Нужна ли пенсия коту?

Дом вести - не яй... затылок скрести

Оказывается, пока мы отсутствовали, в Новодевкино произошло много чего интересного. Сначала вторая навь, которая сменила Усачиху, Хавронья — помните, была в толпе худая сутулая бабёнка? — предложила выбрать новую невесту для сына Болотника. Как ни странно, нашлась доброволица. Ага, сама предложила свою кандидатуру.

И нет, нормальная такая девушка, вполне себе симпатичная. Просто её пугала необходимость отдаться какому-то проезжему молодцу на одну ноченьку да потом родить от него и жить в тоске и одиночестве (я имею в виду — без мужской ласки), в ожидании следующего «мужеского дня». А тут, пусть и нечистый, пусть и вдали от дома (А что тот дом? Кроме грязной безрадостной работы да тычков матери «Сделай, принеси, не сиди, займись» — нет в нём ничего хорошего!), зато — мужняя жена. Статусно. Ох, женщины... Иные ради того, чтобы называться «мужней женой», готовы жертвовать всем...

Короче, увела Хавронья Гликерию на смотрины к Болотнику. Похоже, всё там сладилось удачно — назад Глишка не вернулась.

Бабы же и девки в банях намылись, в чистое да яркое обрядились — так-то они всё в серых балахонах рассекали, а тут и бусы понавешивали, и губы да щёки свёклой намазали. Столы накрыли. Открылась деревня для путников проезжих. Несколько мужчин уже даже ожидали на перекрёстке — не в первой бывали тут, знали, чем их потчевать будут.

К нашей Ялке тоже мужичок пожаловал, как она того и просила. И, видать, дюже ей приглянулся. И она ему, по ходу, тоже. Ночь нынешняя полностью для любви и соединения отведена по закону, а они уже до рассвета лапти навострили и сбежали вон из селения. Ялка вовсе с ума сошла — дочь даже оставила. Та же приболела не ко времени, в горячке валяется. Так и это не остановило бабу похотливую.

— Как же так-то? Больной ребёнок остался один? — встрепенулась Настя. — Я пойду к ней!

— А что? Иди, милая. Одной-то девчонке не выжить, — поддержал её Шишок. — А в семью её вряд ли кто примет — не те нравы тут, чтобы чужих деток принимать. Ежели токмо для чёрной работы какой. Но енто уже не жизня... чужи помои-то выливать да полы драить... Мала ышшо девонька-то, совсем малая. Да вот тебе травок — отвар сделашь да напоишь Милицу-то. Подмогнёт, полехше станет девчуле.

Короче, перебрались мы в дом Ялки. И очень даже вовремя: Милицу начал бить яростный озноб, она бредила, металась на мокрой постели. Настя бросилась постель менять, а я двинулся к печи. Она была пока ещё горячая. Правда, я не представлял себе, как буду воду в миску наливать да траву запаривать — у меня же лапки, нда... А потом про Малушу вспомнил.

Она же — тут как тут:

— Молодцы вы с Настенькой, не оставили девоньку на произвол судьбы. Чичас мы отварчик сделам, — пальцами щёлк-щёлк. — Да и дровец в печку подбросить надобно, — щёлк-щёлк.

Тут дым повалил в избу — не продохнуть!

— Баб Малуша, ты чего наделала-то? — ору мысленно домовихе.

— Ой, бяда-бяда... Как жа я про заслонку-тоть забыла? Молодая ить ышшо, потому и думаю не об том, об чём надоть.

Я только хмыкнул про себя. Молодая она, ага, как бы не так! Шишок нам рассказывал, чего ты молодая-то вытворяла. А теперь вот всё за печкой сидишь, значит, не такая уж и молодая. Но сознаться, что память от старости уже не та — это не по-нашему.

Когда Настя подошла к печке, отвар уже был готов. Да и дым Малуша разогнала опять же щелчками своих пальцев. Эх, здорово уметь колдовать! Мне бы хотя бы чуточку научиться чему-нибудь такому...

— Всему своё время, милок... — многозначительно пробормотала Малуша и подмигнула мне, растворяясь.

Милице, и правда, после отвара заметно полегчало. Мы успокоились и сами прикорнули. Перед сном я велел Настюхе заслонку прикрыть — а то всё тепло наружу вытянет. Но сначала велел убедиться, что дрова прогорели окончательно, а то угарный газ внутрь в избу пойдёт. Девушка без спора выполнила мои приказы.

Утром Настя стала пробовать себя в роли хозяйки. Дров натаскала, печку растопила. Я ей подсказывал: заслонку сначала открыть, да и поддувало, чтобы тяга была хорошей. Огонь у нас был: лампадку, такую же почти, как была в светёлке у Настёны в доме Никиты, на ночь не гасили, чуточку прикрутили только подачу масла. Как печку разожгли, так и лампадку загасили.

Варить она решила похлёбку, чорбу. А что ещё? Магазина под боком нет, а из припасов лишь крупа какая-то была да рыба вяленая. Помню, меня таким кушаньем бабушка в деревне кормила. Дрянь отменная, но я хлебал да нахваливал. не хотел бабулю огорчать. А той ну очень нравилась эта стряпня.

Рецепт я Насте мысленно продиктовал. Та поморщилась, но готовить стала. Рыбу сначала вяленую варить в котелке на плиту поставила. Вонища по хате пошла — хоть мотанок выноси! Зато Милица из-за занавесочки носом зашмыгала и слабеньким голоском промурчала:

— Мамочка, как вкусно пахнет! Ты чорбу сегодня готовишь?

Настя бросилась к девочке:

— Проснулась! Тебе уже лучше? Моя ты хорошая!

И давай девочку целовать. А та... испугалась! Не Насти, а именно поцелуев её.

— Ты что делаешь, Настя? Ты меня съесть хочешь?

Видимо, родная мамаша никогда дочь не целовала... Не любила, что ли? Хотя... Если отец девочки оставил после себя тяжкие воспоминания, то такой поворот вполне объясним. А мужики, зашедшие в деревню на «мужеский» день, всякие бывали. И не все среди них были спокойными и добрыми, садисты и психи тоже нередко попадались.

Еле успокоила Настя Милицу, объяснив, что целуют — когда любят, а съесть её теперь новая мама никому не позволит. Милица немного подумала, прикрыв глазки, потом, прикинув, что новая мама вряд ли окажется хуже старой, приняла ситуацию мудро. Распахнув глазёнки, она обвила ручонками шею Настеньки и неловко ткнулась мордашкой ей в щёку. Настюхино лицо сморщилось, она зажмурилась, а из-под ресниц выкатились две слезинки.

Ну, я тоже слегка расчувствовался. Хотя и не люблю я подобные муси-пуси... И потому, чтобы меня не заподозрили в излишней сентиментальности, задрал заднюю ногу и принялся... наводить чистоту интимных мест. С недавних времён я чётко уяснил: когда не знаешь, как поступить, занимайся главным кошачьим делом. В худшем случае получишь полотенцем по спине, в лучшем — тебя оставят в покое.

Девчата продолжали обниматься до тех пор, пока я не вмешался. Нежности нежностями, но и дела ведь не ждут! И на правах хозяина я об этом заявил так вот прямо Анастасии:

— Настенькаааа... А там в сарае коровушка мычит... Надо бы её подоить да на луг выгнать... Ты как на это смотришь? Выгнать-то и я смогу, а вот доить... несподручно мне — у меня же лапки...

Высвободившись из объятий новоявленной дочери, Настя бросилась в сарай, Милица перевернулась на бочок и засопела, опять погрузившись в сон, а я — снова бросился за помощью к Малуше:

— Бабушка, милая, помоги Насте с коровой справиться!

— Да не мечись ты, яко козёл на привязи, кады мимо коза в охоте шастат. Там уже овинник её ждёт, дед Мохнатка, — я ышшо вчарась позаботилась. Подмогнёт, он дедок добрый. Вы яму не забудьте, похлёбочки в миске вынесьте, он уже соскучился по такой пишше-то, — Малуша хитро подмигнула, а я понял — ей тоже похлёбочки ой как хочется. Кстати, и Шишка надо бы не забыть...

С коровой Настя провозилась где-то с полчаса. Потом вывела её на улицу, где уже шло вдоль деревни стадо. Девушка-подросток с огромным кнутом еле тащилась следом, досыпая прямо на ходу. Это хорошо, что мне не придётся гнать нашу Вишку в луга, как я пообещал с дуру.

Процедив молоко из ведра в чистый глиняный балакирь, Настя продолжила заниматься похлёбкой: засыпала в котелок очищенную и нарезанную картошку, лук, морковь, крупу.

— Надо бы посолить, — девушка вопросительно посмотрела на меня.

Соли мы не нашли. А какой суп без соли-то? Пришлось снова к Малуше обращаться за советом.

— Соли, баишь, надо... Она жа токмо у богатеев есть. Народ простой водицей солёной обходится. А за ею надоть далёконько ходить, аж в самое Усолье... — Малуша задумалась на мгновенье. — Ну, да вы молодые, сходитя. Вот, шо я тебе скажу: Ялка хранила солёну воду в котелке под лавкой, где Милица спит. Там пошарь. Да мотри, не переверни чугунок-тоть.

Посолили суп. В самом конце зелень всякую, которую в огородике во дворе Настя нашла и нарвала, она покрошила и бросила в похлёбку. Дух, слегка противный, сменился на более приятный.

— Ну вот, можно и завтракать, — устало пробормотала Настя.

Похоже, день только начался, а девушка уже окончательно вымоталась. Жаль, впереди ещё — о-го-го сколько дел... На улице начал дождь накрапывать, а нас он решил поприветствовать прямо на дому: кап-кап-кап как раз посередине комнаты. Это о чём? Надо крышу латать. Настя, ты меня слышишь?

Но Настюха, разлив чорбу по мискам, уже сладко спала, свернувшись калачиком на лавке. Без тюфяка и одеяла... Бедняжка моя... Из-за печки выглянула Малуша, сверкнула своим хитрым глазом через очёчки, щёлкнула пальцами и... С потолка капать перестало, а девушку накрыло тулупом. Да и под щекой у неё каким-то непостижимым образом появилась маленькая подушка.

— Спасибо тебе, бабушка Малуша! — прошептал я мысленно. — Присаживайся к столу — завтракать будем!

— Вот удружил, так удружил! Меня ж мало когда кто снедать за стол-то с собой приглашал... Даже на слезу прошибло... А что, и сяду, и потрапезничаю малость с тобой!

Малуша перенеслась прямо на столешницу, сначала поклонилась мне, потом только уселась на перевернутую пустую миску и попросила кружку:

— Вместо стола мне будет, не на коленях же есть. Токмо ты её вверх дном установи, — заявила.

— Бабушка Малуша, всё бы хорошо, но у меня для тебя посуды нет. Как быть-то?

Домовиха махнула рукой в мою сторону, успокоила:

— То не бяда, так, мелочовка. Енто мы быстро исправим...

Она щёлкнула ноготком по одной из мисок на столе — и в мгновение ока уменьшилась до нужного размера. То же самое домовиха проделала с кружкой. Здорово... Хорошо уметь колдовать!

Я перевернул перед Малушей кружку и установил её дном вверх.

— Вот и добре, вот и мило... А мисочку-то мою как раз на донышко и умости. От спасибочки, от благостно-тоть как...

Домовиха не столько ела, сколько рассыпалась в благодарности. Истину говорят, что вежливость обходится нам так дешево, но ценится другими так дорого... Пока мы «трапезничали», я получил столько обещаний, что Малуша мне поможет и без внимания не оставит, что дальнейшая жизнь мне стала казаться раем.