Наука и религия

Источник предубеждения

Откуда же происходит довольно распространённое среди студентов и вообще образованных людей мнение, что наука противоречит религии?

Его причина в поверхностном знании как в области науки, так и в области религии, и этим подтверждается мысль Бэкона: „Знание приводит к Богу, полузнание удаляет от Него“.

Полузнание — бич нашего времени: оно-то и создает названное только что предубеждение.

Во-первых, мы мало знаем философию, в особенности ту её область, которая специально относится к нашему вопросу, т. е. теорию познания, или гносеологию. Легковерно принимая за научные доводы те доказательства, которые приводятся в пользу суждения, что Бога нет, мы забываем выясненное уже Кантом положение, что теоретический разум одинаково бессилен и доказать и опровергнуть бытие Бога, бессмертие души и свободу воли. Эти объекты и эти вопросы поэтому называются трансцендентными (выходящими за пределы науки).

Мы можем познать разумом лишь внешний факт, явление, а не вещь в себе (Ding an sich). Весь мир, поскольку он связан с пространством и временем, объективно непознаваем, потому что время и пространство суть лишь субъективные формы нашего сознания, которые мы приписываем миру (проектируем в мир). Отсюда изречение: „мир — это я“.

Психология познания ещё точнее уясняет субъективность наших ощущений, восприятий и представлений. Воспринимаемые нами цвет, температура, вкус не существуют вне нашего сознания сами по себе. (Обратное признание называется в психологии наивным реализмом.) Даже материи мы не можем познать, как она есть, потому что ее специфические свойства — масса, плотность и тяжесть — субъективны. Вообще, мы не видим предметы, как они есть, а усматриваем (апперципируем) их согласно личному углу зрения, из которого их наблюдаем.

Тем более мы не можем постигнуть своими научно познавательными способностями то, что за вещами, т. е. их сущности, и ещё более Первосущность, т. е. Бога.

Уже поэтому наука не может отвергать бытие Бога, ибо эта тема лежит вне ее компетенции, как и вся область сущностей.

(Современные философы, как Бергсон, Лосский, уже идут далее Канта, открывая возможность разумного доказательства бытия Бога. Впрочем, гениальные шаги сделал в этом направлении уже Влад. Серг. Соловьев.)

Второе наше заблуждение заключается в том, что мы смешиваем науку с мнениями учёных.

Между тем, именно эти мнения иногда действительно противоречат религии, но со временем оказывается, что они противоречат и природе, и науке, отражающей подлинные явления природы.

И возможность этих противоречий оттого и происходит, что эти мнения, отражающие не столько объективную природу, сколько вкусы учёных, простираются в ту запредельную для науки область, где начинается простор и для веры, и для суеверий.

Так называемый „научный“ атеизм действительно противоречит религии, но он есть лишь предположение некоторых образованных людей, недоказанное и недоказуемое.

Теория, что мир не сотворен Богом, есть не научнодоказанная истина, а совершенно вненаучная мысль.

Так называемый дарвинизм (я беру его в самом ортодоксальном смысле), признающий, что человек посредством эволюции развился из низшего вида животных, а не является продуктом творческого акта Божества, оказался только предположением, гипотезой, уже устарелой и для науки.

Эта гипотеза признана противоречащей не только Библии, но и самой природе, которая ревниво стремится охранить чистоту каждого вида и не знает перехода даже от воробья к ласточке. Аббат Мендель, который производил опыты над скрещиванием разных сортов гороха, достигал искусственно некоторого его изменения, но природа затем нейтрализовала это насильственное вторжение человека и возвращалась к прежним видам, стремясь сохранить „чистые линии“ [Неизвестны факты перехода обезьяны в человека. Бывает скорее обратное — в порядке вырождения. Ср. любопытную мысль, высказанную Магометом в Коране: некоторых людей за их грехи Бог превратил в обезьяны.]. (Этот факт с тех пор в науке называется менделизмом.)

Теоретики, для которых их тенденция дороже истины, пускались даже на путь лживых доказательств, чтобы как-нибудь отстоять гипотезу. Видя факты, противоречащие ей, они говорят: „Тем хуже для фактов!“ Не видя фактов, благоприятствующих данной теории, они их сочиняют или, как говорится, притягивают за волосы.

Известна „история трех клише“ [Деннерт „Мировые загадки“ Геккеля. Русск. пер.], связанная с именем Геккеля. Желая оправдать свою эволюционную теорию, по которой человек, обезьяна и собака развиваются из одинакового зародыша, он в своей Антропогении напечатал три негатива этих зародышей, которые, однако, оказались продуктом одного негатива, печатанного с разным нажимом и некоторой подчисткой. Подделка была замечена известным эмбриологом Гисом [Геккель признал её также, оправдываясь тем, что он был уверен в соответствии между его предположением и действительностью.] и затем вызвала энергичный протест со стороны 50 немецких учёных. В нём принимал участие и наш русский физик Хвольсон, написавший брошюру под названием: „12-ая заповедь Кошута“ (эта „заповедь“ гласит: „Не пиши о том, чего не понимаешь“).

Другое „доказательство“ касается найденных в 1891 г. учёным Дюбуа на острове Яве костей (часть черепа, три зуба и бедренная кость), которые будто бы принадлежат недостающему между человеком и обезьяной звену — так наз. Pithecantropus erectus (стоящая обезьяна).

Между тем знаменитый берлинский анатом Вирхов считает это совершенно не доказанным, сомневаясь даже в принадлежности одному организму костей, найденных на расстоянии 15 метров.

Вирхов разоблачил и пресловутый „Неандертальский череп“ и в результате подтвердил факт (указанный в Библии), что „виды фиксированы“, замкнуты, и что старания отстоять дарвинизм этого рода подобны попыткам утопающего, который хватается за соломинку. (Homo primigenius или neanderthalensis — так называется скелет, найденный в 1856 г. в Неандертальской долине в Пруссии и приписываемый первобытному человеку.)

Вирхов говорит: „Попытка найти переход от животного к человеку привела к полной неудаче“. Анатомия человека и обезьяны, по его наблюдению, фундаментально различны (конечности, спинной хребет, мозговая полость и т. д.).

Сам Дарвин считал свою теорию лишь гипотезой (см. „Происхождение видов“ и „Происхождение человека“). Он же указывает на качественное различие между обезьяной и человеком, а именно, способность к развитию и членораздельная речь свойственны только последнему.

Любопытны также слова, найденные в записной книжке Дарвина (1837 г.), из которых видно, что он своей теорией хотел лишь дать направление научным изысканиям [„Му theory would give zest to recent and fossil comparative anatomy: it would lead to the study of instinct, heredity and mind heredity, whole of Methaphvsics“.].

Итак, поскольку дарвинизм противоречит Библии, он представляет не науку, а лишь мнение учёных, противоречащее научно установленным фактам.

А поскольку он является научно доказанным, он находится в согласии с Библией.

Она не отрицает развития в пределах вида; организмы, начиная от клетки и кончая человеком, представляют цепь развития, но само-то это развитие, т. е. переход от низшей формы к высшей, происходило не в природе самой по себе, а в Разуме Бога. (Также как, напр., пароход эволюционировал из лодки не сам собой, а в человеческом гении.) Развитию подлежит то, что уже привито. И эти творческие акты привития (инволюции) высших степеней сознания и жизни принадлежат Богу. Наука знает лишь наличность этих разных степеней и видов в природе, способ же и природа творческих актов, их создавших, ей недоступны. Она учит о формах материи, а не о движениях и целях духа, что составляет область религии.

Другая теория, мешающая нам верить в религиозные откровения — это та, которая пытается выяснить элементы окружающего нас мира, сущность, а не явления наблюдаемых нами вещей.

Это материализм, который отрицает существование духа и признает лишь наличность материи (обратная теория — спиритуализм признает существование только одного духа, в то время как дуализм признает две сущности, или субстанции — духовную и материальную).

Теория эта лишний раз показывает непосильность для науки проникнуть за пределы явлений, в область сущностей.

Она до сих пор не пришла к определению, что такое материя, и именно потому, что ни опыт, ни умозрение не постигают её сущности.

Вспомним основные предположения о последней.

Так называемая атомистическая теория считает, что первоначальные элементы, составляющие материю, суть атомы. Атом есть неделимая частица вещества, и уже это приходится принять на веру и даже слепую веру, идущую наперекор логике, ибо, если атом материален, то он имеет протяжение, а всякое протяжение делимо.

Вещество, которое предположительно заполняет пространство между атомами, назвали эфиром и признали его и невесомым и весомым, при чем вес его определяется разно.

Так, Томсон утверждает, что 1 куб. метр эфира весит: 0,000 000 000 000 0001 грамма.

Вычисление другого учёного (Герц) приводит к цифре в сто миллионов раз большей.

С открытием радия явления радиоактивности признали продуктом распада атомов.

И теперь построили новую теорию — электронную. Атом по своему строению состоит из тысяч электронов ( и распадается на корпускулы). Эти электроны или электрические заряды двигаются в атоме, как в некоей космической системе. Картина строения материи представляется так: в одном кубическом гр., находится 20 триллионов молекул, в одной молекуле — 2 атома, в атоме — несколько тысяч электронов. Их взаимные расстояния так огромны, сравнительно с их размерами, что соответствуют взаимным расстояниям планет в солнечной системе (Оливер Лодж).

Таким образом видимый космос мы пытаемся объяснить воображаемым космосом, действующая сила которого — электричество — по существу нам всё-таки неизвестна, что заявляют и такие специалисты, как Хвольсон.

По словам одного философа, замена атомистической теории посредством электронной напоминает размен монеты на более мелкую единицу.

Теория механическая уже имеет тенденцию разложить материю на силы и движения, в то время как энергетика всё сводит к видам энергии [В. Оствальд. „Несостоятельность научного материализма и его устранение“ СПБ. 1896.], а взамен атомов признает нематериальные центры сил.

Самое существование материи, как субстанции, не установлено [Эмпириокритицист Эрнст Мах отрицает объективное существование тел: „Не тела вызывают ощущения, а комплексы ощущений образуют тела“. („Анализ ощущений и отношение физического к психическому“ 1907, стр. 33).] (ср. остроумное положение: „материя есть энергия в статическом состоянии, энергия есть материя в кинетическом состоянии“).

Сравнивая эти естественнонаучные изыскания и их фазисы, приходится сказать, что между ними едва ли не труднее установить согласие, чем между наукой и религией. Причина проста: это не факты, научно установленные, а мнения учёных. А мнения, как мы видим, могут противоречить не только религии, но и друг другу и самой природе.

Беда не в том, что эти мнения существуют, ибо они представляют гипотезы и проекты, восхождения и падения на пути к созиданию истины, а в том, что мы принимаем эти временные кредитные билеты за звонкую монету, а часто и фальшивые билеты за настоящие.

Удивительно в этом случае наше легковерие, по какой-то иронии проявляемое нами в области науки, и наша лёгкая внушаемость: мы часто не в силах сбросить иго чужого мнения и власть особого внушения, которое я бы назвал гипнозом научной терминологии. Пусть нам предъявляют непонятные и невероятные вещи, но, если говорят с учёным пафосом, да ещё облекают его в форму латинских или греческих терминов, мы уже слепо верим, боясь быть изобличёнными в невежестве.

„Душа относится у Геккеля по справедливости к „мировым загадкам“. Но когда он даёт магическое определение: „Душа есть сумма мозговых функций“, вся мировая загадка становится ясной, хотя по существу даётся лишь перевод русского слова на латинский язык.

Как мы уже выше сказали, атом есть элемент, принятый на веру; между прочим, для объяснения жизни Геккель вводит ещё более сложное и чудесное понятие „одушевлённого атома“ — и всё же находятся люди, которые слепо верят в реальность подобных, никем на опыте не воспринимаемых сущностей.

Из всего вышесказанного следует, однако, что кажущееся временное противоречие между наукой и религией возможно, поскольку наука ищет, движется и, следовательно, может заблуждаться; она находится в процессе становления (Werden), в то время как религия уже обладает истиной (Sein), открывает нам вещи, как они есть. Но теперь нам ясно, что это противоречие происходит между религией и мнением учёного, истинность которого, как рабочей гипотезы, признаётся лишь временно, так же как временно заслоняют строящееся здание леса; а последние неизбежны, как мы сказали, в процессе человеческого строительства.

Далее, наше великое невежество касается религии.

Знание религии существует двоякого рода.

Во-первых, можно знать религию, т. е. переживать её, иметь в своём опыте то общение с Абсолютным, которое составляет сущность религии. По существу, только тот, кто имеет этот опыт, может судить о религии, а следовательно, и основательно решить проблему об отношении её к науке. Ведь о музыке может судить лишь человек, имеющий музыкальный вкус и слух. И совершенно недостаточно для этого знать историю музыки, теорию музыки и даже разбираться в нотах.

К сожалению, у многих антирелигиозных писателей отсутствует этот религиозный опыт в прошлом (если не смешивать с ним формальную, обрядовую сторону религии), и уже потому неосновательны их нападки на религию в её чистом смысле.

Но есть ещё другое знание, касающееся религии, это знание о религии, о том учении, которое она исповедует как предмет веры и опыта.

Это соответствует знанию теории музыки.

Но и этой „теории“ нашей религии мы почти не знаем.

Мы почти не знакомы с Библией в подлиннике и судим о ней по разным талмудам и катехизисам.

А эти последние могут противоречить науке столько же, сколько и природе, физической и духовной, сколько и самой Библии.

Мы смешиваем Библию с ее богословскими толкованиями, религию с теологией, то, что Бог открывает о Себе и думает о человеке, мы заменяем тем, что человек думает о Боге.

Геология (наука о составе земной коры и её образовании) учит, что мир был сотворён в огромный период времени, а не в 6 дней, как говорит школьное богословие.

Но посмотрим, как сказано в Библии.

Днём мы называем тот промежуток времени, который измеряется известным движением земли вокруг своей оси относительно солнца. А в Библии днём называется и тот первый промежуток времени, когда Бог сказал: „Да будет свет“, и когда ещё не было солнца, которое было создано в четвёртый день.

Ясно, что слово „день“ здесь употреблено не в обычном смысле 24-часового промежутка, а в значении „периода“. Этому соответствует и стоящее в еврейском оригинале слово י1ם, (йом), что значит и день и период (ср. греч. αιών, русск. зон). Это подтверждается и второй главой той же книги Бытия, где словом „йом“ обозначено все время творения, обнимающее все шесть периодов. „Вот происхождение неба и земли, при сотворении их в то время (י1ם), когда Бог создал землю и небо“ (2 гл. 4 ст.).

Бог, творивший мир, вечен и живёт вне времени. И не было тогда ещё человека, сознание которого связано с понятием времени. Да и у человека это сознание не вечно, ибо в будущем новом мире „времени уже не будет“ (Откр. 10 гл. 6 ст.). Объективно, вне человека, его нет и сейчас, и измерение его относительно.

Моисей, который является автором книги Бытия, говорит в своей молитве (пс. 89): „Перед очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошёл, и как стража в ночи“ [Ещё большую наивность обнаруживают те, которые оспаривают библейскую давность существования мира, забывая, что Библия определяет в годах лишь длительность человеческой истории, а не существования мира или самого процесса его творения.].

Итак, если теология иногда мешает нам признавать геологические данные, то Библия находится в согласии со всеми фактами природы, а следовательно и с наукой, открывающей эти факты.

Поверхностное чтение Библии, как и всякое полузнание, вызывает ещё одно недоумение. Какой мог быть свет в первый день, если солнце создано в четвёртый день? Причиной этого затруднения является опять-таки незнание как Библии, так и науки.

Ибо уже Гершель доказал, что первоначально существовала световая туманность, а солнце, созданное в четвертый день, представляло собой центр, собравший разлитую в пространстве световую энергию.

В выражении „И создал Бог два светила великие“ — слово „создал„ значит „сделал„, довершил выполнение того, что было сотворено, первоначально вызвано к бытию (глагол „творить“ употреблен в 1 стихе). В оригинале Библии и её переводах различаются эти два глагола: 1) творить и создавать — евр.#*^ ־ЛФГ, англ. — create — make, нем. — schaffen — machen и т. д.

Да и в обыденной жизни — одно дело добыть огонь, а другое — сделать лампу, наполнить ее горючим веществом, зажечь и повесить ее... Впрочем, это только слабая и не вполне верная аналогия.

Но более всего Библия смущает мыслящего человека своими повествованиями о чуде. Последнее кажется нарушением законов природы.

Если это можно говорить о чудесах легенд и апокрифических евангелий [См. об этом в моей лекции „Достоверно ли Евангелие?“], то совершенно нельзя этого утверждать о чудесах Слова Божия. Исцеление больных, воскрешение мертвых — не нарушение законов природы, а восстановление их. По закону греха и наследственности болезнь и смерть являются закономерными. Но по первоначальному замыслу, когда не было ещё греха, человек был создан для жизни (человек“ имеет „чело вечности“). И когда устраняется причина, вызывающая смерть (этой причиной является грех), тогда вновь восстанавливается действие Божественной творческой силы; эта сила некогда в дни творения „сверкала из глубины вечности могучими творческими словами“, она, по словам того же Дарвина, „вдохнула жизнь в первоначальную клетку“. Естественным действием этой силы является не смерть (это было бы уже противоестественным), а жизнь и воскресение. Камень в силу притяжения падает вниз, но, если сила притяжения будет нейтрализована обратным толчком, камень полетит вверх.

Чудеса Евангелия не противоестественны, а сверхъестественны (non praeter, non contra, sed supra naturam), поскольку в том или ином случае начинает действовать сверхопытная сила. И такой факт удивляет нас, кажется нам чуждым („чудо“ и „чуждый“, как и „чудной“ — удивительный от одного корня, хотя то, „что чудо на земле, на небе естественно“, как явления радия — чудо для дикаря, но естественны для химика).

Законы природы не оковы, которыми Бог связал Свою и человеческую свободу, и силами природы Он повелевает.

Без чуда жизнь никогда не будет чудной, и о нём-то томится всякая живая душа, рвущаяся из царства необходимости в царство свободы.

Наука, изучающая царство необходимости, законы, как „постоянно повторяющиеся связи явлений“, и силы, доступные ее „пятичувственной логике“, не знает чуда, хотя и не может отрицать его.

Религия же соединяет нас с царством свободы, и притом не формальной и пустой, а творческой свободы, с царством благодати, той творящей силы, которая создала жизнь и мир, т. е. то чудо, свидетелями которого мы являемся; эта же сила и поддерживает этот мир столь же чудесно (сохранение мира не вытекает закономерно, логически из факта его существования, также как питание организма не обеспечено ещё его рождением — он может и разрушиться от голода) [См. также мысли о чуде в моей лекции „Достоверно ли Евангелие?“].

А потому и в вопросе о чуде не может быть принципиального противоречия между наукой и религией (может быть лишь вопрос о реальности или вымышленности данного чуда, но это уже вопрос иного порядка).

Далее, ссылаясь на величие и бесконечное множество миров, мыслящий человек смущается утверждением Библии, что земля находится в центре вселенной, вследствие чего человек возомнил о себе слишком много, считая себя центром бытия. Но это опять-таки лишь мысль школьного богословия. Библия не утверждает антропоцентризма, т. е. того, что человек находится в центре вселенной.

„Когда взираю я на небеса Твои, дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?“ говорит псалмопевец [Пс. 8, 5.].

Она не учит и о геоцентризме, т. е. о том, что земля находится в центре вселенной, и даже нет в ней основания для гелиоцентризма (теории, которой временно придерживалась наука, уча, что в центре мира находится солнце).

И какой вообще возможен физический центр, равноудаленный от всех точек космической сферы, которая бесконечна?

Одно время думали, что полярная неподвижная звезда может быть таким центром, но и она оказалась и подвижной и нецентральной.

Библия учит о теоцентризме, о том, что неизменным центром вселенной является Бог (евр. ^к Бог — на основании филологического исследования Делича значит — неподвижная, вечная цель бытия). „Все из Него, Им и к Нему“ [Рим. 11,36.].

Библия учит не о физическом, а о метафизическом центре вселенной (ибо она содержит учение не о физических, преходящих предметах, а о вечном и духовном), каким является Христос-Логос. „Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть“.

Мир христоцентричен, ибо „Слово (Христос-Логос) было Бог“ (Иоанн. 1,1).

Бог воплотился на маленькой и незначительной планете Земля не по той же ли причине, по которой Он избрал и на земле маленькую Палестину и в Палестине Вифлеем (а в Вифлееме ясли — „ибо не нашлось им места в гостинице“)? Наша земля таким образом стала космическим Вифлеемом, и если свет из яслей простерся по всему лицу земли, то также он может по некоей непостижимой проекции достигать всех точек вселенной. Самая обитаемость других миров не отрицается в Библии, как и вообще тот биологический принцип, по которому у Бога в каждом месте космоса „живёт, то, что в нем жить может“ [Естествоиспыт. Геер.]. (Ср. англ. пер. слова „веки“ Евр. 1,2. — через worlds — миры: „Бог сотворил миры“).

Этот неизмеримый космос (макрокосм) христоцентричен, так же как и малый мир (микрокосм) твоего существа. Его Логосом, его вечным смыслом является Христос. („Душа по природе христианка“). Только вокруг Него может быть собрана центростремительно вся душевная энергия человека, и только от Него центробежно может излучаться вся творческая его сила. Если этот солнечный центр не на месте, то нарушается равновесие в космосе человека — душа ощущает внутреннее шатание, пустоту и затмение, так же как распятие Христа на Голгофе вызвало затмение и землетрясение в природе (ср. мысль психолога Джемса: обращение есть акт воли, посредством которого высшая ценность, бывшая во вторичных слоях сознания, становится центром последнего).

Хотя Библия не есть специальная книга о физической природе или внешней истории человечества, однако и в этих областях она точна. (Да и как мы поверили бы ей в более важном, духовном, вечном и будущем, если она ошибается в менее важном, доступном человеческому знанию?) Если мы сравним наивные сведения о природе, находящиеся в священных книгах индуизма, парсизма и магометанства (не устоявшие, напр., против переворота, который Коперник произвёл в астрономии) с осведомленностью библейских авторов, то мы должны будем признать их боговдохновенность вместе с французским физиком Био (1774-1862), который сказал: „Или Моисей имел столь же глубокую научную опытность, какою обладает наш век, или он был вдохновлён свыше“.

В Библии мы не находим древних представлений о том, что небо есть твёрдый свод, к которому прикреплены звёзды. Согласно книге Бытия небо есть протяжённая среда, отделяющая воды, которые вверху, от вод, которые внизу.

В то время как древние учили, что земля утверждена на некоторых подпорах, Библия говорит, что Бог „повесил землю ни на чём“ (Иов. 26,7).

Замечательны также и другие естественнонаучные положения, которые были известны Библии задолго до того, как они были открыты наукой. К таким „предварениям“ [Anticipations (Prof. Mackaig: The Grand Old Book. London 1923).] можно отнести слова Исаии: „По множеству могущества и великой силе у Него ничто не выбывает“ (40, 26), подтверждённые открытыми лишь в позднейшее время законами сохранения материи (Ломоносов, Лавуазье) и сохранения энергии (Р. Майер, 1814-1878).

Мудрость говорит о себе в притчах Соломоновых: „Когда Он ещё не сотворил начальных пылинок вселенной... я была там“.

Не намёк ли это на элементы материи?

Постепенные научные открытия все более и более оправдывают научную точность библейской картины природы и истории. Филология, разделяющая языки человечества на три главные группы — индоевропейскую, семитическую и туранскую, всё больше открывает общие элементы в них, приводящие к единому языку единого человечества (праязык).

Разделение человечества на 70 главных народов, данное в 10 гл. Бытия, все более подтверждается этнологией (наука о племенах).

Геология и палеонтология (наука о ископаемых) блестяще подтвердила порядок творения, изложенный в Библии [„Последовательность, в которой появляются органически образованные существа, составляет точную последовательность шести дней творения, как представляет её нам книга Бытия“ (Физик А. Фехнер). „Моисей оставил нам космогонию (учение о происхождении мира), истинность положения которой удивительнейшим образом подтверждается со дня на день“. „Ни одной человеческой кости не найдено ни в одном из предыдущих пластов“ (Кювье, основатель палеонтологии).].

Археология, открывшая Ниневию и Вавилон (Раулинсон), нашла и остатки Вавилонской башни („Зиггурат“) [Башня Бирс-Нимруд; имеет 46 м. выс. и 710 м. в окружности. Она называется „зиггурат“; — это семитическое слово означает: „сделать себе имя“ (ср. слова строителей Вавилонской башни: „сделаем себе имя“ Быт. 11.4).] и множество древних таблиц с изложением фактов, подтверждающих содержание Библии.

История проверила исполнение пророчеств Библии, настолько удивительное, что одно это исследование приводило сомневающихся к вере в боговдохновенность Писания. Исаия (за VIII в. до Р. X.) говорит о Вавилоне в период его величия: „Не заселится никогда... Но будут обитать в нём звери пустыни, и дома наполнятся филинами; и страусы поселятся, и косматые будут скакать там... Шакалы будут выть в чертогах, и гиены в увеселительных домах“... Ис. 13, 21.22.

И это сбылось. В IV в. персидские цари сделали Вавилон (по его разрушении и опустошении) местом обитания диких зверей и по временам устраивали там царскую охоту (см. Энц. Словарь Брокгауза).

Далее Исаия говорит: „И сделаю его владением ежей и болотом...“ (14, 23). Это и случилось... Вавилон сделался жертвой наводнения вследствие изменения в нижнем течении Евфрата, и в настоящее время большая его часть находится под водой.

Русский путешественник Фрей, бывший там в 1895 г., поразился множеством ежей в болотах б. Вавилона, что и напомнило ему упомянутый стих из Исаии [Фрей: „Земля, где жил Христос“.].

Ещё много можно было бы привести фактов, вполне оправдывающих наше утверждение, а именно, что подлинная наука и истинная религия, какою является религия Библии, не противоречат друг другу. „Религия противоречит не науке, а нашим знаниям (и предположениям) о природе“.

Но между Откровением и самой природой нет противоречия и не может быть, ибо Бог является Творцом их обоих. Общая же причина предубеждения против религии заключается прежде всего в незнании, как утверждает Бэкон, и это с Божественной простотой объясняет Сам Христос: „Заблуждаетесь, не зная Писания, ни силы Божией“.

Эти слова сказаны были саддукеям, рационалистам своего времени, отрицавшим воскресение и существование духа (не таковы ли и саддукеи нашего времени, которые „принимают лишь то, что понимают?“).

И как тогда, так и теперь, мы не знаем именно этих двух областей: содержания св. Писания и силы Божией, т. е. той реальности, о которой говорит Писание и которая открывается религии как опыт и переживание. К этой стороне религии мы сейчас перейдем.

Если брать религию по существу, т. е. как внутреннее переживание, как преклонение перед Богом и общение с Ним, то мы должны согласиться, что наука не только не противоречит религии — но более того.