Мой личный шеф

Глава 22. Султанов

Мы поговорили с директором и, приземлившись за большим столом, внимаем двум ведущим настройщикам данного заведения. Виолетта с интересом обсуждает с ними дела. Очень старается, полагаю, ей стыдно за мою грязную выходку в холле. И она изо всех сил строит из себя опытного специалиста, чтобы как-то скрасить впечатление о нас. Смотрит на мастеров не отрываясь, а я сверлю взглядом её шикарный профиль.

— Уважаемая Виолетта Валерьевна. Любое «старенькое» пианино даст сто очков вперёд «новенькому» по качеству звучания! — разливается соловьём мужик в сером костюме и улыбается.

Он представлялся, но я забыл его имя. И не соображу, зачем так скалиться во время работы?

— Понимаю, — нежно отвечает ему Виола.

Вот бы она со мной так разговаривала, с придыханием. Но меня она мечтает сжечь на костре, как непокорного еретика в эпоху Возрождения.

— Говорю это вам, как опытный настройщик! — я слышу «любовник», но это у меня после волшебного поцелуя крыша едет. — На мусорке место не старичкам, изготовленным ещё при советской власти, а мозгам некоторых особо компетентных «знатоков»! Я имею в виду не вас, конечно же, а тех, кто считает, что цифровые музыкальные инструменты полностью заменят живой звук.

Навязчивый мужик поднимается и ведёт нас к пианино. Мы вынуждены идти.

— Вот смотрите. При настройке пианино за основу принимается тон ноты ля. — Лупит по клавише, заставляя вздрогнуть и отвлекая от разглядывая моей хоровички. — Частота её звучания больше четырехсот герц. Частота ноты каждой следующей октавы возрастает логарифмически.

Мне кажется, или он много выпендривается? Неужели и этот заметил, что Виолетта самая красивая женщина на земле и у неё нет кольца на пальце? Впрочем, тогда ему не жить. Настроит все инструменты в школе — и скатертью дорога.

— То есть удваивается по сравнению с показателями предыдущей октавы…

Я стою рядом с Виолой, а она периодически оборачивается, продолжая ругаться со мной шёпотом. Пока этот кент громко давит на клавиши.

— Какой стыд! Про нас же всё педагогическое сообщество будет теперь шушукаться. А что, если эта информация дойдёт до Родиона?

— Ой-ой, какой кошмар, что делать-то? Что делать?! — с безразличным лицом скрещиваю руки на груди и приподнимаю правую бровь. — Может переедем на Камчатку? Это, между прочим, шикарное место жительства: чистая вода, воздух, отсутствие технических предприятий. Немалое значение имеет наличие громадного океана, окружающего полуостров. И там не будет Родиона.

— Зато рядом с Камчаткой есть Магадан — думаю, вам там самое место! — она уже просто шипит на меня, как красивая ловкая змейка, выползшая из укрытия. — Я искренне недоумеваю: за что вас уважают в министерстве? Вы… вы же клоун! — Она очень забавная и милая, и я как дурак рядом с ней. — Они решат, что мы какие-то проституты!

Сжимаю губы, едва сдерживаю подкатывающий к горлу смех.

— Это древнейшая профессия, — стараюсь тихо-тихо, — и к нам с вами она отношения не имеет. Или кто из нас кому платит, Виолетта Валерьевна?

— Вы мне!

— Ну это всё равно не то! — снова сжимаю губы, ухмыляясь.

— Мне интересно, Марат Русланович, как вы потом на другую работу устроитесь? Вас же не возьмут за аморальность! Весь город будет вспоминать, как вы набросились на хоровичку.

Я выше её ростом, и с этого ракурса замечательно рассматривать чудное художественное плетение её волос, которое прихвачено на макушке, открывая шею. А ещё, если стоять так близко и опустить взгляд в расстёгнутые пуговки рубашки, то видна фантастически красивая ложбинка груди. Она всё такая же прелесть. Годы её ни капли не испортили, даже наоборот, Виолетта как будто наполнилась женственностью и сделалалась ещё лучше. Зря я коснулся её языка своим. Теперь даже думать не могу. Мозги просто скисли.

— А я на другую работу не собираюсь. Меня в моей всё устраивает.

Виолетта замечает, куда я смотрю, и быстро застегивает верхнюю пуговку. Глядит волком.

— Я расскажу о ваших намеках Родиону, и он надаёт вам по щам. Он мой мужчина и заступится!

— Опять очень страшно. Поцелуй — это не намек.

— Он вас разорвет!

— В последний раз, когда вы обо мне рассказали, он быстренько ретировался, и вы переругались вплоть до расставания.

Мы как два померанских шпица. Тяф-тяф! Тяф-тяф!

— Мы не расстались, и даже не надейтесь.

— Извините, вам неинтересно? — Серый пиджак явно устал от нас и нашего шёпота.

Прочистив горло, делаю суровое выражение лица. Стыд и срам, конечно, но что поделать, если я пытаюсь вернуть свою женщину.

— Нам очень интересно. Извините.

Виолетта закатывает глаза. А я хочу ещё раз поцеловать её. Так же нагло и горячо, играя с кончиком её языка и наслаждаясь мягкостью сочных губ.

— Давайте выберем этого замечательного господина и вернёмся в машину, — громко предлагаю я.

— Первого попавшегося? — злым шёпотом отвечает мне Виолетта. — Что эти люди подумают о нас? Что мы совершенно некомпетентны?

— Хуже, чем они думают о нас сейчас, уже не подумают, — ухмыляюсь я.

— И кто в этом виноват?

Настройщик громко тарабанит по клавишам, поднимает крышку, демонстрирует струны. А я соглашаюсь на любые условия, лишь бы с ней.

— Не понимаю, зачем вы меня взяли, — бурчит Виолетта, когда, выбрав «серого», мы выходим на улицу и я усаживаю её в авто. — Всё равно схватили первого же, кого нам предложили.

Я обхожу автомобиль и сажусь за руль. Рядом с ней. Нас снова обдаёт ароматом цветов.

— Буду честен: я хотел побыть с вами наедине, Виолетта Валерьевна. Я думаю, нам подойдет любой из их работников. Это хорошая организация.

— Побыли? — вздыхает, как будто всё это ей очень в тягость. — А теперь отвезите меня к остановке. Мне срочно пора домой!

Она пристегнулась, а я нет. Наглею, тянусь к ней, кладу руку на её щеку, пытаюсь повернуть её лицо к себе. Многозначительно смотрю в глаза.

Однажды мы занимались любовью в машине. Это было так сладко. Я, разместившись на водительском сиденье, перетащил её на себя. Задрал подол до талии и, отодвинув бельё, сразу же проник внутрь. Виола, запрокинув голову, медленно приподнималась и опускалась. Внутри всё горело. Счастье пульсировало под кожей, словно кровь дошла до температуры кипения. Виолетта же перебирала мои волосы и шептала на ухо: «Я люблю тебя!»

Сладко сжимая меня бёдрами, она была похожа на богиню. Её великолепная, идеальная грудь в тонком платье находилась напротив моего лица, и я кусал её сквозь ткань. Её горячие признания и то, как она балдела от того, что мы делали, ни капли ни стерлось из памяти. Наоборот. Очень ярко! И живо! Как сейчас!

Мы любили впитывать друг друга, растягивая наслаждение. И моя женщина была в этот момент настолько красивой и раскрепощённой, что я слеп от наслаждения и счастья.

А потом я всё испортил! Поверив в какой-то бред. Угрызения совести резко хватают за глотку. И уже не смешно из-за настройщика и всего того, что мы опять наговорили друг другу.

В груди ноет и режет. Мне душно от собственной тупости. Я её обожал. Жил ею. Я сходил и схожу по ней с ума.

А ещё у нас дочь. И я не знаю, как она сможет простить меня за то, что я устроил. За то, что не был с ней семь лет, пропустил большую часть её жизни.

— Я скучаю по тебе.

Виоле не нравится.

— Немедленно поехали, Марат Русланович!

Откидывает мою ладонь. Ей как будто и вправду противно. Она снова бьёт. Куда попадёт.

— Прости меня, — выдаю одно за другим. — Давай попробуем начать сначала! Да, я виноват! Но сколько всего хорошего между нами было! Мы же были очень-очень счастливы! Давай попытаемся опять?

— Опять попытаемся выбрать настройщика? — смеётся мне в лицо Виолетта.

Больно. Ей как будто и вправду всё равно.

— Нет. Быть вместе. Ты, я, наша дочь. Помоги мне всё вернуть.

— Не смешите меня, Марат Русланович. Я уже всё с вами попробовала. Мне больше неинтересно. Угомонитесь и ведите машину. Подвезите меня, пожалуйста, до ближайшей остановки, или я пойду сама.

Дёргает ручку двери, но я всё заблокировал.

— Как вы, Виолетта Валерьевна, — помрачнев, завожу мотор, — пойдёте в автобус с таким количеством цветов?

— Я оставлю их здесь.

— Вы обещали поставить их дома. Обещания надо выполнять.

— Вы тоже обещали жениться, а в итоге сбежали из загса, — снова саркастический смех, как будто ей не обидно, а действительно смешно, и она очень рада, что в итоге всё так вышло.

Она молча разглядывает пейзажи за окном. Улыбается. А меня бомбит.

— О, давайте, Виолетта Валерьевна, рассмотрим обратную ситуацию. Вам приносят мои фото с вашей школьной подругой, которая должна быть у нас свидетельницей, и я ору вам в лицо, что спал с ней. Вы бы со мной танцевали свадебный вальс и лепили куклу на капот? Или тут же послали бы на хер?! А? Давайте только честно! Не кривя душой!

— Да что там за фотографии такие были? — опять веселится.

— Не знаю, это у Ивана надо спросить, я их порвал и выкинул. Ваше лицо там было.

— Вот сохранили бы те фотографии, и у нас были бы доказательства вашей тупости, уважаемый господин директор. Ладно, всё. Мне эти разговоры уже оскомину набили, мне надо к дочери и ещё хлеба купить, и с Родионом созвониться.

Последнее бесит.

— Это прям обязательно.

— Безусловно. Если вы теперь одинокий, то я нет. У меня есть мужчина.

Это ранит. Я веду машину, постепенно впадая в какую-то депрессию. Кажется, ей действительно наплевать на наши поцелуи и мои нелепые подкаты. И то, что у меня машина дороже и зарплата выше, её совершенно не впечатляет. У неё же характер. Такие никогда не прощают. Жуткая мысль, что она и вправду искренне обожает Родиона, режет серпом по яйцам. А что я буду делать, если Виолетта действительно любит его и нашла своё?