Николай II

ГЛАВА 3 РОМАНОВЫ И ИХ ГЕРМАНСКИЕ РОДСТВЕННИКИ

Все императрицы России со времен Екатерины II были немками по происхождению. Только супруга Александра III, Мария Федоровна, вышла из датского дома Глюксбургов, да и династия Глюксбургов была почти на 100 процентов германской. Три императрицы были принцессами из великого герцогства Гессен-Дармштадт: первая супруга Павла I Наталья Алексеевна, супруга Александра II Мария Александровна и супруга Николая II Александра Федоровна. Вторая супруга Павла I Мария Федоровна была принцессой Вюртембергской. Супруга Александра I Елизавета Алексеевна родилась в герцогстве Баден. Только одна императрица — супруга Николая I Александра Федоровна — принадлежала к прусской династии Гогенцоллернов. Таким образом, доля русской крови у Николая II составляла 1/64. Да и то если считать Марту Скавронскую — вторую жену Петра I — русской.

Разумеется, все приезжие великие княжны и царицы принимали православие и учили русский язык.

История показывает, что все великие люди, оказавшиеся у власти в другой великой стране, быстро порывают связи со своей малой родиной, ее культурой и ее уроженцами, включая самых близких родственников.

Так, Наполино де Буона Парте уже в 22 года осознал себя французом и стал Наполеоном Бонапартом. Он сохранил подле себя братьев и сестер как принцев империи и кандидатов в короли Европы, но не подпускал и близко к себе других корсиканцев.

Иосиф Джугашвили в 33 года осознал себя русским и сменил кавказский псевдоним Коба на звучную русскую фамилию Сталин. Он постепенно отдалил от себя всех грузин, почти не общался со своими грузинскими родственниками. Он даже запретил играть себя в кино красавцу Геловани, заявив, что Сталин — русский человек и его должен играть русский актер.

Наконец, Екатерина II уже в 16 лет осознала себя русской. Она ни разу не посещала Германию, разорвала все связи с родней. Среди десятков ее любовников нет ни одного немца — все русские.

Большинство же германских принцесс, став русскими императрицами, не утратили своих связей с родней. Так, императрица Александра Федоровна регулярно состояла в переписке со своими гессен-дармштадтскими родственниками, особенно со старшим братом Эрнстом Людвигом (1868–1937), который в марте 1892 г. стал великим герцогом Гессенским.

Герцог Эрнст регулярно посещает Ливадию, а император Николай II — Гессен. Так, накануне Русско-японской войны Николай II и Александра приезжают в Дармштадт к родственникам. Из-за «военной тревоги» на Дальнем Востоке супруги взяли с собой министра иностранных дел Дамсдорфа, а также группу генералов из своей военно-походной канцелярии (что-то вроде передвижного филиала Главного штаба). Всех их Николай II поселил во дворце великого герцога Гессенского и пытался с их помощью руководить из Германии как делами империи в целом, так и действиями наместника Алексеева на Дальнем Востоке в частности.

Для Вильгельма II, старавшегося в тот момент всеми силами связать Россию вооруженным конфликтом на Дальнем Востоке, появление русского центра власти на германской территории стало «манной небесной». На глазах у его разведки и Генштаба ежедневно проходил огромный поток русской секретной информации в Россию и обратно. В герцогском дворце, кишевшем шпионами кайзера, первым из которых был сам хозяин герцог Эрнст, русские офицеры ежедневно обрабатывали штабную документацию, шифровали приказы и директивы, расшифровывали доклады и донесения, поступавшие из Петербурга, Харбина и Порт-Артура. А немецкие дешифровальщики ежедневно клали на стол кайзеру копии перехватов. Он был в курсе всех планов русского правительства на Дальнем Востоке, включая передвижения и боевую подготовку вооруженных сил. Вся переписка кузена Ники лежала на столе перед кайзером, и он уверенно вел свою игру, сталкивая и подстрекая противников.

Известно, что перехваченную в Дармштадте информацию (по крайней мере, часть ее) Вильгельм II передавал японскому Генштабу. Премьер С. Ю. Витте был в ужасе, узнав об этой «вакханалии беспечности» в компании, разбившей свой табор во дворце Эрнста Людвига Гессенского. Прибывшего из Дармштадта в Петербург министра двора В. Б. Фредерикса Витте спросил, как он может спокойно смотреть на столь преступное отношение к интересам государственной безопасности. На что Фредерикс ответил, что он уже говорил императору об опасности утечки и перехвата сведений, но тот ничего не пожелал менять. Не дало результата такое же предостережение, сделанное Витте Ламздорфу.

Одной из загадок царствования Николая II стала попытка «эвакуации» царского семейства в Германию осенью 1905 г.

И октября 1905 г. на даче в Петергофе царь записал в дневнике: «Посетили лодку «Ёрш», кот.[орая] уже пятый месяц торчит против наших окон». Обратим внимание: лодки «Ёрш» нет ни в списке царских яхт, ни в составе судов-конвоиров, не вообще в списках военных судов 1900–1914 гг.[20] Николай II встречался и с командиром «Ерша» Огильви. Такой фамилии тоже нет в списках офицеров морского ведомства. Ряд других источников утверждает, что под окнами царской дачи дежурил германский миноносец. Его-то царь и зашифровал в дневнике «Ершом».

А вот дальнейшие записи из царского дневника: «20 октября. Морской агент Ганце прибыл с двумя герман, миноносцами из Мемеля с почтой посольства».

«21 октября. Утро было немного свободнее, успел погулять. Погода стояла отличная, серая и тихая. Принял обоих командиров немецких миноносцев».

«23 октября. Тихий серый день, слегка морозило. Прибыла вторая пара германских миноносцев; оба командира представлялись после завтрака».

Что случилось? Почему «почту посольства» возят германские миноносцы? И до, и после этого диппочту привозили германские рейсовые пароходы. Спору нет: в России революция, все железные дороги вокруг Петербурга бастуют, царь сидит в Нижнем дворце Александрии, имея связь с империей только с помощью судов-конвоиров «Дозорный» и «Разведчик», которые ежедневно ходят в Петербург. Но германские же пароходства не бастуют!

Профессор И. В. Зимин пишет: «Можно утверждать, что с 20 по 26 октября 1905 г. с командирами германских миноносцев был детально проработан и согласован план эвакуации царской семьи из России. Видимо, именно этот план и был доложен императору 27 ноября 1905 г. флаг-капитаном К. Д. Ниловым, которого Николай II принял в Нижнем дворце Петергофа»[21].

Другой весьма компетентный автор, начальник Петербургского охранного отделения А. В. Герасимов в своих мемуарах записал: «Во всяком случае, в Финском заливе вблизи Петергофа около этого времени действительно объявилось несколько немецких военных крейсеров»[22].

Таким образом, в случае обострения обстановки в России летом — осенью 1905 г. царь с семейством должен был сесть на германский миноносец, благо от его дачи в Петергофе до причала было около 30 метров, а за Толбухином маяком он бы пересел на германский крейсер.

Тот же Зимин пишет: «Осенью 1905 г. на финансовом рынке России началась паника, сопровождавшаяся массовым изъятием вкладов из кредитных учреждений. Например, в конце октября, ноябре и декабре 1905 г. размер выдачи из сберегательных касс превысил размер взноса на 148,6 млн. руб., а число действующих счетов уменьшилось на 398 тыс. Только в С.-Петербурге с 15 по 22 ноября из сберегательных касс изъято вкладов на сумму 2,6 млн. руб., а поступило по вкладам всего 430 тыс. руб. Правда, разразившаяся в это время почтово-телеграфная забастовка существенно сократила отток денежных сбережений из касс и тем самым ослабила финансовое напряжение.

Сохранились уникальные материалы, показывающие весь незатейливый (по сегодняшним временам) механизм секретных операций по выводу царских денег за границу и размещения их на анонимных счетах. Примечательно, что переписка о переводе денежных средств за границу началась вскоре после подписания Манифеста 17 октября. Предполагалось, что царские деньги, через посредство берлинского Банкирского дома «Мендельсон и К⁰», представлявшего интересы российского Императорского двора в Германии, на протяжении нескольких царствований, будут размещены в Германском Имперском банке. Безусловно, министр Императорского двора В. Б. Фредерикс, контролируя эту финансовую операцию, в деталях согласовывал ее с царем…

…В октябре — ноябре 1905 г. деньги переводились в Германию сначала «на детей», однако более чем возможны параллельные переводы крупных сумм и на счета «родителей».

Собственно механизм операции по выводу средств был следующим. В начале ноября 1905 г. из Государственного казначейства и ряда коммерческих банков изъяли пакет ценных бумаг. Он включал в себя 2620 свидетельств «второго 5 %-ного внешнего займа 1822 года» на сумму 462 944 ф. ст. и 892 облигации «4 %-ного займа Московско-Смоленской железной дороги» на сумму 595 700 талеров. Эти ценные бумаги были разделены «по отдельным капиталам», отраженным «в особых ведомостях, имеющихся в Кабинете Его Величества».

Затем 12 ноября 1905 г. Свиты Его Величества генерал-майор и управляющий Кабинетом Е. И. В. Е.И.В. князь Николай Дмитриевич Оболенский лично передал пакет ценных бумаг доверенному чиновнику министра Императорского двора действительному статскому советнику Венедикту Савельевичу Федорову. В. С. Федоров в сопровождении двух чиновников Министерства Императорского двора должен был негласно вывезти доверенные ему ценные бумаги в Германию и разместить их в надежных банках на анонимных счетах. Таким образом, в операции по переводу денег за границу участвовал самый ограниченный круг людей. Если не считать чиновников Государственного банка (тех, естественно, не посвящали, с какой целью снимаются со счетов императора указанные средства), то к числу доверенных лиц относилось всего пять человек: министр Императорского двора В. Б. Фредерикс, управляющий Кабинетом кн. Н. Д. Оболенский и чиновники Кабинета В. С. Федоров, С. Е. Смельский и К. Н. Чернышов. К числу непосредственных исполнителей относились только три последних лица, из них всей полнотой информации обладал только В. С. Федоров…

Сопровождали В. С. Федорова в его поездке в Германию два чиновника Министерства двора. Первый — гофмейстер, тайный советник Сергей Елизарович Смельский…

Безусловно, у Федорова, Смельского и Чернышева имелись все необходимые документы для беспрепятственного пересечения российско-германской границы в Вержболово с учетом того, что они везли фактически «наличку» на несколько миллионов рублей. Судя по документам, никакого «силового прикрытия» у компании из двух гражданских генералов 46 и 67 лет и молодого 29-летнего чиновника не было. По соответствующим навыкам — это тоже не «спецназ».

По приезде в Берлин 14 ноября 1905 г. Федоров немедленно явился в офис Банкирского дома «Мендельсон и К⁰», где было достигнуто предварительное соглашение о порядке внесения ценностей на счета Германского имперского банка. В процессе переговоров особо уточнялись юридические гарантии, обеспечивавшие «неприкосновенность вклада и права Августейших собственниц». Другими словами, российская сторона не исключала в конце 1905 г. возможности свержения самодержавия и прихода к власти новых людей, которые могли быть признаны европейскими странами. В этой финансовой операции гарантии закладывались под самый негативный вариант развития внутриполитических событий в России.

В результате переговоров все доставленные из России ценности сдали Банкирскому дому «Мендельсон и К°» под временную расписку. Германские банкиры, приняв на временное хранение ценные бумаги, выдали расписку, «коей удостоверялось, что вклад составляет собственной Августейших Дочерей Их Императорских Величеств. До совершеннолетия же Их Императорских Высочеств распоряжение им принадлежит Ея Величеству Государыне Императрице Александре Федоровне…»

Таким образом, владельцы денег создали многократно продублированный механизм хранения денег в политически стабильной державе. Кайзер Вильгельм II («дядя Вилли», как его называл в личной переписке Николай II, которого, в свою очередь, кайзер называл «Ники») в качестве политических дивидендов получал некий рычаг влияния на российского императора «весом» в полмиллиона фунтов стерлингов личных царских денег, так как он, безусловно, был в курсе этой секретной финансовой операции. Николай II это прекрасно осознавал, но поскольку внутриполитическая ситуация в России в конце 1905 г. стала очень серьезной, то он пошел на этот шаг, страхуясь от непредвиденных случайностей, которыми чревата любая революция…

После завершения первой фазы этой финансовой операции три чиновника приступили к выполнению второй задачи. Дело в том, что им было дано указание приобрести через Банкирский дом «Мендельсон и К°» германские процентные бумаги на свободную наличность по текущему счету Кассы Министерства Императорского двора, всего на сумму 1 200 000 руб. Это очень важный момент, свидетельствующий о том, что из России выводились не только личные деньги Николая II, но и общеминистерские, которые можно назвать деньгами из «большого кошелька» Николая II.

Приобретенные на 1 200 000 рублей ценные бумаги предписывалось оставить на хранение Банкирскому дому «Мендельсон и К°» «впредь до распоряжения или же изыскать иной способ хранения»…

Таким образом, с 14 по 21 ноября 1905 г. в Германском имперском банке были размешены ценные бумаги на анонимных счетах на общую сумму в 462 936 ф. ст. и 287 100 марок.

Это была не единственная секретная операция Романовых по выводу капиталов из России в «надежные страны». Летом 1906 г. В. С. Федоров и С. Е. Смельский по крайней мере еще раз посетили Берлин с аналогичным заданием. Так, 30 июня 1906 г. гофмейстер С. Е. Смельский «принял от генерал-адъютанта барона В. Б. Фредерикса, для доставления на хранение в Банкирский дом «Мендельсон и К°» в Берлине 100 свидетельств государственной 4 % ренты по 25 000 руб. каждая… Всего на сумму 2 500 000 руб.» Через несколько дней, 8 июля 1906 г., они уже отчитывались, что деньги доставлены в Берлин и 5 июля (14 июля) сданы на хранение в Банкирский дом «Мендельсон и К°». Сумма, конвертируемая в германские марки, составляла не менее 5 200 000 марок. Можно с уверенностью предположить, что это были деньги годовалого цесаревича Алексея, родители стремились его так же обеспечить, как они обеспечили своих четырех дочерей.

Следовательно, только с ноября 1905 по июль 1906 г. на секретных счетах в Германском имперском банке разместили 462 936 ф. ст. и 9 487 100 германских марок. И это только те суммы, которые автор достоверно отследил по указанным в сносках архивным документам.

Кроме этого, в денежных документах царя за 1907 г. по статье «собственные издержки» прошла сумма в скромные 40 руб. 05 коп., уплаченная за перевод в Германию 100 000 руб. Можно с уверенностью предполагать, что новые секретные счета открывались по уже отработанной схеме и не только на детей, но и на родителей — императора Николая II и императрицу Александру Федоровну»[23].

Прошу извинения у читателя за длинную цитату. Но в столь деликатном вопросе следует быть предельно точным и корректным.

Ни Зимину, ни другим исследователям так и не удалось точно установить, какая часть из переведенных в 1905–1906 гг. в Германию денег вернулась обратно: «…можно сослаться на протокол заседания Временного правительства 8 марта 1917 г., в котором указывается, что на текущем счету в берлинском банке Мендельсона находилось 15 000 000 руб., принадлежащих Николаю II. Эта сумма вполне достоверна, поскольку, судя по документам на 1 июля 1941 г., капиталы царских детей в германских банках составляли 12 862 978 руб. И если банк Мендельсона или какой-либо другой банк после 1914 г. продолжал начислять проценты на анонимные счета, то к марту 1917 г. вполне могло «набежать» 15 млн. руб.

Самый авторитетный исследователь вопроса «царских денег» Уильям Кларк считает, что к 1917 г. в Германии оставалось еще 1 800 000 руб. царских денег, вложенных в немецкие ценные бумаги в банке Мендельсона в Берлине.

Именно за эти «деньги Романовых» началась настоящая война в 1920-е гг. между великой княгиней Ксенией Александровной и самозванкой Анной Андерсон, заявлявшей о себе, как о чудесно спасшейся великой княгине Анастасии Николаевне»[24].

Можно спорить о том, насколько все эти закулисные контакты Николая II и его германской родни соответствовали интересам России, но после начала Первой мировой войны они становятся недопустимыми, а точнее — государственной изменой.

Тем не менее, Александра Федоровна переписывалась в ходе боевых действий с братом Эрнстом, который служил в Генеральном штабе. Александра Федоровна не скрывала от мужа факт переписки с полковником германского Генштаба. 17 апреля 1915 г. она пишет мужу: «Я получила длинное милое письмо от Эрни. Он пишет: если кто-нибудь может понять его (то есть тебя) и представить себе его переживания, то это я. Он крепко тебя целует… хотел бы найти выход из сложившейся ситуации и полагает, что кому-нибудь следовало бы приступить к наведению моста для переговоров. У него возник такой план: неофициально направить в Стокгольм доверенного, который там встретился бы с человеком, столь же частным путем присланным тобою, и вместе они разрешили бы преходящие затруднения. План его исходит из того, что в Германии не питают действительной ненависти к России»[25].

Далее в письме Александра Федоровна уточняет, что план этот уже реализуется: «Два дня тому назад Эрни распорядился послать туда [в Стокгольм] к 28-му одно лицо, которому сказано пробыть там с неделю… Я немедленно написала ответ и через Дэзи послала в адрес этого господина. И сообщила ему, что ты еще не возвратился [из поездки в Ставку]… Конечно, В. обо всем этом ничего не знает. Эрни пишет, что они [немцы] стоят во Франции, а также на юге и в Карпатах прочной стеной. Они утверждают, что уже захватили 500 тысяч наших пленных. В общем все письмо милое и любезное. Оно доставило мне большую радость»[26].

14 июля 1916 г. императрица пишет Николаю из Царского Села: «Только что принимала 6 немецких и 5 австрийских сестер [милосердия. — А. Ш.] — это настоящие светские дамы: ничего похожего на тот плохой подбор, который туда отправлен нами. Они привезли мне письма из дому и от Ирен, все шлют тебе привет»[27].

Замечу, что сразу после ареста семейства Романовых в Александровском дворе в марте 1917 г. царь и царица принялись жечь бумаги.

Из царского дневника: 11 марта 1917 г.: «…продолжал сжигать письма и бумаги…». 12 марта: «После чая продолжал приводить бумаги в порядок». 13 марта: «Все еще возился с старыми делами».

«Тем же занята Александра Федоровна: она сожгла до шести пудов бумаг, в том числе около пятисот писем от иностранных адресатов. Видели это все. Знал об этом и министр юстиции Временного правительства Керенский, отвечавший за арестный режим во дворце. Но не пытался воспрепятствовать. Знали и тогда же говорили об этом придворные. Фрейлина Ден, например, пошучивала, что Вырубова ходит подвору «почерневшая от каминной гари, как истопница», называла ее «мадам Печная Вьюшка»[28].

Что жгла чета Романовых? Переписка Александры и Николая сохранилась, дневники царя — тоже. Какие же документы могли столь скомпрометировать царскую чету? «Были сожжены многочисленные оригиналы обращений к Романовым от германских родственников. Адвокаты Романовых ссылаются на отсутствие какого-либо подтверждения этой переписки с другой стороны. Ничего удивительного. Преемники старого рейха довольно аккуратно хранят важные секреты. Боннские архивариусы редко выпускают что-нибудь из своих хранилищ. Кое-что, однако, нет-нет, да и появляется. Например, в 1967 году на страницах гамбургского журнала «Штерн» Себастьян Хаффнер предал огласке извлеченное из западно-германских архивов письмо кронпринца, относящееся к 1915 году. «Я считаю, — писал сын Вильгельма II герцогу Гессенскому для передачи своей петроградской кузине, — что нам совершенно необходимо заключить с Россией мир…»

Во-первых, «слишком глупо, что мы терзаем друг друга»; во-вторых, «если мы оттуда [из России] оттянем наши военные силы, то получим возможность рассчитаться с французами». И деловое поручение: «Не можешь ли ты связаться с Ники и посоветовать ему столковаться с нами по-хорошему?.. Только пусть он вышвырнет вот это дерьмо — Николая Николаевича».

«Вышвырнули» Николая Николаевича несколько позже, в августе. А до этого были предприняты меры, чтобы восстановить фамильные контакты»[29].

Германское правительство посоветовало княгине Марии Васильчиковой обратиться к царю с предложением заключить мир. Результатом этого стали три письма: два — из Австрии от 28 февраля и 17 марта 1915 г. и одно — из Берлина от 27 мая того же года. Все они довольно быстро дошли по назначению. «Посылаю тебе письмо Маши из Австрии, — 9 марта 1915 г. пишет Александра Федоровна Николаю. — Ее там просили написать тебе в пользу мира»[30]. Николай II и сам прочитал, и ближайшим доверенным дал: главнокомандующем великому князю Николаю Николаевичу, министру иностранных дел С. Д. Сазонову, военному министру В. А. Сухомлинову, представителю МИДа при ставке Кудашеву. Сухомлинов 24 марта записал в своем дневнике: «Вильгельм закидывает удочки через лиц, находящихся за границей и близких государю»[31].

Ряд историков утверждают, что в 1916 г. состоялся секретный визит Эрнста Людвига в Царское Село к сестре. По сему поводу американский историк Грег Кинг писал: «Хотя семейство Гессенских до сих пор отрицает, что такой визит мог состояться, кронпринцесса Цецилия вспоминала, что ее тесть, Вильгельм II, лично упоминал о нем в разговоре с невесткой. Князь Дмитрий Голицын рассказывал о том, что во время визита в Александровский дворец он увидел некоего господина в штатском, который с опаской вошел и затем скрылся за другой дверью. Впоследствии, после расспросов, он выяснил, что это был великий герцог Гессенский. Это же подтвердили Владимир фон Мекк, глава Российского Красного Креста, а также члены императорской фамилии. Есть намек на такой визит и в письмах императрицы супругу. Однажды император поехал в Ставку, а два дня спустя ненадолго вернулся в Царское Село. После того как государь уехал в Ставку во второй раз, Александра Федоровна написала загадочную фразу: «Все будет хорошо, — ты терпелив, и на тебе благословение, — я так в это верю, только придется пройти через многое. Когда я думаю о том, что для твоего сердца значат потери «жизней», то могу представить себе и страдания Эрни… Прости за плохой почерк, но после всей этой муки болят голова, глаза и ноет сердце»[32].

Так это было или иначе и насколько далеко зашли переговоры с немцами о мире, мы, скорее всего, никогда не узнаем. Спасибо господину Керенскому, позволившему Николаю и Александре сжечь многопудовые архивы.