Мы истребляем людей (сборник, том 2)

СЛЕПЫЕ ПОВОДЫРИ (В соавт. с К. Мур под псевд. Льюис Пэджетт)

Город кричал. Он кричал уже шесть сотен лет. И пока длился этот нестерпимый долгий вопль, город продолжал быть эффективной единицей.

— Ты получишь специальные полномочия, — сказал Нигрел, глядя через обширный пустой кабинет на молодого Флеминга, сидящего в уютном кресле. — Обычно тебе не дали бы Контроль на целых шесть месяцев, но тут кое-что совпало. Кое-кто думает, что нам могла бы помочь новая точка зрения. И избрали тебя, так как ты — старший из ассистентов.

— Бриттон старше меня, — сказал Флеминг.

Он был коренастым грузным рыжеволосым парнем с необычной выразительностью на таком грубом лице. В кресле он сидел свободно, совершенно расслабившись.

— Физический возраст тут не причем. Более важен индекс цивилизованности. И уровень сочувствия. Тебе семнадцать лет, но эмоционально ты зрелый. С другой стороны, ты не закостенел. Ты еще не был Контролером. И мы думаем, что ты можешь взглянуть на все под каким-то другим углом зрения, что может помочь нам.

— Но разве новые точки зрения не являются нежелательными? — спросил Флеминг.

Тонкое, утомленное лицо Нигрела скривила слабая усмешка.

— Об этом было много дебатов. Культура — живой организм и не может существовать, утопая в собственных отходах. Это совершенно точно. Но мы не намереваемся оставаться в изоляции неопределенно долгое время.

— Этого я не знал, — пробормотал Флеминг.

Нигрел осмотрел свои ногти.

— Только не думай, что мы тут хозяева. Мы в большей степени слуги, чем обычные граждане. Мы должны следовать плану. К тому же, мы не знаем всех подробностей этого плана. Так было сделано намеренно. Однажды Барьер исчезнет. И город больше не будет изолирован.

— Но... за его пределами, — немного нервно сказал Флеминг. — Предположим...

— Город был построен шестьсот лет назад, и тогда же установлен Барьер, — объяснил Нигрел. — Почти непреодолимый Барьер. Есть выключатель — когда-то тебе его показали, как и всем остальным, — но в настоящее время он бесполезен. Им можно включать Барьер. Но никто не знает, как Барьер выключить. Одна из теорий гласит, что Барьер вообще невозможно отключить, пока не завершится период полураспада и энергия не достигнет достаточно низкого уровня. Тогда он отключится автоматически.

— Когда же это произойдет? — спросил Флеминг.

— Этого тоже никто не знает, — пожал плечами Нигрел. — Завтра или через тысячу лет. Идея состоит вот в чем. Город был изолирован для его защиты, что означает полную изоляцию. Ничто — вообще ничто — не может проникнуть через Барьер. Поэтому мы в безопасности. Когда же Барьер исчезнет, мы увидим, что стало с остальным миром. Если опасность миновала, мы можем начать расселяться в нем. Если же нет, воспользуемся выключателем и следующий неопределенный срок будем жить в безопасности за Барьером.

Опасность. Земля была слишком большой и слишком перенаселенной людьми. Постепенно возобладали архаичные нравы. Наука продолжала стремительно развиваться, но цивилизация фатально отставала. В те времена было много предложений. Но только одно оказалось реальным. Твердое правление, использование новой энергии и — непроницаемый Барьер. Так был создан и изолирован Город — в то время, когда пали все другие города...

— Мы знаем опасность сохранения статус-кво, — продолжал Нигрел. — Новые теории, новые эксперименты не запрещены. Отнюдь. Некоторые из них не могут быть сейчас опубликованы, да что там некоторые — очень многие! Но все сведения находятся в закрытом секторе библиотеки. И этот сектор станет доступным, когда исчезнет Барьер. А пока что наш Город — это спасательная шлюпка. Мы, как часть Рода Человеческого, должны выжить. Об этом стоит сейчас заботиться. Никто ведь не изучает физику в спасательной шлюпке. Там стараются выжить. Но после того, как вы достигли суши, можете идти и дальше заниматься наукой. А пока что...

Другие города пали, и ужас заполонил землю шестьсот лет назад. Это было время гениев и новых знаний. Оружие богов наконец-то стало доступным. Сама основа материи закричала, разрываясь на клочки, когда его пустили в ход. Спасательная шлюпка полетела на гребне тайфуна. Ковчег отправился в Великое Плавание.

Другими словами, одно цеплялось за другое — пока не содрогнулась сама планета.

— Сначала разработчики думали, что одного Барьера будет достаточно. Но, разумеется, Город должен быть автономным модулем. А это было трудно выполнить. Человек не может прожить в пустоте. Он должен получать еду и энергию — из воздуха, от растений и животных. Решение заключалось в создании в Городе всех предметов первой необходимости. Но затем все стало портиться. Микроорганизмы воевали друг с другом и мутировали. Возникли цепные реакции. Сама атмосфера, подвергающаяся постоянной бомбардировке...

Ковчег становился все более и более сложным.

— Таким образом, Город был создан таким, каким и задуман, а потом обнаружилось, что он будет непригоден для жилья.

Флеминг откинул голову назад.

— О да, мы защищены, — сказал Нигрел. — Мы специализированы. Потому что мы — Контролеры.

— Ну да, знаю. Но я думаю вот над чем. Почему же не могут все граждане...

— Быть защищенными, как мы? Потому что они нужны для выживания. Мы важны, лишь пока не исчезнет Барьер. Когда же спасательная шлюпка достигнет суши и все вылезут из нее, мы станем бесполезны. В нормальном мире для нас нет места. Но здесь и сейчас, в качестве Контролеров Города, мы важны. Мы слуги.

Флеминг встревоженно поерзал.

— Тебе будет трудно осознать это, — сказал Нигрел. — Тебя специально тренировали еще до твоего рождения. Ты никогда не знал — все мы не знали, — что такое обычное существование. Ты глух, нем и слеп.

Юноше показалось, что он начинает постепенно понимать...

— И это значит?..

— Определенные чувства, которые есть у горожан, потому что они будут важны, когда исчезнет Барьер. Мы не можем позволить их себе в данных обстоятельствах. Нам их заменяет чувство телепатии. Позже я расскажу тебе об этом более подробно. А сейчас я хочу перейти к нашей проблеме, к проблеме Билла Нормана. Он горожанин...

Нигрел замолчал. Он вдруг почувствовал, как город всем своим громадным весом давит ему на плечи, а под ногами начинает рушиться опора.

— Он выходит из-под контроля, — бесстрастно сказал Нигрел.

— Но я никому не нужен, — сказал Билл Норман.

Они танцевали. Мерцающие огни били из Седьмого Монумента, высившегося даже над крышей сада, где они находились. Огни стремились вверх и растворялись там, в вышине, в серой пустоте Барьера. Музыка была захватывающей. Рука Мии проползла и взъерошила ему волосы на затылке.

— Ты нужен мне, — сказала Мия. — Однако я тут необъективна.

Она была высокой худой темноволосой девушкой, резко контрастирующей со светловолосым массивным Норманом. Его синие глаза слегка недоумевающе осмотрели ее.

— Мне так повезло, — сказал Норман. — Но я не уверен, что тебе повезло со мной, Мия.

Оркестр достиг ритмичной кульминации, медные тарелки издали тихую ностальгическую ноту, бьющуюся, словно живой пульс. Норман встревоженно развернул широкие плечи и повернулся к парапету, спрятав Мию за спину. В наступившей тишине они прошли через толпу к проему в стене, где оказались одни на крошечной наблюдательной площадке, открывавшей вид Города.

Мия то и дело бросала взгляды на встревоженное лицо своего спутника. Норман смотрел на Седьмой Монумент, коронованный светом, за которым виднелся Шестой Монумент, и казавшийся маленьким на расстоянии — Пятый. Каждый из них олицетворял одну из Больших Эпох в истории Человечества.

А Город...

Во всем мире не было больше подобного города. И ни один еще город не создавался для человека. Мемфис был возвышающимся колоссом, как памятник царям, Багдад — драгоценный камень султана, все эти города изначально были величественными куполами для наслаждения сильных мира сего. Нью-Йорк и Лондон, Париж и Москва — все они были менее функциональными, менее эффективными для своих граждан, чем пещеры троглодитов. В городах человек вечно пытался сеять в пустыне, а потом тщетно ждал урожая.

Но этот Город был городом для людей.

Это было не просто вопросом парков и дорог, развязок, пандусов и парагравитационных потоков для левитации. Не просто вопросом проекта и архитектуры. Город был изначально спланирован по всем правилам человеческой психологии. Люди вписались в него, как в поролоновый матрас. Он был спокоен. Он был красив и функционален. Он являлся совершенством для своей цели.

— Я снова ходил сегодня к психологу, — сказал Норман.

Мия облокотилась на парапет. На спутника она не глядела.

— И что?

— Одни общие фразы.

— Но он должен знать ответ, — сказала Мия. — Они же всегда знают правильные ответы.

— Этот не знал.

— На это может потребоваться время. Ты же знаешь, Билл... никого не обманывают.

— Не знаю, что это может быть, — сказал Норман. — Может, наследственность. Я только знаю, что у меня возникают они... эти вспышки, которые не могут объяснить психологи.

— Но должно же быть объяснение.

— Именно это и сказал психолог. Однако никакого объяснения он не смог предложить.

— А разве ты не можешь проанализировать это сам? — спросила Мия, положив свою ладонь на его.

Пальцы Нормана напряглись. Он смотрел на Седьмой Монумент и куда-то вдаль за ним.

— Нет, — вздохнул он. — Это просто мое чувство, и нет никакого ответа.

— Какое чувство?

— Не знаю. Я... Я жалею, что не могу уйти из Города.

Ее рука внезапно обмякла.

— Норм, ты же знаешь...

— Да знаю, — тихонько рассмеялся он. — Нет никакого выхода. Через Барьер не пройти. Но, в конце концов, может, это совсем не то, чего я хочу. Но это... это... — он уставился на Монумент. — Иногда это кажется неправильным. Не могу объяснить. Это весь Город. Он заставляет меня чувствовать его таким непрочным. А затем возникают эти вспышки...

Мия почувствовала, что его рука напряглась. Она резко выдернула свою руку. Билл Норман закрыл глаза и закричал.

— Вспышки осознания, — сказал Нигрел Флемингу. — Долго они не длятся. Будь они немного подольше, он бы сошел с ума или умер. Конечно, городские психологи не могут ему помочь, это по определению вне сферы их деятельности.

— Вы волнуетесь, — сказал Флеминг, чувствительный к телепатическим эмоциям.

Разумеется, он сказал это не вслух.

— Конечно, волнуюсь, — огрызнулся Нигрел. — Нам, Контролерам, созданы особые условия. Обычный горожанин не смог бы выдержать нашу энергию, это было бы опасно для него. Создатели Города перебрали много различных планов, прежде чем решили создать нас. Сначала они думали о создании андроидов или роботов для управления, но тут необходим человеческий фактор. Нужны эмоции, чтобы реагировать на изменение ситуаций. С самого рождения нас тренируют при помощи гипнообработки, чтобы защищать и служить горожанам. Больше мы ничего не можем делать, даже если попытаемся. Так нам внушено.

— Служить и защищать каждого горожанина? — спросил Флеминг.

Нигрел вздохнул.

— В этом-то и проблема. Каждого горожанина. Целое равно сумме его частей. Для нас один горожанин представляет всех. Я не уверен, что это не ошибка разработчиков. Потому что, когда один горожанин угрожает всей группе — как это делает Норман...

— Но мы должны решить проблему Нормана.

— Да. Это — наша проблема. Каждый горожанин должен находиться в физическом и психическом равновесии — должен. И я задал себе вопрос...

— Какой? — нетерпеливо перебил его Флеминг.

— Было бы лучше для блага целого, если бы Нормана можно было устранить. Исходя из чистой логики, ему нужно позволить сойти с ума или умереть. Однако я не могу пойти на это. Меня против этого слишком долго тренировали.

— Меня тоже, — вдохнул Флеминг.

Нигрел кивнул.

— Конечно. Но мы должны исправить Нормана. Должны вернуть его к нормальному психическому равновесию. Иначе можем сами сойти с ума — потому что нас не обучали неудачам. Ты — самый молодой среди нас, у тебя больше общего с горожанами, чем у любого из нас. Поэтому ты сможешь найти ответ там, где не можем мы.

— Норману следовало бы стать Контролером, — сказал Флеминг.

— Следовало. Но теперь слишком поздно. Он уже взрослый. Его наследственность — плохая, с нашей точки зрения. В предках у него математики и теологи. Проблемы каждого горожанина в Городе могут быть решены при помощи Монументов. Мы можем дать правильные ответы для каждого. Но Норман гоняется за абстракциями. В этом и состоит проблема. Мы не можем дать ему удовлетворительный ответ!

— Здесь еще никогда не было параллельных психозов.

— Это не психозы, а затруднения. Исключения из стандартов Города. О, у нас было много человеческих проблем. Например, женщина, которая хочет детей, но не может иметь их. Если ей не поможет медицина, то помогут Монументы. Созданием переключения — направляя ее материнский инстинкт в другое русло, нацеливая его на что-нибудь другое. Заменой. Созданием в ней убеждения, что она исполняет какую-то миссию. Или создание эмоций иного рода, не материнских. Идея состоит в том, чтобы проследить проблему до ее психологических корней, а затем, так или иначе, избавиться от фрустрации. Потому что фрустрации несут гибель.

— Так, может, замена?..

— Не думаю, что это возможно в данном случае. Проблема Нормана — абстракция. И если мы ответим на нее, он сойдет с ума.

— Я не знаю, в чем моя проблема, — в отчаянии сказал Норман. — У меня никого нет. Я молод, здоров, занят работой, которую люблю...

Психолог почесал подбородок.

— Если бы мы знали, в чем состоит ваша проблема, то могли бы что-нибудь сделать с ней, — сказал он. — Наиболее перспективная точка для размышлений здесь, — он пролистал лежащую перед ним пачку документов. — Давайте посмотрим. Я сейчас кажусь вам настоящим?

— Самым настоящим, — ответил Норман.

— Но временами... Знакомый синдром. Иногда вы сомневаетесь в реальности. У большинства людей тоже появляется такое чувство. — Он откинулся на спинку кресла и задумчиво помычал.

За прозрачной стеной кабинета был хорошо виден Пятый Монумент, пульсирующий мягкими вспышками света. В кабинете было очень тихо.

— Вы хотите сказать, что не знаете, что происходит со мной, — сказал Норман.

— Пока что не знаю. Но узнаю. Сначала мы должны понять, в чем состоит ваша проблема.

— И сколько времени это займет? Десять лет?

— У меня самого однажды была проблема, — сказал психолог. — В то время я не знал, каково это. Теперь я знаю. У меня начала развиваться мания величия — я хотел изменить людей. Таким образом я перевел свою проблему в рабочую плоскость. Направил энергию в полезное русло. И это решило мою проблему. Тем же путем мы пойдем и с вами, как только поймем, что вас беспокоит.

— Я только хочу избавиться от этих галлюцинаций, — сказал Норман.

— Главным образом — слуховых, зрительных и обонятельных. Причем, без всяких внешних оснований. Да, это не иллюзии, это именно галлюцинации. Жаль, что вы не можете рассказать о них поподробнее.

— Я не могу, — с трудом сказал Норман и как-то весь сжался. — Это все равно, что быть брошенным в кипящий металл. Это просто неописуемо. Впечатление от шума, каких-то световых сигналов — и все это мелькает во вспышках памяти. И это адские вспышки.

— Завтра мы попытаемся провести наркосинестический опыт. Но сначала мне хотелось бы скоррелировать свои идеи. Возможно...

Норман ступил в левитационный поток и был вознесен вверх. На уровне верхнего балкона Пятого Монумента он вошел. Там было всего лишь несколько человек, и они были заняты общением с любимыми и осмотром достопримечательностей. Норман оперся руками на перила и уставился вниз. Он пришел сюда из-за какой-то неопределенной, смутной надежды найти успокоение здесь, на балконе, возвышающимся над Городом.

Здесь было тихо, но не более, чем всегда. Движущиеся дорожки изгибались и гладко скользили внизу. Они были бесшумными. А над головой был Барьер — синий тихий купол. Норман представил, как гигантские удары грома бьют в Барьер снаружи, и это неприступное полушарие начинает трескаться, прогибаться — и хаос с ревом падет на Город.

Норман стиснул холодные пластмассовые перила. Но их прочность не успокаивала. Ведь через секунду Барьер расколется и....

И на Монументе не было ему облегчения. Норман оглянулся на лежащий в громадной чаше мягко светящийся шарик Земли, но и он выглядел так, словно тоже вот-вот разрушится. Норман споткнулся, когда входил в нисходящий левитационный поток. Фактически, чуть было не шагнул мимо. Был момент, когда его сердце замерло от ощущения свободного падения, но затем парагравитация безопасности подхватила его тело и легонько направила в поток. И Норман стал медленно опускаться.

Но теперь у него появилась новая мысль. Мысль о самоубийстве.

Точнее, целых две мысли одновременно. А он хочет совершить самоубийство? Самоубийство вообще-то возможно? Он стал обдумывать вторую мысль.

Не замечая, машинально, он перешел на движущуюся дорожку и опустился в уютное кресло. Никто в Городе не умирал насильственной смертью. Никто и никогда, насколько он знал. Но пытались ли люди убить себя?

Это было новое, странное понятие. Вокруг столько систем безопасности. Не может быть пропущена ни единая опасность. Невозможны никакие несчастные случаи.

Дорожка свернула. В сорока футах, за газоном и низкой стеной, был Барьер. Норман встал и направился к нему, чувствуя одновременно какую-то тягу и отвращение.

За Барьером...

Норман остановился. Он стоял перед самым Барьером — гладким, серым, без единой надписи или царапинки. Это была не материя. Это было нечто иное, созданное учеными в далекие времена.

А что там с внешней стороны? Прошло шестьсот лет с тех пор, как был включен Барьер. За это время остальной мир мог весьма измениться. Странная идея пришла ему в голову. А что, если уничтожена вся планета? Предположим, какая-то цепная реакция испарила ее? Уцелел бы тогда Город? Или Город был не просто экранирован этим фантастическим Барьером, а смещен в иную плоскость существования?

Норман ударил кулаком в серую поверхность. Было так, словно он врезал по упругой резине. И вдруг, без предупреждения, его охватил ужас. Норман не услышал собственного крика...

Позже он подумал о том, как вечность могла быть сжата в один краткий миг? Затем его мысли вновь обратились к самоубийству.

— Самоубийство? — сказал Флеминг.

Эта мысль обеспокоила Нигрела.

— Экология перестала быть проблемой, — сказал он. — Я думаю, все дело в том, что Город — закрытая система. Мы создаем искусственно то, что шестьсот лет назад возникало естественным путем. Но природа не ставит на фаворитов, как делаем мы. Природа использует все варианты. Я имею в виду мутации. Практически, нет никаких правил о введении в игру новых сущностей и нет никаких правил о введении новых правил. Здесь, в Городе, мы должны оставаться верными исходным правилам и исходным сущностям. Если Билл Норман убьет себя, я не знаю, что тогда произойдет.

— С нами?

— С нами, а через нас — с горожанами. Психолог не может помочь Норману, ложь тоже. Психолог не знает...

— А что у него была за проблема? У психолога, я имею в виду. Он сказал Норману, что решил свою проблему, занявшись психологией.

— Садизм. С этим мы справились достаточно легко. Мы пробудили его интерес к изучению психологии. Его индекс интеллекта так высок, что мы не могли предложить ему хирургию. Ему было нужно более утонченное, интеллектуальное занятие. Но теперь он полностью социален и находится в хорошем равновесии. Психологическая практика дала ему то, в чем он нуждался, и он очень компетентен в своей области. Однако ему никогда не постичь корень проблемы Нормана. Сбой экологии, — повторил Нигрел. — Отношения между организмом и окружающей средой в данном случае противоречивы. Галлюцинации! У Нормана нет никаких галлюцинаций. Нет даже иллюзий. У него просто приступы размышлений... к счастью, короткие.

— В любом случае — это неправильная экология.

— Так и должно быть. Город непригоден для жилья.

Город кричал!

Это был микрокосм, бьющийся в неимоверных усилиях за то, чтобы быть максимально эффективным. Как двигатель на спасательной шлюпке. В самый разгар шторма. Двигатель напрягается, старается изо всех сил — и кричит. Среда обитания в Городе была настолько искусственной, что никакая нормальная технология не могла сохранять равновесие.

Шестьсот лет назад создатели Города рассматривали и отбрасывали план за планом. Максимальный диаметр Барьера составляет пять миль. Уязвимость его увеличивается в квадрате от увеличения радиуса. А неуязвимость была основным фактором.

Город должен быть самодостаточным модулем при невозможно маленьком диаметре.

Рассмотрим возникающие тут проблемы. Автономная система. Не могло быть никаких трубопроводов вовне. Цивилизация должна существовать в Городе неопределенно долгий срок на собственных продуктах отхода. Пароходы и космические корабли не могут служить примером для подражания. Они заходят в порты, где могут пополнить запасы.

Эта же спасательная шлюпка должна пробыть в море гораздо дольше шестисот лет. И горожане — оставшиеся в живых — должны быть сохранены не только живыми, но и невредимыми как физически, так и психически.

Чем меньше объем, тем выше концентрация. Создатели могли сделать необходимые механизмы. Они знали, как их делать. Но такие механизмы еще никогда не создавались на планете. Не в такой концентрации!

Цивилизация всегда — искусственная среда. Со всеми необходимыми машинами и механизмами Город становился настолько искусственным, что никто не мог в нем жить. Создатели добились эффективности — они создали Город, который мог существовать неопределенно долго, вырабатывая воздух, воду, продовольствие и требуемую энергию. Об этом заботились машины.

Но какие машины!

Энергия, требующаяся и вырабатываемая, была почти немыслима. Разумеется, ее приходилось тратить. И она тратилась. Тратилась в свете, звуках и излучениях — и все в пятимильной области под Барьером.

Любой из живущих в Городе заработал бы невроз через две минуты, психоз через десять, а после этого прожил бы немногим дольше. Таким образом, у создателей был функционирующий эффективный Город, но никто не мог в нем жить.

Ответ был один.

Гипноз.

Все жители Города находились под гипнозом. Все в Городе находились под гипнозом. Это был избирательный телепатический гипноз, создаваемый так называемыми Монументами — мощными гипнопедическими устройствами. Сидящие в спасательной шлюпке не знали, что бушует шторм. Они видели лишь спокойную воду, по которой медленно дрейфовала шлюпка.

Город кричал в глухие уши. Никто не слышал его целых шестьсот лет. Никто не чувствовал излучение, никто не видел ужасный, отвратительный свет, озаряющий Город. Горожане не могли этого увидеть и Контролеры тоже, поскольку были слепыми, глухими, немыми и ущербными во всех других смыслах. Они были телепатами, эсперами, и экстрасенсорика позволяла им выполнять свою задачу по управлению спасательной шлюпкой. Что же касается горожан, то их задачей было выжить.

Никто не слышал Город, кричащий в течение шестисот лет... никто, кроме Билла Нормана.

— У него пытливый ум, — сухо сказал Нигрел. — Даже слишком пытливый. Как я уже упомянул, его проблема абстрактна, и если он найдет правильный ответ, тот убьет его. Если же не найдет, то просто сойдет с ума. В любом случае мы пострадаем, потому что нас не тренировали на неудачу. Основной гипнотический принцип, внедренный в наше сознание: каждый горожанин должен выжить. Ну, ладно. Теперь у тебя есть все факты, Флеминг. Что-нибудь наклевывается?

— У меня нет всех фактов, — возразил Флеминг. — В чем же все-таки проблема Нормана?

— У него опасное наследие, — уклончиво ответил Нигрел. — Его предки сплошь теологи и математики. Его разум... слишком уж рационален. Что же касается проблемы... Ну, Пилат задал тот же вопрос три тысячи лет назад, и насколько я знаю, ответ до сих пор не получен. Этот вопрос кроется за всеми исследованиями с тех пор, как возникла наука. Но никогда до настоящего времени ответ не был таким фатальным. Вопрос Нормана очень прост: «Что есть истина?»

Наступила пауза. Затем Нигрел продолжил:

— Норман не сформулировал его даже мысленно, он даже не понял, что задал этот вопрос. Но мы-то знаем, потому что мы можем легко войти в его сознание. Норман обнаружил, что на этот вопрос не существует ответа, и его проблема кроется в том, что теперь он постепенно выходит из гипнотического состояния. До сих пор у него были лишь кратковременные вспышки осознания. Доли секунды рационального мышления. И это было уже достаточно плохо для него. Он услышал и увидел Город таким, как он...

Наступила еще одна пауза. Мысли Флеминга застыли, как замороженные.

— Это единственная проблема, которую мы не можем решить при помощи гипноза, — продолжал Нигрел. — Мы уже пробовали. Но все бесполезно. Норман оказался удивительно редким человеком, человеком, ищущим истину.

— Он ищет истину, — медленно проговорил Флеминг. — Но... что его заставляет... искать?

Его мысли промчались по сознанию Нигрела, кремень ударил о сталь и высек искру.

Три недели спустя психолог объявил Нормана исцеленным, и тот немедленно женился на Мие. Держась за руки, они подошли к Пятому Монументу.

— Как ты понимаешь, это продлится долго... — сказал Норман.

— Я пойду с тобой, — ответила Мия, — куда угодно.

— Ну, это будет еще не завтра. Я шел неправильным путем. Напрасно пытаться пробиться через Барьер! Нет! Это все равно, что голыми руками бороться с лесным пожаром. Барьер — результат естественных физических законов. Не секрет, как он был создан. Но вот как его уничтожить — совершенно иное дело.

— Говорят, что его невозможно уничтожить, — возразила Мия. — Говорят, что однажды наступит день, когда он исчезнет сам.

— Когда? Я не хочу ждать этого. Мне могут потребоваться годы, потому что придется изучать, как использовать мое новое оружие... годы исследований, исследований и практики. Но у меня есть цель.

— Но ты же не сможешь быстро стать опытным ядерным физиком, — здраво сказала Мия.

Норман рассмеялся и обнял ее за плечи.

— Я этого и не ожидаю. Но кто-то должен начать первым. Сначала мне нужно учиться и стать просто хорошим физиком. Эрлик, Пастер, Кюри — у всех них был стимул, мотивация. У меня теперь тоже есть. Я знаю, чего хочу. Я хочу выйти наружу.

— Билл, но если ты потерпишь неудачу...

— О, сначала наверняка будут неудачи. Много неудач. Но в конце я добьюсь своего. Потому что я знаю, чего хочу!

Мия прижалась к нему, и они оба замолчали, глядя вниз на тихий и такой дружелюбный Город. Я могу потерпеть его какое-то время, подумал Норман. Особенно с Мией. Теперь, когда психолог избавил меня от проблемы, я могу успокоиться, чтобы работать...

А над ними пульсации нежного света толчками стремились из огромного шара на вершине Монумента.

— Мия...

— Да?

— Теперь я знаю, чего хочу.

— Но он не знает, — вздохнул Флеминг.

— Ничего, — бодро отозвался Нигрел. — Он никогда и не знал, в чем состоит его проблема. Ты нашел ответ. Не тот ответ, которого он хотел, но гораздо лучший. Перенос, переключение, сублимация — название не имеет значения. В принципе, это то же самое, что превращение садистских наклонностей в русло полезной хирургии. Мы придумали Норману компромисс. Он по-прежнему не знает, что ищет, но в него гипнотически внедрена вера, что он сумеет найти это вне Города. Положите еду на высокую стену, туда, куда не может дотянуться изголодавшийся человек, и он получит невроз. Но если вы дадите такому человеку материалы для постройки лестницы, его энергия будет направлена в созидательное русло. Норман всю жизнь потратит на исследования и, вероятно, сделает какие-нибудь ценные открытия. Он снова нормален. Он находится под профилактическим гипнозом. И даже умирая в старости, будет думать, что выход все-таки есть.

— Через Барьер? Нет!

— На самом деле, конечно же нет. Но Норман принял гипнотически внушенное предположение, что есть путь, нужно только суметь его отыскать. Мы дали ему материалы, чтобы построить лестницу. Он будет трудиться и терпеть неудачи, но никогда так и не будет обескуражен. Он ищет истину. Мы сказали ему, что он сможет найти истину вне Барьера и что он может найти способ выйти за него. И теперь он счастлив. Он перестал раскачивать спасательную шлюпку.

— Истина... — протянул Флеминг, затем сказал: — Нигрел... Я тут подумал...

— Что именно?

— А есть ли вообще Барьер?

— Но Город-то выжил, — сказал Нигрел. — Выжил и продолжает жить. Ничто снаружи никогда еще не проникало через Барьер...

— Но, предположим, что Барьера нет, — сказал Флеминг. — На что походил бы Город со стороны? Возможно... на печь. На какую-то топку. Он непригоден для жилья. Мы не можем постичь реальный Город, точно так же как не могут этого загипнотизированные горожане. Вы бы пошли в печь? Нигрел, возможно, сам Город и есть Барьер!

— Но мы чувствуем Барьер. Горожане видят Барьер.

— Мы чувствуем? Они видят? Нигрел, да ведь это тоже может быть лишь частью гипноза! Я не знаю. Может, Барьер исчезнет, когда закончится период полураспада радиоактивных материалов. Но предположим, нам просто кажется, что Барьер существует?

— Но... — начал было Нигрел и замолчал. — Это ведь значит... — сказал он чуть позже, — что Норман может найти выход!

— А может, именно это и планировали создатели Города? — сказал Флеминг.

Jesting pilot, (Astounding Science Fiction, 1947 № 5).

Пер. Андрей Бурцев.