БЫЛИНЫ О ВАСИЛИИ БУСЛАЕВИЧЕ

1. [ПРО] ВАСИЛЬЯ БУСЛАЕВА

В славном великом Нове-граде

А и жил Буслай до девяноста лет,

С Новым-городом жил, не перечился,

Со мужики новогородскими

5 Поперек словечка не говаривал.

Живучи Буслай состарелся,

Состарелся и переставился.

После ево веку долгова

Аставалася его житье-бытье

10 И все имение дворянское,

Асталася матера вдова,

Матера Амелфа Тимофевна,

И оставалася чадо милая,

Молодой сын Василей Буслаевич.

15 Будет Васинька семи годов,

Отдавала матушка родимая,

Матера вдова Амелфа Тимофеевна,

Учить ево во грамоте,

А грамота ему в наук пошла;

20 Присадила пером ево писать,

Письмо Василью в наук пошло;

Отдавала петью́ учить церковному,

Петьё Василью в наук пошло.

А и нет у нас такова́ певца́

25 Во славном Нове-городе

Супротив Василья Буслаева.

Поводился ведь Васька Буслаевич

Со пьяницы, со безумницы,

С веселыми удалами добрыми молодцы,

30 Допьяна уже стал напиватися,

А и ходя в городе, уродует:

Которова возьмет он за руку —

Из плеча тому руку выдернет;

Которова заденет за ногу —

35 То из гузна ногу выломит;

Которова хватит поперек хребта —

Тот кричит-ревет, окарачь ползет;

Пошла-та жалоба великая.

А и мужики новогородския,

40 Посадския, богатыя,

Приносили жалобу оне великую

Матерой вдове Амелфе Тимофевне

На тово на Василья Буслаева.

А и мать-та стала ево журить-бранить,

45 Журить-бранить, ево на ум учить.

Журьба Ваське не взлюбилася,

Пошел он, Васька, во высок терем,

Садился Васька на ременчетой стул,

Писал ерлыки скоропищеты,

50 О(т) мудрости слово поставлено:

«Кто хощет пить и есть из готовова,

Валися к Ваське на широкой двор,

Тот пей и ешь готовое

И носи платье розноцветное!»

55 Россылал те ерлыки со слугой своей

На те вулицы широкия

И на те частыя переулачки.

В то же время поставил Васька чан середи двора,

Наливал чан полон зелена вина,

60 Опущал он чару в полтара ведра.

Во славном было во Нове́-граде́,

Грамоты люди шли прочитали,

Те ерлыки скоропищеты,

Пошли ко Ваське на широкой двор,

65 К тому чану зелену вину.

Вначале был Костя Новоторженин,

Пришел он, Костя, на широкой двор,

Василей тут ево опробовал:

Стал ево бити червленым вязом,

70 В половине было налито

Тяжела свинцу чебурацкова,

Весом тот вяз был во двенадцать пуд;

А бьет он Костью по буйной голове,

Стоит тут Костя не шевел(ь)нится,

75 И на буйной голове кудри не тряхнутся.

Говорил Василей сын Буслаевич:

«Гой еси ты, Костя Новоторженин,

А и будь ты мне назва́ной брат

И паче мне брата родимова!»

80 А и мало время позамешкавши,

Пришли два брата боярченка,

Лука и Мосей, дети боярские,

Пришли ко Ваське на широкой двор.

Молоды Василей сын Буслаевич

85 Тем молодцам стал радошен и веселешонек.

Пришли тут мужики Залешена,

И не смел Василей показатися к ним,

Еще тут пришло семь брато́в Сбродо́вичи,

Собиралися-соходилися

90 Тридцать молодцов без единова,

Он сам, Василей, тридцатой стал.

Какой зайдет — убьют ево,

Убьют ево, за ворота бросят,

Послышел Васинька Буслаевич

95 У мужиков новгородскиех

Канун варен, пива яшныя, —

Пошел Василей со дружинею,

Пришел во братшину в Никол(ь)шину;

«Не малу мы тебе сып платим:

100 За всякова брата по пяти рублев!»

А за себе Василей дает пятьдесят рублев,

А и тот-та староста церковной

Принимал их во братшину в Никол(ь)шину,

А и зачали оне тут канун варен пить,

105 А и те-та пива ячныя.

Молоды Василей сын Буслаевич

Бросился на царев кабак

Со своею дружиною хорабраю,

Напилися оне тут зелена вина

110 И пришли во братшину в Никол(ь)шину.

А и будет день ко вечеру,

От малова до старова

Начали уж ребята боротися,

А в ином кругу в кулаки битися;

115 От тое борьбы от ребячия,

От тово бою от кулачнова

Началася драка великая.

Молоды Василей стал драку разнимать,

А иной дурак зашел с носка,

120 Ево по уху оплел,

А и тут Василей закричал громким голосом:

«Гой еси ты, Костя Новоторженин

И Лука, Моисей, дети боярския,

Уже Ваську меня бьют!»

125 Поскокали удалы добры молодцы,

Скоро оне улицу очистели,

Прибили уже много до́ смерти,

Вдвое-втрое перековеркали,

Руки, ноги переломали, —

130 Кричат-ревут мужики посадския.

Говорит тут Василей Буслаевич:

«Гой еси вы, мужики новогородския,

Бьюсь с вами о велик заклад:

Напущаюсь я на весь Нов-город битися-дратися

135 Со всею дружиною хоробраю —

Тако вы мене с дружиною побьете Новым-городом,

Буду вам платить дани-выходы по смерть свою,

На всякой год по́ три тысячи;

А буде же я вас побью и вы мне покоритися,

140 То вам платить мне такову же дань!»

И в том-та договору руки оне подписали,

Началась у них драка-бой великая,

А и мужики новогородския

И все купцы богатыя,

145 Все оне вместе сходилися,

На млада Васютку напущалися,

И дерутся оне день до вечера.

Молоды Василей сын Буслаевич

Со своею дружиною хороброю

150 Прибили оне во Наве́-граде́,

Прибили уже много до́ смерте;

А и мужики новгородские догадалися,

Пошли оне с дорогими подарки

К матерой вдове Амелфе Тимофевне:

155 «Матера вдова Амелфа Тимофевна!

Прими у нас дороги подарочки,

Уйми свое чадо милоя

Василья Буславича!»

Матера вдова Амелфа Тимофевна

160 Принимала у них дороги подарочки,

Посылала девушку-чернавушку

По тово Василья Буслаева.

Прибежала девушка-чернавушка,

Сохватала Ваську во белы́ руки́,

165 Потащила к матушке родимыя.

Притащила Ваську на широкой двор,

А и та старуха неразмышлена

Посадила в погребы глубокия

Молода Василья Буслаева,

170 Затворяла дверьми железными,

Запирала замки булатными.

А ево дружина хоробрая

Со темя́ мужики новгородскими

Дерутся-бьются день до вечера.

175 А и та-та девушка-чернавушка

На Вольх-реку ходила по воду,

А (в)змолятся ей тут добры молодцы:

«Гой еси ты, девушка-чернавушка!

Не подай нас у дела у ратнова,

180 У тово часу смертнова!»

И тут девушка-чернавушка

Бросала она ведро кленовоя,

Брала коромысла кипарисова,

Коромыслом тем стала она помахивати

185 По тем мужикам новогородскием,

Прибила уж много до́ смерте.

И тут девка запыша́лася,

Побежала ко Василью Буслаеву,

Срывала замки булатныя,

190 Отворяла двери железные:

«А и спишь ли, Василей, или так лежишь?

Твою дружину хоробраю

Мужики новогородския

Всех прибили-переранили,

195 Булавами буйны головы пробиваны».

Ото сна Василей пробужается,

Он выскочил на широкой двор,

Не попала палица железная,

Что попала ему ось тележная,

200 Побежал Василей по Нову-городу,

По тем по широким улицам.

Стоит тут старец-пилигримишша,

На могучих плечах держит колокол,

А весом тот колокол во триста пуд,

205 Кричит тот старец-пилигримишша:

«А стой ты, Васька, не попорхивай,

Молоды глуздырь, не полетывай!

Из Волхова воды не выпити,

Во Нове́-граде людей не выбити;

210 Есть молодцов сопротив тебе,

Стоим мы, молодцы, не хвастаем!»

Говорил Василей таково слово:

«А и гой еси, старец-пилигримишша,

А и бился я о велик заклад

215 Со мужики новгородскими,

Апричь почес(т)нова мона́стыря,

Опричь тебе, старца-пилигримишша,

Во задор войду — тебе убью!»

Ударил он старца во колокол

220 А и той-та осью тележную, —

Начается старец, не шевелнится,

Заглянул он, Василей, старца под колоколом —

А и во лбе глаз уж веку нету.

Пошел Василей по Волх-реке,

225 А идет Василей по Волх-реке,

По тои Волховой по улице,

Завидели добрыя молодцы,

А ево дружина хоробрая

Молода Василья Буслаева:

230 У ясных соколов крылья отросли,

У их-та, молодцов, думушки прибыло.

Молоды Василей Буслаевич

Пришел-та молодцам на выручку.

Со темя́ мужики новогородскими

235 Он дерется-бьется день до вечера,

А уж мужики покорилися,

Покорилися и помирилися,

Понесли оне записи крепкия

К матерой вдове Амелфе Тимофевне,

240 Насыпали чашу чистова се́ребра,

А другую чашу Краснова зо́лота,

Пришли ко двору дворянскому,

Бьют челом — поклоняются:

«А сударыня матушка!

245 Принимай ты дороги подарочки,

А уйми свое чадо милая,

Молода Василья со дружиною!

А и рады мы платить

На всякой год по три тысячи,

250 На всякой год будем тебе носить

С хлебников по хлебику,

С калачников по калачику,

С молодиц повенешное,

С девиц повалешное,

255 Со всех людей со ремесленых,

Опричь попов и дьяконов».

Втапоры матера вдова Амелфа Тимофевиа

Посылала девушку-чернавушку

Привести Василья со дружиною.

260 Пошла та девушка-чернавушка,

Бежавши-та девка запыша́лася,

Нельзя пройти девки по улице:

Что полтеи́ по улице валяются

Тех мужиков новогородскиех.

265 Прибежала девушка-чернавушка,

Сохватала Василья за белы руки,

А стала ему россказавати:

«Мужики пришли новогородския,

Принесли оне дороги подарочки,

270 И принесли записи заручныя

Ко твоей сударыне матушке,

К матерой вдове Амелфе Тимофевне».

Повела девка Василья со дружиною

На тот на широкой двор,

275 Привела-та их к зелену вину,

А сели оне, молодцы, во единой круг,

Выпили ведь по чарочке зелена вина

Со тово урасу молодецкова

От мужиков новгородских.

280 Скричат тут робята зычным голосом:

«У мота и у пьяницы,

У млада Васютки Буславича,

Не упита, не уедено,

В кра́сне хо́рошо не ухо́жено,

285 А цветнова платья не уно́шено,

А увечье на век зале́зено!»

И повел их Василей обедати

К матерой вдове Амелфе Тимофеевне.

Втапоры мужики новогородския

290 Приносили Василью подарочки

Вдруг сто тысячей,

И затем у них мирова́ пошла́,

А и мужики новогородския

Покорилися и сами поклонилися.

2. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ

Во славном во Нове-городе

Жил Буслаев девяносто лет;

Живучись Буславьюшко не старился,

Поперек дорожки не ставился,

5 С каменной Москвой не перечился,

С Новым-городом спору не было;

Живучись Буславьюшко преставился.

Оставалося чадо милое,

Молодой Василий сын Буславьевич.

10 И стал Васильюшко по Нову-граду похаживать

И не легкия шуточки пошучивать:

Кого хватит за руку,

Рвет руку из плеча вон;

Кого хватит за ногу,

15 Рвет ногу из ходилов вон;

Кого хватит за головушку,

Головой вертит, будто пугвицей.

И стали жалобы происходить к родной его матушке,

Ко честной вдове Емельфе Тимофеевне:

20 — Ты честна вдова, Емельфа Тимофеевна!

Унимай-ка своего чада милого,

Молодого Василья Буслаева:

Что он ходит по Нову-граду — уродует,

Шутки шутит не маленькия;

25 Кого хватит за руку,

Руку рвет из плеча вон;

Кого хватит за ногу,

Ногу рвет из ходилов вон;

Кого хватит за голову —

30 Головой вертит, будто пугвицей.

А ты не уймешь, так мы уймем!

И дождалась честна вдова Емельфа Тимофеевна

Своего чада милого,

Молодого Василья Буслаева,

35 И сама жалобнешенько расплакалась:

— Ты мое дитя, чадо милое,

Молодой Василий сын Буславьевич!

Что́ по Нову-граду ходишь ты, уродуешь?

В твои-то годы отец без порток ходил,

40 Не имел в кармане он ведь ста рублей,

А имел дружину хоробрую:

А у тебя нету братий и дружины хоробрыя,

Не с кем тебе будет поправлятися!

За эти речи Василий принимается;

45 Взял как перо да со чернилами,

И взял лист бумаги гербовыя,

И написал он писемышко,

Что «Тати-воры-разбойники ко мне на двор,

Плут-мошенник к моему двору,

50 Не работы робить деревенския,

Пить зелена вина безденежно!»

И бросал писемышко на Волхов мост.

И пошли мужики новгородчане,

И нашли это писемышко,

55 И молодой Василий сын Буслаевич

Выкатил бочку зелена вина,

Зелена вина да сорока ведер;

Наливает чару зелена вина,

Зелена вина полтора ведра,

60 И берет себе в руки черняный вяз:

— Хто подоймет чару зелена вина

В полтора ведра единой рукой,

И кто выпьет чару на единый здох,

И стерпит черненый вяз в буйну голову, —

65 Попадает ко мне в дружину хоробрую.

И пришли мужики новгородчане,

И никто не мог поднять чары единой рукой.

Идет Иванище Сильное,

И поднимает чару единой рукой,

70 И выпивает чару на единой здох;

И ударяет Василий его, Иванища,

Черняным вязом в буйну голову:

И стоит Иванище — не трёхнется,

Не трёхнется и не воро́хнется,

75 И со буйной головы колпак не воро́тится.

И тот прошел, так иной пришел,

Пришел Потанюшко Хроменькой,

И принимается за чару единой рукой,

И выпивает чару на единой здох;

80 И ударил Василий Потанюшку

Черняным вязом в буйну голову:

И стоит Потанюшко — не трёхнется,

И не трёхнется, да не воро́хнется,

И со буйной головы колпак не воро́тится.

85 И тот прошел, да иной пришел,

И идет-то Васинька Маленькой,

И принимается за чару единой рукой;

И говорит-то Василий сын Буславьевич:

— Ой же ты, Васинька Маленькой!

90 Не поднять тебе чары единой рукой,

И не выпить тебе чары на единой здох,

И не стерпеть тебе чернена́ вяза́.

Чернена вяза да в буйну голову.

Этот Васинька Маленькой

95 Плюнул да и прочь пошел:

— Ты, молодой Василий сын Буславьевич!

Не узнал ты меня да обе́зчестил!

И тот молодой Василий сын Буславьевич

Как ударит Ваську черняным вязом,

100 Черняным вязом да в буйну голову, —

Идет-то Васинька — не трёхнется,

Не трёхнется, да и не воро́хнется,

Со буйной головы колпак не воро́тится.

Говорит Василий сын Буславьевич:

105 — Разве сила у меня да не по-старому,

Либо черняной вяз служит не по-прежнему?

Увидел тут бел-горючий камешек,

Как ударит в камешек черняным вязом, —

Камень тот рассыпался.

110 И тогда зазывает Ваську хлеба-соли кушати.

И набралося тридцать удалых-добрых молодцев.

И тогда мужики новгородчана

Заводили свой почестный пир

У того Викулы у Окулова.

115 И говорит молодой Василий сын Буславьевич!

— Пойдем-те-тка, братии, в почестный пир,

К тому к Викулы к Окулову.

И пошли-то они в почестный пир

К Викулы ко Окулову.

120 И увидели мужики новгородчана,

Что идет Василий сын Буславьевич,

И заложили ворота крепко-на́крепко.

И говорит Василий сын Буславьевич:

— Ай же ты, Васинька Маленькой!

125 Вскочи-тко ты в широкий двор,

Найди-тко ветрянку маненьку,

И подними-тко ты с широка двора,

Отвори-тко вороты-те на́ пяту.

И зазови-ка меня хлеба-соли кушати.

130 И Васинька Маленькой вскочил-то в широкий двор,

И нашел ветрянку маненьку,

И подынул он с широка двора,

И заскочил он на широкий двор,

И отворил вороты-те на́ пяту,

135 И зазывал хлеба-соли кушати.

И заходил Василий сын Буславьевич,

Ко тому Викуле ко Окулову,

И садился во большом углу.

И пьют-едят да проклажаются.

140 Пьяными глазами Василий сын Буславьевич расхвастался,

Биться-драться на весь Новгород;

И ударился он об велик заклад.

Тогда пошли они со честного пиру,

И приходят они к своей матушки;

145 И спрашивает у них родна матушка:

— Каково же вас, деточки,

Во честном пиру чествовали?

Говорят они таково слово:

— Родитель ты наша матушка!

150 Больший брат наш атаманище,

Василий сын Буславьевич,

Пьяными глазами ударился об велик заклад.

Взяла его родна матушка,

Заложила в погреба глубокие.

155 Потом за утра собралися новгородчана,

И его то дружину храбрую кушаками испере́вязали

И веревками запутали.

А спит молодой Василий сын Буславьевич,

Той невзгоды не сведает.

160 И ходила его служительница

Платье мыть на реченьку на Волхову;

И приходит она к погребу,

И кричит она громким голосом:

— Молодой Василий сын Буславьевич!

165 Что ты спишь да проклажаешься,

А невзгоды-то ты своей не ведаешь?

Твоя-то дружина хоробрая, —

Кушаками головы перевязаны,

Веревками перепутаны!

170 И выскочил молодой Василий сын Буславьевич

Из того ли погреба глубокого,

Ухватил как ось-то тележную,

Да зачал по Новграду похаживать,

Да зачал той осью помахивать, —

175 И много прибил мужиков новгородчанов,

Развязал свою братию, дружину хоробрую.

Тогда мужики новгородчана

Достали старца со монастыря преугрюмова.

Старец идет да на голове колокол несет,

180 Несет колокол в девяносто пуд,

И говорит он таково слово:

— Я иду, Василью смерть несу!

Ударил Василий по колоколу —

Колокол на три четверти рассыпался;

185 Молодой Василий Буславьевич хватил старца преугрюмища,

Сшиб его под вышиночку,

Стоючись-то он и раздумался:

— Старца убить — не спасенья зались,[1]

А греха себе на душу!

190 И подхватил старца на руки:

— Поди-тко ты, старец преугрюмище, на свое место,

А в наше дело ты не суйся!

И ходит Василий Буславьевич по Нову-граду,

И ходит да народ поколачивает.

195 И городничий Фома да Родионович

Наклал злата-серебра, скатного жемчуга подарками,

И приносит к его родной матушке:

— Честна вдова Емельфа Тимофеевна!

Уговори-тка свово чада милого,

200 Василья сына Буславьевича:

Не прибьет-то он да весь Новгород.

И пошла его родна матушка

Уговаривать свово чада милого,

Взяла его за ручки за белыя:

205 — Покинь-ко ты, чадо мое милое,

Молодой Василий Буславьевич,

Укроти-тко свое сердце богатырское!

Тогда приходит молодой Василий сын Буславьевич во свои домы

И говорит он таковы слова:

210 — Ай же вы, мои братьица!

Складемся мы на лодочку

И поедем мы ко граду Иерусалиму,

Ко святой гробнице Христовой приложитися,

Святой святыне помолитися.

215 И склались молодцы-те на лодочку,

И поехали ко граду к Иерусалиму,

Ко святой гробнице Христовой приложитися.

Тогда никакая погода молодцов не сдерживает,

Против ветра едут, как сокол летит.

220 И приезжали они ко граду к Иерусалиму,

Пошли во Иордань-реку купатися;

И все купаются братия в рубашечках,

А молодой Василий Буславьевич тело́м нагим.

Идет тут женщина престарелая,

225 И проговорит она таково слово:

— Ай же, молодой Василий сын Буславьевич!

Что́ же ты купаешься нагим тело́м?

Говорит Василий таково слово:

— Ай же ты, женщина престарелая!

230 Кабы ты была на сей стороне,

Я бы тебе сделал двух мальчиков,

Двух мальчиков — двух бога́тырей!

Эта женщина плюнула, да и прочь пошла.

И сходили ко святой святыне богу помолилися,

235 Ко Христовой гробнице приложилися,

И поехали они ко своим домам.

Приезжают они ко Фавор-горе.

И увидел Василий бел-горючий камешек,

И скочил он через камешек,

240 И о камень головушкою ударился,

И тут-то Василий Буславьевич помирать зачал,

И наказывает своей братии:

— Скажите-ко, братия, родной матушке,

Что сосватался Василий на Фавор-горе

245 И женился Василий на белом-горючем камешке.

Тут-то Василий и преставился.

И похоронили Василия Буславьевича,

И поехали братия к его матушке.

И встречает-то их родная матушка:

250 — А где у вас, братия, больший брат, отоманище,

Молодой Василий сын Буславьевич?

— Сосватался, матушка, Василий на Фавор-горе,

Женился Василий на белом-горючем на камешке.

Тут-то его матушка росплакалась,

255 И собрала она свое имение-богачество,

И роздала она по божьим церквам,

По божьим церквам, по мона́стырям.

3. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ

Перед былиной старик рассказал, что у Буслава долго не было детей. Стоснулся Буслав, садился на бел-горюч камень, повесил буйную головушку, утупил очушки во сыру землю, думал про себя, удумливал: как бы породить ему любимое детище. Объявилась ему бабища матерая и говорила таковы слова: «Эх ты, Буслав Сеславьевич! Не мог ты дотерпеть трех месяцев, износу детищу не было бы! Ступай-ка к Авдотье Васильевны, бери за груди за белыя,... зыигрывай. Понесет она детище любимое, сильного, могучего богатыря».

Жил Буславьюшка — не старился,

Живучись, Буславьюшка преставился.

Оставалось у Буслава чадо милое,

Милое чадо рожоное,

5 Молодой Васильюшка Буславьевич.

Стал Васинька на улочку похаживать,

Не легкия шуточки пошучивать:

За руку возьмет — рука прочь,

За ногу возьмет — нога прочь;

10 А которого ударит по горбу,

Тот пойдет — сам сутулится.

И говорят мужики новгородские:

— Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!

Тебе с эстою удачей молодецкою

15 Наквасити река будет Волхова.

Идет Василий в широкия улочки,

Не весел домой идет, не радошен,

И стречает его желанная матушка,

Честна вдова Авдотья Васильевна:

20 — Ай же ты, мое чадо милое,

Милое чадо рожоное,

Молодой Васильюшка Буславьевич!

Что идешь не весел, не радошен?

Кто же ти на улушке прио́бидел?

25 — А никто меня на улушке не обидел,

Я кого возьму за руку — рука прочь,

За ногу кого возьму — нога прочь,

А которого ударю по́ горбу,

Тот пойдет — сам сутулится.

30 А говорили мужики новгородские,

Что мне с эстою удачей молодецкою

Наквасити река будет Волхова.

И говорит мать таковы слова:

— Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!

35 Прибирай-ка себе дружину хоробрую,

Чтоб никто ти в Нове-граде не о́бидел.

И налил Василий чашу зелена вина,

Мерой чашу полтора ведра,

Становил чашу середи двора

40 И сам ко чаше приговаривал:

— Кто эту чашу примет одной рукой

И выпьет эту чашу за единый дух,

Тот моя будет дружина хоробрая!

И садился на ременчат стул,

45 Писал скорописчатые я́рлыки;

В ярлыках Васинька прописывал:

«Зовет-жалует на почестен пир»;

Ярлычки привязывал ко стрелочкам

И стрелочки стрелял по Новуграду.

50 И пошли мужики новогородские

Из тоя из церквы из соборныя,

Стали стрелочки нахаживать,

Господа стали стрелочки просматривать:

«Зовет-жалует Василий на почестен пир».

55 И собиралися мужики новогородские уваламы,

Уваламы собиралися, переваламы,

И пошли к Василью на почестен пир.

И будут у Василья на широком на дворе,

И сами говорят таковы слова:

60 — Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!

Мы теперь стали на твоем дворе,

Всю мы у тя еству выедим

И все напиточки у тя выпьем,

Цветно платьице повыносим,

65 Красно золото повытащим.

Этыя речи ему не слюбилися.

Выскочил Василий на широкий двор,

Хватал-то Василий черленый вяз

И зачал Василий по́ двору похаживати,

70 И зачал он вязом помахивати:

Куды махнет — туды улочка,

Перемахнет — переулочек:

И лежат-то мужики уваламы,

Уваламы лежат, переваламы,

75 Набило мужиков как погодою.

И зашел Василий в терема златоверхие:

Мало тот идет, мало новой идет

Ко Васильюшке на широкий двор.

Идет-то Костя Новоторжанин

80 Ко той ко чары зелена вина,

И брал-то чару одной рукой,

Выпил эту чару за единый дух.

Как выскочит Василий со новых сеней,

Хватал-то Василий черленый вяз,

85 Как ударил Костю-то по горбу:

Стоит-то Костя — не крянется,

На буйной головы кудри не ворохнутся.[2]

— Ай же ты, Костя Новоторжанин!

Будь моя дружина хоробрая,

90 Поди в мои палаты белокаменны.

Мало тот идет, мало ново́й идет,

Идет-то Потанюшка Хроменький

Ко Василью на широкий двор,

Ко той ко чары зелена вина.

95 Брал тое чару одной рукой

И выпил чару за единый дух.

Как выскочит Василий со новых сеней,

Хватал-то Василий черленый вяз,

Ударит Потанюшку по хромым ногам:

100 Стоит Потанюшка — не крянется,

На буйной головы кудри не ворохнутся.

— Ай же, Потанюшка Хроменький!

Будь моя дружина хоробра,

Поди в мои палаты белокаменны.

105 Мало тот идет, мало новой идет,

Идет-то Хомушка Горбатенький

Ко той ко чары зелена вина,

Брал-то чару одной рукой

И выпил чару за единый дух.

110 Того и бить не шел со новых сеней:

— Ступай-ка в палаты белокаменны

Пить нам напитки сладкие,

Ества-то есть сахарния,

А бояться нам в Нове-граде некого!

115 И прибрал Василий три дружины в Нове-граде,

И завелся у князя Новогородского почестен пир

На многих князей, на бояр,

На сильных могучих богатырей,

А молодца Василья не почествовали.

120 Говорит матери таковы слова:

— Ай же ты, государыня матушка,

Честна вдова Авдотья Васильевна!

Я пойду к князьям на почестен пир.

Возговорит Авдотья Васильевна:

125 — Ай же ты, мое чадо милое,

Милое чадо рожоное!

Званому гостю место есть,

А незваному гостю места нет.

Он, Василий, матери не слушался,

130 И взял свою дружину хоробрую

И пошел к князю на почестен пир.

У ворот не спрашивал приворотников,

У дверей не спрашивал придверников,

Прямо шел во гридню столовую.

135 Он левой ногой во гридню столовую,

А правой ногой за дубовый стол,

За дубовый стол, в большой угол,[3]

И тронулся на лавочку к пестно́-углу,

И попехнул Василий правой рукой,

140 Правой рукой и правой ногой:

Все стали гости в пестно-углу;

И тронулся на лавочку к верно́-углу,

И попехнул левой рукой, левой ногой:

Все стали гости на новых сенях.

145 Другие гости перепалися,

От страху по домам разбежалися.

И зашел Василий за дубовый стол

Со своей дружиною хороброю.

Опять все на пир собиралися,

150 Все на пиру наедалися,

Все на почестном напивалися

И все на пиру порасхвастались.

Возговорил Костя Новоторжанин:[4]

— А нечем мне-ка, Косте, похвастати:

155 Я остался от батюшки малешенек,

Малешенек остался и зеленешенек.

Разве тым, мне Косте, похвастати:

Ударить с вами о велик заклад

О буйной головы на весь на Новгород,

160 Окроме трех мона́стырей —

Спаса Преображения,

Матушки Пресвятой Богородицы,

Да еще монастыря Смоленского.

Ударили они о велик заклад,

165 И записи написали,

И руки приложили,

И головы приклонили:

— Идти Василью с утра через Волхов мост;

Хоть свалят Василья до мосту,

170 Вести на казень на смертную,

Отрубить ему буйна голова;

Хоть свалят Василья у моста,

Вести на казень на смертную,

Отрубить ему буйна голова;

175 Хоть свалят Василья посеред моста,

Вести на казень на смертную,

Отрубить ему буйна голова.

А уж как пройдет третью за́ставу,

Тожно больше делать нечего.

180 И пошел Василий со пира домой,

Не весел идет домой, не радошен,

И встречает его желанная матушка,

Честна вдова Авдотья Васильевна:

— Ай же ты, мое чадо милое,

185 Милое чадо рожоное!

Что идешь не весел, не радошен?

Говорит Васильюшка Буславьевич:

— Я ударил с мужикамы о велик заклад —

Идти с утра на Волхов мост:

190 Хоть свалят меня до моста,

Хоть свалят меня у моста,

Хоть свалят мене посеред моста,

Вести меня на казень на смертную,

Отрубить мне буйна голова.

195 А уж как пройду третью заставу,

Тожно больше делать нечего.

Как услышала Авдотья Васильевна,

Запирала в клеточку железную,

Подперла двери железныя

200 Тым ли вязом черленыим.

И налила чашу красна золота,

Другую чашу чиста серебра,

Третью чашу скатна жемчуга,

И понесла в даровья князю Новогородскому,

205 Чтобы простил сына любимого.

Говорит князь Новогородский:

— Тожно прощу, когда голову срублю!

Пошла домой Авдотья Васильевна,

Закручинилась пошла, запечалилась,

210 Рессеяла красно золото и чисто серебро

И скатен жемчуг по чисту полю,

Сама говорит таковы слова:

— Не дорого мне ни золото, ни серебро, ни скатен жемчуг,

А дорога мне буйная головушка

215 Своего сына любимого,

Молода Васильюшка Буслаева.

И спит Василий, не пробудится.

Как собирались мужики уваламы,

Уваламы собирались, переваламы,

220 С тыма шалыгамы подорожныма,

Кричат оны во всю голову:

— Ступай-ка, Василий, через Волхов мост,

Рушай-ка заветы великие!

И выскочил Хомушка Горбатенький,

225 Убил-то он силы за цело сто,

И убил-то он силы за другое сто,

Убил-то он силы за третье сто,

Убил-то он силы до пяти сот.

На смену выскочил Потанюшка Хроменький

230 И выскочил Костя Новоторжанин.

И мыла служанка, Васильева портомойница,

Платьица на реке на Волхове,

И стало у девушки коромыселко поскакивать,

Стало коромыселко помахивать,

235 Убило силы-то за цело сто,

Убило силы-то за другое сто,

Убило силы-то за третье сто,

Убило силы-то до пяти сот.

И прискочила ко клеточке железныя,

240 Сама говорит таковы слова:

— Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!

Ты спишь, Василий, не пробудишься,

А твоя-то дружина хоробрая

Во крови ходит, по колен бродит.

245 Со сна Василий пробуждается,

А сам говорит таковы слова:

— Ай же ты, любезная моя служаночка!

Отопри-ка дверцы железныя,

Как отперла ему двери железныя.

250 Хватал Василий свой черленый вяз

И пришел к мосту ко Волховскому,

Сам говорит таковы слова:

— Ай же, любезна моя дружина хоробрая!

Поди-тко теперь опочив держать,

255 А я теперь стану с ребятамы поигрывать.

И зачал Василий по мосту похаживать,

И зачал он вязом помахивать:

Куды махнет — туды улица,

Перемахнет — переулочек.

260 И лежат-то мужики уваламы,

Уваламы лежат, переваламы,

Набило мужиков, как погодою.

И встрету идет крестовый брат,

Во руках несет шалыгу девяносто пуд.

265 А сам говорит таковы слова:

— Ай же ты, мой крестовый брателко,

Молодой курень, не попархивай,

На своего крестового брата не наскакивай!

Помнишь, как учились мы с тобой в грамоты:

270 Я над тобой был в те поры больший брат,

И нынь-то я над тобой буду больший брат.

Говорит Василий таковы слова:

— Ай же ты, мой крестовый брателко!

Тебя ли черт несет на встрету мне?

275 А у нас-то ведь дело деется:

Головамы, братец, играемся.

И ладит крестовый его брателко

Шалыгой хватить Василья в буйну голову.

Василий хватил шалыгу правой рукой,

280 И бил-то брателка левой рукой,

И пинал-то он левой ногой,

Давно у брата и души нет;

И сам говорит таковы слова:

— Нет на друга на старого,

285 На того ли на брата крестового:

Как брат пришел, по плечу ружье принес.

И пошел Василий по мосту с шалыгою.

И на встрету Васильюшку Буслаеву

Идет крестовый батюшка, Старичище Пилигримище:

290 На буйной головы колокол пудов во тысячу,

Во правой руке язык во пятьсот пудов.

Говорит Старичище Пилигримище:

— Ай же ты, мое чаделко крестовое,

Молодой курень, не попархивай,

295 На своего крестоваго батюшка не наскакивай!

И возговорит Василий Буславьевич:

— Ай же ты, мой крестовый батюшка!

Тебя ли черт несет во той поры

На своего на любимого крестничка?

300 А у нас-то ведь дело деется.

Головамы, батюшка, играемся.

И здынул шалыгу девяноста пуд,

Как хлыснул своего батюшка в буйну голову,

Так рассыпался колокол на ножевыя черенья:

305 Стоит крестный — не кренется,

Желтыя кудри не ворохнутся.

Он скочил батютику против очей его

И хлеснул-то крестного батюшка

В буйну голову промеж ясны очи:

310 И выскочили ясны очи, как пивны чаши.

И напустился тут Василий на домы на каменные.

И вышла мать Пресвятая Богородица

С того монастыря Смоленского:

— Ай же ты, Авдотья Васильевна!

315 Закличь своего чада милого,

Милого чада рожоного,

Молода Васильюшка Буслаева:

Хоть бы оставил народу на семена.

Выходила Авдотья Васильевна со новых сеней,

320 Закликала своего чада милого.

4. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ

Жил Буслав в Новегороде,

Жил Буслав девяносто лет,

С Новым городом не спаривал,

Со Опсковым он не вздоривал,

5 А со матушкой Москвой не перечился.

Живучись, Буславьюшка преставился,

Оставалось у Буславья чадо милое,

Молодой Васильюшка Буслаевич.

Будет Василий семи годов,

10 Стал он по городу похаживать,

На княженецкий двор он загуливать,

Стал шутить он, пошучивать,

Шутить-то шуточки недобрые

С боярскими детьмы, с княженецкима:

15 Которого дернет за руку — рука прочь,

Которого за ногу — нога прочь,

Двух-трех вместо столкнет, без души лежат.

Приходят с жалобой от князей Новгородскиих

К пречестной вдовы Мамельфы Тимофеевны:

20 — Ай же ты, честна вдова Мамелфа Тимофеевна!

Уйми ты свое детище любимое,

Молода Васильюшка Буславьева:

Ходит он по городу, похаживает,

На княженецкий двор он загуливает,

25 Шутит он шуточки нехорошие

Со тыма детьми с боярскима,

Со боярскима детьмы, княженецкима,

Побивает смертию напрасною.

Тут честна вдова Мамелфа Тимофеевна

30 Не спускает сына гулять во Новгород,

Шутить шуточек недобрыих.

Будет Василий семнадцати лет,

Обучился Василий всяких хитростей-мудростей,

Разных наук воинскиих и рыцарскиих,

35 Ощутил в себе силушку великую

И делал себе сбрую ратнюю,

Палицу воинскую и копье мурзамецкое,

Тугой лук разрывчатый и саблю вострую.

Заводил Василий у себя почестен пир,

40 Почестен пир на двенадцать дней.

И на пиру было народа множество великое.

Тут Василий вином напоил допьяна,

Хлебом кормил он досыта,

Выбирал себе дружину хоробрую,

45 Удалыих дородних добрых молодцев,

Избирал тридцать молодцев без единого,

И распустил весь почестен пир.

Был Васильюшка Буславьевич

У князей Новгородскиих на честном пиру,

50 Напился Василий Буславьевич допьяна,

Напился Василий, порасхвастался,

И ударил о велик заклад

Со трема князьямы Новгородскима —

Выходить на мостик на Волховский

55 И биться Василью с Новым городом,

Побить всех мужиков до единого.

Проведала его государыня матушка,

Честная вдова Мамелфа Тимофеевна,

Про своего сына про Васильюшку,

60 Что на том пиру ударил о велик заклад,

Выводила своего сына любимого

Со того ли пира княженецкого,

Засадила его во погреба глубокие.

Тогда мужики новгородские

65 Делали шалыги подорожныя,

Поутру выставали ранешенько,

Выступали на мостик на Волховский.

Васильева дружина хоробрая

Выступают сопротиву их.

70 Оны билися ровно три часа:

Тыи ль мужики новгородские

Попятили дружину Васильеву,

Была его дружина попячена,

Головки шалыгамы прощелканы,

75 Руки кушакамы перевязаны,

Стоит дружина по колен в крови.

С того ль двора со вдовиного,

От честной вдовы Мамелфы Тимофеевны,

Выбегает девка дворовая,

80 Дворовая девка чернявка,

На тую на реку на Волхову

Со своима коромысламы железныма,

И видит девка чернявка

Дружинушку Васильеву попячену,

85 Головки у них шалыгамы проколочены,

Руки кушакамы перевязаны,

Стоит дружина по колен в крови.

И хватила коромыселко железное,

И начала пощелкивать мужиков новогородскиих;

90 Убила мужиков пятьсот человек.

И потом девка чернявка побег чинит,

Прибежала девка к погребу глубокому,

Сама говорит таково слово:

— Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!

95 Спишь ты, Василий, не пробудишься,

Над собой невзгодушки не ведаешь:

На том ли на мостике на Волховском

Попячена твоя дружина хоробрая,

Головки шалыгамы прощелканы,

100 Руки кушакамы перевязаны,

Стоит дружина по колен в крови.

Тут-то Васильюшко Буславьевич

Молился ей, девке чернявке:

— Ай же ты, девка чернявка!

105 Выпусти меня с погреба глубокого,

Дам я тебе золотой казны до люби.

Отпирала она дверь у погреба глубокого,

И выпускала Василья на белый свет.

Не попало у Василья сбруи ратния,

110 Палицы воинския и копья мурзамецкого:

У того у погреба глубокого

Лежала ось тележная железная,

Долиною в две сажени печатныих,

А на вес ось та сорока пуд:

115 Хватает он тую ось железную

На свое плечо богатырское.

Говорит девке чернявке не с упадкою:

— Благодарствуешь, девка чернявка,

Что выпустила со погреба глубокого,

120 Не погубила моей дружины хоробрыя:

Я с тобой опосля рассчитаюся,

А нонь мне недосуг с тобой проклаждатися.

Приходил он ко мостику ко Волховскому,

И видит дружину хоробрую попячену,

125 Стоит дружина по колен в крови,

Головки шалыгамы прощелканы,

Платкамы руки перевязаны

И ноги кушакамы переверчены.

Говорит Васильюшка Буславьевич:

130 — Ай моя дружина хоробрая!

Вы теперь позавтракали,

Мне-ка-ва дайте пообедати.

Становил дружину на сторону,

А сам начал по мужичкам похаживать

135 И начал мужичков пощелкивать,

Осью железною помахивать:

Махнет Васильюшка — улица,

Отмахнет назад — промежуточек,

И вперед просунет — переулочек.

140 Мужиков новгородских мало ставится,

Очень редко и мало их.

Видят князья беду неминучую,

Прибьет мужиков Василий Буславьевич,

Не оставит мужиков на семена;

145 Приходят князья Новгородские,

Воевода Николай Зиновьевич,

Старшина Фома Родионович,

Ко его государыне ко матушке,

Ко честной вдовы Мамелфы Тимофеевны,

150 Сами говорят таковы слова:

— Ай же ты, честна вдова Мамелфа Тимофеевна!

Уговори, уйми свое чадо милое,

Молода Василья Буслаевича:

Укротил бы свое сердце богатырское,

155 Оставил бы мужиков хоть на семена.

Говорит Мамелфа Тимофеевна:

— Не смею я, князья Новгородские,

Унять свое чадо милое,

Укротить его сердце богатырское:

160 Сделала я вину ему великую,

Засадила его во погреба глубокие,

Есть у моего чада милого

Во том во монастыре во Сергеевом

Крестовый его батюшка Старчище Пилигримище:

165 Имеет силу нарочитую.

Попросите, князья Новгородские,

Не может ли унять мое чадо милое.

И так князья Новгородские

Приезжают к монастырю ко Сергееву

170 И просят Старчище Пилигримище,

Со великим просят с унижением:

— Ай же ты, Старчище Пилигримище!

Послужи ты нам верой-правдою,

Сходи ты на мостик на Волховский

175 Ко своему ко сыну ко крестовому,

Молодому Васильюшке Буславьеву:

Уговори его сердце богатырское,

Чтобы он оставил побоище,

Не бил бы мужиков новгородскиих,

180 Оставил бы малую часть на семена.

Старчище Пилигримище сокручается,

Сокручается он, снаряжается

Ко своему ко крестнику любимому:

Одевает Старчище кафтан в сорок пуд,

185 Колпак на голову полагает в двадцать пуд,

Клюку в руки берет в десять пуд,

И пошел ко мостику ко Волховскому

Со тыма князьмы Новогородскима.

Приходит на мостик на Волховский,

190 Прямо к ему во ясны очи,

И говорит ему таковы слова:

— Ай же ты, мое чадо крестное!

Укроти свое сердце богатырское,

Оставь мужичков хоть на семена.

195 Богатырское сердце разъярилося:

— Ай же ты, мой крестный батюшка!

Не дал я ти яичка о Христовом дни,

Дам тебе яичка о Петровом дни!

Щелкнул как крестного батюшку

200 Тою осью железною,

Железною осью сорокапудовою:

От единого удара Васильева

Крестовому батюшке славу поют.

Тут-то два князя Новогородскиих,

205 Воевода Николай Зиновьевич,

Старшина Фома Родионович,

Приходят к его государыне матушке,

Честной вдовы Мамелфы Тимофеевны,

Сами говорят таковы слова:

210 — Ай же ты, честна вдова Мамелфа Тимофеевна!

Упроси свое чадо любимое,

Укротил бы свое сердце богатырское:

Мужичков в Нове-граде редко ставится,

Убил он крестового батюшку,

215 Честного Старчища Пилигримища.

Тогда государыня его матушка,

Честная вдова Мамелфа Тимофеевна,

Одевала платьица черныя,

Одевала шубу соболиную,

220 Полагала шелом на буйну голову,

И пошла Мамелфа Тимофеевна

Унимать своего чада любимого.

То выгодно собой старушка догадалася, —

Не зашла она спереди его,

225 А зашла она позади его,

И пала на плечи на могучия:

— Ай же ты, мое чадо милое,

Молодой Васильюшко Буславьевич!

Укроти свое сердце богатырское,

230 Не сердись на государыню на матушку,

Уброси свое смертное побоище,

Оставь мужичков хоть на семена.

Тут Васильюшко Буславьевич

Опускает свои руки к сырой земле,

235 Выпадает ось железная из белых рук

На тую на мать сыру землю,

И говорит Василий Буславьевич

Своей государыне матушке:

— Ай ты, свет сударыня матушка,

240 Тая ты старушка лукавая,

Лукавая старушка, толковая!

Умела унять мою силу великую,

Зайти догадалась позади меня,

А ежели б ты зашла впереди меня,

245 То не спустил бы тебе, государыне матушке,

Убил бы за место мужика новгородского.

И тогда Васильюшка Буславьевич

Оставил тое смертное побоище,

Оставил мужиков малу часть,

250 А набил тых мужиков, что пройти нельзя.

Тут приходят князья Новогородские,

Воевода Николай Зиновьевич,

Старшина Фома Родионович,

Ко тому Васильюшку Буславьеву,

255 Пали ко Василью в резвы ноги,

Просят Василья во гостебьице,

Сами говорят таковы слова:

— Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!

Прикажи обрать тела убитыя,

260 Предать их матери сырой земле;

Во той ли во реченьке Волхове

На целую на версту на мерную

Вода с кровью смесилася:

Без числа пластина принарублена.

265 Тут-то Васильюшка Буславьевич

Приказал обрать тела убитыя,

Не пошел к им в гостебьице:

Знал де за собой замашку великую.

А пошел в свои палаты белокаменны

270 Ко своей государыне ко матушке

Со своей дружиною со хороброю.

И жил Васильюшка в праздности,

Излечил дружинушку хоробрую

От тыих от ран кровавыих,

275 И привел дружину в прежнее здравие.

5. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ

А молодой Васильюшко Буславьевич

Сделал он задернул свой почестный пир,

А чтобы тут еще да всяко званье-то

А шло бы да к Василью на почестный пир.

5 Как тут-то мужики-ты новгородскии

Приходят к Васильюшку Буславьеву

А на тот-то почестный пир.

Как тот этот Васильюшко Буславьевич

А начал их встречать да ухаживать,

10 А тыих мужиков да новгородскиих.

Как взял-то он, Васильюшко, черно́й-от вяз,

Как подскочил Васильюшко к малому к упавому Потанюшке,

Как ударил он, Васильюшко, Потанюшку,

Ударил он его тут черным вязом;

15 Стоит-то тот Потанюшко, не стряхнется,

А желтыи кудёрка не сворохнутся, —

А то моя дружинушка хоробрая!

Садил его, Потанюшку, в большой угол,

А во большой угол еще за большой-от стол,

20 Кормил, поил Потанюшку до досыти,

А досыти Потанюшку да до́пьяна.

Опять-то взял Васильюшко черно́й-от вяз,

Как тут скоро́ Васильюшко подскакивал,

Ударил-то Васильюшко да Фомушку,

25 Толстого Фо́му благоуродлива;

Стоит тут Фома, да ведь не стряхнется,

Желтыи кудерка не сворохнутся, —

А то моя дружинушка хоробрая!

Садил он и Фо́му за большой-от стол,

30 За большой его стол во большо́й угол,

Кормил, поил еще он Фомушку

А досыти его и допьяна.

Роздра́жил он мужиков новгородских-тых;

Как тут ты мужики да новгородскии

35 А тут-то ведь оны да приудумали:

— А сделамте, робята, свой почестной пир,

Не позовем-то мы Василья да Буславьева.

Как тут оны Васильюшка не по́звали,

Как этот-то Васильюшко Буславьевич

40 А скоро молодец он отправляется,

Скоро ён удалый снаряжается,

А со тыма дружинамы с хоробрыма,

С малыим с упавыим с Потанюшкой,

С толсты́м еще с Фомой благоуродливым.

45 Как приходит Василей на почестной пир

А к тыим мужикам да к новгородскиим,

Воспромолвят мужики тут таково слово:

— А незваному ведь гостю зде места нет.

Говорит Василей таково слово:

50 — А завному-то гостю много чести наб,

Незваному-то гостю как и бо́г пришле.

Садился тут Василей за большой-от стол,

За большой ведь стол да во большо́й угол,

А оны ели, пили тут и кушали.

55 Как тут-то мужикам да стало зарко-то.

Да наб-то мужикам ёго концать еще,

Да того Васильюшка Буславьева,

А говорят-промолвят таково слово:

— Ай же ты Васильюшко Буславьев был!

60 Попишем-ко с тобой мы да пописи,

Поположим-ко да с тобой еще заповедь,

А с утра нам да раным ранёшенько

На тот на мосточик на Волховой,

А будём станём драться мы, ратиться

65 А мы с тобой с удалыим со молодцом,

С толстым Фомой еще с благоуродливым,

С маленьким с упавеньким Потанюшкой.

Чтобы ты с утра да был ранёшенько,

Шел бы на мосточик на Волховой

70 А со тыма с дружинамы с хоробрыма.

Как тут оны наелиси, напилиси,

Как вси оны тут накушались,

Стали тут они да пьянёшеньки,

А сделали большо тут рукобитьицо;

75 Тут-то разошлись да у́тра бы.

Прознала это дело тут Васильёва матушка,

Пало тут еще к ей известьицо,

Наб-то драться Васильюшку Буславьеву

Со своима со дружинамы с хоробрыма

80 А на тоем мосточику на Волховом.

Ну приходил Васильюшко назад домой

Ко своей ко родной ко матушке,

Ко честной вдовы к Офимье к Олександровной.

Как тут эта Васи́льёва матушка

85 Положила спать во погребы глубокии,

Замнула молодца его во по́гребы.

Как тот этот Васильюшко спать-то лег,

Прошла-то тая ночка тут темная,

Приходит-то день тут да светлыи.

90 Как ты эты дружинушки хоробрыи

Ставают-то по утру ранешенько,

Умываются да белёшенько,

А трутся-то миткалиновым полотенушком,

А знают-то, что у их е поделано.

95 Как скоро шли на мосточик на Волховой,

Как начали оны тут биться-ратиться

С тыма́-то мужикамы с новгородскима.

Как день бьются они не едаючи,

А другой-то ёны не пиваючи,

100 Отдоху молодцам не даваючи,

И третий день нача́ли-то биться тут,

Как третий день оны тут, третью ночь.

Как тут-то у дружинушки хоробрыи,

Стали у их головушки были переломаны,

105 Переломаны головушки розбитыи,

Платками тут головки перевязаны,

А кушачкамы-то были переверчены.

Как тут этот Василей сын Буславьевич

Спит он, молодец, тут проклаждается,

110 А над собой незгодушки не ведает,

Как ёго были дружины-ты хоробрыи

Прибиты у его, головки переломаны.

У его-то девка-та была придворная,

Выходит-то на реченку Волхово,

115 Выходит за водой с водоносом-то,

А смотрит на дружин-тых хоробрыих,

На малого упавого Потанюшку,

А на толста́ еще Фому благоуродлива, —

А у их все головки переломаны,

120 Платкамы-то головки переверчены,

Кушачками-то были тут перевязаны.

Как скоро тут она да скоры́м скоро

Бежала тая девка тут ко погребу,

Ударила тут она еще водоносом-тым

125 А по тому замку по булатнему;

Отпал тут замок на сыру землю,

Растворила да она дверь тут дубовую.

Прошли-то ведь тут трои суточки.

Ото сну бога́тырь пробуждается,

130 Как тот этот Василий сын Буславьевич.

Крычит-то тут ведь девка громким голосом:

— Да ах ты сын Василий е Буслаев был!

Спишь ты молодец, сам проклаждаешься,

А над собой незгодушки не ведаешь,

135 Как у твоих дружин все у хоробрыих,

У их как головушки были переломаны,

Розбитыи, платкамы перевязаны.

Как тут ото сну богатырь пробуждается,

На улицу сам он помёта́ется,

140 Как выскочил он в тонких белыих чулочиках без чоботов,

В тонкии белыи рубашки сам без пояса,

А ухва́тил-то ось тележную железную,

Бежал он на мосточик на Волховой.

Как ино тут-то он воспро́говорит:

145 — Ай мо̀и дружинушки хоробрыи!

Ай укротите вы да сердце богатырское,

Я топерь за вас нунь пороботаю,

А подьте-тко вы братцы на отдо́х-то нунь.

Как тут пошли дружинушки хоробрыи,

150 Тут они пошли да на отдох-то е.

Как начал тут Васильюшко помахивать

Той-то осью да тележной железною,

Куды махнет — тут станут да улицы,

А перемахнет — туды да переулочки.

155 Как начал тут Васильюшко робо́тати,

Как видят тут мужики, что беда пришла,

Беда-то та пришла тут неминучая,

Как тут-то ведь оны да приудумали:

— Как бы нам еще да супротивиться?

160 Как тут-то ведь оны да еще пошли, —

А был там жил еще в мана́стыри

Старчищо там жил перегримищо.

Как приходят мужики-ты новгородскии,

Клонятся самы́ ёму, молятся:

165 — Ай ты старичищо есть перегримищо!

Послушай мужиков нас новгородских ты.

Дадим те мы чашу красна золота,

А другую дадим да скачна жемчугу,

Третьюю еще да чиста серебра.

170 На то-то ведь уж он да укидается,

Позвался-то он ведь да за их пошел

А ехать-то на мосточик-тот на Волховой,

А драться со Васильюшком Буславьевым.

Навалил он колокол да двенадцать пуд,

175 Навалил он к себе да на го́лову,

А садился тут он на добра коня,

Как ехал он ко риценки Волхову,

Ко тому мосточику ко Волховску,

А заезжает на мосточик он на Волховой,

180 Сам крычит он громким голосом:

— Да ах же ты Васильюшко Буславьевич!

Малолетно ты дитя не запурхивай,

Прямоезжеей дорожки не заваливай.

Как он-то тут Васильюшко ответ держит:

185 — Да ах же ты да мой крёстный батюшко,

А старчищо ты был есть перегримищо!

Не дал ти яичко о Христови дни, —

Дак дам я ти яичко о Петрови дни.

Как скоро тут Васильюшко подскакивал,

190 Ударил-то он осью в колоко́л-то был,

А розвалился тут колокол на дви стороны;

А в других переправил ёго й в голову,

Спихнул ёго в риченку во Волхово,

Со тыим спихнул да со добрым конём.

195 Как видят мужики, что тут беда пришла,

Беда-то та пришла да неминучая,

Как тут оны опять да скоро думали,

Бежали тут к Васильёвой да матушки,

Говорят-промолвят таково слово:

200 — Да ах же ты Васильева да родна матушка,

Честна вдова Офимья Олександровна!

Повыручи от смерти безнапрасныи.

Как тут честна вдова Офимья Олександровна

Скорым скоро, скоро да скорешенько,

205 Бежала на мосточик-то на Волховой

В тонкии белыи рубашечки без пояса,

В тонки́их белых чулочичках без чоботов.

Заходила на мосточик на Волхов тот,

Скочила сзади-то к Василью на могучи́ плеча,

210 Закрычала тут она во всю голову:

— Да ах же ты дитя моё ми́лоё,

Ай же ты да чадо любимоё,

А молодой Васильюшко Буславьевич!

Ах ты меня старушеньки послушай зде,

215 А укроти ты сердцо богатырское,

Полно бить те мужиков новгородскиих,

Остав ты мужиков хоть на си́мена.

— Ай же ты моя родна матушка,

Честна вдова Офимья Олександровна!

220 Ты была ведь матушка догадлива,

А ладно ты ведь матушка удумала,

Скочила ты на плечи да сза́ди мня.

А бы в торопях есть в озарности

Убил бы тя старушку не за что-то я.

225 Да нунь же, моя матушка, послушаю,

Когда просишь ты меня добра молодца,

Я ведь нуньчу матушку послушаю.

Да укротил тут сердце богатырское,

Пошел-то он со матушкой домой-то тут.

230 А молодой Васильюшко Буславьевич,

Он ходил гулял по чисту полю,[5]

А со тыма с дружинамы с хоробрыма,

С толстым Фомой еще с благоуродливым,

А с маленьким с упавеньким Потанюшкой.

235 Как приходит молодой Василий сын Буславьевич,

Лежит-то тут уж как ведь на чистом поли

Пустая голова человическая.

Как тут этот Василий сын Буславьевич

Скоро к головы он подскакивал,

240 А своим-то он чоботом подфатывал,

Пнул он эту голову Васильюшко.

Как улетела голова тут по подоблачью,

Пала голова тут на сыру землю,

Сама она ёму тут воспровещила:

245 — Да ах же ты Василий сын Буславьевич!

Почему ж меня заразил топерь?

Лежала голова я ведь тридцать лет,

Да никто-то меня ведь не пинывал,

Да никто же как меня тут не ранивал,

250 Как ты-то ведь уж нунь пинул, заразил меня.

Как будешь ты гулять во чистом поли,

А не забудь-ко ты этого помистьица,

Пойдешь сюды да ты назад обратно бы,

Посмотри ты на меня на бессчастну головушку.

255 Как тут гулял Васильюшко в чистом поле

А со тыма с дружинамы с хоробрыма,

Находился, нагулялся там Васильюшко,

Пошел назад туды да обратно бы

Этыим путем да дорогою.

260 Приходит он к уловному тому да поместьицу,

Где та голова тут лежала-то,

Как смотрит-то еще — ведь стала тут гора каменная.

Как смотрит тут Васильюшко Буславьевич,

Как на этой горы на каменной

265 Подпись-та была подписана:

«А кто-то тут через гору перескочит,

Перескочит через гору три́ разу,

Того-то тут да ведь господь простит;

Ах кто-то ведь есть не пере́скочит,

270 Тот будет трою проклят на веку-то был».

Как тут этот Васильюшко Буславьевич, —

Разгорелось ёго сердце богатырское,

Скочил-то он через гору каменну.

Как этыи дружинушки хоробрыи,

275 А маленькой упавенькой Потанюшка

И толстый Фома благоуродливый,

Скакали-то оны да е со ра́товьём.

Как тот этот Васильюшко Буславьевич

Да скочил назад еще через гору,

280 Да скочил он, Васильюшко, назад-пят был,

Как тут-то ведь Василей сын Буславьевич

Задел как своим чоботом сафьянныим,

За тую гору да за каменну,

Поворотило как Васильюшка Буславьева

285 Внич его ведь, молодца, головушкой,

Как пал тут Василей о сыру землю,

Пришла тут Васильюшку горька́я смерть.

Как этыи дружинушки хоробрыи

Скакали они три разу́ о ратовья.

290 Как тут эты дружинушки хоробрыи

Копали тут-то яму на чистом поли,

А распростилисе с Васильюшком Буславьевым,

Спустили как тут ёго во матушку сыру землю.

Только тут Васильюшку славы поют.

6. [ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ]

Во том славном Новегороде

Да еще жил Буслав да сын Ивановиць,

Ён жил-то тут, да преставился,

А преставился да приготовился.

5 Оставалася честна́ вдова Намельфа Тимофеевна,

Оставался Василей сын Буславёвич.

Он стал ли в Новгород похаживать,

С новгородскима ребятамы пошучивать:

Кого за руку дёрнёт — рука прочь,

10 Кого под ногу подо́пнёт, дак ноги-то нет,

За ухо-то схватит — головы не стало.

Да приносили цестно́й вдове Намельфы Тимофеевны:

— Приуйми да ты рожоно дитятко божо́но.

— Ничёго и не могу я с ним поделати,

15 Не могу я никак его растити.

Да на том на болоте на Кули́ковом,

На побоище да великоём,

Новгородьски мужики да бьются-ранятся,

Со Васильевой дружинушкой не можутся:

20 Голова да вся приломана,

Руки-ноги кушаком перевязаны.

Походил-то Василий сын Буслаевич

Да на то на болото на Кули́ково,

А на тоё побоищё великоё,

25 А взял-то Василей ось тележную.

А бежит туды девушка чернавушка

(Ихняя служаночка!)

— Брось-ко, Василиё, ось тележную,

А возьми-тко, Василей, черня́вной вяз!

Бросил Василиё ось тележную,

30 А взял-то Василей чернявной вяз,

А пришел Василиё на болото на Кули́ково,

А на тоё побоищё великоё.

Новгородьски мужики бьются-ранятся,

Со Васильёвой дружинушкой не можутся:

35 Голова-то вся приломана,

А руки-ноги кушаком перевязаны.

Ён как в сторону махнет — будет улица,

А в другую отмахнет — там переулочек,

А народ-от валится, как трава с косы.

40 — А пойдемьте за старчищем Перегрюмищем,

Да за ёго за крестным батюшком.

— Пойди ты-ко, старчище Перегрюмище,

Ты уйми-ко, ты уйми крестно дитятко, —

Не оставит ён народу нам на си́мена.

45 Налагал-от старчище Перегрюмище

На головушку колокол дак ровно со́року,

Колокольним языком подпирается,

Да ище Волков-от мостик нагибается,

Приходил-то старчище Перегрюмище

50 А на это на болото на Кули́ково,

А на тоё побоищё великоё,

Он нанес колокольнёй язык

Да на Василия Буслаевиця.

Отводил-то Васильюшко да чернявной вяз,

55 Отводил-то ён в пол-силы

И в пол-силы да пол-поры —

Пал-то старчище во сыру землю,

Раскололо у старчища буйну голову.

— Ой же ты, крестный батюшко,

60 Тебе не́ дано яичко о Христово дня,

Я дал тебе яичко о Петров день!

А сходили за его цестно́й вдовы:

— Ты уйми-ко ты рожоно дитятко,

Не оставит он народу нам на си́мена.

65 Приходила цестна́ вдова Намельфа Тимофеевна,

Не зашла она с лицька-то белого,

А зашла она с плеча с резвого,

А захватила она сыночка за плечо за могучее:

— А брось-ко ты, Василей, чернявный вяз,

70 А оставь-ко ты народу на си́мена!

— Ай же ты, цестна́ вдова Намельфа Тимофеевна,

Была роду-то ведь умного,

Отца-матери была ты разумного —

Не зашла ты с лицька белого,

75 А зашла ты с плецька резвого.

Я, кажись, убил да крестно батюшку.

Но приходит Василей сын Буслаевич,

А просил-то у родители у матушки

Ай лошадушку могучую.

80 И выходил-то Василей на широкой двор

Да выбрал себе бурушка лошадушку,

И вовла́живал да окольчуживал

Со двенадцатью подпругами железными,

А тринадцатая подпругушка

85 Не ради красы-басы,

Ради крепости да богатырскоёй.

А ёны видели добра молодца сядучи,

А не видели удалого поедучи.

А стеной ли поехал он, али воротами,

90 А не прямо через стену городо́вую

Прошла и́скопоть да тут кониная,

Подороженка да лошадиная.

Приезжал-то Василей на Фору́нь-гору.

На Форунь-горы-то лежит голова,

95 Голова-то челови́цеска.

Спустился-ко Василей с лошадушки,

Стал головушку эту попихивать.

— Не пинай ты, Василей сын Буслаевич,

Еще кто сюда не езживал,

100 А никто да отсель да не вы́езжал.

Улетела голова да под Форунь-гору.

А увидел-то Васильюшко синён камень,

Стал-то Васильюшко поскакивать:

Ён ведь раз скоцил — ён перескоцил,

105 И другой-то ён скоцил — да перескоцил.

— Но не цесть, не фала молодецька

Те перед себя да поскакивать!

Дай-ко я скацю возьму назад себя.

Как скоцил-то Василей назад себя,

110 Ай задел ён своим да черным цёботом,

Пал-то Василей да о сыру землю,

Раскололо у Василья буйну голову.

И тут-то Василию славы поют.

7. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ

В славном было во Нови́городе,

Жил Буслав девяносто лет,

Жил Буслав целу тысящу,

Живучи Буслав не старился,

На достали Буслав переставился,

С Новым градом не перечился,

С каменной Москвой спору не было.

Оставалоси чадо милое,

Мо́лодый Василий сын Буславьевич.

10 Стал по улицкам похаживать,

С робятами шуточки пошучивать:

Кого за руку дернет — рука с плеча,

Кого за ногу дернет — нога с колен,

Кого за голову дернет — голова с плечи вон.

15 Собиралися мужики новгородскии,

Собрались к Васильевой матушки.

— Ай же Васильева матушка,

Молодая Фетьма Тимофеевна!

Уйми свое чадо милое,

20 Молода Василия Буславьева.

А не уймешь Васильюшка Буслаева,

Будем унимать всим Новым градом,

Згоним Васильюшка под Волхово,

Пихнем Васильюшка в Волхово.

25 Тут Васильева матушка,

Молода Фетьма Тимофеевна,

Чоботы надернула на босы́ ноги,

Шубу накинула на одно плече,

Хватила свое чадо милое,

30 Хватила под правую под пазуху.

— Ай ты, Василий сын Буслаевич!

Как жил Буслав девяносто лет,

Жил Буслав целу тысящу,

Живучи, Буслав не старелся,

35 На достали Буслав переставился,

Со Новым градом не перечился,

А с каменной Москвой спору не было.

Тут Василий сын Буславьев

Завел он свой почестен пир.

40 Наку́рил Василий зелена́ вина,

Наварил Василий пива пьяного,

На белой двор бочки выкатывал,

На бочках подписи подписывал,

На вёдрах подрези подрезывал.

45 Мерой чара полтора ведра,

Весом чара полтора пуда.

— Тот поди ко мне на почестен пир,

Кто выпьет эту чару зелена вина,

Кто истерпи мой черленой вяз.

50 Как идут мужики новгородские,

Скажут: «К черту Василья и с честным пиром!»

Идет встрету маленький Потанюшко,

На правую ножку припадывает,

Он на небо поглядывает.

55 Говорят мужики новгородские:

— Не ходи, Потаня, на почестен пир!

Не выпить тебе чары зелена вина,

И не́ стерпеть вяза черленого.

Пришел-то маленький Потанюшко,

60 Пришел Потаня на почестен пир,

Хватил ён чарочку одной рукой,

Пил он чарочку одним духом.

Хлопнул Василий сын Буслаевич,

Хлопнул вязом черленыим,

65 Стоит Потанюшко, не стряхнется,

Его желтыи кудри не сворохнутся,

Спрого́ворит Василий сын Буслаевич:

— Ай же ты, маленький Потанюшка!

Поди ко мне в дружинушки в хоробрыи.

70 Тут мужики новгородские,

Заводили они почестен пир,

Наку́рили они зелена вина,

Наварили пива пьянаго.

А всех-то они на́ пир по́звали.

75 А Василия Буславьева и не по́звали.

Спроговори Василий сын Буславьевич:

— Пойду я, матушка, на почестен пир!

Спроговорит матушка родимая,

Молодая Фетьма Тимофеевна:

80 — Не ходи, Василий, на поче́стен пир!

Вси придут на пир гости званыи,

Ты при́дешь на пир незваный гость.

Спроговорит Василий сын Буслаевич:

— Пойду я, матушка, на почестен пир!

85 Куда меня посадят, я там сижу.

Что могу достать, то я ем да пью.

Пошли со дружиною на почестен пир,

Приходит Василий на почестен пир,

Крест кладет по-писаному,

90 Поклон ведет по-ученому.

— Здравствуйте, мужики новгородскии!

— Поди, Василий сын Буславьевич!

Садись, Василий, во большом углу.

Кормили тут Васильюшка до̀сыта,

95 Поили Васильюшка до́пьяна.

— Бейся, Васильюшка, во велик заклад,

Завтра идти на Волхово!

Мы станем биться всим Новым градом,

А ты двоима со дружинушкой.

100 Пошел Василий со честна́-пиру,

Приходит к матушке родимоей

Прикручинивши, припечаливши.

Спроговори матушка родимая:

— Эй же, Василий сын Буслаевич!

105 Что ты, Василий, прикручинивши,

Что ты, Василий, припечаливши?

Ведь не чарой, Василий, тебя обнесли,

Либо пьяница собака обесчестила?

Спроговори маленькой Потанюшка,

110 Его дружинушка хоробрая:

— Чарой Василия не обнесли,

И пьяница собака не обесчестила:

Ен глупым умом, хмельным ро́зумом,

Бился Василий о велик заклад:

115 Что идти с-у́тра на Волхово,

Им биться всим Новым градом,

А нам двоима со дружинушкой.

Тут молода Фетьма Тимофеевна

Чоботы надернула на босы́ ноги,

120 Шубу накинула на одно плече,

На мистку положила красна золота,

На дру́гую чистого серебра,

На третью скатного жемчуга.

Пришла она на почестен пир,

125 Крест кладет по-писаному,

Поклоны ведет по-ученому.

— Здравствуйте, мужики новгородские!

Возьмите до́роги подарочки,

Простите Василия во той вины,

130 Говорят мужики новгородские:

— Мы не во́зьмем дороги подарочки

И не простим Василия во той вины.

Хоть повладеем Васильевыма ко́нями добрыма,

Павладеем платьями цветныма!

135 Тут молодая Фетьма Тимофеевна,

Крест на лицё, да с терема́ долой.

Ударила чоботом во ли́пину,

А улетела ли́пина во задний тын,

А у них задний тын весь и россыпался,

140 Вси крыльца, перильца покосилися.

Тут Василий сын Буслаевич,

Вставал по утру ранешенько,

Пошел на Дунай реку купатися.

Иде встрету девушка чернавушка.

145 — Ай же ты, Василий сын Буслаевич!

Знал загудки загадывать,

А не знаешь ноне отгадывать:

Прибили дружину во чисто́м поли.

Тут Василий сын Буслаевич

150 Чоботы надернул на босу́ ногу,

Шубу накинул на одно плече,

Колпак накинул на одно ухо.

Хватил Василий свой черленый вяз,

Побежал Василий во чисто́ поле.

155 Идет встречу старчищо Андронищо,

Его иде крёстный батюшко,

Надет на голову Софеин колокол.

— Ай же ты, крестный батюшко!

Зачем надел на голову Софеин колокол?

160 Хлопнул крестного батюшку,

Убил старчищо Андронищо.

Прибежал Васильюшко на Волхово,

Стал по Волхову поскакивать,

Черленым вязом помахивать.

165 Куды махнет — падут улицама,

А в перехват махнет — переу́лкама.

Кистенямы головы переломаны,

Кушакамы головы перевязаны.

Бежат к Васильевой матушке,

170 — Ай же, Васильева матушка,

Молодая Фетьма Тимофеевна!

Уйми свое чадо милое,

Оставь людей хоть и на семена.

Тут Васильева матушка

175 Чоботы надернула на босы́ ноги,

Шубу накинула на одно плече,

Прибежала она на Волхово,

Хватила свое чадо милое,

Хватила под правую под пазуху.

180 — Ай же ты, Василий сын Буслаевич!

Жил Буслав девяносто лет,

Жил Буслав целу тысящу.

Живучи, Буслав не старился,

На достали Буслав переставился,

185 Со Новым градом не перечился,

С каменной Москвой спору не было.

Принесла Василья со чиста поля.

Тут Василий сын Буслаевич

Говорит он матушке родимоей:

190 — Ай же ты, матушка родимая!

Утрось я не завтракал, вечор я и не ужинал,

Дай хоть сегодня пообедати.

Спусти меня молодца в Еро́солим град,

Во святую святыню помолитися,

195 Ко Христову гробу приложитися,

Во Ердан реку окупатися.

Сделал я велико прегрешение,

Прибил много мужиков новгородскиих!

Говорит Васильева матушка,

200 Молодая Фетьма Тимофеевна:

— Не спущу тебя, Василья, во Еросолим град,

Тебе мне-ка-ва больше жива не видать.

— Ай же, матушка родимая!

Спустишь — поеду, а не спустишь — пойду.

205 Оснастили суденушко дубовое,

Со своей со дружинушкой хороброю

Сели в суденушко, поехали.

Приехали к матушке Сиво́нь горы.

Пошли на матушку Сивонь гору,

210 Пошли по матушке Сиво́нь горе,

Лежит тут кость сухоялова,

Тут Василий сын Буслаевич

Стал этой костью попинывать,

Стал этой костью полягивать.

215 Спроговори кость сухоялова

Гласом яна человеческим:

— Ты бы хоть, Василий сын Буслаевич,

Меня бы, кости, не попинывал,

Меня бы, кости, не полягивал,

220 Тебе со мной лежать во товарищах.

Плюнул Васильюшко, да прочь пошел.

— Сама спала, себи сон вид’ла.

Сели в суденушко, поехали.

Приехали оны в Еросолим град,

225 Сходили в святую святыню помолилися,

Ко Христову гробу приложилися;

Пришел Василий сын Буслаевич,

Окупался в матушке Ердань реке.

Идет та девушка чернавушка,

230 Говорит Васильюшку Буславьеву:

— Ай, Василий сын Буслаевич!

Нагим телом в Ердань реки не купаются,

Нагим телом купался сам Иисус Христос!

А кто куплется, тот жи́в не бывает.

235 Сели в суденышко, с дружинушкой поехали.

Заболела у Васильюшка буйная головушка.

Спрого́вори Василий сын Буслаевич:

— Ай, же дружинушка хоробрая!

Болит у меня буйная головушка.

240 Вечор были мы на матушке Сивонь горе,

Пошли мы с костью разбранилися,

Пошли мы с костью не простилися.

Заедем-ко на матушку Сивонь гору,

Простимся у кости сухояловой.

245 Приехали на матушку Сивонь гору,

Где лежала кость сухоялова.

Тут лежит в том месте синь камень:

В долину камень сорок сажен,

В ширину камень двадцать сажен.

250 Спрого́вори Василий сын Буслаевич:

— Ты, дружинушка, скачи в поперек камня,

А я скачу вдоль каменя;

Перескочим чере́з камень!

Скочил Васильюшко вдоль каменя,

255 Пал Васильюшко о си́нь камень.

Речён язык в головке поворотится,

Говорит дружинушке хоробрые:

— Съедешь, дружинушка хоробрая,

К моей матушке роди́моей,

260 Вели поминать Васильюшка Буслаева.

8. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ

А как жил Буслав да девяносто лет,

Да и зуба во рти нет,

Он со городом со Киевым на брани не было,

Со матушкой каменной Москвой да век не спаривал.

5 Оставалось у него да чадо милое,

Чадо милое, дитё любимое,

Молодой Василий сын Буславьевич.

Как был во городе Киеве великий бал почестный пир

У того у князя у Владимира,

10 Он повыкатил, князь, зелена вина да девять бочечек,

Девять бочечек да сороковочек,

Пива пьяного да й девяносто пуд.

Были на пиру воры мужики городо-Кемские,

А й тут ели, пили, порасхвастались.

15 Да и тут повыхвастал молодой Василий сын Буславьевич,

Со своей дружиной со хороброей

Побороть Васильюшку весь Киев град,

Побороть ему вся матушка каменна Москва,

Со всеми пригородкамы и со малыма.

20 Тут сделали они ведь записи крепкии,

Что завтра идти на побоище на смертное,

Биться-ратиться да й ра́ком ставиться.

Пришел Василий к матушке с честна́ пира,

Садился на брусовую белу лавочку,

25 Повесил он буйную голову

Промеж ты свои плеча да и богатырския,

Утупил он очи ясны во калинов мост.

Подходит к нему родная матушка:

— Ай же ты, молодой Василий сын Буславьевич!

30 Что же ты теперь да закручинился,

Закручинился да й запечалился?

— А же ты родна матушка!

Как же мни-ка теперь не кручиниться,

Не кручиниться да не печалиться?

35 Как я был на пиру да на почестном у князя у Владимира,

Мы там ели досыти, пили допьяна,

А й тут-то мы порасхвастались,

Я повыхвастал, что побороть мне-ка-ва весь Киев град,

Побороть мне вся каменна Москва,

40 А й каменна Москва да й хоробра Литва,

С своёй дружиной той с хороброей.

Сделали мы записи крепкие

С мужиками городо-Кемскима,

Чтоб побороть мне весь Киев град,

45 Вся матушка каменна Москва,

Со всеми пригородкамы и со малыма.

Завтро идти мне, матушка, на побоище короткое,

Биться и ратиться,

На коне придется дыбом ставиться.

50 Тут Василья родна матушка

Поила питием да забудущиим,

Свела Василья в теплу ложню спать.

Да спит Василий, не прохватится,

Не прохватится да й не пробудится;

55 Там по записи да й дело делают,

Его вся дружина-то в крови стоит.

Тут была-то у Васильюшка девушка дворовая;

Ведеречько было у ней дубовое,

Коромысельцо было у ней кленовое,

60 Носила она Василью воду свежую,

Тут носила она Василью водушку,

Сама говорит да таковы слова:

— Ай же ты, молодец Василий Буславьевич!

Хорошо-то тебе было хвастать на пиру да на почестном,

65 Как нынче-то тебя в пору́ не знать,

Твоя вся дружина-та в крови стоит.

Как тут Васильюшко прохватится,

Схватился он за платьица та цветныи,

За все-то ты копья да долгомерные,

70 За сабли, за тесаки за лемтячныи,

Схватился-то ведь он да и за добра коня,

Тут все у матушки да приобряжено,

Да добрый конь-то ведь спущен на поле.

Ен в одных чулочках да шелковыих,

75 Повыскочил Василюшко да й на широкий двор,

Да й повыхватил Васильюшко тележну ось,

Тут пошел Васильюшко поскакивать,

На все стороны тележной осью-то помахивать:

Да й рукой махнет — падет улица,

80 Другой махнет — падет переулочек.

Тут скакал Васильюшко, поскакивал,

Да и махал Васильюшко, помахивал.

Тут видит его дядька, крестный батюшко,

Что силы уж стало мало ставиться,

85 Подскочил его дядька, крестный батюшко,

Ен на ту башну да й колокольнюю,

Ен сорвал колокол до девяносто пуд,

Надел он себе на головушку,

Идет-то он да на Обухов мост

90 Колокольным языком-то он подпирается,

Обухов мост да нагибается;

И он сам говорит да таковы слова:

— Пурха́л-то ясный сокол, ну да й до́пурхал,

Ходил-то добрый молодец, ну да й до́ходил!

95 Как был тот Васильюшко восте́р собой;

Подскочил он плечком под колокол,

Спихнул он дядьку крестного батюшку под Обухов мост;

Да й как был Васильюшко востер собой,

Вернулся тут Васильюшка да под Обухов мост,

100 Да там-то уж дядьки крестного батюшки и живого нет,

Да повыхватил он, Васильюшко, язык тот колокольный,

Он бьет-то дядьку крестного батюшку между уши:

— Вот-ти, вот теби яичко, крестный батюшко!

Не дано теби яичко о Христова дни,

105 Ты прими-тко мое яичко о Петрова дни!

Повыскочил Васильюшка да и на Обухов мост.

Тут еще пошел Васильюшко да поскакивать,

Сам он говорит да таковы слова:

— Тут-то Васильюшку червленый вяз,

110 Червленый вяз, копье долгомерное,

Тут-то и сабля острая и палица военная!

Пошел-то тут Васильюшко поскакивать,

На вси стороны языком колокольниим помахивать;

Скакал Васильюшко, поскакивал,

115 На все стороны языком тым помахивал,

Как силушка-то стала мала ставиться.

Владимир, князь столен-киевский,

Бежал-то к его родной матушке,

Перепро́сит он да е́го матушку,

120 Идет ли тут честна́ вдова,

Берет его за плечка за могучии,

Сама говорит да таковы слова:

— Ай же ты, рожоно мое дитятко,

Молодой Васильюшко сын Буславьевич!

125 Уходи-тко свои плечушка могучии,

Укрепи сердечушко ретивое!

— Спасибо тебе, родна матушка,

Что ты сзади́ пришла!

Как бы спереди пришла,

130 Так там же ты бы й была;

Расходились мои плечушки могучии,

Разгорелось-то сердечушко ретивое,

Белый свет в глазах да помятушился.

Берет его за ручки-ты за белыя

135 Ведет его в свои покои во любимыя,

Стала она его кормить-поить,

Да стали они жить да быть, да все добро творить.

9. [ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ]

Во том-то во городи во Киеви

Жила-была честна́ вдова Мамельфа Тимофеевна,

У ней сын-то был Василей сын Буслафьевич.

Как стал-то он во Новгород поежживать,

5 С новгородскими ребятами поигрывать,

Кого за руку хватит — рука из плеч,

Кого под ногу пнет — нога-от прочь.

Говорят же мужики новгородские:

— Ай же ты, Василий сын Буслафьевич,

10 Да ты побьемся-ко с нами о велик залог:

Уж ты можь ли побить наш Новгород,

Не оставить народу нунь на си́мена?

Говорит же Василий сын Буслафьевич:

— Да уж вы дайте дружинушку храбрую

15 Да я возьмусь побить ваш весь Новгород!

Как узнала ето да ро́дна матушка,

Да приходила она да тут во Новгород,

Да захватила за рученьки за белые,

Провела его в полату белокаменну,

20 Да напоила напиточкамы пьяныма,

Повалила на кроваточку кисо́вую,

Да вот на тую периночку пухо́вую.

Да уж спит ли Василей, не пробудитсе,

От крепкого сну да не прохватитсе.

25 А на том же болоте на Кули́ковом,

А на том же побоище великоем,

Да новгородьськи мужики бьютсе-ранятсе,

А вси оны с дружинушкой хороброей.

Да уж как девушка была чернавушка,

30 Да чернавоцька девушка была служаноцька,

Говорит же она да таковы слова:

— Да уж ай же ты, Василей сын Буслафьевич,

Да что ты, Василей, не пробудишьсе,

Да уж от крепкого сну да не прохватишьсе?

35 А на том ли болоте да на Кули́ковом,

Да что на том побоище великоем,

Да новгородски мужики да бьютсе-ранятсе

Да со твоей ли дружинушкой хороброей.

Что у ваших да у дружинушки

40 А было-то головушка переломана,

А руки, ноги кушаками перевязаны.

Как скоцил Василей на резвы́ ноги́,

Как бросал, обувал чоботы на босу́ ногу́,

Кофтанишко, шляпочку одевал на одно ухо́,

45 Шубоньку одевал на одно плечо.

Воротцы дубовые выставил

Да железны решетки выломил,

Выходил же Васильюшко да на белой двор.

Да не попал ему свой червянный вяз,

50 А попала ему да ось и тележная,

Да как хватил Василей ось и тележную,

Побежал он на болото на Кули́ково,

Да что на тое побо́ищё великое.

Да девочка бежит чернавочка,

55 Что чернавочка-служаночка

Да несет она Василью свой червянной вяз.

— Уж ты на же свой червянной вяз,

Да уж ты брось-ко возьми ось и тележную.

Затреска́лась вся земля да и поселенная,

60 И побежал уж тут Васильюшко

Да что на то болото на Кули́ково,

Да на то побо́ищё великое.

Уж как стал же Василей попахивать,

Уж как он стал (по) народу — цела улиця,

65 Да в другу махнёт — дак переулочек,

А народ валит, как травы́ с косы́.

А говорят мужики да новгородские

А к его же идти к хрёстну батюшку,

Да все же оны цело́м да поклонялисы:

70 — Молодой же старчище Елизарище,

Да ты вуйми да своего да крёсно дитятка!

Да как справляетсе да одеваетсе

Молодой старчище Елизарище,

А на головку берет шляпку сорок пудов.

75 А колокольный-от язык да двадцати пяти.

А как идет-то старчище да нахмуряетсе,

А что о Волхов мост да нагибаетсе.

Как увидел Василей сын Буслафьевич

Да своего-то он да ро́дна хрёстнушка:

80 — Ай же ты, да хрёстной батюшко,

Да тебе не давал яицько о Христова дни,

Дам я тебе яицько о Петрова дни!

Замахнулся Василей да с полу́ силы́.

Да с полу́ силы́ да с молодецькою, —

85 Да колокол на голове не шатнетсе,

Да золоцёным кудёрышкам не стрязнутсе.

Посидел Василей сын Буслафьевич

Да замахнулсе да тут со всей силой,

Да он со всей поры, —

90 Колокол на голове рассыпалсе,

А буйна-то головка раскололасе.

Да как нацял-то Васильюшко помахивать,

Говорят-то мужики новгородские:

— Да он побьет да весь и наш Но́вый-горо́д.

95 Да не оставит народушку да на семена.

Да не наб ли идти да к его матушке,

Да к честной вдове Мамельфе Тимофеевне!

Все оны цело́м да поклонялисе:

— Да уж ты, матушка да ты добротушка,

100 Да ты уйми-ка ро́дна дитятка,

Да он побьет да наш и весь Но́вый-горо́д,

Да не оставит народу нам на си́мена!

Да что приходит его да ро́дна матушка,

Да что на то́е болото на Кули́ково,

105 Да что на то́е на болото великое,

Как не смела идти она спереди,

Да заходила она да его по́зади,

Да захватила за рученьки за белые,

Привела она в полаты белокаменны.

110 Выходил Васильюшка на белый двор,[6]

Да выбирал Василей сибе Бурушка,

Сибе Буруш(ы)ка, сибе Косматушка,

Да как стал же Бурушка обседлывать,

Как добра́ коня да он обтачивать.

115 Застегал он подпругамы двенадцатью,

Да что двенадцатью подпругами да продольныма.

Да как видли добра мо́лодца седучи,

Да как не видели его поедучи.

Он хоромамы ли ехал ли, воротами,

120 На ведь прямо через стену городо́вую,

Приежжал ведь Василей на Поло́нь-гору́,

Да там лежит голова да целовецеска,

Да говорит она Васе́лью таковы слова:

— Уж ты ай же, Василей сын Буслафьевич,

125 Ты приехал сюда вот не зачем-то,

Кто приежживал — да не уежживал,

А не уехать тибе да до́бру мо́лодцу!

Рассердил(ы)се Василей сын Буслафьевиць

Да уж как пнул Василей в эту голову,

130 Да покатилась голова да целовецеска...

Доехал до горючего камешка, стал он через камешек поскакивать, попрыгивать. Раз перескоцил — недоскоцил. Второй — перескоцил. «Лучше буду позад себя». Как тут скоцил и разбился. Тут же Василью и славы поют.

10. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ

И жил-то Буславьюшко сто годов,

И жил-то Буславьюшко, не старелся,

И теперь-то Буславьюшко преставился.

Оставалось у Буславья чадо милое,

5 И премладые Вася Буславьевич.

И стал-то ли Васенька конём владать,

Конём-то владать и копьем шурмовать.

И стал-то Вася по улки похаживать,

И нелёккие шутки пошучивать,

10 И нелёккие шутки непомерные:

Ково за руку хватит — ручку выдернё,

Ково под ногу пнё — ножку выпинывал,

Ково в голову ударит — и в смерть убьёт.

И тут ли новгородские староста

15 И приносит великие жалобы

И к той ли вдовы благочестивые,

И премлады Амельфы Тимофеевны:

— Ай же ты вдова благочестивая

И премлада Амельфа Тимофеевна!

20 Уйми своево чада милово,

И премладова Васю Буславьева,

И много обидушку делаё.

У тово ли новгородского старосты

И хорош был заведен почестной пир

25 И на сильни могучи богатыри,

И на все поляници удалые,

И да на все на добрые молодцы.

И как все на пиру напивалися,

И как все на пиру наедалися,

30 И все на пиру пьяны-веселы,

И все на пиру поросхвастались.

И которой-то хвастат добрым конем,

И которой-то хвастат золотой казной,

И безумной похвастал молодой женой.

35 И сидит-то Василий Буславьевич

И ничем-то Василий не хвастает.

И говорит-то новгородские староста:

— И что ты, Василей Буславьевич,

И что ты ничем не похвастаешь?

40 — И чем мне-ка, братцы, похвастати?

Да нету у меня ведь добрых коней,

И нету у мня золотой казны,

И нету у мня молодой жены;

И похвастаю силой могучие,

45 Идти-то ведь биться-драться на весь Новый град

И с тем ли новгородскием старостой.

И тут-то ли они записи записывали

И к записям белы ручки прикладали,

И заутра-то идти да на Волхов мост

50 И биться-то драться со Новым градом,

И с тем ли новгородскием старостой.

И приезжает Василей к своей матушки,

И премлады Амельфы Тимофеевны,

Он не весёл приезжает, не радошён.

55 Говорила ему родна матушка,

Премлада Амельфа Тимофеевна:

— И что ты ли Вася Буславьевич,

Али что ты не весел, не радошён?

Али место тебе было не по разуму,

60 Али цара тебе не рядо́м дошла,

Али безумьица тобой осмеяласе?

— Ай ты же ро́дная матушка!

И место-то было по разуму,

И цара та мне ведь рядом дошла,

65 И безумьица мной не осмеяласе.

И как все на пиру напивалисе,

И как все на пиру наедалисе,

И все на пиру поросхвастались:

Которой-то хвастат добрым конём,

70 А которой-то фастат золотой казной,

И безумной пофастал молодой женой.

Я похвастал-то силой могучие

Идти-то биться-драться на весь Новый град,

И с тем ли новгородскием старостой.

75 И повела ево да и во чисто полё,

И садила ево во темной погрёб,

И темной-от погрёб сорока сажон,

И навалила плиту ровно сто пудов,

И наклала кису злата серебра,

80 И другую наклала скатня жемчуга,

И понесла-то великие даровья

И тому ли новгородскому старосты.

— А й же новгорочкие староста!

И прими-ко великие даровья,

85 И отмени-ко моего чада милова,

И премладаго Васю Буславьева,

От тово ли побоища кровавого.

И говорил-то новгорочкие староста:

— А й же ты вдова благочестивая,

90 Премлада Амельфа Тимофеевна!

Не дорого ни злато, ни серебро,

И не дорого ни скатниё жемчуго,

Тольки до́рога похвальба молодецкая,

И были дружины хоробрые,

95 И были слуги, были верные,

Слуги верные и неизменные,

И пошли оны да и на Волхов мост

И биться-то драться с Новым-градом,

И с тем ли новгорочкием старостой.

100 Оны билися ровно три ведь дня,

И эта-то девка чернавушка

И выходила на Дунай-реку,

И увидала это побоищо кровавое,

И эте ево слуги верные,

105 И стоят оны и по колен в руды,

И буйны головки проломаны,

И платками головки повязаны.

И тут-то ли девка чернавушка,

И тут-то она слезно всплакала,

110 И приходила она да и во чисто полё,

И во чисто полё да и во темной погрёб,

И говорила она таково слово:

— А й же ты, Вася Буславьевич!

И спишь ли ты, Вася, просыпаешься,

115 И над собой ты незгодушки не ведаёшь,

И твои-то слуги верные,

И стоят оны да по колен в руды,

И буйны головки проломаны,

И платками головки повязаны.

120 И скидывала эту плиту ровно сто пудов,

И выпущала Василья на святую Русь.

И выходил-то ли Вася на святую Русь,

И не попало оружьицо звериноё,

И не попало копьё бурзомецкоё,

125 И ратовьё да девяти сажён,

И попала оси́ща тележная.

И пошел-то ли Вася на Волхов мост,

И на то ли кроваво побоищо,

И начал-то Вася помахивать.

130 А куды-то махнёт — улица́ падё,

И повымахнёт — дак переулочёк.

И прибил-то народу и сметы нет.

И тот ли новгорочкие староста

И наклал-то кису злата серебра,

135 И другую наклал скатня жемчуга,

И понёс-то великие да́ровья

И той ли вдовы благочестивые

И премлады Амельфы Тимофеевной.

— А й же ты вдова благочестивая!

140 И уйми своего чада милого,

И премладаго Васю Буславьева,

И оставь хошь народу на симена.

И говорила ему родна матушка,

И премлада Амельфа Тимофеевна:

145 — А й же ты Василей Буславьевич!

И окроти своё сердцо богатырскоё,

И оставь хошь народу на симена.

11. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ

Жил-был Буславин девяносто лет,

А с Новым городом не спа́ривал.

Оставалось у Буслая едино́ чадо,

А премла́денький Вася Буслаевич.

5 Говорила Василью ро́дна матушка:

— Ай ты, Вася, Вася Буслаевич,

Я слыхала от людей, Вася, старыих,

А накупи, Вася, зелена вина,

Навари, Вася, пива пьяного,

10 Выкати две бочки посере́дь двора,

А напой мужиков, Вася, до́пьяна,

Чтобы жили мужики, лиха́ не думали.

А послушал Вася матушки,

А накупил Вася зелена вина,

15 Наварил Василий пива пьяного,

Еще выкатил две бочки посере́дь двора.

А берет Вася дубину черне́ныя,

А идет Вася по городу, покрыкиват:

— А слушайте, мужики новгородские,

20 А ступайте к Василью на поцесный пир,

А вина-то пить его безденежно!

А справлялись мужики скоро-наскоро,

А идут мужики, сами говорят:

— У Васьки у Буславьева

25 Все припьем да и прикушаем,

Золоту казну повытащим,

А еще цветно платьице повытаскам!

А захо́дя к Василью на широкий двор.

А берет Василий дубину черненыя,

30 А кого бьё Вася по́ боку,

А иного бьё да по́ уху,

Иного бьё по резвы́м ногам.

А какой со двора лёжко́м пловё,

А другой идё на кара́тышках,

35 И пошли мужики, сами говоря́:

— У Васьки у Буславьева,

А не спито у Василья, не съи́дёно,

Ай себе только уви́цьё зави́дёно!

Стоит один — не трё́хнется,

40 Один волос не воро́хнется:

— Одни грамоты учились,

Один тебя, Вася, оба́ивал...

12. ПРОСТОНАРОДНАЯ СКАЗКА

Василей-от да Буславьевиць,

И Фома-то биў да Радиовоновиць,

И Омельфа-та да Тимофиёвна;

Родила она да своего цяда,

5 Цяда милова Василья Буславьева.

У людей-ту девети годов,

У её мальцик девети недиль,

Зацяў на улоцку похаживать,

И с робятками поигрывать;

10 Ково за руку возмёт,

Руку оторвёт,

Ково за ногу ухватит,

Ногу выдернёт,

Ково за голову огребёт,

15 Голову отвернёт.

Это дело было в Нове-городе,

Мужики-ти все новогородскиё,

Все и старосты новогородскиё

С жалобам пошли

20 К ево матушке:

— Гой еси, наша матушка,

Омельфа да Тимофиёвна,

Унимай-ко ты свово цяда,

Цяда милова;

25 Он не ладно да дело делаёт,

Не в порядке жо он и шутки шутит;

Он играў жо бы с бородатыми

И с безбородыми.

Василью это слово полюбилося,

30 Он и стаў на улоцку похаживать,

Он с робятками нацяў поигрывать;

Ково за руку возмёт,

Руку оторвёт,

Ково за ногу возмёт,

35 Ногу отвернёт;

Ково за бороду сгребёт,

Бороду выдернёт.

Мужики-ти все новогородскиё,

Все и старосты новогородскиё

40 С жалобам пошли

К ево матушке:

— Уж ты гой еси, наша матушка!

Унимай-ко ты своево цяда,

Он не ладно жо депо делаёт,

45 Не в порядке и шутки шутит;

Как досюдова было досёлева еще

И жиў-то быў ево батюшко,

Он держаў-то пиво пьяноё,

Он сидеў жо вино зелёноё.

50 Василью это слово полюбилося,

Он и выкатиў цаны сороковиныё,

Он и клаў заветы не малыё,

Опустиў цашу сороковиную:

— Ужо хто эту одной рукой

55 Цашу выцерпнёт,

На один дух и выпиёт,

Ужо тот жо мой и друг и брат.

Как из улоцки да из Конероцки,

Выходили тут три молоцика;

60 Одно рукой цашу церпали,

На один дух и выпивали всё.

Говориў жо Василей Буславьевиць

Таковы слова:

— Стойтё, мои дружья-братья,

65 Ужо сможётё ли с мой цернельской вяз?

Как он хватит жо их

Да вязом по боку, —

Тут робятушки и повалилисё.

Как из улоцки да из Конероцки,

70 Выходило тут семь молоциков;

Оне одной рукой цяшу церпали,

На один дух и выпивали всё.

Говориў жо Василей Буславьевиць

Таковы слова:

75 — Стоитё-ко, мои дружья-братья,

Сможётё ли с мой цернельской вяз?

Как он ухватит их

Да вязом по боку, —

Тут стоят робятка, не ворохнуца.

80 Он и прибраў их трицать молоцёв.

Как у кнезя было у Кутусова,

Собираўся тут пир на веселе;

Зазываёт он кнезей, бояр,

Он господ, хрестьян

85 И купчей, мещан.

Он не позваў жо Василья Буславьёва.

Говориў жо Василей Буславьевиць

Таковы слова своёй матушке:

— Моя матушка, я безо зву пойду.

90 Пришёў жо Василей Буславьевиць,

Под окошецком он не стукавши,

Пришеў жо в избу, богу не моливши;

Ужо пир-от идёт да во полупире,

И стол-от идёт во полустоле.

95 Ево мистецком не обсадили,

Василья цяроцкой не обносили,

Посадили ево за передней стоў,

Все кнезья, бояра порасхвастались;

Кто похвастаёт молодой жёной,

100 Иной похвастаёт золотой казной,

Иной похвастаёт конями добрыми,

Иной похвастаёт слугами верными.

— Ужо що жо ты, Василей Буславьевиць,

Ты ницем жо да и не похвастаёшь?

105 У тебя ли нетотка золоты казны?

У тебя ли нетотка коней добрыих?

У тебя ли нетотка слуг верныих?

Василей сглупа это слово вымолвиў:

— Я похвастаю да на Поцять-реку,

110 На Поцять-реку я бится, дратися

Да с Новым-городом,

Окроме старца да Волотоманца.

И пришоў жо да Василей Буславьевиць

К своёй матушке,

115 Повисиў он свою буйну голову,

Он потупя жо да свои ясны оци.

— Ужо що жо ты, моё дитятко,

Припецялиўсё?

Тебя местецком-ту да видно обсадили,

120 Либо цяроцкой-ту тебя обносили?

— Уж ты гой еси, моя матушка!

Меня местом-ту не обсадили,

И цяроцкой-ту не обносили;

Я похвастаў да на Поцят-реку,

125 На Поцят-реку да битца, дратися

С Новым-городом,

Оприць старця да Волотоманця.

И взяла жо да ево матушка,

Заперла она да в погреба глубокиё,

130 За деветь дверей да за золезныих,

За деветь замков да за немецкиих.

Мужики-ти пришли новогородскиё

Да и старосты новогородскиё:

— Уж ты гой еси, наша матушка!

135 Ты подай-ко нам да своево цяда,

Цяда милово!

— Вы не троньте-ко да моево цяда,

Он сглупа это слово вымоўиў,

Да вы беритё-ко золоты казны

140 Сколько надобно.

— Не дорога нам твоя золота казна,

Дорога голоўка богатырская.

Как из улоцки да из Конероцки

Выходила тут девка Цернавка,

145 И идёт она мимо погребов глубокиих,

Говорит она таковы слова:

— Ужо що жо, Василей Буславьевиць,

Сидишь дома опочигаешься?

Как твои-то да веть и дружья-братья

150 Поколен оне во крове стоят,

Все головушки да испроломаны.

Как он хватит жо да двери о двери, —

Все он двери тут исприваляў,

Все замоцки да исприломаў;

155 Прибежаў он на Поцят-реку,

И забыў он дома свой цернельской вяз.

Тут стояла корета орлёная,

Он и выхватиў жо ось дубовую:

— Ужо стойтё-ко, да мои дружья-братья!

160 Ужо я за вас да поработаю!

Как он махнёт, так народу улиця,

Хоть размахнёт, так с переуўками.

Мужики-ти да новгородскиё

И пошли оне да по старця Волотоманця;

165 И ведут оне старця Волотоманця,

И несет старец Волотоманец

На головушке он колокоў соборно-ёт.

Говориў жо старец Волотоманец:

— Ужо що у вас да за багатырек?

170 Ужо прежде такиих не было

И после ево да не останеца;

Ужо жиў-то быў ево батюшко,

Да и всё мы на ём воду возили,

Воду возили, да как на мерине.

175 Василей удариў жо да старца в голову, —

И покатиўся старець да в Опоцять-реку,

И пришла жо тут ево матушка,

Да ухватила она за резвы ноги:

— Уж стой-ко, да моё дитятко!

180 Ты остаў людей да хоть на симяна,

Ты на симяна да хоть для разводу.

— Ужо ладно да ты, моя матушка,

Хоть ты сзади зашла!

Спереди зашла, так в азарях-то бы

185 И тебя убил невзначай.

Он стаў по бярежку похаживать,

Он богатырские головушки попинывать.

— Не пинай-ко да ты, Василей Буславьевиць,

Будешь этта-ка ты с нам лежать.

190 Он и стаў жо да Василей Буславьевиць

На камешёк да он поскакивать.

Он сзади скочил

Да он и сшиб свою буйну голову.

13. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ В НОВГОРОДЕ

...Сидел Василей сын Буслаевич,

Они пили-де, ели потешалися,

О полу-де пира, да прирасспорили;

Ударилса Василей сын Буслаевич,

5 Ударилса Василей о велик заклад,

Битьсэ бы, драться с Новым-городом,

Оприч Онтоньева монастыря,

Задор возьмёт дак и с Онтоньевым.

Говорит ему матушка родимая:

10 — Ты ой моё цядо ныньче милое,

Ты бладой Василей сын Буслаевич!

Да жил-де Буслав да девяносто лет,

Не имел-де Буслав девяти другов,

Имел Буслав дак он три друга,

15 Да три-то друга, да три названныя,

У тя, моё цядо, не единого.

Втапоры Василей сын Буслаевич,

Устроил-то щан да середи двора,

Спустил он ведь чашу полтора ведра;

20 Да втапоры Василей сын Буслаевич,

Садилса Василей на ремещат стул,

Писал ерлыки, да скоры грамотки,

Метал по дорогам прямоезжиим;

Да шли бы, брели бы к Ваське на двор,

25 К молодому Ваське Буслаевичу,

Братчину пить бы медовую,

Деньги платить бы единому мне-ка-ва,

Ножики доржать-то переменныя

Из того из Нова-города,

30 Из того бою кулачного,

Идут-то шильники, мыльники, игольники,

Всякия люди недобрыя,

На пир они шли, дак уж радовались,

С пиру пошли, дак нынь заплакали:

35 — Да у вора у Васьки Буслаева,

Не упито было, не уедено,

Красно-хорошо было не ухожено,

Только на век увечья залезено.

Из того из Нова-города,

40 Из того бою кулацьного,

Идёт-то ведь Костя Новоторженин,

Да будёт-то Костя середи двора,

Говорит Василей сын Буслаевич:

— Не признеть тебе чаша единой рукой,

45 Не выпить тё мед да единым духом,

Не снести тебе удару богатырского.

Берёт-то ведь Костя единой рукой,

Выпиваёт-то мёд да единым духом;

Машот Василей черлёным везом

50 По его по буйной по головы;

Стоит молодеч, да не ворохнетче,

На го́ловы кудерцы не трехнутче,

Чело́м он ударил, да ведь вон пошел:

— Да будь ты мне, Васенькя, названой брат.

55 Говорит-то Василей сын Буслаевич:

— Да паче ты брата родимого.

Из того-де из Нова-города,

Как из того бою кулачного,

Да будёт тут нынь как Фома толстой,

60 Фома-то толстой, сам ремесленной,

Да будёт Фома и середи двора,

Берёт-то ведь чашу единой рукой,

Выпивает-то мёда единым духом;

Да машот Василей черленым везом

65 Да по его буйной по головы;

Стоит молодец, не ворохнетче,

На головы его кудерцы не трехнутче,

Челом он ударил, сам и вон пошел:

— Да будь ты мне, Васенька, названой брат.

70 Говорит-то Василей сын Буслаевич:

— Да паче ты брата мне родимого.

Из того-де из Нова-города,

Как из того бою кулачного

Идёт-то Потанюшка хроминькёй,

75 На одну ножку Потанюшка припадываёт,

На другу ножку Потанюшка прихрамываёт,

Костылём бы Потаня подпирается,

Ко двору-то Потаня приближаится,

Да будёт Потаня середи двора,

80 Берёт-то Потаня чашу единой рукой,

Выпиваёт-то мед да единым духом;

Да машот Василей черлёным везом,

По его по буйной по головы;

Стоит молодец, не ворохнетче,

85 На головы кудерцы не трехнутче,

Челом он ударил да и вон пошел:

— Да будь ты мне, Васенькя, названой брат

Говорит-то Василей сын Буслаевич:

— Да паче ты брата мне родимого.

90 На том бы пошли да вот во Новгород,

Пришли-то ко стены городовоей,

Говорит-то Василей сын Буслаевич:

— Ищэ хто из нас, братцы, на ножку легок?

Да Потанюшка у нас на ножку легок,

95 Скакал через стену городовую,

Роздергивал решеточки железныя,

Отворил ворота да городовыя;

Запустили свою дружинушку хоробрую,

Да Костя прошел да тысяцю убил,

100 Фома-то прошел, дак нынь другу-ту убил,

А Василей сын Буслаевич

Вперёд-де махнёт, дак лежит улича,

А назад отмахнёт — с переулками.

Кабы видят мужики да новгорожана,

105 Они видят себе да неминучую,

Побежали к Васильевой матушки:

— Ты ой есь, Васильева матушка,

Чесна вдова Омельфа Тимофеевна!

Уйми своя чада нонь любимого,

110 Оставь бы в Нове-городе хоть бы малого,

Хоть бы малого, да хоть бы старого.

Пошла-то Васильева матушка,

Пошла-то она да на побоищо,

Брала-то Василья за белыя руки,

115 Поводила Василья в тёплу ложню-ту,

Привела-то Василья в ложню тёплую,

Сковала в железа нынь тяжелыя,

В ножны и в руцьны, нынь в заплецныя;

Да спит-то Василей, не пробудитсе.

120 Да втапоры девушка чернавушка,

Пошла-то-де по воду на Волхову-реку,

Воротила к Василею Буслаевичу,

Как замкнут Василей ныньце в три замка,

Как в три-ти замка да ныньце крепкия;

125 Втапоры девушка чернавушка,

Она пнула-то двери правой ногой,

Отлетели-то двери с ободверинками,

Заходила-то девка в ложню тёплую,

Сама говорила таковы речи:

130 — Ты ой есь, Василей сын Буслаевич!

Ты спишь-то Василей, не пробудишьсе,

Как вся твоя дружинушка в крови ходит,

Кушаками у ей головы приверчены.

Пробудилса Василей сын Буслаевич,

135 Скакал-то Василей на резвы ноги,

Он выломал железа нынь тяжелыи,

Ножны и ручны, нынь заплечныи,

Побежал-то Василей на побоищо,

На сильнё, грозно́, на кровавоё,

140 На стрету старик идёт Антоний-от,

На главы несёт колокол девяносто пуд,

Язык в колоколе петьдисят пудов,

Сам говорит да таковы реци:

— Ты ой, Василей сын Буслаевич!

145 Да мо́лодо курё — не попа́рхивай,

Не выпить те воды да из Волховой-реки,

Не выбить те людей да из Нова-города.

Сызмалешиньки в едином училище училися,

Тогды мы с тобой боролисе,

150 Тогда я тебя частенькё побрасывал,

А ты меня — тогды-сегды.

То Васьки слово за беду стало,

За велику досаду показалосе,

Побежал-то Васька нынь за Волхову-реку,

155 Вырывал-то дубину он из корени,

Он машот дубиной нынь с кокорою,

По его по буйной по головы,

Покатилась голова с плечь как пуговица,

Поворотитсе у старика еще язык в головы:

160 — Топерь нету, Василей, тебе старого вожака.

Прибежал-то Василей на побоищо,

На сильнё, грозно на кроволитие,

Вперед-то махнул, дак лежит улича,

Назад отмахнёт — с переулками.

165 Да ведь видят мужики новгорожана,

Побежали к Васильевой матушки:

— Ты ой есь, Васильева матушка,

Чесна вдова Омельфа Тимофеевна!

Уйми своя чада любимого.

170 Говорит-то Васильева матушка:

— Вы ой есь, мужики новгорожана!

Да что вы над чадом насмехаитесь:

У меня спит-то Василей крепко-накрепко,

Он скован в железа во тяжелыи,

175 Во ножны, во ручны, во заплечныи.

Пошла-то Васильева нынь матушка,

Пошла-то она да в ложню тёплую,

Как нету Василья Буслаевиця;

Побежала она да на побоищо,

180 На сильно, грозно, на кроволитиё,

Пришла она да на побоищо,

На сильнё, грозно, на кроволитие;

Не можот уне́ть цядо родимое,

Схватила его за праву ногу,

185 Говорит-то Василей сын Буслаевич:

— Да што за трепича за ногой волочитче!

Да што за онуча привязаласе?

Говорят мужики новгорожана:

— Ты ой есь, Василей сын Буслаевич!

190 Уйми свое са́рцо ретивое:

Не трепича за тобой да волочитче,

Не онуча к тебе да привязаласе,

Как волочи́тче матушка родимая,

Чесна вдова Омельфа Тимофеевна. —

195 Умирилсэ Василей сын Буслаевич,

Да сам говорит-де таковы речи:

— Уж вы ой есь, мужики да новгорожана!

На то у нас был да право уговор:

Обсыпать бы мой да нынь черленой вяз,

200 Обсыпать бы мне да красным золотом.

14. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ

...А во том-то было во Нове-городе,

Кабы был, заводилса тут почесен пир,

А тогда-то бы вси весьма придумали,

Как позвать-то дородня добра молодца,

5 А сильнёго могуця храбра воина,

Как по имени Василья сына Буслаева,

Со своей-то дружинушкой хороброей;

Как послали они тогды скора посла,

А просить его со матушкой с родимоей,

10 А просить-то во Нов-город на почесен пир.

Кабы скоро послы теперь поехали,

Попросили Василья сына Буслаева,

Со своей-то дружиной со хороброю;

А на то бы Василей не ётслышен был,

15 Со матушкой Василей снаряжается,

Со своей бы дружиной сподобляетсе,

А поехал Василей в славной Новгород,

Кабы в той бы карете золоченоей,

Кучеров молодцов очунь хорошиих,

20 Как стрецяют-то их да с чесью, с радосью,

Как проводят-то их да в грини свеглыя;

Они все на пиру да напивалисе,

Они все на чесном да пьяны-веселы,

На пиру бы молодцы да прирохвастались,

25 А один-от бы хвастат золотой казной,

А иной-от бы удачей молодецкоей,

А иной-от бы силой богатырскоей,

А иной-от бы несчатным скатным жемчугом,

Кабы умной бы хвастат старой матерью,

30 А безумной похвалятся молодой женой,

А тогды-то Василей не ётступчив был:

— Уж вы ой, молодцы новгорожаны!

Ищэ хто со мной бьётся о велик заклад:

Я возьму бы, побью да славной Новгород,

35 Не кому со мной во городе не выстоять.

Мужики новгородчана не отступицивы;

Унимала-то дружина его хоробрая:

— Уж ты ой есь, Василей сын Буслаевич!

Не серди ты удалых добрых молодцов,

40 Нам не чесь-то, хвала будёт молодецкая,

На пиру сидеть-спорить, теперь, здо́ритця.

Унимала его матушка родимая:

— Уж ты ой еси, Василей сын Буслаевич,

Полно-те спорить, полно здо́рити.

45 А Василей не на чё да не здаваитсе,

Не уступат им удалой доброй молодец;

Они бились тогды да о велик заклад,

Они сделали условьё промежу собой,

Ай когды открыть войну да на чистом поли,

50 А в коё бы то врмё, коѝ часы,

Кабы вся его дружина подписалася,

Как под ту бы бумагу, под условьё все.

Отходил бы круте́нько тут почесен пир,

Со пиру-то бы все да расходилисе,

55 По домам-то бы все да разбежалисе;

Поезжат бы Василей сын Буслаевич,

Со своей-то со матушкой родимоей,

Со своей бы дружинушкой хороброей,

Приезжал бы в полаты белокаменны.

60 Она тут-то тогды да думу думала,

Как бы как-то скротить да сына милого?

Она удумала бы сделать почесен пир,

Напоила бы его тут зеленым вином;

Он бы пьет, гостит со матушкой родимоей,

65 А то матери-то сам не оберегаится,

Не берегаитсе бы матери, не опасаитсе;

Он напился допьяна зелена вина,

Кабы где-как бы пал, да тут бы спать бы лёг.

То-то думала матушка родимая,

70 Созвала бы кузнечей да крепких мастеров,

Заковала бы вокруг окошечка косявчаты,

Заковала у его да руки белые,

Заковала у его да ноги резвые,

Занаплецны железа сделала десить пуд,

75 Кабы на руки железа были пять пудов,

Повалила на кроватоцьку тисовую,

А на ту бы перинушку пуховую,

Одевальницой закрыла че́рных соболей,

Ясны очи закрыла камкой хрущатой,

80 Как замкнула она тогды за́ три замка,

Ай за́ три бы замка, крепки весучие,

Тут поставило сторожов за караульниих.

Он бы спит молодец, да просыпаитсе,

Ото сну времё детине розбужатисе.

85 Как во ту-то бы пору, да во то времё,

Тогды шла-то девушка из Нова города,

Подбегали ко его высокому терему,

Ко тому бы ко окошечкю косявцету,

Ко его-то бы нонь да ложни тёплоей,

90 Говорит бы девушка таково слово:

— Уж ты ой еси, Василей сын Буслаевич!

Ты хорош был во славном Нове-городе,

Ты удал был, боёк битьсе, ратитьсе,

С мужиками новгородскими о велик заклад,

95 А тепере ты, Василей, сам запрятался.

Да твоей-то дружины мало можется,

Не может стоят да со Новым городом,

А у их-то вси головы приломаны,

Кушаками ихны головы поверчены.

100 Ото сну тогда Василей пробужаитсе,

От великой хмелины просыпаитсе,

Он учуюл на се железы злы — тежелые,

Его ясны-ти очи помутилисе,

Как горечи его слезы прокатилисе,

105 А могучие плечи расходилисе:

Он срывал тогды железы да со белых рук,

А спихал-то железы да со резвых ног,

Они лопнули железы, розлетелися,

Потенулся-то он да могуцьми плецьми,

110 Кабы сорвал железа занаплецные,

Тогды стал молодец на своей воли,

Кабы стал со кроватоцьки тисовоёй.

Он белешинькё Василей умыва̀итсе,

Тонким белым полотенцем утираитсе,

115 А накладывал на ся тогды кунью шубу,

Надевал сапоги тогды сафьянные,

Опояску опоясывал он шелкову,

Не того видно шелку, что российского,

Дорогого славна шелку шематинского,

120 Приходил ко дверям нонь ко железныим:

— Уж вы ой еси, стражи каравульныя!

Отмыкайте замки скоро весучия,

Выпускайте меня удала добра молодца,

Мне не времё-то жить теперь во комнаты,

125 Мне-ка времё-то итти на свою волю,

Как идти-то бежать во славной Нов-город.

От стражей-то Василью нынь ответу нет;

Как тогда-то Василью за беду стало,

За великую досаду показалосе,

130 Его ясные оци помутилисе,

Как могучи-то плеци расходилися,

Богатырско его сэрцо разъярилосе,

Он пинал-то бы двери всё железныя,

Розлетелися двери на середь двора,

135 Кабы сорвал замки все весуция,

А стражи-то бы все усторонилисе;

Выходил-то бы Василей вон из комнаты,

Да не хто бы не смет слова вымолвить,

Говорил-то девице душе красноей:

140 — Когда буду я, Василей, на своей воли,

Наделю-то тебя я золотой казной,

Я обсыплю тебя скатным жемчугом.

Не берёт-то Василей золотой казны,

А берёт толькё Василей свой черленой вяз,

145 По весу коя палица буёвая,

По весу она бы тенёт — девяносто пуд;

Побежал то Василей в славной Нов-город,

Ко своей-то дружинушке хороброей,

Он бежал-то Василей по чисту полю,

150 Ай не есен-то сокол перелёт летел,

Ай то бел-то бы кречет перепурх пустил.

Ой немного поры да миновалосе,

Тут бы стретилась им женщина снарядная,

Говорит-то она да таково слово:

155 — Уж ты ой еси, Василей сын Буслаевич!

Ты горазд был гостить да во Нове-городе,

А горазд ты был биться о велик заклад,

А теперь-то молодец да приюпряталсе,

Уж ты выдал дружинушку хороброю;

160 Как твоей-то дружине мало можется,

А не может стоять да с Новым городом,

У их вси-то головы испроломаны,

Кушаками ихны головы поверчены.

Ай Василью это слово за беду стало,

165 За великую досаду показалося,

Он срывал-то бы с женщины платьё цветное,

Обнажил-то женщину всю до́нага,

Отдавал-то бы платьё девице душе красноей:

— Ты прими-тко девица душа красная!

170 Когда буду-то я да на своей воли,

Награжу я тебя да золотой казной.

Он бежит-то бы Васька по чисту полю,

Ай не есен-то сокол перелёт летит,

Ак белой-то бы кречет перепу́рх пустил,

175 Он бы столь скоро бежит по чисту полю;

Повстречался ему калика перехожая,

Кабы тот старичище Перегримищо,

Ай несёт бы колокол да девяносто пуд,

На своей-то несёт да буйной головы:

180 — Уж ты молодо курё не попархивай,

Молодыя Василей не похвастывай:

Я ведь был богатырь, да не в твою пору,

Не в твою-то бы пору, не тебе ровня;

Уж ты выдал всю дружину хоробрую,

185 А твоей-то бы дружины мало можотся,

Все у их головы проломаны,

Кушаками их головы поверчены.

А Василью тогды да за беду стало,

За большу ему досаду показалосе,

190 Его ясны-ти оци помутилисе,

Как горяци его слёзы покатилисе,

Он выхватывал бы скоро свой червленой вяз,

Он махнул старику по буйной головы,

По тому колоколу всё великому;

200 А и стоит старичонко, не ворохнетсе,

Как на головы-то кудри всё не тряхнутся;

А тогды-то Василью за беду стало,

За большу бы досаду показалося,

Побежал-то бы Васька к речки Волховой,

205 А стоял под горой тут да сырой дуб,

О двенатцети он сажен был печатныих,

Вырывал-то бы сырой дуб из кореню,

Он хвостал бы о матушку сыру землю,

Розлетелси бы дуб да на три жеребья;

210 Он схватил бы то жеребей с кокорою,

Он бежал бы тогда да на круту гору,

Он махнул старика Перегри́мища,

Как из той бы из силы богатырской,

Разломил колокол да на три жеребья,

215 Он бы сорвал же голову с могущих плеч.

А ищэ у старика язык воротитсэ:

— Уж ты ой еси, Василей сын Буслаевич!

Ай не будёт тебе да поединщика.

А тогды шел бы Васенька во Нов-город,

220 Прибежал-то Василей в славной Нов-город,

А дружины-то стало да мало можится,

Ищэ все их бы головы проломаны,

Кушаками их головы все поверчены,

Говорит-то Василей сын Буслаевич:

225 — Уж вы ой, моя дружинушка хоробрая!

Вы отдальтесь-ко прочь да во чисто полё,

Уж вы дайте-ко мне-как розгулятисе,

С новгородцами мне-как поотведаться,

Поотведаться нонь, да поправитьсе.

230 Отшану́ла вся дружинушка хоробрая,

Он бы взял-то бы кру́то свой черленой вяз,

Он бы стал вязом Васька помахивать,

Как не хто-то не можот биться-ратиться;

Ай летал он по силы, силы армии,

235 Кабы бегат Василей как бы лютой зверь;

Ай увидели во городе как стрась таку,

Они думали бы думу промежду собой:

— Не стоять видно с удалым добрым молодцом.

Посылали они теперь скора посла,

240 Ко его-то бы матушки родимоёй,

Уняла чтобы своего чада милого.

Кабы скоро-де послы тогды поехали,

Приезжали они тогды к Омельфе Тимофеевны,

Кабы просят они тогда нижающо,

245 Как нижающо просят, со покорностью,

Уняла чтобы своего чада милого,

Ай бы милого бы сына, всё любимого;

Отвечат-то им она да таково слово:

— Уж вы ой, нонь еси да люди добрыя!

250 Уж вы что надо мной да посмехаитесь?

У мня спит-то бы чадо, не пробудитсе,

В крепких-то железах, во тяжелыих.

— Уж ты ой еси, Омельфа Тимофеевна!

Ты подлегчи, сходи да в гриню светлую.

255 Ай пошла бы она да в гриню светлую,

Его нету во грине, не случилосе,

Ай во грине лежит всё приломано,

Ай назад бы тогды да поворот даёт,

От стражей, караульщиков она спрашивает:

260 — Ай куды у мне ушел да любимой сын?

От стражей-то тогда да отчету нет,

А слезами-то стражи да уливаютсе,

А не хто-то бы не смет да слово вымолвить;

Ай пошла тогда Омельфа Тимофеевна,

265 Как пошла-то в свои да новы комнаты,

Призывала своих да добрых молодцов,

Ищэ тех бы нонь слуг да придворныих,

Приказала запречь тогда добра коня,

Ищэ в ту бы корету золочёную,

270 Ай проведать своего чада милого,

Ай любимого бы сына одинакого;

А на этой слуги не отслышились,

Запрегали бы в карету золоченую,

Повезли-то е да в славной Нов-город,

275 Привозили-то её да в славной Нов-город,

Как на то бы побоищо великое,

Как на то бы кроволитьё непомерное,

Как крычит она, зычит да громким голосом:

— Уж ты ой есь, ты мой ясён сокол!

280 Уж ти ой еси, моё ты чадо милоё!

Ай любимоё дитя ты одинокоё!

Умири ты свое да ретиво сэрцо,

Опусти ты свои да руки белыя.

А крычит вся дружинушка хоробрая,

285 Как ревут все, зычат за громким голосом,

Не чому-то бы Василей тут не бардуёт;

Побежала она к ему добру молодцу,

Захватилася ему да за праву ногу,

Волочилась бы она да по чисту полю,

290 Как крычит-то, зычит дружинушка хоробрая:

— Уж ты ой есь, удалой доброй молодец!

Умири свое серцо богатырское,

Опусти ты свои да руки белыя.

Говорит-то Василей сын Буслаевич:

295 — Ищэ што это да онуча привязалося?

Говорит-то дружина всё хоробрая:

— Привязалася-то к те родна матушка.

Как тогды-то бы удалой доброй молодец,

Опустил свои да руки белыя,

300 А поставил-то бы он своей черленой вяз,

Как во славну во матушку сыру землю.

А на то бы мужики были догадливы,

Да таскали тогды золото со всех сторон,

А осыпали бы вяз-от золотой казной,

305 Нонь не видно стало палицы боёвой;

Покорился-то весь да славный Нов-город;

Выдавали, отдавали золоты ключи.

15. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ

Уж как жил-де был Буслай до девяносто лет,

Девяносто лет, а зуба да во рту-ту нету ли.

С Новым городом Буслай нынче не споривал,

С мужиками-то ле со новгородскима.

5 Да состарилсе Буслай, дак всё преставилсе.

Оставалосе его дитя любимоё,

Молодой де Васильюшко Буслаевич,

Со своей де со родной со матушкой,

Да с Мамельфой де нынче да Тимофеёвной.

10 Стало Василею тепериче двенадцать лет,

Он по улочкам с ребятами побегивал,

Он ле шуточки-то шутил да нехорошия:

Кого хватит за руку, да руку выдернёт,

Кого дернет за ножку, да ногу вывернёт,

15 Голову-ту ударит, голова с плеча-то ле,

И бежит де ребёнок без головы домой.

Говорят тогда мужички новогородския:

— Не наполнить нам будет Новагорода дитями ли!

И приходили мужики ко Васильевой матушки:

20 — Ах ты го еси, Мамельфа да Тимофеёвна,

Уж как сын-от твой шутит шуточки нехорошия,

Бесповинно калечит наших малых деточёк,

Не наполнить будет нам нынче ведь Новгород.

И если не уймешь ты своего Ваську Буслаева,

25 То мы забросим ле Ваську да прямо в Волхово!

Дождалася его мамонька родимая,

Говорит ему она дак таково́ слово́:

— Уж ле что же ты, мой сын, бегашь да со ребятами?

Уж как шуточки ты шутишь да нехорошия,

30 Ай хотят де мужики бросить тебя в Волхово!

Ты бы лучше прибрал себе дружинушку,

А то долго ли тебя дак сбросить в Волхово!

Говорит ле тут ле Васенька Буслаевич:

— Я де мамонька тепериче послушаю.

35 И заваривал он пива, да пива пьяного,

Наварил он тепере да пива крепкого.

Наливаёт он бочки да сороковочки,

И как ставил он бочки да на круто крыльцо,

Сам садилсе за столы да за дубовыя,

40 И писал он ярлыки да скорописчаты,

И привязывал ко стрелочкам коленыим,

И стрелял де он стрелочки по Новугороду.

А как люди были теперь в церквах во божиих,

Да пошли де из церквей по Новугороду,

45 Находили они стрелочки каленыя,

Находили на стрелочках те ярлыки,

Там написано Васильевым-Буслаевым,

Всех зовет себе на пир; дак тут идут к нему,

А идут к нему на пир дак всё стары и малыя.

50 Ай увидал де Василий да сын Буслаевич,

Говорил себе ле он дак таково́ слово́:

— Не напоить мне будет весь дак Нов ле город-от!

Выходил Василий на круто крыльцо,

А и брал он ведь вяз дак во двенадцеть пуд,

55 Говорил-де ле сам дак таково слово:

— Если стерпит кто мой вяз дак буйну голову,

Тот ко мне зайдёт да и будет мой названой брат.

Говорят тогда мужики дак про себя собой:

— А не у́пито ле будёт, да не уезжано!

60 А на век-то ле увечье да будёт нажито!

Все пошли назад от Васеньки во Нов ле град.

А навстречу бежит им Костя Новоторжанин:

— Каково вы у Васьки упили, каково у́ели?

— Мы не у́пили у Васьки да не у́ели,

65 А на век только увечье да мы всё нажили.

Забегаёт тут Костя да на широкий двор,

Распахнул он тут бочку да с пивом крепкиим,

Да почерпнул он то пиво да полтора ведра,

Подносил-то к устам своим саха́рныим.

70 А и брал-де Васька да свой червленый вяз,

А и бил-то он Костю-то буйну голову.

Устоял-де детина, да не ворохнетце.

Во руках его ли чарушка не сплещетце.

Говорит Васька ле Кости да Новоторженину:

75 — А и будь же ты мне, Костя, дле е милой друг.

Заводил он во свои-ти да во палатушки,

Ай садил его за столы-ти да за дубовыя,

Ай поил кормил его да нынче досыта.

Прибегаёт ко Васьки Потаня да хроменькой.

80 Распахнул де он бочку да сороковочку,

Почерпнул он тут пива да полтора ведра.

Подскочил де к Потане и ли всё хроменьку,

А и стал-то бить его вязом да по хромым ногам.

Устоял тут детина, да не ворохнетце.

85 Полна чарочка-то пива, да всё не сплёщетце.

Заводил он Потаню да в свою све́тлицу,

Ай садил его за столы-то да за дубовыя.

И прибежал на двор ко Васьки Фома горбатенькой.

Не сошел больше Васька да со крута́ крыльца,

90 Только звал он Фому во свою во горницу.

И набрал Васька дружинушки двадцать деветь молодцов,

А ле сам-то стал над нима-ти тридцатыим.

Говорил Васька ле им нынче таково слово́:

— Нам теперече боятьце да будёт некого!

95 Цветно платьё они носят да с одного плеча,

Пьют-едят-де ле с ним дак с одного стола.

Услыхали мужики новогородския,

Что прибрал-де как Васенька дружинушку,

Собирались они дак /в/ место тайноё,

100 Стали думать они думу, да думу крепкую,

Говорят сами промежду собой дак таково слово́:

— Не задумал ли Васенька забрать под свои руки,

Под свои руки ле здесь да нынче Новгород?

Выходил ле тут на середь пола-то старчище,

105 А и стукнул он об пол трижды посохом.

Говорил сам ле слово, да слово мудроё:

— Накурить ведь надо нам да зелена вина,

И созвать нам надо ведь тепере Новгород.

А не будём только звать одного Ваську Буслаева,

110 Не придёт на пир, то Васька мыслит зло на нас,

А придет он к нам, то во хмелю дак он промолвитце.

Говорят тогда мужики новогородския:

— Что сказал старче, так и быть тому теперь.

Наварили они дак зелена вина,

115 Созывали на пир дак весь ле Новгород,

Не позвали только Васеньку Буслаева.

Услыхал Васька про пир мужиков новгородскиих

И пришел он ле к ним сам со дружиною.

— А и здравствуйте, мужички вы да новгородския.

120 Тут ответ держа́т ему: «званому честь большая здесь,

А незваному — тому дак всё ле места нет».

А и сами между собою да усмехнулися,

И садилсе Васька да со дружиною,

За столы ти садились да за дубовыи.

125 Наливали мужики дак зелено вино,

А и сами говорят да таково слово́:

— Кто дружит-де тепере да с Новым городом,

Тот пусть выпьет вина тепере да досуха.

И зашла о де ле хмель Василью да голову.

130 Говорил он мужичкам дак таково слово́:

— Ай и жили вы, мужики новгородския,

А за мною ведь быть всему дак Нову городу.

Ай ответ держа́т мужики дак таково слово́:

— Ай не быть-те за тобой дак Нову да городу,

135 Ты еще шибко младой, дак сын Буслаевич,

А теперече тебе нет у нас места в городи.

Тогда стал-де Василий да на резвы́ ноги́,

Да скричал сам Василий да громким голосом:

— Ай же вы, мужики теперь новогородския,

140 Уж я бьюся с вами дак о велик заклад:

Битьца-ратитьце со утра ле со раннёго.

И положили они заповедь великую

Ай сходитьце им заутро да на побоище.

И ушел-де ле Васинька с пиру домой,

145 Рассказал он своей мамоньки родимоей:

— Завтре битися я буду со всем Новогородом.

А взяла сына за белые за рученьки,

Отвела она Василья да во глубок погре́б,

И спит Васенька ле там, дак не пробудитце.

150 Уж идти надо ле им бы да на побоище,

Собралися мужики дак как на Волхов ли мост,

А всё Васенька ле спит, дак не пробудитце.

И дружинушка вступила да как в смертный бой с мужиками то,

С мужичками ступили новогородскими.

155 (Вот и) бьютце-дерутце они дак час-другой с ними,

А все нету Васильюшка Буслаева.

А мужички ти попетили дружинушку.

У дружинушки все головы прощёлканы,

Ай кушаками головы́ у них перевязаны.

160 Тут говорят де мужики новогородскии:

— Уж вы гой еси, дружинушка де Васькина!

Ай вас продал-то ведь Васька не за копеёчку,

Еще что же, братцы, Васька да за дурак такой.

В ето времё де Васькина служаночка,

165 За водой пошла она, да воду черпала,

Увидала побоище великое:

Мужики-ти де нынь новогородскии

Ай попятили Васькину дружинушку,

А дружина-та увидала да тут служаночку,

170 Говорят сами они ей дак таково слово́:

— Ты не выдай-ко ле нас дак на побоище,

Ты скажи-ко Василью, да пусть нас повыручит.

Ай побросала служанушка ведёрышка,

Побежала она скоро, да скоро-наскоро,

175 Прибегала к Василью тому де погребу,

Закричала сама дак зычным голосом:

— Ах ты гой еси, Василий, спишь, али так лежишь?

Ай твоя-то ле дружинушка бьетце ровно три часа,

А и головы-ти у них теперь прощёлканы,

180 Кушаками они да ле перевязаны.

Воспряну́л тогда от сна Васенька Буслаевич.

Он как выскочил тепере да вон на улицу,

Второпях-то ле не попала да сабля острая,

А попала ему-де ось тележная.

185 Побежал тогда на побоище великое,

Сам скричал-де Василий да громким голосом:

— А не я ведь вас выдал, мои всё ли братьица,

А как выдала моя родима мамонька!

Уж вы сядьте-ко на скамеёчки, отдохните-кось,

190 Я один за вас тепере да поработаю!

И заходила тут ось его тележная

Ай по тем ли мужикам новогородскиим.

Где махнет ле Василей, да там всё улица,

Отмахнет-де ле Васька, да тут переулочёк,

195 И уло́жил мужиков, дак ровно счету нет,

Приуныли мужики новогородскии,

И повесили они дак буйны головы:

— От беды бы-к нам тепериче избавитьце,

Насыпали они дак чашу жемчуга,

200 Ай втору ту ле чашу да красна золота.

Сами шли де ко тому дак ко Ондронищу,

Со подарочками ему дак со великими:

— Ты уйми-ко се своего любимого крестничка,

205 Ты оставь кось нас теперь-де здесь на се́мена!

Тогда брал от них подарочки немалыи,

И надел он на голову дак свою колокол,

И идет тут Ондронище на побоище.

Говорил ле сам таково ему слово-то:

210 — Уж ты стой-постой-ко се да ле всё детинушка,

Постоим мы еще, стоим, не хвастаём,

Ай воды тебе ле с Волхова не выпити,

В Новом городи тебе молодцов не выбити!

Отвечал ему тут Васенька Буслаевич:

215 — А и гой еси, любимый да крестной батюшка,

Знать несет тебя сюда дак как лиха судьба,

А я не дал тебе ле яица о Христова дни,

Так же дам же я тебе яица о Петрова дни!

И ударил по колоколу осищём,

220 Загудела-то ле медь, да вся потрескала,

Присежаёт Ондронище ко сырой земли,

Заглянул тогда Василей-от под колокол.

А у Ондронища во лбу глаз видно, век не было ли,

Насы́пали опять да чашу жемчуга,

225 А вторую-де чашу да красна золота,

Послали-де подарки да его матушки.

Говорили ей сами да таково слово:

— Ты Васильёва а де матушка, Мамельфа Тимофеевна!

Уж уйми ко се своёго сына́ любимого,

230 Ты оставь хошь нас тепериче на се́мена,

А и рады мы платить да вам со хлебника,

Ай на каждой год с него дак вам по хлебику,

Ай со колачника платить дак по калачику,

А еще бы платить дак вам ле дани-выплаты.

235 Побежала тогда она скоро да на побоище,

На побоище побежала, да все на Волхов мост.

Ай, сама то ле тут думат-да думу крепкую:

— Спереди зайти, так ему ле да все ль прилюбитце?

Уж зайду-ко я созади да добру ль молодцу!

240 И скочила назади на плечи молодецкия,

Говорила сама дак таково слово:

— Ты уйми-ко се, мой сын, дак ретиво́ сердцо́,

Упусти-ко свои дак как руки белыя,

А оставь-ко мужиков теперь на се́мена.

245 Опускались у Василья да руки белыя,

Выпадала да его нынче ось тележная,

Говорил-де сам своей мамоньки родимоей:

— Хорошо ты, моя мамушка, удумала,

Ты удумала, моя мамонька, сзади́ зашла,

250 Ай взялася за плечи́ да молодецкия.

Ай если бы спереди ты зашла, я второпях тебя,

Второпях бы да я тебя, в озо́рности,

И убил бы тебя за мужичка новогородския!

И мужики ти ле тут дак новогородскии

255 Ах с Василиём тепере да помирилися,

Помирилися с Васильём и покорилися,

А и стали платить ему со хлебника,

А и стали платить дак со колачника,

А еще платить ему стали да дани-выходы.

16. ВАСИЛИЙ БУСЛАВЬЕВИЧ

Во славном во городе в новгородскоём

Жил был Буславей девяноста лет.

Оставалась у Буславья любима́я семья́,

Любима семья да молода жона́;

5 Оставался у Буславья сын Буславьевиц.

И стал он на улицы похаживать,

Со малыма ребятамы поигрывать:

Кого за руку хватит — руку выдернёт,

За ногу хватит — ногу выдернёт,

10 За бок хватит — пополам он рвёт.

И стало на Васеньку много докашшиков

Тому генералу новгородскому.

Собирал енерал новгородския,

Новгородския да он посадския,

15 Всех князей собирал да всех бо́яров;

Призывал он как ведь Васильеву родну матушку,

Честну вдову Омельфу Олёксандровну.

— Ты ой еси, Омельфа Олёксандровна!

Еще много есть на твоего сына доказчиков:

20 Прибил-пригубил у мужиков новгородскиих

Всех маленьких детоцок;

Ты с добра не уймешь — та я с ровна уйму:

Посажу его да во глубок погреб,

Предам его холодной смерти и голодноей.

25 И все со пиру да росходилисе,

Все с честного розъезжалисе.

И все идут да пьяны-веселы;

Идёт как Васильева родная матушка

Со честна пиру невесела,

30 Повесила да буйную голову,

Потупила да очи ясныя

Во ту же во матушку сыру землю.

И как стречаёт её чадо милоё,

Чадо милоё любимоё,

35 Молодый Василий сын Буслаевиц:

— Уж ты ой еси, матушка родимая!

Со честна пиру идёшь невесела,

Повесила да буйную голову,

Потупила да очи ясныя

40 Во матушку да во сыру землю;

Стольнички тебя чарой обносили

Или пивна́я браты́ня до тебя не дохо́дила?

— Ой еси, чадышко милоё да любимоё!

Много на тебя да есть докашшиков

45 К тому енералу новгородскому;

И хочот енерал новгородския,

Новгородския да запосадския

Предать тебя холодной смерти и голодноей.

— Уж ты не тужи-ко, моя матушка родимая:

50 Уж я сам с мужиками приуправлюсе,

С енералом я да на суд пойду.

Собирал енерал новгородския почестен пир,

Призывал-то он Василия самого на бал.

Пошёл как Василий Буслаевич (со),

55 Принимал как ёго енерал новгородския

Василия самого на бал:

— Уж ты ой еси, Василий сын Буслаевич!

Ешшё много есть на тебя докашшиков:

Много ты прибил-пригубил да малых деточек.

60 И говорил как енерал новгородския

Василию-ту Буславьеву:

— Ты уймись-ко Василий сын Буславьевич,

Бить да малых деточок;

Я посажу тебя да во глубок погреб,

65 Я предам тебя холодной смерти и голодноей.

Розгорячилса тут Василей сын Буславьевич

На того енерала новогородского:

— Я убью твоих мужиков да новгородскиих.

Он ударилса Вася о велик заклад —

70 О свою он да буйну голову

Заутра идти битьсе-рубитьсе на Волхов мост,

На Волхов мост да ко Волхи реки́.

Собирал Василей Буславьевич

Он почестен пир;

75 Собирал он всех князей, полениц разудалыих.

Он выкатывал бочку сороковочку

И клал он чару да полтора ведра:

— Ишше кто хочот на свете хорошо пожи́ть,

Хорошо пожить да без печали жить, —

80 Тот бы шёл ведь к Василию на бал;

Кто выпьёт эту цару единой рукой,

Единой рукой да на единой дух,

Стерпит от Васеньки чернявой вяз,

Тот и Васеньки будет названой брат.

85 Много народу на почестен пир к Василью собиралосе;

Столовали-пировали день до вечера;

И все со честна пира пьяны-веселы росходилисе,

Росходилисе да розъезжалисе.

Настрету идёт Васенька Маленькой:

90 — Каково у Василья было на честном пиру угощеньицё?

— А будь он проклят: на веку увечья залезены,

Выкачена бочка да сороковочка

И положена чара полведра ведра;

Кто возьмёт чару единой рукой,

95 Выпьёт эту цару да на единой дух,

Тот и будёт Васеньки названой брат.

Приходит как к Василью Васенька Маленькой,

Берёт эту чару да единой рукой,

Выпиваёт он да на единой дух,

100 Стерпел от Васеньки чернявой вяз:

На головы у него кудри да не стряхнулисе,

Сказал тут Василей сын Буславьевич:

— Будь же ты мне как названой брат.

Подходит как Потанюшка Хроменькой,

105 Принимает ету чару единой рукой,

Выпиваёт ету чару на единой дух

И стерпел от Васеньки чернявой вяз:

На головы-то кудри не тряхнулисе,

— И будь же ты мне, Потанюшка, названой брат.

110 Напоила его да родна матушка

Напитками сладкима и горькима;

И повалила его спать во спальню да княженецкую,

Княженецкую да богатырскую;

И заперла за девять замочков крепкиих,

115 За десяту решеточку железную;

И запутала его путынями шелковыма:

— Уж ты спи, моё да чадо милоё

Василий сын Буславьевич.

И приходит тоё время идти на Волхов мост,

120 На Волхов мост да ко Волхи реки,

Битьсе-рубитьсе с мужиками новгородскима.

Ушли и тут Васенька Маленькой и Потанюшко Хроменькой

Битьсе-рубитьсе с мужиками на Волхов-от мост,

На Волхов мост да ко Волхи реки.

125 Они бьются-рубятся на Волхово́м мосту

С мужиками с новгородскима.

У Василья у Буславьевича

В услужении жила девушка чернавушка;

Она, взявши ведёрышко, за водой пошла;

130 Она, взявши коромыслицё с собой дубовоё,

И пошла на Волхов мост да ко Волхи реки.

Видит она на Волхом мосту да на Волхи реки:

Васильевым дружи(на)м много хочетсе,

Много хоцитьсе, да мало можетсе:

135 Кушаками у них головы да исповиваны,

Бумагами раны да испотыканы.

Она бросила коромыслицё да убила человек равно по́л-ста вдруг,

Почерпнувши ведёрышко да ключевой воды,

Побежала она ко спальни княженецкоей,

140 Ко княженецкоей да богатырскоей:

— Уж ты ой еси, Василей да сын Буславьевич!

Уж ты спишь и живёшь, ничего не ведаёшь;

Твоим-то дружинам много хочетсе, да мало можетсе:

Кушакамы головы да исповиваны,

145 Бумагами раны да испотыканы.

Пробудилса Василий сын Буславьевич

От богатырского сна от княженецького;

Он приломал все замочки крепкия, решеточки железныя,

Скочил с кроватушки, с перинушки пуховоей.

150 Не попала ему с собой да сабля вострая,

Попала ему с собой да подтелёжна ось;

И побежал он на Волхов мост да ко Волхи реки.

И пострецалса ему старишшо Макаришшо;

На главы несёт колокол полтораста пуд

155 И сам говорит да таковы речи́:

— Уж ты ой еси, Василей сын Буславьевиц!

И тебе Волхи реки всей не выпити,

У генерала всех мужиков да не выбити;

Ты послушай, да я тебе ведь отец крёстной ведь,

160 Я грамоты тебе учил, на добрыи дела наставлял.

— А когда ты грамоту учил, да с меня деньги брал.

Он взял да как ударил подтелёжной осью,

Росшиб у ёго колокол полтораста пуд.

Прибежал как Василей сын Буславьевич

165 Он как на Волхов мост да ко Волхи реки,

Розгорочилосе у его да ретиво сердцо,

Росходилисе у него могучии плечики,

Розмахалисе у него да белы ручушки:

Он в котору сторону махнёт — да валитсе народу улицей,

170 Назад отмахнёт — да переулоцьки.

Оставалось мужичко(в) редёхонько да малёхонько,

И пошли как они к Васильевой родной матушки,

Ко честной вдовы Омельфы Олёксандровны:

— Ты уйми-ко своего чада милого

175 Да Василья да сына Буславьевича,

Ты оставь-ко мужичков да малых деточок.

А-й как говорит честна вдова Омельфа да Олёксандровна:

— Когда я вас просила, дак вы меня не помиловали;

Я теперя не могу сходить да к моему цаду милом(у):

180 Ретивоё сердцо да розгоряцилосе,

Могучия плечи да росходилисе,

Белыя руки да розмахалисе,

Он в темня́х убьет и меня ведь тут.

Пожалела как честна вдова Омельфа Олёксандровна

185 Мужичков новгородскиих:

Как взяла ведь образ божьей матери

И пошла ведь она на Волхов мост да ко Волхи́ реки,

Взяла с собой образ божьей матери.

Могучия плечи да росходилисе,

190 Ретиво ёго сердцо да розгорячилосе,

Белыя руки да розмахалисе.

Приходит к ему матушка родимая,

Как честна вдова Олёксандровна,

Взяла его Василья сына Буславьева

195 Сзади за плеци за богатырскии.

Обворотилсе Василий сын Буславьевиц;

Увидал он свою да родну матушку,

Как честну вдову Омельфу Олёксандровну;

Сам говорит да таковы речи:

200 — Уж ты ой еси, моя матушка родимая,

Как честна вдова Омельфа Олёксандровна!

Ты ише да догадаласе:

Взяла с собой да образ божьей матери;

Без образа в темня(х) бы я и тебя бы убил.

205 Он просил у ей да бласловеньиця

Со буйной главы да вплоть до резвых ног;

— Уж ты ой еси, моя матенка родимая,

Честна вдова Омельфа Олёксандровна!

Дай-ко-сь мне-ка бласлов(е)ньицо

210 Со честной главы да вплоть до резвых ног

Съездить мне-ка на горы Сионскиё,

Посмотреть мне-ка сильних и храбрых богатырей,

Тех полениц да розудалыих

На горы ти на Сионския.

215 Как поехал Василий сын Буславьевич

На горы да на Сионския.

На горах-то на Сионскиих

Лежит тут ведь камень полтораста аршин.

Он ударил своего коня да доброго по крутым бедрам,

220 Хочот перескочить этот камень да полтораста аршин

На горах да на Сионскиих

И назад отскочить да на эфтом кони да доброём.

У ефтого коня да права ножечка да окатиласе,

Убилса тут Васильевой доброй комонь-он

225 О ефтот о камешок.

226 И тут Василью славы поют.

17. ВАСИЛИЙ БОГУСЛАЕВИЧ

Грозный царь Иван Васильевич

Завел пир про князей про бояр,

Про сильных могучих бога́тырей,

Про всю поляницу удалую.

5 Тут на пиру да напивалисе,

Тут на пиру да порасхвастались.

Еще кто-то хвалится своей силой могучею,

Еще кто-то хвалится да саблей вострою,

10 Еще кто-то хвалится палицей боёвою,

Еще кто-то хвалится своей силой могучею,

Еще кто-то хвалится да золотой казной,

Еще кто-то хвалится да молодой женой.

Как возго́ворил грозный царь Иван Васильевич:

15 — Еще кто-то из вас идет на мою силу на войскую?

Как тут князья, бояре,

Сильнии могучии богатыри,

Еще большей за ме́ньшово хоронится,

И меньшей за бо́льшово хоронится,

20 А середней-то не знае отвиту дать.

Как з-за тех столов да з-за дубовыих

Становился тут дороден добрый молодец

Василий Богуслаевич,

Ему от роду семнадцать лет.

25 — Уж как грозный царь Иван Васильевич,

Уж как я иду на всю силу на войскую,

Только прикажите мне со пиру со кумпаньицы

Себе выбрать двух товарищей.

Говорил Василий Богуслаевич:

30 — Еще кто со пиру да со кумпаньицы

А ко мни во товарищи?

Как выскакивал Поташенька сутул-горбат,

На одну ноженку припадывал.

— Еще кто второй да во товарищи?

35 Еще выскакивал Васька белозе́рянин:

— Как Василию Богуслаевичу

Я иду да во товарищи.

— Ступайте же ко мни в полаты белокаменны,

Ступайте же к моей матушки,

40 К Мамельфы Тимофеевны,

Садитесь за столы дубовыи,

За скатерти за браныи,

За ествы за сахарныи,

А за питья за медвяныи.

45 Тут Василий Богуслаевич

С грозным царём Иваном Васильевичем

Сделали она за́говор великии,

Уж как записи они записывали,

Уж как за́клики закликивали:

50 Ежели побьет да силу войскую,

Чтобы владеть да всим Новы́м-градом;

Ежели побьет да сила войская,

Так нет ни сыску, ни отыску.

Как пошел Василий Богуслаевич к своей матушке,

55 Садился за столы за дубовыи,

За скатерти за браныи,

А за ествы за сахарныи,

А за питья за медвяныи,

Сидит, буйну голову повесивши,

60 Очи ясны в зень поту́пивши.

Говорит его матушка:

— Что сидишь, мило мое дитятко,

Что сидишь, буйну голову повесивши,

Очи ясны в зень потупивши?

65 Аль тебя обесчестил грозный царь Иван Васильевич

Чарой зелена вина?

— Не обесчестил меня грозный царь Иван Васильевич

Чарой зелена вина,

А только я похвалился идти на силу войскую.

70 Еже побью силу войскую,

Дак чтоб мне владеть да всим Новым-градом;

Если побьет сила войская,

Так нет ни сыску, ни отыску.

Его матушка ро́дная

75 Напоила напиткам пьяныим,

Двенадцати дверям затворила,

Двенадцати замкам замнула все личинныим.

Как спит ён, не про́снется,

Народу к нему на двор вало́м-вали,

80 А палок к нему на двор возам везу’,

Дак выскакивал Поташенька суту́л-горбат,

На одну ноженку припадывал,

То сразу семьсот убил.

Дак народу не убавляется.

85 А народу прибавляется,

А палок возы возам везу’.

Как выскакивал Васька белозе́рянин,

А то сразу восемьсот убил.

А народу не убавляется

90 А народу прибавляется,

А палок возы возам везу’.

Выходила дивка служаночка,

Брала коромыселек желизненькой,

Ведёрочка дубовыи,

95 Видит, что его товарищам

Головушки да переломаны,

А платочикам да перевязаны.

Как брала коромыселёк,

Стала коромысельком помахивать.

100 Куды ма́хнет — туды улица,

А розмахнет — переулочек.

А народу не убавляется,

А народу прибавляется,

А палок возы возам везу’.

105 Как тут дивка уполо́халась,

Бросилась да на широкий двор,

Закричала громким голосом:

— Что же ты, Василий Богуслаевич,

Что ты спишь, не про́снешься,

110 А твоим товарищам

Головушки да переломаны,

Платочикам да перевязаны!

Как услыхал Василий Богуслаевич

Голос да богатырскии,

115 Без людей двери отворялисе,

Без ключей замки да отмыкалисе.

Как выскакивал Василий Богуслаевич,

Как выскакивал да на широкий двор,

Не сладилось палочки боёвыи,

120 Не сладилось да сабли острыи,

Ухватил да ось тележную,

Тележную да желизную.

Да куды размахнет — лежит сила войская.

Народу то убавляется,

125 Не оставляе́ народу на симена.

Ево дядюшка родныи

Жил в намастыри́ во Юрьеве,

И пришел ево да уговаривать:

— Ой же ты племянничек,

130 Не оставляешь себе народу на симена.

Я тебя досюль на борьбы побаривал,

Я тебя на кулачки поколачивал.

— Это дело было, дядюшка, да за робячества,

Это тебе спущается, что ты — дядюшка родныи.

135 Да уж как стал Василий Богуслаевич

Владеть да всим Новы́м-градом.

18. АЙ, КАК НАРО́ДИЛСЯ НА СВЯТОЙ РУСИ

1 Ай как наро́дился на святой-то Руси

Русский бо́гатырь,

Вот бы светлорусская да земелюшка

Она вся узрадовалась,

2 Ай светлорусская да земелюшка

Вся узрадовалась.

Ой да собиралися всё дядья, да братья,

Да сы родом-племенем.

3 Ай собиралися всё дядья, да братья

С родом-племенем —

Вот и нарекали ему славна имечка,

А и звать — Васильюшка.

4 Ай, нарекали ему вот — и имечка,

Звать — Васильюшка.

Ой да, как и был-то бы он, свет Васильюшка,

Вот и был малёшунек.

5 Ай, как и был-то бы он, свет Васильюшка,

Был малёшунек,

Вот и был малёнушек свет,

Ой да сам глупёшунек.

6 Ай, был малёшунек, свет Васильюшка,

Сам глупёшунек.

Ой да как таперича стал свет Васильюшка,

Теперь стал на возрасте.

7 Ой как таперича стал свет Васильюшка,

Стал на возрасте,

Ой да, ну и стал-то младец, свет Васильюшка,

Вот и стал на улицу ходить.

8 Ой, ну и стал-то младец, свет Васильюшка,

Стал на улицу ходить,

Ой да, ну и стал-то младец да с ребятами,

Стал он свои шуточки шутить.

9 Ай ну и стал-то младец да с ребятами

Свои шуточки шутить:

Кого за руку возьмет наш Васильюшка,

Тому руку прочь оторвет.

10 Ой кого за руку возьмет наш Васильюшка,

Руку прочь оторвет,

Кого за ногу возьмет наш Буслаевич,

Тому ногу выдернет.

11 Ай кого за ногу возьмет наш Васильюшка,

Ногу выдернет,

Кого в шею толканет наш Буслаевич,

Головушка с плеч испадет.

19. ВАСИЛЕЙ БУСЛАЕВ МОЛИТЬСЯ ЕЗДИЛ

Под славным великим Новым-городом,

По славному озеру по Ильменю

Плавает-поплавает сер селезень,

Как бы ярой гоголь поныривает,

5 А плавает-поплавает червлен карабль

Как бы молода Василья Буславьевича,

А и молода Василья со ево дружиною хоробраю,

Тридцать удалых молодцов:

Костя Никитин корму держит,

10 Малинькой Потаня на носу стоит,

А Василе-ет по караблю похаживает,

Таковы слова поговаривает:

«Свет, моя дружина хоробрая,

Тридцать удалых добрых молодцов!

15 Ставьте карабль поперек Ильменя,

Приставайте молодцы ко Нову-городу!»

А и тычками к берегу притыкалися,

Сходни бросали на крутой бережок,

Походил тут Василей

20 Ко своему он двору дворянскому,

И за ним идут дружинушка хоробрая,

Только караулы оставили.

Приходит Василей Буслаевич

Ко своему двору дворянскому,

25 Ко своей сударыне-матушке,

Матерой вдове Амелфе Тимофеевне.

Как вьюн, около ее убивается,

Просит благословение великое:

«А свет ты, моя сударыня-матушка,

30 Матера вдова Амелфа Тимофеевна!

Дай мне благословение великое —

Идти мне, Василью, в Ерусалим-град

Со своею дружиною хоробраю,

Мне-ка господу помолитися,

35 Святой святыни приложитися,

Во Ердане-реке искупатися».

Что взговорит матера Амелфа Тимофеевна:

«Гой еси ты, мое чадо милая,

Молоды Василей Буслаевич!

40 То коли ты пойдешь на добрыя дела,

Тебе дам благословение великое,

То коли ты, дитя, на розбой пойдешь,

И не дам благословение великова,

А и не носи Василья сыра земля!»

45 Камень от огня разгорается,

А булат от жару растопляется,

Материна сер(д)це распущается,

И дает она много свинцу-пороху,

И дает Василью запасы хлебныя,

50 И дает оружье долгомерное:

«Побереги ты, Василей, буйну голову свою!»

Скоро молодцы собираются

И с матерой вдовой прощаются.

Походили оне на червлен карабль,

55 Подымали тонки парусы полотняныя.

Побежали по озеру Ильменю.

Бегут оне уж сутки другия,

А бегут уже неделю другую,

Встречу им гости-карабельщики:

60 «Здравствуй, Василей Буслаевич!

Куда, молодец, поизволил погулять?»

Отвечает Василей Буслаевич:

«Гой еси вы, гости-карабельщики!

А мое-та ведь гулянье неохотное:

65 Смолода бита, много граблена,

Под старость надо душа спасти.

А скажите вы, молодцы, мне прямова пути́

Ко святому граду Иерусалиму».

Отвечают ему гости-карабельщики:

70 «А и гой еси, Василей Буслаевич!

Прямым путем в Ерусалим-град

Бежать семь недель,

А окольной дорогой — полтора года:

На славном море Каспицкием,

75 На том острову на Куминскием

Стоит застава крепкая,

Стоят атаманы казачия,

Не много не мало их — три тысячи;

Грабят бусы-галеры,

80 Разбивают червлены карабли».

Говорит тут Василей Буслаевич:

«А не верую я, Васюнька, ни в сон, ни в чох,

А и верую в свой червленой вяз.

А беги-ка-тя, ребята, вы прямым путем!»

85 И завидел Василей гору высокую,

Приставал скоро ко круту берегу,

Походил-су Василей сын Буслаевич

На ту ли гору Сорочинскую,

А за ним летят дружина хоробрая,

90 Будет Василей в полу́горе,

Тут лежит пуста голова,

Пуста голова — человечья кость.

Пнул Василей тое голову с дороги прочь,

Провещится пуста голова человеческая:

95 «Гой еси ты, Василей Буславьевич!

Ты к чему меня, голову, побрасоваешь?

Я, молодец, не хуже тебя был,

Умею я, молодец, волятися

А на той горе Сорочинския.

100 Где лежит пуста голова,

Пуста голова молодецкая,

И лежать будет голове Васильевой!»

Плюнул Василей, прочь пошел:

«Али, голова, в тебе враг говорит

105 Или нечистой дух!»

Пошел на гору высокую,

На самой сопки тут камень стоит,

В вышину три сажени печатныя,

А и через ево толька топор подать,

110 В далину́ три аршина с четвертью.

И в том-та подпись подписана:

«А кто-де станет у каменя тешиться,

А и тешиться-забавлятися,

Вдоль скокать по каменю, —

115 Сломить будет буйну голову».

Василей тому не верует,

Приходил со дружиною хороброю,

Стали молодцы забавлятися,

Поперек тово каменю поскакивати,

120 А вдоль-та ево не смеют скакать.

Пошли со горы Сорочинския,

Сходят оне на червлен карабль,

Подымали тонки парусы поло́тняны,

Побежали по морю Каспицкому,

125 На ту на заставу карабельную,

Где-та стоят казаки-разбойники,

А стары атаманы казачия.

На пристани их стоят сто человек,

А и молоды Василей на пристань стань,

130 Сходни бросали на крут бережок,

И скочил-та Буслай на крут бережок,

Червленым вязом попирается,

Тут караульщики, удалы добры молодцы,

Все на карауле испужалися,

135 Много ево не дожидаются,

Побежали с пристани карабельныя

К тем атаманам казачиям.

Атаманы сидят не дивуются,

Сами говорят таково слово:

140 «Стоим мы на острову тридцать лет,

Не видали страху великова,

Это-де идет Василей Буславьевич:

Знать-де полетка соколиная,

Видеть-де поступка молодецкая!»

145 Пошахал-та Василей со дружиною,

Где стоят атаманы казачия.

Пришли оне, стали во единой круг,

Тут Василей им поклоняется,

Сам говорит таково слова:

150 «Вздравствуйте, атаманы казачия!

А скажите вы мне прямова путя́

Ко святому граду Иерусалиму».

Говорят атаманы казачия:

«Гой еси, Василей Буслаевич!

155 Милости тебе просим за единой стол хлеба кушати!»

Втапоры Василей не ослушался,

Садился с ними за единой стол.

Наливали ему чару зелена вина в полтара ведра,

Принимает Василей единой рукой

160 И выпил чару единым духом,

И только атаманы тому дивуются,

А сами не могут и по полуведру пить.

И хлеба с солью откушали,

Собирается Василей Буслаевич

165 На свой червлен карабль,

Дают ему атаманы казачия подарки свои:

Первую мису чиста серебра

И другую — красна золота,

Третью — скатнова земчуга.

170 За то Василей благодарит и кланяется,

Просит у них до Ерусалима провожатова.

Тут атаманы Василью не отказовали,

Дали ему молодца провожатова,

И сами с ним прощалися.

175 Собрался Василей на свой червлен корабль

Со своею дружиною хоробраю,

Подымали тонки парусы полотняныя,

Побежали по морю Каспицкому.

Будут оне во Ердан-реке,

180 Бросали якори крепкия,

Сходни бросали на крут бережок,

Походил тут Василей Буслаевич

Со своею дружиною хороброю в Ерусалим-град,

Пришел во церкву соборную,

185 Служил обедни за здравие матушки

И за себя, Василья Буславьевича,

И обедню с панафидою служил

По родимом своем батюшке

И по всему роду своему.

190 На другой день служил обедни с молебнами

Про удалых добрых молодцов,

Что смолоду бито, много граблено.

И ко святой святыни приложился он,

И в Ердане-реке искупался,

195 И расплатился Василей с попами и с дьяконами,

И которыя старцы при церкви живут —

Дает золотой казны не считаючи,

И походит Василей ко дружине из Ерусалима

На свои червлен карабль.

200 Втапоры ево дружина хоробрая

Купалися во Ердане-реке,

Приходила к ним баба залесная,

Говорила таково слово:

«Почто вы купаетесь во Ердан-реке?

205 А некому купатися, опричь Василья Буславьевича,

Во Ердан-реке крестился

Сам господь Иисус Христос;

Потерять ево вам будет,

Большова атамана Василья Буславьевича».

210 И оне говорят таково слово:

«Наш Василей тому не верует,

Ни в сон, ни в чох».

И мало время по(и)зойдучи,

Пришел Василей ко дружине своей,

215 Приказал выводить карабль из ус(т)ья Ердань-реки.

Поднели тонки парусы полотняны,

Побежали по морю Каспицкому,

Приставали у острова Куминскова,

Приходили тут атаманы казачия

220 И стоят все на пристани карабельныя.

А и выскочил Василей Буслаевич

Из своего червленаго ка́рабля,

Поклонились ему атаманы казачия:

«Здравствуй, Василей Буслаевич!

225 Здорово ли съездил в Еруса́лим-град?»

Много Василей не ба̀ит с ними,

Подал письмо в руку им,

Что много трудов за их положил:

Служил обедни с молебнами за их, молодцов.

230 Втапоры атаманы казачия звали Василья обедати,

И он не пошел к ним,

Прощался со всеми теми атаманами казачими,

Подымали тонки парусы полотняныя,

Побежали по морю Каспицкому к Нову-городу.

235 А и едут неделю спо́ряду,

А и едут уже другую,

И завидел Василей гору высокую Сорочинскую,

Захотелось Василью на горе побывать.

Приставали к той Сорочинской горе,

240 Сходни бросали на ту гору,

Пошел Василей со дружиною,

И будет он в полгоры,

И на пути лежит пуста голова, человечья кость,

Пнул Василей тое голову с дороги прочь,

245 Провещится пуста голова:

«Гой еси ты, Василей Буслаевич!

К чему меня, голову, попиноваешь

И к чему побрасоваешь?

Я молодец, не хуже тебя был,

250 Да умею валятися на той горе Сорочинские.

Где лежит пуста голова,

Лежать будет и Васильевой голове!».

Плюнул Василей, прочь пошел.

Взашел на гору высокую,

255 На ту гору Сорочинскую,

Где стоит высокой камень,

В вышину три сажени печатныя,

А через ево только топором подать,

В долину — три аршина с четвертью.

260 И в том-та подпись подписана:

«А кто-де у камня станет тешиться,

А и тешиться-забавлятися,

Вдоль скакать по каменю, —

Сломить будет буйну голову».

265 Василей тому не верует,

Стал со дружиною тешиться и забавлятися,

Поперек каменю поскаковати,

Захотелось Василью вдоль скакать,

Разбежался, скочил вдоль по каменю —

270 И не доскочил только четверти

И тут убился под каменем.

Где лежит пуста голова,

Там Василья схоронили.

Побежали дружина с той Сорочинской горы

275 На свой червлен карабль,

Подымали тонки парусы полотняныя,

Побежали ко Нову-городу.

И будут у Нова-города,

Бросали с носу якорь и с кормы другой,

280 Чтобы крепко стоял и не шатался он,

Пошли к матерой вдове, к Амелфе Тимофеевне,

Пришли и поклонилися все,

Письмо в руки подали.

Прочитала письмо матера вдова, сама заплакала,

285 Говорила таковы слова:

«Гой вы еси, удалы добры молодцы!

У меня ныне вам делать нечево,

Подите в подвалы глубокия,

Берите золотой казны не считаючи».

290 Повела их девушка-чернавушка

К тем подвалам глубокиям,

Брали оне казны по малу числу,

Пришли оне к матерой вдове,

Взговорили таковы слова:

295 «Спасиба, матушка Амелфа Тимофеевна,

Что поила-кормила,

Обувала и одевала добрых молодцов!»

Втапоры матера вдова Амелфа Тимофеевна

Приказала наливать по чаре зелена вина,

300 Подносит девушка-чернавушка

Тем удалым добрым молодцам,

А и выпили оне, сами поклонилися,

И пошли добры молодцы, кому куды захотелося.

20. СМЕРТЬ ВАСИЛИЯ БУСЛАЕВА

Как у молода Васильюшки Буславьева

Богатырско его сердце пожаделося,

Пожаделося сердце и разгорелося

Съездить со дружиною хороброю

5 На тую на матушку Ердань ре́ку

Ко тому ко граду Еросо́лиму,

Господу богу помолитися,

Ко Господнему гробу приложитися,

И во Ердань реке окупатися,

10 А на Фавор горе осушитися,

Со своей дружиной со хороброей.

И вся его дружина хоробрая

Купались в Ердань реке во рубашечках,

А он же, Василий Буславьевич,

15 Купался Василий нагим телом.

А его свет государыня матушка,

Честная вдова Мамелфа Тимофеевна,

По поезде его давала родительско благословление:

— Ай же ты мое чадо милое!

20 Будешь ты у матушки Ердань реки,

Не куплись, Васильюшка, нагим телом:

Нагим телом купался сам Исус Христос.

А он, Васильюшка Буславьевич,

Нарушил родительско благословленьице,

25 Не послушал государыни матушки:

Окунался Василий нагим телом.

Скоро садились на добрых коней

И поехали на славну на Фавор гору,

Ко тому ко каменю ко Латырю

30 И ко той ко церкви соборния,

Которая стоит со двенадцатью престоламы,

У того у каменя у Латыря,

На котором камени преобразился сам Исус Христос.

Не доедучись до камени до Латыря,

35 На том на раздолье на широкоем

Увидел Васильюшка Буславьевич

Лежащую кость богатырскую,

И начал Васильюшка Буславьевич

Кость богатырскую попинывать,

40 Плеткой шелковою похлестывать.

Воспроговорит кость богатырская:

— Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!

Ты почто меня ножкою попинываешь,

Почто меня плеткой похлестываешь?

45 Хотя едешь ты во церковь в соборнюю

Ко тому ко Латырю ко каменю,

Ко тому ко образу Преображенскому,

То не доехать ти до церкви соборния

И до того до каменя до Латыря

50 И до того образа Преображенского.

Плюнул Васильюшка Буславьевич

На тую на кость на богатырскую,

А сам говорил таковы слова:

— Сама ты себе спала, себе сон видела!

55 И так Васильюшка поезд держал

Ко той ко церкви ко соборния,

Ко тому ко каменю ко Латырю.

Не доедучись до церкви до соборния,

Увидел пред собою бел и велик камень,

60 И на камени подпись подписана:

«Кто перескочит трижды через бел камень,

Тот достигнет церкви соборния

И тому образу Преображенскому;

А кто не перескочит через бел камень,

65 Тот не достигнет церкви соборния

И тому образу Преображенскому».

Говорит Василий таково слово:

— Ай же ты, дружина моя хоробрая!

Скачите через бел горюч камень.

70 И вся его дружина хоробрая

Трожды перескочила через бел камень.

Тут-то Васильюшка Буславьевич

В след дружины свои хоробрыя

Начал через бел камень перескакивать.

75 Раз скочил, и другой скочил,

И на третий говорит дружины хоробрыя:

— Я на третий раз не передом, задом перескочу.

Скочил задом через бел горюч камень,

И задела за камень ножка правая,

80 И упал Васильюшка Буславьевич

О жесток камень своима плечмы богатырскима.

И тут Василью славы поют,

И во веки тая слава не минует.

21. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ В ИЕРУСАЛИМ ЕЗДИЛ

Не бела березонька к земли клонитсе,

Не бумажное листьё ростилается,

Кабы кланялса Василей своей матушки,

Он бы кланялся е да во резвы ноги,

5 Да сам говорил да таковы реци:

— Ты свет, государына моя матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна!

Уж ты дай благословенье мне великое,

Мне велико благословенье, вековецьное,

10 Со буйной-то главы, да до сырой земли:

Мне ехать Василью в Ераса́лим град,

Свести положеньичо немалое,

Мне немало положеньё — сорок тысячей.

Говорит государына его матушка,

15 Честна вдова Омельфа Тимофеевна:

— Ты, свет моё цядо ноньце милоё,

Ты бладой Василей сын Буслаевич!

’Ерусалим-град дорожинькя не ближное:

Кривой ездой ехать ровно три́ годы,

20 Прямой ездой ехать нынь три месяца,

На прямоежжой дорожке есть субой быстёр,

Субой-от быстёр, дак есть розбой велик,

Говорит государына его матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна:

25 — Кому ду́мно спасаться, дак можно здесь спастись,

Туда много добрых молодцов ведь уж хаживало,

Назад молодцы не ворочались.

Он кланелса, Василей, ей во вто́рой раз:

— Ты свет государына, моя матушка,

30 Честна вдова Омельфа Тимофеевна!

Уж ты дай благословенье мне великое,

Великое благословеньичо, вековечное,

С буйноёй главы, да до сырой земли,

Мне ехать, Василью, в Ераса́лим град,

35 Святоей святыни помолитисе,

Ко Господней гробничи приложитисе;

У мня с молоду было бито-граблено,

Под старость-ту надо душа спасти;

Нас тридесять удалых добрых молодцов,

40 Субой-от быстёр дак мы пе́регребём,

Розбой-от велик дак мы поклонимсе.

Говорит-то Васильева матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна:

— Кому думно спастися, можно здесь спастись.

45 Он кланелся Василей во третий након:

— Ты свет государына, моя матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна!

Уж ты дашь, я поеду, и не дашь, я поеду,

Не отстать мне-ка ’дружинушки хоро́броей,

50 Мне ’тридесять удалых добрых молодцов.

Говорит государыня его матушка,

Чесна вдова Омельфа Тимофеевна:

— Как будь благословеньё великоё,

На бладом на чаде на Василие,

55 Тебе ехать Василью в Ероса́лим град,

Святоей святыни помолитисе,

Ко Господней горбницы приложитисе,

Свести положенье не малое,

Не мало положеньё — сорок тысячей.

60 Да стал-то Василей снаряжатисе,

Сын Буслаевич стал да сподоблетисе,

Испостроил Василей нов черле́н карабь,

Да нос-де корма да по звериному,

Да хоботы мецёт по змеиному,

65 Дерёва были у карабля кипарисныя,

Оснасточькя у ка́рабля бела-шелкова,

Не здешнего шелку шемашинского,

Паруса были у карабля белополо́тнены,

Как флюгароцька была на карабли позолочена,

70 Как чена этой флюгароцьке петьдесят рублей,

Якоря были у карабля булатныя,

Место оцей было у карабля положено

По тому жо по камешку самоцветному,

Место бровей было у карабля положено

75 По тому жо по соболю по чёрному,

Не по здешнему соболю, по сибирскому,

Место ресниц было у карабля положено

По тому по бобру да нынь по сизому,

Не по здешнему бобру, по закаменьскому.

80 Пошел-то Василей на черлен карабь,

Со всёй своей дружинушкой хороброю,

Обирали-то сходенки дубовыя,

Поклали-то сходенки вдоль по караблю,

Вынимали то якоря булатныя,

85 Подымали тонки парусы полотнены;

Фома-то толстой тот на кормы стоит,

А Костя Микитиць на носу стоит,

А Потанюшкя маленькёй окол парусов,

Потому-де Потаня окол парусов,

90 Горазд был Потаня по снастям ходить.

Они долго ли бежали, нынь коротко ли,

Подбежали под гору Сорочинскую,

Выходил-то Засилей на черлен карабь,

Он здрил-смотрел, Вася, на круту гору,

95 Уведал Василей нынь чуден крес,

Говорит-то Василей сын Буслаевич,

Говорит-то Василей таковы реци:

— Вы ой есь, дружинушка храбрая,

Вы тридесять удалых добрых молодцев!

100 Опускайте вы парусы полотнены,

Помеците-тко вы якори булатныя,

Кладите-тко сходни коньцём на берег,

Мы выйдем-ко, братцы, на круту гору,

Мы чудному кресту Богу помолимся.

105 Кабы вся его дружина не отслышалась,

Опускали-то парусы полотнены,

Пометали-то якори булатныя,

Поклали-то сходни концем на берег;

Кабы вышол Василей на крут бережок,

110 Пошел-то Василей по крутой горы

Не нашел-то Василей нынь чудна креста,

Нашел Василей только сухую кость,

Суху голову, кось человеческу,

Он пнул ей Василей правою ногой,

115 Говорит голова, кось человеческа:

— Не попинывай, Василей, меня, сухую кось,

Суху голову, кось человеческу:

Да был молодеч я не в твою пору,

Не в твою пору, да не в твою ровню,

120 Как убила Сорочина долгополая,

Как та-жо-ли Чудь да двоёглазая;

Не бывать тебе, Василью, на светой Руси,

Не видать тебе, Василей, своей матушки,

Честной вдовы Омельфы Тимофеевны.

125 Он ведь плюнул-то Василей, сам чурается:

— Себе ты спала, да себе видела,

Он пнул ей Василей во второй раз:

— Ужли голова в тебе враг мутит?

’тебе враг-от мутит, да в тебе бес говорит?

130 Говорит голова-то человеческа:

— Не враг-от мутит, мне не бес говорит,

Я себе-то спала да тебе видела:

Лежать тебе, Василью, со мной в едином гробу,

Во едином гробу, да по праву руку.

135 Пошел-то Василей на черлён карабь

Пришел-то Василей на черлен карабь.

Обирали-то сходенки дубовыя,

Вынимали-то якори булатныя,

Подымали-то парусы полотнены,

140 Побежали они да в Ероса́лим-град.

Заходили-то в галань карабельнюю,

Опушшали тонки парусы полотнены,

Пометали-то якори булатныя,

Поклали-то сходни концем на землю,

145 Пошли-то они да в Ероса́лим-град,

Заходили они во церковь Божию,

Да Господу Богу помолилисе,

Ко Господней гробничи приложилисе;

Положил Василей положеньичо,

150 Немало положеньё — сорок тысячей,

Пошел-то Василей ко Ердан-реки,

Скинывал-то Василей чветно платьичо,

Спускалса Василей во Ердан-реку;

Приходит жона да старома́тера,

155 Говорила сама да таковы речи:

— Ты ой есь, Василей сын Буслаевич!

У нас во Ердан-реки не купаютче,

Как толькё в Ердан-реки помоютче,

Купалса в Ердан-реки Сам ведь Сус Христос,

160 Не бывать тебе, Василей, на светой Руси,

Не видать тебе родимой своей матушки,

Честной вдовы Омельфы Тимофеевны.

Он ведь плюитче, Василей, сам чураитче:

— Себе же ты спала, да себе видела.

165 Говорит-то жона да староматера:

— Себе я спала, тебе видела.

Выходил-то Василей из Ердан-реки,

Надевал-то Василей чветно платьичо,

Пошел-то Василей на черлен карабь,

170 Зашел-то Василей на черлен карабь,

Со всёй своей дружинушкой хороброю,

Обирали-то сходенки дубовыя,

Поклали-то сходенки вдоль по караблю,

Выздымали-то якори булатныя,

175 Подымали тонки парусы полотнены,

Побежали-то они да во своё царство.

Они долго ли бежали, нынь коротко ли,

Подбегали под гору Сорочинскую,

Выходил-то Василей на черлен карабь,

180 Он здрит, смотрит на вси стороны,

Как увидел Василей нынь чуден крест,

Говорит-то Василей таковы реци:

— Вы ой есь, дружинушка хоробрая!

Уж мы выйдём-ко братцы, на круту гору,

185 Уж мы чудному кресту Богу помолимся.

Кабы вся его дружина не ослушалась,

Опускали тонки парусы полотнены,

Метали якоря они булатныя,

Они вышли нынь, братцы, на круту гору;

190 Пошли-то они да по крутой горы,

Подошли-то они да ко крутой горы,

Не нашли-то они да чудна креста,

Нашли-то они да сер-горючь камень,

В ширину-то камень тридцеть локот,

195 В долину-то камень да сорок локот,

Вышина его у камешка ведь трёх локот,

Говорит-то Василей сын Буслаевич:

— Вы ой, моя дружинушка хоробрая!

Мы станем скакать через камешок,

200 Вперед-от мы скочим, назад о́тскочим;

Один у нас Потанюшка есть маленькёй,

Кабы маленькёй Потанюшка, Хроменькёй,

Вперёд ему скочить, назад не о́тскочить.

Скакали они-де через камешок,

205 Вперёд-то скочили, назад отскочили,

Говорит-то Василей сын Буслаевич:

— Не чёсь-то хвала да молодецкая,

Не выслуга будёт богатырская,

Мы станём скакать да вдоль по камешку,

210 Мы вперёд скочим, назад отскочим;

Один у нас Потанюшка есь Хроминькёй,

Вперёд ему скочить, назад не о́тскочить.

Скакали они да вдоль по камешку,

Вперёд-от скочили, назад отскочили;

215 Скочил Василей сын Буслаевич,

Да пал-то Василей грудью белою,

Да пал, разломил-то да грудь свою белую,

Поворотитсе у Васлья ищэ язык в голове:

— Вы ой, моя дружинушка хоробрая!

220 Уж вы сделайте гроб да белодубовой,

Найдите суху кось человеческу,

Положте-тко кось со мной в единой гроб,

В единой-от гроб, да по праву руку.

Они сделали гроб да белодубовой,

225 Нашли кось-голову человеческу,

Завертели во камоцьку белу-хрущату,

Положили их да во белой гроб,

Закрыли-то их да гробовой доской,

Копали могилу им глубокую,

230 Спускали в могилу во глубокую,

Засыпали желтым песком сыпучиим,

Поставили во резвы ноги им чуден крест,

На кресте подписали подпись книжную:

«Лежат два удала добра молодца,

235 Два сильни могуци руськи богатыря,

Да один-от Василей сын Игнатьевич,

Другой-то Василей сын Буслаевич,

Их убила Сорочина долгополая

Да та же ли Чудь да двоеглазая».

240 Пошли-то дружина на черлен карабь,

Обирали-то сходенки дубовыя,

Поклали-то сходни вдоль по караблю.

Вы имали-то якори булатныя,

Они снели со дерева флюгароцьку,

245 Как вынели из карабля есны оци,

Как взели они да черны брови:

Не стало на карабле хозяина,

Того-же Василья Буслаевича;

Подымали тонки парусы полотнены,

250 Побежали они да во своё царство,

Да втапоры Васильева матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна,

Да ждёт-то Василея Буслаевича,

Как смотрит она в трубоцьку подзорную;

255 Как бежит из за́моря черлен карабь,

Не по-прежнему караблик, не по-старому,

Да нету на карабле флюгароцьки,

Как нету на карабле есных оцей,

Как нету на коробля черных бровей;

260 Как плацёт Омельфа Тимофеевна,

Она плацёт да горюцьми слезми:

«Видно нету на караблике хозяина,

Да блада-то Василея Буслаевича».

Пошла она, Васильева матушка,

265 Чесна вдова Омельфа Тимофеевна,

Пошла-то она да во Божью церковь,

Служить панафиды нынь почесныя,

По бладом Василье по Буслаевиче.

22. ВАСИЛИЙ БРУСЛАВЛЕВИЧ

(ПУТЕШЕСТВИЕ И СМЕРТЬ)

Не на Волхови зеленой нонь сад шатаицьсе,

Да по морской волны караблицёк похаживат.

По караблицьку Васильюшко погуливат.

Що не белая берёзка к земли клоницьсе,

5 Не кудрява до сырой да догибаицьсе,

Да ише сын-ле стоит да перед матерью.

Он низёшенько матушки поклоняицьсе

Да русыма кудрями вплоть до пояса,

А ище того пониже до сырой земли;

10 Да он ведь просит у матушки бласловле(н)ьицё,

Бласловленьиця просит он великого,

Да он весьнёго де просит до сырой земли,

От востоку он просит вплоть до запада.

Да как давала ему матушка бласловлень(и)це(ё),

15 Она с нёба давала до сырой земли

Да с буйной главы до и до резвых ног;

Да ище ёму матуш(к)а наговариват:

— Да уж ты ой еси, дитятко родимоё,

Уж ты молод Василей сын Бруславлевиць!

20 Да уж ты будёшь в Ерусалиме городи;

Во Ердани-то реки люди не купаюцьсе,

Да во Ердани-то реки люди омываюцьсе

Для того де для здравьи(ц)я очей ясныех;

Да на плакуне-траве люди да не катаюцьсе,

25 Да плаконом травой люди утираюцьсе

Да для того де для здравья тела белого.

Да ишше ёму матушка наговариват,

Да но(а)говариват матуш(к)а наказыват:

— Уж ты ой еси, дитятко родимоё,

30 Да уж ты молоды Василей сын Бруславлевиць!

Да на той на дорожки есь сулой быстёр

Да що солой-от быстёр, да есь розбой востёр.

Да как есь там ведь горы сорокиньские;

Да на тех горах да на сорокиньскиех

35 Да тут стоят-то кресты да Леванидовски.

Там есь сарачина нонь премудрая

Да що премудра сара́чина прехитрая:

Да нехто сарацины да не перехитривал,

Да що нехто долгополой не перемудривал.

40 Говорит тут Василей сын Бруславлевиць:

— Да уж ой еси, матуш(к)а родимая

Да честна вдова Омельфа Тимофеёвна!

Да как сулой-от быстёр да мы перегребём,

А разбой-от востёр да мы поклонимсе.

45 Да тут стал-де Василей снарежатисе

Да он ехать молицьсе в Ерусалим город.

Да он брал де дружину всё хоробрую:

Да он ведь брал Костю-Лостю Литурженина,

Ай да брал он Фому Толсторемянников(а),

50 Да ишшо брал де Потаню малого хромого;

Да брал он с собой да звоньчяты гусли.

Да шше заходили они да на черной корабь.

Становил он Костю-Лостю ноньце на корму,

Да Фому Толсторемянникова на нос же,

55 Ай Потаньку мала хрома около парусов.

Ай да выкатывали якори булатные,

Подымали они парусы поло́тняны,

Они з(д)равно пошли церез синё морё.

Да Васильюшко по караблицьку похаживат,

60 Да в звоньцяты гусли Васильюшко поигрыват.

Да пошли они здраво за синё морё.

Да шше пала им ти́шина способная.

Да завидели горы сорокинские

Да на горах-то кресты да Леванидовски.

65 Говорит тут Василей сын Бруславлевиць:

— Да уж ты ой еси, Костя сын Литуржени(н)!

Ты дёржи-тко-се на горы сорокиньские:

Да на горах-то да кресты оказуюцьсе,

Ливанидовски цесны да знамянуюцсе;

70 Да вот ведь нам крестам да помолитис(е),

Ливанидовским честным да приложитисе.

Да подъежджали де под горы сорокинские;

Опускали де парусы полотняны,

Да що выкатывали якори булатные,

75 Да вымётывали сходёнки дубовые,

Да соходили они да с черна карабля.

В пол горы лёжит голова да богатырьская,

В толщину голова да как пивной котёл.

Да тут де Василей сын Бруславлевиць

80 Да он как нацял головушку попинывать,

Он попинывать, головушку побрасывать.

Да говорит голова да богатырьская,

Говорит голова да таково слово:

— Да уж ты ой еси, Василей сын Бруславлевиць!

85 И нецёго тебе надо мной галицьсе.

Да уж я был богатырь да на своих ногах;

Да служил-то-ле я да сороким царям

Да сороким-то царям да я царевицям,

Королям-то я служил да коро(ле)вицям;

90 Да уж я дралса с сорочиной да ровно три года.

Ай да та де сорочина прехитрая

Да прехитра сорочина ведь премудрая

Накопала она перекопы глубокие

Да що наставила подрези ножовые.

95 У мня перв-от перекоп конь пере́скочил,

Да ище втор-от перекоп конь пере́скочил,

И в треть-ёт перекоп конь обрюшилсэ.

Тут опутала в опутиньки шелковые

Да потом отрубила буйну голову.

100 Да уж ты ой еси, Василей сын Бруславлевиць!

Да уж ты ой еси, Василей сын Бруславлевиць!

Да уж ты будёшь лёжать да со мной по ряду.

Да пошел тут Василей на чернен карабь.

Да выкатывали якори булатные

105 И сдергивали сходёнки дубовые

Да подымали-то парусы полотняны;

И пошли де они в Ерусалим город.

Да во Ердани-то реки да он купаицсэ.

На плакуне-то травы да катаицсэ;

110 Да шше тут де Василей поворот дёржит,

Заходил-де Васильюшко на чернен карабь.

Да що выкатывали якори булатные,

А сдергивали сходёнки дубовые

Да подымали белы парусы полотняны.

115 Подходили ведь под горы сорокинские,

Да как ведь тут карабь да остоялсэ у их.

Говорит тут Васильюшко Бруславлевиць:

— Да уж вы ой еси, дружья, братья, товарыщи!

Вы берите-ко щупы да долгомерные:

120 Да мы на кошецьку нашли, ле на камешок.

Да берут они щупы да долгомерные:

— Да не на кошечьку нашли мы, не на камешок.

Говорит тут Василей сын Бруславлевичь:

— Да уж вы ой еси, дружья, братья, товарыщи!

125 Мы вперёд шли, с головушкой россорились;

Да, видно, нать нам с головушкой поладицьсэ.

Вы дёржите на горы сорокинские.

Да у их сад-от пошел, да как сокол полетел.

Подходили под горы сорокинские

130 Да опускали-то парусы полотняны,

Ай выкатывали якори булатные

Да що вымётывали сходёнки дубовые;

Выходили они да на сыру землю,

Да подымалисе они да на круту гору.

135 Да на той на дорожки есь горюць камень,

Да що на етом на камешки подписано:

«Ище хто етот камешок не перескоцит, —

Да тому ле на свете живому не быть».

Говорит тут Василей сын Бруславлевиць:

140 — Да уж мы все этот камешок перескоцим;

У нас горё-беда Потаньки хромому,

Да как ёму этого камешка не перескоцитъ.

Да скакал тут Костя-Лостя Литурженин,

Да он ведь этот ле камешок перескоцил;

145 Да скакал тут Фома Толсторемянников,

Да уж тот ведь этот камешок перескоцил;

Да скакал тут Потанька малой хроменькой, —

Да он ведь етот камешок да перескоцил;

Он скоцил через камешок и назад отскоцил.

150 Да скакал тут Василей сын Бруславлевиць, —

Да он ведь этот камешок перескоцил,

Он перескоцил камешок и назад отскоцил,

Да на этом на камешки обрюшилсэ.

155 Ай тут те Васильюшку славы поют.

23. ВАСИЛИЙ БОГУСЛАВЬЕВИЧ

Ишше было в славном городе в Новиго́роде,

Ай там жил-то ведь был да всё богатой князь,

Ай богатой ведь князь всё Богусла́нушко.

Ай была у ево всё молода жона,

5 Ишше та ли кнегина да Овдотья-свет Васильёвна.

Ай не славилсэ князь, скоро́ представилсэ;

Оставалась у ево да всё мала́ семья,

Всё мала́ семья, Овдотья всё Васильёвна;

Оставалось у ево всё цядо милоё,

10 Цядо милоё Василей Богуславьёвич,

Ишше стал-то Василей Богуславьёвич,

Ишше стал у нас Васильюшко семи годов;

Отдала ёго родима ёво матушка,

Отдала ево во школу уцить грамоты;

15 Как ведь скоро Васильюшко да научилсэ-то.

Ишше стал он на улоцьку похаживать;

Он дворяньскима забавами да забавляитсе, —

Малых деточек на улки пооби́живат:

Он ведь голову возьмёт, да голова тут прочь;

20 Он ведь за́ руку, за́ ногу — нога тут проць.

Он ведь тут, Василей Богослаевич,

Он ведь много убивал да малых деточок.

Говорят-то всё многи́ да люди добрыя;

Тут ведь стали мужики-новогородцы собиратисе,

25 Они стали к Овдотьюшки ходить, ругать-ту всё.

Вот уходит Васильюшко опять на улочку;

Говорят-то мужики новогородския:

— Мы лишим-вершим тебя, Василей, с своей-то буйной го́ловой,

Отсекём у тя по пле́ць мы бу́йну голову!

30 Тут задумалсэ Василей Богуславьёвич;

Он пошел-то тут ведь скоро к ро́дной матушке,

Он повесил буйну голову с могучих плець.

Говорит-то тут ёму всё ро́дна матушка,

Ишше та ли всё вдова Овдотья-свет Васильёвна:

35 — Уж ты шьчо же, ты моё да цядо милоё,

Молодой ты мой Василей Богуславьёвич!

Ты неве́сёл-то идёшь, Васильюшко, ко мне, нерадосьнё?

— Уж ты гой еси, матушка родимая!

Тут хотят миня ’зымать-то мужики новогороцьския,

40 Отрубить они мою всё буйну голову.

Говорила ёму матушка родимая,

Ишше та вдова Овдотья-свет Васильёвна:

— Уж ты гой еси, моё да чадо милоё,

Цядо милоё моё да ты любимоё,

45 Молодой ты мой Василей Богуславьёвич!

Собирай себе дружиночку всё храбрую,

Выбирай себе дружиноцьку проти́в собя,

А против себя дужинушку, хоробрую.

Говорил-то ей Василий Богуславьевич:

50 — Соберу-ту я пир на широко́м двори,

Я налью-то ведь цяру зелёна́ вина́,

Зелёна́-та ви́на цяру полтора ведра.

Наливат скоро чарочку-ту зелёна́ вина,

Зелёна вина цяру полтора ведра;

55 Сам садитсе во полату белокамянну

Ай на тот ли он на стул всё рыта бархата,

Он ведь пишёт ёрлыцьки да скорописцяты,

Отсылаёт ёрлыки да всё по городу,

Собирались-то дружиноцька штобы хоробрая.

60 Тут приходит к ёму да на широкой двор,

Во первы́х-то приходит к ему Потанюшка всё Хроменькой;

Тут-то брал Потанюшка цярочку лево̀й рукой,

(Он (Василий) ищё сказал, шьтобы — лево́й рукой могут ли кто чару это зды́нять?)

Выпиваёт ету цярочку он на единой дух.

Тут ведь брал-то Василей Богуславьёвич,

65 Он ведь брал-то в свои руки богатырьския,

Он ведь брал-то тут да всё как чёрной вяз,

Он ведь хлопал-клёскал вязо́м Потанюшку да по резвы́м ногам;

Ай Потанюшка стоит, стоит, не тре́хнитсе,

Он не тре́хнитсе стоит да не зворо́нитсе.

70 Тут как брал его Василей Богуславьёвич

За праву́-ту его да всё за рученьку:

— Приходи-ко-се, Потанюшка ты Хроменькой.

Приходи в мои полаты белокамянны;

Уж ты будь мне-ка дружиночкой хороброю;

75 Ай садись ты за мои ти дубовы столы,

Ты за те садись за скатерьти за браныя,

Ты за те садись за есвы за саха́рныя,

Уж ты пей-ко, ты ешь да всё ты кушай-ко.

Сам пошел-то опять да на широкой двор,

80 Наливаёт опять цярку полтора ведра,

Полтора-та ведра да зелёна́ вина.

Тут идёт опять к ёму всё на широкой двор,

Тут идёт-то всё дружина к ёму храбрая,

Ай идёт-то по имени Косьтя новото́рженин;

85 Он берёт-то ету цярочку лево́й рукой,

Выпивал-то ету чарочку всё на единой дух.

Тут хватал-то Василей Богуславьёвич,

Он хватал-то в белы руки богатырьския

С широка-то двора да всё он чёрной вяз,

90 Он ударил Косьтю все по буйной ево го́ловы;

Ай стоит-то ведь Косьтя, не думаёт.

(Небо́лько кажет.)

Говорит-то Василей Богуславьеич:

— Уж ты гой еси, Косьтя новоторженин,

Уж ты будь мне-ка дружиночкой хороброю,

95 Проходи в мои полаты белокамянны,

Пей ты, ешь у меня садись-ко, кушай-ко,

За мои ти столы садись дубовыя,

Ты за скатерьти да всё за браныя,

Всё за есвы за мои да за саха́рныя.

100 Тут проходит Косьтя новоторженин;

Оставаитсе Василей на широко́м двори;

Наполняёт-наливаёт чарочку опеть он зелены́м вином.

Тут приходит опеть к ему дружиночка всё храбрая,

Ище тот ли Данилушко сутул, горбат,

105 Он сутул, он горбат, всё наперёд покляп,

Выпивал он цяроцьку всё на единой дух.

Он того Василей Богуславьёвич

Он не пробуёт ево всё могучо́й силы,

Он не бил, не пробовал да всё чорны́м вязом;

110 — Проходи ты ко мне, Данилушко, в полаты белокамянны,

Уж ты будь мне-ка дружиночкой хороброю,

Ты попей поди, поешь у мня, покушай-ко,

Ты садись-ко за мои-ти дубовы́ столы,

Шьчо за браны за мои-ти белы скатерти,

115 Уж ты пей-ко, ешь да у мня кушай-ко

Ты как те ли мои есвы саха́рныя.

Тут услышил Василей Богуславьёвич

Шьчо сбираитьсе у князя-та новгородцького,

Собираитсе пир да всё на весь ведь мир:

120 Шьчо на тех ли на князей всё на богатыих,

Да на тех ли мужиков повогородськиих,

Собирает пир да всё судить-то, да они всё присуживать

Ай того ли Васильюшка Богусла́вьёвича.

(Набил, вишь, ребят.)

Да услышал про это богатырь наш всё пресильнёй-от,

125 Да могуцёй богаты́рь наш доброй молодець,

Ешше тот ли свет-Васильюшко наш Богусла́вьёвич.

Всё на пир-то ведь Василья тут не по́звали,

Говорит-то Василей Богуславьёвич

Он своей-то всё родимой своей матушке,

130 Он ли той ли Овдотьи-свет Васи́льёвне;

— Уж ты гой еси, родима моя матушка,

Пожила вдова Овдотья-свет Васильёвна!

Я пойду разве ко князю на поче́сён лир,

Поведу-ту я свою дружинушку хоробрую.

135 Говорит-то Василью ро̀дна матушка:

— Уж ты гой еси, Василей Богуславьёвич!

Ишше как ты пойдёшь, да ты ведь не́зван-то:

Шьчо незва́ному, Васильюшко, скажу тебе, ведь госьтю всё ведь места нет.

Тут не слушат Василей Богуславьёвич,

140 Он не слушат родиму свою матушку;

Он ведь скоро тут да наряжаитсе

Со своей-то он дружиночкой со храброю,

Со трёма́-ти ведь со руськима могуцима бога́тырями:

Со перьвым-то со Потанюшкой со Хроменьким,

145 Со вторым-то со Косьтей с новоторженином,

Со третьи́м-то со Данилушком с Горбатеньким;

Они скоро пошли-то всё ко князю-ту новогородському.

(Имя тяжолое — не помню.)

Как ведь тут они пришли-то тут скорёхонько;

Он ведь не спрашиват Васильюшко всё Богославьёвич

150 Он у дверей-то да всё придверницьков,

У ворот-то да всё ведь приворотьницьков,

Он заходит во полаты княженеськия,

Он ведь кланяитсе князю всё новогородскому;

Он заносит свою-ту ножку правую

155 Церез ту ли скамейку белоду́бову,

Он садитсе-то скоро за дубовой стол,

Он садит свою дружиначку хоробрую;

Упеха́л-то из-за стола многих людей добрыих,

Ише тех ли мужиков новогороцькиих,

160 Он выпе́хивал их всё на новы́ сени.

Тут народ-от, люди до́бры испугалисе,

По домам-то ох ведь много разьбегалосе

Да назад опеть на пир да собиралисе;

Они стали сидеть, да всё посиживать,

165 Во сьмиреньици сидят да всё как пьют, едят.

Говорит-то тут князь новогородцькия:

— Уж вы шьто-то сидите́, да вы бога́тыри,

Вы не цим, сидите́, у мня не хвастаите.

Говорит-то тут Косьтя новоторженин:

170 — Уж и тем-то разьве я похвастаю:

Я осталсэ всё от батюшка родимого,

Я осталсэ от батюшка малёхонёк,

Я малёхонёк осталсэ, зеленёхонёк.

Воспрого́ворит Василей Богуславьёвиць:

175 — Я уж тем-то разьве я похвастаю:

О своей-то я буйной о головушке,

Я ударюсь с вами, мужики новогородьския,

Ай ударюсь я с вами о велик залог,

О велик-то я залог — свою богаты́рьску-ту ли я о буйну голову,

180 Пробиваю я свою вам буйну голову.

Говорят-то мужики новгородськия:

— Мы по у́тру-ту станём, утру ранному,

Привести тебя, Василей Богуславьёвич,

Привести тебя шьчобы нам ко Непре́-реки;

185 Приведём тебя да мы к Непре́-реки,

К тому-то мы мосту, мосту дубовому,

Отсекём у тя по плець-то богатырьску буйну голову.

Ты не будёшь убивать-то всё многи́х хоть людей добрыих.

Тут пошел-то скоро со пиру́ Васильюшко,

190 Ай ведь тот у нас Василей Богуславьёвич,

Он повесил-то свою-ту буйну голову,

Ай повесил головушку с могуцих плець,

Запечалилсэ, пошел, сам закручинилсэ.

Ай приходит к родимой своей матушке,

195 Ай ко той ли Авдотьи-свет Васильевны

Со своей-то с дружиноцькой с хороброю.

Говорит-то ёму всё ро́дна матушка:

— Уж ты шьто же, ты моё да цядо милоё,

Цядо милоё моё, цядо любимоё,

200 Молодой ты мой Василий Богуславьёвич!

Ты ведь шьчо у мня пришел всё запечалилсэ?

— Уж ты гой еси, матушка родимая

А по имени Овдотья-свет Васильёвна!

Ишше как то мне-ка не печалитьсе?

205 Я ударилсэ ведь на пиру-ту всё

Я с тима́-то с мужиками всё новогородьскима,

Я пробил-то им свою-ту богатырьску голову:

Увести хотят меня да ко Непре́-реки,

Ко тому ли всё миня мосту дубовому,

210 Отрубить хотят, отсекци всё мою-ту богатырьску буйну голову.

Посадила ёго матушка родимая

Да во ту ли ёго клетку во железную,

Шьчо за те ёво замки крепки заморьския.

За заморьския замоцьки за железныя,

215 Припирала-то ёго ишше черны́м вязом.

Как ведь тут-то пришло-то утро ранноё,

Приходили мужики новогородьския,

Тут ведь собирались мужики новогородьския

Ко Васильюшкову всё к широку̀ двору;

220 — Выходи-ко ты, Василей Богуславьёвиць!

Поведём мы тебя к матушке к Непре́-реки,

Ко тому мы тебя мосту ко дубовому:

Нам охвота всё отсекци-то твоя-та буйна голова.

Богатырьска-та твоя да всё головушка.

225 Тут Василей, сын Богуславьёвиць

Он ведь крепко спит своим сном богатырьскиим.

Шьчо пошло-то то ведь время на други́ сутки;

Тут ведь он всё спит, не пробужаитсе.

Тут ёго-то всё родима ёго матушка,

230 Ишше та вдова Овдотья-свет Васильёвна

Тут берёт-то, насыпает она мису красна золота,

Шьчо другу-ту насыпаёт циста се́ребра,

Да третью́-ту насыпает скатна жемцюгу,

Да пошла она ведь всё к князю с подарками.

235 Шьчо приходит ко князю-ту новогорочкому;

Не примает ведь князь от ей подарочёк:

— Не беру ведь у тебя я красна зо́лота,

Не возьму я у тебя да чи́сто се́ребро,

Мне ненадобно твой да всё скатно́й жемцюг;

240 Мне подай тольки своёго ты сына любимого,

Молодого мне Василья Богуславьёвича.

Как пошла-то бедна вдовушка, слезно́ росплакалась.

Как приходит она да на чисто́ полё,

Роскина́ла-розбросала злато, се́ребро,

245 Россыпа́ла она свой да дорогой женцю́г

По тому ли она по по́лю чистому,

Шьчо сама-та говорила таковы реци:

— Мне не дорого теперь да красно золото,

Мне не дорого теперь мне цисто се́ребро,

250 Не жалею я теперь да скатна́ жемцюга, —

Дорого́ у мня моё мне цядо милоё:

Мне-ка жаль ёго ухватки богатырьскою,

Мне-ка жаль его уда́лой буйной го́ловы,

Мне-ка жаль-то ведь рожо́ного мне дитятка,

255 Молодого всё Василья-та да Богуславьёвича!

Как приходит она всё на широкой двор, —

На широко́м-то двори ведь ходят по колен в крови.

Поступила тут ево дружиночка хоробрая,

Они бьют всё мужиков новогородскиих;

260 Тут нашло ведь мужиков всё перева́лами:

— Мы зайдём ведь ко Васильюшку да Богуславьёвичу!

Мы зайдём скоро́ к ёму мы на широкой двор,

Оберём мы у ево да злато, се́ребро,

Отсекём мы у ево да буйну голову.

265 Услыхали тут их красны девушки,

Молоды-ти ведь всё ихны кухароцьки,

Ише ти ли Васильёвы всё портомойници —

Полоскали Васильюшковы всё белы́, тонки́ рубашоцьки;

Как котора на Васильюшка стирала-то рубашоцьки

270 Как хватила она всё коромысло тут,

Она стала коромыслом всё пошалкивать,

Шьчо убила она силушки да целу сотьню-ту,

Ай Потанюшка убил да до пяти он сот,

Ише Косьтя новоторженин убил да до шести же сот,

275 Ай Данилушко убил да це́лу тысецю.

Ай бежит-то тут Васильюшкова портомойниця;

Тут откинула от две́рей она чёрной вяз,

Отомкнула-то замоцьки ти скоро́ заморьския,

Отпирала она клеть крепку железную,

280 Говорит она сама да сле́зно плачитсе:

— Уж ты сла́дка, ты снали́вна наша ягодка,

Молодой ты наш хозяин, свет-Василей Богуславьевиць!

Шьчо ты долго у нас спишь, ты не пробудисьсе, —

Уж ты спишь у нас, Василей, трои сутоцьки!

285 Шьчо твоя-та ведь дружиночка хоробрая

Они бродят на широко́м двори в крови-то до коленей все.

Тут ставал скоро́ Василей Богуславьевич

На свои-то он на ножицьки на богатырьския,

Тут хватал-то всё Василей Богуславьёвич

290 Во свои-ти белы руцюшки да в богатырьския,

Он хватал-то, всё ведь брал да тут ведь чёрной вяз,

Он ведь стал-то всё вязом да тем поигрывать,

Как народа, людей добрых стал вязом чёрным пошалкивать:

На на праву-ту руку махнёт — свалитсе улица,

295 Он на леву отмахнёт — всё переулками;

Он прибил-то силу всю новогородьскую.

Он приходит тут да ко Непре́, к реки;

Больше бить-то ведь Василью стало некого.

У Непре-то, у реки-то был да всё дубовой мост;

300 Тут стрецялсэ Василью на мосту-ту всё ему ведь тут,

Ишше тот ли стретилсэ-то ёму кресто́вой ёго бра́тёлко.

Говорит ёму Василей Богуславьёвич:

— Тебя цёрт ведь то несёт, брата крестового!

Ты идешь во ту пору, когды ненадобно;

305 Мы играм-то ведь севодьне головами всё,

Не жалем своих головушок мы богатырьскиих.

Говорит ёму крестовой ёго братёлко:

— Молодой ты знать Василей Богуславьёвич!

Ты порато со мной шибко зашибаисьсе.

310 Ты уцилсэ-то когда ты в школе грамоте,

Над тобой-то, кажись, был тогды больши́м ведь я,

Ты, Василей Богуславьевиць, ты был тогды да всё меньшим ты мне;

Я учил тебя ко грамоте господьнёю.

Во руках несёт крестовой его брателко

315 Ише ту ли шепалы́гу подорожную,

Шепалыга подорожна будёт всё ведь двесьти пуд;

Он ударил Василью в буйну голову

Он ведь той-ли шепалугой подорожною.

(На дорогу эдаку взял!)

Ай ведь тут-то богатырьское серьцо разгорелосе;

320 Как хватал-то ведь Василей Богуславьёвич

Шепалыгу у ево да всё лево́й рукой,

Вырывал из рук у брателка крестового;

Он ударил тут братёлка по буйной го̀ловы.

Тут славы-ти поют ведь брателку крестовому,

325 Шьчо славы ёму поют, во многих старина́х скажут.

(Врака, всё-таки в одной!)

Подошел опять по мосту по дубовому;

Тут идёт ёму настрету хрёсной ёго батюшко,

Хрёсной батюшко ево да свет-Дивя́нишшо,

Ай он го́ворит Василей Богуславьёвич:

330 — Тебя черт-от несёт, да хрёсной ты мой батюшко,

Водяной тебя несёт да всё не во́ время!

Говорил ёму крестовой ёго батюшко:

— Молодой, ишше Василей Богуславьёвич!

Не по себе-то ты теперь да дело делаешь. —

335 Говорит-то Василей Богославьёвич:

— Уж ты гой еси, родимой хрёсной батюшко!

Я севодьне играю головами всё мужицьима,

Всё мужицьима играю я, новогороцькима,

Не пропускаю головы и богатырьскою.

340 У ево-то всё у хрёсного да отца-батюшка

Ай на го́ловы надет наместо шляпы большой колокол,

А потянёт этот колокол пудов о тысецю.

Как в руки́-то язык да всё петьсот пудов.

Погледел-то тут Василей-от на крестового на батюшка;

345 Он ударил ёго шепалыгой-то по этому по колоколу, —

Розлетелсэ ведь колокол на мелкие дребезги,

Тут прошла-то шепалыга-та его всё буйну голову.

— Ай убил я ведь, верно, хрестового же отца, хрёсного!

Ай крестового-то братёлка-та ишше мёртвого попиныват.

350 Тут приходят к Овдотьи всё к Васильёвны

Ише ти ли женьшины новогородьския

Под косисцято к ей да под окошоцько.

Услыхал скоро́ Василей Богуславьёвич,

Он ведь скоро овраша́лсэ к ро́дной матушке,

355 Ише к той ли к Овдотьи-свет к Васильёвны.

Как налим-то круг ведь камешка всё овиваитьсе,

Как Василей Богославьевич к матушке ведь всё он ла́шшитсе;

Он ведь падат своей матушки в резвы́ ноги,

Он-то просит у ей родительска благословленьиця:

360 — Уж ты дай-ко мне-ка, матушка родимая,

Мне-ка дай-ко ты родительско благословленьицё

Мне-ка съездить-то, матушка, в Ерусалим всё град;

Я ведь нагрешил я много хоть со малых лет,

Убивал много народу православного,

365 Убивал много хресьяньских малых детушок,

Убил-то я своёго хрёсна батюшка,

Я убил-то крестового своёго брателка, —

Ише хрёсному моёму был родимой сын.

Мне-ка надобно в грехах да попрошшатисе,

370 Ко сьвятой-то мне святыни помолитисе,

Ко сьвятым мошшам нетленым приложитисе,

Во Ердан мне-ка реки́ да окупатисе;

Мне увидеть ведь надоть свято озёро

Откуль вышла матушка Ердань-река,

375 Мне сходить-то нать ведь, съезьдить на сьвяту гору,

Приобразилсэ, на гору́-ту, где Исус Христос,

Где Исус-от Христос да где небесной царь:

Там ведь есь-то, скажут, стоит церьква́ соборная,

Там соборная церьква́ всё Приображеньская,

380 А двенадцеть есь престолов тут двенадцеть крылосов;

Там ведь есь-то, скажут, камень Ла́тырь есь,

Ишше Латырь-от камень-от святой-от всё.

Установил-то наш Исус Христос, небесной царь,

Шьчо на том-то ка́мню веру православную,

385 Написал-то он на том камню́ всё книгу Голубинную

Со двенадцетью он всё ведь со апостолами.

Говорит ёму родима ёго матушка:

— Ты пойдёшь токо, моё ты цядо милоё,

Молодой же мой Василей Богуславьевич,

390 Ты пойдёшь токо на дело на хорошоё,

Я ведь дам тебе крепко́ родительско благословленьицё;

Изменишь токо, Василей Богуславьевиць,

Ты’зьмени́шь токо своё да слово крепкоё,

То́ко будёшь кого бить-то по дороги православного,

395 Бога́тыря ты, хоть и не бога́тыря,

Не неси-то тебя матушка тогда сыра земля!

Она скоро благословила своёго тут цяда милого;

Они скоро ведь поехали да на чернёных ка́раблях.

Они шли-то тут времени немало жо:

400 Ай ведь шли они времени около месеця.

Ай пришли-то они ко Ерусалиму-ту, к святу́ граду;

Да завидял-то Васильюшко всё силу бусурманьскую,

А стоит-то силушка под Ерусалимом всё под городом

Он не бил-то этой силушки да бусурманьскою.

405 Он доходит, доступает по своим делам,

По своим-то по делам — Богу молитисе,

Шьчо во тот-ли светой в Ерусалим он град;

Он святой-то всё сьвятыни-то всё мо́литьсе,

Во тяжки́х-то он грехах Богу прошшаитьсе,

410 Ко святым мошшам нетленным всё приложилсэ,

Заказны́ поёт обедьни с панафидами,

С панафидами, всё со молебнами:

Поминат своёго он родного батюшка,

Молит Бога за свою-ту родну матушку,

415 За себя-то он всё за Василья Богославьёвича,

Он дават-то всё отцам, попам соборныим,

Он несчётно-то дават да золоту казну;

Он ведь молит за дружинушку хоробрую,

Он несцётно же дават да золотой казны.

420 Ай отправились они всё ко Ердан-реки,

Ко Ердан-то ко реки, ко Льбину-ту святому озеру

Как ведь тут-то стали во Ердан-реки купатисе

Со своей-то он с хороброю дружиноцькой.

Говорила ёму-ту ро́дна матушка.

425 — Не купайся ты, Василей Богославьёвич

Не купйсе-ко нагим во матушке Ердан-реки:

Толко нагим-то купалсэ Исус Христос,

Сам Исус Христос купалсэ, наш небесной царь.

Не послушал он наказу ро́дной матушки,

430 Ишше той вдовы Овдотьи всё Васильёвны,

Окупалсэ он в Ердан-реки нагим-то всё,

Шьто нагим-то окупалсэ, без рубашоцьки.

Как ёго-то всё дружиночка хоробрая

Окупались-то да всё в рубашоцьках.

435 Ай поехали они ко каменю ко Ла́тырю, —

Ай лёжит-то голова всё богатырьская;

Он ведь брал-то эту голову попинывал,

Он ведь стал-то эту голову побрасывать;

Говорит-то голова всё богатырьская:

440 — Не пинай меня ты, Васильюшко всё Богуславьёвиць,

Не пинай ты мою голову всё богатырьскую!

А не переско́цить тебе будет церез Латы́нь-камень:

Ты перво́й-от раз, Василей Богославьёвич,

Переско́цишь через камень во перво́й након,

445 Перескоцишь через камень во второй након;

Не переско́цить тебе накону тре́тьёго, —

Ты убье́сьсе, Васильюшко, о этот ка́мешок;

Не бывать-то тебе будёт, Василей Богославьёвич,

Не бывати тебе будёт-то ведь на сьвятой горы,

450 Шьчо во той тебе во церьквы всё Преображеньскою,

Не видать тебе уж той будёт церквы соборною,

Тебе соборною церьквы, богомольнёю,

Не видать тебе будёт двенадцеть всё престолов всех,

Не видать будет, Василей ты да Богуславьёвич,

455 Ай двенадцеть-то тебе престолов-то, двенадцеть крылосов.

Говорит тут Василей таковы слова:

— Ай ты крепко спишь — тебе всё во снях видитсе!

Переско́цил первой раз Василей Богуславьёвиць,

Переско́цил Васильюшко церес камень во второй након,

460 Ай в трете́й-от након упал о этот Ла́тырь, всё о камень-от,

Он убилсэ тут да всё до смерти-то,

Ай убилсэ наш Василей Богославьёвич,

Ишше тут Васильюшку славы поют,

Шьчо славы́ ему поют да старины́ скажут.

24. ПРО ВАСИЛИЯ БУСЛАЕВИЦА

I

Жыл-то был Буслав да в Нове́-городе,

Да с каменно́й Москвой не спо́ровал,

С Новым городом не пере́цилса.

Жыл-то он девеносто годо́в,

5 Жыл-то он да не старилса,

Не старилса да сам преставилса.

Оставалась у Буслава молода́ жена,

Молода жена да нынче беременна,

Чесна вдова Омельфа Тимофеевна.

10 Родила она младо́го о́трока,

Да мла́дого Василья Буслаевиця.

Да стал-то Василий лет пяти-шести,

Отдавала его мать учителю,

Учиться ученье всяко мудроё,

15 Писать да читать скоро азбуке.

Да то всё ученье скоро в ум пошло,

Скоро в ум пошло, вкоренилосе,

Вкоренилосе Василью, заселилосе.

Да того Василью ученье мало можитце,

20 Отдавала его да мать то ведь учителю,

Учиться ученье всё-ко хитроё:

По поднебесью летать да ясным соколом,

По чисту́ полю́ рыска́ть да нонь серы́м волко́м,

Да в землю уходить горносталюшком,

25 Да в воду ходить да ноньце рыбою,

По воды́-то плавать ярым гоголем.

Да то Васе ученье скоро в ум пошло́,

Скоро в ум пошло, вкоренилосе.

Вкоренилосе Василию, заселилосе.

30 Да того Васе ученье мало можитця,

Отдавала-то его мать ведь учителю

Учиться ученьё всё-ко мудроё:

Подхватывать пулецки свинцовыя,

Уговаривать да свой червленой вяз,

35 Да то ученье скоро в ум пошло,

Скоро в ум пошло, вкоренилосе,

Вкоренилосе Василью, заселилосе.

Да стал-то Василий лет семнадцати,

Садилса-то он на ременцят стул,

40 Писал ярлыки да скорописцяты

Ко тем ко татья́м ко разбойникам,

Да к тем ведь нонь да не рабочим людя́м.

Да те ярлыки скорописцяты

Розносил по путям по дорожецькам,

45 Да те ярлыки находили мужики,

Да находили мужики новгородяне,

Находили они да нынце процитывали:

Да идти-то к Василью на широкий двор

Пить да исть да всё готовоё,

50 Носить-то у него да платье цве́тное,

Да пить-то вина да нонь всё безденежно.

(Он, видно, именитой был!)

Многи отказались, и житейцки пошли.

Да сидит-то Василий у окошецка,

Идут-то к Василью уж ведь по́ два вдруг,

55 Идут-то к Василью по́ три вдруг,

Идут-то к Василью по десятоцку,

Идут-то к Василью по другому вдруг,

Идут-то к Василью по полу́сотни.

Говорит-то тут Василий таково́ слово́:

60 — Не минуетця-то беда́ да привезалась ко двору.

Побежал-то ведь он да во глубо́к погрёб,

Да выкатил боцку зелена́ вина,

Выкатил боцёнок пива пьяного,

Выкатил боцёнок мёду сладкого,

65 Да вылил он да во дубовой чан,

Повесил чару́ да в полтора́ вёдра́.

Да взял-то он свой да червленой вяз,

Да сам говорит да таково́ слово́:

— Да ой еси, удалы добры молодци!

70 Идите-тко к чану смеле́шенько,

Берите чару́ да единой руко́й,

Выпивайте чару́ да к едному́ духу́,

Становитесь мне под черле́ной вяз,

Я которого ударю я в голову,

75 Тот поди-тко ко мне да в услужение,

Пей и ешь да всё готовоё,

Носи у меня платье цве́тное,

Пей вина у меня безденежно.

Тут-то вси да испужалисе,

80 Да все ему ведь да поклонилисе,

Поклонилисе да назад поворотилисе.

Да тут-то Василью за беду́ стало́,

За велику тут досаду показалосе.

Стал-то он по улице похаживать,

85 Черлены́м-то везо́м стал помахивать,

Да которого задержит, тот и о́корочь ползёт,

Да пошли ведь тут Василья побранивают,

Побранивают Василья, поругивают:

— Сукин сын Василий, б... сын Василь,

90 Не упито у тебя не уедено,

В красны́-хороши́ да не ухожёно,

А вековецьное увецье залезёно.

(Руки, ноги сломаны.)

Из той же толпы да молодечеськой

Идет-то удалый добрый молодец,

95 Идёт Фома сын Ременников.

Идёт-то он к чану смеле́шенько,

Берёт-то чару́ едино́й руко́й,

Выпиват-то чару́ к едному́ духу́

Да становитца к Василью под черленой вяз.

100 Ударил Василей его в голову —

Стоит-то Фома, да нонь и не ша́тьнёться.

Говорит-то Василей таково́ слово́:

— Дородной удалой доброй молодец

Ты Фома уж сын Ременников!

105 Поди-тко ко мне в услуженьице,

Пей и ешь всё готовоё,

Носи у меня платье цве́тное,

Да пей ты вина ноньце всё безденёжно.

Из той же толпы молодечеськой

110 Идёт тут Костя-Лостя Новоторщеник,

Идёт он к чану́ он смеле́шенько,

Берёт-то чару́ да едино́й рукой,

Выпиват-то чару́ да к едному́ духу́,

Становитса к Василью под черленой вяз.

115 Ударил Василий его в голову —

Да стоит-то Костя, не шатнитьси,

Кудерци на ём не трёхнутси.

Говорит-то Василий таково́ слово́:

— Дородной удалой доброй молодец,

120 Ты Костя-Лостя Новоторщеник!

Поди-тко ко мне в услуженьице,

Пей и ешь всё готовоё,

Носи у меня платье цве́тное,

Да пей ты вина ноньце всё безденёжно.

125 Из той же толпы молодечеськой

Идёт-то Потанюша Хроменькой,

Да хроменькой Потаня да нонь коротенькой.

На одну́-то ногу он прихрамыват.

На другу-то ногу́ да он припадыват,

130 На двух костылях да подпираетци.

Он идёт-то к чану́ смеле́шенько,

Берёт чару́ да едино́й рукой,

Выпиват-то чару́ к едному́ духу́,

Становитса к Василью под черленой вяз.

135 Говорит-то Василий таково́ слово́:

— Да ой еси ты, Потанюша Хроменькой,

Хроменькой Потаня ты коротенькой!

Да не́ по ком, Потаня, везо́м хвосну́ть.

Говорит-то Потаня таково́ слово́.

140 — Да ой еси, Василий сын Буславьевиц,

Не жалейсе ты моей ведь старости,

Хвосни́ ты везо́м со всей ярости!

Не жалелса Василий его старости,

Хвосну́л-то везо́м со всей ярости —

145 Стоит-то Потанюша ведь крепче всех.

Говорит-то Василий таково́ слово́:

— Ой еси, удалый доброй молодец,

Поди ты ко мне в услуженьице!

Пей и ешь да всё готовоё,

150 Носи у меня платье цве́тное,

Пей у меня вина безденежно.

Из той же толпы молодечеськой

Идёт тут девушка чернавушка,

Идёт-то она к чану смеле́шенько,

155 Берёт-то чару́ едино́й рукой,

Выпиват-то чару́ к едному́ духу́,

Становитса к Василью под черленой вяз.

Ударил Василий ей ведь в голову —

Стоит тут девушка, не ша́тьнется,

160 Да шо́лково платиё ей не трёхнетса.

Говорит тут Василий да таково́ слово̀:

— Ой еси, девушка чернавушка,

Поди-тко ко мне в услуженьицё!

Пей, ешь всё готовоё,

165 Носи-тко у меня платье шолково,

Да пей вина ноньце безденёжно.

(У него дружины шестьдесят человек было.)

Во здешном же да Новом городе

Да был тут Викула ведь староста,

Охотник солод собирать и братчину варить.

170 Васькин солод не берут и Ваську пить не зовут,

Говорит Василий таковы́ слова:

— Ой еси, дружина хоробрая,

Удалы дородны добры молодци,

Пойдёмте к Викулы мы на братчину!

175 Пошел-то Василий на братчину,

С той со дружиной со хороброй.

Заходит к Викуле на братчину,

Крест-от кладут по-писа́ному,

Поклоны вёдут по-учёному,

180 Молитву творят полно́ Исусову.

Да место-то они им не́ дали,

И пива-то они им не по́дали,

Да тем же Василью обесчестили.

Говорит тут Василий таково́ слово́:

185 — Да ой еси, Потанюша Хроменькой,

Да хроменькой Потаня ты коротенькой!

Да пойди же Потаня позади же их.

Откуда они носят зелено́ вино,

Откуда ведь они носят пиво пьяное.

190 Пошел-то Потаня позади же их,

Вышиб двери посреди двора,

Выкатил боцку зелена́ вина́,

Выкатил боцёнок пива пьяного,

Да пили они тут своей рукой.

195 Перву чару выпил Васька для здоровьиця,

Втору́-то чару́ выпил для весельиця,

Да тре́тью чару́ для похмельиця.

Да напилса он до́ хмелю великого,

Да опять вновь он зашел на братчину.

200 Да тут-то с Викулой он оспоровал,

Ударились с Викулой о вели́к заклад

Не о́ сти рублей да не о тысеце,

О своих о бу́йныи ноньце го́ловах:

Побитьса, подратьця у чудна́ креста́,

205 У чудна́ креста́, у жива́ моста́,

У матушки да реки Во́лхови,

Викула с Новым городом,

Василий с дружиной со хороброй,

Только одного Вася старца вы́ветил,

210 У которого Василий в ученьи был.

Пришел-то Василий к своей матушке,

Говорит-то он таково́ слово́:

— Да ой еси ты, мать да осподарына,

Чесна вдова Амельфа Тимофеёвна,

215 Да были ведь мы у Викулы на братчины,

Да ме́ста они ведь нам не́ дали,

Да пива ведь они нам не по́дали,

Да тем ли они нас обесчестили.

Да пили ведь мы ноньце своею рукой.

220 Перву-то чару́ выпил я для здоровьиця,

Втору-ту чару́ выпил я для весельиця,

Да третью чару́ для похмельиця.

Напилса я до́ хмелю великого

Да зашел к Викуле ведь на братчину.

225 Да тут-то я с Викулой оспоровал,

Да ударилса с Викулой о велик заклад,

Не о сти́ рублей и не о тысеци,

О своих о молодецких буйных го́ловах:

Я ли со дружиной со хоро́броей,

230 А Викула-то со всим Новым городом

Побиться, подраться у чудна́ креста́,

У чудна́ креста́, у жива́ моста́,

У матушки реки Волхови.

Говорила Васильева ведь матушка:

235 — Да еку беду вы наделали,

Да еку ту беду напроказили,

Розрушите весь великий заклад!

Ведь из Волхови тебе воды не выпить вся,

А Викулу с Новым городом не выбить всех.

240 Побежала к Викулы она на братчину,

Да крест-то кладёт по-писа́ному,

Поклоны ведёт да по-учёному,

Молитву творит полно Исусову.

— Ой еси, Викула ты староста,

245 Што вы с Васильем теперь наделали,

Да еку ту беду напроказили.

Разрушите с Васильем нонь велик заклад!

Ведь в Волхове воды не выпить вся,

А Василья с дружиной не выбить всех.

250 Вывел Викула вон ей за́ ворота

(Не принял слов.)

Прибежала Васильева матушка,

Уложила Василья в теплу ло́жнюцу,

Побежала по кузнечей и по новгороден,

Оковала двери железами,

255 Повесила замок полтора пуда.

На утре-то было нонь ране́шенько,

На светло́й зори на раноутрянной,

На выкате да солнышка красного

Да бьютця, дёрутця у чудна́ креста,

260 У чудна́ креста́, у жива́ моста́.

И у матушки да реки Волхови.

Спит-то Василий, не пробудитця,

Чернавушка ведёрушки взяла

Да в Волхов по́ воду пошла,

265 Коромыслицем махнёт, да тут и улица,

Поворотитса назад, да переулочки лёжат,

Да сама ли на го́ру убираитци,

Да стуцит-то да гремит у окошецька:

— Да ой еси, Василий сын Буслаевич,

270 Да што ты спишь не пробудишься?

Да бьютса-дерутса у чудна́ креста́,

У чудна́ креста́, у жива́ моста́,

У матушки реки Волхови.

Дружина ведь ноньце вся поби́вана,

275 Главы́ кушаками вси зави́ваны.

Пробуждался Василий от крепкого сну,

Ухватил-то он свой черленый вяз,

В одной-то рубашке нонь без пояса,

В одных-то чулоцках без садожецек,

280 Да кинулса он митюго́м в двери́,

Да вышиб двери середи́ двора

(Никаки́ оковы не помогли.)

Побежал ведь-то он ко чудну кресту,

Ко чудну кресту, ко живу мосту,

Ко матушки реки Волхови.

285 Навстрету ему идет Старчищё Мокарчищо,

На головы́ он несёт колоко́л девеносто пудов,

Колокольним езы́ком подпираитци,

Сам говорит таково́ слово:

— Молодой бобзун, не попорхивай,

290 Да ты же у меня в ученьи был.

Говорит тут Василий таково́ слово:

— Когда ты меня учил, ты тогда деньги брал,

А я тебе теперь с... не хочу.

Колокольным езыком отвёл его середи Волхов-реку,

(Василья-то.)

295 Обернулса Василий ярым гоголем,

Выплывал-то он на крутой берег.

Ухватил-то он да свой черленой вяз,

Догоняет старчище Макарчищё,

Ударил он его в голову,

300 Колокол раскололса и голова у старчища раскололась.

Прибежал-то Василий ко чудну́ кресту́.

Ко чудну кресту́, ко живу мосту́,

Ко матушки реки Волхови,

Да сам говорит таково́ слово:

305 — Ой еси, дружина хоро́брая,

Да удалы дородни, добры молодцы!

Седьте-тко, посидите-тко,

Седьте-тко да отдохните-тко,

Дайте мне упахать плеци могуции,

310 Сокротить-то мне ретиво серцё,

Добраться до Викулы до старосты.

Да стал-то Василий нонь похаживать,

Черлены́м-то везо́м стал помахивать.

В котору сторону махнёт, да тут и улиця,

315 Поворотитса назад, да переулочки лежат.

Новогородене вси испужалися:

— Всех убьёт у нас до единого,

Не оставит нас ни единаго,

Розорит у нас весь Новгород.

320 Отбиралась перва́ толпа молодечьская,

Пошли-то к Васильевой матушки,

Сами низко поклоняютца:

— Да ой еси, Васильёва матушка,

Чесна вдова Омельфа Тимофеёвна,

325 Уйми ты своё да дорого цядо́,

Да мла́дого Василия Буславлевиця.

Убьёт ведь всех нас до единаго,

Розорит у нас весь Новгород.

Говорит тут Васильёва матушка:

330 — Не смейтесь, мужики новогородяне,

Да спит у меня Василий во темно́й ложни́,

Да спит ведь он да не пробудитца.

Отбираласи втора́ толпа,

Пошли-то они к Васильевой матушки,

(Со стороны, что обещала платить на год по три тысячи)

335 Ещо того ниже поклоняютца:

— Ой еси, Васильева матушка,

Чесна вдова Амельфа Тимофеевна,

Уйми своё дорого цядо,

Младаго Василия Буслаевиця:

340 Убьёт он нас до единаго

И розорит у нас весь Новгород.

Отбираласи третья толпа,

Пошли-то они к Васильевой матушки,

Ещо того ниже поклоняютца:

345 — Ой еси, Васильева матушка,

Чесна вдова Амельфа Тимофеевна,

Уйми своё дорого цядо,

Младаго Василия Буслаевиця:

Убьёт он нас до единаго

350 И розорит у нас весь Новгород.

Побежала Васильёва матушка —

Вышиблены двери середи́ двора́.

Она голосом крычала — он не слышит нонь,

Она пла́тиком махала — не видит он

(Вроде сигнала.)

355 Побежяла она ко чудну́ кресту,

Ко чудну́ кресту́, ко живу́ мосту́,

Ко матушки к реке Волхови,

Унела свое дорого цядо́,

Младого Василья Буслаевиця.

II

(Второй отдел — «Носад Василия Буслаевича».)

360 На ре́ке, на ре́ке, на Во́лхови

Тут плавал-гулял черленный но̀сад.

У того ли у носада у лёкка́ струга

Да нос и корма по-звериному,

Крутая бедра́ по-лошадиному,

365 Да хобот мечет по-змеиному.

У того у носада у лёкка́ струга́,

Да па́руса были полотнены,

Да бе́цёвки были шо́лковы,

Того де ли шолку белого,

370 Да белого шолку шемахильского.

Да сделано место хозяйськоё,

Да сделана кровать слоновы́х костей,

Обита кровать да дорогим сукном,

Покрыта кровать да бе́лым бархатом,

375 Да два ли самоцветных камешка,

Да две ли лисицы две бурначеських,

Два ли сибирских соболя.

Да у того ли носада лёкка́ струга,

Флюгёр на деревце качаетце,

380 О свежую воду́ опираетця,

Флюгёр из красного золота.

На утри-то было ране́шенько,

На светлой зори раноутренной,

На выкати солнышка красного

385 Не бела берёзынька шатаетси

Да сучьям-лисьям до сырой земли́,

Стоял тут сын да перед матерью,

Да молодой Василий сын Буславьевиц.

— Ой еси, матушка осподарына,

390 Чесна вдова Амельфа Тимофеевна,

Дай ты мне благословение великое

Идти-бежать в Ерусалим го́род,

Да Господу богу помолитисе,

Господней гробнице приложитиси,

395 К адамовым мо́щам приклонитиси.

Да дай благословенье ты великое:

Да во здешном во Нове-городе

Да много старёт, мати, отцёв-матушок,

Да много вдовёт, мати, цужыих жон,

400 Да много сиротат, мати, малых детей,

Да всё для меня, мати, для грешного, —

Быват Господь меня во грехах простит.

Говорит его мать да осподарына:

— Ой еси, Василий сын Буславьевич,

405 Нельзя тебе дать благословеньицё

Идти бы бежать в Ерусалим го́род

Господу богу помолитися,

Господней гробнице приложитиси,

Адамовым мо́щам приклонитиси.

410 Из здешного Нова-города

Много бога́тырей ха́живало,

Да мало назад да приха́живали,

Да тебе ведь, Василий, не придти будёт.

Богатырьско сердце заплывцево,

415 Не знат сказал слово — ‘глупости,

Да не знат сказал слово с мудрости:

— Ой еси ты, мать да осподарына,

Чесна вдова Амельфа Тимофеевна!

Ты сама бы спала, себе видела —

420 Ото двора отошла и до другого не дошла,

Да тут бы родна матушка преставиласе.

Да ты говоришь, што не придти будёт,

Да дашь благословление — приду же я,

Не дашь благословление — приду же я.

425 Тебя я уж, матерь, не послушаю.

Дала тут ведь благословленьицё

С буйной главы́ да до ре́звых ног,

Да сама говорит таково́ слово:

— Да знаю дорогу очень дальнию,

430 Да та дорога тихосми́рная,

Вперёд идти будет три́ года,

И назад идти будет три́ года,

Пройдёт того времени шесть годо́в,

Да знаю дорогу премоеждную:

435 Да вперёд идти будет по́лгода,

И назад идти будет по́лгода,

Пройти тому времени будет и год поры.

Есть на дороги розбой большой,

Да есь на дороги караул крепко́й,

440 Да есь на дороги мелки за́ставы.

(Вот она дала благословление.)

А Василий пошел премым путе́м.

Как собрался Василий на черлен носад,

Да пошли с той же со дружиной со хороброй же,

С удалыми добрыми молодцами,

445 По той ли улицы широкой.

Идёт-то Василий, не шатнитьси,

Кудерци на ём не трёхнутси

(Он был молодой, красивой, белой!)

Стары старухи поахивают,

Молоды молодки посматривают,

450 А красные девицы поглядывают:

— Век мы живали, не видали такого молодца,

Как молода Василия Буслаевича.

— Пришел-то Василий на черлен носад,

Да стал-то Василий по носаду похаживать,

Да стал места всем ведь указывать:

— Да Костя ты Костя Новоторщеник,

Садись-ко ты опеть ноньче на́ корму,

Друга же то дружина о́кол парусов.

Сходни убрали с берегу,

460 Ототкнули притычины серебрены,

Подгнули па́руса поло́тнены,

Пошли рекой Волховой,

(Волхов реку проехали)

Вышли в море во Виранское

Виранское море произойдучись,

465 Вышли они на синё морё,

(Прежде не знали какие моря.)

На за́ставах там вопят:

— Ой еси, Василий, сын Буслаевич!

Почему ты идёшь, не привёртываешь,

Проезжей дорожецки не спрашиваешь?

470 — Да ведь я иду не с товарами,

А я иду со обетами,

Назад ворочусь — вам гостиничка принесу.

Идут оны по синю́ морю.

Синее морё произо́йдучись,

475 Усье реки Иордан казуетси,

Сороцински горы знаменуетси,

Чудны там кресты́ знаменуютси.

Потенула погода синемо́рская,

Рвёт-дерёт да тонки па́русы.

480 Стал Василий по носаду побегивать,

Стал па́руса сам поправливать,

А носад стоит на одном мести́.

Говорит Василий таково́ слово́.

— Ой еси, дружина хоробрая,

485 Удалы дородни добры молодци!

Берите щепы́ долгомерныя,

Щупайте вы во синё морё,

Мы на ко́шки стоим или на камени,

Не той ли луды́ на подводноей.

490 Брали щепы́ долгомерныя,

Щупали во синём мори,

Не на кошки стоят не на ка́мени,

А стоят-то они на морско́й воды́.

Говорит тут Василий таково́ слово́:

495 — Я иду не с товарами,

А я иду со обетами.

Костя-то Лостя Новоторщеник,

Правь ты под горы Сорочиньския,

Знать крестам сходить помолитися.

500 Стал Костя править, —

Носад побежал, как сокол полетел.

Спустили па́русы полотнены,

Приткнули притычины серебрены,

Сходни поклали концо́м на́ берег,

505 Пошли-то они на круто́й берег.

Идут-то на горы с ча́с поры́,

Идут-то на горы с другой поры́,

Идут-то на горы с третьей поры́, —

Не могут дойти до чудных крестов.

510 Говорит-то Василий таково́ слово́:

— Ой еси, дружина хоробрая,

Удалы дородни добры молодцы!

Идём мы на горы с час поры́,

Идём мы на горы с другой поры́,

515 Идём мы на горы с третей поры́,

А не можем дойти до чудны́х крестов.

Отселе крестам мы помолимся.

Да и все назад поворотимся.

Оттуда крестам богу помолилися,

520 Все назад поворотилися.

Стал по горам Вася похаживать,

Стал по горам Вася погуливать,

Да нашел голову́ костощёную,

Костощёну голову́ человеческу,

525 Стал голову́ Вася попинывать,

Лево́й ногой да в праву ногу́,

А правой ногой да во чисто́ полё,

Сам говорит да таково́ слово́:

— Кака ты лежишь, голова, русска иль неверна?

530 Русска лежишь — так прихороним тебя,

А неверна лежишь — то хоть пога́лимса.

Протащилась голова человеческа

Ру́сским язы́ком человечеським,

Громкой гово́рей богатырьской:

— Ты, Вася, меня не попинывай,

Ты, Василий, меня не пошевеливай,

Я ведь голова была не хуже тебя,

Тот же Василий, сын Хлебович

Из того же из Нового города,

540 Поехал рубить сорочи́ну злолукавую,

Та сорочи́на злолукавая

Заслышала побежку лошадиную,

Заслышала поездку богатырскую,

Подкопы копала глубокия,

545 Становила по́дрези железныя,

Затенула тенета́ми полотнеными,

Засыпа́ла хрещом мелким ка́меньем.

Меня первый-то подкоп меня бог пронёс,

Второй-то подкоп меня конь пронёс,

550 А на третьем-то подкопе конь обрю́шился.

Та сорочина злолукавая,

Она-то уж тут была,

Тут она меня и обневолила,

Свезали у меня руки белыя,

555 Сковали у меня ноги резвыя,

Стали приводить во свою́ веру,

Во свою́ ве́ру, сорочинскую.

Не пошел я в веру сорочинскую,

Отрубили у меня буйну го́лову,

560 Умею на горах лежать уже тридцеть лет,

Да всё про тебя, Вася, видится,

Да всё про тебя, Вася, грезится,

Да будешь лежать со мной во товарыщах.

Тут Василий с головой оспорывал:

565 — Ты сама говоришь или бес мутит?

— Я сама говорю, а не бес мутит,

И будешь лежать во товарыщах.

(Он ушел, она тут осталась.)

Пошел-то Василий на черлен корабль,

Ототкнули притычины серебрены,

570 Подогнули па́русы полотнены,

Пошли-то они по синю́ морю́.

Усье Иордан-реки казуетця,

Сорочински горы знаменуютця,

Чудны там кресты́ показуютця,

575 Зашли-то они во Иордан-реку́.

(Пришли да сдумали купаться.)

Остановили они свой черлен носад,

Опустили па́русы полотнены,

Сдумали в реке они купатися.

Розделса Василий до́нага,

580 Стал воду он купатися,

Безвременно в воды галиться.

Идёт тут бабушка старенька,

Сама говорит таково́ слово:

— Ой еси, Василий, сын Буславьевич,

585 Не велел господь в Иордан-реке босому-нагому купатися,

Как попадёшь на круто́й берег?

Говорит-то Василий таково́ слово:

— Сама бы спала, себе видела —

От двора прошла и до другого не дошла,

590 Тут бы стара бабушка представилась.

(А вот его и отнесло, он и не замог.)

Обернулса Василий ярым гоголем,

Выплывал-то он на круто́й берег,

Тут-то дружина его проздравила:

— Здрав ты шел, Василий, со синя моря,

595 И здрав ты пришел в Ерусалим город.

— Спасибо, дружина, хоть проздравили,

Едва я попал на крутой берег.

Воскресеньску обедню сослужил. Пошел он к обедни, молебен сослужил, господней гробнице, адамовым мощам приложился.

Подогнули па́русы полотнены,

Пошли-то они во синё морё.

600 Потенула погода синеморская,

Поровнялисе горами Сороцинскими,

Рвёт-дерёт тонки па́русы —

Носа́д стоит на одно́м мести́.

Стал Василий по носаду побегивать,

605 Стал паруса́ он поправливать,

Сам говорит таково́ слово́:

— Костя ты Лостя Новоторщеник,

Правь ты под горы Сорочинския:

Вперед-от шел — с головой спо́ровал,

610 Нать мне с головой проститися.

Носад подбежал как соко́л пролетел,

Опустили па́русы полотнены,

Приткнули притыцины серебрены,

Сходни покла́ли концом на́ берег,

615 Пошли-то они на крутой берег.

Идут-то на гору с ча́с поры́,

Идут-то на гору другой поры,

Идут-то на гору третей поры.

Стал Вася по горам похаживать,

620 Стал по горам голову поискивать,

Не может найти головы человечеськой.

Нашел-то он сер горюць камень,

В вышину-то камень тридцати локо́т,

В ширину-то камень сорока локо́т,

625 А в длину-то камень петьдесят локо́т.

На камешки подпись подписана,

Подписана подпись подрезана:

— Хто этот камень не́ пере́скочит,

Не быват во Новом городи.

630 Стоит-то Василий, призадумалса,

Сам говорит таково́ слово́:

— Теперь-то, Потанюша, тебя-то жаль,

(Старик хромой)

Тебе уж камень не пере́скочить,

Не бывать тебе в Новом городе.

635 Стала дружина скакать поперо́к камня́,

А Потанюша скочил — всех лехче перескочи́л.

Говорит тут Василий таково́ слово́:

— Скочить не́ скочить вдоль по ка́мешку.

Скочил-то Василий вдоль по ка́мешку,

640 Скоцил да лёкко пере́скоцил.

Богатырьско серце заплывциво.

— Кто эту подпись подписывал,

Да кто эту по́дрезь подрезывал?

Да кто этот ка́мень не пере́скочит?

645 Я назад петми́ скачу и опять перѐскочу!

Скоцил-то Василий назад петми́,

Задел-то он ногой правою,

Пал-то на леву́ руку́,

Обломилась у него рука левая,

650 Пал на сер горючь каме́нь,

Розломил-то себе буйну́ голову́

(Тут и смерть ему приключилася.)

Понесли его на черлен носад

Та ли дружина хоро́брая,

Положили на место на хозяйское.

655 Поднели парусы полотнены,

Рвёт-дерёт тонки па́русы.

(Пришлось опять на гору отнести.)

Понесли они его назад на гору́,

Несут-то на гору́ с час поры́,

Несут-то на гору другой поры́,

660 Несут-то на гору третей поры́.

Принесли, где камень, а там голова, и вместе с ним и похоронили. Тут Василий Буслаевич и кончился на Сорочинской горе. Потом пошли на черлен носад.

Пришли-то они на черлен носад,

Ототкнули притычины серебрены,

Подогнули па́русы полотнены,

Пошли-то они во синё морё.

665 Носад побежал, как соко́л полетел.

Синее море произойдучись,

Вышли в море во Виранское,

В устье реки Волхови.

Выходила Васильева матушка,

670 Чесна вдова Амельфа Тимофеевна,

Смотрела в подзорьную трубочку, —

Нет Василия на месте на хозяйском.

Та и дружина ро́зошлась.

25. ВАСИЛИЙ БУСЛАВИЧ

Жил-был Буслав девяносто годов, живучи Буслав переставился. Остается его любима молода жена Ванилфа Тимофеевна, остается у нее млад сын Василий Буславич. И стал этот сын Василий Буславич с малыми ребятками поигрывати: у кого руку оторвет, у кого голову ро́сколет. Отдала Ванилфа Тимофеевна своего сына любимого старику Угрумищу учить — во ли́сты писать; а выучился Василий Буславич не во ли́сты писать, а выучился соколом летать. Вот однажды у старика Угрумища сделались пир и беседа; он не позвал на него своего любимца Василья Буславича.

Пришел сам Василий Буславич на пир на беседу, из переднего угла гостей повыхватал, со скамеечки повыдергал, проводил на новы сени черным вязом. Старша́ Угрумища осерчал на него, на своего любимца, и сказал ему: «Ты не секчи́, молодой сектун! Тебе не выпить из Оби воды, не выбить из граду людей; выпьешь из Оби воду, выбьешь из граду людей — вот тебе пятьсот рублей!» Пришел наш Василий Буславич домой к своей матери и говорит: «Ах, матушка родимая! Я в молодых летах расхвастался, с старшо́м Угрумищей рассорился». Мать взяла его пьяного напоила и в темную темницу заложила.

Вот народ собрался с ним воевать, а он в темнице спит да спит, ничего не знат. Женщина по воду ходила и ему в окошко закричала: «Что, — говорит, — Василий Буславич, спишь, ничего не знашь; я, — говорит, — по воду ходила, сколько людей коромыслом прибила!» Василий Буславич, услыхав эти слова, вышиб каменную стену у темницы и пошел народ-силу бить. Старша́ Угрумища и возмо́лился ему: «Гой ли ты, Василий Буславич! Уходи, — говорит, — свое сердце ретивое, утоли плеча богатырские: я тебе пятьсот сулил, а теперь отдам всю тысячу!» Вот Василий Буславич смиловался и пошел к своей матери: «Ах, — говорит, — матушка родимая! Я сегодня много крови пролил, много народу побил!»

Вот мать на него осерчала, сделала ему корабль, набрала людей и отправила по́ морю; сказала ему, чтоб ехал он куды хочет и рукой вслед махнула. Василий Буславич приплыл на зеленые луга. Тут лежит морская пучина — вокруго́м глаза. Он вокруг нее похаживает, сапожком ее попинывает, а она ему и говорит: «Василий Буславич! Не пинай меня, и сам тут будешь». Вот после этого рабочие его расшутились меж собой и стали скакать через морскую пучину. Все перескочили, а он скакнул напоследке и задел ее только пальцем правой ноги, да тут и помер.

26. ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ

Жил Буслай, жил и помер. Осталась у его жена беременна. Родила она сына. Этот сын рос не по годам, не по часам даже, по минутам значит. Матушка грамоты его выучила на разные науки. Этот сын ходит там в городе, грезит, ребят обиждяет, сил в ём играет. Не может сходить в город, чтоб там не напроказить. Матушке там приходят жаловаться, что ты там не отпускай сына в город, все ей поносят, смотрят, что вдова она.

Долго ли время он жил, стал он сильный, могучий. В одно время братчина там собралась, пива́ варили. Эта матушка евонна пошла на братчину, в складыню складываться, а ей там на братчине не принели, ей там и челом не бьют, как будто не почетна стала. Потом, значит, приходит к своёму сыну и рассказывает: «Вот меня на братчину не пускают, вы тут обиждяете детей боярских, а мне никто и челом не бьёт». Вот тогда его серце розгорелось: «Пойду, весь город разнесу на каменья, ничего не оставлю». Ну матушка стала его уговаривать, не спускат: «Не ходи, значит». Худо ли, нет, уговорила этот раз.

Тогда што же делать? Придумал дружину выбрать. Пива сварили, все там собрались, народ. У его были (вот как звали — не помню) Костя-Лостя, девка чернавка (и третий кто?), Потанюшка первый был. Палкой ударял. У него была палка. Если кто подходит к этому ведру и выпивает чару пива хмельного — и ударит палкой. Подходит Костя-Лостя. Он его ударил. Он и не шелохнулся. Подходит девка-чернавка. Он ее ударил — она и не шелохнулась.

(Кто ударяет, я не могу припомнить. Сам он ударяет — дружину по себе выбирает.)

Долго ли коротко ли гуляли, выпили, на город понеслись, всю публику розогнали. Ну он пьяный напился. Он заспа́л. В это время народ собрались и обошли весь дом, войцко значит. Тут речка, Волхов, и по этой речке дом. Дружина его не спала. Вышла и на мосту началась битва. А девушка чернавушка пошла по воду. Увидела, что дружина бьётся, едва отбилась, бросилась к Василию Буслаевичу: «Что же ты спишь? Твоя дружина по колена в крови».

А мать заложила все двери, чтобы Василий Буслаевич не вышел. Тогда Василий Буслаевич проснулся, спросонья все двери с крюков снял, бросился на улицу, схватил ось железную (ничего в руки не попало) и побежал на Волхов мост, где дружина евонна бьётся, из сил выбивается. Попадается ему навстречу старец Викула, крёстный его, и колокол на головы несёт. Езыком его отвёл, Василия Буслаевича, на Волхов реку — колдун был. Тогда выплыл Василий Буслаевич из реке и старосту Викулу ударил по колоколу этой осью и нараз его убил. И пошел он на Волхов мост и бьёт осью, кого в реку, кого куда, на обе стороны хлещет. Мало стало народу. Там матушке кто-то доложил: «Там твой сын, уйми, хоть на семена оставь». А матушка думает, что сын всё еще спит в горнице.

Матушка сейчас вскочила, побежала, посмотрела — все двери с крюками сняты. Тогда побежала на Волхов мост, где Василий с дружиной бьётця. Матушка прибежала, сзади бросилась, захватила плечи. «Ох ты, чадо, оставь в городе хоть на семена, не бей больше народ!» Тогда он руки опустил и больше народ не стал бить, ослаб, послушался.

И пришел он со своей дружиной. Трое суточек спал без просыпа. Когда он проспался, тогда и чувствует: «Много беды я нагрезил в своем городе. Поеду я в Ерусалим в своих грехах прощаться, со своей дружиной». У матушки стал прощенья просить: «Поеду я в Ерусалим-город молиться. Много я нагрезил, много детушек, много вдовушек осиротил, много крови пролил».

Матушка не дават благословенья, не спускат. «Один ты у меня сын, как ты оставишь, некому будет и похоронить меня». — «Дашь матушка — поеду, и не дашь — поеду. Серце моё бьётся, жить здесь не могу». Матушке делать нечего, дала благословенье. Стали корабль снарежать, итти в Ерусалим, итти далеко.

Вот значит средился и пошли на корабль. Все бегут сзади, девицы ревут (он красивый был такой, кудрявый), все ревут, не спускают. Он пошел на корабль, матушку носко́м несут, итти не может.

Вот они зашли на корабль, паруса подняли, от берега оттолкнулись, пошли. (Вот что тут на пути было — забыл.)

Долго ли коротко ли шли, год или два. Вот в Ерусалиме стали видать блестят кресты, маковки золочёные, далёко видать стало. Вот они пришли в Ерусалим, в церковь там сходили, к мощам прило́жились. Вышли из церкви. А тут святая вода, пьют воду, моются. Василий Буслаевич роз-делся и давай купаться в этой воды, ныряет, купается. Потом голос гласит: «Ах, Василий Буслаевич, неладно делаешь, здесь только помыться да воду брать. В пути-дороге насчастен будешь».

Василий Буслаевич на это не гледит, пуще прежнего га́литця-купаетця. Вот значит он вышел из этой воде. Снарядился и пошел с дружиной на корабль. (Потанюшка Хроменький, теперь вспомнил!) Вот они на пароход зашли и пошли в обратный путь.

Мало ли много ли времени они прошли. Пароход остановился, более ходу нет. Как они тут бились не бились — ходу нет, Василий Буслаевич приказал пароходу в берег идти. Что за чудо, что пароход не идёт? Вышли на берег и пошли по́ берегу. Потом увидали камень, очень огромной. И на том камню подпись подписана и подрезана: «Кто этот камень скочит да отскочит — тот будет в Ново-городе, а кто скочит да не перескочит — тот не будет». Тогда Василий Буслаевич сел на этот камень и заплакал: «Все мои дружина скочим и перескочим, только у нас Потанюшка Хроменькой останется здесь, не перескочит». Тогда значит Костя-Лостя скочил и отскочил обратно задом, не хватил никаким местом. Девка чернавка скочила и отскочила, никаким место не хватила. Потом дело пришло по Потани Хроменького. Потаня скочил и отскочил всех легче. Тогда дело пришло Василию Буслаевичу скочить, ему очередь. Василий Буслаевич скочил, вперёд легко перескочил, а обратно — каблуками о камень чирнул, ударился головой, тут и помер.

Тогда дружина закручинилась, запечалилась. Все поплакали: «Что тут делать? Предводитель у нас погиб». Тогда они взяли его тут похоронили и на корабль дошли, корабь шибко побежал. Бежит, не остановится. Пришли они в Новгород. Тут донесли матушке, что пришел Василий Буслаевич, с дружиной приехал. Матушка уж стара стала. Выбежала встречать сына своего.

Дружина с корабля вышла, тут смотрит, а Василия Буслаевича и нет. Потом, значит, сказали: твой сын похоронен, погиб, в каком месте, где и как.

У матушки серце раскололось, и она тут и померла на месте, на пристани. И ей похоронили. И всё тут кончилось. И дружина распалась.

ПРИЛОЖЕНИЕ I

ПОВЕСТЬ О СИЛЬНОМ БОГАТЫРЕ И СТАРОСЛАВЕНСКОМ КНЯЗЕ ВАСИЛЬИ БОГУСЛАЕВИЧЕ

Жил Богуслай девяносто лет, живучи, Богуслай переставился. Оставалось у него малое детище Василей Богуслаевич. Когда он достигнет пятнадцати лет, выходит он на улицу на Рогатицу, играет он не с малыми ребятами, с усатыми и бородатыми: которого из них схватит за руку — у того рука прочь, а кого за голову — головы нет.

От таких его наглых шуток чернь взволновалася. Собираются посадники новогородские, думают крепку думушку; они приходят к его родимой матери и говорят громким голосом: «Ты гой еси, честная жена Амелфа Тимофеевна! Уйми ты свое мило чадо Василья Богуслаевича, чтоб он не ходил на улицу на Рогатицу и не играл бы по-своему: уже наш великой град от его шуток людьми пореже стал». От таких речей честная жена Амелфа Тимофеевна прикручинилась, обещает им управу дать, отпускает она посадников с почестью и призывает к себе свое чадо Василья Богуслаевича. Призвав его, говорит такие речи: «Ох ты, мое чадо милое! Перестань ты ходить на улицу на Рогатицу, полно тебе играть с мужиками новогородскими! Вижу я в тебе силу богатырскую, но ты еще дитя младое; твои шутки неудалые: кого ты схватишь за руку, отрываешь из могучих плеч, а возьмешь за буйну голову, остается она в твоих руках. Скорбят на тебя посадники и мужики новогородские. Когда они на нас подымутся, на кого нам понадеяться? В сиротстве мы с тобой осталися. Хотя твоя сила велика, но стать ли тебе на тысячу? А побиешь ты и тысячу, за тысячью их и сметы нет. Послушай слова доброго: перестань ходить ты на улицу!»

Сие выслушав, Василей Богуслаевич поклоняется своей матушке, честной жене Амелфе Тимофеевне, до сырой земли; поклонившися, он ответ держит: «Государыня ты моя матушка! Не боюсь я посадников, не страшны мне мужики новогородские, а боюсь твоих речей родительских, мне страшно твое слово доброе. Не пойду я уже на улицу; но чем же мне позабавиться, с кем отведати могуча плеча? Не сидеть ты меня породила, недаром мне моя звезда счастливая дала силу богатырскую. Как придет моя пора, укрочу я всех посадников, мне поклонится земля Старославенская и княжество Русское. А теперь я во твоей воле; но прикажи ты мне потешиться: благослови выбрать товарищей, с кем бы было мне слово молвити, с кем отведати мне своей руки. Ты вели мне дать зелена вина и наварить пива пьянова: я дам почесть всему граду и найду чрез то товарищей, чтоб были они на мою руку».

Получа позволение от своей матушки, Василей Богуслаевич выставляет у своего дворца белакаменна, у своих широких ворот, чаны дубовые, наливает в них зелена вина и пива пьяного по края полны; он пускает в них золоты чары, с теми камнями самоцветными, в каждой чаре весу тридцать пуд. Посылает он бирючей (провозвестников) по всем улицам и велит им клич кликати: «Кто хочет пожить весело, кто хочет в красне в хороше походить, тот бы шел к Василью Богуслаевичу на широкой двор, не обсылаючи, но спросясь только с своей силой, понадеявшись на буйну голову!» Бирючи ходят день до вечера, они кличут громким голосом — никто им не вызывается. Сам Василей Богуслаевич смотрит с высока терема в окно косящетое: чаны стоят непочаты, никто к ним не появляется.

Тогда жил-был некто Фома Толстой сын Ременников. Он идет к широкому двору, не обсылаючи, подходит к чанам, не спрашиваючи; он берет золоту чашу: одной рукой поднимает, одним духом выпивает. Увидев то, Василий Богуслаевич бежит с высока терема, не одевшися, без чеботов, за собой он тащит стемляный вяз, и этот вяз свинцом налит сарочинским; он бьет вязом Фому по уху по правому: на Фоме головушка не тряхнется, черны кудри не ворохнутся. Богатырь тому удивляется, а ретиво сердце играет в нем от радости. Обнимает он Фому в белых руках и ведет его в свои теремы златоверхие. Приведши его в свой высок терем, целует во уста, и тут кладут они между собою слово крепкое богатырское, чтоб быть им братьями, не щадить друг за друга буйных голов, чтобы пити им из одной чары и ести им с одного блюда, носити платье цветное с одного плеча. Потом сажает его за столы дубовые, за скатерти браные, за ествы сахарные: пили-ели, прохлажалися, меж собой забавлялися.

Между тем Василью Богуслаевичу лежит на сердце дума крепкая; он поглядывает в окно косящетое и ждет, не придет ли кто к дубовым чанам, не спрошаючи. Появляется тут вдоль по улице новогородец Потанюшка: он мал собою, невеличек и на одну ногу прихрамывает. Приходит он к дубовым чанам, он бросает вон золоты чары, подымает чан зелена вина одной рукой, выпивает его одним духом досуха. Он, выпивши, разбивает чан о сыру землю, и того чана не осталось ни щепочки. Увидев то Василей Богуслаевич, вспрыгнул он из окна от радости, закричал громким голосом: «Ох, братец мой, Фома Толстой сын Ременников! Пойдем встретить молодца удалова: вон пришел к нам третий брат!» Они схватывают палицы булатные, в которых весу по пятидесяти пуд, бегут с высока терема в широки вороты, прибегают они к Потанюшке, они бьют его в буйну голову: палицы в части разлетаются, а на Потанюшке головушка не тряхнется. Тогда взяли богатыри Потанюшку под белы руки, повели его на широкой двор, на крыльцо красное, во теремы златоверхие. Там они поцеловалися и дали друг другу клятву крепкую, чтобы быти им всем братьями и быти их душам за единую.

Скоро прошел слух по всему граду, что Василей Богуслаевич выбрал богатырей сильных из всей земли Старославенския, что живут они с ним без выходу, что пьют-едят с одново стола, цветно платье с одново плеча. От молвы сей посадники взволновалися, собираются они во теремы тайницкие, начинают большой совет и думу крепкую. Когда все посадники по скамьям уселися, встает тут чуден стар-матер человек, выходит он на середину горницы, на все четыре стороны поклоняется, он поглаживает свою седую бороду, трижды ударяет о пол посохом и начинает слово мудрое: «Вы гой еси, мужи славенские и все посадники новогородские! Не стало князя в нашей области: Богуслай оставил нам мало детище; мы правим всею землею Русскою. Уповаем мы на это детище княженецкое: мы ждем в нем обороны крепкия и управы добрыя, ждем лишь в нем ума зрелого, чтобы поставить его во главу себе. Но сие детище неудалое, пропадает от него земля Славенская, опустеет княжество Русское: Василей Богуслаевич дошел едва ль лет пятинадесят, а уж замыслы его не робяцкие и забавы его не обычныя. Прежде он своими шутками осиротил людей — сметы нет, а теперь прибирает к себе богатырей из всея земли Русския. В чем будет его такова дума? Он хочет нас прибрать во свои руки и владеть нами своей волею. Пропадет наша вся слава добрая! Насмеется нам белой свет, что мы, мудрыя посадники, покорилися малому детищу! Оле нам стыда сего! О вы, посадники могучие! Соберите вы свое единодушие, призовите вы свой крепкой ум! Не детищу нами ругатися, подсечем мы зло в его корени, поколь оно не утолщено! Мы сделаем пир на целой мир: призовем мы на оной Василья Богуслаевича и учнем выпытывать; поднесем мы ему братину вина заморского; буде не станет пить, ин он зло мылит; буде выпьет, во хмелю он промолвится, и, что есть на сердце, он все выскажет. Коль приметим мы, что не кормилец он земли Славенския, мы сорвем ему голову с могучих плеч. Нас белой свет не осудит в том: не один он роду княжецкого на белой Руси, мы промыслим себе князя по сердцу. Буде ж нет, проживем мы, братцы, и своим умом!»

Сию мудру речь выслушав, посадники с мест своих поднималися, и до пояса они перед Чудином поклонялися. Все сказали они одним голосом: «Быть по-твоему, как придумала твоя голова умная!»

На заре потом на утренней, на восходе красна солнышка, в тех теремах тайницких становят столы дубовые, расстилают скатерти браные, готовят ествы сахарные, привозят бадьи зелена вина и пива сыченого, бросаются по гостям торговым, покупают вины заморские, что ни пьяные, и все посадники собираются. Приезжают они в старославенский дворец и приходят к княгине, честной жене Амелфе Тимофеевне с честию: они просят ее в великой Новгород на почестный пир. Им в ответ держит честна жена: «Не мое дело по пирам ходить: погуляла я и натешилась, когда жив был мое солнышко, государь Богуслай, ваш князь. Вы подите к моему чаду милому Василью Богуслаевичу: может он почтит ваш пир своею молодостью». Чего ждали, то и сделалось: идут мужики новогородские к своему княжичу, они просят его с великою честию на свой пир в великой Нов-город. Василей Богуслаевич идет к своей матушке спрошатися, благословляет его княгиня к ним на пир итить, благословляючи наказывает своему чаду милому: «Ты пей, мой друг, — не пропей ума! Мужики новогородские хитры-лихоратливы, обойдут тебя словом лестливым; но ты, когда до похвал дойдет, не хвались ничем у них, лета твои младые, не груби ты ни в чем посадникам». Сие выслушав, Василей Богуслаевич поклоняется своей матушке, что ево надоумила, и идет на пир во Нов-город один одинехонек; оставляет он в дому своих побратенников, Фому и Потанюшку.

Приходит он в Нов-город. Посадники ево встречают на улице, принимают под белы руки, ведут во палаты тайницкие. Там сажают его за столы дубовые в переднем углу. Василей Богуслаевич им за честь поклоняется и не хочет сесть во переднем углу. Посадники его нудят добрым словом: «Садись ты там, чадо княжее: там сиживал твой батюшко, Богуслай, наш князь». За слово сие доброе княжич их послушался: садится он в переднем углу. Ему подносят стопу вина заморскова, он пьет и ест — проклажается, он в полсыта наедается и в полпьяна напивается, он сидит как красная девушка, не молвит ни одного слова. Уже посадники навеселе, начинают они похвальбу держать. Иной хвалится добрым конем, иной хвалится молодой женой, иной силою и богатством, иной храбростью и мудростию, один лишь Василей Богуслаевич ничем не похваляется. Тут встают с скамьи первые посадники, Чудин да Сатко богатой гость, они громким вопят голосом: «Ты гой еси, наш батюшко, Василей Богуслаевич! Что ты так приуныв сидишь? Что ничем ты не похвалишься?» Им ответ держал молодой княжич: «Ох вы, люди почетные, посадники новогородские! Чем перед вами мне похвалитися? Я после государя моево батюшки сиротою остался малешенек, государыня моя матушка во вдовстве живет. Хотя есть у меня золота казна, именье и богатство, — то не я собрал, а мой батюшко. Когда буду я в поре-времени, тогда буду я похвалятися».

Таковым речам посадники удивилися, начали между собою перешептывать. Наливают они братину зелена вина, начинают пить, приговаривая: «Кто друг великому Нову-граду и всей земли Славенския, тот пей братину досуха!» Подают они братину Василью Богуслаевичу. Уже нельзя ему было отговоритися: он ее в белы руки принимает и досуха выпивает; и стал он от того навеселе. Тогда посадники опять начинают похвалятися, и опять приставать к своему княжичу, для чего он ничем не похвалится. Тогда заиграла в нем хмелинушка, закипела в нем кровь молодецкая, взговорил он им таковы речи: «Ой еси вы, посадники новогородские! Се похвала Василья Богуслаевича, что сидеть ему над землей Славенскою и княжить над Русскою; быть Нову-граду всему за ним; он будет брать пошлины датошныя со всея земли, с лову заячья и гоголиного; все посадники перед ним поклонятся, он принудит всех своею рукою богатырскою!» Выслушав таковы слова, все посадники взволновалися и кричали вопреки ему: «Не бывать за тобой Нову-граду, не сидеть тебе над землею Славенскою и не княжить над Русскою! Не дожив поры, ты похваляешься: не стерпеть того нам, посадникам! Млад еще, незрел твой ум, нам нечего от тебя дожидатися: на утро ты иди из земли нашей; не пойдешь, ин погоним тебя не с честию, потеряешь ты буйну голову!» Им в ответ держал Василей Богуслаевич: «Не боюсь я вас, посадников: собирайте вы всю силу новогородскую, я иду с ней переведаться; не изгнать вам меня из земли Славенския; таки быть за мной всему Нову-граду, а вам, посадникам, у ног моих!» Сказав сие, встает он из-за стола дубового, отдает поклон всем посадникам и идет к своей матушке. Посадники изумилися, дают ему широкой путь. Пропустя его, думу думают, похвальбе его насмехаются, посылают они собрати всю силу новогородскую на улицу на Рогатицу, чтоб убити им своего княжича, разметати его косточки по чисту полю. Они мнят: «Где ратовать с нами малу детищу!»

Ужь на вече бьют вбольшой колокол, волнуется вся страна Старославенская, собирается рать сильная на одного младого княжича. В то время дошла весть к честной жене Амелфе Тимофеевне, что похвалился ее мило чадо Василей Богуслаевич словами неудалыми, чтоб биться ему со всею силою новогородскою. От того честна жена ирикручинилась; она идет со крыльца красного к своему сыну во высок терем, она укоряет его за незрелой ум, что нагрубил он всем посадникам: «Где тебе, вещает она, биться одному противу силы новогородския? Погубил ты меня в старости!» Сказав сие, схватывает его в беремечко и мчит в погреба белы-каменные, задвигает двери засовами железными, засыпает их песками сыпучими, оставляет его тут хмель выспати; а сама идет в свою казнохранильницу, берет она золото блюдо, насыпает на него каменья самоцветного и едет в Великой Новгород ко посадникам. Она кланяется им до пояса, поставляет золото блюдо на дубовой стол, говорит им речи умильные, чтоб простили они ее мило чадо Василья Богуслаевича за слова, что он во хмелю сказал, что нельзя ему стоять противу силы новогородския, ибо леты его младые, чтоб, попомня они Богуслая, своего князя, пощадили его детище.

От сего посадники возгородилися, говорят они своей княгине невежливо: «Поди ты вон, баба старая! Не пойдешь, ин вышлем тебя с нечестию. Нам не надобно злата-серебра, ни каменья самоцветного, дорога нам похвальба Богуслайченкова, нам надобна его буйна голова!» За такое дурно честная жена припечалилась, залилась она горючьми слезы, возвратилась во свой дворец белой-каменной, велела запереть широки ворота, и засела в кручине великой.

На утрей день, лишь просиял белой день, не гуси и лебеди подымаются с великого Ирмера-озера, идет то сила новогородская на улицу на Рогатицу; не вешняя вода тут облелеила, окружили то посадники и мужики новогородские широкой двор Василья Богуслаевича: выбивают они широки ворота из пяты, валятся они на обширной двор.

Тут с ними встретилась девчоночка, чернешенька-малешенька: она шла из избы приспешныя в реку Волхов по воду, на плече у нее коромыслицо, не тяжело и не легкое — всего весу в нем триста пуд. Увидевши то невежество, вскричала она к мужикам и посадникам: «Ох б... вы дети неудалые! Сметь ли бы вам ходить на широкий двор, не спрошаючи? Почивает еще наш батюшко Василей Богуслаевич, а вы сюда греметь пришли! Погоню я вас с Широкова двора!» Не дали ей докончить слов, принялись ее колотить в дубины вязовые. За ту шутку девчонка осердилася, бросает она ведры дубовые, берет в руки свое коромыслицо, гонит она их с широка двора на улицу на Рогатицу. Где лишь раз махнет — само улица, а в другой хватит — с переулочками. Побивала девчонка тысячу, добивалася она до трех полков. Уже руки ее примахалися, коромыслицо изломалося: бежит она на широкой двор во теремы высокие. Прибежав туда, кричит громким голосом: «Вы гой еси, богатыри могучие! Что вы спите-почиваете? На вашего брата названого нападает вся сила новогородская, уже выломали ворота на широкой двор, приступают к погребам белым-каменным, где почивает Василей Богуслаевич». Ей в ответ сказали Фома Толстой сын Ременников, со Потанюшкой: «Не сила то новогородская нападает на нашего брата названого: налетели то комары из болот Каростанских; пусть пробудят они его жужжанием, а не честь будет богатырская нам боронить богатыря от болотных мух. Он прогонит их одним замахом». Сие молвивши, завернули они буйны головы во подушки пуховые.

Между тем Василей Богуслаевич от крика-вопля народного пробуждается: он вскакивает на резвы ноги и потряхается, от того в погребах стены белы-каменны распадаются, железные засовы ломаются, и желты пески рассыпаются; становится он середи двора. То увидев, сила новогородская бросается на него тысячьми. У молодого княжича нет оружия, ни сбруи ратныя. За своим стемляным вязом показалось ему далеко итти, ибо те вязы были у него в высоком тереме: он схватывает ось дубовую необделанную; ею гонит он силу на улицу Рогатицу; побивает он людей тысячи. Не успеют посадники подков наготовиться. Уже вся сила дрогнула, но он гонит их на чисто поле, пригоняет их к быстрой реке, не дает он им развернутися, не внимает он их покорности, молодецка кровь разогрелася, он хочет бить всех наголову.

Узревши то, посадники приуныли все, буйны головы повесили; они бросаются во Новгород, насыпают злата-серебра, каменья самоцветного на златы блюды; идут они в стар-славенск дворец ко честной жене Амелфе Тимофеевне. Они хочут на двор взойти, ан широки ворота заперты. Они выходят на улицу против широка терема, противу окон косящетых, преклоняют они буйны головы ко сырой земле и кричат громким голосом: «Ох ты мать наша, честна жена Амелфа Тимофеевна! Прогневали мы тебя, свою осударыню, и своего княжича, твоего мила чада Василея Богуслаевича: он побил ужь всю силу новогородскую. Упроси ты его словом родительским, чтобы оставил он людей хотя на семена!» Но княгиня, то услышавши, не показала им своих ясных очей, отослала их с нечестием. Она лишь велела им возвестить: «Как вы дело затеяли, так и оканчивайте; я — баба старая, не возьмусь за ваши дела ратные».

Посадники, услышавши свою опалу великую, видят беду неминучую, поспешают они в Новгород. Там жил Старчище Многолетище: воевал он при прежних князьях, побивал он силы ратные, разорял грады крепкие; но когда обуяли его леты древние, не выходил он из теремов своих ровно тридцать лет. К нему припадают посадники и молят его спасти свою отчизну и унять младого княжича. Долго Старчище не слушал их, однако на кручину их умиляется. Поднимается с дубовой скамьи, идет он на сборной двор; там снимает он с веча большой колокол, которой колокол шестисот пуд; надевает оной на буйну свою голову вместо шапочки. Оттоле шествует во чисто поле, к той быстрой реке, где Василей Богуслаевич остальную рать доколачивал. Он, подшед к нему, закричал громким голосом: «Ты гой еси, Богуслаев сын! Не за свои ты шутки принимаешься: перестань шалить при старом муже!» От таких речей молодой витязь прогневляется, набегает он на Старчища Многолетища, бьет рукой крепко во тяжел колокол. Красная медь рассыпается, присядает старой муж к сырой земле, он молит-просит пощады своей: «Ох ты, сильной-могуч богатырь! Не чаял я такой силы в твоей младости! Я живу на свете сто лет и двадесять, не видал я себе спорника и поборника: днесь пропала моя слава богатырская, победил меня младой юноша. Не убивай ты меня до смерти: много я служил Славенской земле, ты дай мне жизнь на вспокаянье». Убивать его Василей Богуслаевич не держал ни в уме в разуме, а хотел ему лишь острастку дать. Поднимет он его от сырой земли, обнимает ево в белых руках и отпустил домой с честию.

В ту пору, познав посадники свою беду неубежную и завидев гибель скорую, бросаются в Новгород, во теремы тайницкие, они пишут крепки записи, чтобы быть Василью Богуслаевичу князем над всем Новым-градом, землей Славенскою и Русскою, брать пошлины, каки он хочет, и владеть ему своею волею. Написав ту запись крепкую, идут они ко дворцу Василья Богуслаевича, умоляют его названых братьев Фому Ременникова со Потанею, чтобы шли они упросить своего князя перестать проливать кровь славенскую, пощадити своих подданных и оставити людей хотя на семена.

На просьбу их богатыри преклонилися, бросают они вязы стемляные, кои держали наготове в руках своих, буде бы ослабел в рати братень их. Они идут в поле со посадники; не дошед к месту побоища, кладут на голову запись крепкую и кричат громким голосом: «Здравствуй, батюшко наш, славенской князь Василей Богуслаевич! Перестань губить свою отчину: покорилась тебе земля Славенская и все княжество Русское! Преклонились к ногам твоим все посадники: вот их запись крепкая, чтобы владеть тебе по своей воле над всем Великим Новым-градом, со всеми землями и областьми!» Они, сказав сие, со всеми посадники у ног его повалилися.

Тут Василей Богуслаевич укротил свой сильной гнев. Он простил и пожаловал всех, кто остался от побоища. Он владел над Новым-градом с мудростью и милостью. Никто не смел на него поднятися, все соседи дальние присылали к нему мирных послов со дары многими. Вся чудь платила ему дани со верностью. Он не держал рати многия: его рать была в его братенниках Фоме и Потанюшке. Созывал он богатырей и витязей со всего света белого, с кем бы силы опроведати; но не выискалось ему спорника ни противоборника. Он княжил леты многие, проживал годы мирные. Не оставил он по себе роду-племени, лишь оставил он свой стемляной вяз на память Великому Нову-граду.

Загрузка...