КОМСОРГ ПОЛКА Драма в трех действиях, десяти картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Е к а т е р и н а Б а ж е н о в а — комсорг полка.

Т и м о ф е й И в а н о в и ч Б а ж е н о в — ее отец.

Е в д о к и я С е м е н о в н а Б а ж е н о в а — ее мать.

Е в л а м п и й — старший брат Кати.

Л и з а — сестра.

Д м и т р и й — младший брат.

А н д р е й Н и к а н о р о в и ч Ч е г о д а е в — командир полка.

В а с и л е к М у р а ш к о — ординарец.

Н и к о л а й С е м е н о в и ч П о я р к о в — комиссар полка.

В а р я С а н ь к о — сержант.

Е в г е н и й Ф е о к т и с т о в и ч Ш и р о к о в — майор, инструктор политотдела дивизии.

М и ш а Н о в и к о в — капитан, летчик.

Б о р и с Ю р ь е в и ч К о р ш у н о в — капитан, командир разведроты.

А л е к с а н д р С т е п а н о в и ч Х о х л о в — майор, председатель военного трибунала дивизии.

Р у д а к о в — заседатель военного трибунала.

С е н я Б е л е н ь к и й — ефрейтор.

Ш п у н ь к о }

Б о р о д у л и н }

Ш у м и л и н } — солдаты.


Время действия — 1943—1946 годы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната в блиндаже командира полка. Стол, на котором стоит телефон. Самодельные табуретки. Из комнаты два выхода — в помещение командира полка и его ординарца. Вместо дверей плащ-палатка. За столом В а с и л е к и Ш у м и л и н. Шумилин ест.


В а с и л е к. Ты ешь, Николаша, не стесняйся.

Ш у м и л и н. А я не стесняюсь…

В а с и л е к. Редковато ты ко мне заходишь.

Ш у м и л и н. Я бы рад, да, сам понимаешь, служба.

В а с и л е к. А ты вот этих консервов еще не пробовал… Из дома давно писем не получал?

Ш у м и л и н (продолжает есть). На днях получил. От сестренки…

В а с и л е к. Что пишет?

Ш у м и л и н. В деревне старики да старухи. А тебе пишут?

В а с и л е к. Так, иногда.

Ш у м и л и н. Василек, а что за красавицы у тебя над кроватью?

В а с и л е к. Не говори! Попало мне за них.

Ш у м и л и н. Что-то частенько тебе стало перепадать…

В а с и л е к. Понимаешь, когда построили вот этот блиндаж, командира полка не было, ездил на совещание в штаб дивизии. Ну, я и решил уют тут навести. Из «Огонька» вырезал фотографии… Сам понимаешь, какая красота, если голые стены.

Ш у м и л и н. Оно конечно, с бабами уютнее…

В а с и л е к. Они же не бабы — артистки! Самые знаменитые! Любовь Орлова! А в платочке — Марецкая. Ну, а самая молодая — балерина Лепешинская. Командир полка пришел, посмотрел на мой уют, аж взвился да как гаркнет: «Это что за галерея? Чтобы духу их не было!» Если бы не комиссар, чуть в штрафной батальон не отправил.

Ш у м и л и н. За артисток?

В а с и л е к. Да!

Ш у м и л и н. Ирод твой командир — вот я что скажу. А ты еще его хвалишь…

В а с и л е к. А на днях он получил какое-то письмо и таким стал… ну, житья нету. Жучит, придирается. Что ни слово, то «душа винтом»! Это у него ругательство такое. Как прочел то письмо, военных девчонок так невзлюбил, ну просто терпеть не может. Вчера собрал их и разом всех в отдел кадров штаба армии отправил, кроме медичек.

Ш у м и л и н. А может, у него дома какая неприятность, а?

В а с и л е к. Кто его знает… (Начинает убирать со стола.)

Ш у м и л и н. Да!.. Наградил тебя господь!..

В а с и л е к. Да ты ешь, ешь… А вот еще был такой случай… Говорю я ему как-то: «Разрешите мне, товарищ подполковник…»


Стремительно входит Ч е г о д а е в. Солдаты вскакивают.


Ш у м и л и н. Здравия желаю, товарищ подполковник!

Ч е г о д а е в. Здравствуй, Шумилин! Ты ко мне?

Ш у м и л и н. Никак нет! Я до своего земляка, до товарища Мурашко… Разрешите быть свободным?

Ч е г о д а е в. Разрешаю! (Неожиданно, очевидно отвечая своим мыслям.) Ах, душа у них винтом!


Шумилин поспешно уходит.


Меня никто не спрашивал?

В а с и л е к. Санько тут приходила.

Ч е г о д а е в. Какая Санько? Из снайперской роты, что ли?

В а с и л е к. Так точно! Сержант Санько. Она из тех, которых вчера в кадры отправили!

Ч е г о д а е в. И каким же ветром ее обратно в наш полк занесло?

В а с и л е к. Не могу знать.

Ч е г о д а е в. Ординарец все должен знать!

В а с и л е к. Она сказала, что она еще зайдет!

Ч е г о д а е в. Зайдет? Душа винтом! А она не приказала мне никуда не отлучаться?

В а с и л е к. Никак нет!


Появляется П о я р к о в.


П о я р к о в. Уже дома. А я думал, что один буду обедать. Давно, Андрей Никанорович, приехали?

Ч е г о д а е в. Только что. Ну что у нас нового, комиссар?

П о я р к о в. Спокойно сегодня на передовой, ни выстрела.

Ч е г о д а е в. Говоришь, спокойно?

П о я р к о в. Днем они, видимо, отсыпаются. Ночью-то головы не поднять.

Ч е г о д а е в. А я не люблю, когда противник ведет себя спокойно. В тихом озере, говорят, черти водятся.

П о я р к о в. Может быть, и так.

Ч е г о д а е в. Ты, кажется, чем-то расстроен?

П о я р к о в. Как не расстроиться! Говорим, приказываем — и все как о стенку горох. Я тут в третьем батальоне был. В траншеях грязь, в землянках не лучше. А командиры смирились и никаких мер не принимают.

Ч е г о д а е в. Это мне известно. И все валят на войну.

П о я р к о в. Именно так.

Ч е г о д а е в. Душа винтом! Придется от слов перейти к действию. Наказывать будем, комиссар.

П о я р к о в. Ну, а что в дивизии нового?

Ч е г о д а е в. Командующий фронтом приезжал. Приказал нам готовиться к наступательным действиям. Заявил, что теперь мы диктуем немцам свою волю. Потребовал достать «языка».

П о я р к о в. Что ж, новость приятная. Солдаты только того и ждут, когда будет дана команда «вперед». Да и сколько можно сидеть в обороне?


Появляется с кастрюлями В а с и л е к. Он ставит их на стол.


В а с и л е к. Можно обедать, товарищ командир полка.


Василек разливает в котелки борщ. Поярков и Чегодаев садятся за стол.


Ч е г о д а е в (пробует борщ). Фу, черт! Еще раз такой «огонь» принесешь, сам будешь есть.

В а с и л е к (с трудом сдерживает смех). Учту, товарищ подполковник.


Появляется сержант С а н ь к о.


С а н ь к о. Разрешите обратиться, товарищ подполковник?

Ч е г о д а е в. Слушаю вас, товарищ Санько.

С а н ь к о. Я по личному вопросу к вам.

Ч е г о д а е в. Догадываюсь. И каким же образом, сержант Санько, вы оказались в расположении полка?

С а н ь к о. А я с разрешения начальника отдела кадров.

Ч е г о д а е в. Ну, слушаю!

С а н ь к о. Товарищ подполковник, зачислите меня обратно в свой полк. Очень прошу!

Ч е г о д а е в (сухо). Сожалею, но не могу…

С а н ь к о. А мне сказали, все зависит лично от вас, товарищ подполковник!.. Я, можно сказать, добровольцем ушла на фронт. Мой отец погиб на Халхин-Голе!.. Брат служит танкистом… Сестра — летчицей на Северо-Западном.

Ч е г о д а е в (после паузы). Летчицей… говорите?

С а н ь к о. На «П-2» летает.

Ч е г о д а е в. М-да!.. (После паузы.) Моя тоже на «П-2»… летала! (Резко.) У вас что, дружок в нашем полку завелся?

С а н ь к о. Никак нет! Товарищ командир полка, вам за меня краснеть не придется! Не подведу ни вас, ни полк. Я институт бросила… Мать одну оставила…

Ч е г о д а е в. Вот-вот! Именно потому я и считаю: не место вам здесь. И вообще — вы свободны, товарищ Санько!

С а н ь к о (всхлипывая). А мне сказали, что вы добрый…

Ч е г о д а е в. Вздор! Это кто же вам такую чепуху сказал?

С а н ь к о. Люди!

П о я р к о в. Товарищ Санько, вы комсомолка?

С а н ь к о. Да…

П о я р к о в. Ну, а что же вы ревете?

С а н ь к о (вытирает слезы). Обидно, вот и реву! Могу и не реветь.

Ч е г о д а е в. Вот-вот, сделайте одолженьице. Душа винтом!

С а н ь к о. А из полка я все равно не уйду!

Ч е г о д а е в. Как это не уйдете?

С а н ь к о. Не уйду — и все!

Ч е г о д а е в. Ну, вот что! Разговор окончен! Вы тут мне свой дурной характер не показывайте!

С а н ь к о. Ну да! Я же, по-вашему, девчонка…

Ч е г о д а е в. Кру-гом!


Санько резко, по-военному, поворачивается и, печатая шаг, направляется к выходу.


П о я р к о в. Товарищ Санько! Вам помочь добраться до штаба армии?

С а н ь к о (в дверях). Спасибо! У вас борщ остыл, товарищ комиссар. (Уходит.)

Ч е г о д а е в. Будь солдат, я бы всыпал! А этой…


В а с и л е к приносит второе.


П о я р к о в. А ты зря ее так.

Ч е г о д а е в. Ничего, обойдется. У нее мать одна. Ей теперь учиться бы, а она в пекло лезет.

П о я р к о в. Может, и так. (Пауза.) Только некрасиво получилось.

Ч е г о д а е в. Что некрасиво?

П о я р к о в. А то, что мы из полка откомандировываем девчат. Они ведь шли на фронт с такими чувствами. А мы…

Ч е г о д а е в. Я тебя понимаю, комиссар. Но я дал слово: пока я буду командовать полком, я постараюсь без них обходиться.

П о я р к о в. Василек, у нас чай найдется?

В а с и л е к. Только что поспел.

П о я р к о в. Налей кружечку.


Появляется с чайником В а с и л е к. Наливает чай и уходит.


Андрей Никанорович… Ты оговорился или…

Ч е г о д а е в. Ты о чем?

П о я р к о в. Относительно Светланы… Ты почему-то сказал о ней в прошедшем времени… «Моя тоже на «П-2»… летала»…

Ч е г о д а е в (мрачно). Оговорился…


В блиндаж входит старший лейтенант Б а ж е н о в а. На гимнастерке две медали — «За отвагу» и «За боевые заслуги».


Б а ж е н о в а. Товарищ подполковник, разрешите доложить?

Ч е г о д а е в (встает). Слушаю вас!

Б а ж е н о в а. Старший лейтенант Баженова прибыла в полк для прохождения дальнейшей службы, на должность комсорга полка.

Ч е г о д а е в (себе под нос). М-да! Удружили! (Представляет Баженовой.) Комиссар полка майор Поярков!

П о я р к о в (лукаво взглянув на Чегодаева). Рад познакомиться! А мы вас ждем. Скоро месяц, как без комсорга. Присаживайтесь!

Б а ж е н о в а. Спасибо!

П о я р к о в. Как добрались? От политотдела армии до нас, пожалуй, километров сорок будет…

Б а ж е н о в а. Я на КПП встретила вашу машину, она за хлебом ездила. (Садится за стол.)

Ч е г о д а е в (Васильку). Старший сержант, поухаживай за девушкой!

Б а ж е н о в а (Чегодаеву). Между прочим, товарищ подполковник, у меня есть воинское звание.


Неловкое молчание.


П о я р к о в. Давно воюете, товарищ Баженова?

Б а ж е н о в а. С пятого июля сорок первого.

П о я р к о в. За что получили боевые награды?

Б а ж е н о в а. Я была связисткой в роте автоматчиков. Медалью «За отвагу» — за разведку… Точнее, за обеспечение связью разведчиков во время ночного поиска. А медалью «За боевые заслуги» награждена за устранение порывов на линии во время боя.

П о я р к о в. А как на фронт попали? По мобилизации?

Б а ж е н о в а. Никак нет. Добровольно!

П о я р к о в. С комсомольской работой знакомы?

Б а ж е н о в а. Я окончила курсы комсомольских работников при политическом управлении фронта. До войны была секретарем райкома комсомола, а на фронте — комсоргом роты автоматчиков.

П о я р к о в. Значит, есть опыт! Ваш предшественник, лейтенант Луценко, убит…

Б а ж е н о в а. Я знаю.

П о я р к о в. Придется все начинать сначала.

Ч е г о д а е в (вмешиваясь). Извините, один вопрос. Скажите, товарищ старший лейтенант, вы сами попросились в стрелковый полк или…

Б а ж е н о в а. Сама, товарищ подполковник.


Снова неловкое молчание.


П о я р к о в. Ну что ж, товарищ Баженова… Полк наш боевой, хотя и не гвардейский. Коллектив у нас хороший, дружный. Комсомольская организация самая большая в дивизии…

Ч е г о д а е в. Ну да, основной личный состав — комсомольцы, а «языка» достать не можем… Да и вообще…

П о я р к о в (Чегодаеву). Андрей Никанорович, так можно и запугать нового работника.

Ч е г о д а е в. Зачем пугать?.. Ввожу в курс обстановки.

П о я р к о в. Номер нашей полевой почты знаете?

Б а ж е н о в а. Так точно!

П о я р к о в. Вот, устроитесь, обязательно напишите своим родителям.

Б а ж е н о в а. Мне писать пока что некуда.

П о я р к о в. Почему так?

Б а ж е н о в а. Я родилась недалеко от Великих Лук.

П о я р к о в. Родители в оккупации?

Б а ж е н о в а. Да!..

П о я р к о в. И кто же у вас там остался?

Б а ж е н о в а. Мать, отец… Два брата — Евлампий и Дмитрий… Сестра Лиза…

П о я р к о в. Братья в армии?

Б а ж е н о в а. Когда немцы захватили наш райцентр, младшему было четырнадцать лет, а Евлампий, видимо, в армии.

Ч е г о д а е в. Простите, товарищ Баженова, еще один вопрос. Вам в политуправлении ничего больше не предлагали?

Б а ж е н о в а. Я, товарищ подполковник, не совсем вас понимаю…

Ч е г о д а е в. Ну, скажем, ту же должность в артиллерии?.. Или в авиации?

Б а ж е н о в а. Нет!

Ч е г о д а е в. Там легче вам было бы.

Б а ж е н о в а. А я, товарищ подполковник, легкого не ищу.

П о я р к о в. Ну что ж!.. Все ясно! У нас, товарищ Баженова, к сожалению, свободных землянок нет. Так что одну ночку придется переспать в землянке у парторга полка. Он сейчас в командировке.

Б а ж е н о в а. Можете не беспокоиться, я с девушками из санроты договорилась.

П о я р к о в. Хорошо, не возражаю. Так как же прикажете нам величать вас?

Б а ж е н о в а. Старший лейтенант Баженова, можно и Екатериной Баженовой.

П о я р к о в. Значит, Катя. Ну, так вот, Катя, можете идти, а завтра у вас будет своя землянка. Василек, проводи комсорга полка.

В а с и л е к. Есть!

Б а ж е н о в а. Не стоит, я найду.

П о я р к о в. В нашем копай-городе вы не очень-то найдете.

В а с и л е к. Прошу! (Галантно берет чемодан.)

П о я р к о в. Явитесь ко мне завтра в девять ноль-ноль.

Б а ж е н о в а. Есть!

Ч е г о д а е в. Да, да, идите, отдыхайте!


Баженова и Василек уходят.


П о я р к о в. Ну, как комсорг, командир, а?

Ч е г о д а е в. Моя точка зрения тебе известна.

П о я р к о в. А по-моему, сто́ящая, строгая, видать, организованная, да и на вид, я бы сказал, приятная.

Ч е г о д а е в. Комиссар, ты случайно не влюбился?

П о я р к о в. А что? В такую не грех и влюбиться.

Ч е г о д а е в. Мне, комиссар, солдаты нужны! Солдаты! А не невесты! Вот что… у меня просьба к тебе… Сделай так, чтобы этой Баженовой у нас в полку не было!

П о я р к о в. Ты это серьезно?

Ч е г о д а е в. Вполне!


З а н а в е с.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Деревенская изба. Обеденный стол. Две скамейки. На стене висят семейные фотографии. Две двери ведут в другие комнаты: одна — в комнату Лизы, другая — в комнату родителей. Слышен шум танков и автомашин.

Вбегает Л и з а.


Л и з а (радостно). Мама, что на улице творится! Танки идут, идут… Конца-края не видно!.. (Сбрасывает шапку-ушанку, пальто.)

М а т ь. Это хорошо, что наши танки пошли. Значит, где-то теперь и наш Евлампий шагает.

Л и з а. Мама, а Катя?

М а т ь. И Катя тоже.

Л и з а. Мама, а знаешь, я завидую нашей Кате. Это ведь так здорово!

М а т ь. Нашла тоже чему завидовать. Ты думаешь, легко на фронте? Ни поспать, ни поесть, ад кромешный.

Л и з а (поет). «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти — четыре шага…» Мама, а ты Евлампия больше всех любишь, больше, чем Катю, Митяя, меня.

М а т ь. Глупости говоришь. Для матери все дети одинаковы.

Л и з а. Неправда! Ты с Евлампия пылинки сдувала. «Не мешайте, Евлампий учит уроки!» Евлампий заболел самой обыкновенной простудой, и ты готова была до утра сидеть возле его кровати. И вообще: «Евлампий слабенький», «Евлампию нужен костюм», — и ты тут же покупала. И Евлампий этим пользовался, каждый день менял новые рубашки…

М а т ь. Чудачка ты, Лизуха. Он же у нас старший, первенец. Ему и предпочтение. В старину-то как было? Родился сын — в доме радость!

Л и з а. А дочь?..

М а т ь. Сын — работник, а дочь вышла замуж и улетела…

Л и з а. Я, конечно, наверное, неправа. Родную мать к брату, которого я тоже люблю, приревновала. Мама, а где Катькина фотокарточка?

М а т ь. На столе.


Лиза берет фотографию.


Только бы они домой вернулись. Я бы им такой праздник устроила… Пирог с яблоками бы испекла.

Л и з а (рассматривает фотографию). Мама, а верно, нашей Катьке идет военная форма? В форме она очень красивая. Мама, как думаешь, она на фронте там еще не вышла замуж?

М а т ь. Что ты говоришь? Ну кто сейчас выходит замуж?

Л и з а. А знаешь, мама, я обязательно узнаю адрес полевой почты Мишки Новикова и ей вышлю.

М а т ь. Это какого такого Новикова?

Л и з а. Ой, мама, они вместе в районной школе учились… Он даже стихи ей посвящал. Говорят, сейчас летчик в действующей армии… Герой!..

М а т ь. Поставь, пожалуйста, фотографию на место, а то еще, чего доброго, разгрохаешь. Ты отца там не видела?

Л и з а. Видела! На большаке! Саперы мост чинят, он помогает им.

М а т ь. И Дмитрий там?

Л и з а. Нет, его там нет. Он же с ребятами в военкомат ушел.

М а т ь. Да-да, совсем я запамятовала. Давненько ушел. Уж не случилось ли что? А может, его сразу на фронт отправили?..

Л и з а. Мама, что с ним может случиться? Наши пришли!


Появляется Б а ж е н о в. Он в шапке, валенках и в меховой куртке.


М а т ь. Наконец-то!

Б а ж е н о в. Лизка! Принеси-ка водицы похолоднее. Эх, Евдокия! Будь я помоложе, дома не усидел бы.

М а т ь (ворчливо). Только тебя, старой развалины, там недоставало.

Б а ж е н о в. Ну, это ты, того… Я в свое время не последним был солдатом. На полном аллюре ни одной лозы не оставлял! Унтера́ в пример ставили.


Входит Л и з а. В руках ковш с водой.


Л и з а. Держи, отец! (Передает ковш и уходит.)

Б а ж е н о в (жадно пьет). Хороша водица! Устал я малость. Такая силища пошла — несдобровать немчуре, несдобровать.

М а т ь. Ишь как умаялся, а еще в солдаты собрался.

Б а ж е н о в. Ты вот что, мать, лучше не выводи меня из себя.

М а т ь. Ну, хорошо, хорошо.


Появляется Д м и т р и й. Он сбрасывает с себя пальто, шапку.


Вот и Митя наш пришел.

Л и з а. Ну как, братка, приняли?

Д м и т р и й. Не твое это дело.

Б а ж е н о в. Не приняли — так и скажи, а рычать нечего.

Д м и т р и й. Клейменым нет сегодня места в армии.

Б а ж е н о в. Клейменым?.. Это почему же вдруг Баженовы стали клеймеными?

Д м и т р и й. Евлампия спроси.

Б а ж е н о в. Что ты городишь? Евлампий в первый же день войны ушел добровольно на фронт. Я сам его собирал.

Д м и т р и й. Все верно, а что потом было, ты знаешь? Нет? Я тоже.

Б а ж е н о в. Чепуху, бред несешь! Молод ты, потому тебя и не взяли.

М а т ь. Успеешь, сынок, еще наслужишься. Семнадцать ведь только что минуло.

Д м и т р и й. Ха! Не смеши, мать! Кольке Кузякину тоже семнадцать, а его взяли. И Гришку Соловьева, и Борьку Антипова взяли.

Б а ж е н о в. И что же тебе сказали?

Д м и т р и й. Сказали, что вызовут, для приличия.

Л и з а. Дмитрий, а ты рассказал военкому, как ты выходившим из окружения красноармейцам помогал?

Д м и т р и й. Зачем?

Б а ж е н о в. А как раненого командира мы у себя в погребе укрывали, сказал?

Д м и т р и й. Ни к чему, отец!

М а т ь. А про Катю?

Д м и т р и й. Сказал, что она в армии, работает комсоргом полка. Ну и что с того?

М а т ь. Нехорошо, Митя, так о своем брате думать, нехорошо.

Б а ж е н о в. Тебе что ж, так прямо про Евлампия в военкомате и сказали?

Д м и т р и й. Никто ничего мне не говорил, но это и так ясно.

Б а ж е н о в. Это же слух, сплетня, а ты, дурья башка…

М а т ь. Не мог наш Евлампий этого сделать.

Д м и т р и й. Не мог? Ха-ха!

Л и з а. Мама, он с ума сошел.


Долгая пауза. Все потрясены.


М а т ь. Лиза, ты письмо отправила Катерине?

Л и з а. Его Дмитрий взял.

Д м и т р и й (резко). Не отправил я ваше письмо.

Б а ж е н о в. Почему?

Д м и т р и й. Потому что я прочитал его.

Б а ж е н о в. И что же там было написано?

Д м и т р и й. Про то, как мы живем, про слух, который ходит по деревне, про Евлампия.

Б а ж е н о в (зло). Порадовать, значит, решили Катерину? (Взорвавшись.) Клеветники, да как вы смеете! Вы у меня спросили совета? Нет, скажите — отец я или не отец?

М а т ь. Тимофей, мы никогда от ребят ничего не скрывали.


Долгая пауза.


Б а ж е н о в (опускается на стул). Да, да, ты права. Нам нечего от нее скрывать. Только не может того быть, что наш Евлампий свихнулся.


З а н а в е с.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Землянка комсорга полка. Поздний вечер. На столике лампа, сделанная из гильзы от снаряда. На стене автомат, рядом противогаз. В углу железная печка. Нары накрыты плащ-палаткой. На стене фото Новикова. Б а ж е н о в а что-то ищет в полевой сумке, потом начинает искать в книгах.


Б а ж е н о в а. И где я посеяла письмо? Не понимаю.


С улицы доносится звонкий голос ефрейтора Беленького: «Можно, товарищ старший лейтенант?»


Да-да, входите!


В землянке появляется ефрейтор Б е л е н ь к и й.


Б е л е н ь к и й. Я, собственно говоря, товарищ старший лейтенант, пришел познакомиться с вами.

Б а ж е н о в а. Ну что ж, давайте познакомимся.

Б е л е н ь к и й. Ефрейтор Беленький! Ребята Семеном меня зовут.

Б а ж е н о в а. Старший лейтенант Баженова, Екатерина.

Б е л е н ь к и й. А Катей можно называть?

Б а ж е н о в а. Можно и просто Катей. Так слушаю вас, товарищ ефрейтор?

Б е л е н ь к и й. Понимаете, в чем вопрос. Я тут, в полку, самодеятельность организовал, а поддержки никакой. Только создал женский хор из девчат снайперской роты, как всех до одной откомандировали в штаб армии. А солистка у нас была такая, что во фронтовом ансамбле нет.

Б а ж е н о в а. Это кто же?

Б е л е н ь к и й. Санько, Варя Санько.

Б а ж е н о в а. Ах, Санько? Я могу порадовать вас, Санько на днях возвращается в полк. Так что вы можете ее считать в своем активе.

Б е л е н ь к и й. Нет, это правда? Товарищ старший лейтенант, это же грандиозно!

Б а ж е н о в а. Ну, а еще что вам мешает?

Б е л е н ь к и й. Понимаете, как только назначу репетицию, так, как нарочно, всех участников в наряд отправляют.

Б а ж е н о в а. Хорошо. Я завтра же поговорю с комиссаром полка.

Б е л е н ь к и й. Извините, товарищ комсорг, но у нас без приказа ничего не выйдет.

Б а ж е н о в а. Хорошо, будет приказ. Большой у вас коллектив?

Б е л е н ь к и й. Да нет, человек двенадцать.

Б а ж е н о в а. С концертом можете выступить?

Б е л е н ь к и й. Хоть сейчас.

Б а ж е н о в а. Меня сегодня комиссар вызывал, сказал, что из одной авиачасти пришел запрос на концерт.

Б е л е н ь к и й. Конечно, можем. У нас один капитан Коршунов может час держать. Только был бы инструмент.

Б а ж е н о в а. Какой инструмент?

Б е л е н ь к и й. Рояль. Пианист он. Но играет и на баяне. Он у нас на все руки.

Б а ж е н о в а. Вы, видимо, до войны артистом были?

Б е л е н ь к и й. Никак нет. Студентом был, учился в Московском театральном институте, может, слышали?

Б а ж е н о в а. Слышала.

Б е л е н ь к и й. Со второго курса режиссерского факультета на фронт ушел.

Б а ж е н о в а. А сейчас где у нас служите?

Б е л е н ь к и й. В боепитании. Не подвезу вовремя снаряды — всем крышка. (Посмотрев на гильзу-лампу.) Вот, и даже на столе война.

Б а ж е н о в а. Эти гильзы вторую службу несут.

Б е л е н ь к и й. А по личному вопросу можно?

Б а ж е н о в а. Пожалуйста!

Б е л е н ь к и й. Мне тут на днях ребята сказали, что комсомольцы полка одно дельце затевают. Решили, так сказать, силами комсомольцев поиск организовать. Я, правда, не комсомолец, но в разведку с удовольствием пошел бы.

Б а ж е н о в а. Секрета тут никакого нет. Такая группа действительно создана, но пойдем ли мы в разведку, это еще неизвестно.

Б е л е н ь к и й. Очень жаль. Сто́ящее дело! Если бы комсомольцам удалось захватить «языка», это было бы колоссально! Если хотите знать, у наших полковых разведчиков форсу хоть отбавляй. Как же, исключительные личности, а на днях пошли за «языком» и не взяли.

Б а ж е н о в а. Да, но если вы думаете, что мы пойдем только для того, чтобы кому-то доказать, что мы тоже исключительные личности, то вы заблуждаетесь.

Б е л е н ь к и й. Я, конечно, так не понимаю. Это я к слову.

Б а ж е н о в а. Значит, вы москвич?

Б е л е н ь к и й. Так точно!

Б а ж е н о в а. Пишут вам?

Б е л е н ь к и й. Редко. Мама туберкулезом болеет. А вы, простите, не москвичка?

Б а ж е н о в а. Нет, я из Великих Лук, из района.

Б е л е н ь к и й. Вы, кажется, что-то потеряли?

Б а ж е н о в а. Почему вы так решили?

Б е л е н ь к и й. Все время в книжки заглядываете.

Б а ж е н о в а. Письмо из дома получила. Видимо, куда-то в книгу вложила.

Б е л е н ь к и й. Ну, тогда я пойду, товарищ старший лейтенант. Значит, поговорите с комиссаром Поярковым?

Б а ж е н о в а. Обязательно! И завтра же вам сообщу.

Б е л е н ь к и й. До завтра, товарищ старший лейтенант.

Б а ж е н о в а. До завтра.


Беленький уходит.


Б а ж е н о в а. Ничего не понимаю. Может быть, я обронила, когда ходила на передовую?.. А может быть, Санько куда-нибудь убрала?


За дверью голос Шумилина: «Можно? Это я, рядовой Шумилин из второго батальона».


Входите, товарищ Шумилин!


В землянке появляется Ш у м и л и н.


Ш у м и л и н. Добрый вечер, товарищ старший лейтенант!

Б а ж е н о в а. Добрый вечер, Шумилин! С письмом от матери пришли?

Ш у м и л и н. Да, нашел. Как не найти.

Б а ж е н о в а. Ну что ж. Читайте!

Ш у м и л и н. Да нет, вы сами.

Б а ж е н о в а (читает письмо). Вы, значит, из-под Курска?

Ш у м и л и н. В тридцати километрах.

Б а ж е н о в а. А отец что? На фронте?

Ш у м и л и н. Без вести пропал еще в первые дни войны. Остались мать и две сестренки.

Б а ж е н о в а. А почему сейчас мать не в колхозе?

Ш у м и л и н. С председателем не поладила и вышла из колхоза. Пьяница он у нас. За каждую просьбу требует водкой рассчитываться.

Б а ж е н о в а. Значит, он наотрез отказал и в семенах, и в тягловой силе?

Ш у м и л и н. Заявил: «На козе паши, Пелагея! Не могу оказывать помощь частному сектору».

Б а ж е н о в а. Знаете, товарищ Шумилин, ваше письмо надо показать командиру полка, комиссару.

Ш у м и л и н. Вам виднее, товарищ старший лейтенант.

Б а ж е н о в а. Мне кажется, его надо в райком партии отправить. Словом, мы завтра встретимся.

Ш у м и л и н. Мне зайти к вам?

Б а ж е н о в а. Вечерком, вот так же.

Ш у м и л и н. Спасибо!

Б а ж е н о в а. Ну-ну, только без этого! Ну как, вашим товарищам, наверное, не понравился крутой разговор?

Ш у м и л и н. Почему же не понравился? Все верно было сказано. Траншеи неглубокие и узкие, лапник не меняли больше месяца. Сегодня ночью комсомольцы батальона решили заняться благоустройством траншей, а завтра заменить лапник в землянках. Для себя мы ведь делаем, сами живем в землянках.

Б а ж е н о в а. Что ж, это верно. Очень рада, если так поняли.

Ш у м и л и н. Смирились у нас. Не требуют — ну и ладно.

Б а ж е н о в а. Я на днях тут была на одном совещании, и командир дивизии очень серьезно говорил о благоустройстве землянок и траншей. И нам, комсомольцам, надо сделать все, чтобы приказ командира дивизии был выполнен. Так и сказал — речь идет о жизни солдат. Кто знает, сколько мы еще проживем в наших землянках?

Ш у м и л и н. Все на бога надеемся.

Б а ж е н о в а. Ну что ж, задерживать вас не буду.

Ш у м и л и н. Спокойной ночи, товарищ старший лейтенант!

Б а ж е н о в а. Спокойной ночи!


Шумилин уходит.


Гм! «На козе паши»? Скажет ведь такое! Да, а Санько, видимо, не придет. Что ж, старший лейтенант Баженова, говорят, отдыхать пора? Половина двенадцатого! Конечно, спать.


Раздается стук в дверь.


В чем дело?


С гитарой в руках появляется К о р ш у н о в.


К о р ш у н о в. Разрешите на огонек?

Б а ж е н о в а. В чем дело, товарищ капитан?

К о р ш у н о в (берет аккорд на гитаре). Извините, товарищ комсорг, что так поздно. Тоска, зеленая тоска, и на душе черным-черно. Вы вот, возможно, сейчас меня осуждаете, да я и сам себя осуждаю.

Б а ж е н о в а. А вам не кажется, капитан, что сейчас уже ночь? И что вам пора быть в своем подразделении?

К о р ш у н о в. Никак нет! Знаете, что я вам скажу? Если понимать глубоко, вы, женщины, для любви созданы! Но никак не для войны. Нет женщин — и нет любви! А нет любви, — значит, и жизни конец…

Б а ж е н о в а. Товарищ капитан, в таком виде и в такое время я прошу ко мне никогда не заходить.

К о р ш у н о в. Прошу прощения. Но не могу принять ваш упрек. Вы вот на меня шумите, а почему я принял, вы спросили?

Б а ж е н о в а. Меня это не интересует.

К о р ш у н о в. Вы политработник, вы всем должны интересоваться. И чем я дышу, и что за душа у меня! Скрывать от вас я не собираюсь. Все расскажу. Оснований у меня больше чем достаточно. Во-первых, Звездочку получил! Еще за оборону Москвы. Вот она, Красная Звездочка! (Показывает орден.) А во-вторых, меня командир полка отругал. За дело отругал, ничего не скажешь. Не взяли «языка»? Не взяли! А поди его возьми. Мои ребята засекли все огневые точки. Мы знали, когда, в какие часы они завтракают, обедают, ужинают и даже в какие часы они своему богу молятся. А вот пошли и не взяли. Они такую нам встречу устроили — головы не поднять. Но ничего! Немца я все равно ему притащу. Хотите, скажу вам правду? Разведчики — это спички. Вспыхнул огонек и тут же погас. А вообще… (Играет на гитаре.)

Б а ж е н о в а. Товарищ капитан, я очень прошу. Идите, дорогой, к себе!

К о р ш у н о в. И это вы говорите мне, боевому командиру разведроты?

Б а ж е н о в а. А, так это вы и есть капитан Коршунов?

К о р ш у н о в. Все точно! Командир разведроты к вашим услугам.

Б а ж е н о в а. Да, но сейчас ночь. Я вашими услугами воспользуюсь завтра. А пока я прошу покинуть мою землянку. Я устала и хочу отдыхать.

К о р ш у н о в. Дорогой комсорг, да было бы вам известно, я ночью не отдыхаю — не положено. Я днем это делаю.

Б а ж е н о в а. А я отдыхаю.

К о р ш у н о в. Пожалуйста! Я мешать не буду. Я вот здесь сяду и почитаю наставление. (Садится на нары, берет Устав с полки.)

Б а ж е н о в а. В таком случае я приказываю вам, товарищ капитан, сейчас же оставить мою землянку!

К о р ш у н о в. Не имеете права! Я вам не подчиняюсь. А пришел я к вам, чтобы сказать, что я еще не женат! И что вы мне чертовски нравитесь.

Б а ж е н о в а. Неподходящее время, товарищ капитан, вы выбрали для объяснения.

К о р ш у н о в. Очень может быть. Но, знаете, у меня такое настроение!.. Я бы вам сейчас Шопена исполнил. Нет, не Шопена, а Бетховена! Нет, не Бетховена, лучше Чайковского!

Б а ж е н о в а. Я уже слышала, что вы прекрасный пианист, но…

К о р ш у н о в (перебивает). И офицер!

Б а ж е н о в а. Но я хочу спать!

К о р ш у н о в. Хорошо, я сейчас уйду. Ну, а почему вы молчите о моем предложении? Отвергаете?

Б а ж е н о в а. Отвергаю.

К о р ш у н о в. Не подхожу, значит? А может быть, я опоздал, ваше сердце уже занято? Тогда другое дело.

Б а ж е н о в а. Товарищ капитан, я прошу прекратить весь этот разговор.

К о р ш у н о в (с иронией). Ого, угадал! В самую точку. Ну да, он существует, он — самый замечательный, он — идеал! (Зло.) А если ваш идеал окажется ничтожеством? В это, конечно, вам трудно поверить. Но ведь бывает же так? Не согласны? Ваше право! В существование добрых, честных людей верю. В идеальных, извините, не верю. Нет, вы не знаете, комсорг, что такое любовь. Любовь, если она настоящая, жжет душу. И на каком километре она придет к тебе, никогда не узнаешь. Встретишь человека — и ты уже не ты, а раб. Да, да, только не смейтесь!..

Б а ж е н о в а. Не собираюсь! Я действительно люблю! И запрещаю вам говорить плохо о человеке, которого вы даже не видели в глаза.

К о р ш у н о в. Позволительно спросить: как же его имя?

Б а ж е н о в а (взглянув на фото). Извольте — Новиков. Что дальше?

К о р ш у н о в. Ничего. Все прояснилось. Не сердись, комсорг, что я так прямо… Уж такой у меня характер… Я не хотел вас обидеть, боже упаси. Одного желаю — пусть у вас будет все хорошо. Что ж, будем считать, знакомство состоялось. Извините, товарищ комсорг. Я как-нибудь зайду к вам… Все будет, как положено по Уставу. (Играет и поет, уходит.)

Б а ж е н о в а (насмешливо). Разведчики — спички!.. Чиркнул — вспыхнул огонек и тут же погас…


Послышались три удара в окошко.

Вбегает С а н ь к о.


С а н ь к о. Не ожидала?

Б а ж е н о в а. Ожидала, но думала, придешь раньше.

С а н ь к о. Едва выбралась. Ну как? Удалось что-нибудь сделать?

Б а ж е н о в а. Приказ подписан. Считай, что ты в нашем полку.

С а н ь к о. С Чегодаевым говорила?

Б а ж е н о в а. Говорила.

С а н ь к о. Ну, и что он сказал?

Б а ж е н о в а. Сказал, что я занимаюсь не своим делом. И эта моя просьба последняя.

С а н ь к о. Неужели подписал? Ой, Катя, миленькая, дай я тебя поцелую! Мы ведь теперь вместе будем жить!

Б а ж е н о в а. Кончилось твое нелегальное пребывание в полку. А сейчас, Варя, давай спать. Что-то устала я.

С а н ь к о. А пожевать ничего не найдется?

Б а ж е н о в а. Найдется!


Стук в дверь.


Кого еще несет? (Быстро гасит свет.)

В а с и л е к. Товарищ старший лейтенант!

Б а ж е н о в а. Я сплю и прошу не стучать!


Снова стучат.


В а с и л е к. Товарищ старший лейтенант!

Б а ж е н о в а. Прекратите дурацкие шутки! Я командиру полка буду жаловаться. Как ночь наступает, так черт знает что…

В а с и л е к. Товарищ Баженова! Это я, Василек! Командир полка приказал срочно явиться в штаб.


З а н а в е с.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Перед занавесом появляется ефрейтор Б е л е н ь к и й.


Б е л е н ь к и й. Прежде чем объявить следующий номер программы, прошу товарища, который написал записку старшему лейтенанту Баженовой, пройти за кулисы. А сейчас, товарищи летчики, выступит Варя Санько. Она исполнит песню «Любимая ждет тебя, и ты это знай».


Аплодисменты.


З а т е м н е н и е.


Комната в клубе авиационной части. У окна стоит Б а ж е н о в а. В руках записка. Входит капитан Н о в и к о в.


Б а ж е н о в а. Михаил? Как? Ты здесь?

Н о в и к о в. Все точно!

Б а ж е н о в а. Это ты, медведь? Да я просто своим глазам не верю.

Н о в и к о в. Он самый, Катюша, и притом бурый.

Б а ж е н о в а. Вот это я понимаю — встреча!

Н о в и к о в. Может быть, мы все же поздороваемся?

Б а ж е н о в а. Ну, конечно.


Смотрят друг другу в глаза.


Н о в и к о в. Не ожидал я.

Б а ж е н о в а. Я тоже не ожидала.

Н о в и к о в. Помнишь, я обещал тебя расцеловать?

Б а ж е н о в а. Что-то не помню.

Н о в и к о в. Неправда! Помнишь! (Обнимает, целует.)

Б а ж е н о в а. Мишка, так задушить можно.

Н о в и к о в. Так ведь от радости.

Б а ж е н о в а. Подумать только: Мишка Новиков — капитан!

Н о в и к о в (поет). «Капитан, капитан, подтянитесь. Только смелым покоряются моря…» А знаешь, ты не изменилась.

Б а ж е н о в а. О чем ты говоришь? Конечно, изменилась. Я очень рада, что снова увидела тебя.

Н о в и к о в. А я верил, что мы непременно встретимся. Только я не предполагал, что ты в армии. Скажи, Катюша, кого мне благодарить — судьбу, бога, случай?

Б а ж е н о в а (улыбается). Комиссара полка. Это он меня послал к вам с концертом.

Н о в и к о в. Увижу твоего комиссара — на твоих глазах расцелую.

Б а ж е н о в а. Медведь, а я помню и твои стихи:

Я хотел бы, чтобы ты была колокольчиком,

Что растет в лесу, среди больших деревьев,

И таким же хрупким, и таким же нежным,

А в грозу лихую — будь и ты мятежной.

Н о в и к о в. Как? Ты помнишь мои стишата? Катя, милая! (Снова обнимает, целует.)

Б а ж е н о в а. Михаил, опомнись!

Н о в и к о в. Я не могу удержаться, Катюша!

Б а ж е н о в а. Скажи, ты вспоминал меня?

Н о в и к о в. Да, и не раз.

Б а ж е н о в а. Знаешь, я часто думала о тебе, и мне вдруг почему-то делалось страшно.

Н о в и к о в. Почему?..

Б а ж е н о в а. Боялась, что тебя в живых нет. Скажи, а тебе на войне было страшно?

Н о в и к о в. Было. Когда в первый раз летал бомбить, а сейчас летаю — и ничего.

Б а ж е н о в а. А я в первые дни спать не могла на передовой. А сейчас тоже привыкла. Бомбят, обстреливают, а я сплю как убитая.

Н о в и к о в (с грустью). Да! К войне привыкли…

Б а ж е н о в а. А ты помнишь, что я тебе сказала, когда ты уходил на фронт?

Н о в и к о в. Ты сказала, чтобы я берег себя. Но на войне это невозможно, сама знаешь… Кстати, мы сегодня карты Восточной Пруссии получили.

Б а ж е н о в а. Значит, скоро наступление?

Н о в и к о в. Все идет к тому. В комсоргах ходишь?

Б а ж е н о в а. Как видишь, комсорг полка.

Н о в и к о в. Ну, а как с солдатами, ладишь?

Б а ж е н о в а. Всякое было, но сейчас у меня среди солдат много настоящих товарищей. Удивительный они народ! Ничего не прощают. Если заметят, что ты кому-то больше уделяешь внимания, — все кончено, уже отношение не то.

Н о в и к о в. У нас точно так же. А почему ты мне не писала? Последнее письмо я получил от тебя, когда был под Старой Руссой. Там я был сбит…

Б а ж е н о в а. Ты был ранен?..

Н о в и к о в. Легко. Восемь дней пролежал в госпитале. Потом наши части попали там в окружение. Пришлось вместе с пехотинцами выходить. Ну, а потом направили в другую часть, и все кончилось.

Б а ж е н о в а. А я уехала в Москву, на курсы комсомольских работников.

Н о в и к о в. Подожди-ка, совсем забыл. Знаешь, кого я встретил под Старой Руссой? Евлампия, твоего старшего братца. Мы вместе с ним из окружения выходили.

Б а ж е н о в а. Ты видел Евлампия?

Н о в и к о в. Да! Ты что-нибудь знаешь о нем? Нет? Он там был ранен в ногу. Я ему еще свои бинты отдал. Наша группа выходила первой. Больше я его не видел. А что? С ним что-нибудь случилось?

Б а ж е н о в а. Как тебе сказать? Понимаешь, по деревне ходит слух, будто он у немцев.

Н о в и к о в. Не может быть! Не мог он пойти к ним на службу! Да я за него готов поручиться!

Б а ж е н о в а. Знаешь, я тоже не верю.

Н о в и к о в. Ты своему начальству докладывала?

Б а ж е н о в а. А что докладывать-то? Я же толком ничего не знаю.

Н о в и к о в. Понимаешь, здесь все же фронт. Мне кажется, ты должна доложить. И самой как-то будет спокойнее. Ты почему на меня так смотришь? Я что-то не то сказал?

Б а ж е н о в а. Нет! Почему? Ты сказал то, что считал своим долгом сказать.

Н о в и к о в. А я уж думал, что ты обиделась.

Б а ж е н о в а. На что я могла обидеться?

Н о в и к о в. Ну что ж, я, кажется, должен идти. Пора! А за Евлампия ты не беспокойся, Катюша, со временем все образуется. Ну, до встречи?.. Так я буду писать тебе. Я не знаю, будет ли это в Кенигсберге или в Берлине, но мы обязательно встретимся! До встречи, землячка!

Б а ж е н о в а. До встречи, Михаил!


Новиков уходит.


До встречи?.. Как бы я хотела знать правду о Евлампии… Неужели наши пути разошлись?.. Нет-нет, не верю я!


Появляется В а р я С а н ь к о.


С а н ь к о. Катя, миленькая, поздравляю! Это был Михаил?

Б а ж е н о в а. Он!

С а н ь к о. Какой интересный! У нас в полку таких нет. Знаешь, капитан Коршунов, как узнал, что к тебе летчик пошел, сам не свой сделался. Катя, ты плачешь?..

Б а ж е н о в а. Это тебе так показалось…


Входит К о р ш у н о в.


К о р ш у н о в. Извините, товарищ старший лейтенант, но я вынужден сделать вам замечание. Концерт давно окончен. Некрасиво заставлять себя ожидать. (Уходит.)

С а н ь к о. Видала?

Б а ж е н о в а. Он прав, Санько. Заставлять себя ожидать действительно некрасиво.


З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ПЯТАЯ

Блиндаж командира полка. Ч е г о д а е в разговаривает по телефону, рядом стоит майор П о я р к о в.


Ч е г о д а е в (в трубку). Понимаю, товарищ генерал!.. Виноват, товарищ генерал… Комиссар? Рядом! Передаю! (Передает трубку Пояркову.)

П о я р к о в. Майор Поярков вас слушает, товарищ член Военного совета… Ее прислал нам политотдел армии. Да!.. Понимаю, товарищ член Военного совета. (Кладет трубку.)

Ч е г о д а е в. Ну что?

П о я р к о в. Требует завтра к десяти ноль-ноль представить объяснение.

Ч е г о д а е в. Докатились! Душа винтом! Уже до члена Военного совета фронта долетело! Такого чепе у нас в полку еще не было! И вообще — где такое может быть, чтобы люди, не поставив в известность дежурного по энпе полка, уходили за «языком» в разведку?

П о я р к о в. Ее понять, конечно, можно. Она хотела добра…

Ч е г о д а е в. А на черта нам такая доброта? За такую доброту надо под суд отдавать!

П о я р к о в. Это проще всего.

Ч е г о д а е в. Вот она, гражданская твоя душа! Вся на ладони. У меня не комиссар, а святой человек, ангел! Ее проступок — самая махровая партизанщина! А виноват во всем — я! Только — я! Таких, как Баженова, в упряжке надо держать!


В блиндаже появляется капитан К о р ш у н о в.


К о р ш у н о в. Товарищ подполковник, командир разведроты капитан Коршунов прибыл по вашему приказанию!

Ч е г о д а е в. Прибыл? Садитесь!


Коршунов садится.


Вот вам бумага, ручка. Пишите!

К о р ш у н о в. Что писать?

Ч е г о д а е в. Рапорт.

К о р ш у н о в. О чем?

Ч е г о д а е в. Не знаете? Пишите! (Диктует.) «Командиру полка Чегодаеву. Прошу освободить меня от должности командира разведроты, так как я должности не соответствую». Укажите при этом, сколько раз ходили в разведку, сколько человек потеряли. Пишите! Что же не пишете?

К о р ш у н о в. Если я не подхожу, освобождайте. Ваше право. Вы командир полка.

Ч е г о д а е в. Судить вас надо вместе с Баженовой.

К о р ш у н о в (с обидой). Судите, если заслужил.

Ч е г о д а е в. Этот позорный случай целиком на вашей совести! Баба, можно сказать, девчонка, а урок преподала настоящий! Пошла и «языка» притащила. А у вас — одна бравада.

П о я р к о в. Вы знали, что она собирается в разведку?

К о р ш у н о в. О том, что создана комсомольская разведгруппа, я, конечно, знал, но…

П о я р к о в. Насколько я знаю, вы Баженову инструктировали?

К о р ш у н о в. Она расспрашивала у меня, как мы захватили в плен немецкого офицера… Но это было давно… в первые дни создания ее группы…

Ч е г о д а е в. Кого ты спрашиваешь, комиссар? Он же ходит за ней по пятам, как завороженный.

К о р ш у н о в (встает). Товарищ подполковник, я могу быть свободным?

Ч е г о д а е в (с угрозой). Идите, Коршунов… И прошу хорошенько подумать!

К о р ш у н о в. Есть подумать! (Уходит.)

П о я р к о в. Скандал получился, Андрей Никанорович!

Ч е г о д а е в. Я бы сказал, как этот скандал называется! Да не хочется лишний раз родителей поминать! И, как на грех, к нам в дивизию сегодня приезжает командующий армией.

П о я р к о в. Что бы это могло быть?

Ч е г о д а е в. С передним краем, говорят, едет знакомиться. (Взрываясь.) Да! С этой Баженовой урок мне. На всю жизнь. Душа винтом! Если все благополучно обойдется, в чем я не очень уверен, я за нее возьмусь! Уж я ее сумасбродства теперь не потерплю, хватит!

П о я р к о в. Нескладно у нас получилось.

Ч е г о д а е в. Ты что? Никак ее поступок оправдываешь?

П о я р к о в. Не собираюсь, Андрей Никанорович, но работник она стоящий, за что ни возьмется, все делает с душой, с огоньком. В одном я убежден — что руководствовалась она самыми добрыми побуждениями. С ее приходом и в полку как-то солдаты подтянулись. Заглянешь в землянку — сосной пахнет. В траншеях в рост можно теперь ходить. А все комсомольцы.

Ч е г о д а е в. Может, прикажешь к ордену ее представить? Ты понимаешь, в каком свете она показала наш полк? Коль комсомольцы свободно ходят в разведку, значит, в полку никакого порядка. А виноват я, и только я. Отпустил вожжи — и вот тебе результат. И ты тоже хорош. Вместо того, чтобы одернуть ее, призвать к порядку, все приветствовал.

П о я р к о в. Я с себя вины не снимаю, но будет жаль, если мы сейчас обрушимся на нее, сломаем человека, и уж тогда ты ничем ее не поднимешь.

Ч е г о д а е в. Ничего! Такие не ломаются!


В блиндаж вбегает В а с и л е к.


В а с и л е к. Товарищ командир полка, Баженова приехала! Вся в мыльной пене…

Ч е г о д а е в (перебивает). Кто в мыльной пене?

В а с и л е к. Лошадь! Нельзя ей лошадей доверять… (К Пояркову.) Товарищ майор, это вам! (Вручает пакет, уходит.)

Ч е г о д а е в. Что за пакет?

П о я р к о в. Из политотдела армии.

Ч е г о д а е в. Что ж, сейчас послушаем, как она начнет выкручиваться.


В блиндаже появляется Б а ж е н о в а, она в сапогах, в брюках и в куртке, сшитых из немецкой плащ-палатки. Из-под пилотки торчит прядь русых волос. Она туго, по-армейски, затянута ремнями. На поясном ремне пистолет ТТ.


Б а ж е н о в а. Товарищ командир полка, старший лейтенант Баженова прибыла по вашему приказанию!

Ч е г о д а е в. Докладывайте!

Б а ж е н о в а (улыбается). О чем?

Ч е г о д а е в. Не знаете? Душа винтом! Отличились, значит? Прославиться решили? Что ж, дурная слава — тоже слава! Так по какому же приказу вы в разведку отправились? Что же вы молчите? Отвечайте!


Баженова продолжает молчать.


Вы что? Решили, что никого в полку уже нет, так, что ли? А если бы вас перебили или кого захватили в плен, тогда как?

Б а ж е н о в а. Товарищ подполковник, а я не самовольно ушла. Я обращалась к вам.

Ч е г о д а е в. Когда?..

Б а ж е н о в а. Вчера утром, перед вашим отъездом в штаб дивизии. Вы сказали, что не возражаете…

Ч е г о д а е в. Я в принципе дал согласие. Но о дате поиска у нас разговора не было.

Б а ж е н о в а. Мы же не просто пошли. Мы все эти дни готовились.

Ч е г о д а е в. Они готовились. Вы даже не хотите понять, что вы натворили? Душа винтом! Но меня сейчас интересует, что вас толкнуло на такой шаг? Или точнее — кто?

Б а ж е н о в а. Кто? Еще в первый день, когда я пришла в полк, вы сказали: в полку полно комсомольцев, а «языка» взять не могут.

Ч е г о д а е в. Выходит, я же во всем и виноват?

Б а ж е н о в а. И на совещании вы сказали, что скоро наступление и что нам сейчас очень важно взять «языка».

Ч е г о д а е в. Да, я сказал, но я это сказал нашим разведчикам, а не вам. А что касается наступления, будет приказ — будет и наступление.

Б а ж е н о в а. Не знаю. Я тут не была, выезжала с концертом к авиаторам, но там все летчики карты Восточной Пруссии получили.

Ч е г о д а е в. Это ничего не значит. Мало ли куда они сегодня летают. Ох, узнать бы этого болтуна, я бы ему башку свернул!

П о я р к о в. Товарищ Баженова, как же все-таки получилось, что вы ушли на поиск и никого не поставили в известность?

Б а ж е н о в а. На энпе знали, товарищ майор. Я поставила в известность.

Ч е г о д а е в. Ну да. Ваш связной доложил дежурному по энпе, когда вы уже были на нейтральной полосе.

Б а ж е н о в а. Нам хотелось, товарищ майор, комсомольский сюрприз преподнести.

Ч е г о д а е в. Ну, в этом вы преуспели! Меня командующий армией так крыл за ваш «сюрприз», думал, голова с плеч слетит.

П о я р к о в. А член Военного совета потребовал, чтобы завтра в десять ноль-ноль представил объяснение.

Б а ж е н о в а. Не знаю. С нами очень хорошо командующий армией разговаривал. Веселым был, шутил. Поздравил, награды вручил. «Язык»-то настоящим оказался. Все-все рассказал.

Ч е г о д а е в. Какие еще награды?

Б а ж е н о в а. А вот! (Расстегивает воротник куртки, на гимнастерке — орден Боевого Красного Знамени.)

П о я р к о в. Андрей Никанорович, и в самом деле орден!

Ч е г о д а е в. Вижу. Душа винтом!

П о я р к о в. Нам остается одно — поздравить нашего комсорга.

Б а ж е н о в а (громко). Служу Советскому Союзу!

Ч е г о д а е в. Поздравляю, а за нарушение дисциплины даю вам десять суток ареста. Отбывать будете у себя в землянке.

Б а ж е н о в а. Есть отбывать у себя в землянке десять суток, товарищ подполковник!

Ч е г о д а е в. Подобное повторите — спишу с полка! Совсем спишу!

Б а ж е н о в а. Разрешите идти под домашний арест?

Ч е г о д а е в. Идите!


Баженова уходит.


П о я р к о в. Диалектика! Подвиг — и тут же арест.

Ч е г о д а е в. Пусть на досуге подумает. Ей сейчас это полезно.

П о я р к о в. Ну, твое отношение к военным девчонкам мне известно. Будь твоя воля, ни одной бы в армии не оставил.

Ч е г о д а е в. На то была причина, комиссар. Живая копия моей дочери Светланы. Такая же была строптивая. Только отлеталась моя, и давно.

П о я р к о в. Как? И мне ни слова?..

Ч е г о д а е в. Не мог! Извини, комиссар, не мог. Тяжело… Именно поэтому я и считаю: война — не женское занятие. Потому я их в экстренном порядке тогда и в штаб армии отправил. Нам и так нелегко на войне.

П о я р к о в. Понимаю!.. Значит, говоришь, отлеталась?..

Ч е г о д а е в. Да! Не будем, комиссар! А за полк нам ответ держать. Ты лучше загляни-ка в пакет.

П о я р к о в (вскрывает пакет, читает). Весьма любопытный документ. Держи! (Передает Чегодаеву.)

Ч е г о д а е в (читает). «Приказываю направить старшего лейтенанта Баженову в распоряжение отдела кадров политического отдела армии…»

П о я р к о в. Что бы это значило?

Ч е г о д а е в. Ты считаешь, что мы должны ее откомандировать? Нет, не согласен! Категорически не согласен! Да и с чего бы я боевого комсорга полка перед боем отправлял из полка?..

П о я р к о в. Да, но приказ есть приказ.

Ч е г о д а е в. Нет, но почему мы так просто должны откомандировать из полка смелого, толкового, инициативного офицера, талантливого политработника? Не согласен!

П о я р к о в. Талантливого?

Ч е г о д а е в. Да, да! И я нисколько не преувеличиваю.

П о я р к о в. А что мы можем теперь сделать?

Ч е г о д а е в. Опротестовать приказ! И это мы должны сделать сегодня же, пока нам не прислали замену.

П о я р к о в. Что ж, попробуем!


Звонит телефон.


Ч е г о д а е в. Ноль пятый слушает… Здравия желаю, товарищ генерал!.. Нет! Собираемся с комиссаром на энпе… Слушаю!.. Понимаю! (Кладет трубку.) Комдив приказал нам срочно явиться.

П о я р к о в (смотрит на часы). Как думаешь, зачем мы ему понадобились?..

Ч е г о д а е в. Не могу знать.


З а н а в е с.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Старинный немецкий замок. До открытия занавеса слышна музыка Бетховена. На стене портреты Вильгельма и Бисмарка. Посредине гостиной круглый стол. Вокруг стола шесть стульев, тяжелые, старинного образца. Над столом висит люстра. На стенах, между узких окон, — канделябры, тоже старинных времен. Здесь же стоит рояль. В гостиной П о я р к о в, К о р ш у н о в и Ч е г о д а е в.


Ч е г о д а е в. Комиссар, а капитан Коршунов молодец! Какой концерт-то нам закатил!

К о р ш у н о в (сидя у рояля). Очень хороший инструмент!

П о я р к о в. Сыграй, Борис Юрьевич, еще что-нибудь!

Ч е г о д а е в. Нет, нет! Давайте пообедаем — и за дело. А вечером, если обстановка позволит, он еще сыграет.

К о р ш у н о в. Приобрести такой инструмент — моя мечта! (Захлопывает пианино.) Беккеровская фирма когда-то считалась лучшей в Германии!

Ч е г о д а е в. Василек, где ты там?


Голос Василька: «Иду, товарищ полковник!»


П о я р к о в. Не думал я в июне, когда находился под Оршей, что в январе буду обедать в старинном замке в Пруссии. А перед обедом слушать концерт Бетховена.

Ч е г о д а е в. А я думаю сейчас, как бы нам тут немцы не устроили свой концерт. Фланги открыты… Рассчитывать на подход основных частей можно через два-три дня.

П о я р к о в. Да, вклинились мы глубоко.

Ч е г о д а е в. И еще одно обстоятельство… Немцы — на своей территории… Они теперь будут драться за каждый дом.

К о р ш у н о в. Разве это дома? Это ж доты! Сплошь из железа и бетона!


Быстро входит В а с и л е к, в руках у него несколько пыльных цилиндров.


В а с и л е к. Товарищ полковник, смотрите, что я нашел!

Ч е г о д а е в. Цилиндры?!

К о р ш у н о в. Новенькие!

П о я р к о в. Не иначе, как барон какой-нибудь жил.


Офицеры примеряют цилиндры.


Ч е г о д а е в. Идет?

П о я р к о в. Очень! А мне?

Ч е г о д а е в. Барон Мюнхгаузен!

В а с и л е к. А мне?

Ч е г о д а е в. Василек! Да ты же вылитый дипломат! Комиссар, будем обедать в цилиндрах. И за круглым столом, как дипломаты.

К о р ш у н о в. Да, но дипломаты, Андрей Никанорович, насколько я знаю, обедают без цилиндров.

Ч е г о д а е в. Я думаю, ничего не случится, если мы отступим от правил! Василек, горючее найдется?

В а с и л е к. Если бутылочку трофейного…

Ч е г о д а е в. Что так скупо? (Делает непонятные знаки Васильку.)

В а с и л е к. Слушаюсь! (Уходит.)

Ч е г о д а е в. Комсорг полка, как всегда, опаздывает?

П о я р к о в. К торжественному обеду готовится… Женщина всегда остается женщиной. У меня с женой по этому поводу всегда скандалы были. Как в театр идти, от зеркала не оттащишь.

Ч е г о д а е в. Нет, комиссар, дело тут не в этом.

П о я р к о в. А в чем?

Ч е г о д а е в. Ты не находишь, что с ней что-то происходит в последнее время? Она какой-то замкнутой стала, со мной — ни слова. Вся ушла в себя. Ну словно ее подменили.

П о я р к о в. А может быть, она обиделась?

Ч е г о д а е в. На меня?

П о я р к о в. Не я же, а ты ее отхлестал.

Ч е г о д а е в. На это не обижаются. За дело я же ее отхлестал. Дошла до того, что командира роты поставила по стойке «смирно» и в присутствии его же подчиненных. Не мог я пройти мимо. Ей только дай волю. Не девка, а командарм в юбке.

П о я р к о в. Ты, конечно, прав. Что-то с ней в последнее время стряслось. Борис Юрьевич, ты не находишь?

К о р ш у н о в. У нее в авиаполку встреча с земляком была. Может быть, она на нее так подействовала?

П о я р к о в. Командир, а может быть, она переживает за брата?

Ч е г о д а е в. Может быть, но ведь сведения пока что не подтвердились?

П о я р к о в. Вот что! Борис Юрьевич, даю вам персональное партийное поручение — выяснить и доложить!

К о р ш у н о в. Николай Семенович, я с удовольствием бы это сделал, но у меня не настолько с ней дружеские отношения.

П о я р к о в. Не будем вдаваться в подробности. Я же все-таки комиссар и глаза, и уши имею.

К о р ш у н о в. Мы иногда встречаемся, разговариваем, но…

Ч е г о д а е в. Ну-ну, не отпирайся.

К о р ш у н о в. Нет, это невыполнимо. Я очень прошу понять меня правильно.

П о я р к о в. Отказываетесь?

К о р ш у н о в. Категорически.

П о я р к о в. В таком случае я сам все узнаю.


В а с и л е к на красивом подносе приносит вино, закуску, приборы, рюмки.


Ч е г о д а е в. Ай да Василек! Нет, мы его после войны коллективно будем рекомендовать в ресторан «Метрополь».

В а с и л е к. Куда, куда? В какой «Метрополь»?

Ч е г о д а е в. В самый лучший ресторан Москвы!


Появляется Б а ж е н о в а.


Б а ж е н о в а. Извините за опоздание! (Увидев командиров в цилиндрах, застыла от изумления на месте.) Куда я попала?

Ч е г о д а е в. На дипломатический прием, товарищ комсорг полка! (Указывает на портрет.) К Фридриху Вильгельму Первому!

К о р ш у н о в. Ничего подобного! К князю Отто фон Шенгаузену Бисмарку.

Ч е г о д а е в. Василек, выдай-ка Екатерине цилиндр, какой получше!

В а с и л е к. Можно! (Берет цилиндр.) Такой подойдет?

Б а ж е н о в а (надевает). Вполне! (Идет к зеркалу.)

П о я р к о в. Теперь бы ей не цилиндр, а корону да плащ с золотой отделкой… И можно было бы нашу Катюшу короновать…

Ч е г о д а е в. Нет, нет, мы вначале ее под венец отправим.

Б а ж е н о в а. А жених кто?

Ч е г о д а е в. Подберем! Среди такой оравы, да не подобрать?

П о я р к о в (с ехидцей). Борис Юрьевич, как думаешь, подберем?

К о р ш у н о в. Ей же особенный нужен.

Ч е г о д а е в. Отвечай, Екатерина, почему опоздала?

Б а ж е н о в а. Комсорги батальонов приходили…

Ч е г о д а е в. А мы думали, ты опять, как под Оршей, самовольно в разведку отправилась.

Б а ж е н о в а. Это давно было, товарищ полковник.

В а с и л е к. Товарищ полковник! У меня все готово!

Ч е г о д а е в (нарочито театрально). Господа офицеры, обед подан, прошу к столу.


Офицеры, подыгрывая Чегодаеву, идут к столу, садятся.


И за что же мы выпьем, друзья?

К о р ш у н о в. Я предлагаю выпить за разгром врага.

Ч е г о д а е в. За начало разгрома? Хороший тост, но я бы предложил вначале выпить за нашего Василька. Ему сегодня исполнилось ровно двадцать пять лет. Четверть века!..

П о я р к о в. Товарищи, это же событие!

Ч е г о д а е в (передает бокал). Держи, Василек!

В а с и л е к. Спасибо!

П о я р к о в. Командир, а как ты узнал, что у него именно сегодня день рождения?

Ч е г о д а е в. Секрет! Поздравляю, Василек! Так держать!

В а с и л е к. Есть так держать! (Чокается и отворачивается от стола.)

Ч е г о д а е в. Эй, солдат! Ты чего?

В а с и л е к. Хорошо, сейчас расскажу… Мать у меня умерла, когда мне было два с половиной года. У мачехи было своих трое детей. Никаких праздников у меня, конечно, не было. А у ее детей были! И дни рождения, и именины. Свой день рождения я вспоминал, только когда заполнял анкеты…

Ч е г о д а е в. Все ясно!

П о я р к о в. Новорожденному, старшине Мурашко, нашему кормильцу, — ура, товарищи!

В с е. Ура!.. Ура!.. Ура!..

Ч е г о д а е в. Вот это гаркнули! Даже Бисмарк усами пошевелил.


Слышны артиллерийские выстрелы.


Что там такое?


Все настораживаются. Вбегает Ш у м и л и н.


Ш у м и л и н. Товарищ полковник, немецкие танки перерезали шоссе!

Ч е г о д а е в. Товарищи офицеры!


Все встают, сбрасывают цилиндры.


Это точно, Шумилин?


Ш у м и л и н. Точно, товарищ полковник.


Быстро входит сержант Б е л е н ь к и й.


Б е л е н ь к и й. Товарищ полковник, разрешите доложить?

Ч е г о д а е в. Да, да!..

Б е л е н ь к и й. К вокзалу подошел немецкий бронепоезд. Немцы высаживают десант.

Ч е г о д а е в (спокойно, сдержанно). Прошу всех по местам! Майор Коршунов, свяжитесь со штабом армии. Комиссар, прошу в первый батальон. А вас, товарищ Баженова, — в третий.


Все уходят.


В а с и л е к. Вот тебе и день рождения!

Ч е г о д а е в. Ничего, Василек, твой день рождения мы еще отпразднуем!


З а н а в е с.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Ночь. Подвал в том же замке. Впрочем, это не подвал, а скорее кладовая. Четыре бетонных стены и никаких окон. Стены исписаны адресами солдат. Несколько ступенек ведут к выходу. Помещение освещается самодельной лампой, сделанной из гильзы от снаряда. На столе — рация и телефон. Б а ж е н о в а, в наушниках, ждет позывные. На топчанах лежат раненые солдаты. Среди них Ш у м и л и н, Б е л е н ь к и й, Б о р о д у л и н.

Появляется С а н ь к о.


С а н ь к о. Катя, где командир полка?

Б а ж е н о в а. Ушел в первый батальон.

С а н ь к о. Бинты кончились… В соседних подвалах полно раненых.

Ш у м и л и н (бредит). Хозяйка, хозяйка, закрой дверь! Слышишь, что сказал?.. Смотри-ка, солнышко… Хорошо… Теперь хорошо!

С а н ь к о. Бредит?

Б а ж е н о в а. Очень тяжелое ранение…


Издалека доносится гул артиллерийских батарей.


С а н ь к о. Слышишь? Вроде наши стали ближе!

Б а ж е н о в а. Вчера тоже так было. Ночью вообще лучше слышится.


Беленький тихо стонет.


С а н ь к о. Что с Беленьким?

Б а ж е н о в а (тихо). Ноги перебило…

С а н ь к о. Катя, ты что-нибудь ела?

Б а ж е н о в а. Не хочется…

С а н ь к о. И мне… С первого дня окружения я не ела горячего… И не хочется… И спать не могу.

Б а ж е н о в а. Выйдем из боя — выспимся.

С а н ь к о. Ты слышала, во втором батальоне наши сегодня еще двух власовцев в плен взяли. Больше немцев их ненавижу!

Б а ж е н о в а. Я тоже!

Б е л е н ь к и й. Катя, Катя!.. А Коршунов что? Со знаменем пошел?

Б а ж е н о в а. Да!

Б е л е н ь к и й. В тыл?

Б а ж е н о в а. В штаб армии.

Б е л е н ь к и й. Знамя, конечно, нельзя им оставлять… Нас тут осталось всего ничего. Только не пройдет он…

Б а ж е н о в а. Почему, Сеня?

Б е л е н ь к и й. Он пошел мимо кирпичного завода… (Стонет.) А там у них снайпера в засаде… Ему бы через озеро. Берегом. Правый берег не простреливается…

Б а ж е н о в а. Ему виднее, он знает, Сеня. Нам еще сутки приказано держать город.

С а н ь к о. Легко сказать. Семь суток держим.

Б о р о д у л и н. Товарищ старший лейтенант, у вас нет махорочки на цигарку?

Б а ж е н о в а. Я, Леня, не курю.

Б о р о д у л и н. Хотя бы на одну затяжку…


Слышатся далекие взрывы.


С а н ь к о. Это наша авиация работает. Катя, а ты от своего летчика получала письмо?

Б а ж е н о в а. Да.

С а н ь к о. И не ответила?

Б а ж е н о в а. Нет.

С а н ь к о. Ну и правильно сделала. Скажи, тебе майор Коршунов нравится?

Б а ж е н о в а. Не знаю.

С а н ь к о. Неправду говоришь! Я же все вижу. Он при тебе уходил со знаменем?

Б а ж е н о в а. Да, а что?

С а н ь к о. Он так ничего тебе и не сказал?

Б а ж е н о в а. Нет! А что он должен был сказать?

С а н ь к о. Ох, и трусы же эти влюбленные мужчины! А еще дал слово.

Б а ж е н о в а. Какое слово? Что ты болтаешь?

С а н ь к о (с обидой). Я не болтаю, а говорю, товарищ комсорг!

Б а ж е н о в а. Слушай, Санько, прекрати! Ты мне мешаешь.

С а н ь к о. Не прекращу, и не подумаю! (После паузы.) Катя, не сердись, можно еще один вопрос? Когда он уходил, ты ничего ему не сказала?

Б а ж е н о в а. А что я должна была ему сказать?

С а н ь к о. Ну, пожелать ему счастливого пути и вообще…

Б а ж е н о в а (сердито). К сожалению, не догадалась.

С а н ь к о. Скрытная ты, вот что я тебе скажу. Это я все о себе рассказываю. Мама в детстве меня Елочкой звала, и мне очень нравилось. А знаешь, я тоже влюбилась. А вот в кого — никогда не угадаешь.

Б а ж е н о в а. В полку много хороших людей.

С а н ь к о. Эх ты, а еще комсорг! В Чегодаева я влюбилась.

Б а ж е н о в а. Он же тебе в отцы годится.

С а н ь к о. Ну и что с того? Я же за него замуж не собираюсь. А вообще нравится он мне, волевой, решительный. Знаешь, чего мне больше всего хочется: посмотреть на жизнь после войны.

Б а ж е н о в а. Слушай, Санько! Прекрати болтовню! (Смотрит на часы.) Почему он молчит?

С а н ь к о. Ты о майоре Коршунове? Небось давным-давно в штабе армии, на приеме у командующего.


Вбегает Ш п у н ь к о. Он только что из боя. На лбу кровь. Плащ-палатка порвана, на ней следы кирпича и глины. Видимо следуя инерции боя, он продолжает крепко сжимать автомат. Кричит громким, хриплым голосом.


Ш п у н ь к о. Мне командира полка! Где командир? Я спрашиваю!

Б а ж е н о в а. Что случилось?

Ш п у н ь к о. Майор Коршунов убит!

Б а ж е н о в а. Как убит? Не может быть!

Ш п у н ь к о. У кирпичного завода.

Б а ж е н о в а. А знамя?

Ш п у н ь к о. Не знаю.

Б а ж е н о в а. А что со знаменосцем?

Ш п у н ь к о. Не знаю!

Б а ж е н о в а (встает). Варя, остаешься здесь! Передай командиру полка… Я доставлю знамя. Шпунько, идемте со мной!

Ш п у н ь к о. Слушаюсь!

Б а ж е н о в а. Ну… пошли! Счастливо оставаться, друзья!


Баженова и Шпунько уходят.


С а н ь к о (поет срывающимся голосом).

Смело мы в бой пойдем

За власть Советов.

И как один умрем

В борьбе за это!..


Песню подхватывают Беленький и Бородулин.

Входит Ч е г о д а е в, следом за ним — В а с и л е к.


Товарищ командир полка, старший лейтенант Баженова просила вам передать… Боевое знамя полка она решила сама доставить в штаб армии!

Ч е г о д а е в. А что с Коршуновым?

С а н ь к о. Убит, товарищ полковник!

Ч е г о д а е в. Ах, эта мне Баженова! Душа винтом!..


Пауза.


Б о р о д у л и н. Товарищ полковник, у вас нет махорочки на цигарку? А?..


З а н а в е с.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Ночь. На холме одинокое дерево, рядом подбитый немецкий танк. На фоне горящих немецких хуторов одинокая сосна и танк стоят, точно призраки. У дерева знамя полка. Б а ж е н о в а перевязывает Ш п у н ь к о.


Б а ж е н о в а. Потерпи, Шпуня, еще немножко.

Ш п у н ь к о. Ничего, я потерплю.

Б а ж е н о в а. Я сейчас, сию минуту.

Ш п у н ь к о. Танк-то немецкий стоит как вкопанный.

Б а ж е н о в а. Твоя работа, Шпуня.

Ш п у н ь к о. Как думаешь, комсорг, пробьемся к своим?

Б а ж е н о в а. Теперь пробьемся. Сейчас с холма спустимся, а там и озеро. Надо только успеть до рассвета добраться до озера.

Ш п у н ь к о. А верно, жаль майора Коршунова? Хорошей души был человек?

Б а ж е н о в а. Жалко, Шпуня, очень жалко. Ну, так хорошо?

Ш п у н ь к о. Порядок, только идти я все равно не могу.

Б а ж е н о в а. Ничего, я помогу.

Ш п у н ь к о. Катя, а тебя не задело осколком?

Б а ж е н о в а. Пустяки, Шпуня. Я сейчас сниму знамя с древка, и мы начнем спускаться к озеру. (Она быстро снимает чехол, отнимает полотнище, обвивает вокруг себя, потом прячет в противогаз звезду.)

Ш п у н ь к о. Порядок?

Б а ж е н о в а. Обнимай меня! Пошли, Шпуня.

Ш п у н ь к о. Только потише.

Б а ж е н о в а. Нет-нет, мы должны торопиться.

Ш п у н ь к о. Комсорг, а что за фигуры у развилки дорог?

Б а ж е н о в а. Вижу. Немцы, Шпуня.

Ш п у н ь к о. Иди, комсорг. Я тебя прикрою.

Б а ж е н о в а. Нет-нет, мы вместе.

Ш п у н ь к о. У тебя же знамя полка.

Б а ж е н о в а. Сержант Шпунько, я приказываю!

Ш п у н ь к о. Не пойду! Что угодно со мной делайте, не могу! Пристрелите, прошу!

Б а ж е н о в а (поднялась, наблюдает из-за танка). Идут! Тихо, Шпуня!


Тревожная пауза.


Ш п у н ь к о. Ну, теперь-то можно?

Б а ж е н о в а. Нет!

Ш п у н ь к о. Они же рядом?

Б а ж е н о в а. А теперь можно! (Она быстро выхватывает гранату и из-за танка бросает в немцев.)


Слышится взрыв, одновременно Шпунько дает очередь из автомата.


Ш п у н ь к о (радостно). Ну как?

Б а ж е н о в а. По-моему, отлично! А теперь быстро пошли! (Помогает подняться на ноги Шпунько.) Так, осторожнее!.. Озеро-то, Шпуня, рядом. Держись за меня… Крепче! Да не бойся ты за меня взяться, не сахарная я. Вот так! Как это Маяковский писал?

Кто

там

сказал

«правой»?

Левой,

левой,

левой!


Баженова и Шпунько спускаются с холма. Скрываются. Тихо. Вскоре появляется Е в л а м п и й. Он в немецкой форме, с автоматом на шее.


Е в л а м п и й. Ушли… (Кричит.) Хальт! Никого? Это означает, Евлампий, что если ты их упустишь, тебя расстреляют! (Снова кричит.) Хальт! (Дает из автомата очередь. Быстро спускается с холма к озеру.) Но нет! Не уйдут!


Над холмом взвилась ярко-красная ракета.


З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Комната на хуторе. За столом, накрытым сукном, сидят заседатели военного трибунала — майор Ш и р о к о в и подполковник Р у д а к о в, в центре — председатель трибунала Х о х л о в. Напротив стола, на скамейке, сидит Ч е г о д а е в. Он без погон. Возле него стоит солдат с автоматом.


Х о х л о в. Суть дела, я думаю, ясна! Боевое знамя утеряно. Чегодаев, как командир полка, несет всю полноту ответственности. Его выступление вы слышали. Оно не внесло ясности.

Р у д а к о в. Разрешите, товарищ председатель.

Х о х л о в. Пожалуйста!

Р у д а к о в. Я просил бы, чтобы товарищ Чегодаев…

Х о х л о в (поправляет). Вы хотели сказать — гражданин Чегодаев?

Р у д а к о в. Я хотел, чтобы он подробнее изложил обстоятельства, при которых полк утерял Боевое знамя.

Ч е г о д а е в (резко). Полк знамени не терял!

Х о х л о в. Если бы оно было цело, вы не сидели бы на скамье подсудимых.

Ч е г о д а е в. Повторяю! Полк Боевого знамени не терял!

Х о х л о в. Тогда потрудитесь объяснить: где оно сейчас находится? В Кенигсберге? А может быть, в Берлине?


Долгая пауза.


Ч е г о д а е в (мрачно). Не знаю!

Х о х л о в. Чем вы можете доказать, что знамя не у немцев?

Ч е г о д а е в. Доказать не могу. Но я твердо знаю…

Х о х л о в. Суду нужны факты, а не интуитивные ощущения.

Ч е г о д а е в. Пока на нейтральной полосе лежат убитые, я ничего сказать не могу.

Х о х л о в. Убитых давным-давно подобрали и захоронили.

Ч е г о д а е в. Ну, положим, не всех…

Х о х л о в. Допустим! Но ведь результатов пока никаких? Более того — мы опросили десятки ваших раненых солдат и офицеров. И тоже установить ничего не смогли.

Ч е г о д а е в. Я уже сказал: пока не будет подобран с поля боя последний солдат…

Р у д а к о в (перебивает). Товарищ Чегодаев, вы не ответили на мой вопрос.

Х о х л о в. Заседатель Рудаков, я делаю вам замечание. Чегодаев — подсудимый, извольте применять соответствующую форму обращения.

Р у д а к о в. Виноват!

Ч е г о д а е в. Я сказал, и, по-моему, достаточно ясно, об обстоятельствах. Полк в течение семи суток вел бои в городе. Когда кольцо окружения замкнулось и надежды на оперативную помощь стали нереальными, я отдал приказ — переправить Боевое знамя в тыл армии. Это было сделано в критический момент.

Х о х л о в. В чем суть так называемого критического момента?

Ч е г о д а е в (зло). Я сказал — критического момента, а не так называемого!

Х о х л о в. Продолжайте, мы слушаем.

Ч е г о д а е в. Критический момент наступил в шесть часов утра пятого февраля. На рассвете немцы перешли в контрнаступление. С запада нас атаковала танковая группа, в составе которой было до двухсот танков. Им удалось перерезать магистраль, соединяющую нас с главными силами нашей армии. Танки вплотную подошли к городу. Одновременно с танковой атакой немцы высадили на бронепоезде десант в количестве до двух рот войск СС и одной роты власовцев. Бронепоезд своим огнем обеспечил гитлеровцам не только захват вокзала, но и привокзального района. У меня оставалась узкая щель, обеспечивающая выход к озеру. Вполне естественно, я обязан был подумать о спасении Боевого знамени полка. И я отдал приказ.

Ш и р о к о в. Замполит Поярков знал о вашем решении?

Ч е г о д а е в. Нет! Он был ранен в первый день окружения. Не понимаю, что вам неясно?

Х о х л о в. Гражданин Чегодаев, задавать вопросы здесь наше право.

Р у д а к о в. Скажите, товарищ Чегодаев, вы хорошо помните, кому из офицеров вы поручили переправить знамя?

Х о х л о в. Заседатель Рудаков, я вынужден сделать вам предупреждение.


Неловкое молчание.


Ч е г о д а е в. Могу отвечать?

Х о х л о в. Да, отвечайте!

Ч е г о д а е в. Я поручил майору Коршунову, но его убили.

Х о х л о в. Вы знаете, что ваши знаменосцы найдены?

Ч е г о д а е в. Знаю.

Х о х л о в. Это между прочим.

Ш и р о к о в. Как случилось, что Баженова, несмотря на приказ начальника политотдела армии, осталась у вас в полку?

Ч е г о д а е в. Приказ такой был. Но нам не была прислана замена. Полк вскоре получил задание. Начались бои. Я, естественно, задержал ее.

Х о х л о в. Значит, приказ начальника политотдела армии для вас фикция? Я правильно вас понял?

Ч е г о д а е в. Приказ об откомандировании Баженовой был неправильным.

Ш и р о к о в. Вот даже как?!

Ч е г о д а е в. И комиссар был такого же мнения. Мы считали своим долгом просить оставить Баженову в полку.

Ш и р о к о в. Значит, вы были убеждены в том, что она и есть тот самый человек, который в состоянии спасти знамя?

Ч е г о д а е в. Во-первых, я приказа не отдавал. А во-вторых — да, я убежден! Она была храбрым солдатом, честной коммунисткой… И ей можно было поручить и это задание!

Х о х л о в. Да!.. Вы великолепно охарактеризовали Баженову. Объясните: почему ее нет ни в числе раненых, ни среди убитых? Ни ее, ни Боевого знамени?

Ч е г о д а е в (после долгого молчания). Не могу знать.

Х о х л о в. Благодушие, беспечность неприемлемы вообще, а на фронте — тем более.

Ч е г о д а е в. У меня не было оснований не доверять Баженовой.

Х о х л о в. Да, но вы знаете о ее брате?

Ч е г о д а е в. Версия пока не подтвердилась. А слухам я не верю.

Х о х л о в. Допустим! Но это не снимает с вас вины. (Посмотрев в сторону Широкова.) Насколько мне помнится, вас предупреждали. Это было еще под Оршей. Но вы не вняли доброму совету… И вот — результат.

Ч е г о д а е в. Я не привык жить чужим умом.

Х о х л о в. Будь я в вашем положении, я бы не стал оправдываться…

Ч е г о д а е в. Я нисколько не оправдываюсь. И мое положение не безнадежно.

Х о х л о в. Вы — оптимист. Я, например, считаю ваше положение весьма тяжелым. Но вернемся к сути. Так где же все-таки Боевое знамя полка?

Ч е г о д а е в. Я уже сказал, что я не знаю!

Х о х л о в. За утерю Боевого знамени, надеюсь, вы знаете, что бывает?

Ч е г о д а е в. Да!

Х о х л о в. Товарищи заседатели, вопрос ясен! Налицо тягчайшее преступление! Я считаю, Чегодаев заслуживает высшей меры.

Р у д а к о в. Товарищ майор, разрешите?

Х о х л о в. У вас вопрос к подсудимому?

Р у д а к о в. Нет! Я считаю, мы не можем выносить решение, пока не закончена эвакуация убитых с нейтральной полосы.

Х о х л о в. Вы что ж, предлагаете отложить рассмотрение дела?

Р у д а к о в. Да… Речь ведь идет о судьбе боевого командира полка.

Х о х л о в. А что скажет заседатель Широков?

Ш и р о к о в. Видите ли, какая вещь, я тоже… не могу разделить вашего мнения. Я не вижу, например, криминала в том, что именно Баженовой Чегодаев поручил вынести Боевое знамя.

Х о х л о в. Заседатель Широков, насколько я знаю, раньше вы были несколько иного мнения?

Ш и р о к о в. Да, был! Но я знаю хорошо Баженову. Она действительно была храбрым солдатом, честной коммунисткой, и не доверять ей Чегодаев не мог.

Р у д а к о в. Вспомните: как она сражалась под Оршей? При прорыве немецкой обороны?.. Она шла в цепи батальона. Первой ворвалась в траншею врага.

Ш и р о к о в. А ее участие в танковом десанте во время освобождения Белоруссии?

Х о х л о в. Хорошо, хорошо! Допустим, что Баженова здесь ни при чем. Тогда, может быть, вы мне ответите: где Боевое знамя полка?..

Ш и р о к о в. Майор Рудаков прав. Нам в целях объективности обязательно следует проверить озеро. Может быть так, что она пошла со знаменем через озеро? Может! Пошла и вместе со знаменем провалилась под лед или была убита.

Х о х л о в. Прекрасная легенда! Только я не согласен, категорически не согласен! Вопрос, по-моему, ясен, и я настаиваю на принятии решения. Если вы не подчинитесь, точнее — не согласитесь со мной, я вынужден буду записать особое мнение и передать дело на рассмотрение военного трибунала армии. Мы судим за утерю оружия, за килограмм картошки, вырытой солдатами в огородах у местного населения! А тут разбирается дело об утере Боевого красного знамени полка, и мы еще думаем-гадаем, как нам поступить.

Р у д а к о в. Чегодаев вместе с нами прошел от Москвы до Пруссии.

Ш и р о к о в. Простите, товарищ председательствующий, но речь идет о жизни боевого командира…

Х о х л о в. Товарищи заседатели, извините, но это уже демагогия! Объявляю перерыв! Подсудимый, встать!


Чегодаев встает.


Суд удаляется на совещание!


З а н а в е с.

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Комната в доме у Баженовых. За окном чуть брезжит рассвет. За столом при керосиновой лампе сидит Е в л а м п и й. Он в полинявшей военной гимнастерке без погон. На плечи накинута шинель. На столе гора окурков, исписанные листки бумаги, записные книжки, письма. Евлампий читает письмо, гасит цигарку и бросает в блюдце. Из комнаты выходит мать, Е в д о к и я С е м е н о в н а.


М а т ь. Ты что ж, Евлампий, так и не ложился?

Е в л а м п и й. Не спится, мать…

М а т ь. Ну да, отвык от дома за эти годы.

Е в л а м п и й. А сама-то что так рано поднялась?

М а т ь. Привычка, сынок, привычка. (Смотрит на часы.) Светает. Скоро коров выгонять. Поди, Катюшины письма читал?

Е в л а м п и й. Читал…

М а т ь. Все до одного бережем!.. Как же — память! Прочтешь — и на душе как-то легче!

Е в л а м п и й. Мать, а кто такой Чегодаев? У меня такое впечатление, что я словно где-то слышал эту фамилию.

М а т ь. Так то ж ее командир полка. А Поярков был комиссаром полка. Он и теперь нам пишет. Как праздник какой, так обязательно пришлет поздравление. Нам ведь теперь частенько шлют письма ее однополчане.

Е в л а м п и й. Ее однополчан, значит, известили?

М а т ь. Ты об открытии памятника? Как же, послали приглашение. У нас этим делом районное начальство занимается. А вот приедет ли кто — толком никто не знает. Жизнь-то нынче суматошная, каждому до себя…

Е в л а м п и й. Да!.. Жаль Катерину.

М а т ь. Не было того дня, чтобы не вспоминала ее. Все ждала ее. Вот, думаю, вернется Катенька, моя зорька ясная, выйдет замуж, и я буду ее внучат растить да радоваться…

Е в л а м п и й. Мать, а каким образом она погибла? Вам писали ее сослуживцы?

М а т ь. А как же, писали. Их часть попала в окружение в Восточной Пруссии. Когда стало совсем худо, командир полка приказал переправить Боевое знамя в штаб армии. Но люди, которые пошли со знаменем, погибли. Когда Катя узнала, что они погибли, она вызвалась сама доставить знамя. Но тоже была убита. Ее нашли только через месяц в озере. И знамя нашли. Оно при ней было, под гимнастеркой. (Плачет.)

Е в л а м п и й (обнимает мать). Не надо, мать!..

М а т ь. Веришь, сынок, до сих пор не верится, что нет нашей Катюши. Похоронную получили — не поверила. А потом письма стала получать от ее однополчан, и так хорошо писали про Катеньку, про ее службу, про то, как она Боевое красное знамя полка спасла, читала я их и плакала. А потом нам Указ Президиума Верховного Совета из Москвы прислали, где говорится, что она за спасение знамени удостоена звания Героя Советского Союза. А совсем недавно ее вещички прислали. Пришлось поверить, сынок. Хотя я и теперь все еще ее жду. Жду, а чего — сама не знаю. Особенно тяжко стало, когда начали с фронта возвращаться. Смотришь иной раз в окно — идут по улице веселые, счастливые, при орденах, и думаешь: вот так и наша Катя теперь бы… Мы ведь заодно и тебя похоронили. Ты только не обижайся — мы ведь за всю войну от тебя ни одной весточки не получили. Всякие мысли лезли в голову.

Е в л а м п и й. Я тоже ничего не знал о вас.

М а т ь. Ну, слава богу, хоть ты вернулся здоровым-невредимым. Тебе чего на завтрак приготовить — яичницу с салом или петушка забить, а?

Е в л а м п и й. Ничего не надо, мать! Отвари чугунок картошки — и дело с концом.

М а т ь. Чугунок картошки? А ну тебя, Евлампий, скажешь тоже! Мы хоть и не шибко богато живем, а сына приветить найдем чем. Вот смотрю я на тебя и своим глазам не верю. Живой! Знаешь, сынок, про тебя тут такой слух пустили, что страшно подумать.

Е в л а м п и й. Это какой же?

М а т ь. Вспоминать негоже! От зависти, видать, болтали.

Е в л а м п и й. Чего болтали-то?..

М а т ь. А то, что ты якобы у немцев служил.

Е в л а м п и й. Ну, и вы поверили?

М а т ь. Что ты, Евлампий! Не могли мы поверить. Слух он есть слух.

Е в л а м п и й. А что с Митяем?

М а т ь. В сорок пятом в армию взяли. Год послужил и вернулся.

Е в л а м п и й. Он приезжал к вам?

М а т ь. Один раз был с женой и сыном. Он в Колпине мастером на заводе работает. Хорошо живет! Жена врач! Ну что ж, пойду-ка я что-нибудь приготовлю. (Уходит.)

Е в л а м п и й (закуривает). Значит, мать ничего не знает…


Входит отец, Т и м о ф е й И в а н о в и ч.


Б а ж е н о в. Ну что, Евлампий, вскочил чуть свет?

Е в л а м п и й. Зимой, отец, одни медведи спят.

Б а ж е н о в (гасит лампу). Ты мне сказки не рассказывай.

Е в л а м п и й. Отец, а ведь ты тоже сегодня не спал?

Б а ж е н о в. Я на сон не жалуюсь. Только вот, когда ненастье, поясницу малость ломит…

Е в л а м п и й. А по правде?

Б а ж е н о в. По правде?.. Ты куда теперь подашься? Здесь с нами останешься или умчишься куда-нибудь?

Е в л а м п и й. Не думал еще, отец.

Б а ж е н о в. Не торопись! Поживи, осмотрись, а потом решишь, как поступить.

Е в л а м п и й. Спасибо, батя!

Б а ж е н о в. Ну что ж, пойду в сельмаг схожу…

Е в л а м п и й. Может, вместе сходим?

Б а ж е н о в. Нет, нет, я сам. Ты лучше того, колючки свои скоси. Бритва в горнице на комоде. (Уходит.)

Е в л а м п и й (проводит рукой по бороде). Да!.. Щетинка! Любой поросенок позавидует.


Из комнаты Лизы послышалась песня:

…За грибами в лес девицы

Гурьбой собрались.

Как зашли во чащу леса,

Так и разбрелись.

(Декламирует.)

Не грибы там собирали —

Мяли лишь траву…

Появляется Л и з а.


Л и з а. Евлампий, я сейчас лежала и все о тебе думала. Как хорошо, что ты приехал! У нас ведь такой день сегодня! Как думаешь, Катины однополчане приедут?

Е в л а м п и й (мрачно). Не знаю. Может, кто-нибудь и явится…

Л и з а. Сегодня наши старшеклассники будут на митинге читать стихи, которые на фронте писала наша Катя. Да еще какие! А знаешь, Евлампий, ты вчера какой-то был чужой. Я, конечно, понимаю. Сколько лет…

Е в л а м п и й. Много!

Л и з а. Евлампий!


Долгая пауза. Лиза как бы решает, задать ему вопрос или нет.


Е в л а м п и й. Говори, что же ты замолчала? Я слушаю.

Л и з а. Скажи, ты еще не женился?

Е в л а м п и й. Нет! Но ты, по-моему, хотела спросить о чем-то другом?

Л и з а (после паузы). Скажи, это правда, что ты у немцев был?


Пауза.


Е в л а м п и й. Правда.

Л и з а. Это ты нарочно?.. Неправду говоришь?..

Е в л а м п и й. Нет, сестра. Это — правда!

Л и з а. Ну зачем ты на себя наговариваешь? У нас никто не верит — ни отец, ни мать, никто.

Е в л а м п и й. А Катерина знала?

Л и з а. Знала.

Е в л а м п и й. А ты откуда знаешь?

Л и з а. А у меня ее письмо есть.

Е в л а м п и й. Оно спрятано у тебя?

Л и з а. Нет! А чего его прятать-то?

Е в л а м п и й. Будь добра, покажи мне.

Л и з а. Пожалуйста! Только зачем? Может быть, ты не веришь?

Е в л а м п и й. Нет, нет! Мне очень важно знать, что она пишет.

Л и з а (достает письмо). Вот оно!

Е в л а м п и й. Читай, читай!

Л и з а. В этом письме она отвечает на мой вопрос, что есть самое страшное в жизни. (Читает.) «Дорогая Лиза, не сердись, что опять задержалась с ответом…»


Где-то в стороне, освещаемое полоской света, появляется лицо К а т и.


Б а ж е н о в а. «…Я долго думала, как ответить на твой вопрос. В детстве я больше всего боялась мышей. Но вот на фронте как-то однажды солдаты принесли мне охапку свежего сена. Я легла спать. Не успела уснуть, как почувствовала — что-то мягкое, пушистое ползет по мне. Я вскочила, зажгла карманный фонарик и увидела целый выводок мышей. Они были такие маленькие, такие беззащитные, что я ничего с ними не сделала. Я просто собрала их в каску и выкинула за землянку…»

Л и з а. Верно, страшно?

Е в л а м п и й (усмехнувшись). Очень!

Б а ж е н о в а. «Я очень боялась покойников. А на фронте мне как-то пришлось спать в одной землянке с двумя убитыми. И это оказалось не страшно. Я раньше думала, что самое страшное в жизни — это бой. Ведь кто-то обязательно должен погибнуть. Но после того, как я побывала в боях, я поняла, что и бой — не самое страшное в жизни. Во-первых, смерть — дело случая, а во-вторых, это совершается в какую-то долю секунды».

Л и з а. Ты тоже так считаешь?

Е в л а м п и й. Ага!

Б а ж е н о в а. «…Я как-то одну ночь провела на наблюдательном пункте штаба полка. Немцы его так обстреливали, что ни от нас, ни к нам нельзя было пройти. Двое суток люди сидели без еды и без воды. Голод — страшен, но, по-моему, жажда — страшнее. Солдаты задыхались от жажды, и это было по-настоящему страшно. А утром, когда принесли термос с водой, стоило им отпить всего лишь по одному глотку, я поняла, что и это не самое страшное в жизни человека».

Л и з а. Ты слушаешь?

Е в л а м п и й (напряженно). Да, да!

Б а ж е н о в а. «…Так что же самое страшное в жизни? Самое страшное — это обмануться в близком тебе человеке. Сегодня опять меня вызвали в политотдел дивизии и спрашивали про Евлампия. А что могла я им сказать, когда ничего о нем не знаю? Знаю только, что он мой брат и останется им до конца моей жизни. А что касается его предательства, то я все равно в это не верю. Убеждена: здесь какое-то недоразумение. Я слишком хорошо знала Евлампия. Ну, а если бы я обманулась, тогда для меня жизнь была бы кончена».

Е в л а м п и й (кричит). Хватит! Дальше можешь не читать!


Лицо Кати исчезает.


Л и з а. Что с тобой?..

Е в л а м п и й. Ты хотела знать правду обо мне? Зови сюда мать, отца, всех зови! (Сбросил с себя шинель.) Хочу, чтобы и ты, и они услышали мою исповедь!

Л и з а (перепугавшись). Какую исповедь? Что ты бормочешь?

Е в л а м п и й. Вы должны знать правду! Всю и до конца!


Появляется м а т ь.


М а т ь. Что тут у вас?

Л и з а. Мама! Он… Он…


Появляется Б а ж е н о в. В руках две бутылки водки, свертки.


Б а ж е н о в. Ну и торгуют у нас! Ассортимента никакого! Водка, водка — и ничего больше.

Е в л а м п и й. Дай-ка, отец, ее сюда! (Берет бутылку, выбивает пробку, наливает стакан.) Это за тебя, мать. (Пьет. И тут же снова наливает стакан водки.) А это, отец, за тебя. (Пьет. И снова наполняет стакан.)

Б а ж е н о в. Да ты что, очумел?

Е в л а м п и й (отставляет стакан с водкой). А теперь прошу не перебивать! Так вот, отец, ты хотел знать правду о своем старшем сыне. Что ж, я готов ее сказать… Обстоятельства моей жизни так сложились, что я оказался по ту сторону. Когда под Старой Руссой я попал в плен, передо мной встал выбор — жизнь или смерть?

Б а ж е н о в. Ну, и что же ты выбрал?

Е в л а м п и й. Отец, я еще не жил!..

Б а ж е н о в. И ты, значит, пошел к ним служить?

Е в л а м п и й. Да, но я, отец, никого не убивал.

Б а ж е н о в. Вот как! Он никого не убивал! Но у тебя же в руках была их винтовка. Оружие дают, чтобы стрелять, Евлампий. Ты рассказывай, все по порядку рассказывай.

Е в л а м п и й. А чего рассказывать-то?

Б а ж е н о в. Ну, и где же ты воевал?

Е в л а м п и й. Я?.. (С трудом.) Под Смоленском…

Б а ж е н о в. А еще?

Е в л а м п и й. Под Оршей…

Б а ж е н о в. А еще?

Е в л а м п и й. Под Минском, в Восточной Пруссии, под Гольдапом.

Л и з а (в состоянии потрясения). Отец, он же убийца!

М а т ь. Господи! Святая богородица! Что же это происходит, а?

Б а ж е н о в. Хватит, Евдокия, причитать!

Л и з а. Это он, отец, убил нашу Катерину!

Е в л а м п и й. Ложь! Отец, мать, я никого не убивал, я…

Л и з а. Ее же часть сражалась под Смоленском, и под Оршей, и под Минском, и в Восточной Пруссии, под Гольдапом.

Е в л а м п и й (в страхе). Я никого не убивал!

Л и з а. Да, но ты же стрелял в своих? Стрелял?..

Б а ж е н о в. Стрелял?..


Евлампий молчит.


А я-то думал — брехня… И ты что ж, так на протяжении всей войны ни разу не задумался над тем, что тебя ждет? А может быть, ты считал, что тебе и твоим дружкам все сойдет? Кончится война — и с вас как с гуся вода, а?

Е в л а м п и й. Мои друзья попытались перейти на сторону Красной Армии…

Б а ж е н о в (перебивает). А ты?

Е в л а м п и й (уходит от ответа). И немцы всех до одного расстреляли…

Б а ж е н о в. Усмирили, значит, хозяева?

Е в л а м п и й. Я не смирился, отец. Я все дни выжидал подходящий момент. Правда, этот момент у меня появился только в Праге, — мы обезоружили командиров и целиком перешли на сторону восставших. Меня даже медалью наградили в Чехословакии.

Б а ж е н о в. По ошибке, Евлампий.

М а т ь (мягко, просительно). Да, но ведь все-таки наградили…

Б а ж е н о в. Как ты не понимаешь? Ты же против своих шел, в Катерину стрелял!..

М а т ь (после раздумья). Отблагодарил, сынок! За все отблагодарил!.. Что ж, наступило время пожинать нам свои плоды. Я учила его, отец, только хорошему.

Б а ж е н о в. Я с себя вины не снимаю. Я тоже виноват!

Е в л а м п и й. Это неправда, отец! Мать здесь ни при чем.

Б а ж е н о в. Ни при чем? Хорошо! Ты вот сказал, что ты избрал жизнь, а для чего? Чтобы спасти свою шкуру? Ты ее спас. Ну, а дальше что?

Е в л а м п и й. Отец, я понимаю, я виноват, но я еще искуплю свою вину.

Б а ж е н о в. Каким образом?

Е в л а м п и й. Я буду работать…

Б а ж е н о в. Просто жизнь прожить, Евлампий, — дело не хитрое. А вот прожить с ясным пониманием того, во имя чего ты живешь на земле, — совсем другое дело.

Е в л а м п и й. Отец, скажи, как мне теперь? Как скажешь, так и будет… Я еще могу быть полезным.

Б а ж е н о в. Нет, Евлампий, я тебе не советчик. Ты вот сказал, что еще можешь быть полезным. А ты не подумал о том, кому нужны сегодня твои руки? Жизнь строится чистыми руками. Ты думаешь, твоя сестра Катерина не хотела жить? Нет, не советчик я тебе.

Е в л а м п и й. Хорошо, тогда я сам решу. Я, можно сказать, уже решил. Пусть меня судят, пусть приговаривают! Прощайте! (Быстро встает и уходит.)

М а т ь. Тихон, куда он?.. Лиза, его надо вернуть!

Л и з а. Мама, не проси! И с места не сойду. И вообще — я под одной крышей с ним жить не останусь. Катя была права! «Самое страшное — это потерять веру в близкого тебе человека».

М а т ь. Тихон, он же твой сын!

Б а ж е н о в. Нет у меня, Евдокия, сына. (Кричит.) Нет! Нет! Нет!..


В избе появляются генерал-майор Ч е г о д а е в, бывший комиссар полка П о я р к о в, В а р я С а н ь к о, С е н я Б е л е н ь к и й и В а с и л е к.


Ч е г о д а е в. Разрешите?

М а т ь (вытирая слезы). Милости просим!

Ч е г о д а е в. Евдокия Семеновна?

М а т ь. Так, родимый!

Ч е г о д а е в. Будем знакомы! Чегодаев! А это боевые друзья Катюши. Комиссар Поярков… Варвара Сергеевна Санько… Семен Ильич Беленький… Ну, и Василек.

П о я р к о в. Так вот, Евдокия Семеновна и Тимофей Иванович! Мы приехали, чтобы сказать вам большое солдатское спасибо за дочь! Она была верным товарищем и настоящим, храбрым бойцом.

С а н ь к о. Андрей Никанорович, а верно, Лиза чем-то похожа на Катю?

Ч е г о д а е в. Не очень! Но что-то общее есть…


З а н а в е с.

Загрузка...