О всех, забывших радость свою

Глава 15

— Да закапай ты свой нос, наконец, — немного раздраженно, но все также заботливо проговорила мама, насыпая в ведро с водой стиральный порошок. — Сколько тягать-то можно? И тягаешь, и тягаешь туда-сюда.

— Сейчас закапаю, — ответил я, подойдя к тумбочке с лекарствами. — Слушай, мам, а где у нас лежат ключи от гаража и машины?

— А куда ты собрался? — настороженно спросила она.

— Да никуда особенно. Так просто, хотел немного развеяться.

— Тебе со стимулятором разве можно на машине самому за рулем ездить? Может, у Елены Николаевны узнать?

— Хирург, который мне его ставил, разрешал. Только осторожно и с пристегнутым ремнем.

— Может, все-таки отца дождешься? Ведь давно уже не водил машину.

— Ну, хватит, мам, отговаривать. Чего там водить? Я с нее раньше не слезал, руки вспомнят. Все будет хорошо.

— Ну, смотри. Дело твое. Только не оставляй машину тогда без присмотра и телефон не забудь взять. Всякие сейчас по улицам ходят.

— Да кому наши «Жигули» нужны, мам?

— Желающих много. Продадут кому-нибудь картошку возить на рынок, и с концами.

— Ладно, — сдался я.

— Кепку надень, а то голову напечет. К обеду обещали, будет жарко.

Мама провела несколько раз мокрой тряпкой по окну, и вся скопившаяся за зиму грязь стала стекаться неровными разводами по стеклу вниз.

— Ну и грязи-то налипло, — проговорила она, отжимая тряпку так сильно, что мышцы на ее худых руках стали крепкими, как натянутые тросы.

— Неудивительно, — надев серые тенниски, сказал я. — Такую зиму пережили.

И, правда, пережили…. Мог ведь и не дожить до тепла, а навсегда остаться в зиме, как какая-нибудь пропавшая во льдах экспедиция. Тело лежало бы, закопанное в ящичке, а наверху люди, ничего не заметив, продолжили бы суетливо туда и сюда бегать.

Я нащупал через кожу в районе скулы свой череп. Потыкал в него пальцем. Да, вот он, череп, как у всех людей.

— Купи на обратном пути хлеба батон.

— Хорошо, куплю, — сказал я, засовывая почти всю полученную пенсию в карман.

— К обеду возвращайся. Я рассольник сварю.

— Ты же знаешь, я не люблю рассольник.

— Любишь, не любишь, а жидкое есть нужно. Не забывай про язву.

На улице совсем недавно проехался поливочный трактор, и воробьи, пытаясь соперничать с воронами, принимали утренние ванны, чирикая и взмахивая крыльями.

Неподалеку притаился черный, на один глаз слепой и похожий на шерстяной валик кот по кличке Уголек. Я помнил его еще котенком. Откуда он появился в нашем дворе, сложно сказать, но кот для всех давно стал своим, и каждый, кто мог, его одаривал либо лакомством, либо пинком ботинка. По возможностям, грубо говоря.

«Блин, таблетки забыл взять», — подойдя к гаражу, вспомнил я.

Возвращаться не стал.

Приземистый старый гараж с наполовину выгоревшей, наполовину отвалившейся масляной краской оливкового цвета, был закрыт на увесистый замок, принесенный отцом еще с завода.

Рядом с ним рос старый трухлявый тополь, на котором в детстве мы часто играли в казаки-разбойники. Было очень удобно спрыгивать с него на крышу гаража и бежать до кирпичной стены, где был небольшой пролом.

Это был последний из двух оставшихся тополей рядом с нашим домом. Второй рос почти рядом с подъездом. Он был самым молодым и крепким из всех. Остальные спилили еще прошлым летом по решению какой-то комиссии.

Вставив ключ в замочную скважину, я повернул его, но открыть замок не смог. Крутил и так, и этак. Открыть не получилось. То ли замок заржавел, то ли я совсем ослаб после операции. Хотя если уж отец что-то закроет, то все. Эта дверь оказывалась за семью печатями.

Я снял кепку и почесал затылок. Обратил внимание, что неподалеку была открыта дверь в бокс дяди Феди — нашего соседа по дому.

Когда-то давно еще, будучи молодым, он встал в две очереди. На «Запорожец» и одновременно с этим на гараж, который полагался только тем, у кого имелась машина.

— Ты вставай, а там посмотришь, что первое поспеет, — советовали ему. — Машина или гараж.

Гаражей в то время строили в разы больше, чем автомобилей, поэтому гараж дядя Федя получил первым, а машину так и не дождался. Бокс постоял несколько лет и превратился в подобие клуба по интересам.

Мужики там и пиво пили, и от жен прятались, и в домино играли. Федя банки с консервацией хранил. Гараж был полноценной кладовкой с возможностью переночевать или уединиться с женщиной.

Чуть позже он превратился еще и в автомастерскую. Федя подрабатывал небольшим ремонтом машин, мотоциклов и бензопил. Если бы не поддавал, мог бы сейчас в каком-нибудь автосервисе мастером работать.

Я подошел и постучался.

— Есть кто-нибудь?

— Смотря, кто нужен, — послышался из-под машины заинтересованный голос.

«Ого, дядя Федя машиной обзавелся», — с усмешкой подумал я.

— Это Еременко Максим, здравствуйте. Дядь Федя, а у вас масла машинного не будет? Мне замок бы смазать. Открыть не могу.

— А, Максим, здорово. Найдется, конечно. Как батя поживает?

— Нормально. На работу ушел.

— Все-таки нашел работу? Ну, молодец, Петро.

— Да, на заводе в бывший литейный цех куда-то там. Консервы вроде делают.

— А знаю. Я не пошел. Пусть сами за копейки работают.

— Так дадите немного масла?

Он с кряхтением вылез из-под машины, рукой отряхнул замасленные заскорузлые брюки и покопался на дубовой полочке среди банок и бутылок.

— Вот смотри это, кажется, еще не засохло, — сказал дядя Федя, протягивая мне бывшую майонезную банку с чем-то черным и пахучим.

Я взял ее в руки и понюхал. Потом немного поболтал. Густой мазут.

— А жидкого масла нет? Машинного?

— Нет, дружище, закончилось, — ответил он разочарованно и стал вытирать правую руку о серую в дырку майку, которая уже больше походила на пиратский флаг.

— Зачем вам только машина? — спросил я, ставя банку на небольшой столик. — Почем аппарат брали, если не секрет? Дорого?

— Откуда у меня деньги на дорогую машину? — поглаживая красный багажник, проговорил он с улыбкой. — Так, копейки. Это корыто и раньше стоило немного, а после аварии за бесценок взял. Знакомый с развала под Братеевским мостом предложил. Знаешь такой?

— Слышал вроде. На ходу?

— Вроде на ходу. Только кое-что пришлось подкрутить. Кое-что молоточком выпрямить. Передний бампер я пока что снял. Правую фару с клочьями вырвало.

Он открутил вентиль радиатора и дунул туда несколько раз.

— Радиатор немного поврежден, но думаю, еще послужит годик-другой, а вот тяги тормозные никуда не годятся. Трещина на лобовом стекле расползлась скорей всего после удара. К зиме все менять нужно.

Во мне проснулся какой-то глубокий затаенный страх.

— «Опель», да?

— «Опель». Старый надежный «Опель». Сейчас таких машин уже не делают. Сейчас попади она в такую аварию, весь пластик бы по дороге разлетелся на мелкие кусочки.

— Можно, я салон посмотрю?

— Залезай. Не жалко.

Я не сразу узнал машину, ведь тогда дело было ночью, но когда увидел на торпеде наклейку с улыбающейся девушкой-моделью, спальник и смятый пакет из мака на заднем сидении, то последние сомнения развеялись.

Да, это был тот самый «Опель» таксиста Валеры, что подвозил меня до Андрея пару месяцев назад. Покопавшись под сиденьем, я обнаружил знакомую отвертку.

«От удара скорей всего выскочила», — подумал я.

— Ну что интересного нашел? — спросил дядя Федор над самым моим ухом.

— Вот отвертка под сидением лежала. Не нужна?

— О, возьму, конечно, — почесав мазутной рукой нос, сказал он. — В хозяйстве все пригодится.

Я дернул за ручку шатающийся бардачок, который так раздражал Валеру, но теперь с первого раза он не открылся.

— Возможно, после удара заклинило. Дай-ка я попробую.

Он треснул по нему со всей силы, и все, что было внутри, вывалилось мне на ноги. Пара перегоревших лампочек от фар, белая местами проржавевшая эмалированная кружка, ложка с раскладным ножом, непочатая пачка сигарет с фильтром, колода карт и фотография.

Мои глаза округлились.

— Это же Катя… — прошептал я.

— Красивая, — проговорил Федя над ухом.

Это была, несомненно, Катя, но совсем молоденькая. Наверное, класс одиннадцатый. В черной юбочке и белой сорочке с сумкой на плече. С русыми волосами. У нее были русые волосы? На фотографии она стояла на остановке. А само фото сделано, скорее всего, наспех из машины.

Валера, значит, знал, где жила его дочь…

Пока Федя копался в багажнике, я спрятал фотографию в карман джинсов и вылез.

— Как же мне замок-то открыть? Ехать нужно.

Появилась плешивая голова дяди Феди.

— А ты поезжай на моей машине. У меня все равно прав нет. Так хоть ты попробуешь как она.

— На ней? — с недоверием спросил я. — А если милиция остановит?

— Да, а что такого? Я там, что нужно, подкрутил. Посмотришь. Может, подскажешь, что еще неисправно. Только далеко не уезжай. Если вдруг кто остановит, то ты трубочку передай, и я поговорю. Все равно служивые часто ко мне ездят чиниться.

— Да я и не собирался далеко никуда…

— Тогда держи ключи, — сказал он с улыбкой и кинул мне связку.

Я поймал их рукой.

— Ладно, — все еще с недоверием оглядывая машину, проговорил я. — Попробую.

— Езжай, только горючки влей на заправке.

— Хорошо, — садясь за руль с приподнятым настроением проговорил я. — Залью и буду осторожен. Второй аварии она не выдержит.

Включив заднюю передачу, и, смотря в зеркало заднего вида, я стал плавно отпускать сцепление и добавлять газу. Машина начала медленно катится назад.

— Ну, давай. Я гараж открытым оставлю. Просто загонишь обратно и все. Тут с мужиками буду неподалеку в лото играть.

— Хорошо, — махнув рукой ему в ответ и включив первую передачу, все так же не спеша стал выруливать к арке.

Конечно, я не потерял навыков вождения за несколько месяцев, но после автоматической коробки передач на рабочем автомобиле, после сшитой грудины, поломанного ребра и не заживших до конца ожогов на ягодицах ехать было тяжело.

Машина не слушалась. Машина капризничала. Заваливалась то влево, то вправо. Пока ехал на заправочную станцию, на светофорах она несколько раз чуть не заглохла. Сзади кто-то постоянно истошно сигналил.

Включение передач мне напомнило езду на тракторе с дядей Мишей в деревне, который всю смазку тратил только для горла. Спидометр, как я и приметил в прошлый раз, не работал, и ехать было непривычно.

Я опустил козырек из-за слепящего солнца и так докатил до заправки. Два километра езды по прямой дороге выбили меня из сил, как будто я отмотал пару сотен по пробкам.

«Как Валера вообще ездил на ней? Это же самый настоящий допотопный вавилонский механизм, зачем-то поставленный на колеса» — думал я.

Залив десять литров девяносто второго бензина, я уже хотел возвращать машину в гараж, боясь, что получу инфаркт, переключая скрипучую коробку передач и жесткие педали, но потом все-таки решил еще немного проехаться. Так не хотелось обратно домой в душную комнату после стольких дней затворничества.

Пока решал, куда еще съездить, позвонил Степан. Я ответил:

— Да.

— Макс! Але, Макс!

— Да, привет, Степан.

— Але, Макс!

Он, заплетаясь, выкрикивал что-то отрывистое, как азбука Морзе. Точка, тире, точка.

— Не кричи и говори внятней, — не сдерживая раздражения, проговорил я. — Непонятно, что ты там бормочешь.

— Макс, дружище, это, тут, понимаешь, какое дело. Але, ты меня слышишь?

— Да слышу, — вытирая рукой капельки пота со лба, сказал я. — Что случилось?

— Это, Макс, ключ не подходит к замку.

— К какому замку?

— Э… К какому замку? К моему замку. Где я живу. Они, гады, замок сменили и теперь не пускают меня домой.

Было слышно, как он втягивает носом сопли и плачет.

«Чего и стоило ожидать», — подумал я про себя.

— Мне теперь негде жить, Макс. У меня нет денег.

— Ну, подожди. Не могли же они вот так взять тебя и выгнать. Ты же собственник квартиры.

— Понимаешь, Макс, они меня обманули. Я несколько дней назад что-то там подписал. Я был жутко пьян. Развлекался с Кристиной, и она мне, зараза, подсунула какой-то листок. Я поставил свою закорючку, ничего не соображая, а когда вчера вернулся домой с кладбища, дверь была закрыта, и только стоит сумка с моими вещами. На звонок никто не отвечает.

— С кладбища?

— Я к бабке на могилу ездил проведать.

— А ночевал ты где?

— В парке на лавке.

— Да уж. Ну, ты позвони Андрею с Ленкой. Они вроде уезжать же собирались. Поживешь, может, в их квартире.

— Макс, я звонил.

Голос его стал немного четче.

— Ну и?

— Андрей сказал, что они в аэропорту ждут самолет, а, когда я попросился пожить временно в их квартире, связь оборвалась, и теперь абонент не отвечает или находится вне зоны доступа.

Неудивительно.

— Так от меня, что ты хочешь, Степан? Я могу одолжить тебе крохи со своей пенсии, если хочешь.

— А пожить у тебя нельзя? — с надеждой спросил он. — Макс, без тебя мне крышка. Проштрафился я.

— Не думаю, что это вариант. Ты знаешь мою маму. Если из-за тебя как-нибудь сорвется отец, то она мне этого не простит. Он ведь выпить не откажется за компанию. Давай лучше так. Я тебе дам немного денег на первое время, а там посмотрим.

— Спасибо огромное, дружище. Чтобы я без тебя делал!

Скоро должны были прийти расчетные деньги с бывшей работы. Там будет приличная сумма. На первое время хватит. Так что пенсию могу отдать Степану. Как там отец Михаил говорил, мол, черпак можно заполнить лишь любовью к ближнему своему, что-то потеряв, что-то пожертвовав ради него и ничем больше. А ведь Степан как-никак мне друг.

Через трубку было слышно, как Степан со всей дури стучит кулаком по двери и поносит всех бранными словами.

— Сейчас я приеду к твоему дому. Ты слышишь меня, Степан? Я на машине сегодня. Жди!

— Хорошо, Макс! Хорошо. Буду ждать. Мы этих гадов еще выведем на чистую воду! Я им бабкину квартиру так просто не отдам!

— Ладно. Жди.

— Тут какие-то врачи поднимаются по лестнице. Может, Кристине опять плохо стало?

— Врачи? Степ, не заходи один в квартиру! Выйди на улицу и жди меня там. Тебе протрезветь нужно для начала.

Но связь прервалась.

«Сейчас бы с отцом туда поехать. Что я могу теперь один? Ладно, нужно ехать. Хотя бы деньги ему передам», — судорожно думал я.

Повернул ключ в положение два. Машина не среагировала.

— Ну… Давай, моя хорошая. Заводись.

Опять повернул ключ. Машина чихнула. Повернул третий раз, и со знакомым уже бульканьем в карбюраторе она заурчала. Вытащил вновь подсос бензина. Глаз не терял из виду стрелку перегрева двигателя, которая перевалила за середину. Выжал ногой сцепление, включил первую передачу и, нажав на газ, медленно стал отъезжать от заправочной станции, направляясь в сторону Степана.

Датчик температуры воздуха на улице показывал +26. Я попробовал нажать на ручку омывателя ветрового стекла, чтобы смыть дорожную пыль, но, то ли воды не было в бачке, то ли сломался моторчик. Пришлось ехать так.

Было видно, как из-под капота тонкой струйкой вился дымок.

«Радиатор свистит, как закипающий чайник», — с опаской подумал я.

На мое счастье дороги были почти пусты. До часа пика оставалось еще минимум часов пять. Но на таком судне я все равно дотащился до Степана за сорок минут вместо двадцати. На лавочке возле подъезда никого не было. Посигналил в надежде, что может быть, он прячется где-нибудь в тени. Никто не откликнулся. Шторка в окне бабки Мани были задернута.

«Странно, обычно в такую жару окно всегда было у нее открыто. Может, умерла?»

Выйдя из машины, огляделся еще раз. Поблизости Степана видно не было. Оставалось только подниматься наверх и звонить в дверь. Может, все-таки его впустили внутрь?

Поднимаясь по лестнице, я вспомнил, как было мне тяжело преодолевать ступени зимой. Как била одышка. Сейчас такого не было, но слабость в ногах никуда не делась. Несколько раз отдохнув, я все же одолел подъем и нажал на кнопку звонка.

Никто не отвечал. Нажал еще раза три или четыре. Прислушался, подойдя вплотную к двери. Было тихо. Постучал в дверь кулаком. Дернул ручку. Дверь была закрыта.

«Куда же он делся? Говорил ему, жди меня у подъезда» — я немного разозлился.

Решил позвонить на телефон: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

«Ну и что теперь делать? — вздохнул я. — Где теперь его искать?»

Выйдя на улицу, я еще раз осмотрелся. Потом бросил взгляд на окно Степана — рядом с пожарной лестницей, по которой мы часто залазили в его квартиру. Окошко было зашторено, но на секунду мне показалось, что там, в окне, все-таки кто-то есть, и этот кто-то за мной пристально наблюдает.

«Нет, сейчас точно не полезу, — решительно заявил я себе. — Не удержусь. Слаб. Может, милицию вызвать?»

Тут к подъезду подошла женщина и наклеила на входную дверь объявление. Потом подошла ко второму подъезду, наклеила еще одно и скрылась за углом дома. Я подошел поближе, чтобы прочитать написанное большими буквами красного и черного цвета:

«Просим жильцов дома покинуть свои квартиры в указанный ранее срок. Дом включен в программу сноса ветхого жилья. О получении ордеров на новые квартиры, взамен потерянных, будет сообщено на общем собрании жильцов дома в следующий четверг. Просим не опаздывать».

«Хм. Степан об этом в курсе хотя бы? Или, может быть, его и лишили квартиры, чтобы получить взамен новую жилую площадь той же семье Николая, например? Темное дело какое-то. Ладно, чего тут на жаре стоять. Если не объявится в течение трех дней, напишу заявление в милицию».

Я решил съездить, купить чего-нибудь пожевать и доехать до парка, немного посидеть на лавочке в тени какого-нибудь дерева. Подумать.

В том сне я видел Степана два раза. Лифтером с плешивой головой и в виде забытого всеми старика в реанимации рядом с Катей номер пять. Но мне это ничем сейчас, конечно, не поможет.

«Ладно, объявится, думаю. Пенсию пока что отложу».

Машина, выпалив порцию выхлопных газов, отъехала от дома. Левое окошко странным образом заклинило, и поэтому, чтобы не задохнуться от прокуренного велюра и испарений пришлось открыть правое окно.

Не мешало, конечно, сделать комплексную мойку машине, но ради одной поездки не видел смысла.

Бампер автомобиля вплотную приблизился к чьему-то серебристому новенькому «БМВ», заняв очередь в «Макавто». Она почти не двигалась, но глушить машину я не стал, боясь, что второй раз двигатель не заведется. Повернул тумблер кассетного приемника.

Шли новости. Говорили, что мэр города снял с должности нескольких глав районов, которые не выполнили задачи по уборке улиц ото льда и снега в течение прошедшей зимы.

Говорили о планах сноса нашего завода и полной реконструкции всего Заводского района в ближайшие десять-двадцать лет. Мэр обещал на месте бывшей промышленной зоны построить современный город-сад с парками, торговыми центрами, спортивными сооружениями и офисами.

В конце выпуска сообщили, что температура будет расти день от дня, и в июле не исключено возвращение торфяных пожаров.

Я выключил радио и, включив первую передачу, продвинулся вперед на десяток сантиметров. Несколько раз дернуло сердце. Перехватило дыхание, и на лбу выступили капельки пота.

«Что это такое? — подумал я, проводя рукой в области мышцы. — Еще этого не хватало».

Кто-то постучал в закрытое окно. Меня от неожиданности вновь передернуло. Я повернул голову и увидел рыжеволосого мужчину со знакомой рекламной табличкой турфирмы «Столичный Рай». Его густые рыжие усы заметно подергивались, словно бы это были тараканьи усы.

В этот раз я был не прочь скрасить свое ожидание в очереди, поболтав с ним минутку, хоть у меня и не было средств на покупку путевки. Левое окошко я открыть не смог. Развел руки, мол, извини. Он обреченно поплелся к впереди стоящей машине.

Накаляющееся солнце и жар от работающего двигателя, пробивающегося не только из печных заслонок, но и со всех щелей, привели меня в разморенное состояние. Я зевнул и прикрыл глаза.

В окошко машины постучали. Какой-то водитель с негодованием объяснял, что очередь не двигается по моей вине. Я знаком извинился и направил «Опель», к будке «Макавто». Вытащил подсос, поставил колымагу на ручной тормоз, чтобы не укатилась, отстегнул ремень безопасности и открыл скрипучую дверь.

— Слушаю вас, — произнес из динамиков, со знакомой интонацией, женский голос.

«Слушаю вас, — подумал я. — Как часто слышал эти два слова на собраниях, где все сидели, поджав голову, и боялись открыть рот первыми. „Слушаю вас. Ну, и чего молчим?“ Вот полная фраза, которая у нас использовалась позже, как шутка, между коллегами, созванивавшимися друг с другом по рабочим вопросам».

— Слушаю вас, — повторно прозвучал женский голос из динамика. — Ну, и чего молчим?

Я поднял голову и увидел перед собой Веру.

***

Из ванной комнаты доносилось журчание воды.

— Ты кофе будешь? — спросил мужчина, приоткрыв дверь. — Я сварил немного на двоих.

— Буду, — изможденным голосом ответила девушка, застегивая бюстгальтер. — Ты бы знал, как у меня болит голова, дорогой. Как будто кто-то сидит в голове и, упираясь спиной, растягивает ее изнутри ногами.

— Сейчас кофе выпьешь, и все пройдет. Поторопись, пожалуйста. Мы и так проспали.

— Иду уже, — сонно проговорила девушка, закрыв кран.

Пока мужчина надевал бежевые чинос, девушка сделала небольшой глоток кофе, поставила чашку на блюдце и, всматриваясь в телевизор, достала из пачки сигарету. Чиркнула зажигалкой, и кончик загорелся ярким пламенем. Она впустила в гортань табачный дым и подержала его некоторое время в себе с закрытыми глазами, массируя виски. Потом выпустила. Закашлялась.

— Ты бы не курила натощак, — разглядывая морщинки в зеркало, проговорил мужчина.

— Если я не покурю сейчас, то умру, и тогда тебе придется хоронить меня.

— Не говори глупостей. Ты еще всех переживешь.

— Я себя чувствую разбитой клячей.

— Поторопись, пожалуйста.

— Уже лечу, — сказала девушка с иронией и вдавила почти целую сигарету в полную окурков пепельницу.

— Вот скажи, зачем ты вчера так напилась? Могли бы сегодня на твоей машине поехать.

— Ничего, поедем на такси. Ты вызвал такси? Где машина?

— Нет, не вызвал. Я думал, ты вызовешь. Как ты знаешь, ехать я вообще не собирался.

— Ужас. Что ты теперь предлагаешь?

— Не знаю, давай поймаем частника. Какая разница, на чем ехать. А обратно тогда такси вызовем.

— Частника? Ты что, уже начал на мне экономить? Смешно.

— Нет, но не забывай про выплату компенсаций пострадавшим.

— Суда ведь еще не было. Так что пока выплачивать нечего.

— Неважно. Я виноват и обязан сделать хоть что-то для той семьи.

— А обо мне ты подумал, дорогой? Я отчима потеряла, мать чуть живая лежит. О моей компенсации ты подумал?

— Ты же в курсе, что я уже разговаривал со своей однокурсницей, и она берет тебя после слияния наших компаний на руководящую должность. Испытательный срок три месяца. Но ты должна помнить, что о нашем разговоре знают только трое. Она, я и ты. Надеюсь, пока буду сидеть в местах не столь отдаленных, ты сможешь реализовать наши совместные проекты.

— Я уверена: тебе дадут максимум условный срок. У тебя же хороший адвокат.

— Не знаю. Пусть все идет, как идет.

— Ты что же готов оставить меня одну в такое трудное время? Я не выдержу еще одной потери, дорогой.

— Если мне дадут реальный срок, то ты сможешь меня навещать. Звонить и писать письма.

— Голова так болит….

— Нечего было так вчера прикладываться к бутылке.

— Я должна была немного развеяться. Я совсем запуталась. Мне тяжело сейчас. Ты должен меня понять.

— Вон машина едет, давай остановим.

— Что? На этом корыте до деревни ехать?

— Слушай, какая разница, на чем ехать пару десятков километров. Потерпишь.

Мужчина махнул рукой и проезжавший автомобиль не сразу, но постепенно начал сбавлять ход. Со стороны даже показалось, что человек за рулем никак не мог решиться: останавливаться ему или нет. Скрипя тормозами, машина все-таки остановилась. Мужчина наклонился к открытому окну:

— Шеф, до Девушкино довезешь? С деньгами не обижу.

Мужчина показал ему раскрытый кошелек, набитый разноцветными бумажками.

— Девушкино? — неуверенно переспросил парень. — Я не очень представляю, как туда ехать, если честно.

Чувствовалось, что двигатель машины не держит холостого хода и захлебывается от поступающего в забитый грязью карбюратор бензина.

— Да я покажу дорогу. Там все время прямо.

Водитель думал.

— Ну, что он там заснул, что ли? — спросила девушка, рисуя ногой невидимые узоры на тротуаре. — Мне уже дурно.

— Ладно, садитесь, — сказал водитель сиплым голосом и несколько раз нажал на акселератор.

Мужчина с трудом открыл правую заднюю дверь и, поддерживая за руку, усадил девушку. Потом сел следом сам, положив небольшую спортивную сумку себе на колени.

Машина вновь заскрипела, затарахтела и медленно стала набирать скорость, спуская избыточное давление через маленькую щель в радиаторе. Уже на ходу мужчина еще раз открыл заднюю дверь и с большей силой ее захлопнул.

— Чем тут так воняет? — на ухо спросила девушка своего мужчину. — Меня сейчас вырвет от этого запаха.

— Выкиньте пакет из мака в окно, — проговорил водитель. — А спальник за голову положите, чтобы не мешал.

— Тебе не все ли равно, — ответил девушке мужчина, открывая ручкой окошко и выкидывая в него пакет. — Сейчас проветрится. Шеф, значит, смотри. Сейчас выезжаешь на кольцо, там, на съезд «ЮВ» и едешь по прямой дороге вдоль множества снесенных домов до перекрестка с указателем на Девушкино.

Водитель надвинул на лоб поплотнее кепку и согласно кивнул.

— Слушай, Кать, а может нам в Девушкино новый склад аптечный построить на пустыре где-нибудь? И аптеку можно открыть позже. Правда, районная больничка там совсем плохая. Проходимости не будет, а так места перспективные. Я так думаю, лет через -дцать Москва значительно расширит свои владения. Уже вон, сколько старых кварталов снесли.

— Нет, не думаю, что это хорошая идея, — ответила она. — Я не хочу родные места застраивать всякими складами, да и не разрешат. Бывшая усадьба как-никак. Там вековые сосны, речка, воздух чистый. В деревне я планирую отдыхать от суеты, а не работать. В Подмосковье есть много других мест, где склад будет уместнее.

— Как знаешь. Теперь это тебе все равно самой решать, пока я не выйду.

— Да хватит себя уже хоронить. Давай дождемся суда.

— Так ты будешь меня навещать или другого найдешь? — с улыбкой спросил мужчина.

Девушка не поворачиваясь, ответила:

— А разве у меня есть выбор, дорогой? Я же не смогу без тебя. Если с тобой что-нибудь случится, я этого не переживу. Тем более мне нужно будет с тобой советоваться постоянно по рабочим вопросам.

Водитель выжал педаль газа до упора и резко вывернул на встречную полосу. Двигатель взревел как провалившийся в яму с кольями мамонт. Все засвистело, зазвенело, захлопало. Открылся бардачок, став похожим на рот бешеной собаки. Навстречу несся груженый «Камаз» и моргал фарами, говоря мол, друг, не успеваешь, сворачивай.

— Слушай, я боюсь! — вжавшись в плечо мужчины, сказала девушка. — Не хватало нам опять в аварию попасть.

— Эй, командир, не спеши! Успеем!

Водитель в самый последний момент дал по скрипучим тормозам и вернулся в свою полосу, так и не успев обогнать автобус.

— Больной какой-то, — проговорила вполголоса девушка и прижалась к своему мужчине еще крепче.

Тот ее поцеловал в губы и, обняв рукой, процедил:

— Все будет хорошо, Катенька. Не переживай. Познакомимся с твоей бабушкой. Посмотрим на ваши сельские красоты, покупаемся в речке. Все будет хорошо. Даже если мне дадут срок, он все равно закончится рано или поздно, и тогда мы с тобой поженимся. Потом у нас родятся дети. Ты свидетельство о разводе забрала свое, кстати? Не было проблем? А то я могу помочь.

— Забрала, — ответила та, вновь взявшись массировать виски. — У меня не бывает проблем.

— Ну, мало ли какие. Всякое бывает. Моя первая жена отхватила половину имущества и была такова. Молодой был. Несмышленый.

— Все закончилось, как страшный сон, и на этом спасибо. Меня вся эта ситуация чуть в Кащенко не привела. Даже в храм пришлось зайти.

— Понимаю. У меня так было со второй женой. Кошмар, а не жизнь.

— Кстати, про детей пока забудь. Какие сейчас могут быть дети? Мне такой титанический труд предстоит с этими проектами.

— Дорогая, мне уже четвертый десяток идет, — проговорил он, рассматривая ее волосы. — Я не прочь обзавестись детьми.

— Посмотрим, — сказала она, запустив в его волосы свою руку. — Сейчас все равно суд. От него и будем плясать. У нас с тобой вся жизнь впереди. Куда торопиться?

— В этой жизни не все так просто. Ребенок вот погиб, а он ведь тоже имел право на жизнь.

— Ты думаешь, мне не жаль того ребенка? Жаль, конечно, но зачем все усложнять, если ничего уже не изменишь? На его месте или месте моего отчима могла оказаться я или ты. Жизнь — это слоеный пирог. Кто-то основа, а кто-то вишенка на торте.

— Как я понимаю, ты предпочитаешь быть вишенкой, — заулыбался мужчина.

— Почему бы и нет? Я не вижу в этом ничего такого. Жизнь берется силой, выносливостью, определенной долей везения, стечением обстоятельств, его величеством случаем, трудом. Говорю же, что жизнь — это многослойный пирог, и не обязательно его есть целиком, можно ведь скушать то, что любишь, но, главное, съесть вовремя, а то пропадет. Ты же, например, ешь мраморное мясо, а не тушеные бычьи хвосты. Ведь так? Выбираешь, что вкуснее, хотя имеешь возможность есть бычьи хвосты. Так и в жизни. У меня есть и проблемы, есть и радости, но радости я люблю больше, поэтому их и придерживаюсь. Какой смысл жить в постоянных проблемах, если жизнь у меня одна? Кто мне даст вторую или продлит до бесконечности эту? Может быть, ты? Вот именно — никто. Моя мать мне всегда говорила, мол, Катька беги от проблемных мужиков. Не повторяй моей судьбы с твоим отцом. Беги и не оглядывайся. Мужчина должен быть каменной стеной, за которой тихо и спокойно, а не таким, чтобы твои плечи и голову заметал раскаленный песок пылевых бурь.

— За это я тебя и полюбил, Кать, — многозначительно проговорил мужчина, подставляя раскаленному потоку воздуха лицо. — Ты та, кого я, наконец, хочу по-настоящему сделать счастливой и оградить от всех напастей.

— Ну и болтун ты, — скептически ответила она, мотнув несколько раз головой. — Это только в том случае, если для начала отмажешь сам себя от суда. Тогда только и сделаешь. А иначе как?

— Суд — не проблема. Даже если сяду, ты уже сейчас можешь начать реализовывать себя. Наш проект — это бездонная бочка денег и возможностей. Тебе разве этого мало?

— У тебя смысл любви ко мне только в этом, что ли?! — удивленно и немного даже обидевшись, спросила она. — Взвалить на меня ворох проблем и оставить одну? А как же обыкновенное женское счастье быть рядом с любимым?

Мужчина наклонился и поцеловал спутницу в губы.

— Нет, конечно, — ехидно улыбаясь, сказал он. — У меня к тебе многослойный пирог.

— Дурачина, — проговорила она, без тени улыбки и толкнула его локтем в бок.

Вдруг водитель дал резко по тормозам, так что девушка ударилась головой о спинку сидения.

— Больной какой-то, точно! — схватившись за лоб, крикнула она. — Давай выйдем, дорогой. Я его уже боюсь.

— Слушай, друг, ты мог бы ехать аккуратнее? Не мешки ведь с картошкой везешь.

— Светофор просто резко включился на красный свет. Теперь направо?

Мужчина огляделся через окошко и сказал:

— Да. Направо. Осталось недолго.

— Извините, что влезаю в ваш разговор, но вы считаете, что любить можно только за что-то? — спросил водитель, включая на перекрестке сигнал правого поворота. — Разве любят не просто так?

Мужчина оторвался от поцелуя:

— Э….

— Вроде бы любовь — это созидательное чувство, когда ты что-то безвозмездно отдаешь, и это что-то, как дождь для растений, приносит плоды, — отрезал он, не дожидаясь ответа. — У меня вот жена была. Мне казалось, что мои, и ее недостающие элементы от рождения восполнялись друг другом. Я отдавал. Она брала, но и она отдавала тоже, как мне казалось, хотя я не требовал этого. Я ничего не требовал. Я любил ее такую, какая есть. Со всеми минусами и плюсами.

Кажется, такой странный вопрос застал мужчину врасплох. Девушка посмотрела на своего спутника с непонимающим видом, мол, сумасшедший, что ли?

— Так просто и не ответить, — задумчиво проговорил мужчина, копаясь в карманах в поисках сигарет. — Видимо, любовь у вас была не настоящая, не крепкая. Сейчас это вообще редкость. Только без обид.

— Любовь…. А, по вашему мнению, у вас с вашей девушкой любовь?

— Э….

— Отдаешь ты или получаешь в любви? Как думаете? Есть ли в этом понятии что-то, не поддающееся логике? Или любовь — это как есть вкусную еду, пить хорошее вино, спать на мягких подушках вместо лавки, стремление обладать? Получается, что любовь длится только до тех пор, пока ты получаешь, ублажая себя? Как только кран перекрывается, то любовь проходит, да? Очередной элемент потребления. Фальшивка. Миф!

Было заметно, что водитель готов сорваться на крик своим сиплым голосом. Он сжал руками руль, словно сдавливал шею врага, пытаясь задушить в себе напряжение.

Машина остановилась с небольшим заносом рядом с пешеходным переходом, пропуская женщину с ребенком. Водитель поправил зеркало заднего вида, включил первую передачу и продолжил:

— Понимаете, какое дело, — сказал он, сразу включая вторую передачу. — Я так понял у вас с вашей девушкой все построено на каком-то списке желаний. Мол, пока это получаю, буду любить.

— Что ты с ним разговариваешь? Не видишь, что ли, больной какой-то. — дернула своего спутника девушка.

— Каждый случай частный, — ответил мужчина, подкурив сигарету. — У нас все немного иначе. Мы уже являлись цельными личностями до встречи и теперь просто получаем удовольствие друг от друга. Думаю любовь — это состояние, когда не важно, что кто делает. Отдает или получает. Главное, комфортно тебе с этим человеком или нет. Ты можешь, что угодно делать, хоть из кожи вон лезть, но если человек не твой, то ты зря теряешь драгоценное время. У меня так было с моими двумя предыдущими браками, пока я не встретил вот эту прекрасную девушку. Я ей дам многое. Реализацию, деньги, поддержку, заботу, но все это меркнет по сравнению с тем, что она дает мне своим присутствием в моей жизни.

— И что же, если не секрет? — трясущимся голосом, может быть, от вибрации машины, а может быть, и нет, спросил водитель.

Он сделал глубокую затяжку сигаретой и сказал, порциями выпуская дым:

— Она дает смысл. Смысл, который не купишь ни за какие деньги. Ради нее я готов на многое. Я вновь хочу жить. Ты не представляешь, брат, каково это, когда ты жить не хотел, думал о том, чтобы с собой покончить, а теперь хочешь вновь жить. Она мой подарок от Бога. Я уверен.

— Ой, да ладно тебе, дорогой. Тоже мне подарок нашел.

— А разве я не прав?

Она повела плечами.

Водитель молчал.

— Я тебе пожелал бы не зацикливаться, а попробовать начать все заново, — выкинув недокуренную сигарету в окно, проговорил мужчина. — Найди новую любовь, ведь старые отношения порой даже следов не могут отыскать, чтобы вернуться. Их попросту нет. По себе знаю. Следы стираются и все. Пиши на деревню дедушке. Твой человек все равно бы не ушел, а если ушел, то не твой. Все просто, как дважды два четыре.

— След, к сожалению, остается, — сказал водитель тихо.

— Ну, не знаю, — устав от беседы, пробубнил мужчина.

— Кстати, я слышал от одного священника, что Христос учил совсем другой любви, — добавил водитель, вытирая рукой пот со лба. — Он точно говорил о чем-то совсем ином, только вот не могу вспомнить, о чем именно. Где ее искать ту, другую любовь? Что это такое вообще? Мне казалось, я знаю, а на деле получается, глубоко ошибался. Наверное, это, как быть археологом. Нужно перекопать тонны грунта, чтобы найти что-то ценное.

— Слушай, командир, здесь останови. Тут рядом. Мы пешочком дойдем. Прогуляемся.

Машина медленно остановилась, подняв густое облако пыли. Водитель поднял ручной тормоз и выдвинул заслонку подсоса, чтобы двигатель не заглох.

— Вот, возьми деньги, — кладя несколько синих бумажек на пассажирское сиденье, сказал мужчина. — Спасибо, что подвез, и не переживай. Может еще, помиришься с женой, и она вернется.

— Нет, — сказал водитель. — Даже люди на Луну дважды не летали.

Мужчина опять захохотал и стал вылезать.

— Попадаются же индивидуумы в нашей стране, — сам себе подытожил он.

— Вам, мужчина, нужно к хорошему психологу обратиться со своими личными проблемами, а не к нам, — толкая своего спутника в бок, чтобы тот быстрее вылезал, сказала девушка. — А то так и до нервного срыва недалеко.

Когда мужчина уже покинул затхлый салон и стоял снаружи, подавая руку своей возлюбленной, девушка на секунду задержалась и, не поворачиваясь лицом к водителю, красноречиво добавила:

— Чем заниматься самоанализом, который вам совсем не к лицу, вы бы лучше подумали, что сделали не так в отношениях с женой. Если женщина уходит, то вина обычно лежит только на мужчине. Возможно, вы обманываете сами себя, говоря, что любили ее и отдавали что-то там. Что вы ей могли отдавать, кроме случайных двух тысяч рублей, которые заработали на нас? В вас просто взыграла мужская гордость, что от вас ушли, и ничего больше.

— Дорогая, ну хватит уже, пойдем. Отстань от человека.

— А что я-то? Вез не пойми как. Чуть не убил. Еще со своими вопросами пристал к людям. Лучше бы взялся за ум и работу нормальную нашел, чем на такой рухляди ездить. Тогда, может, и жена бы не ушла.

Было видно, как водитель руками вновь сжал руль.

— Пошли, говорю.

— Да ладно, иду.

Мужчина хлопнул дверью, и машина, развернувшись рядом с двумя соснами, вгрызаясь протекторами в сухую землю, помчалась обратно, окутав пассажиров маленькой пылевой бурей.

— Точно больной какой-то! — выплевывая песок, крикнула девушка.

— Да уж, кого только не встретишь на пути, — стряхивая песок с волос, сказал мужчина. — Ну чего встала, дорогая, пойдем. У нас мало времени.

— Слушай, а ты кота утром покормил?

Мужчина изобразил задумчивую гримасу.

— Так. Через два часа поедем домой.

— Хозяин барин, — зевая, ответил мужчина. — Я все равно сюда не рвался.

— Слушай, а давай сразу на речку пойдем? Вина откроем. Выпьем немного. Хочу искупаться.

— А бабушка?

— Ну, искупаемся, а потом, может, пойдем. Устала я. Жарко, и голова болит. Не выдержу сейчас охов и ахов, если не выпью немного и не освежусь. Можем в другой раз приехать.

— А что это за храм? — прикладывая руку ко лбу, подобно козырьку, спросил мужчина.

— Где? Не знаю. Это вроде молочный завод, а не храм.

— Да нет, вон крест виден. Развалины какие-то…

— В горле пересохло. У тебя нет ощущения, что нас на эшафот привезли, а не к бабушке в деревню? Словно голову сейчас отсекут, и больше не будет никаких мыслей, чувств, воспоминаний.

Ее спутник улыбнулся и ответил:

— Пойдем хоть на эшафот, только от жары подальше.