Невыносимый (ЛП)

Глава 3

30 августа (День 1)

Рабыня Диана сильнее, чем я вообще мог себе представить. Два часа я пытал ее фотографиями семьи и наблюдал, как она извивалась снова и снова, пока окончательно не отключалась. Она была полностью обнажена, до нее доносились звуки телевизора, где то и дело рассказывалось о крови и смерти, но мне все равно не удалось пробудить в ней те эмоции, которые я хотел. Даже сейчас, когда я наблюдаю за ней через монитор компьютера, я вижу, как прошлое окутывает ее, полностью вырывая из настоящего. Ей все равно, что показывают по телевизору. Я не припомню, чтобы кто — то другой выдержал так же долго, прежде чем закричать, чтобы я выключил эту хрень. Но она не сделает этого. Я ощущаю ее силу воли. Ее гордость.

За нежеланием делать так, как я велю, стоит нечто большее. Что — то случилось. Я видел, как что — то изменилось прямо на моих глазах. Где — то глубоко внутри нее. Я могу объяснить это только чувством, которое возникает и во мне, когда смотрю в ее глубокие зеленые глаза. Тьма взывает ко мне оттуда. Держит ее взаперти, и я понимаю, что только в этой ловушке ей невыносимо спокойно.

Настоящей Дианы здесь нет. Где она прячет себя, остается мне не понятно. Из больничных записей и рассказов людей, с которыми я общался, я узнал, что она была тихой, но доброй женщиной. Но сейчас передо мной лежит не она. Эта женщина такая же, как я. В ней… так много ненависти.

Я не могу не вернуться к моменту, когда заметил изменения.

— Я скоро это выясню.

Я знаю, что это значит — она решительно настроена убить себя. Угроза заставляет меня нахмуриться. Я был готов задушить ее за слова, которые мне пришлось произнести, но она остановила меня своей злобой, выплеснув ее на меня. Она хотела сделать мне больно. Возможно, даже что — то большее. Могла ли Диана думать о том, как навредить кому — то еще? В этом я не уверен. Любой, кто заставлял меня остановиться и задуматься над своими словами, всегда что — то подразумевали. Я не боялся ни одного из них, но в ту секунду, когда почувствовал ее невозмутимость… я уже знал, что столкнулся с равной себе. Если девичьи формы и тело полностью не поглотили бы меня, это сделала бы скрытая сущность ее личности. Но не так, как это происходит между обычными любовниками. Потребность сломить ее больше, чем кого — либо другого, захватила меня с головой. Я хотел открыть секреты, которые хранились не только в ее голове, но и в ее теле. Целых два часа я не мог усмирить свой член, который болел от постоянного напряжения. Я оставил рабыню, когда больше не смог этого выносить. С каждым ее неповиновением, я чувствовал все больший соблазн овладеть ею.

Она зевает, но не отворачивает голову и не закрывает глаза. Этого становится более, чем достаточно. Диана находится в своем маленьком коконе безопасности дольше, чем я позволял кому — либо другому. Настало время пойти дальше, и вернуть ее. Рабыне не понравится то, что я для нее приготовил. Боль, через которую я собираюсь ее провести, не оставит в ней ни малейшего желания жить, но это нужно сделать. Место, которое она в данный момент представляет в своей голове, не является безопасным, и я не позволю Диане там оставаться. Рабы, за которыми приглядываешь на расстоянии — могут быть опасными. Как для меня, так и для себя.

Я подхожу к своему шкафу, и достаю оттуда хлыст. Мысль о том, как я заставлю ее кожу гореть, вынуждает меня замедлиться, когда прохожу мимо зеркала. Я провел несколько часов с новой рабыней, и уже собираюсь преступить к вещам, которые обычно делаю на третий день. Необходимость увидеть реакцию Дианы на боль, является всем, что мне сейчас необходимо, и я не собираюсь этого отрицать. Будет ли она умолять меня остановиться? Будет ли плакать, и захлебываться от рыданий? Или все вместе… Но понравится ли ей это? Если только… Часть меня умоляет, чтобы она отреагировала на это. Я провел недели с навязчивой идеей овладеть ею. Но ничто не столкнет меня с того пути, которого я должен придерживаться.

По телу разливается жар, и я стягиваю с плеч пиджак, бросая его на кровать. Как только я вынимаю запонки и закатываю рукава, то начинаю блокировать в своей голове воспоминания о ее широких бедрах и полной груди. Она выглядит идеально во всех нужных местах. Мне не стоит обманывать себя. Я и не делаю этого. Надо сосредоточиться, но даже не находясь в ее комнате, она не дает мне это сделать.

Я поднимаю хлыст, и направляюсь к двери, которая разделяет наши прилегающие друг к другу спальни. Ее глаза становятся шире, когда я вхожу.

— Ты уже готова поговорить? Я уверен, что задал тебе вопрос перед самым уходом. Ты его помнишь?

Я приближаюсь к ней до тех пор, пока не останавливаюсь у края кровати. Проходит несколько секунд, но она не отвечает. Я ударяю кожаным хлыстом по верхней части ее бедра. Глубокий вдох… Вот и все, что я получаю вместе со следом на коже рабыни.

— Давай я освежу твою память. Я спросил, рабыня, почему ты не рассказываешь мне, где ты встретилась со своим мужем. Ты готова отвечать? Или мне снова причинить тебе боль?

Ответа не слышно.

В этот раз я бью сильнее, чем в предыдущий. Ее челюсти сжимаются, как и кулаки. Она смотрит на меня тем же взглядом, когда наши глаза встречаются.

— Можешь даже взять и отыметь себя! — произносит она, выплевывая каждое слово. Кажется, это входит у нее в привычку. Это одна из самых гнусных вещей, которые может совершить человек, и от мысли об этом, во мне каждый раз закипает кровь.

— Отыметь себя? Отыметь себя? Ладно, я отымею тебя, если ты так много об этом думаешь.

Я хватаю края рубашки и с силой дергаю. Пуговицы разлетаются по всей комнате. Злость на ее лице за мгновение превращается в ярость. Но я не останавливаюсь. Я сбрасываю с себя рубашку, не сводя с нее взгляда, и вижу, как нервно бегают ее глаза от моей груди к животу. Генетика делает свое дело. Мне не нужно работать над собой не покладая рук. У меня есть время между встречами с рабами, которых мне предстоит сломить, и я провожу его с пользой. Как только Диане станет лучше, она вернется в свою привычную рутину. Мы оба займемся тем, что не заставит нас заскучать.

— Не смей даже думать о том, чтобы прикоснуться ко мне своими мерзкими руками. Если ты хотя бы попробуешь это сделать, я убью тебя. Ты слышишь?! Я это сделаю!!! — кричит она, пока я снимаю с себя обувь и расстёгиваю ремень.

На моих губах расцветает ехидная улыбка.

— Мерзкими? С твоей стороны очень грубо говорить так. Ты меня даже не знаешь.

— Я знаю то, что ты отмороженный псих. Ты похитил меня, приковав к гребаной кровати. Ты раздел меня догола и бьешь палкой! Это мерзко! — она ставит ударение на последнем слове.

— Это хлыст, — поясняю я, ударяя ее по другой ноге. Из ее рта вырывается шипение, когда я повторяю маневр. А потом еще и еще.

— Прекрати!

Она напрягает прикованные наручниками руки, и пытается перевернуться на бок. Краем глаза я замечаю ее попку, и не могу устоять, чтобы не ударить по ней тоже. Жестко. Глубокий звук, вырывающийся из ее горла, эхом разносится по комнате, и она начинает отчаянно вырываться. Я скрещиваю руки на груди, выжидая, пока она успокоится.

Проходят минуты, прежде чем это происходит. Ее щеки покрыты дорожками от слез, и она тяжело дышит, притягивая к своей груди еще больше моего внимания. Но меня не соблазнить.

— Или отвечай на вопрос, или я продолжу.

— Мне нужно в уборную. Мне можно это сделать, или ты хочешь, чтобы я сходила в туалет прямо на кровать?

— Сделаешь это, и сама же будешь на ней спать.

Она закатывает глаза, и смотрит перед собой.

— Значит, дай мне сделать это самой. Отпусти.

— Сначала ты ответишь на вопрос. Потом я тебя отведу.

Она выдерживает паузу и отвечает после глубокого вдоха.

— Кафе. Мы встретились в кафе. А теперь отпусти меня.

Я ударяю хлыстом по внутренней стороне ее бедра, и этот удар сильнее, чем все предыдушие. Всхлип тут же вырывается из ее груди.

— Подумай лучше!

— А может, ты подумаешь лучше?! — произносит она, глядя сквозь слезы. — Я отвечаю на то, что ты спросил. Избивая меня, ты не делаешь себя каким — то особенным. Ты ни разу не спросил о подробностях нашей первой встречи. Даже то, где именно мы встретились.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Но поскольку ты чертовски упряма, позволь я кое — что уточню. Скажи мне как, когда и где ты встретилась со своим мужем. Что тебя в нем привлекло? Каким он был как личность?

— Я сутками могу об этом говорить. А в уборную мне нужно сейчас.

— Значит, отвечай быстрее.

Она грубо выражается, выпуская воздух из легких, и на лице не остается ни единой эмоции. Злость. Нетерпение. Ни остается ничего.

— Мы встретились в кафе в центре Портленда. Мы сидели за разными столиками спиной друг к другу. Официантка перепутала наши заказы, и когда я подслушала, как он объяснял, что он не заказывал… — она останавливается. — Я не помню, что именно заказывала, но помню, что это точно предназначалось для меня, так что я обернулась объяснить это. Тогда я впервые встретилась с ним лицом к лицу. Время для меня остановилось, а позже я узнала, что и для него тоже. Мне казалось, что мы смотрели друг на друга вечность, прежде чем я смущенно засмеялась, и взяла тарелку, которую он уже держал. Поскольку мы оба были одни, он спросил, не хочу ли я к нему присоединиться. Прошло три часа, а мы все говорили и говорили… Обо всем, о чем только было можно. Я влюбилась в него мгновенно и навсегда. Любовь с первого взгляда, — она потряхивает головой, выбрасывая ненужное воспоминание. — Он был очень веселым и любил приключения. Он только что вернулся с Эвереста, на который совершил восхождение. Чуть не погиб, но гордился тем, что довел путешествие до конца. Бессмысленно, но после этого мы стали неразлучны. Мы поужинали в тот вечер, и делали это каждый Божий день, пока один конченный пьяный придурок не проехал на красный сигнал светофора.

И на ее лице снова появляется злость. Она перекрывает собой даже оцепенение, в котором она находилась, пока рассказывала.

Хорошо.

— Пока хватит мести, — я достаю ключ из кармана и расстёгиваю наручники. На коже остаются следы, в местах, где она их дергала, но открытых ран нет. Я спускаюсь к ее лодыжкам, и слышу стон, когда она приподнимается на кровати. На внутренней стороне ее лодыжки я замечаю татуировку. У меня не было времени рассмотреть ее получше, но сейчас, когда я так близко — это маленький якорь размером с подушечку на моем большом пальце.

— Это… — что — то падает на мое плечо, распространяя обжигающую боль по моему бицепсу. Толстые куски керамики рассыпаются вокруг меня. Не проходит и пары секунд, как во мне вскипает ярость, от которой я застываю на месте, моргая словно идиот.

По руке стекает кровь.

— Ты… — рычу я, замечая, как она тянет на себя наручник на ноге, до которого едва ли может достать. Прежде, чем я что — либо произношу, она откидывается назад, и заряжает ногой мне в голову. Я инстинктивно защищаюсь рукой, а потом бросаюсь на нее, припечатывая ее своим телом к кровати. Рука опускается на горло рабыни в удушающем захвате.

— У тебя огромные проблемы. Ты понятия не имеешь, какого зверя ты только что разбудила.

По ее лицу расползается не только настоящий страх, но и еще что — то. Что — то, что даже я не в состоянии понять.

— Давай! — ее голос звучит хрипло. Он прорывается сквозь мою хватку. Наказывать рабыню болью сейчас — не имеет смысла. Мой разум закипает от злости, и я делаю единственную вещь, которая приходит мне в голову. То, чего я на самом деле хочу.

Я впиваюсь в нее губами, прижимаясь членом к ее голой киске. Она мгновенно замирает в моих руках. Прежде, чем Диана успевает отреагировать, я поворачиваю ее голову большим пальцем, двигаясь губами по нежной шее к уху. Когда языком я достигаю мочки, она издает звук, заставляющий вжать женское тело в матрас еще сильнее.

— Ты этого хотела? — шепчу я, сжимая мочку зубами. — Ты уверенна в этом, рабыня?

— Нет. Прошу.

Я толкаюсь между ее бедер, презирая ткань, которая нас разделяет. Жажда оказаться глубоко в ней, преподать ей жесткий и грубый урок, сжигает меня изнутри.

— Нет, что? Ты скажешь это. Я мог бы встать и отвести тебя в уборную. Но если ты передумала… — я оставляю угрозу незаконченной.

— Я не хочу, чтобы ты меня насиловал.

— Не хочешь, кто? — я скрежещу зубами, вынуждая ее обратиться ко мне так, как положено. Желание услышать "Господин" из ее уст, до боли сжимает мое тело. С другими это было всего лишь важной частью дисциплины. Но с ней, мне нужна маленькая частичка того, почему я так скучаю. По настоящей рабыне. По той, которая знает истинное значение этого слова, и которая ценит свою свободу. Возможно, пока она не осознает, но я смогу ее научить.

Я ослабляю хватку из — за потока мыслей в своей голове. Правда ли я хочу этого? От нее? От женщины, которая только что ранила меня? Кровь, вытекающая из пореза, спускается к пальцам, и каплями падает ей на шею. Но она воин. Это может стать куда лучше, если она позволит мне помочь ей. К тому же, если она останется здесь, мне не придется переживать о том, что желание умереть вернется к ней, как только она покинет это место. В этом доме она всегда будет под защитой.

— Отвечай мне, мать твою! — я поднимаюсь над ней еще выше, спускаясь рукой по ее груди, оставляя кровавый след на коже. Я не могу удержаться, чтобы не размазать красные капли по бледной коже. Контраст цветов и смысл ситуации прост — я никогда раньше не чувствовал такое возбуждение.

Я сижу перед ней, истекая кровью после того, что она натворила. И чувствую, как с каждой секундой все больше теряю свои силы.

Я смотрю, как подрагивают ее губы, и тут же качаю головой.

— Если ты еще раз в меня плюнешь, я перегну тебя через колени, и не оставлю твою задницу в покое, пока на ней не останется живого места. Ты неделю не сможешь на ней сидеть. Не веришь мне, испытай удачу!

— Ты мне не господин!

— Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Я думаю, дело именно в этом.

Она презрительно прищуривается, и этот взгляд идет в разрез с моими словами. Она хочет, чтобы я оставил ее в покое.

— Ни за что.

Я не могу сдержать улыбку.

— Может ты и думаешь так сейчас, но мы посмотрим, что будет дальше. А теперь, или говори то, что мне нужно, или я расстегну брюки и отымею тебя так, как захочу.

— Ты — Дьявол. Вот кто ты. Так что, Дьявол, я не хочу, чтобы ты меня насиловал. Как тебе это?

— Хм — м… Неплохо. Но это не то, что я имел в виду.

Я прижимаю большой палец к ее щеке, заставляя повернуть голову в сторону. Хотя мне очень этого хочется, я не готов признать ситуацию в целом. Я провожу носом по волосам за ее ушком, вдыхая аромат жасмина.

Диана больше не ощутит боли. Я задушу в ней все мысли о смерти, даже если мне лично придется держать подушку на ее лице. Но сейчас я угрожаю ей своим членом. Она ничего не боится, кроме меня. Я могу стать ее тяжелейшим бременем, адом, от которого она так хочет сбежать. Понадобится время, чтобы затмить боль от ее утраты, но с тем темпом, с которым я продвигаюсь, она начинает ненавидеть меня все больше с каждой секундой.

— Я правда хочу тебя, рабыня. Покажи мне, как сильно ты хочешь меня, — я утыкаюсь своим лбом в ее, спускаясь рукой вниз по бедру. Кончиками пальцев я добираюсь до места, где мы соприкасаемся.

— Не смей, — она пытается увильнуть, но не может преодолеть силу, с которой я припечатываю к кровати ее руки, голову и бедра.

— Я все ближе… — я сдвигаюсь в правую сторону, резко поворачивая голову, чтобы встретиться с ней глазами. Болезненный плач срывается с ее губ, когда я добираюсь до внутренней части бедра, почти прикасаясь к киске. — Я знаю, что ты влажная. Я чувствую это через свои брюки. Не важно, привлекаю я тебя или нет, но со стопроцентной уверенностью могу сказать, что тебе это нравится, — я провожу кончиком пальца по ее промежности. — Признай это перед своим Господином. Ты хочешь, чтобы я касался тебя.

Она всхлипывает.

— Нет. Мне не нравится это! — она останавливается. — Господин. Вот. А теперь отвали от меня.

Это явное стоп — слово (прим. пер.: стоп — слово — это слово, которое используется для остановки того или иного действия. Часто применяется между партнерами, состоящими в БДСМ — отношениях), если я не ослышался. По венам разливается ледяная вода, и меня разрывает между победой и алчностью. Злость преодолевает жажду власти, что явно лучше для нее. Я встаю, хватаю ее закованную лодыжку и отцепляю наручник.

— Вставай!

Она фыркает, когда я протягиваю ей руку, чтобы помочь подняться. Я не отпускаю ее, пока мы не проходим через всю комнату и не оказываемся в ванной.

— У тебя десять минут, сделать все, что тебе нужно, включая душ. Если подумаешь о какой — нибудь глупости, сегодняшняя ночь окажется самой худшей в твоей жизни.

Но даже когда я говорю, она сканирует глазами помещение, будто наркоманка, которая ищет очередную дозу.

— Десять минут.

Я закрываю дверь, и отхожу к монитору, кликая на него мышкой, и разворачивая изображение на весь экран. Глядя от монитор, я подхожу к аптечке на стене. Я не на секунду не оставлю рабыню без присмотра. Мне видно каждое ее движение. И я жду. Это всего лишь первое испытание из многих. Либо сейчас, либо в ближайшем будущем, но она попытается что — то сделать. Мне просто нужно убедиться, что я к этому готов.