и жизнелюбивая девушка когда-то совершила подобную ошибку.

— Не бойся, даже если мы перестанем встречаться, я не совершу никакого безумства, – тихо замечает Альба, поняв, о чем думает парень.

— Я знаю, что такой глупости ты не совершишь.

— Я научилась жить, понимаешь? – с улыбкой говорит она. – И одной из вещей, что больше всего помогли мне на этом пути, было то, что я познакомилась с вами, большей частью, с тобой, конечно. В общем, даже если я и буду значить для тебя меньше, чем Эстер, и ты не полюбишь меня так, как я, и пусть даже мы порвем наши отношения, я всегда буду благодарна тебе, Бруно. Всегда.

Бруно подходит к девушке и снова садится рядом с ней. От слов Альбы в горле парня образовался ком. Он берет ее за руку и ласково, один за другим, поглаживает пальцы. Оба улыбаются друг другу.

— Это несправедливо.

— Что несправедливо, Бруно?

— То, что мы не можем управлять чувствами. За эти два с половиной месяца ты тоже сделала очень много для меня. Никто никогда не относился ко мне так, как ты, поэтому я тоже очень благодарен тебе.

— Этого недостаточно, Бруно.

— Я знаю, и от этого мне плохо.

— Мне тоже, но со вчерашнего дня я тебе тысячу раз повторяла – человек не влюбляется в кого хочет по собственному желанию.

— Я хочу до безумия влюбиться в тебя, Альба. Ничто не сделало бы меня более счастливым, будь это так.

Теперь уже девушка встает и идет к компьютерному столу. Она поняла, что в Бруно что-то изменилось. Сейчас парень говорит открыто и свободно, и он честен, утверждая, что хочет влюбиться в нее. Может, это первый шаг на его пути к любви, но этого Альба не знает. Она уже ни в чем не уверена. Она считала, что их отношения были идеальным кругом, а теперь от круга осталась незавершенная полуокружность. Для целого не хватает другой половины.

— Мне очень нравится эта песня, – отвечает девушка, влезая в папку с музыкальными записями, и нажимает кнопку проигрывателя. – Я включаю ее, когда одна, и думаю о тебе, так что представь, сколько раз за последнюю неделю она звучала.

Это песня Габриэль Аплин “Сила любви”. Сидя на кровати, оба, молча, слушают песню. На этот раз девушка берет руку Бруно и стискивает ее. Альба покрепче прижимается к парню и кладет голову ему на плечо. Она шепчет английские слова, которые знает наизусть. Альбе снова очень хочется плакать, но она не плачет. Она и не подумает больше плакать.

Слеза.

За ней другая.

Третья...

Бруно поворачивает голову и видит, как поблескивает лицо Альбы. Глаза и щеки девушки мокры от слез. Альба шмыгает носом.

— Мне очень-очень жаль, Альба. Я сожалею о том, что сделал тебе, – извиняется Бруно и наклоняется к девушке, чтобы поцеловать ее.

Проигрыватель на компьютере Альбы автоматически снова запускает эту песню, едва она заканчивается. Опять звучат первые фортепьянные аккорды и нежный голос Габриэль Аплин.

— Я люблю тебя, Бруно, очень люблю, – шепчет девушка.

Они снова целуются, и с каждым разом поцелуи становятся более страстными и жаркими. Парень тянет Альбу за футболку, и девушка медленно опускается на кровать. Не отрывая губ от губ Альбы, Бруно ложится рядом и большим пальцем вытирает текущие по щекам девушки слезы. Почувствовав руку Бруно под тканью футболки, Альба вздыхает. Она закрывает глаза, ее рука тоже проскальзывает под толстовку парня. Девушка с десяток раз нежно проводит рукой по спине Бруно вверх и вниз. Ни один из них не желает остановиться.

Сначала исчезает обувь, потом – часть ее верхней одежды, а следом падает на пол вся одежда Бруно. Нет ни стыда, ни мыслей. Ни один из них двоих не думает о том, что всего лишь десять минут назад они обсуждали, что им делать – то ли покончить с отношениями, то ли двигаться вперед к новому этапу. В данную минуту всё это не имеет никакого значения. Сейчас для них существуют только поцелуи, соприкосновения обнаженных тел и стоны. В той же самой комнате, на том же самом месте, где несколько недель назад они впервые отдались друг другу, покончив со своей невинностью в один и тот же день, в одно и то же время, на той же самой кровати, где сейчас они позволяют себе поддаться слиянию вырвавшихся на волю чувств.

Два растерянных, запутавшихся подростка, пришедших в сложившейся непростой ситуации к мгновенному перемирию. Секс в большей или меньшей степени по любви, который не избавляет от сомнений, но освобождает от пережитого напряжения последних часов.

Без пяти пять вечера.

В это время Рауль вместе с Венди возвращается в гостиницу, чтобы немного отдохнуть перед тем,

как начать готовиться к вечернему шоу. Эстер почти добралась до места свидания с Феликсом Нахера. Сначала они позанимаются в кафе FNAC, а потом прогуляются по центру. Бруно и Альба спят в кровати девушки после занятий любовью, а Мери едет по восьмой ветке метро в сторону мадридского аэропорта. Валерия, в свою очередь, занимается, сидя за столиком в “Констанции”, и непрестанно думает обо всех них. А Элизабет… не прекращает задавать себе вопрос, что же она должна сделать, чтобы Алисия исчезла из ее жизни, и она могла любить Анхеля без всяких осложнений.

Они начинали впятером, потом их стало шестеро, и теперь они даже не могут называть себя

“непонятыми”. С ноября прошлого года отношения между ними изменились. Это совершенно другие ребята, и все, что с ними произошло, в той или иной степени помогло им стать такими, какие они есть. Но то, что они переживут в эти первые июньские дни, отложится в их памяти навсегда.

Глава 46

Вал уже пообедала в “Констанции”. Она сидит одна за самым дальним от входа столиком и

пытается что-нибудь выучить, но это нелегко, потому что и без того есть над чем подумать. Есть множество вещей, сводящихся к двум собственным именам: Рауль и Сесар.

Чуть раньше, дома, Валерия снова посмотрела на весы, когда она сравнивала между собой обоих

парней. Чаша ее парня продолжала перевешивать чашу Сесара.

Красавица моя, сейчас я иду в гостиницу и буду отдыхать. Если смогу, позвоню тебе перед

церемонией. Я тебя холю.

Это последнее сообщение было прислано Раулем несколько минут назад. В ответ она пишет

просто: “Отлично. Отдыхай. Потом поговорим.” и добавляет улыбающийся смайлик.

Потерев глаза, девушка снова сосредотачивает взгляд на конспектах по испанскому языку.

— Как дела с учебой? – спрашивает мать, ставит на столик две чашки кофе и садится на свободный

стул.

— Спасибо, так себе. Тема очень трудная.

Мара бросает взгляд на тему, которую зубрит ее дочь, в ужасе зажмуривает глаза и вздыхает.

— Синтаксический анализ?

— Он самый, угадала.

— Уф-ф, я уже и не помню ничего из этого. Сколько лет прошло с тех пор, как я мучилась, уча все

это. С того времени даже все названия поменялись.

— Не знаю. Я вообще не понимаю, зачем нужно учить все это. Для чего мне пригодятся все эти

подчинения? Зачем я должна уметь анализировать предложения?

— Для того чтобы в будущем объяснить это своей дочери, когда она будет учиться.

Остроумный, шутливый ответ матери вызывает у Валерии улыбку. Девушка откладывает в

сторону карандаш и берет чашку. Она делает глоток, но кофе еще очень горячий. Женщина наклоняется вперед и, сгорая от любопытства, решается задать давно интересующий ее вопрос.

— Кто подарил тебе букет красных роз? – спрашивает она, понизив голос.

— Ты уже видела его?

— Да, когда поднялась домой. Букет очень красивый, – говорит Мара и дует на кофе, чтобы он

остыл. – Это не Рауль, правда?

— Нет, мама, не он.

— Я так и думала. У него, бедняги, в Валенсии, должно быть, такая чехарда, что остается только

развлекаться, заказывая цветы.

— Рауль тоже очень внимательный, мама.

— Я знаю, дочка, но, логично, что это не Рауль. Тогда, кто же это был?

— Помнишь Сесара?

— Конечно, это такой красивый парень с длинными волосами, который играет на гитаре в метро.

— Так вот, это он их подарил.

— Надо же! Если бы это были белые или желтые цветы… но красные розы означают, что он что-то

чувствует к тебе.

— Знаю, мама. Он почти два месяца твердит мне об этом.

— А Рауль знает?

— Да, и он недоволен.

— Это нормально. Кому понравится, если несколько месяцев кто-то станет объясняться его

девушке в любви?

Валерия рассказывает матери о предложении Сесара. В понедельник шестьдесят дней истекают.

Еще она рассказывает матери о весах, об утренних музыкантах и всех случайных и неслучайных встречах с Сесаром до сегодняшнего дня с тех пор, как он вернулся из Бристоля. Единственное, что она утаила, это то, что вчера вечером едва не поцеловала Сесара.

— Я запуталась, мама. Я ничуть не сомневаюсь в том, что люблю Рауля, но, с другой стороны…

— Тебе также нравится и другой парень.

— Да. Я думала, что не нравится, что это было ошибкой или капризом. Рауль мой парень, я его

люблю, он свет в моем окошке, мы вместе преодолеваем трудные моменты. Я не представляю себя без него.

Однако Сесар тоже очень нравится ей. Он смешит ее, заставляет сердиться и краснеть, но их

споры и размолвки, как романтический фильм. Сесар знает, что делать, чтобы всегда оставить ее с желанием чего-то большего. И сегодня, пожалуй, впервые со времени их знакомства, Вал была бы не против, чтобы он появился в дверях кафе с какой-нибудь своей сказочкой. Более того, ей бы этого хотелось.

— Понимаю, сейчас все не так ясно, как ты думала.

— Да, все не так понятно.

У нее не должно было бы быть никаких сомнений относительно этого. До того, как Рауль уехал в

Валенсию, Вал считала, что как бы Сесар не настаивал, он ничего не добился бы. Правда, он ей нравится, ей хорошо с ним, но не более того. Или она просто так думала, а теперь неожиданно появились чувства, о которых она даже не подозревала.

— Поскольку ты все это время была с Раулем, я думаю, что твои чувства к Сесару не раскрылись

по-настоящему. Они были здесь, но прятались, – поясняет мать, которая, похоже, понимает, что чувствует ее дочь.

— Ты считаешь, что я, скорее всего, влюбилась в Сесара?

— Не знаю, Вал. Это знаешь только ты.

— Я ничего не знаю, мама. Просто я устала, и не могу сосредоточиться на учебе.

Вал ложится грудью на стол и кладет голову на руки. Мара с улыбкой ласково гладит ее по

волосам.

— Когда мне было приблизительно столько же, сколько тебе, у меня было два друга, близких друга.

Один мне очень нравился, а другой… в другого я была влюблена.

— Ты это придумала?

— Нет, это не выдумка, это реальная история, – серьезно отвечает Мара. – Дело в том, что оба были

влюблены в меня. Я знала это, но никого из них не выделяла, пока однажды… не стала встречаться с одним из них.

— А с кем? С тем, кто тебе нравился, или с тем, в кого была влюблена?

— С тем, кто мне нравился.

— Правда? И что же дальше?

— Постепенно наша дружба распалась, и парень, в которого я была влюблена, перестал с нами

разговаривать.

Валерия снова приподнимается и смотрит на мать, на лице которой появилась глупая улыбка. Вал

не уверена в том, что вызвало эту улыбку: то ли старые воспоминания давно прошедших дней, или же то, что она выдумала историю своей юности, которой не было в действительности, но которую ей хотелось бы пережить.

— А потом ты знала что-нибудь о них?

— Один из них – твой отец.

У девушки отвисла челюсть – она ничего не знала об этом. С тех пор как родители развелись, они

почти не говорили об отце.

— Вот это да! Значит, насколько я поняла, твой первый избранник не мой отец.

— Да, я была влюблена в другого парня. Твоего отца я полюбила позже, и замуж за него я вышла по

любви, но ты сама знаешь, как закончилась эта история – я больше так ничего и не узнала о своем друге, а с твоим отцом не разговариваю.

— Ты рисуешь мне не слишком-то красочные перспективы.

— Наоборот. Я хочу сказать, что как ни крути, а в твоей жизни произойдет еще множество разных

вещей. Ты еще очень молода, а будущее непредсказуемо. Просто плыви по воле чувств, но будь честной с самой собой и с ними. Это самое главное.

— А ты не жалеешь, что встречалась с моим отцом, а не с тем парнем, в которого была влюблена?

— Нет. Я поступала так, руководствуясь своими чувствами на тот момент.

А она сама сожалеет о чем-то? Значит, ее вчерашняя попытка поцеловать Сесара была ее

желанием. Но она до сих пор прокручивает это в голове и чувствует себя виноватой. Так что же все это означает на самом деле? Где точный ответ? Несмотря на мамин рассказ, она по-прежнему себя не понимает.

— Как все запутано, мама.

— А никто и не говорил, что человеческие отношения будут легкими, – отвечает Мара, допивая

кофе и поднимаясь. – Что просит у тебя сейчас твое тело?

— Не знаю.

— Знаешь. Будь честна с собой.

Мама права – она знает. Ей хотелось бы увидеть Сесара, и она не может это отрицать. Кроме того,

Рауль отдыхает в гостинице, и до церемонии новостей от него не будет.

— Как мне плохо! – жалуется Валерия, поднимаясь со стула.

— Тебе будет плохо, если станешь поступать вопреки своим чувствам.

— Но я так запуталась.

— Я так не считаю, но обрати внимание на одну вещь: будь честна с Раулем и с тем парнем тоже. И

помни, что у тебя есть парень, который сейчас не в Мадриде. Если история меняет курс, то поступай правильно. Поняла?

— Да, мама. Я должна поговорить с обоими и быть честной с ними.

— Но самое главное – не обманывай себя, будь честной сама с собой.

— Я постараюсь. Спасибо за советы и за то, что поговорила со мной.

Девушка целует мать в щеку и выходит из “Констанции”. Она идет к станции метро. Ее знобит,

хотя ей жарко. Когда Валерия принимала важные решения, ей всегда было плохо. Возможно потому, что это было нечасто. В детстве она была очень застенчивой девочкой, почти не разговаривала, и, когда к ней подходил какой-нибудь парень, она не могла сказать ничего связного.

Сейчас она другая, немного повзрослела, уже не такая робкая и менее “непонятая”. Сейчас ее

жизнь находится на одном из тех поворотов, о которых люди говорят, имея в виду будущее. Она становится старше, и с годами принимать решения становится все труднее. Чем старше человек – тем больше ответственность, хоть в любви, хоть в отношениях. Ей уже шестнадцать, и она знает, что такое настоящая любовь.

Валерия надеется, что она не ошибется, правильно истолкует свои чувства и, вероятно, найдет

решение на десятой линии.

Глава 47

На этот раз Эстер пришла первой, без двух минут пять. Она ждет Феликса на нижнем этаже торгового центра FNAC. Сначала они здесь позанимаются математикой, а потом прогуляются по центру.

Эстер много размышляла над тем, что думает Бруно по поводу ее друга. Она по-прежнему не может представить, чтобы Феликс посылал Бруно твиты с угрозами, словно какой-нибудь одержимый маньяк, но, тем не менее, девушку одолевает определенная тревога. А вдруг Бруно прав, и автор анонимок – Феликс?

По сути говоря, она не знает Феликса настолько хорошо, чтобы защищать его, как это делала. За время их разговоров и встреч у Эстер сложилось неплохое впечатление о парне, хотя вчера у него снесло крышу, когда к ним подошел Родриго. “Я воздал ему по заслугам, он заслужил то, что я ему сказал”, – решительно сказал Феликс, провожая девушку домой. Вероятно, Феликс сделал это только для того, чтобы произвести на нее впечатление, а, может, чтобы защитить ее, но это было абсолютно лишним. Это единственная претензия, которую Эстер могла бы предъявить Феликсу, во всем остальном он очень мил. Настолько, что девушка даже планировала начать встречаться с ним всерьез. Судя по всему, она забывает недавнее прошлое. Другие – это уже прочитанная и перевернутая страница.

Часы, предназначенные для особых случаев, которые Эстер надела сегодня в третий раз, показывают ровно пять. Эстер удивлена тем, что столь пунктуальный парень, как Феликс, еще не появился.

— Сеньорита, сеньорита, – кто-то сзади настырно тянет ее за куртку. Эстер поворачивается и видит белобрысого мальчугана лет пяти-шести, намертво вцепившегося в ее одежду. В другой руке он сжимает какой-то пакет, завернутый в подарочную бумагу, на которой написано: “Открой прямо сейчас”.

— Это для меня?

— Ага, для тебя, – кивает мальчуган.

— Большое спасибо!

Девушка берет пакет и ласково треплет малыша по волосам. Постреленок быстрее молнии несется на другой конец торгового зала. Там мальчугана поджидают его родители. Они издали приветственно машут Эстер рукой и выходят из торгового центра, весело сюсюкая с ребенком и смеясь.

Что это там? Заинтригованная, девушка разворачивает бумагу и улыбается, увидев, что лежит внутри – такой же калькулятор, какой приносил вчера Феликс и чек на кофе с молоком или что-то подобное. В этот момент чьи-то руки закрывают глаза девушки.

— Ну-ка, кто я? Думаю, угадать нетрудно.

— Тот, кто заплатил мальчишке, чтобы он подарил мне такой же как у тебя калькулятор.

Парень отнимает руки от лица Эстер, и та поворачивается к нему. Оба улыбаются друг другу, причем Феликс делает это едва заметно, лишь кончиками губ.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Да так, ни о чем. Очаровательный белобрысенький малыш проходил мимо и попытался закадрить меня. Не думаю, что ты его знаешь. Он слишком мал, чтобы быть твоим другом.

— Надо было прийти пораньше, чтобы посмотреть на него и сказать, чтобы подождал клеиться к тебе до следующего дня. Сегодня с тобой только я.

— Чтобы заниматься, заметь.

— Конечно, чтобы заниматься. Идем, мы и так слишком задержались. Ну что, спускаемся в кафе?

Эстер еще не видела, как Феликс смеется, но ей нравится его необычная улыбка.

— Что ты хочешь? – спрашивает парень, когда они уже сидят за столиком кафе.

— Кофе бонбон и пончик с сахаром.

— Думаю, ты больше любишь не шоколадные, верно? Видишь ли, с сахаром и те, и другие.

— Да, обожаю без шоколада, я всегда любила их.

— Ладно, я пошел.

Парень поднимается и, подойдя к стойке делает заказ у блондинистого бармена с густой копной волос до плеч. Тот, не мешкая, обслуживает посетителя. Девушка внимательно наблюдает за ними, прикрывая рот рукой, чтобы не было слышно, как она смеется. Феликс и бармен начали чинно спорить по поводу названия “пончик в глазури”. Эстер не перестает удивляться. Феликс забавней, чем она думала, но по-своему.

Парень ставит на стол стаканчики с кофе, а потом две тарелочки с лежащим на каждой из них пончиком. Эстер достается пончик с белой глазурью, а Феликсу с шоколадной.

— А ты не хочешь кофе?

— Нет, я предпочитаю одно молоко, безо всего. Ты же знаешь, что я плохо переношу кофеин.

— Даже с кола-као?

— Шутишь? Более того, в пончике полно какао и молока.

— Мне кажется, не так уж и много.

— Да тогда у меня сахар из ушей потек бы. Я и так жалею, что заказал пончик...

Сморщив нос, Эстер принимается за свой пончик. Откушенный кусок оказался слишком большим, так что едва не застрял в горле. Девушка весело рассмеялась, когда ей удалось проглотить его. Феликс уставился на нее широко открытыми глазами. Он не смеется и кажется взволнованным. Поняв это, Эстер извиняется, и тут парень неожиданно улыбается.

— Не бойся, если пончик застрянет в горле, я сделаю тебе искусственное дыхание рот в рот.

Развязно-наглое замечание парня несказанно удивляет Эстер. Она не ожидала со стороны друга подобной выходки. Он на самом деле готов с ней целоваться? Или имел в виду действительно оказание помощи? Скорее всего, он не шутил; в первой помощи Феликс – спец, и сказал это на полном серьезе, без всякой задней мысли. Говоря, он даже не улыбнулся.

— Ну что, приступим к математике? – спрашивает Эстер, стараясь избежать неловкого момента.

— Отлично. Мне хотелось бы, чтобы ты выбрала тему.

— С чего начать?

— Складывать и вычитать ты умеешь, верно?

— Для этого есть калькулятор и пальцы, разве не так?

Когда Феликс услышал о пальцах, его чуть не хватил инфаркт. Он терпеть не может, когда люди считают на пальцах. Нет ничего более тупого и примитивного, чем это. Однако он сдерживается и ничего не говорит. Парень молча достает тетрадку по математике, кладет на колени и открывает на странице, отмеченной зеленой закладкой.

Эстер поняла, что ее шутка не развеселила Феликса. Он слишком серьезно воспринимает всё, что относится к учебе. Следующие полчаса проходят в такой же сдержанно-деловой обстановке – ни тебе шутки, ни анекдота, ни игры слов, ни подколов. Ни-че-го. Феликс – требовательный и строгий препод, а Эстер – ученица с веревкой на шее, которая потихоньку старается следовать заданному учителем ритму.

— Я устала, больше не могу, – обессиленно сознается Эстер, выпив еще одну чашку кофе с полуобезжиренным молоком.

— Как, уже? Да мы же ничуть не продвинулись вперед.

— Еще как продвинулись.

— С гулькин нос. У нас еще осталась куча тем.

— Всё! Отдых. Поговорим о чем-нибудь другом, где нет перемешанных между собой чисел и букв.

Феликс с некоторой досадой поправляет очки, закрывает тетрадь, аккуратно отметив место, где они остановились, и убирает ее в папку вместе с калькулятором.

— Может, поднимемся наверх, посмотрим книги или фильмы? – уже мягче спрашивает он.

— По-моему, отличная идея.

Выйдя из кафе, ребята поднимаются на эсклаторе на второй этаж. Здесь они на какое-то время отвлекаются от учебы, просматривая диски. Эстер делает упор на комедиях о любви, а Феликс рассказывает ей обо всех черно-белых фильмах, которые он посмотрел. Девушка удивляется, что кому-то из ее ровесников нравятся такие фильмы. Хотя чему тут удивляться – это же Феликс Нахера.

— А какой фильм для тебя самый любимый? – хочет знать Феликс.

— Ну-у... не знаю. Может “Мулен Руж”. Я видела его тысячу раз, и всегда плачу, когда Николь Кидман умирает.

— Ты, правда, из-за этого плачешь?

— Да. А ты не плачешь из-за фильма?

— Нет, не плачу.

— Никогда-никогда?

— Никогда. Я не помню, когда это было последний раз. Вероятно, в глубоком детстве.

— Надо же! Даже не верится.

— А для чего мне врать?

— Ты никогда не врешь?

Особенная полуулыбка Феликса дает ответ на вопрос Эстер. Девушка снова поражается тому, что говорит ей парень.

— Врать нужно уметь. Ложь это, своего рода, искусство. Иногда ложь настолько мастерски-утонченна, что интереснее самой правды. Мы все врем почти что каждый день.

— Вроде, врать не за чем.

— Я красивый?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты считаешь меня красивым парнем? Ответь, как думаешь.

— Ну-у...

— Скрывать правду, даже если ты не врешь, тоже большое вранье, – прерывает девушку Феликс, даже не давая ей ответить на заданный вопрос. – Эстер, ты считаешь меня красивым?

Девушка не знает, что ей ответить. Понятно, Феликс не красавец, но она не скажет ему “нет”, но и “да” сказать тоже не может.

— Я нахожу тебя интересным.

— Так ты очень вежливо называешь меня страшным.

— Нет! Это не так! Я не считаю тебя страшным, правда.

— Значит, я красивый. Одно из двух – или ты красивый или страшный. Эти прилагательные являются антонимами. Третьего не дано.

— Понимаешь...

Девушка опускает голову, не находя выхода из этого сложного положения. Что ей делать?! Что делать?! Она не хочет называть Феликса страшным, но ведь он не красавец. В доказательство того, что все каждый день врут, врать ему она тоже не станет, хотя ей и не хочется ранить его правдой. Черт! И как ее только угораздило угодить в этот лабиринт?

Когда Эстер снова поднимает взгляд, она видит ехидную ухмылку Феликса.

— Брось, Эстер. Тебе не нужно ничего мне отвечать. Я не хочу давить на тебя, – насмешливо говорит он, кладя на место диск с фильмом Чарли Чаплина. – Пойдем посмотрим книги?

Глава 48

Следующая станция: Барахас. Остается еще одна остановка, и метро привезет ее к концу забега. Всю дорогу Мери сто раз спрашивала себя, что ей делать, когда она окажется у терминала Т4. Отыскать там Палому будет практически невозможно, даже если она все еще в аэропорту. Но, вероятней всего, в это время она будет уже в Лондоне.

Прошло уже много часов, как ее выписали из больницы. Времени вполне достаточно, чтобы собрать чемоданы, купить билеты и отправиться в полет, держа курс на Англию.

Но сейчас не время сдаваться, и Мери не собирается уступать. Она будет искать Палому весь вечер до тех пор, пока не убедится, что найти девушку – невыполнимая задача.

Она посмотрела в интернете, что до Лондона есть семь рейсов, которыми Палома уже могла бы улететь, и еще семь, которые пока еще здесь. Некоторые из этих самолетов вот-вот взлетят, и к их взлету она уже не успеет. Единственный шанс разыскать Палому, если ее самолет вылетает отсюда в 19.00 или в 20.10 и приземляется в аэропорту Хитроу. Есть еще один рейс в 21.00, этот самолет летит в Гатвик. Три шанса, только три, чтобы сохранить надежду.

Наконец, девушка подъезжает к конечной остановке. Поезд останавливается на платформе у терминала Т4, и последние пассажиры, нагруженные чемоданами быстро выходят из вагона.

Мария тоже выходит и быстро идет, сама не зная куда. Она понятия не имеет, где искать Палому, и от этого чувствует себя усталой.

Она останавливается и осматривается. Кругом столько народу. Куда ни кинь взгляд, всюду люди

разных рас и национальностей, маленькие и высокие, толстые и худые. Мужчины, женщины, дети, дедушки и бабушки с внучатами, одинокие девушки и парни, даже пара молодоженов. Толпы ожидающих отлета в какие-то части света за сотни километров от Мадрида.

Если раньше Мария считала свою задачу труднодостижимой, то теперь она убеждена в том, что

она вообще невыполнима. Но, стоя здесь на месте, она ничего не добьется. Она должна идти, и девушка направляется к табло с сообщениями о времени отлета и прилета самолетов. Она ищет следующий рейс на Лондон. Вылет в 19.00, компания “Бритиш Эйрвейз”. И куда теперь ей идти?

Она не знает, у кого бы ей выяснить, где происходит регистрация на этот рейс, и решает спросить

об этом идущих в ее сторону стюардесс. Стюардессы точно не знают, но подсказывают ей, что справки выдаются в справочном бюро. Вежливо поблагодарив их, девушка намеревается найти это самое бюро.

Ее голова уже трещит. По дороге она присматривается ко всем светловолосым, худеньким

девчонкам приблизительно шестнадцати лет, которые встречаются ей на пути, но угадать все номера в лотерее было бы проще, чем отыскать Палому. Мария сходит с ума и думает, что вот-вот потеряет сознание прямо посреди терминала Т4.

Наконец, она находит информационный стенд, но к нему тянется бесконечная очередь. Девушка в

отчаянии вздыхает. Если она встанет в очередь, то потеряет уйму времени, и ее без того мизерные шансы найти Палому, полностью испарятся. Мери решила расспрашивать всех подряд, пока какой-то мужчина не подсказал ей, где находятся стойки регистрации “Бритиш Эйрвейз”. Найти их было не так сложно, но после всех дневных передряг девушка почти ничего не соображала.

Мери ускоряет шаг, направляясь к стойкам регистрации под номерами с 900 по 905. Впервые за

долгие минуты к ней возвращается какая-то надежда, но она исчезает столь же стремительно, как и появилась. Ни Паломы, ни ее матери здесь нет. Девушка мысленно жалуется на свое невезение и несчастную судьбу. Она устала и физически, и морально, поэтому решает подождать тут. Мери садится прямо на пол, прислонившись к стенду, и ждет, внимательно оглядывая всех, проходящих мимо людей. Скорее всего, Палома с матерью появятся с минуты на минуту. Минуты проходят, а вместе с ними тают шансы. Девушка никогда не чувствовала себя такой опустошенной, как в эти мгновения. Она смирилась. От линз глаза горят огнем, но Мери понимает, что без них она ничего не увидит. Колени тоже болят от бега, а веки слипаются, борясь со сном.

Чтобы одолеть сон, Мери начинает вспоминать о тех чудесных двух с половиной месяцах, что она

провела с Паломой, и о том, какая Палома необычная. Что она будет делать без нее?

Мери снова достает мобильник и еще раз звонит Паломе. Ответа нет. Девушке хочется кричать от

бессилия и ярости. Она не понимает, почему оказалась в такой до нелепости абсурдной ситуации. Ведь речь идет только о любви, просто о любви.

Мария сидит в ожидании уже сорок пять минут. Ни одного лица. Девушка не может больше

терпеть. Она встает с пола, чтобы размять затекшие ноги. Глубоко дыша, она смотрит на часы мобильника. Уже очень поздно. И тут телефон звонит. Номер не определен. Мери нажимает кнопку и отвечает:

— Да?

— Ты… ты! Где моя дочь? – кричит в трубку чей-то женский голос. – Ты хочешь судебного

разбирательства?

Вопли Ньевес сотрясают барабанные перепонки, и Мери не понимает, что Ньевес говорит.

— Простите, что Вы говорите? – переспрашивает она.

— Не глупи. Ты где?

Неужели это означает, что Палома не с ней? Мери прикрывает левое ухо, чтобы расслышать, что

говорит ей эта женщина. Она хочет удостовериться в правильности своих мыслей.

— Палома не со мной.

— Ты врешь!

— Клянусь, что это так. Я думала, что Вы уже летите в Лондон.

— Я собиралась увезти ее, пока… пока она не улизнула… пока не сбежала, – уточняет Ньевес. Мать

Паломы находится в страшном напряжении, и ей трудно точно выразить свои мысли.

— Палома не со мной, и я не знаю, где она может быть, – отвечает Мери, для которой эта новость

означает безмерное счастье. – Вы ей звонили?

— Ее мобильник у меня.

Узнав, что Палома еще не улетела в Лондон, Мери разволновалась от счастья. Куда она пошла? У

Паломы нет ни телефона, ни денег, так что она не сможет вернуться в центр города, и не сможет позвонить из автомата.

— Сколько времени Вы ее не видите?

— Где-то около часа.

Палома может быть где угодно. Что бы только не отдала Мери прямо сейчас, лишь бы узнать, где

она. Может, она прячется от родителей? А вдруг она поехала к ней домой? Такое возможно. Так, сейчас она позвонит своим родителям, чтобы рассказать о случившемся.

— Палома, правда, не с тобой? Ты не лжешь? Она моя дочь, к тому же несовершеннолетняя, и если она находится у тебя дома, мы можем обвинить вас в похищении.

— Сеньора, я первая, кто хотел бы знать, где Палома.

— Это все из-за тебя.

— Это не я хотела насильно увезти ее в Лондон.

— У тебя есть проблема, и я не позволю, чтобы ты и дальше развращала мою дочь своими идеями.

Женщина в точности повторяет то же самое, что несколько часов назад говорил ее муж, но теперь ее слова задевают Марию гораздо меньше. Она знает, что у нее есть последний шанс снова увидеться с подружкой. Ей только нужно найти Палому раньше, чем это сделают ее родители.

Не медля ни секунды, Мария обрывает разговор с Ньевес и звонит матери. Девушка рассказывает Пас о том, что случилось и на всякий случай предупреждает, что Палома может прийти к ним домой. Пас не очень одобряет поведение дочери, но она рада, что с Марией, по крайней мере, все в порядке.

Ну где же Палома может быть?

Без денег трудно уехать из аэропорта. А может, она попросила денег у кого-то или украла? Она может сделать и то, и другое. Впрочем, она также могла спрятаться где-нибудь в терминале. Если так, то придется снова искать иголку в стоге сена. Теперь Мария ищет подругу с бóльшим рвением и энтузиазмом. Она уверена, что снова увидит Палому, и предвкушает встречу с ней. Она абсолютно убеждена, что все так и будет. А там будет видно, что делать, ведь ситуация по-прежнему критическая. Но она, по крайней мере, сможет обнять Палому и поцеловать ее в последний раз. Мери ищет Палому в каждом уголке аэропорта, надеясь отыскать ее, прокричать ей, как она ее любит, и прошептать на ухо, насколько та любима. И пусть Палома не волнуется ни о чем, она всегда будет в ее сердце, где бы ни была. Если будет нужно, она станет ждать ее, или поедет в Англию, чтобы встретиться там с ней. И они вместе будут пить чай, и пойдут в Британский музей или сфотографируются, делая вид, что поддерживают Биг-Бен. Они могут сделать множество вещей...

Вопреки родителям Паломы, граница будет там, где они сами ее установят. И плевать на то, что думают остальные. Пока они с Паломой любят друг друга, ничто не сможет их остановить.

Звонит телефон.

— Где ты? – это звонит ее отец.

— Я все еще здесь, в аэропорту.

— В какой зоне? Мы приехали за тобой.

— Приехали за мной?

— Да, мы уже здесь.

— Но, папа, не нужно было. Мне жаль, что я заставила вас так волноваться, но...

— Мария, позже мы спокойно обо всем поговорим, а сейчас ответь мне, пожалуйста, точно, в какой части аэропорта ты находишься.

— Я в терминале Т4. Наверху, у регистрационных стоек “Американ Эйрлайнз”.

— Отлично. Никуда не уходи оттуда. Мы уже идем – приказывает Эрнесто, прежде чем отключиться.

Отец не дает девушке времени, чтобы ответить. Ей придется послушаться, хотя она хочет продолжить поиски Паломы. Но родителям из-за всего случившегося тоже плохо, и она должна, по крайней мере, дождаться их. Этот день станет незабываемым для всей семьи.

Мария останавливается перед стойкой 835. Она встает на цыпочки и тянется вверх, чтобы ее не заслоняли близнецы. Она чувствует жуткую тяжесть в ногах. Мери беспрерывно смотрит по сторонам. Должно быть, случаю было угодно, чтобы именно в это время мимо нее проходила ее девчонка.

Мария даже испугалась от неожиданности, когда вдалеке появляется фигурка девушки, очень похожая на Палому, и чем ближе она подходит, тем больше сходство. Палома?

— Рыжулька! Это я! – кричит девушка, находясь в нескольких метрах от Марии и подбегая к ней.

Мери думает, что это сон. Это и вправду Палома! Почувствовав себя снова в объятиях подруги, Мери разревелась. Никогда еще она не плакала так сильно. Мери целует Палому в губы и слушает, как часто-часто бьются в унисон их сердца. Она никогда ничему так не радовалась. Встретить Палому здесь, находиться рядом с ней – это самое большое в жизни счастье.

Палома пришла не одна, следом за ней к девушкам идут еще два взволнованных, но улыбающихся человека.

— Ладно, давайте выбираться их этого лабиринта. Вы устали, и нам о многом нужно поговорить, – со вздохом говорит Эрнесто.

Пас тоже кивает головой и обнимает Марию, которая многозначительно улыбается. Глядя на обеих, таких счастливых, девушек, Пас не понимает, почему кому-то так хочется разлучить их. Она тоже была удивлена, узнав, что дочь была лесбиянкой, но ей неважно, кто нравится Марии – парни или девушки. Самое главное, чтобы дочь была счастлива и могла как угодно выражать свои чувства.

Глава 49

Она вечно сталкивается с Сесаром, когда не хочет, а сегодня вечером, когда она его ищет, найти не удается. Валерия уже побывала на нескольких станциях десятой линии и поездила во многих поездах, но ей катастрофически не везет. Она смотрит на часы смартфона. Уже поздно, и нужно возвращаться домой. Скоро из Валенсии позвонит Рауль, чтобы поболтать с ней перед началом фестивального шоу.

Следующая станция – Сантьяго Бернабеу. Посмотрим, может, на сей раз удача улыбнется. Если не повезет, она поедет обратно до Пласа д’Эспанья, и больше не станет выходить.

По дороге Валерия подумывает о том, не послать ли Сесару сообщение или не позвонить ли ему, чтобы спросить, где он, но девушка отметает эту идею. Сесар “работает” и, кроме того, у него могло бы сложиться мнение, что она до отчаяния безумно хочет встретиться с ним. Нет, она не станет прибегать к столь простому способу! Если она встретится с Сесаром – хорошо, если нет – поедет домой. Положительно, воспользоваться мобильником – плохая идея.

На Сантьяго Бернабеу какой-то мужчина, по возрасту годящийся ей в дедушки, музицирует при помощи бокалов из богемского хрусталя. Он исполняет композицию Саймона и Гарфанкела “Звучание молчания”. Приблизившись к музыканту, Вал останавливается, чтобы послушать потрясающе-красивое звучание. Мужчина завершает композицию и смотрит на девушку. Улыбнувшись, Валерия протягивает ему монетку в пятьдесят сентимо. Музыкант благодарит ее и готовится к следующей песне. [прим: Саймон и Гарфанкел – американский фолк-рок дуэт, прославившиеся песней “Звучание молчания” (The sound of silence)]

— Простите, – обращается Вал к музыканту. Внезапно ей пришла в голову мысль, что этот человек может кое-что знать. – Вы не видели здесь двух ребят, исполняющих рэп?

— Один из них рослый такой, с длинными волосами, а второй невысокий негр?

Без всякого сомнения, это они. Валерия улыбается, слушая, как описывает ребят хрустально-бокальный музыкант.

— Да. Вы их видели?

— Не так давно они были здесь. Начали было играть неподалеку от меня, но из уважения ушли в другое место.

— Не знаете, на какую станцию?

— Мне послышалось, они говорили о Пласа д’Эспанья.

— Тысяча благодарностей. Мне очень понравилось Ваша игра на бокалах.

В ответ мужчина благодарно кивает головой и, едва Вал отворачивается, начинает играть “Глаз тигра”. [прим: “Глаз тигра” (Eyes of the tiger – песня американской рок-группы Survivor]