Глава 2

Диана

— Как вы?

Я сижу на своем обычном месте, когда доктор Вентори берет в руки мою историю болезни, не сводя с меня при этом глаз. Он среднего возраста, волосы на его голове уже почти не растут, но глядя на него, внутри зарождается чувство спокойствия. Я замечаю на его лице улыбку, и ловлю себя на мысли, что и сама в последнее время довольно часто улыбаюсь, хотя и терпеть не могу это делать. Моя улыбка не бывает настоящей.

— Великолепно. Есть, чем заняться. Подыскиваю работу в новом районе.

— Ясно.

Он царапает что — то на бумаге, и осматривает комнату. Книжный шкаф в углу и стол с четырьмя стульями рядом. На доске около шкафа приклеены несколько красочных рисунков, которые дети нарисовали пальцами. Я переворачиваюсь на бок, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. И так каждый день с тех пор, как я здесь. Кейли нравилось рисовать пальцами. Ее рисунок индюшки на День Благодарения целый год висел на холодильнике, прежде чем я решилась его снять. Ронни заставил ее нарисовать валентинку из множества сердечек, чтобы заменить рисунок.

— Какие именно вакансии вы просматривали?

Хоть я и просмотрела объявления, мой мозг абсолютно не воспринял информацию.

— Я искала в местных газетах. Как я уже говорила, я была писателем. Я могла бы попробовать себя в репортерстве. По описанию, мне подходит.

— Как думаете, вы будете счастливы, работая в этой сфере?

Мисти подготовила меня к таким вопросам, научила, что нужно говорить, если я хочу выбраться отсюда. Она пробыла здесь почти полгода. Тогда, они пошли на большой риск, отпустив ее. Но я нахожусь здесь уже три недели, и будь я проклята, если пробуду здесь еще столько же.

— Работа с людьми должна мне помочь. Я провела слишком много времени наедине с собой. Я поняла, что если хочу выбрать отсюда, мне нужно находить с людьми общий язык. Это долгий процесс. Я не ожидаю, что излечусь от депрессии за одну ночь, но с лекарствами и знаниями, которые получила здесь, мне кажется, у меня есть все шансы снова стать счастливой. Особенно, если я и дальше собираюсь приходить на встречи. Это правда. Меня окружала тьма, но сейчас мне гораздо лучше.

Он снова что — то записывает, а поднимая голову, начинает улыбаться.

— Я искренне надеюсь, что вы воспользуетесь шансом, который вам предоставляют. Я бы не хотел видеть вас в подобном месте… или где — то похуже. Вам нужно повидаться с Мелани. Я займусь подготовкой ваших документов на выписку, — он встает. — Я выпишу вам рецепт. Надеюсь, вы будете следовать всем рекомендациям.

Я оказываюсь на ногах раньше, чем осознаю это.

— Непременно. Спасибо, доктор Вентори.

Да, мне придется купить все эти таблетки, но не стоит переживать по поводу того, что я стану их принимать. То счастье, которое якобы несут эти пилюли, не имеет ни малейшего права на существование. И хотя мне действительно немного лучше, я знаю, что все это не на самом деле, а я хочу контролировать свой разум полностью. К чему бы меня это не привело.

Я протягиваю руку, и мы обмениваемся рукопожатием. Я уже собрала свои вещи. Все, что остается сделать — это взять сумку и выбраться отсюда. Конечно же, если подготовка документов не займет весь день.

Мисти отходит от стойки регистрации, чтобы встретить меня.

— Что сказали?

Я смотрю на нее через плечо, улыбаясь на этот раз по — настоящему.

— У меня получилось. Я сматываюсь отсюда.

Она раскидывает руки, чтобы обнять меня.

— Ты собираешься это сделать? Собираешься к нему?

Закатываю глаза и продолжаю идти.

— Еще не уверена.

Правда заключается в том, что мне не нужна никакая помощь, чтобы свести счеты с жизнью. Не на самом деле. Но, если говорить откровенно, то в прошлый раз мне так и не удалось это сделать. Я слишком истощена. Я хочу побыть одна. Хочу уединиться. Может, если я вернусь домой…

От одной мысли, что я вновь войду в ту дверь, мне становится не по себе. Я не уверена, что смогу сделать это.

— Если я когда — нибудь выберусь отсюда, то я пойду к нему, — продолжает она. — Я слышала, что он ведет наблюдение и лично убеждается в том, что ты вернулась к праотцам. В этот раз у тебя должно получиться, Диана. Ты снова сможешь увидеть свою крошку.

Я замедляю шаг, чувствуя злость от того, что у нее возникла сама мысль упомянуть Кейли вслух.

— Может так и сделаю. Я…

— Ты передумала? — перебивает она. — Мы говорили об этом. Ты сказала мне, что точно хочешь сделать это. Если это правда, то у тебя не должно возникать вопросов. Хватайся за эту возможность. А он сам обо всем позаботится.

Разве я передумала? Нет, скорее всего, это действие таблеток, на которые они меня подсадили.

— Конечно, нет. Просто перед тем, как покончить со всем этим, нужно сделать некоторые вещи. Кто он вообще такой? Как мне узнать, могу ли я доверять ему?

Мою руку окутывает тепло, когда она вцепляется в нее, останавливаясь.

— Я слышала о Господине из надежного источника. От подруги, с которой познакомилась на встречах. Она никогда бы мне не соврала. Она ходила к нему. Хоть Джози и изменила свое решение в конце, она сказала, что если я не могу решиться, то пойти к нему — это лучшее, что можно придумать. Я сглупила, когда не послушала ее. Почему ты думаешь, я здесь? — она сильнее сжимает мою руку. — Не думай, Диана. Если ты этого хочешь, иди к нему.

Ее настойчивость и какое — то странное предчувствие, заставляют меня кивнуть головой. Как только она скрывается из виду, меня окутывает чувство беспокойства. Я все еще хочу этого? Я знаю, что хочу быть со своей семьей, но сейчас? Сегодня? А что, если это не сработает? Что если я обречена вернуться сюда, и провести здесь еще несколько месяцев? Или даже больше?

Я толкаю дверь и вхожу в комнату, забирая свою небольшую сумку. В этот раз все получится. Выбор огромный. Яд? Боже, ну почему я так боюсь пистолетов? Может, если я заставлю его спустить курок… Сделает ли он это? От того, что я попрошу, мне больно не будет. В конце концов, он не против наблюдать за всем этим. Но быть больным вуайеристом и убийцей — абсолютно разные вещи.

Сумка ощутимо бьет меня в спину, когда я перебрасываю ее через плечо. Я спускаюсь вниз, и смутно помню момент, когда киваю на прощание кому — то из тех, с кем познакомилась здесь. Также смутно я помню, как подписываю бумаги. Часть меня хочет остаться. Здесь я нахожусь в безопасности.

На глаза наворачиваются слезы, но ни одна из них не скатывается по щекам. Это все действие таблеток. Под их воздействием, я даже не могу заплакать. Ненавижу это. Я наклоняю голову, разглядывая рецепт, выписанный врачом. Ничего не разобрать, сплошные каракули. Но эти кривые завитушки одерживают победу над человеческой личностью. Я больше не буду собой.

Я засовываю бумажку в сумку и проскакиваю через главный вход. Небо над головой темно — серое… будет дождь, но к счастью, мне не суждено под него попасть. В конце аллеи стоит такси, и я спешу туда.

— Миссис Сакстон, — меня окликает глубокий голос, и я оборачиваюсь. Стоящий в стороне мужчина, едва ли старше, меня самой. Светло — каштановые волосы зачесаны на бок, и на нем дорогой элегантный костюм. Чем ближе он подходит, тем светлее кажутся его карие глаза. Тонкий прямой нос противоречит его большим пухлым губам. Я выпрямляюсь, и мне становится интересно, не наняли ли его специально, чтобы официально сопроводить меня обратно. — Вы миссис Сакстон, верно?

— Да. Простите, а кто вы?

— Джейми Ливингстон, — он протягивает руку, и я ее пожимаю, до сих пор ощущая себя не в своей тарелке. — Я работаю на человека, который заинтересован во встрече с вами. Вы бы сделали мне большое одолжение, если бы позволили сопроводить вас к нему.

Я не могу сдержать смех и отступаю ближе к машине.

— Я не сяду в машину к незнакомцу.

— Прекрасно, потому что я не просил вас об этом.

Он берет мою руку в свою, и ведет меня к низкому спортивному автомобилю, который стоит прямо за такси.

— Погодите — ка минутку, — произношу я, выдергивая руку из его пальцев. — Вы и есть незнакомец, если вы этого еще не поняли.

По тому, как дергается уголок его губ, я понимаю, что его забавляет вся эта ситуация.

— Нет, мы представились друг другу. Мы больше не незнакомцы.

Он засовывает руку в карман и продолжает смотреть на меня. Таксист сигналит, и я отступаю назад.

— Мне нужно идти. Иначе я упущу такси.

— Вам даже не интересно узнать, кто меня к вам прислал?

Я застываю.

— Оу. Кто?

Почему я не подумала спросить его об этом раньше. Наверное, потому что я не в состоянии нормально думать.

— Он называет себя Господином. Вы ведь слышали о нем, верно?

Меня будто ударяют молотом в грудь. Еще один побочный эффект.

— Оу, — выдавливаю я. Вот оно. Хочу ли я поехать? Что если я отклоню приглашение сейчас, а после он больше не захочет иметь со мной дело? Что если мне снова не удастся покончить с собой и меня опять упекут в лечебницу?

Он протягивает руку.

— Вы поедете со мной, чтобы встретиться с ним? Это не займет много времени. Он всего лишь хочет услышать лично от вас: да или нет. Не более.

Но я все равно ощущаю себя так, словно нахожусь на краю пропасти.

— Мне нужно позаботиться о некоторых вещах. У меня в сумке есть его адрес. Я приеду, как только закончу со своими делами.

— Так не получится, Диана, — мягко произносит он.

Откуда он знает мое имя? Они разыскивали меня? Все, что я говорила Мисти, это не то, что есть на самом деле. Но, тем не менее, передо мной стоит этот Джейми, ждет меня, будто ему позвонили и сказали, что меня выписывают. Хотя я сама узнала об этом всего час назад.

— Идемте, миссис Сакстон. Если это не то, чего вы хотите, вы сможете сказать ему об этом, развернуться, и никогда не возвращаться. Все очень просто.

Перед глазами возникает лицо моей дочери. Ее улыбка выглядит настолько широкой, что я в изумлении перестаю дышать. Желудок скручивается в узел, и я киваю.

— Подождите.

Я отступаю от него, и на дрожащих ногах иду к водителю такси, оповещая его, что ему придется ехать без меня. В этот момент мне кажется, что я собственноручно подписываю себе смертный приговор. Ну, это именно то, что я планирую сделать. И я не уверена, о чем должна думать.

Я сажусь внутрь симпатичной спортивной машинки, и уставляюсь в окно, как только водитель трогает с места. Линии пейзажей размыты, но чем дольше я на них пялюсь, тем ярче становятся цвета. Над парком моросит дождь, который я вижу через стекло, окрашивая листья и траву в ярко — зеленый. Родители пытаются догнать своих детей, чтобы те не намокли, но им кажется это только в радость — попасть под мелкие капли. На моем лице появляется улыбка, но она быстро тает. Скоро, Кейли, и мы снова будем вместе…

Портленд исчезает по мере того, как мы приближаемся к горам Вашингтона. Поездка оказывается дольше, чем я ожидала, но за все ее время водитель не произносит ни слова.

— Мне сказали, что ваша дочь и муж погибли.

Я смотрю на него.

— Кто? Откуда вы вообще знаете, когда меня должны были выпустить из больницы, и кто я такая?

— Господин знает все.

— Кто называет себя Господином? Что это вообще такое?

Дорога уходит в сторону, и он едет именно по ней, поднимаясь вверх и скрываясь за рядами деревьев. По моему онемевшему телу расползается страх.

— Это то, чего вы хотели, — запинается он. — И скоро вы поймете, почему он так себя называет.

Впереди на небольшом расстоянии я вижу дом, расположенный на самом верху горы. Огромное поместье, которое по неизвестным причинам, вызывает во мне желание взлететь. Сбежать от своей жизни. Темно — серый цвет абсолютно не внушает доверия, как и готический стиль сооружения. Кто — то вообще знает, как выглядит дорога в никуда?

Я хватаюсь за дверную ручку, и громко сглатываю. В голове проскакивает мимолетная мысль.

— Я умру прямо сейчас? Когда окажусь там?

Он смотрит на меня с прищуром.

— Вы хотите умереть прямо сейчас?

Часть меня хочет. Большая часть. Но я не могу закрыть глаза на сомнения, которые меня одолевают.

— Я… — мы приближаемся к темным железным воротам, петляя по дороге. — А я смогу сделать это наедине? Внутри? Он ведь всего лишь убедится, что все прошло гладко?

Водитель глубоко выдыхает, костяшки на его пальцах белеют, смущая меня еще больше.

— Господин сам решит, что вам делать. Диана, я могу вас спросить?

Мой взгляд возвращается к нему, но в следующий миг снова устремляется к огромному дому, который открывается перед нами все больше и больше. Мне уже даже не кажется, что я по — прежнему жива. Сколько человек уже простились с жизнью в этих стенах?

— Да, — безжизненно отвечаю я.

— Если бы вы могли сделать одну хорошую вещь перед тем, как умереть, чтобы это было?

Я снова оборачиваюсь к нему, обескураженная его вопросом. Возможно, я ожидала чего — то более личного: расспроса о моей дочери или муже, но благотворительность? Я чувствую, как мой мозг скрипит в поисках ответа.

— Если честно, то я понятия не имею.

И это ужасно. Мне стоило бы придумать что — нибудь.

— Возможно, вы это узнаете.

Мы на месте. Он открывает дверь, а я наклоняясь вперед, рассматривая большую букву "м", которая находится прямо по центру. Ее высота достигает, едва ли не пятнадцати метров.

— Диана.

То, как он обращается ко мне, заставляет меня оторвать взгляд от заросших кустов, которые закрывают собой разбитые окна.

— Да, мистер Ливингстон.

— Джейми, — поправляет он. — Я всего лишь хочу убедиться, что все будет в порядке. Поначалу вам может показаться иначе, но раз вы здесь, это лучшее, что вы могли бы сделать.

Я хватаю сумку, и выпрыгиваю из машины. Перед нами оказывается двойная дверь, такая же темная, как и камень, из которого построен дом. Когда меня ведут вверх по ступенькам, я еще сильнее вцепляюсь в ремень сумки. Нет ни единой причины бояться. Если я решу, что мне это не подходит, то смогу уйти. Так мне сказали. А потом, я просто сама о себе позабочусь. Наедине.

Джейми поворачивает дверную ручку и входит. С каждым шагом я все больше чувствую груз ответственности, пока иду через парадный вход. Я останавливаюсь, словно вкопанная, как только вижу мужчину наверху. Он держится за перила и смотрит вниз на нас. Сказать, что он невероятно красив, значит не сказать ничего. Он самым прекрасный человек из всех, кого мне довелось видеть в своей жизни. Я ожидала кого — то постарше. Кого — то, кто и сам, возможно, вскоре может умереть. Но Господин оказывается не на много старше меня. Его темные волосы коротко пострижены, а на лице видна едва заметная щетина. Темные круги под его глазами, которые следят за всем и вся, говорят о том, что он плохо спит. Если вообще спит.

— Миссис Сакстон.

Как и Джейми, он одет в костюм. Они оба излучают могущество, но, как и Джейми, он заставляет меня нервничать. Как только он спускается, по широкой великолепной лестнице вниз, она теряет всю свою былую красоту. Высокий мужчина с широкими плечами и узкой талией доминирует над всем, чего только касается. Меня притягивает к нему ровно настолько, насколько и отталкивает.

— Вы можете называть меня Господин. Пока вы здесь я буду называть вас рабыней. Для этого есть причина, но прежде, чем мы обсудим детали, мне бы хотелось разъяснить некоторые вещи. После того, как я закончу, вы можете спросить у меня все, что угодно.

Джейми кивая отступает в сторону, и разворачиваясь, возвращается туда, откуда мы только что пришли. Я открываю рот, пока он приближается к двери и набирает комбинацию цифр на дисплее.

— Подождите, — произношу я, но на меня не обращают внимания.

— С вами все будет в порядке, Диана. Помните, что я сказал.

И он исчезает. Просто так. Проходит несколько секунд, пока я обескуражено пялюсь на дверь. Громкий щелчок заставляет меня дернуться. Автоматическая дверь закрылась.

— Идемте, давайте присядем.

Он идет в сторону гостиной, пока я подхожу к двери и дергаю ручку, пытаясь открыть ее.

— Она заперта, — я дергаю сильнее. — Почему он запер нас?

— Потому что он знает, как это обычно бывает. А теперь, идите сюда, Диана. Нам предстоит многое обсудить.

Сумка падает на пол, когда я подбегаю к дисплею.

— Я передумала. Я хочу уйти. Это неправильно. И мне здесь не нравится.

Он стоит там же, опираясь на арку гостиной, пока я наугад набираю различные комбинации цифр. Все тщетно.

— Пожалуйста. Он сказал, если я захочу уйти, то смогу это сделать. Откройте ее.

— Я не выпущу вас. Джейми вам солгал. Вы никуда не уйдете. Пока я не решу иначе, — из внутреннего кармана своего пиджака он достает пистолет, и я замираю на месте, когда он поднимает его, целясь мне прямо в грудь. — Давай забудем о правилах. Ты ведь хочешь умереть. Правильно?

Я прижимаюсь к стене спиной, пока он делает несколько шагов и останавливается передо мной.

— Все, что тебе нужно, это встать передо мной на колени, рабыня. Сядь у моих ног, и я лишу тебя всех твоих забот. Ты хочешь этого. Снова увидеть свою дочь и мужа. Я могу помочь, — он щелкает языком. — Так чего же ты ждешь?

Это правда. Я хочу умереть, но не так. Меня накрывает опустошенность, и по неизведанной причине, я делаю шаг вперед. Ведь… я хочу умереть. Почему же я не задумывалась о том, что именно он нажмет на курок? Еще один шаг. Третий. Я как зомби, иду к нему, пока не опускаюсь на колени.

Да. Я хочу домой.

— Посмотри на меня, рабыня.

Я запрокидываю голову, но не вижу, стоящего перед собой мужчину, или дуло пистолета, находящееся у меня перед глазами. Все, что я вижу — это Кейли и Ронни. А потом… боль… которая, словно лезвие, обжигает мою щеку. Он отвесил мне пощечину.

— Нет. Смотри прямо вот сюда. Ты видишь свой конец? — я чувствую, как горит кожа от его удара. Он снимает пистолет с предохранителя, и по щекам начинают течь слезы. Я не хочу знать, как все произойдет, мне нужен только результат. Но сейчас мне не дают выбора.

— Хочешь что — нибудь сказать напоследок?

Сказать? Я даже думать не могу, не то, что говорить. В голову приходит лишь единственная мысль, о которой я могу подумать в самый последний момент.

— Отправь меня домой, пожалуйста, — шепчу я.

Уголок его века дергается, и он медленно взводит курок. Пульс зашкаливает, сердце тяжелыми ударами бьется в груди, будто вот — вот взорвется… а потом… щелк… щелк… щелк…

Ничего. Выстрела нет. Нет ни вспышки, ни агонии от раны.

— Дура… Дура!!! — он отбрасывает пистолет. И тот с быстро скользит по полу. Я кричу, когда пальцами он вцепляется мне в волосы. — Вставай! — орет он, поднимая меня за них. — Ты так легко сдаешься перед смертью. Домой захотела?!

Я визжу, хватаяст за его запястья, пока он тащит меня вверх по лестнице вглубь дома. Я спотыкаюсь. Мне не удается подняться на ноги, но если я смогу это сделать, то мне будет легче с ним бороться. Все, что я могу сейчас, это впиваться ногтями в его рукав.

— Ни единого сомнения! — произносит он, резко встряхивая меня. Слова превращаются в рычание от его тяжелого дыхания, пока он тащит меня по деревянному полу коридора. Ни единой картины на стенах. Никаких украшений. Только монотонная тьма пола из красного дерева, да стены.

Дверь открывается, и я кричу еще сильнее, когда он втаскивает меня внутрь. Как только я вырываюсь из его хватки, то раздумываю, не выпрыгнуть ли мне в окно. Но и это сделать невозможно. С подъездной дорожки я видела, что на всех окнах дома установлены металлические решетки.

— Добро пожаловать домой, Диана.

И это чистая правда. Бежевый ковер, кровать, мебель, и даже вентилятор на потолке. Я хнычу от смеси боли и ужаса. Кровь стынет в жилах, и я перестаю дышать.

— Что ты наделал? — я пячусь назад, не смотря на боль в затылке от его хватки. Я не могу снова встретиться с тем, от чего бежала долгие месяцы.

— Пока ты здесь, это твой новый дом. Который, как я уже понял, станет твоим домом на о — о–очень долгое время.

Я больше не думаю. Всю силу, что во мне осталась, я направляю на то, чтобы пнуть его между ног, но он готов. Он подготовился. Прежде, чем мне удается сделать хотя бы шаг, он уже припечатывает меня к полу.

— Я знал, что бы будешь сопротивляться, — он наваливается всем своим весом на меня. Я чувствую, как от боли распахиваются мои глаза. Ощущаю, как своими руками он прижимает к полу мои, удерживая их над головой. Он ложится между моих бедер. В ярости я кричу, вырываюсь и пытаюсь его сбросить.

— Это похищение. Ты не можешь это сделать, — я все еще сопротивляюсь, пытаясь вырвать свои запястья из его рук.

— Нет. Ты мертва, — рычит он. — По крайней мере, хочешь таковой быть. Поэтому, кому какое дело, что с тобой случится. Тебя ведь интересует лишь результат, так?

Из моей груди вырывается еще один крик. Каждый раз, когда страх закрадывается в душу, я кричу, пытаясь высвободиться от него. Он изнасилует меня? Изобьет? Будет пытать? Я хочу умереть, а не страдать. Этого у меня и так уже достаточно в жизни.

— Слезь с меня!!! — крик вновь обжигает мое горло.

Он держит обе мои руки одной своей. Другой он рвет на мне рубашку с такой силой, что пуговицы разлетаются в разные стороны. Я замираю, встречаясь с ним взглядом. Успокаивающее действие таблеток из больницы больше не имеет надо мной никакой власти. Но мое тело их помнит. Словно от холода, дрожит каждая мышца. Даже челюсть.

— Вот так, — шепчет он, сжимая мою грудь через бюстгальтер. — Ты чувствуешь это, рабыня? — его рука скользит в карман его брюк. Он достает нож, и второй рукой помогает себе вытащить лезвие. — Настоящий страх, — моя грудь поднимается и опускается от неровного нервного дыхания. — Так ты должна была чувствовать себя внизу, когда я приставил пистолет к твоей голове!

Я рыдаю, когда кончиком ножа он касается груди, и ведет дорожку вниз по моему телу.

— Я не боюсь умереть, — произношу я, глядя в его глаза. — Но я пришла сюда не за тем, чтобы меня изнасиловали или изрезали, — я пытаюсь как можно сильнее вжаться в ковер подо мной, чтобы лезвие больше не касалось кожи. Безуспешно. Острая боль в левой груди заставляет меня резко набрать воздуха в легкие. Маленькая рана может болеть гораздо сильнее, чем паника, которая роится внутри моей груди.

— Изнасиловать… — его рот искривляется. — Полагаю, я бы мог это сделать, поскольку ты здесь больше никто.

Он цепляет лезвием тонкий материал на уровне солнечного сплетения.

— Правда в том, рабыня, что это не то, что мне нужно. По крайней мере, не сейчас. Сначала ты посмотришь фильм, который я приготовил специально для тебя, — он складывает нож и прячет его обратно в карман. Мужчина поднимается, волоча меня по ковру. Ноги непослушно тащатся за мной, и я никак не могу найти точку опоры.

— Давай!

Сила в его хватке оказывается сокрушительной, я чувствую это через пальцы, которые впиваются в мои руки. Он поднимает меня на ноги. Но ничего другого мне и не нужно. Как только ублюдок отпускает меня, я бью его кулаком в подбородок. Не задумываясь, я с размаху наступаю ему на ногу. Он стонет, так как следующий удар приходится в его живот. Я разворачиваюсь, и мчусь к двери. Его руки обвиваются вокруг моей талии, как только он оправляется от удара. Он поднимает меня, и огромными шагами подходит к кровати, бросая мое тело на матрас со всей силы. Мужчина снова оказывается сверху, и всем своим весом прижимает меня к постели, пока не раскрывает наручники, прикрепленные к изголовью.

— Не плохой удар, рабыня. Должен сказать, я впечатлен.

— Пошел на хрен!!! Кем ты себя возомнил?! Тебе лучше отпустить меня сейчас же, — кричу я, пытаясь вырвать руки из оков. Он медленно встает с кровати.

— Ты никуда не пойдешь, — подонок поднимает со столика пульт, и после нажатия на единственную кнопку, на стене появляется телевизор. — Если ты так рьяно хочешь смерти, тебе придется на нее посмотреть. Надеюсь, у тебя крепкий желудок. Пистолеты, ножи, лезвия. Каждому из них удалось покончить с жизнью. Если собираешься убить себя, ты должна увидеть, что случится с твоим телом после этого. Кому — то придется убирать за тобой. Ты же не думаешь, что из этого мира можно уйти просто так, без последствий?

Я открываю рот и пытаюсь повернуться на бок. Я не могу смотреть на это. Не могу видеть мертвых людей. Я видела достаточно мертвых детей в госпитале, когда работала там после колледжа.

— О, нет.

Каким — то образом, он оказывается на другой стороне кровати, и хватает меня за щиколотку, привязывая ее к спинке кровати. Я пытаюсь от него отбиться, но вторую ногу он обездвиживает даже быстрее, чем первую.

— Я не хочу на это смотреть, — в своих словах даже я слышу тихую мольбу остановиться. Он дерзко смотрит на меня. Несокрушимый. Мужчина нажимает на кнопку, и на кране появляется картинка какой — то спальни. Я зажмуриваю глаза, укрывая свой разум во мраке. Но я не могу не слышать то, что говорят. Звук становится громче.

— Открой глаза, рабыня, — в его словах звучит угроза, но я игнорирую ее, еще сильнее зажмуриваясь. Даже щелчок раскладного ножа не заставит меня открыть глаза. — За каждое твое непослушание, ты будешь терять один предмет своей одежды.

"Субъект умер от огнестрельного ранения, нанесенного самому себе. Как вы видите, брызги крови на подушках и стенах свидетельствует о том, что именно он нажал на курок ".

Я всхлипываю, как только понимаю, что он поддел ножом пуговицу на моих слаксах, и медленно тянет вниз молнию. Я извиваюсь под его руками, пытаясь увернуться в сторону, но он продолжает стягивать их вниз. Оковы на ногах держатся очень крепко, что не особо помогает ему меня раздевать. Лезвие скользит по ткани, разрезая ее, и от этого звука мое тело вновь начинает дрожать. Я чувствую его руку и то, как она натягивает материал возле моей киски, чтобы побыстрее от него избавиться.

— Очень милые трусики для той, кому незачем жить. Ты всегда одеваешься с таким вкусом?

Я знаю, что именно он имеет в виду. Белый шелк с бледно — розовой отделкой. Возможно, когда я его покупала, он казался мне красивым. Если я и могла чем — то похвастаться, то это было нижнее белье. Но с тех пор, как не стало Ронни, я больше не придаю этому значения.

— Ты зашел слишком далеко. Выключи телевизор и отпусти меня.

Он опускает нож, и я чувствую его легкое прикосновение к моему бедру.

— Открой глаза. Следующими будут трусики, потом рубашка, а затем твой бюстгальтер…

Я не могу вынести мысль о том, что останусь перед ним голой. Никто и никогда не видел меня такой, кроме моего мужа. Я медленно поднимаю веки. Слаксы разрезаны до самих щиколоток. Одним легким движением, он разрезает остатки ткани, и снимает их с меня.

— Умница. А теперь смотри фильм, а я лягу рядом. Если отвернёшься, или закроешь глаза, я доберусь до трусиков, и не остановлюсь до тех пор, пока мне будет просто нечего с тебя срезать. Но в таком случае, тебе очень не понравится то, что случится потом.

На глазах выступают слезы, и я не могу поверить, что эмоции прорываются через занавес медикаментов. С каждой новой каплей я чувствую все больше. Больше. Пока мое зрение не застилает размытое месиво из крови, раны на затылке, и мух, которые роятся вокруг головы, словно черная туча.

— Меня сейчас стошнит, — я едва могу выдавить из себя слова. Разглядывая все детали, мне кажется, что я даже могу ощутить жуткий запах смерти.

— Не стесняйся. Продолжай смотреть.

Он лежит рядом со мной, опираясь на локоть, и мы выглядим будто парочка, решившая посмотреть фильм перед сном. Мы с Ронни так делали. Хотя тогда я не была прикована. Меня не заставляли смотреть криминальные сцены, или как там еще можно назвать те картины, действие которых разворачивается на экране.

— Наслаждаешься? — спрашиваю я, но не поворачиваю к нему голову. Я смотрю вперед, ощущая, как начинаю неметь. Это может стать выходом. Если просто пялиться на стену или в верхний угол экрана, это может сработать.

Его пальцы касаются моего подбородка, и он поворачивает к себе мое лицо.

— Наслаждаешься, Господин?! — поправляет он, сжимая зубы. — Всегда обращайся ко мне таким образом. Не будешь — и то, что происходит здесь, покажется тебе цветочками по сравнению с тем, что тебя будет ждать.

Я понятия не имею, зачем ему нужно так со мной обращаться. Чтобы показать власть? Это бы объяснило, почему он делает все это со мной. Но, не смотря на то, что он мне показывает, я не могу преклониться перед ним. Если я и умру, то только склонившись перед своей слабостью, а не чьей — то еще.

— Ты не мой господин. Ты меня похитил!

На его устах расцветает зловещая ухмылка. Он медленно наклоняется вперед, касаясь меня кончиком ножа.

— Что ты делаешь? — я пытаюсь отодвинуться от него по мере его приближения, но не могу сдвинуться даже на сантиметр. Он не произносит ни слова, а просто поддевает ножом тонкую материю между чашечек бюстгальтера. Лезвие касается моей груди, и материал расползается под давлением острого металла. Я всхлипываю, когда он отодвигает ткань с пути. К щекам приливает кровь. Вслед за этим, острие скользит по бретелькам, а потом возвращается к шелковой рубашке. Звуки, которые я издаю, напоминают стоны и рычание одновременно. Я никогда не испытывала более сильные эмоции, чем те, которые чувствую сейчас.

— Знаешь… — он отбрасывает материал, оставляя меня абсолютно голой, за исключением трусиков. — Иногда в жизни нам встречаются преграды. Даже испытания. Некоторые выдерживают их. Другие не могут. Ты кажешься мне сильнее, чем все те, кто решил покончить с жизнью.

Нож блуждает по моей груди, вокруг твердеющего соска. Кожа покрывается пупырышками от холода комнаты. Такая ласка зарождает во мне странное чувство. Я боюсь оружия, но в то же время, мне не причиняют боль. Он щекочет меня, приглашает. Ко мне долгое время никто не прикасался, и сейчас то, что я чувствую, выглядит больше, чем просто странно. Но сильнее всего будоражит все мои чувства то, что именно он зарождает их во мне.

— Я не сдамся, пока не добьюсь желаемого, — говорю я, отодвигая бедра подальше от дорожки, которую он прокладывает кончиком ножа. — Разница лишь в том, захочешь ты на это посмотреть или нет. Я прожила свою жизнь. У меня была потрясающая семья. Теперь их нет, и я хочу быть с ними. Мне нечего терять. Это всего лишь подведет итог того, что у меня было, и я смогу отправиться дальше.

Лезвие замирает, и он приподнимает голову.

— Ты правда веришь в это, рабыня?

— Конечно, верю. Для меня больше ничего не осталось. Жизнь закончена. Я прожила то, что мне было предназначено. Теперь все кончено, и мне бессмысленно оставаться здесь.

— А кто сказал, что для тебя не может быть новой главы? Не чтобы заменить первую, а чтобы продолжить то, что ты уже и так знаешь?

Я отрицательно качаю головой.

— Я не хочу новую главу. Хочу, чтобы моя жизнь закончилась на этой. Она была идеальной, — глаза горят от непролитых слез. — Они были идеальными.

— Их больше нет, — мягко произносит он, — но ты есть. Если бы тебе было предначертано умереть, ты бы не сидела сейчас здесь. Ну, или у тебя бы получилось покончить с жизнью с самого первого раза, — он касается пальцем красной отметины на моем запястье. — Или сейчас, — свет отражается в его синих глазах, а на лице проступают признаки сочувствия. Эта эмоция кажется очень странной для него, учитывая, что он заставляет меня смотреть и делать. — Ты жива, Диана, и я думаю, тебе лучше такой и оставаться.

Я чувствую, как мое сердце обжигает болью, будто его слова превращаются в кислоту.

— Нет! — по щекам катятся слезы, пока я мотаю головой туда-сюда, превращаясь в настоящую истеричку. Я отказываюсь думать, что проживу еще один день, пока их нет со мной, не говоря уже о десятках лет. — Это закончится сейчас, — визжу я. — Сделай это! Возьми нож и закончи свое дело, или оставь меня на хрен в покое!!!

— Ты не заслужила смерти. Еще нет, — сочувствие на лице испаряется, и гнев тут же занимает его место. Глаза мужчины из сапфиров превращаются в темные ониксы. Рывок со стороны бедра заставляет меня покачнуться, и я дергаю наручники, пока он разрезает мои трусики с другой стороны, и бросает их на пол к остальной изрезанной одежде. — Унижение тоже может сломить человека. Как думаешь, сможет ли оно сломить тебя?

Я плюю в его лицо, больше не задумываясь о последствиях.

— К черту тебя и твое унижение!!! Ты это пытаешься сделать?! Потому что у меня для тебя новость — ни у кого не хватит духу сломить меня!!!

Словно забавляясь, он стирает мой плевок со щеки, ни на секунду не упуская меня из вида.

— Вызов принят.

Он встает с кровати, делая звук на колонках еще громче. Женщина на экране лежит в ванной, наполненной собственной кровью, одна ее рука свисает через край. Пустота в ее глазах заставляет меня отвернуться. Этот взгляд, эти пустые глаза будут преследовать меня во сне. Прежде я никогда не видела трупы людей, которые покончили с собой. Эти жертвы на экране… они действительно пугают меня больше, чем я могла себе это представить. Они пустые. В них нет… души.

Дверь открывается, и он возвращается в комнату, только теперь в его руках находится коробочка, которую я так хорошо знаю. Я поднимаю голову и отворачиваюсь в сторону, с еще большим желанием выпрыгнуть в окно. Но я не могу никуда уйти. Благодаря ему.

— Я надеюсь, ты не против. Мои люди совершили небольшое путешествие в твой милый дом, и нашли это в твоем шкафу. Ты оставила их там, поэтому они, наверное, тебе не очень нужны.

Я осторожно смотрю на него.

— Не смей, — шепчу я. Отчаяния в одной моей фразе достаточно, чтобы он в изумлении изогнул бровь.

— Очень жаль. Я не успел хорошенько рассмотреть их. Лишь взглянул одним глазком. Умираю от любопытства. Что же получится, если сложить пазл твоей жизни. У меня еще кое — что припрятано в шкафу. Но всему свое время. А сейчас, думаю, можно отправиться в путешествие по твоим воспоминаниям.

Он оставляет звук включенным, и усаживается на кровать рядом со мной. Я снова отворачиваюсь, когда он открывает крышку коробки. Его пальцы смыкаются на моем подбородке, поворачивая голову к нему. Он не отпускает меня, когда показывает первое фото. На нем Кейли всего лишь два годика. Ронни держит ее возле своего лица, прижимаясь к ней и улыбаясь на камеру.

— Посмотри на них, Диана, — он пододвигается ближе. — Тебе не кажется, что они бы не хотели увидеть, как ты причиняешь вред сама себе? — он держит фото несколько секунд, и бросает его, хватая следующее. Я стою с Кейли перед ее школой в первый день подготовительного класса. Ей было не суждено пойти учиться дальше. — Смотри на нее, рабыня! Посмотри на эту прекрасную улыбку. Посмотри, как она вцепилась в твою руку. Она знает, что скоро вы больше не будете вместе. Но даже на этой фотографии я вижу, что она сильная. Я не думаю, что она проронила хоть слезинку из — за вашей разлуки.

Я кричу, в агонии дергая руки и царапая кожу. Впервые в жизни, я не могу закрыть глаза, хотя сильное желание сделать это немедленно, разрывает меня изнутри. Он прав. Она не плакала и не держалась за мою руку так, как другие дети держались за своих родителей. Но сейчас я вижу нервозность в ее улыбке. Это разрывает мне сердце. Фото падает, а перед глазами возникает еще больше воспоминаний. Хеллоуин. Рождество. Ночь кино. Даже когда мы втроем выбрались в Большой Каньон. Этим путешествием Ронни удивил нас всех.

— Им нравится то, что они видят? — его яростный крик прокатывается дрожью по всему моему телу, а последнее его слово превращается в рычание. Чем злее он становится, тем больше я могу почувствовать в себе человека, которым была, когда Ронни и Кейли были живы. Тогда я была сильной — жизнь закалила меня. Но с ними я менялась, представляя, что наконец — то, стала героиней истории со счастливым концом. Я ошиблась.

Это заставляет искорку во мне бороться больше, чем обычно. Огонь из этой искорки растет, пока полностью не поглощает меня. Медленно, он превращается в жизнь, выжигая внутри меня все, оставляя после себя черные обожжённые руины, в которые теперь превратилась моя душа. Огонь превращается в монстра, который ожидает свою жертву. Господин мог бы стать тем, чего я так хотела вкусить. Он получил бы от меня больше, чем требовал. Я бы уж точно в этом убедилась.

Я не знаю как, но я заставляю веки опуститься и утихомириваю свое дыхание, пока раздумываю над его вопросом. "Им нравится то, что они видят?"

Ненависть к жизни выплескивается вместе с моими словами, когда я открываю глаза:

— Скоро я это выясню.

Загрузка...