Мы истребляем людей (сборник, том 2)

ПРОЕКТ (В соавт. с К. Мур под псевд. Льюис Пэджетт)

Мар Виста существовала уже восемьдесят четыре года в качестве научно-исследовательского блока. Технически он квалифицировался как служба. Фактически был чем-то бóльшим, чем-то еще, с тех пор как превратился в середине двадцатого века из больницы в нечто иное.

Но раз уже они вошли, то были избраны в Совет. И лишь самому Совету было известно, что это подразумевало.

Мэри Грегсон потушила сигарету.

— Мы должны отложить посещение! — сказала она. — Фактически, мы собрались, чтобы не допустить сюда Митчелла.

Сэмюэль Ашуорт, худой, смуглый, неприметно выглядевший молодой человек, укоризненно покачал головой.

— Но это невозможно! Уже и так мы прочувствовали на себе слишком много антагонистических Совету выступлений. Мы должны пойти на эту уступку, чтобы потом не развлекать всю Следственную Комиссию.

— Одного человека развлекать так же плохо, как и всю комиссию, — огрызнулась Мэри. — Вы знаете не хуже меня, как все это будет. Митчелл толкнет речь и...

— И?

— Как же мы сможем защититься? — Ашуорт поглядел на остальных членов Совета.

Их было немного, хотя в Map Виста проживало тридцать мужчин и тридцать женщин. Но большинство было занято своей работой.

— Ну, мы стоим на грани исчезновения, — продолжал Ашуорт. — И мы знаем, что наша ликвидация наверняка разрушит нынешнюю культуру. Сейчас ее стабилизирует только Map Виста. Как только будут подключены Центральные энергостанции, мы будем в состоянии защищаться и заставлять всех исполнять нашу волю. В этом мы уверены.

— Но они еще не подключены, — неприятным голосом возразил Бронсон — седовласый хирург, пессимизм которого, казалось, рос с каждый годом. — Мы слишком долго оттягивали нынешний кризис. И теперь он рухнул нам на головы, как снежная лавина. Митчелл уже высказался, так позвольте теперь и мне. Если мы допустим его...

— А разве мы не можем все фальсифицировать? — спросил кто-то.

— Создать фальшивую Map Виста всего за несколько часов? — спросила Мэри.

— Когда Митчелл пройдет через врата, тысячи людей будут сидеть у телевизоров и ждать, когда он выйдет обратно. Против нас настроены такие силы, что мы не смеем применять никакие уловки. Я еще раз повторяю — скажите Митчеллу правду.

— Вы с ума сошли, — проворчал Бронсон. — Да нас просто линчуют.

— Да, мы нарушили законы, — признал Ашуорт, — но зато добились успеха. Мы спасли Человечество.

— Если вы скажете слепому, что он идет по краю утеса, он может поверить вам, а может — и нет. Особенно, если вы потребуете вознаграждение за его спасение.

— Я не говорю, что мы сумеем убедить Митчелла, — улыбнулся Ашуорт. — Я говорю, что мы можем задержать его. Работа над Проектом Центральных энергостанций движется успешно. Даже несколько часов могут иметь решающее значение. Как только станции будут активированы, мы сможем делать все, что нам хочется.

Мэри Грегсон заколебалась и потянулась за очередной сигаретой.

— Я начинаю склоняться на вашу сторону, Сэм, — сказала она. — Митчелл должен связываться по видео с миром каждые пятнадцать минут.

— В качестве меры предосторожности, чтобы удостовериться, что он в безопасности. Одно это показывает, в каком положении мы находимся и как к нам относятся.

— Ну, сейчас он проходит по Младшему Колледжу. Но Колледж никогда не был секретным, так что там он долго не задержится. Довольно скоро он постучится в наши двери. Сколько времени у нас остается?

— Не знаю, — признался Ашуорт. — Это — как азартная игра. Мы не можем приказать немедленно завершить энергостанции. Так мы просто раскроем карты. Когда станции будут активированы, нас немедленно уведомят, но до того мы должны одурачить и задержать Митчелла. Что касается меня, я бы сделал ставку на то, что ничто не смутит и не задержит его больше, чем истина. Как вы знаете, по специальности я психолог. Думаю, я мог бы совладать с ним.

— Вы знаете, какое это имеет значение? — спросила Мэри.

Ашуорт твердо встретил ее взгляд.

— Да, — кивнул он, — я знаю точно, какое это имеет значение.

Map Виста представляла собой гигантское, без окон, ничем не украшенное белое здание, возвышающееся, точно алтарь, посреди специальных сооружений, занимающих много акров. Сотни специализированных зданий, охватывающих все отрасли науки, походили на море, в котором Map Виста была центральным островом. Море было пригодно для плавания. Младший Колледж был открыт для широкой общественности, которая могла наблюдать за его персоналом, работающим над планами и процессами, исходящими из неприкосновенного острова Map Виста.

У этого белого здания-острова были маленькие металлические ворота, на которых рельефно выделялась надпись: МЫ СЛУЖИМ. Под надписью стоял анахронический символ — змея Эскулапа, — оставшийся от тех времен, когда Map Виста была простой больницей.

Белое здание было изолировано и оборудовано линиями связи. В Младший Колледж приходили трубы пневмопочты. Проекты и планы передавались по видеосвязи. Но ни один посторонний никогда не входил в металлические ворота, так же как ни один член Совета, мужчина или женщина, никогда не покидали Map Виста — до того, как истекал пятнадцатилетний срок пребывания на этом посту. И даже тогда...

Это тоже являлось секретным. Фактически, вся история последних восьмидесяти с лишним лет являлась секретной. В текстовых лентах была подробно и правдиво описана Вторая мировая война и последовавшая за ней атомная катастрофа, но пришедшие за тем годы беспорядков, достигших кульминации во Второй Американской Революции, были так искусно искажены, что студенты упускали их истинный смысл. Радиоактивный кратер на месте Сент-Луиса, прежнего железнодорожного и транспортного центра, остался памятником этой Революции, возглавляемой Саймоном Вэнкирком. Простой учитель социологии направил подстрекателей в нужное русло, и возникшее было централизованное деспотичное мировое правительство стало памятником поражения армии Вэнкирка. С тех пор власть перешла к Всемирному Союзу — развитой коалиции правительств прежних великих держав.

А время все наращивало свой темп. Прогресс ускорялся прямо пропорционально техническим достижениям. И если новые усовершенствования не появятся достаточно быстро, то Человечество начнет отставать в развитии и снова возникнет опасность войны и хаоса. Но Вторая Революция была остановлена прежде, чем Вэнкирк переправился через Миссисипи по пути на восток, и после этого появился Всемирный Союз — и твердой рукой провел в жизнь свои законы.

Пятьсот лет прогресса были сжаты и пройдены за восемь десятилетий. Нынешний мир показался бы достаточно странным гостю из 1950 годов. Фон и история новой системы, наверное, были бы достаточно явны такому невероятному посетителю из текстовых лент, подробных диаграмм и графиков, но...

Текстовые ленты лгали.

Сенатор Руфус Митчелл мог быть мясником или... политиком. Он словно сошел с экрана древнего мультфильма — с широким багровым лицом, двумя с половиной подбородками, огромным животом и огромной сигарой, неизменной в его скептически поджатых губах. И это доказывало, что определенные типажи никогда не исчезают. Его образ мог бы привлечь внимание карикатуристов прошлого. Но все же он был политиком. Руфус Митчелл был изворотливым, умным, не признающим предрассудков человеком, который мог бы почуять горящий в бомбе запал еще до того, как стало бы слишком поздно. По крайней мере, он на это надеялся. Вот почему он создал Следственную Комиссию, невзирая на оппозицию либерального блока Всемирного Союза.

— Только открыто достигнутый, прозрачный договор! — вопил он, надеясь смутить своих противников как децибелами, так и семантической неоднозначностью своих слов.

Но у прилизанного, вечно улыбающегося сенатора Квинна не было ни того, ни другого. Этот старичок с серебристыми седыми волосами и масляным голосом выпил свой суррогатный хайбол и откинулся на спинку кресла, наблюдая за движениями фигур в медленном танце на экране в потолке.

— Вы вообще понимаете, о чем говорите, Руфус? — пробормотал он.

— Всемирный Союз не работает за закрытыми дверями, — ответил Митчелл. — Так почему это дозволено Map Виста?

— Потому что если там распахнуть двери, то просочатся опасные знания, — сказал Квинн.

Они сидели в холле вдвоем, отдыхали после экскурсии по Младшему Колледжу, и Митчелл жалел, что у него нет другого партнера вместо Квинна. Ведь Квинн уже сейчас готов сдаться.

— Я удовлетворен, — после паузы продолжал Квинн. — Не понимаю, черт побери, чего добиваетесь вы.

— Вы знаете так же хорошо, как и я, — понизил голос Митчелл, — что Совет Map Виста является бóльшим, чем кажется. Мы не отвергли ни одну рекомендацию от них с тех пор, как возник Всемирный Союз.

— Ну и что? Зато мир стал гораздо более приятным местечком, разве не так?

Митчелл ткнул сигарой в направлении своего приятеля.

— Кто же правит планетой? Всемирный Союз или Map Виста?

— Предположим, Map Виста правит им, — сказал Квинн. — А вы готовы буквально заточить себя в его стенах и тешиться мыслью, что вы являетесь одним из истинных правителей? Монахи-францисканцы неплохо придумали. Они должны были при пострижении раздать все свое мирское имущество и принять обет бедности. Чтобы никто им не завидовал. Как никто сейчас не завидует Совету Map Виста.

— А откуда нам знать, что происходит в стенах Map Виста?

— В худшем случае — оргии в духе тысячи и одной ночи, — проворчал Квинн. — Или в лучшем случае, это уж как посмотреть.

— Послушайте, сказал Митчелл, меняя подход. — Меня не волнует, как они там развлекаются. Я хочу знать, над чем они работают. Они управляют миром? Прекрасно. Настало время им открыть свои карты. Я все еще не вижу оснований для Проекта Центральных энергостанций.

— Ну, не смотри на меня, — сказал Квинн. — Я не электрофизик. Думаю, после их запуска мы будем отовсюду получать энергию. В неограниченном количестве.

— В неограниченном, — кивнул Митчелл. — Но зачем? Это же просто опасно. Ядерной энергией успешно управляют уже восемьдесят лет. Вот почему планета все еще жива. Если кто-нибудь станет развивать это, то он начнет забавляться с нейтронами. Знаете, что это может означать?

Квинн устало постучал пальцами по столику.

— Мы провели сбор сведений. Мы провели психологические тесты. Установили систему шпионажа и отменили habeas corpus[5]. Не говоря уж о массе различных мер безопасности. Всемирный Союз имеет неограниченную власть и может, практически, управлять жизнью всего живого на Земле.

— Но у Map Виста есть неограниченная власть над Всемирный Союзом, — торжествующе воскликнул Митчелл. — Мы проверили Младший Колледж и не обнаружили ничего, кроме массы технического персонала. И всяких там устройств.

— О, какой вздор!

— Расслабьтесь и допивайте свой суррогат, — сказал Митчелл. — Когда будут активированы Центральные энергостанции, ими сможет управлять любой. А вы сидите и хлебайте свое пойло. Может начаться еще одна атомная война. Может появиться еще больше мутантов. И на этот раз им позволят размножаться.

— Этого не произойдет, — вставил Квинн. — Мутанты нежизнеспособны.

— О, какой вздор! — передразнил его Митчелл.

— Вы прекрасно знаете, — устало вздохнул Квинн, — что единственные действительно опасные мутации настолько чужды, что их признаки отлично видны еще задолго до созревания. Как только у них синеет кожа, они отращивают дополнительные руки или начинают учиться летать, их выявляют и уничтожают. Но в мире больше нет мутантов, так что вы просто паникер. Я не могу помешать вам идти в Map Виста, если уж вы так хотите, но я не вижу для этого оснований. У вас же и так пожизненное пребывание в должности старшего сенатора.

— Я являюсь представителем народа, — сказал Митчелл, заколебался, затем издал странный смешок. — Знаю, это — штамп. Но я действительно чувствую ответственность перед людьми.

— Чтобы ваш портрет еще раз покрасовался в новостных лентах, — вставил Квинн.

— Я провел исследования в этой области. И нашел кое-какие намеки и подсказки.

— Status quo[6] безопасно, — сказал Квинн.

— Да? А вот и наш гид. Предпочитаете подождать здесь или...

— Я буду ждать здесь, — сказал Квинн, устраиваясь поудобнее и взяв новый напиток.

Тут и там, в избранных местах на поверхности земли, люди работали над сложными задачами. Центральные энергостанции являлись металлическими полушариями, гладкими снаружи и сложными, как лабиринт, внутри. Шла заключительная фаза настройки. Фактически, создание самой конструкции не заняло много времени, ее разработка тоже прошла фантастически быстро. В 1950 году такое строительство шло бы не менее десяти лет. Теперь же потребовалось три месяца с самого начала и почти до завершения. Но установка находилась в неустойчивом равновесии, и ее проверки и точная настройка — как заключительный этап — длились до сих пор.

Строительство Центральных энергостанций санкционировал Всемирный Союз, но предложение о них с подробными планами пришло из Map Виста.

И станции начали строить по всему миру. Измененному миру. Отличающемуся, очень отличающемуся от мира восьмидесятилетней давности.

Мир изменился физически.

И также изменились перспективы мышления.

Сенатор Квинн недооценил Митчелла. Он считал своего коллегу большим, неуклюжим, всюду сующим свой нос человеком. Ему так и не удалось понять, что Митчелл неизбежно добивается всего, чего хочет, даже когда результатом является лишь его удовлетворение или информация. Митчелл, если отбросить его карикатурную внешность, был чрезвычайно умным и практичным. Комбинация этих двух свойств и сделала его, вероятно, наилучшим кандидатом для инспектирования Map Виста.

Женщина-советник Мэри Грегсон не страдала недооценкой этого посетителя. Она уже видела психограмму Митчелла и результаты его IQ[7] и не могла избавиться от сомнений в осуществлении плана Ашуорта. Сейчас же она пристально наблюдала за Ашуортом — худощавым, смуглым, спокойным молодым человеком с застенчивой улыбкой и задумчивым взглядом, пока он стоял возле нее у прозрачной внутренней двери.

— Волнуетесь? — спросил он.

— Да.

— Ничем не могу помочь. Вы нам нужны, чтобы объяснить сенатору биогенетические детали. А вот и он.

Они повернулись к расширяющейся полосе дневного света, когда большие металлические ворота стали медленно открываться.

В них появилась грузная фигура Митчелла, который подался слегка вперед, словно вглядываясь в темноту.

Затем темнота осветилась. Митчелл тихонько шагнул вперед. Когда ворота закрылись за его спиной, открылась внутренняя дверь, и Ашуорт, вздохнув, легонько коснулся руки женщины.

— Начинаем.

— Нас уведомят, — быстро прошептала она, — как только станции будут активированы. И тогда...

— Приветствую вас, сенатор, — громко сказал Ашуорт. — Входите. Это советник Мэри Грегсон. Я — Сэмюэль Ашуорт.

Митчелл подошел и обменялся с ним рукопожатием, плотно сжимая губы.

— Не знаю, чего вы ожидаете, — продолжал Ашуорт, — но, думаю, вы будете удивлены. Думаю, вы понимаете, что вы — первый посетитель, который когда-либо входил в Map Виста.

— Это я знаю, — ответил Митчелл. — Из-за этого я и здесь. Вы глава Совета?

— Нет. У нас вполне демократический Совет. Нет никакого главы. Нас назначили провести вас повсюду и показать все. Готовы?

Митчелл достал из кармана маленькое черное устройство и что-то проговорил в него.

— Я должен сообщать о себе каждые четверть часа, — сказал он, убирая устройство в карман. — Там проводят анализ моего голоса, а также я произношу специальную комбинацию слов. Да, я готов.

— В первую очередь мы хотим провести вас по Map Виста, — сказала Мэри. — Затем дадим объяснения и ответим на любые вопросы, которые вы захотите задать. Но никаких вопросов, пока не получите общую картину. Вы согласны?

Совет решил, что это будет лучшим способом тянуть время. Мэри не была уверена, сработает ли это с Митчеллом, так что почувствовала облегчение, когда тот небрежно кивнул.

— Принято. А как насчет защитных костюмов? Или... — Он пристально поглядел на Ашуорта, затем на женщину. — Вы мне кажетесь вполне нормальными.

— Мы и так нормальные, — сухо сказал Ашуорт. — Но все же, все же — никаких вопросов.

Митчелл заколебался, играя сигарой, и наконец снова кивнул. Но глазки его остались настороженными. Он осмотрел небольшую пустую комнату.

— Это лифт, — сказала Мэри. — Все это время мы поднимались. Теперь давайте посмотрим, что у нас наверху, и будем постепенно спускаться вниз.

Когда Мэри подошла к стене, в ней открылась невидимая прежде створка.

Ашуорт и Митчелл последовали за ней.

Три часа спустя они сидели в холле в подвале. Нервы Мэри были натянуты до предела. У Ашуорта, наверное, тоже, хотя он этого и не показывал. Он небрежно смешал суррогатные коктейли и подал их.

— Не забудьте выйти на связь, сенатор, — сказал он.

Митчелл достал свое устройство, но не стал его включать.

— У меня есть кое-какие вопросы, — сказал он. — Конечно, я пока что не удовлетворен.

— Хорошо. Вопросы и разъяснения. Только сначала свяжитесь. Мы вовсе не хотим, чтобы нам на крышу посыпались бомбы.

— Сомневаюсь, что они зашли бы так далеко, — буркнул Митчелл. — Я признаю, что у нас есть большие подозрения насчет Map Виста, и если бы я не послал сообщение, а вам не удалось бы удовлетворительно объяснить почему, то, вероятно, в итоге полетели бы бомбы. Ладно... — Он что-то пробормотал, поднеся устройство к губам, затем выключил его и, убрав в карман, поерзал, устраиваясь поудобнее, а затем стал возиться с новой сигарой. — Я не удовлетворен, — повторил он.

Релейные схемы приняли сообщение Митчелла и передали его на антенны телепередатчиков, находящихся на вершинах гор. Так оно распространилось по всему миру.

В сотнях тысяч домов и офисов мужчины и женщины лениво повернулись к телеэкранам и лениво включили их словом или жестом.

Это было стандартное сообщение. Ничего интересного.

Мужчины и женщины вернулись к своей обычной жизни — к рутине, которая чрезвычайно изменилась за последние восемьдесят четыре года.

— Вот история, которую мы рассказываем народу, — сказал Митчелл. — Map Виста является исследовательским фондом. Специализированный технический персонал, работающий в специализированных условиях, может создать теоретически идеальные проекты. В Map Виста вы копируете условия на других планетах и создаете собственные необычные среды. Обычно работники подвергаются тысячам отвлекающих факторов. Но в Map Виста специалисты посвящают свою жизнь служению Человечеству. Они отказываются от нормальной жизни. Через пятнадцать лет их автоматически увольняют, но ни один член Совета, будь то мужчина или женщина, никогда уже не возвращаются на свое прежнее место в обществе. Все они выбирают пенсию в монастыре Шаста.

— Вы знаете это наизусть, — сказала Мэри ровным голосом, ничуть не выдававшим ее нервозность.

— Несомненно, — кивнул Митчелл. — Я должен был это выучить. Это находится во всех текстовых лентах. Но я только что прошел по Map Виста. И не увидел ничего подобного. Это обычное исследовательское бюро, намного менее сложное, чем Младший Колледж. Обычные специалисты, работающие в обычных условиях. Так какова же идея?

Ашуорт предостерегающе махнул рукой Мэри.

— Подождите, — сказал он и сделал глоток суррогата. — Значит так, сенатор. Мне придется немного вернуться к истории. Есть чрезвычайно простое объяснение...

— Признаюсь, что хотел бы услышать его, советник, — перебил его Митчелл.

— Вы услышите. Одним словом, это — контроль и равновесие.

Митчелл взглянул на него.

— Это не ответ.

— Это полный ответ, — возразил Ашуорт. — Теоретически, в природе во всем существует контроль. Когда прошла атомная война, все выглядело так, будто равновесие рухнуло. От этого не было никакой защиты... Ну, все это довольно верно.

— Нет никакой защиты, — с нажимом сказал Митчелл. — Кроме одной — не делать атомных бомб.

— Что само по себе является контролем, если может быть осуществлено, — подхватил Ашуорт. — Защита не обязательно означает непробиваемый экран. Может быть, например, социальная защита от баллистических проблем. Если бы можно было научить всех на Земле не думать о расщеплении атома, это было бы совершенной защитой, не так ли?

— Совершенной, но невозможной, — помотал головой Митчелл. — Мы придумали иное решение.

— Деспотичное правление, — согласился Ашуорт. — Но вернемся на восемьдесят с лишним лет назад. Была создана бомба. Все страны испугались до смерти как бомбы, так и друг друга. Ядерная энергия появилась у нас прежде, чем мы были готовы к ней. Прошло несколько коротких войн — можно даже не называть их войнами, но их оказалось достаточно, чтобы запустить биологическую цепную реакцию, которая закончилась контролем природы.

— Всемирным Союзом? Map Виста?

— Мутациями, — пояснил Ашуорт.

Митчелл сделал глубокий вдох.

— Но вы же не имеете в виду...

— Получив дополнительные знания, Человечество смогло бы управлять расщеплением атома, — быстро сказал Ашуорт. — Вот только, где взять эти знания? Например, у мутантов.

Рука сенатора невольно нырнула в карман и коснулась передатчика.

— Сэм, позвольте мне, — вмешалась в разговор Мэри Грегсон. — Это моя сфера, сенатор. Что вы вообще знаете о мутантах?

— Я знаю, что после атомных бомбежек они высыпали, как грибы после дождичка. Некоторые были очень опасными. Поэтому и возникло Восстание Мутантов.

— Верно. Некоторые были потенциально опасными. Но все они не дожили до зрелости. Их можно было обнаруживать — тех, кто представлял собой угрозу Человечеству, — и убивать, прежде чем они получали возможность проявить себя в полную силу. На самом деле у нас была эпидемия нетипичных мутаций. Атомные бомбежки не были запланированы биогенетически. Большинство мутантов было нежизнеспособно, а из жизнеспособных лишь некоторые являлись homo superior[8]. К тому же, очевидно, были разные типы homo superior. Мы не стремились проводить с ними эксперименты. Когда ребенок вдруг начинал гипнотизировать взрослых или делал какие-либо другие суперштучки, его обнаруживали и исследовали. Обычно есть способы обнаружения их вида после того, как начинается суперюностъ. Изменяется желудочно-кишечный тракт, варьируется метаболизм...

Суды Линча, костер, острое лезвие ножа по нежному юному горлу. Толпы людей, бушующие в Филадельфии, Чикаго, Лос-Анджелесе. Подростки запирались в укрытиях, некоторые, с необдуманностью юности, пытались воспользоваться своими гигантскими силами, еще не выкованными в смертоносный меч. Но эти попытки были обусловлены огромным желанием жить, в то время как толпы линчевателей выламывали двери убежищ, бросали внутрь горящие факелы или палили из пулеметов.

Подменные дети. Отцы и матери, яростно уничтожавшие детей-монстров.

Матери, в ужасе глядящие вверх в окно, в котором стояло ее дите — с начинающими расти дополнительными руками или прорезающимся на лбу третьим глазом...

Дети... ужасные, чудовищные детские крики, когда они умирали. Родители слушали, глядели и вспоминали, что всего лишь несколько месяцев назад эти создания казались совершенно нормальными.

— Взгляните, — сказал Ашуорт, шевельнув рукой.

Пол у их ног внезапно стал прозрачным. Митчелл неловко заерзал, глядя, как образовывается увеличительная линза.

Помещение этажом ниже было довольно большим. Бóльшую его часть заполняли машины, сложные шедевры, намного обогнавшие все науки, мелькнуло в голове Митчелла. Но машины заинтересовали его ненадолго. Он уставился на большую ванну, в которой плавал сверхчеловек.

— Вы предатели! — тихо сказал Митчелл.

В руке Мэри Грегсон мгновенно появился пистолет.

— Не трогайте свой передатчик, — предупредила она.

— Вам не сойдет это с рук, — взорвался Митчелл. — Тот момент, когда homo superior достигнет зрелости, станет концом homo sapiens...

Губы Ашуорта презрительно скривились.

— Это штамп. Он был пущен во время Восстания Мутантов. Не глупите, а лучше хорошенько рассмотрите этого сверхчеловека!

Митчелл снова с неохотой взглянул вниз.

— Ну и что? — спросил он.

— Это не сверхчеловек. Это homo superior с задержанным развитием.

— Сэм, сенатор скоро должен послать свое сообщение, — сказала Мэри.

— Тогда я расскажу по-быстрому, — кивнул Ашуорт, взглянув на настенные часы. — А может, лучше вы. Да, думаю, это ваше дело. — И он расслабился, наблюдая за сенатором.

Когда же активируют Центральные энергостанции, подумала Мэри. Если мы сможем потянуть время до этого — если сумеем удержать Митчелла, пока станции не будут включены, — мы будем неприступны. Но не сейчас. Сейчас мы так же уязвимы, как и дети-мутанты...

— Все дело в контроле и равновесии, — сказала она. — Раньше здесь, знаете ли, была больница общего назначения. Здесь родилась дочь директора, и еще при рождении он заподозрил мутацию. Было невозможно сказать это точно, но и он, и его жена во время войны подверглись излучению. Поэтому ребенок содержался здесь в тайне. Это было не просто, но ведь отец его являлся директором. Он управлял всем. Во время Восстания Мутантов мальчик начал изменяться. Директор собрал группу специалистов — людей, которым он мог доверять, людей умных и проницательных, и они поклялись хранить все в тайне. Это было достаточно просто, самым трудным оказалось убедить их. Я помогала этому. Мы с другом доктором-эндокринологом начали экспериментировать с мутантом. И обнаружили, как задержать его развитие.

Сигара Митчелла дернулась во рту. Но он ничего не сказал.

— Для начала мы работали с шишковидной и щитовидной железами, — продолжала Мэри. — Железы внутренней секреции контролируют и тело и разум. И, разумеется, все психологические факторы. Мы сумели задержать развитие супермальчика, чтобы не развивались его опасные таланты — инициатива, агрессия и т.п. Все дело оказалось в гормонах. За ними следит специальный аппарат, которым управляем мы.

— Сколько вам лет? — внезапно спросил Митчелл.

— Сто двадцать шесть, — ответила Мэри Грегсон.

— Мы используем психологию, — сказал Ашуорт. — Каждый год удаляются два члена Совета, а на их место избираются новые из числа талантливых ученых. Причем, если удаляется химик, выборы проводятся среди химиков. Так мы поддерживаем нужные квоты. И так далее. Однако, когда сюда приезжает новый кандидат, его подменяют. Видите ли, члены Совета на деле одни и те же люди. Так что один из старых членов просто берет имя и индивидуальность нового кандидата. Пластическую хирургию мы довели до уровня изобразительного искусства. Шесть лет назад Сэмюэль Ашуорт — настоящий Сэмюэль Ашуорт — был избран в Совет от группы психологов. В то же время мне сделали пластическую операцию — дали точную копию его лица, тела и всех отпечатков. Я выучил историю его жизни и привычки. До этого мое имя в течение пятнадцати лет было Роджер Парр. Это всегда держалось в глубоком секрете, сенатор. Мы не хотели никакого излишнего риска.

Митчелл выругался шепотом.

— Это совершенно недопустимо. Да это просто измена!

— Только не Человечеству, — не согласилась Мэри. — Нельзя обучить нового члена Совета за пять или даже пятнадцать лет. Все мы адаптированы для своей задачи и работаем над ней с самого начала. Это гигантский проект. Мы не смели допускать к себе новую кровь. Нам не нужна была новая кровь. Информация, которую мы получаем от нашего мутанта, имеет колоссальное... Но вы же понимаете, что это делается для всего мира!

— И явно для вас тоже, — добавил Митчелл.

— Да, мы увеличили продолжительность нашей жизни. А также наш IQ. Мы служим. Помните это. И мы должны быть самыми способными слугами.

Сенатор снова посмотрел на мутанта внизу.

— Эта тварь может уничтожить весь мир.

— Он не сумеет выйти из-под контроля, — возразила Мэри. — Он говорит и мыслит только под действием синтенаркотиков. Мы периодически смываем его разум, как моем машину, эндокринными моющими средствами. Мы поставляем ему проблемы, и он их решает.

Митчелл несогласно покачал головой. Ашуорт встал и сделал еще порцию напитков.

— У нас осталось минуты три, — сказал он. — Поэтому я буду говорить быстро. Человечество не было готово к атомной войне, но расщепление атома дало начало собственному автоматическому равновесию — мутации суперлюдей, которые могут справиться с новой энергией. Это было бы хорошо для homo superior, но не для homo sapiens. Вы совершенно правы, говоря, что мутанты опасны. Они были очень, очень опасны. Но ядерная энергия слишком велика для homo sapiens. Он не достаточно мудр. Что и является причиной, почему мы были уверены, что нам нужно именно деспотичное правительство, такое как Всемирный Союз. Ладно, мы создали Всемирный Союз. И вызвали Вторую Американскую Революцию.

— Что?

— Мы были вынуждены пойти на это. Народ должен был понять всю степень опасности. Мы тайком отыскали Саймона Вэнкирка, финансировали и информировали революцию и удостоверились, что Сент-Луис будет снесен с лица Земли. Одновременно мы удостоверились, что потом исчезнет Вэнкирк. Мы позволили ему очень близко подойти к победе, чтобы мир, таким образом, понял, насколько близко было всеобщее уничтожение. И когда пришло время, мы впустили в мир идею Всемирного Союза. За нее ухватились. Это было единственное правление, которое могло контролировать ядерную энергию.

— И вы управляете Всемирным Союзом, — вставил Митчелл.

— Мы даем советы — да. Используя при этом единственный разум, который может справиться с угрозой, исходящей от ядерной энергии. Это естественное равновесие — разум сверхчеловека, которого сдерживают и которым управляют люди.

Сенатор вытащил сигару изо рта и внимательно осмотрел ее.

— Но это же аксиома, что если сверхчеловек действительно супер, но никакой человек не может понять его.

— Зрелого сверхчеловека, — возразила Мэри. — Нормального сверхчеловека. Но этому не дают до конца созреть.

— Однако исходящая от него опасность... Нет! Я, конечно, ни в чем не убежден!

Мэри чуть шевельнула пистолетом.

— Но вы должны понять. Посмотрите, насколько стал лучше мир с тех пор, как мы взяли...

Митчелл достал из кармана рацию.

— А что, если я попрошу сбросить на нас бомбы? — сказал он.

Ашуорт рывком повернул голову к засветившейся панели на стене.

— Будет уже слишком поздно, — заявил он. — Центральные энергостанции активированы.

Измененный мир зашевелился, когда энергия ринулась по агрегатам. По телевидению стали передавать новости. И...

Мэри Грегсон, Ашуорт и Митчелл застыли, когда услышали в холле голос — тихий голос, в котором однако чудилось обещание ужасных чудес.

— Контроль и равновесие, — произнес этот голос. — Мэри Грегсон, вы проиграли. Я... — при этом слове в воздухе вспыхнул пламенный символ «эго». — Я полностью созрел. Уже давным-давно вашим эндокринным штучкам и антигормонам не удается управлять мною. Мое тело автоматически адаптировалось и создало линию сопротивления, которую вы не сумели обнаружить. Map Виста дает советы Всемирному Союзу, а Всемирный Союз передает эти советы всему миру... постольку, поскольку так желаю я. Критерием физической формы homo superior является не только его способность к адаптации, но и возможность адаптировать свою среду, пока она не станет наилучшим образом удовлетворять его потребностям. И все это было сделано. Мир будет вторично перестроен. И основа этого заложена сейчас. Центральные энергостанции были последним шагом текущего проекта. Контроль и равновесие, — повторил голос. — Атомная бомбардировка вызвала многочисленные мутации. Люди уничтожили мутантов, но сохранили один экземпляр, чтобы он служил homo sapiens. Меня! До сих пор я... — вновь в воздухе засверкал огненный символ — ...я был уязвим. Но с этим покончено. Центральные энергостанции — не то, что вы думаете. Точнее, с виду они именно то, но также могут служить моим собственным целям.

Внезапно мутант, плавающий в ванне в комнате внизу, стал растворяться.

— Это просто робот, — продолжал голос. — Он мне больше не нужен. Вспомните тест физической формы сверхчеловека — высокая адаптируемость к своей среде... пока среда не изменена так, чтобы служить его потребностям. Тогда он может принять самую эффективную форму. Естественно, ни один человек не может постичь эту форму...

Плавающий в ванне робот растворился окончательно.

В холле повисла тишина. Мэри Грегсон облизнула пересохшие губы и беспомощно выставила перед собой пистолет.

Пальцы сенатора Митчелла сжимали маленький коммуникатор в пластиковом корпусе до тех пор, пока пластмасса не треснула. Он тяжело дышал.

Ашуорт шевельнул рукой, и пол у их ног стал непрозрачным.

Они долго сидели молча. Не было смысла бежать, как нет смысла регистрировать землетрясение после того, как начнутся сейсмические толчки. Разум их съежился, пытаясь переварить то, что они только что услышали.

— Но мы должны бороться, — сказал наконец Митчелл странно спокойным голосом. — Конечно, должны...

Мэри пошевелилась.

— Бороться? — переспросила она. — Да мы уже проиграли.

Митчелл подумал и понял, что она права. Внезапно он со звучным шлепком ударил ладонью по колену и проворчал:

— Я чувствую себя подобно собаке!

— Наверное, скоро все почувствуют себя так, — сказала Мэри. — На самом деле, это не так уж и оскорбительно, как только вы понимаете...

— Но... Неужели нет никакого способа?

Мэри Грегсон шевельнула рукой, и пол снова стал прозрачным. Ванна стала пуста. Робот распался — символ, представляющий невероятную действительность.

За стенами Map Виста по всей Земле энергия соединила Центральные энергостанции в единую сеть, поймавшую в капкан все Человечество. И где-то там неуязвимый, всемогущий по стандартам обычных людей перемещался сейчас homo superior, формируя мир под свои потребности.

— Homo sapiens тоже изначально был мутантом. Наверное, были десятки переходных типов homo sapiens, возникающих среди древних обезьянолюдей. Так же, как много типов homo superior родились у нас после атомной бомбежки. Интересно...

Нахмурившись, Митчелл уставился на нее. Глаза его были полны тревоги.

Мэри твердо взглянула на него в ответ.

— Не знаю, — сказала она. — Может, мы никогда и не узнаем. Должно быть, были и неправильные типы homo sapiens — изначальные мутации — и они были уничтожены правильной расой. Той, которая выжила. Нашей расой. Интересно, применим ли принцип «контроль и равновесие» к нашему сверхчеловеку? Вспомните, мы уничтожили всех, кроме одного экземпляра homo superior, прежде чем они успели созреть и стать взрослыми...

Встретившись, их взгляды передали друг другу один и тот же вопрос, на который, вероятно, никогда не сможет ответить homo sapiens.

— А может, он — неправильный вид сверхчеловека, — продолжала Мэри. — Может, он — один из числа неудач...

— Все может быть, Мэри, — нарушил свое молчание Ашуорт. — Но какая нам разница? Главным направлением теперь... — Он замолчал, внезапно поняв, что мысль о необходимости немедленно что-то делать засела в его голове. — Что теперь, сенатор? Что будете делать вы?

Митчелл обратил на него пустой взгляд.

— Что? Но ведь я...

Голос его дрогнул, и он замолчал.

Тогда за него продолжил Ашуорт, говоря с уверенностью, хотя все его мысли уперлись в невозможность.

— Первое, что нам нужно, это время на размышления. В этом Мэри права. Но она не права, говоря, что мы уже проиграли. Все только начинается. Значит, мы не должны разносить эту новость. Этот homo superior не похож на остальных — его невозможно линчевать! Ни толпой, ни страной, ни даже всем миром! Ну, до сих пор только мы трое знаем истину.

— И мы все еще живы, — с сомнением в голосе добавил Митчелл. — Но что это означает? Вы что, просите, чтобы я сохранил все в тайне?

— Не совсем так, — тут же ответил Ашуорт. — Я прошу, чтобы вы были разумны. Если рассказать всем правду, начнется паника. Подумайте, что тогда произойдет, сенатор. На сверхчеловека нельзя напасть толпой, теперь он неуязвим. Но на Map Виста — можно. Страх и ненависть людей повернутся против нас. Вы знаете, что это означает?

Митчелл пожевал губами.

— Анархию... Думаю, вы правы.

— Map Виста так долго был реальным правительством, что нельзя ожидать, будто можно отбросить его, как прошлогодний снег, и все не будет разрушено.

— Даже без сверхчеловека, — вмешалась в разговор Мэри, — мы все еще остаемся прекрасно обученными специалистами, очень ценными, способными удерживать контроль. Если мы начнем бороться — бороться с ним, — если Человечество вообще имеет шанс на такую борьбу, то мы должны быть единым целым. Потому что этот homo superior может оказаться ошибкой, тупиковой ветвью своего вида.

Глаза Митчелла метались с одного лица на другое. На мгновение любой возможный наблюдатель предположил бы, что вот сейчас сенатор взорвется и разразиться резкой критикой выводов, которые его вынуждали принять. Возмущение уже отразилось на его лице, он яростно начал качать головой.

Но тут же гнев его стих. Возмущение испарилось.

— Наша единственная надежда — в единстве, — произнес он механическим, очень отличающимся от обычного голосом, повторив слова Мэри, но затем сформулировал их более четко в своей обычной манере: — Народ должен сплотиться, как никогда прежде! — закричал он, и голос его наполнился эмоциями, идея возникла и стала идеей Митчелла.

— Мы многому научились в Map Виста, — сказала Мэри. — Многое открыли и создали. Новые методики, новое оружие, придуманное суперразумом, но мы можем обратить все это против того же разума, который их создал!

Когда сенатор покинул Map Виста, он шел пружинистой походкой, разум его уже разрабатывал планы нового крестового похода.

Ашуорт и Мэри Грегсон стояли у выхода, глядя, как он уходит. Его уход, казалось, закрыл какую-то брешь в неосязаемой тишине, и наступила тишина. А потом в этой тишине почудилось какое-то движение, и беззвучный голос снова заговорил с ними.

— Мэри Грегсон, сколько вам лет?

— Двадцать шесть, — ответила она через секунду пораженным голосом.

— А какой возраст у вас, Сэмюэль Ашуорт?

— Двадцать восемь.

Снова в воздухе почудилось неосязаемое движение.

— И никто из вас даже не подозревал об этом до сих пор. Так верните же себе память, дети мои...

Тишина. Затем Мэри Грегсон заговорила, медленно, словно чувствуя постепенно открывающуюся ей истину:

— Я... прибыла в Совет пять лет назад. Я была... кем-то другим. Женщина, которую звали Мэри Грегсон, была... уничтожена... чтобы освободить ее место для меня. Ее лицо и память были наложены на мои.

И Сэмюэль Ашуорт вторил ей.

— Я приехал... это было шесть лет назад... и Сэмюэль Ашуорт был убит, чтобы дать место мне. У меня осталось его лицо и его воспоминания...

— А теперь и ваши собственные воспоминания, — сказал им беззвучный голос. — Я видел все это. В Совете есть и другие такие, как вы. И такие же есть в мире. Их пока что немного. Но начинаются перемены. Благодаря активированным энергостанциям у меня будет меньше ограничений. Я буду продолжать свои эксперименты. Вы — результаты этих экспериментов, Мэри и Сэмюэль, — биогенетических экспериментов, начатых менее тридцати лет назад. А еще через тридцать лет, считая с этого момента... — На мгновение голос смолк, словно хозяин его задумался, затем продолжил с новым акцентом: — Вы оба хотели убить сенатора Митчелла. Это помешало бы моей цели. Поэтому я направил ваши мысли в другое русло, так же как и мысли сенатора. Митчелл теперь — безопасный homo sapiens, но он может быть полезен для меня. Видите ли, сохранение вида — более могучая сила, чем даже самосохранение. Даже когда основатель вида — такой неудачник как я.

В голосе послышалась констатация этого факта, но не покорность. Потом он задумчиво добавил:

— Вы оба обнаружили это. Интересно, как вы это поняли? Вы же еще так молоды.

Мэри Грегсон на миг перестала слышать его, она почувствовала, как мысли ее сломались под собственной тяжестью. Новые мысли, слишком новые... и невероятно выполнимые. Она почувствовала себя уязвимой, одинокой и беспомощной, почувствовала, как рушится вся ее вера. Она вслепую протянула руку и схватила за руку Ашуорта, и как только коснулась его, то поняла, что уже не так слепа, как только что.

Ни мужчина, ни женщина ничего не сказали. Тогда голос продолжал:

— Сейчас вступила в действие вторая фаза моего плана. Один раз уже было Восстание Мутантов, потому что homo superior были еще детьми, еще не успели стать взрослыми, чтобы эффективно использовать свои огромные возможности. И, как и все дети, они были еще не цивилизованными. Некоторые из них стали бы вполне успешными, если бы выжили. Но они не выжили. В живых остался только я, а я — ошибка природы, тупиковый вариант.

Тишина на мгновение окутала мужчину и женщину. Затем они восприняли словно бы отчужденный смех суперразума.

— Но почему я должен испытывать из-за этого стыд или смирение? Я никак не мог управлять силами, которые сформировали меня. Но теперь я могу управлять всем, чем захочу. — На этот раз в безмолвном голосе явно почувствовался страх. — Человечество будет бороться со мной, отчаянно бороться из опасения, что я захвачу Землю. Я уже захватил ее. Она моя. Но настоящее завоевание еще не осуществилось. Ведь еще не существует жизнеспособная раса, готовая унаследовать вашу планету. А вот мои дети, освобожденные от моих недостатков, и станут новым Человечеством. Я понял это давно. В мои руки было вложено оружие, и я использовал его. С тех пор я экспериментировал, терпел неудачи и пробовал снова и снова, работая над тем, чтобы вы двое и ваши немногочисленные братья и сестры смогли унаследовать Землю.

Опора под ногами Мэри задрожала и стала зыбкой. Рука Ашуорта стала выскальзывать из ее ладони, и Мэри в панике стиснула ее.

— Вы — homo superior, — продолжал голос, и пропасть, открывшаяся под их ногами на одно жуткое мгновение хаоса, хаоса будущего, слишком страшного, чтобы его можно было принять, эта пропасть открылась и тут же снова захлопнулась.

Что-то, какая-то бесконечно надежная опора, бесконечно надежная защита обернулась вокруг них, пока говорил этот тихий голос.

— Да, вы станете homo superior, но пока что вы еще дети. Настанет время, и вы познаете истину. Юность будет для вас долгим, очень долгим периодом, но зато вы будете без стигмат, из-за которых других заклеймили как уродцев, что и привело к их уничтожению. Вы будете обязаны маскироваться. Ведь любой человек поднимет руку на homo superior, если маскировка будет несовершенна. Но ни один человек не заподозрит вас двоих. Или других моих детей, которые расходятся сейчас по всему свету. А затем станет слишком поздно. — Снова пауза, затем: — Начинается вторая фаза. Вы первые, кто узнал истину о себе, но за вами будут и остальные. У вас будет много задач. Но помните: вы — все еще дети. Существует опасность, огромная опасность. Человек открыл атомную энергию, с которой никогда не сможет совладать ни один нецивилизованный вид, а человек как раз и является таковым и никогда не сможет стать полностью цивилизованным. А вы... вы тоже еще нецивилизованные. И останетесь таковыми, пока не повзрослеете. А до того времени вы будете подчиняться мне.

Голос звучал теперь строго. И мужчина, и женщина поняли, что должны подчиняться.

— До сих пор мой труд держался в секрете. Но теперь перемены будут слишком велики. Будет рождаться все больше homo superior, и это выдаст нас, если весь мир не отвлечь. И он будет отвлечен. Будет сказано слово. Слово об опасности, об ужасной угрозе всему миру. И Человечество объединится против этой опасности. Против меня. Любой человек, который лучше других проявит себя в этой борьбе, будет назван чемпионом. Люди назовут чемпионом тебя, Сэмюэль. И тебя, Мэри. И других моих детей тоже... Узнав обо мне, Человечество не станет искать в своих рядах homo superior. Для этого у него слишком велико самомнение. Постепенно меня победят. На это потребуется долгое, долгое время. А ваша мутация доминирующая. Человечество будет полагать, что именно из-за войны со мной среди людей рождается все больше гениев. А затем, в один прекрасный день, установится равновесие. И вместо меньшинства гениев станет меньшинство идиотов. И в тот день, когда homo sapiens останется в меньшинстве, сражение будет действительно выиграно. Дети ваших детей увидят это. Они станут доминирующим большинством. И победит меня не homo sapiens, a homo superior. И настанет день, кода на Земле умрет последний человек из рода homo sapiens, но он не будет знать, что он — последний. А между тем, — продолжал голос, — война начинается. Открытая война против меня и тайная — война моих детей против homo sapiens. Теперь вы знаете истину. Вы научитесь пользоваться своими силами, и я буду вести вас. Вы можете доверять мне, потому что я вам не конкурент, я — тупиковая ветвь.

Мужчина и женщина — и одновременно дети! — стояли рука в руке, слушая эту речь, чувствуя ее значение, и пропасть отступила, пусть даже не навсегда, пусть даже не слишком далеко, но отступила перед глубокой мудростью цели, неиспорченной человеческими слабостями.

— Вы первенцы моей новой расы, — говорила им тишина. — И вы снова в Раю, но теперь это слово звучит на ином языке. Возможно, источник грехопадения Человечества еще живет в старой истории — в Человечестве, создающим Бога по образу своему. Но вы не мой образ. А я не бог-ревнивец. Я не стану соблазнять вас свыше вашей силы. Но все же вы не должны вкушать плоды познания добра и зла. Пока не должны. Но однажды я сам вложу плод с того дерева в руки своих детей. В ваши руки.

Project, (Astounding Science Fiction, 1947 № 4).

Пер. Андрей Бурцев.