Наследница

Лосев

Через несколько дней разнеслось известие: Елена Соколинская дала отставку своему верному воздыхателю из Франции. Она сама не взглянула на него больше ни разу, а он, хоть и не подходил к Елене, но старался не выпускать её из виду. Нашлись и те, кто ему сочувствовал, и те, кто злорадствовал. Но в общем, Элен была права, и пересуды о них очень скоро затихли, эта новость быстро всем наскучила, перестав быть новостью, появились другие темы для обсуждения. Правда, последствия у этого события всё же были, и абсолютно предсказуемые. Возле Элен тут же оказалось множество поклонников, которые не прочь были занять место де Бретона. Раньше желающих поухаживать за полячкой останавливало в какой-то мере то, что рядом всегда находился Юзеф. Теперь же, понаблюдав за развитием «романа» с французом, потенциальные воздыхатели взбодрились — так всё же это возможно! — и ринулись в атаку. Вот только никто из них не продвинулся дальше комплементов и одного-двух танцев на нечастых балах. Постепенно всем надоело биться головой о ледяную стену вежливой улыбки, и они отправились искать более лёгкую добычу. Но несколько человек всё не теряли надежду и не оставляли попыток заслужить благосклонность панны.

Особенно выделялся среди них один. Это был мужчина лет тридцати пяти, немного резкий, с нагловатым взглядом тёмных глаз и с небольшими усиками, под чёткой щёточкой которых при улыбке сверкали ровные белые зубы. Но улыбка это была недоброй, часто — презрительной. Даже когда он обращался к Элен с явным намерением заинтересовать её, понравиться ей, улыбка оставалась всё такой же неприятной, напоминая скорее усмешку. Увидев её, хотелось срочно посмотреть на себя в зеркало: всё ли в порядке с внешностью? Что вызвало эту усмешку? Самоуверенность, граничащая с наглостью, портила впечатление от приятного лица с правильными чертами. Этот человек не признавал проигрышей ни в чём. Холодность и равнодушие Элен он принимал за правила игры, по которым он, мужчина, должен добиваться расположения дамы, сколько бы времени это ни заняло, а Элен должна была старательно делать вид, что это ей не интересно.

Так и тянулось. Сначала на Бориса Лосева Элен обращала внимания не больше, чем на остальных. Потом он стал её сильно раздражать своим наглым поведением и вечной ухмылкой, которую, по-видимому, считал неотразимой. А затем Элен стала развлекаться. Она то делала вид, что не смогла устоять перед искушением взглянуть на него тайком и разыгрывала лёгкое смущение, когда он это замечал; то ходила с абсолютно невозмутимым видом, не обращая на Лосева ни малейшего внимания, как будто его не было вовсе. Лосев продолжал упорно добиваться её благосклонности, действительно веря, что рано или поздно это произойдёт, и госпожа Соколинская будет его.

И у него были причины для такой настойчивости. В данный момент у него почти закончились средства к существованию. Немалые деньги, которые когда-то неожиданно ему достались, Лосев растратил в основном на игру и оплату роскошного съёмного дома в столице. Теперь же он ютился в крошечной комнатке, за которую и то был должен. Но этот господин придумал, как ему казалось, замечательный выход: нужно было просто жениться на деньгах. Здесь, в столице, он не рассчитывал найти себе невесту. Всем слишком хорошо были известны его таланты быстро и бестолково тратить деньги. Правда, нашлись несколько дам, которые, даже зная его репутацию, были не прочь поделиться своим капиталом при условии женитьбы. Но это не устраивало самого Лосева. То есть сумма приданого и даже женитьба — устраивала, но кандидатуры в жёны вызывали желание убежать от них подальше. В таком возрасте и с такой внешностью они были, по его мнению, просто недостойны стоять рядом с ним в церкви! Да и не только в церкви. Борис собирался найти, если не красивую, то хотя бы милую внешне невесту и желательно помоложе. И разумеется, с приданым. Он уже намеревался поискать таковую в провинции, но тут появилась Елена Соколинская. Это был идеальный вариант! Молода, красива, не знает о нём ничего плохого. А если кто-нибудь и постарается довести до неё нежелательную информацию, всегда можно будет сказать, что это клевета завистников. То, что денежки у неё водятся, было понятно. Один жеребец, подаренный Бирону, чего стоил, а тут ещё и кречет! Ко всему она ещё и иноземка. Это просто замечательно! Всегда будет возможность скрыться от кредиторов. Вот поэтому, учитывая всё, Лосев был так настойчив. Он просто не мог допустить провала такого замечательного плана.

Но Элен к его сожалению очень быстро стало известно о нём то, что он предполагал скрыть. Это получилось как-то само собой. Люди всегда охотно с ней разговаривали, а тут ещё такая возможность — рассказать ей, что за человек её поклонник и какие мотивы им движут. Элен слушала, запоминала, но отношения своего к Лосеву не изменяла, рассчитывая, что он сам оставит попытки, что ему надоест. Но в этом она ошиблась. Борис шёл к цели с упорством барана. Он словно не видел её пренебрежения, замечая только плюсы: посмотрела и отвела глаза; улыбнулась его шутке за картами; приветствовала благосклонно…

Так продолжалось достаточно долго. Иногда он мешал Элен передать де Бретону интересующие его разговоры. Посвящённый во всё Юзеф, не подходил в такие моменты близко, чем тут же старался воспользоваться Лосев. Он делал всё, чтобы не дать французу оказаться вдвоём с Элен, опасаясь возобновления их отношений. Её это очень забавляло, особенно то, как реагировал барон. Он злился. Губы сжимались в ниточку, брови сходились на переносице, усы топорщились, как у кота при виде соперника. Главное, что как бы он ни среагировал — остался бы рядом или отошёл — ему всё равно не удавалось выполнить свою задачу, говорить с Элен о деле при постороннем было невозможно. Элен решила отомстить де Бретону, поиграв на его нервах. Она стала иногда делать вид, что не против присутствия рядом Лосева. Де Бретон бесился, но ничего не мог сказать: сделка не оговаривала личную жизнь Элен. Она была довольна. Получив очередные инструкции от посланца Бирона, она несколько раз делала вид, что ищет возможность передать результаты своей «работы», одновременно искусно подталкивая господина Лосева проявить бдительность, и не дать приблизится к ней барону. Видя только то, что хотела видеть, молва стала уже предполагать, что Борис Лосев — новое увлечение полячки. При этом самодовольно говорили, что предупреждали её о том, кто такой этот Лосев. Но кто её разберёт? Видимо ей не жаль тех денег, которые этот господин отнимет у неё, если ему всё же удастся довести дело до свадьбы. Правда, он может отнять их и до свадьбы, просто взяв в долг…

Слухи крепли. Борис продолжал проявлять активный интерес. Элен не переставала играть. Юзеф как-то спросил у неё, чего, собственно, она добивается?

— Ничего. Мне просто нравится злить де Бретона. А такой способ — самый эффективный.

— Но почему бы не выбрать для этого кого-нибудь другого, а не этого…Бориса?

— А чем он хуже остальных? Всё равно это несерьёзно. И потом, так даже лучше. Другого мне, может быть, стало бы жаль водить за нос. А господина Лосева нет. Он, со своей наглостью и настырностью, прямо-таки напрашивается на это.

— Какая же ты… коварная. Я и не знал, — улыбнулся Юзеф.

— Да, я такая. Ты многого ещё не знаешь обо мне, — улыбнулась в ответ Элен.

Между тем приближалось Рождество. Элен очень ждала этого дня. Ей так хотелось вновь услышать и почувствовать то, что слышала и чувствовала в детстве. Она мечтала, как пойдёт в церковь, как услышит церковный хор. И слова знакомых с детства молитв будут звучать не в комнате, а гулко отзываться под сводами храма. Конечно, главное — верить, но всё же…

Дома тоже вовсю готовились к празднику. Даже к двум. Элен и Маша должны были праздновать православное Рождество, а остальные, будучи католиками, соблюдали свои традиции. Но для всех это был прекрасный праздник! И он объединял их.

За всей этой кутерьмой Элен только изредка вспоминала, что пора бы уже возвратится Тришке, который опять уехал на орловщину с новым заданием. Ему было поручено по возможности выяснить имена тех, кто мог считаться друзьями графа Алексея Кречетова. Тришка что-то задерживался, и Элен начала тревожится. Успокаивала она себя только тем, что парень хочет сделать работу как можно лучше. Вполне вероятно также было, что Тришка решил встретить Рождество там, под Орлом, с новыми приятелями, которыми, Элен была уверена, уже успел обзавестись. У пройдохи был тот же талант, что и у неё: он умел слушать, и люди тянулись к нему.

Кстати, Тришка уже знал, на кого работает. Это произошло не случайно. Юзеф сразу говорил Элен, что следует сказать ему, кто она на самом деле.

— А то может произойти какая-нибудь нелепая ситуация.

— Какая?

— Да какая угодно, разве можно угадать! Пусть лучше знает.

— А ты не думаешь, что у него может возникнуть желание получить несколько монет за такую новость? При его предприимчивости я не сомневаюсь, что он найдёт, кому её продать.

— Но ведь Маше ты доверилась?

— Ну, Маше! Она никуда не побежит, ей просто некуда деться. Здесь она живёт свободным человеком, несмотря на то, что пришлось её для этого купить. А стоит ей уйти от меня, она снова станет крепостной, документов-то у неё нет. Ты думаешь, она этого захочет? Или не понимает, к чему это может привести?

— В обмен на то, чтобы получить вольную? Думаю, захочет.

— А зачем? На что она будет жить, получив вольную? Станет чьей-нибудь служанкой? Так она и так имеет это место. В чём же смысл?

— Тогда почему ты сомневаешься в Тришке? Чем он так уж сильно отличается от Маши?

— Тем, что он всегда жил самостоятельно, сам принимал решения, сам зарабатывал. А Маша — нет. Она была несчастна, но ей не приходилось думать о том, где взять еды на сегодня и где найти место для ночлега. Пусть плохо, но её кормили. Кормят и сейчас. Так что между ними огромная разница.

— А мне нравится Тришка. По-моему, он честный, и, пообещав работать на нас, никуда не побежит.

Подобные разговоры повторялись несколько раз, и наконец, Элен, скрепя сердце, согласилась. Когда приглашённый якобы для получения нового задания Тришка впервые вошёл в дом Элен, он выглядел оробевшим, несмотря на то, что пытался скрыть это за какой-то неестественной развязностью. Встретил его Юзеф и провёл в кабинет, где спиной к нему стоял господин Ален. Тришка поклонился и спросил, зачем он понадобился, что предстоит делать. Господин повернулся к нему лицом. Он смотрел на Тришку и улыбался. До сих пор парень видел барина либо в сумерках, либо в низко надвинутой шляпе. Теперь он впервые как следует, разглядел его. Его? А может…Да нет…

— Моё имя — Елена. Елена Соколинская. Теперь тебе известно то, что знают все в этом доме. Но только в доме! Так одетой я бываю редко, только тогда, когда мне необходимо остаться неузнанной. Надеюсь, не нужно специально объяснять, что не стоит кричать о том, что ты узнал, на каждом углу? Я решила поставить тебя в известность, кто я, поскольку мне нравится, как ты выполняешь порученную тебе работу, и думаю пользоваться твоими услугами и в дальнейшем. Ты согласен?

Тришка выглядел полностью ошарашенным. Он стоял с полуоткрытым ртом и молчал. Вошедшая Маша, посмотрев на него, хихикнула, прикрывшись ладошкой. Рот закрылся, но вид у парня остался всё такой же глупый. Элен фыркнула, потом тихонько рассмеялась. Маша, взглянув на неё, поддержала хозяйку. Вслед за ними засмеялся Юзеф, стоявший тут же. Посмотрев на всех по очереди, Тришка смущённо улыбнулся, а потом, представив, как выглядел со стороны, захохотал вместе со всеми.

Праздник полностью оправдал надежды Элен. И торжественная служба в церкви, и домашнее торжество подарили ей множество счастливых даже не минут, а часов. А вскоре состоялся и бал в Зимнем. На этот раз ни цвет, ни фасон платья гостей не оговаривался, хотя Анна Иоанновна почти всегда диктовала, в чём должны приходить дворяне в Зимний. Роскошь залов и нарядов спорили с самыми богатыми дворами Европы. Элен по-прежнему была популярна, хотя конечно, спорить с красавицей Елизаветой Петровной не удавалось никому. Дочь Петра Великого блистала! Она так любила балы! Ловя восхищённые взгляды, кокетливо улыбаясь, она была счастлива. Рядом с ней не стоило рассчитывать на повышенное внимание мужчин, но всё же ни одного танца Элен не пропускала.

Незадолго до бала Юзеф в разговоре с Элен сказал, что слышал, как её обсуждали несколько кавалеров.

— Да? Теперь болтовня перестала быть чисто женским занятием? И что они говорили?

— Если не пересказывать подробно, речь шла о том, что рядом с тобой не сможет находиться ни один мужчина.

— Вот как? И они это каким-то образом обосновывали?

— Сказали, что ты так холодна, что мужчина чувствует себя ненужным.

— Очень интересно, — Элен весело улыбалась.

— Не смейся. Тебе не кажется, что пора уже перестать вести себя так… необычно? Это привлекает внимание.

— А что в том плохого?

— А зачем? — хмуро поинтересовался Юзеф. — Или тебе нравится такое положение вещей?

— Нравится? — Элен задумчиво вздохнула, потом после паузы ответила: — Наверное, да. Приятно сознавать, что ты привлекаешь внимание. С другой стороны это иногда меня раздражает, поэтому я и веду себя так… как они сказали? А! Холодно. И потом, что я могу сделать, если мне действительно не интересны мои поклонники. Многие из них просто глупы! Что мне теперь, дома оставаться?

— Нет. Есть другой способ. Выбери кого-нибудь и дай понять, что не против его общества. Для тебя это проще простого, стоит только щёлкнуть пальцами, и — пожалуйста, выбирай. Главное, чтобы человек не был тебе противен.

— Скорее, чтобы он не был скучен, — проворчала Элен. Ей вовсе не улыбалось изображать симпатию по отношению к кому бы то ни было. Когда они часто встречались с де Бретоном, ей этого делать не приходилось, просто потому что барон ни разу не сделал ничего, чтобы заставить думать о нём, как о воздыхателе. К тому же с ним было интересно. А тут…

— Хорошо, как скажешь.

— И когда ты сделаешь выбор?

— Да при первой же возможности. Вот скоро бал по случаю Рождества. Если уж делать, так что тянуть, — настроение у неё явно испортилось.

— И ты уже знаешь, на ком остановишь выбор? — осторожно спросил Юзеф, рискуя получить в ответ только сердитый взгляд. Но Элен внезапно хихикнула, в глазах появилось озорное выражение.

— Знаю. Пусть это будет господин Лосев.

— Лосев?! Почему он? По-моему, это самый неподходящий вариант из всех.

— На тебя прямо не угодишь, — съехидничала она. — По крайней мере, это будет выглядеть вполне естественно. Господин Лосев был так настойчив, что мог, в конце концов, и добиться своего, заинтересовать меня.

— Ну да. Вопрос только в том, чего он хочет на самом деле?

— Жениться, — пожав плечами, уверенно ответила Элен. — Ни больше, ни меньше. Ну, и естественно, жениться выгодно, взяв неплохое приданое. Жена его интересует лишь в качестве приятного приложения к деньгам.

— Такие серьёзные намерения могут завести далеко, — покачал головой Юзеф. — Жениться можно и заставить.

— Заставить? Ты что, думаешь меня можно заставить сказать «да» перед алтарём?

— Думаю, что можно заставить любого. У каждого есть свои слабости, а тот, кто хочет, во что бы то ни стало получить желаемое, обычно очень хорошо знает эти слабости. И играет на них.

— Юзеф, я похожа на наивную дурочку, которую можно обмануть, пообещав конфетку?

— Нет, на наивную ты не похожа, и уж тем более, на дурочку. Но я слышал, уже была какая-то история, когда никто ни о чём тебя не спрашивал, никого не интересовало, наивная ты или нет. Как звали того милого человека? Владек, кажется? В тот раз тебе повезло, но везти бесконечно не может никому.

— Всё! Хватит! Об этом я говорить не намерена! — Элен разозлилась. Мало того, что Юзеф читает ей морали, советует, как поступить, воображая себя чуть ли не её опекуном, так он ещё каким-то образом прознал об истории с похищением! — Я сказала, что прислушаюсь к твоим словам. Сказала, что выберу одного кавалера. Сказала, что сделаю это в ближайшее время. Чего ты ещё хочешь?!

— Ничего. Просто…

— Тогда разговор окончен! Сколько можно! Я уже большая девочка и сама способна решать, как мне поступить. Во всяком случае, кавалера себе я могу выбрать без твоих занудных подсказок! — и она быстро вышла из комнаты, не дожидаясь его ответа.

И вот бал. Элен сидела у стены на стуле, а с обеих его сторон стояли, как стражи Юзеф и Борис, который был всё так же настойчив. Как всё было бы просто, если бы в России тоже использовали карнэ! Но раз этот предмет здесь неизвестен, придётся прибегнуть к языку веера…Элен со скучающим выражением лица смотрела по сторонам, похлопывая полураскрытым веером по левой ладони. Это было воспринято, как сигнал, и в её сторону сразу устремились несколько человек, надеявшихся получить танец. Элен всё прекрасно видела. Дождалась, когда мужчины подошли, и, опустив веер вниз, сказала с милой улыбкой:

— Простите, господа, у меня случайно освободился один танец, но я уже обещала его господину Лосеву.

Кавалеры, с более или менее явной досадой отошли, поклонившись. Что касается Бориса, то, надо отдать ему должное, он ничем, ни единым движением, не выдал своего удивления. Только на губах опять появилась его характерная усмешка. Теперь в ней было презрительное пренебрежение, когда он провожал взглядом уходящих мужчин, оставшихся ни с чем. Но так ни о чём и не спросил. Он даже не поинтересовался, который танец достался ему.

А танцы следовали один за другим с короткими перерывами. К Элен подходил очередной партнёр, с поклоном подавал руку, а после того, как музыка стихала, провожал к её месту, возле которого так и оставались Юзеф и Борис. Они за всё время не сказали друг другу ни слова. Юзефу не нравился Лосев, тот чувствовал это, да и сам никакой симпатии к поляку не испытывал. Ведь никому так и не было известно, кем он доводился госпоже Соколинской.

Элен очень интересовало, как Борис рассчитывает понять, когда нужно будет пригласить её. Музыка заиграла в очередной раз, никто к Элен не подходил. Она встала сама. Казалось, Борис и не смотрит на неё, наблюдая за всеми остальными, но его движение началось почти одновременно с движением Элен, и когда она поднялась со стула, повернувшись к нему лицом, Борис уже склонился перед ней, протягивая руку. Со стороны никто бы не смог понять, что Лосев до последней секунды не знал, когда следует пригласить даму.

После бала, уже дома, Элен сказала Юзефу, прежде чем уйти к себе:

— Знаешь, а он не такой тупой, как я предполагала. Пожалуй, я была права, когда решила выбрать именно его. С ним рядом будет не скучно.

— Так он тебе понравился? — чересчур резко спросил Юзеф.

— Причём тут понравился? Я говорю о том же, что ты сам мне говорил: главное, чтобы человек не был противен. Борис Лосев мне не нравится, но не противен. По крайней мере, пока.

Недели через две, в течение которых Элен несколько раз встречалась с Лосевым (разумеется, в присутствие своего верного телохранителя), Юзеф поинтересовался:

— Ну, что? Как тебе новый кавалер? Сумел он понравиться тебе больше, чем при первых встречах?

— Нет, не сумел, — Элен неожиданно не стала отшучиваться или сердится. — Он всё такой же нагловатый, самоуверенный… — она затруднялась с определением.

— …болван, — помог Юзеф.

— Да нет. Болваном его назвать нельзя. Он, безусловно, умён. Умён и расчётлив. Странно, что при таких качествах он сумел промотать всё, что имел.

— Значит, в душе он другой.

— Не знаю, какой он в душе, но внешне это человек циничный и жёсткий.

— Может, жестокий?

— Может и жестокий. Судить об этом не берусь, но вполне допускаю. Слышал бы ты, какие характеристики даёт он за глаза тем людям, с которыми раскланивается.

— Как же ты миришься с его присутствием?

— Он умеет сдерживать себя, если это выгодно для него. А меня он как раз, так и расценивает: как безусловную выгоду, — усмехнулась Элен. — К тому же господин Лосев не лишён чувства юмора… И потом мне просто любопытно. Знаешь, я никогда не общалась с подобными людьми. Можно сказать, даже не встречала таких. И мне интересны его слова. Хотя от многих его суждений меня коробит… И ещё мне почему-то кажется, что я знаю его. Хотя понимаю, что этого не может быть… Но даже интонации его голоса мне вроде бы знакомы.

— Так ты его изучаешь? — усмехнулся Юзеф. — Как таракана под лупой?

— Примерно, — засмеялась Элен, выходя из состояния задумчивости. Сравнение и впрямь было удачно. Представив себе таракана с лицом и усами Лосева, Элен ещё раз весело фыркнула.

— Только будь с ним осторожней. Даже тараканы иногда кусаются.

— Скорей, они слишком быстро убегают, не дав поймать себя. Но в таком случае, всегда можно бросить им вслед туфлю.

— Представляю себе картину: летящая туфелька сбивает с головы господина Лосева шляпу и каблучком бьёт его в лоб.

Оба рассмеялись. Настроение было хорошим, а завтра, если не будет метели, намечалось ещё и катание на санях по льду Невы. Приближался февраль, и город часто погружался в плотную белую муть, сквозь которую порой было трудно разглядеть противоположную сторону улицы. Ветер завывал в трубах, и о том, чтобы куда-то выйти не хотелось даже думать. Здесь, в Санкт-Петербурге, погода вообще не баловала людей. Летом часто шли дожди, что делало его похожим на раннюю осень, а теперь, зимой, мороз ощущался гораздо больше, чем в Польше, усиленный сыростью, ползущей от близкого моря. Даже Элен, помнившая холодные зимы на орловщине, где морозы были сильнее, здесь мёрзла, что уж говорить о Штефане и Юзефе, который, несмотря ни на что, не отпускал Элен одну, верный своим обязанностям. Это здорово бесило Лосева, который предпочёл бы хоть изредка оставаться наедине со своей дамой. Но сказать ему было нечего: роль телохранителя Юзеф исполнял честно, хотя Борису неоднократно приходила в голову мысль о том, что это действительно только роль. И бесился ещё больше. Сдерживать эмоции ему удавалось не всегда. Стоило ему только увидеть Юзефа, как на его лице отражалось внутреннее раздражение. Элен всё замечала, но не вмешивалась, тем более что Юзеф и вида не показывал, как ему неприятен Борис. В какой-то момент Лосев начал провоцировать поляка двусмысленными словами, взглядами как бы сквозь него, даже «случайными» столкновениями. Но и тут он проиграл. Юзеф был абсолютно невозмутим. Взгляды Бориса он не замечал, слова игнорировал. А после второго намеренного толчка при столкновении в дверях посмотрел на него с выражением человека, внезапно увидевшего грязь, прилипшую к его только что вычищенному камзолу. В ответ на этот взгляд Лосев попытался превратить неприятную ситуацию в ссору, но тут уж вмешалась Элен.

— Не стоит, господин Лосев, делать из мухи слона. Тем более что это вы, а не пан Вольский были неосторожны и столкнулись с ним, — нахмурив брови, сказала она. — Хочу предостеречь вас. Я ценю ваше отношение ко мне, но вы должны быть более сдержаны в эмоциях, если не хотите прервать наше общение.

Неизвестно, что подумал при этом Борис, но больше он не делал попыток задеть Юзефа, хотя отношения между ними не изменились.

Катание прошло отлично! Погода выдалась на редкость хорошая — небо чистое, солнце яркое. Такое яркое, что слезились глаза от сверкающего снега. Сильные лошади быстро несли лёгкие санки по реке. Это был сравнительно новый способ запряжки. К его виду уже привыкли, но использовали в основном для перевозки почты, оценив быстроту и проходимость. Да и груз на санях, запряжённых тройкой коней, можно было везти немалый! Тройка была гораздо маневренней, чем запряжка цугом, и сильней и надёжней одноконной повозки. Ямщикам весьма понравилась новинка. Летом, подгоняя лошадей дикими криками и свистом, они летели по дорогам, меняя лошадей на ямских станциях и делая по сто вёрст в день! А зимой на санях скорость ещё возрастала!

Насмотревшись со стороны на пролетающие мимо ямские тройки, многие сами захотели получать удовольствие от такой быстрой езды, и тройки стали появляться в Москве и Петербурге у тех, кому это было по карману. Но не обязательно было иметь тройку у себя, чтобы покататься, можно было арендовать её на некоторое время. Именно так и поступила Элен.

Юзеф впервые мог оценить это удовольствие. Когда он увидел упряжку со стороны, то в недоумении разглядывал её. Сани лёгкие, их без труда потянула бы и одна лошадь, зачем же здесь три? Ведь те, что были впряжены с краёв, и назывались странным словом «пристяжные», не несли, казалось, никакой нагрузки, её брал на себя средний конь. Но теперь, развалившись в санях рядом с Элен, он не думал ни о чём рациональном. Он просто наслаждался чувством полёта. Гиканье возницы подгоняло лошадей, а его молодецкий посвист поддерживал сложный ритм ударов копыт: спаренные удары рыси коренника и трёхтактный галоп пристяжных. Это было необычно, стройно и красиво. И забывались все «зачем», всё вдруг становилось понятно и прекрасно. Когда он смотрел вперёд, видел спину возницы и повёрнутую в сторону морду левой пристяжной; когда поворачивал голову влево — летящий мимо берег реки, ещё дикий в этом месте, поросший кустами, за которыми виднелся лес; а стоило взглянуть направо и перед ним возникало смеющееся лицо Элен с сияющими глазами. Она всё торопила возницу: «Быстрей, ещё быстрей!» Юзеф никогда не видел её такой счастливой. Сейчас он легко представлял, какой она была тогда, в детстве, когда жила с отцом и братом. И так заразительно была эта радость, что и сам он не заметил, как, тоже смеясь, стал вместе с ней кричать: «Ещё! Ещё быстрей!»