На златом престоле

Глава 8

Архиепископ Кукниш и воевода Або, многозначительно переглядываясь, внимали княжеской грамоте. Избигнев, разворачивая свиток, читал вслух, делая паузы, во время которых хромой монах-толмач переводил его слова на венгерский язык. Хоть и знал молодой отрок довольно сносно угорскую молвь, но так было принято.

– «…поскольку Бог всемилостивый всем грешникам грехи отпускает, так бы мне отпустил и не предал меня в руки врагов моих, Изяслава и сына его. Я же от тяжких ран лежу при смерти и, если Бог изволит меня от сего света взять, чтоб король сына моего Ярослава взял в своё защищение…»

– Князь галицкий лежит на смертном одре?! – изумлённо изогнул седые брови Або. – Это странно. Я видел его целым и невредимым у ворот Перемышля.

– Князь держался, превозмогая боль, сколько мог долго, хотя и был опасно ранен, – отвечал ему Избигнев. – Уже после, в хоромах, силы совсем оставили его.

С трудом юноша сдерживал дрожь в голосе и в руках. Но, кажется, его взволнованная речь убедила бывалого воеводу и архиепископа.

По знаку последнего он продолжил чтение грамоты.

– «…Всем то известно, что отец короля, достославной памяти король Бела, был слеп и многие напасти терпел, но я его моим копьём и моими полками оборонял. За обиду его с поляками я бился. Того ради, воспомянув прежнее, ныне он мне да воздаст, а я вдвойне, когда потребно королю будет, постараюсь воздать, ежели жив буду. А коли помру ныне, сыну своему накажу служить ему защитою верою и правдою».

Гридни положили перед Кукнишем и Або дорогие сосуды, золото, серебро, отрезы ромейской парчи. Избигнев заметил, как лицо Кукниша аж вытянулось от вожделения при виде такого богатства.

– Князь Владимирко даст ещё больше всего этого, если вы, уважаемые, убедите короля Гезу заключить мир, – объявил Избигнев.

…Долго совещались угорские вельможи, долго сомневались, качали головами, но вид злата и парчи сделал своё дело. Они направили стопы к королю и вскоре передали Избигневу, что король Геза сам хочет его видеть.

В изумрудного цвета жупане ипрского сукна, в парчовой шапке, увенчанной изображением золотой зубчатой короны, Геза при виде посла нетерпеливо вскочил с раскладного стульца.

– Твой князь вправду так сильно болен? – Чёрные глаза-буравчики короля скользили по лицу смущённого Избигнева. – Или он опять всё врёт, как бывало не раз?!

– Он правда болен, государь, – по-угорски отвечал, краснея, Избигнев.

– Что же ты прячешь от меня свой взор, посол?! – допытывался Геза. – Скрываешь тёмные мысли?! Почему я должен верить этой грамоте?!

Он потряс харатейным свитком.

– Мой князь хочет мира, – теперь уже без обмана твёрдо сказал Избигнев и прямо добавил, думая рассеять недовольство и сомнения Гезы. – Да извинит меня король. Мне впервые выпала такая честь – быть послом к правителю столь могучей державы, отсюда моя робость.

– Посол говорит правду, ваше величество, – поспешил встать на его сторону Кукниш. – Этот человек не обманывает нас. Он слишком молод и прям. Поверьте, я знаю людей.

– А я бы не верил этому проходимцу! – вскочил с кошм весь разодетый в красочные цветастые одежды молодой барон Фаркаш. В руке он держал шелом с перьями. – Князь Владимирко в очередной раз изрыгает ложь! А тебя… – Он указал в сторону Избигнева. – Я вызываю на поединок. Пусть меч рассудит, чья правда!

– Да будет тебе известно, что особа посла неприкосновенна, – недовольно изрёк Кукниш. – Полагаю, здесь не место для обсуждения рыцарских поединков.

– Под Сапоговом этот пёс Владимирко погубил моего брата! – выкрикнул Фаркаш.

Избигнев вдруг вспыхнул. Прошла, исчезла мгновения назад владевшая им робость. Прямо и твёрдо смотря на короля, он резко вымолвил:

– Негоже мне подвергаться здесь унижениям. И слышать гадости о своём князе я здесь не намерен. Прошу, государь, унять пыл своего подданного.

Он повернулся, собираясь покинуть королевский шатёр.

– Постой! – окликнул его Геза. – Мы подумаем над предложением князя Владимирка. Вреда же тебе никто не причинит. На этом моё королевское слово. Теперь ты можешь идти. В нужный час я тебя призову.

Едва за Избигневом опустилась пола шатра, Геза крикнул Фаркашу:

– Не сметь задевать посла!

Он опустился на стулец, насупил тонкие вытянутые в стрелки брови, уставился на Або:

– Твоё предложение, воевода. Как нам поступить?

Або ответил уклончиво:

– Боюсь, если ты, государь, отдашь просящего тебя о милости князя галицкого в руки врага его, это будет умалением твоего достоинства. Стыд будет тебе от всех государей.

– Ты что скажешь? – обратился король к полнолицему барону Ласло.

– Полагаю, что мы достаточно помогли князю Изяславу.

– Каково твоё слово, Белуш? – повернул король голову в сторону хорватского бана.

– Меня беспокоит император ромеев Мануил. Сей молодой хищник – враг гораздо более опасный, чем галицкий князь.

– Ясно, – король всё сильнее хмурился. Он понимал, что, несмотря на нынешнюю победу, цели своей союзники не достигли. Владимирко не уничтожен, хотя, кажется, его можно привести к покорности. Об этом Геза собирался утром говорить с Изяславом.

Пока же он обратился к Кукнишу.

– Что думаешь ты, архиепископ? – осведомился он.

– Князь Изяслав – наш союзник, мы пришли оказать ему помощь. Твои воины, государь, бились не за страх, а за совесть, выказав храбрость и упорство в часы тяжкой сечи, – начал издалека Кукниш. – Но подумай так, светлый король. Лучше для нас, мадьяр, что у русских много князей. Они ослабляют друг друга, воюют между собой, нам не вредят, и нам нет причин их бояться. Но если Изяслав станет слишком силён…

Король решительным жестом с раздражением оборвал льющуюся сладким мёдом речь архиепископа.

– Мне ясно ваше мнение, доблестные мужи, – сказал он. – Утром я буду иметь встречу с князем Изяславом. Я не могу отвергнуть мольбы кающегося и нуждающегося в прощении.

…Среди ночи в лагерь Изяслава помчался скорый королевский гонец.