ГЛАВА 25 АРЕСТ ИМПЕРАТОРСКОЙ СЕМЬИ

После отречения в час ночи Николай уехал из Пскова «с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!» Так заканчивается запись в царском дневнике за 2 марта — день отречения царя. А вот запись за 3 марта. Ее стоит воспроизвести целиком: «Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9 1/2 перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше».

4 марта в Могилев к свергнутому императору приехала из Киева его мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна.

5—7 марта царь по-прежнему остается в Ставке. Большую часть времени он проводит с матерью, эпизодически встречается с генералами, в том числе с Алексеевым и Ивановым.

Между тем 7 марта Временное правительство принимает постановление: «Признать отреченных императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село».

Утром 8 марта комиссары прибывают в Могилев и передают генералу Алексееву постановление Временного правительства. Генерал сообщает комиссарам, что царский поезд готов и может выйти в любой момент по их усмотрению. Замечу, что уже никто и не думает спросить мнение самого Николая. В 16.45 царский поезд уходит из Могилева на Царское Село. В царском поезде по-прежнему 10 вагонов, но сзади прицеплен вагон, где находятся 4 комиссара и конвой из солдат железнодорожного батальона под командой унтер-офицера Ерофеева. Царь впервые едет в поезде в качестве пленника.

Как уже говорилось, 1 марта великий князь Кирилл Владимирович с музыкой и развернутыми знаменами увел Гвардейский экипаж с охраны Царского Села. В тот же день за ним последовали и все остальные части, охранявшие царскую семью, включая казачий конвой. Не стало даже караулов во дворце. Вокруг дворца бродили кучки «революционных» солдат.

Александра Федоровна принципиально не хотела поверить в революцию: «Я на троне двадцать три года. Я знаю Россию. Я знаю, как любит народ нашу семью. Кто посмеет выступить против нас?»

Об отречении Николая она узнала от великого князя Павла Александровича. Он пришел к ней с газетой и вслух прочитал ей текст акта. Она воскликнула: «Не верю, все это — враки. Газетные выдумки. Я верю в Бога и армию. Они нас еще не покинули».

Но 7 марта постановлением Временного правительства генерал Л. Г. Корнилов, назначенный командующим войсками Петроградского округа, произвел арест императрицы Александры Федоровны. Одновременно в Гатчине был взят под домашний арест Михаил Романов. Формально он был объявлен «поднадзорным революции».

В 14 часов 9 марта к Царскому павильону на станции Александровская подходит царский поезд. Николай соскочил с подножки и быстро, ни на кого не глядя, прошел к автомобилю. Вместе с ним сел в машину гофмаршал В. А. Долгоруков.

Всего в поезде с бывшим царем ехало 47 человек: свита и обслуга. Почти все они выскочили вслед за Николаем из поезда и «стали быстро-быстро разбегаться в разные стороны, озираясь по сторонам, видимо, боясь, что их узнают».

Теперь Николай и Александра — заключенные до конца своих дней. Отмечу очень странное поведение Временного правительства в отношении арестованной царской четы. С одной стороны, их подвергали оскорбительным и ненужным ограничениям. В частности, супруги могли быть вместе только во время еды, разговаривать только на русском и т. п. С другой стороны, никто не препятствовал уничтожению сотен, если не тысяч документов, имевших огромное политическое значение.

Императрица начала уничтожать бумаги еще 1 марта, после ухода охраны. Вырубова в своих воспоминаниях писала: «Пока кучки пьяных и дерзких солдат расхаживали по дворцу, императрица уничтожала все дорогие ей письма и дневники и собственноручно сожгла у меня в комнате шесть ящиков своих писем ко мне, не желая, чтобы они попали в руки злодеев». Да и Николай в дневнике 11 марта между прочим записал: «Продолжал сжигать письма и бумаги». Замечу, что здесь был не акт отчаянья людей — сжечь личные письма, документы, чтобы никакие личные бумаги не попали в чужие руки. Нет, царь не жег свой дневник, а наоборот, регулярно, до самой смерти делал в нем записи. Уничтожению подлежали лишь взрывоопасные документы, касавшиеся государственных дел. Вопрос: куда же смотрели «временные» — прожженные политики и искусные интриганы?

Ведь в России уже несколько столетий существовала практика — немедленно после смерти, а иногда и после отставки какого-либо государственного или общественного деятеля к нему в дом приходили жандармы и полностью опечатывали его архив и деловые бумаги. Наиболее интересные документы позже предоставлялись правительству. И лишь материалы, не представлявшие политической ценности, возвращались семье. Видимо, Некрасов, Керенский и К° были не менее царской четы заинтересованы в том, чтобы убрать концы в воду.

В апреле-мае, правда, Временное правительство решило «соблюсти невинность» и назначило Чрезвычайную следственную комиссию под председательством Н. К. Муравьева для расследования «преступлений царского режима».

Комиссия долго заседала, но так ничего путного и не выяснила. Почти не было очных ставок, не вызывались многие важные свидетели. Обычно члены комиссии попросту записывали речи бывших царских министров и сановников, пытавшихся обелить себя и режим.

Но вернемся к арестованной царской семье. Временное правительство не знало, что с ними делать. «Временные» прекрасно понимали, что любая попытка реставрации Николая полностью исключена. От Николая II отказалась вся страна. Как сказала поэтесса Зинаида Гиппиус: «От Николая ушли, как от пустого места». От него отказались крестьяне, рабочие, армия во главе с генералитетом, чиновничий аппарат и даже собственная семья. За пять месяцев нахождения царской семьи в Царском Селе лишь Павел Александрович посетил пару раз царицу в самом начале событий, да Михаила Александровича Керенский привез проститься с братом в последний день. Ни «Михайловичи», ни «Владимировичи», ни «Николаевичи» ни разу не проявили интереса и даже ни одного письма не написали.

Сейчас модно говорить о глубокой религиозности Николая II, о том, что он был Божьим помазанником и главой Русской православной церкви. Однако Николай II ухитрился и с церковью испортить отношения. Еще в конце XIX века митрополит Киевский Арсений сказал: «Мы живем в век жестокого гонения на веру и Церковь под видом коварного о них попечения». При Николае II церковь была чем-то вроде министерства и управлялась обер-прокурором Синода, назначенным царем.

Поэтому совсем не удивительно, что в первые дни революции обер-прокурор синода попросил синоидальный епископат обратиться к народу с призывом поддержать царя, но епископат отказался. Вместо этого Синод одобрил решение великого князя Михаила передать вопрос о власти на усмотрение Учредительного собрания.

Видимо, идеальным вариантом для Временного правительства была отправка царя с семьей за рубеж. По многим причинам проще всего было отправить их в Англию, через Мурманск или Архангельск. Через Мурманск круглогодично осуществлялось регулярное пароходное сообщение с Англией. Правда, иногда немецкие подводные лодки топили пароходы, но процент потерь был крайне мал, и, кроме того, экипаж торпедированного судна, идущего в составе конвоя, как правило, спасался другими судами. Наконец, кайзер Вильгельм II обещал воздержаться от атак судов, которые вывезут его кузена Ники в Англию.

Царствовавший в 1917 г. в Англии король Георг V был двоюродным братом Николая II. Кстати, Николай II имел звание адмирала британского флота и фельдмаршала британской армии. В Англии в 1917 г. жило немало и других близких царских родственников: сестра Александры Федоровны Виктория, тетка Николая II герцогиня Мария Эдинбургская (сестра Александра III) и другие. Даже сейчас (в 2011 г.) английский королевский дом имеет близкие родственные связи с династией Романовых. Бабкой герцога Эдинбургского (мужа королевы Елизаветы И) была русская великая княгиня Ольга Константиновна, матерью — племянница императрицы Александры Федоровны принцесса Алиса Баттенбергская (Маунтбетген), а отцом — племянник императрицы Марии Федоровны и кузен Николая II принц Андрей Греческий.

4 (17) марта генерал Алексеев телеграфировал из Могилева главе Временного правительства князю Львову: «Отказавшийся от престола император просит моего сношения с вами по следующим вопросам. Первое. Разрешить беспрепятственно проезд его с сопровождающими лицами в Царское Село, где находится его большая семья. Второе. Обеспечить безопасность пребывания его и его семьи с теми же лицами в Царском Селе до выздоровления детей. Третье. Предоставить и обеспечить беспрепятственный проезд ему и его семье до Романова (Мурманск) с теми же лицами».

6 (19) марта князь Львов ответил: «Временное правительство решает все три вопроса утвердительно; примет все меры, имеющиеся в его распоряжении: обеспечить беспрепятственный проезд в Царское Село, пребывание в Царском Селе и проезд до Романова на Муроме».

А 7 (20) марта, выступая на заседании Московского Совета рабочих и солдатских депутатов, министр юстиции А. Ф. Керенский заявил: «В самом непродолжительном времени Николай II под моим личным наблюдением будет отвезен в гавань и оттуда на пароходе отправится в Англию».

Сейчас апологеты Николая II распространяют легенду о том, что царь-де категорически отказался ехать в Англию. Но, как говорится, что написано пером, того не вырубить и топором. Вот запись в царском дневнике от 23 марта: «Утром погулял немного. Разбирался в своих вещах и книгах, и начал откладывать все то, что хочу взять с собой, если придется уезжать в Англию». Как видим, Николай не только не противился, но и тщательно готовился к поездке в Англию. Так почему же она не состоялась?

Керенский и другие «временные», оказавшись в эмиграции, стали дружно открещиваться от гибели царской семьи. По их версии, поездку царской семьи в Англию сорвали Советы солдатских и рабочих депутатов, контролируемые большевиками. Эту ложь радостно подхватили советские историки. Разница была лишь в том, что первые осуждали Советы, а вторые восхваляли.

Версия Керенского и большевиков не выдерживает никакой критики. Не надо путать март 1917 г. с октябрем. Попытка Советов напасть в марте на войска, подчинявшиеся Временному правительству, привела бы к вызову войск с фронта и из других мест и ликвидации Петроградского Совета. Кроме того, не обязательно было везти все царское семейство с большой помпой в Мурманск.

Официальный визит правящего монарха, разумеется, мог произойти только так. А вот господин Романов с женой мог тихо и спокойно проехать в Англию через Швецию. Первый путь в Швецию — ленинский, то есть по железной дороге с Финляндского вокзала через Финляндию в Стокгольм. Где-нибудь на платформе на шведском полустанке Николай и Александра могли раскланяться в Володей Ульяновым, шедшим под руку с Инессой Арманд. С равным успехом, но с меньшим комфортом до шведской границы можно было доехать на автомобиле или на санях. При желании можно было совершить и морскую прогулку — малый миноносец или моторный катер с офицерским экипажем мог за несколько часов домчать царскую семью до шведских берегов. Безопасность была бы стопроцентная: в Финском и Ботническом заливах не было ни Советов, ни германских надводных кораблей, а подводные лодки были не страшны скоростному миноносцу или катеру. Наконец, до Швеции можно было добраться на подводной лодке или долететь на «Муромце» или «Фармане».

Проехать же из Швеции через Норвегию и Северное море в Англию даже в ходе войны тоже не представляло бы особого труда. Причем не обязательно надо было ехать в Швецию всей семьей. Достаточно было отправить лишь Николая и Александру, а детей, вместе с мужчиной и женщиной, загримированных под их родителей, можно было отправить по железной дороге в Мурманск. Ну, допустим, перехватили бы их революционные солдаты. И что? Март 1917 г. — не июль 1918-го. Детей пришлось бы отпустить, а сам факт нападения на детей Временное правительство могло использовать как предлог для разгона Советов.

Однако отъезд Романовых был невыгоден масонам. Они им были нужны в России для поддержания мифа о роялистах, готовящих реставрацию.

Но, что было самое удивительное, против отъезда царя категорически выступал… Лондон. 10 апреля 1917 г. посольство Великобритании объявило русскому МИДу, что «не настаивает на переезде царя в Англию». А в мае 1917 г. МИД Великобритании через своего посла Бьюкенена передало министру иностранных дел М. И. Терещенко, что «Британское правительство не может посоветовать Его Величеству оказать гостеприимство людям, чьи симпатии к Германии более чем хорошо известны».

Английский король Георг V 10 апреля (по новому стилю) дал указание своему личному секретарю лорду Стэн-фордхему предложить премьер-министру информировать русское правительство, что «правительство Его Величества вынуждено взять обратно данное им ранее согласие».

В эмиграции А. Ф. Керенский в статье «Временное правительство и царская семья» писал: «…признавая пребывание б[ывшей]. царской семьи у самой столицы и вообще в России необеспеченным от всяких случайностей при всяких возможных политических потрясениях и переменах, Временное Правительство озабочено было подготовкой выезда обитателей Александровского дворца за границу и вело соответствующие дипломатические переговоры слондонским кабинетом.

Однако, уже летом, когда оставление царской семьи в Царском Селе сделалось совершенно невозможным, мы, Временное Правительство, получили категорическое официальное заявление о том, что до окончания войны въезд бывш. монарха и его семьи в пределы Британской империи невозможен.

Утверждаю, что если бы не было этого отказа, то Вр. Правительство не только посмело, но и вывезло бы благополучно Николая II и его семью за пределы России, так же, как мы вывезли его в самое тогда в России безопасное место — в Тобольск».

Итак, единственным шансом спасти царя и его семью был отъезд в Англию. И вина за то, что он упущен, целиком и полностью лежит на британском монархе. Но это нисколько не помешало британской королевское семье 90 с лишним лет поливать грязью Россию, где «изверги» убили их родственника.

Жаль, что, когда королева Елизавета II в октябре 1994 г. явилась на торжественный прием в Кремле в бриллиантовой тиаре, принадлежавшей русской царице Марии Федоровне, никто не напомнил ей о предательстве ее дедом Николая II и его семьи.

Да и вообще, давно пора бы венценосной старушке напомнить, что ни русские цари, ни генсеки за последние 1000 лет ни разу не планировали покушений на жизнь глав правительств или монархов в Европе. А вот Англия буквально специализировалась на убийствах глав государств и монархов на континенте.

Недаром Наполеон после неудачного покушения на него наймитов англичан кричал: «Они [англичане] промахнулись по мне 3 нивода, но попали в меня в Петербурге». В заговоре против Павла I ведущую роль играл английский посол Витворт. Хорошо известно участие другого англичанина Локкарта в покушении на Ленина. Менее известен другой факт: уже после убийства «божьего помазанника» — Николая II в Англии началась кампания за убийство другого «божьего помазанника» Вильгельма II. Причем среди тех, кто требовал «повесить кайзера», не было коммунистов, зато были премьер-министр Ллойд Джордж, лидер консерваторов Бонок Лоу и иные лорды и пэры. Между прочим, Вильгельм II состоял в той же степени родства с британским королевским домом, что и Николай II. Бедного кайзера от петли спасли большевики, которые навели большой страх на лордов. А поскольку англичане традиционно продолжали воевать со своими врагами с помощью чужих штыков, то встал вопрос об использовании побежденной Германии против Советской России. Понятно, что в такой ситуации казнь кайзера была бы неуместна.

Загрузка...