14 глава

Осознание своего идиотизма приходит резко. Шок растворяется в венах, глупая бравада проходит, а тело словно бы старыми тряпицами набито. Чувствую себя приколотой к бархату бабочкой под стеклом: нет сил трепыхаться, бороться, да и нужно ли?

Всё это не имеет никакого значения. Я сейчас совсем одна, один на один с большим и сильным мужской, растерянная и растрёпанная, и если продолжу сходить с ума, от меня мокрого места не останется.

Мысли вяло текут, сменяют друг друга, как кадры на истёртой киноплёнке. Я закрываю глаза. Дышу носом, пытаюсь собраться, прийти в себя, придумать, что делать и как из этого выпутаться, но я слишком слабая, а ремни держат крепко.

Мне если и выбраться, то только на тот свет.

— Успокоилась наконец? — голос моего похитителя наполнен ехидством. Он явно доволен, что ему наконец удалось меня сломать, сделать покорной, послушной.

Я убеждаю себя, что всё это — дурной сон. Верю, что даже самый страшный кошмар проходит, нужно просто потерпеть. Знаю: меня вряд ли оставят в живых — с жертвами похищения никто не церемонится. Их убивают раньше, чем поступает заявление в полицию.

Но, может быть, мне повезёт и случится чудо?

— Готова попозировать? — короткий смешок совсем рядом, дыхание касается шеи, и даже на руках дыбом волоски становятся. — Ты красивая девочка, всем наше видео понравится.

Я киваю и крепче зажмуриваюсь. Кажется, что если не буду смотреть, то всё, со мной происходящее, действительно окажется страшным сном, после которого смогу проснуться и жить дальше, словно ничего не произошло.

Мне просто нужно потерпеть.

— Открой глаза! — властный окрик, а я мотаю головой. Волосы падают на лицо, а крепкая хватка холодных пальцев на подбородке причиняет боль. — Если твой папаша не будет идиотом, он просто откажется от выборов и будете дальше жить, припеваючи. Он же откажется, а? Ради своей дочурки ненаглядной. Кому хочется, чтобы с единственной деточкой случилась беда?

Он издевается, и слова его сочатся ядом. Не верю, что меня действительно отпустят, но вдруг его слова обрастают смыслом. Вдруг… вдруг действительно папа откажется? Тогда не будет этих угроз, не придётся прятаться, и можно будет спокойно жить… если позволят жить.

— Я готова, — голос не слушается меня и очень хочется пить. Сглатываю, пытаюсь смочить его хотя бы слюной, но во рту пустыня. — Можно… можно воды?

— Всё, что пожелает принцесса, — снова этот полный издёвки голос, но мужчина уходит, чтобы через пару минут вернуться с бутылкой воды.

Её совсем немного, и мужчина резко подносит бутылку к моим губам, наклоняет вперёд, и я едва не давлюсь водой. Похоже, это своеобразная месть, но я жадно пью и уже ни о чём другом думать не могу.

— Э нет, сначала дело, потом уже все удовольствия мира.

Свет становится ярче: мне в лицо направляют лампу. Щурюсь, теряю фокус, и веки немилосердно печёт. Моргаю, из уголков глаз текут злые слёзы, и я пытаюсь стереть их плечом, но только размазываю влажную соль по лицу.

Мужчина, возомнивший себя великим оператором, отходит, громыхая ботинками, пододвигает штатив с камерой ближе, заглядывает в объектив. Что-то бормочет, сам с собой разговаривает, а я пытаюсь сделать всё, чтобы не помнить его лица. На меня наваливается тупая апатия. Хочется лишь свернуться клубком и никуда никогда не выходить, но раздаётся тихое жужжание и монотонные щелчки.

Тимур, пожалуйста, найди меня. Умоляю.

— Всё-таки такая миленькая девочка, — говорит похититель и выравнивается. — Итак, лирику в сторону. Сейчас смотришь в объектив, говоришь несколько жалобных фраз о том, что тебе очень больно, плохо, тебя держат в заложниках непонятные страшные люди. И обязательно добавь, что папуле просто необходимо снять свою кандидатуру с выборов, чтобы всё у всех снова было хорошо. Уяснила? Вроде бы ничего очень сложного даже для блондинки.

Урод.

Лампочка на камере зажигается, мужчина даёт отмашку, но слова не идут. Я пытаюсь хоть что-то сформулировать, но мысли путаются, а мужчина теряет терпение.

Я не хочу умирать. Хочу жить с Тимуром и быть счастливой. Чтобы у папы всё было хорошо и никаких политических игрищ. Господи, пожалуйста! Я обещаю, что всегда буду хорошей, никого никогда больше не обижу. Только верни мне мою жизнь, пожалуйста.

Откашливаюсь, щурюсь от слишком яркого света и, закусив губу, пусть с трудом и паузами, но говорю всё, о чём меня просили. Мир перед глазами плывёт, теряет очертания — я плачу.

Где-то в сердце теплится надежда, но всё обойдётся. Она очень слабая и робкая, почти задушенная ужасом, призрачная и невесомая, но яркая, точно колибри. Держусь за её крошечное крылышко и на истерическом нерве заканчиваю речь.

А когда камера выключается, меня уносит волной страха и отчаяния.

Я теряю сознание.

Загрузка...