Наука и религия

Религия движет науку

Я не говорю о той „религии“, которая сожгла на костре Джиордано Бруно, потому что она же сожгла и Яна Гуса, т. е. она боролась не только с наукой, но и с религией.

Прежде всего наше положение правильно психологически, с точки зрения психологии познания.

Мы привыкли думать, что знание сильнее веры, лежащей в основе религии. Но на самом деле именно вера сообщает силу знанию; знание без уверенности в нём, без признания — мёртвые сведения. Вы можете знать, что аэроплан в состоянии поднять вас; но если вы в этом не уверены, вы никогда не решитесь на него сесть. Знание, что можно без вреда для здоровья опустить руку, смазанную нашатырным спиртом, в расплавленный свинец, ещё не даст вам решимость это проделать, если вы в этом знании не уверены. А между тем рабочие на заводах моют руки в расплавленном свинце.

А тем более знания морального порядка, обязывающие нас к подвигу, риску и жертве, требуют полной веры, какою может быть только религиозная вера: ибо плоха та нравственность, к которой мы относимся нерелигиозно (само собой, что и религия, которая не нравственна, не есть религия).

Только религия даёт нравственным нормам моральную, абсолютную санкцию — и тогда они являются не относительными заповедями человеческими, но абсолютными заповедями Бога.

Религия движет науку и в том смысле, что она пробуждает и поощряет дух исследования. Это верно относительно христианства. „Всё испытывайте — хорошего держитесь“, — говорит апостол Павел. „Исследуйте Писание“, таков завет Христа.

В том-то и сила религии, что она пробуждает любовь к жизни, к природе, человеку — освещая их светом вечного, непреходящего смысла.

Я помню, что именно обращение к Богу, которое привело меня к новому мироощущению усилило во мне жажду знания, оправдало те усилия, которые требуются для его приобретения. „Мёртвые кости в анатомическом институте стали для меня живыми“, — говорила одна студентка-медичка, после того как нашла источник воды живой во Христе.

Хочется познать этот мир, который представляет не слепое, случайное сочетание стихий, идущее к разрушению, но дивный космос, являющий развернутую книгу для познания Отца [Некогда, в „последний день“, она вновь „свернётся, как свиток“. Откр. 6, 14.].

Религия потому движет науку, что в религиозном опыте мы вступаем в контакт с Вечным Разумом, Логосом мира.

„Кто любит Бога, тому дано знание от Него [1 Кор. 8, 3.].

Не потому ли честь великих открытий и изобретений принадлежит тем, которые были и великими учёными и великими христианами; вспомним монаха Гутенберга, который горел желанием во что бы то ни стало найти способ для широкого распространения Библии (первой напечатанной им книгой была Библия), и вспомним Ньютона, умевшего благоговейно внимать процессам природы там, где другие видели только привычное падение яблока. Самые качества упорного исследователя: самоотверженный труд, вера в конечный результат, смирение являются более всего продуктами религии.

В то время как дедукция (т. е. метод выведения частных суждений из общих), так свойственная гордому уму, склонному все подчинять заранее принятым положениям, привела науку к бесплодному рационализму XVII в. — индукция (выведение общего суждения из ряда частных фактов) — смиренное принятие фактов, как они есть — вызвала расцвет в науке, привела к открытиям и изобретениям. Это был поворот от рационализма к эмпиризму при Фр. Бэконе, выдвинувшем индуктивный метод и принцип смиренного исследования природы (natura parendo vincitur: природа побеждается повиновением ей).

Наука без религии — „небо без солнца“. А наука, облечённая светом религии — это вдохновенная, окрыленная мысль, пронизывающая ярким светом тьму этого мира. „Я свет миру. Кто последует за Мной, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни“, — так говорит Христос [Иоанн 8, 12.].

И теперь понятно, почему в жизни учёных религия играла такую выдающуюся роль.

Проф. Деннерт [Dennert. Die Religion der Naturforscher.] пересмотрел религиозные взгляды 262 известных естествоиспытателей, включая великих учёных этой категории, и оказывается, что из них только два % было людей нерелигиозных, 6% равнодушных и 92% горячо верующих (среди них Роберт Майер, К. Э. Бэр, Гаус, Эйлер и др.).

Недавно вышла книга на английском языке под названием: „Религиозные верования современных учёных“ (Табрум) [Есть русский перевод.]. Автор послал письменный запрос 133 известным английским и американским учёным, содержащий два пункта: 1) противоречит ли христианская религия в её основах, 2) известны ли данному лицу учёные, которые подобное противоречие признавали. Было получено 118 благоприятных для религии ответов, остальные лица или не ответили, или высказались неопределенно.

Среди первых такие имена, как Томсон, Оливер Лодж и др.

Среди верующих христиан были названы такие, как Фарадей, Ом, Кулон, Ампер, Вольт, имена которых увековечены в физике, как нарицательные, для обозначения известных физических понятий.

А кто не знает о религиозном энтузиазме гениального математика Паскаля, написавшего удивительные „Мысли о религии“!

Вспомним ещё религиозные взгляды некоторых из учёных.

Галилей — (1564-1642, физик и астроном): „Священное Писание не может ни в каком случае ни говорить лжи, ни ошибаться, изречения его абсолютно и непреложно истинны“. (Н. Л. Любимов. История физики, ч. III, отд. I, стр. 22).

Химик Бойль (1626-91):

„Сопоставленные с Библией все человеческие книги, даже самые лучшие, являются только планетами, заимствующими весь свой свет и сияние от солнца“ (Деннерт).

Химик и физиолог Луи Пастер (1822-1895):

„Так как я мыслил и изучал, то потому и остался верующим, подобно бретонцу. А если бы я ещё более размышлял и занимался науками, то сделался бы таким верующим, как бретонская крестьянка“ [(Revue des quest, scient. XXXIX. Louvain. 1896).].

Философ и математик Ньютон (1642-1727) высказал свои положительные верования в чудеса и пророчества в своём толковании на книгу пр. Даниила и Апокалипсис.

Хирург и педагог Н. И. Пирогов (1810-1881) изложил свою веру в Евангелие и Божественность Иисуса Христа в своём „Дневнике старого врача“. „Мне нужен был отвлечённый недостижимо-высокий идеал веры. И принявшись за Евангелие, которого я никогда ещё не читывал, а мне было уже 38 лет от роду, я нашёл для себя этот идеал“ (Соч. Н. И. Пирогова, т. 1, СПБ. 1887, стр. 175-182).

Кеплер заключает свой труд по астрономии молитвой, в которой он благодарит Бога, открывшего ему величие природы.

Наш известный физик Цингер в конце курса физики приводит слова из „Книги Премудрости Соломона“:

„Сам Он (т. е. Бог) даровал мне неложное познание существующего, чтобы познать устройство мира и действие стихий“ и т. д. (7. 17).

Автору этих строк также удалось опросить ряд великих русских учёных по данному вопросу, и такие лица, как философ А. И. Введенский, анатом Лысенков, философ Н. О. Лосский, физиолог И. О. Огнев и много других, высказались определенно в пользу боговдохновенности Библии и др. основных истин христианства, как богочеловечество Христа и Его воскресение.

Религиозные верования оказываются и у тех учёных, от которых не принято этого ожидать. К таким относится Ч. Дарвин:

„Я никогда не был атеистом в смысле отрицания существования Творца“ [Письма Дарвина.]. „В первую клетку жизнь должна была быть вдохнута Творцом“.

Когда известный естествоиспытатель Уоллес посетил Дарвина, то ему пришлось подождать приема, так как сын его сказал: „Теперь мой отец молится“.

В тридцатых годах Дарвин был на Огненной Земле; он был подавлен картиной тамошних нравов, типичным проявлением которых были разврат, детоубийство, человеческие жертвоприношения.

Через несколько лет он вновь посетил эту страну. И что же? Нравственность дикарей стала неузнаваемой. Оказалось, что это было плодом работы христианской миссии, силою Евангелия устранившей упомянутые печальные факты. С тех пор и пожизненно Дарвин был в числе членов и жертвователей этой миссии. Незадолго до смерти он читал Послание апостола Павла к евреям и восхищался глубиной этой, по его выражению, „царственной книги“.

Можно было бы привести ещё много подобных примеров из жизни учёных, но и этих достаточно, чтобы видеть, что только наше „полузнание“ удаляет нас от Бога. Если эти гении и таланты, двигавшие науку, были людьми веры, то почему не можем быть последними мы, являющиеся в научном отношении только их слабыми учениками?

Люди науки слагают смиренно венцы свои у подножья Божьего престола.

Как-то в московском университетском храме был такой случай с известным гинекологом проф. Синициным на Страстной неделе: положив земной поклон, старик так и застыл в этой позе... Оказалось, что он умер в эту минуту. Так склонялась до конца душа учёного перед Богом, отдавая Ему последний вздох...

Неудивительно также возникновение в разных странах Христианского Студенческого Движения, члены которого стремятся объединить науку и христианскую религию в жизни.

Его распространению много способствовал знаменитый биолог Генри Друммонд, который производил своими глубокими лекциями неизгладимое впечатление на студентов именно потому, что соединял в своём лице блестящую учёность и пламенную веру во Христа.

Студент-христианин явление вполне естественное, нормальное — как это ни кажется странным традиционно мыслящему студенчеству, которое считает религию уделом отсталых людей и боится, что религия не совместима с свободной мыслью. Но мы видим на деле, что образованный человек не только может, но и неизбежно должен верить в Бога. Великие учёные, которые служат для нас авторитетом в области науки, оказывается, могут быть для нас примером и в области религии. И потому —

Не ограждайся гранью тесной,

Огней духовных не туши —

Свободомыслие совместно

С религиозностью души.

Слава тем студентам, которые умеют победить засилие традиционных предрассудков и пренебречь ложным стыдом во имя истины, или как поется в русской студенческой песне:

Слава, кто истине служит,

Истине жертвует всем.

И наоборот, студент-атеист есть явление печальное и ненормальное. Не хочется бросить упрека честному и добросовестному сомнению, даже неверию, потому что иногда оно есть лишь протест против суеверий и искажений Евангелия и скрытая жажда глубокой сознательной веры; во всяком случае это есть болезнь духа, а болезнь должна вызывать только сострадание. Нельзя не пожалеть особенно о тех, кто эту болезнь стремится распространить в народе и вместо того, чтобы говорить только в „сердце своём“: „нет Бога“, открыто провозглашает своё субъективное заблуждение перед „малыми сими“, разоряя таким образом душу народа.

Атеизм не только не гармонирует с разумом и наукой, но идёт вразрез с ними, приводя человеческую мысль в тупик. Мысля по закону причинности, атеизм не даёт ответа о Причине, создавшей мир (или отвечает наивно, как один из учёных атеистов в Москве: „Природа сама себя создала“). Он не может указать возвышенной цели жизни, ибо отрицает бессмертие. Он не может обосновать определённой объективной нравственности (конечно, если не прибегает к заимствованиям из христианской идеологии) — потому что: „Если Бога нет, всё позволено“.

В конце концов, в результате постепенного разрушения всего абсолютного и объективного, он приходит к лозунгу: „Нет ни Бога, ни природы“ [Такая надпись висит на одной из улиц Москвы как девиз одной атеистической группы.].

В большом масштабе плоды атеизма сказываются уже в тёмных массах русского народа, приводя его к нравственному одичанию.

Но и просвещённому западу угрожает та же опасность духовного оскудения и вырождения, поскольку в нём цивилизация отделилась от культуры, техника от культа, наука от религии. Это показывает в своей проницательной оценке Европы Освальд Шпенглер (в своём произведении „Закат Европы“).

Отказавшись от веры в Бога, современный человек поклоняется человеку (ср. homo homini deus est — у Фейербаха), т. е. самому себе. Отвергнув духовную сущность, поклоняется материи. Может ли эгоизм и материализм окрылять, вдохновлять на творчество и подвиг? Естественно, что основанная на таких началах цивилизация должна вести к „закату“ и вырождению. Она оторвана от культуры, от тех абсолютных святынь, которые достойны быть предметом культа. В наши дни особенно ясно исполняются слова Нового Завета: „Они заменили истину Божию ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца [Рим. 1.25.].

Люди, которые не приняли истины, „будут верить лжи“ [2Фесс. 2, 10. 11.]. „Будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху, и от истины отвратят слух и обратятся к басням“ [2 Тим. 4, 3.].

Выше мы указали, что незнание есть причина неверия. Но есть ещё другая причина его — это нежелание принимать истину, ибо она не отвечает „прихотям“ и не „льстит слуху“.

Одни согласны преклониться перед истиной — и это есть черта настоящего ищущего студента. Другие хотят, чтобы истина преклонилась перед ними. Они искажают её по своему вкусу или, если это невозможно, отвергают её.

„Они более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы“ [Иоанн. 3, 19.].

И не в том беда, что „дела их были злы“, потому что их злые дела могут быть устранены и побеждены обращением к Богу, а в том, что люди их возлюбили больше, чем истину.

Еще в XVII в. французский философ Мальбранш высказывал мысль: „Если бы признание научных истин сопровождалось нравственными обязательствами, то и Пифагорова теорема сделалась бы предметом сомнений“.

Потому-то иногда мы не хотим соглашаться с призывами Христа, что они требуют согласия отказаться от всякого любимого греха.

Не потому ли мы ухватились за дарвинизм в его грубом виде, чтобы оправдать своим „животным происхождением“ наше низменное поведение?

Не от того ли нам „научно ясен“ материализм, что он оправдывает нашу страсть к наживе и „культ вещей“?

И не в том ли обаяние человекобожия, обожания человека, что в нём человек находит санкцию для эгоизма, самодурства и самовлюблённости?

Вот как говорит Христос о волевой, нравственной причине неверия, обращаясь к книжникам (тоже людям науки своего времени):

„Исследуйте Писания, ибо вы думаете найти в них жизнь вечную; а они свидетельствуют обо Мне. Но вы не хотите прийти ко Мне, чтобы иметь жизнь“ [Иоанн. 5, 39.].

Что же делать тем, кто ищет истины ради её самой, кто ищет жизни? Первая научная задача состоит в простом — „Исследуйте“.

Узнайте содержание Евангелия, исследуйте его вдумчиво, серьезно, добросовестно, без предубеждения. И вы увидите свет, который озарит все проблемы, все потребности, все тёмные углы души, её раны и болезни. Через Евангелие человек видит себя, каков он есть и каким он должен быть. Но самое радостное знание, которое дает Евангелие, это весть о Спасителе, благодаря Которому мы можем быть такими, какими должны и какими хотим быть в своих высших стремлениях.

И тут неизбежен второй шаг — „Придите“ ...„чтобы иметь жизнь“.

Химическая формула воды может удовлетворить жажду ума, но она не в силах утолить жажду, для которой нужна самая вода.

Нам нужны не доказательства существования Бога, не идея о Боге, а сам Бог, Живой, Любящий.

И в конце концов доказать (онтологически) существование Бога может только сам Бог Своим бытием, Своим вхождением в душу.

Помню беседу с проф. И. Ф. Огневым [Директор Гистологического Института при Московском Университете.], целью которой было проверить у него, как у специалиста естествоведа, некоторые частные положения данной лекции (в частности о дарвинизме). Когда речь зашла о религии, он особенно воодушевился:

„Для меня религия — это духовная жизнь, которую мы имеем через Христа... Об одном жалею, — сказал он взволнованно, — это о том, что был целый период, когда я этой жизни не знал“. При этих словах у него навернулись слёзы.

Как хотелось бы, чтобы мы все заразились этим священным волнением, этой жаждой подлинной, одухотворённой жизни!

Ведь речь идёт не об умственной проблеме согласования науки с религией, а о жизни и смерти...

Одно знание может сделать нас только книжниками, теоретиками, Гамлетами, которые только рассуждают, но не могут творить.

Одна вера, не знающая, во что верит, не имеющая своим предметом бездонный и светлый образ Бога, явленный во Христе, слепая вера. Она может воодушевить Дон Кихота, но... на борьбу с ветряными мельницами.

Нам нужно живое знание и зрячая вера, и только их синтез, неразрывная связь откроет возможность творческой жизни. Ибо творят жизнь мудрые, окрылённые верой.