ВЕРСИИ

ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ПОСЛЕ УБИЙСТВА

Статья Акселя Дорфмайстера и Макса Циммера в журнале «Блик»

…Мы долго стучались в дверь. В номере явно что-то произошло. На стук никто не отзывался, тогда мы вошли в комнату через прикрытую, но не запертую на ключ дверь. То, что нас там ожидало, вы можете увидеть на снимках. Мы тут же поставили в известность о своей страшной находке администрацию женевского отеля «Бо риваж», та проинформировала полицию. Через несколько минут мир узнал о драме на берегу Женевского озера. «Кроммера застрелили», — передавали средства массовой информации. Газета «Бильд» написала даже, что Кроммер плавал в ванне из собственной крови. Но это ложь — крови не пролилось ни капли.

Что же делал бывший премьер Шлезвиг-Гольштейна в тот роковой день на берегу знаменитого озера? Ответить на этот вопрос, проследить весь путь Вальтера Кроммера на протяжении часов, проведенных им в Швейцарии, — не значит ли это одновременно ответить и на вопрос, что же на самом деле случилось с одним из самых перспективных политических деятелей Федеративной Республики, ставшим в последнее время объектом гонений и самой суровой критики?

Обвинения, выдвинутые против Кроммера одним из его ближайших помощников, референтом по печати Отто Шпукером, действительно бросают тень на самого молодого в истории ФРГ премьер-министра федеральной земли. По словам Шпукера, Кроммер пытался опорочить своего главного конкурента на выборах — лидера социал-демократов земли — и для этого якобы инспирировал анонимное письмо на своего конкурента, в котором тот обвинялся в неуплате налогов. Не осталась без внимания, по словам бывшего сотрудника премьер-министра, и личная жизнь политического противника. Для того чтобы разузнать все об этом, был нанят частный детектив, работа которого, правда, очень скоро попала в поле зрения полиции. Но и на этом не прекратились разоблачения. Оказывается, Кроммер просил все того же референта по печати установить в его, Кроммера, телефоне подслушивающее устройство, а через некоторое время продемонстрировать «случайно» найденный «Клоп» представителям полиции. Естественно, что по принципу «кому выгодно?» подозрение должно было пасть на социал-демократов.

Что и говорить, обвинения серьезные! Руководство ХДС поспешило отмежеваться от этой аферы, чтобы спасти репутацию партии. Никто не обратил внимания на то, что нет никаких прямых улик личного участия Кроммера в афере, а все разоблачения идут либо от Шпукера, либо от тех, с кем тот имел дело. Кроммеру пришлось подать в отставку. Чтобы отдохнуть после «встряски», он с семьей отправился на Канарские острова. Вот тут-то и начинается самое интересное!

Сдаваться Вальтер Кроммер не собирался. Даже если все эти обвинения и соответствуют действительности, что же сделает человек, а тем более опытный, несмотря на молодость, политик, в таком положении? Выход один — бороться и доказать свою полную непричастность, а затем вернуться на политическую арену. Единственный способ — разоблачить своего бывшего сотрудника, представить ясные доказательства, что тот участвовал в заговоре против премьер-министра Шлезвиг-Гольштейна, а следовательно, на его показания и на показания его сотрудников нельзя полагаться. Судя по всему, средствами для этого Кроммер обладал, и отнюдь не случайной кажется авиакатастрофа, происшедшая весной уходящего года и закончившаяся для многих трагически. Видимо, и время, выбранное Шпукером для своих разоблачений, — как раз перед очередными выборами — сыграло в общем сценарии определенную роль. Но Кроммер по-прежнему оставался силен и не терял надежды при первом удобном случае взять своих конкурентов за горло.

По свидетельству родственников Кроммера, во время отдыха тот несколько раз говорил по телефону, предположительно с неким М. М., одним из бывших друзей Шпукера, с которым референт по печати обошелся «грубовато». М. М., как теперь стало известно, предложил Кроммеру какие-то документы, разоблачавшие связь Шпукера с неким господином Х. в то время, когда, по словам самого Шпукера, тот еще не был с ним знаком. По-видимому, этот Х., чье имя до сих пор неизвестно, принадлежал к близкому окружению политических противников Кроммера. Подобные документы, в особенности подкрепленные фотографиями, могли бы стать сильным оружием в руках Вальтера Кроммера. Именно за этим оружием, по нашему мнению, и отправился досрочно из отпуска премьер в отставке.

10 октября Кроммер прилетел в Женеву. Он надеялся, что здесь-то уж никто его не узнает, но всего лишь через несколько минут убедился в обратном. Мы попытались взять у него интервью в аэропорту сразу после прилета. «Что вы хотите? Я не понимаю!» — такой фразой на английском языке отделался от нас Кроммер.

Разместившись в номере, Кроммер поговорил по телефону с женой, оставшейся на Канарах, со своими братом и сестрой. Все эти люди отмечают приподнятое, даже радостное настроение Кроммера от встречи с интересовавшим его лицом, его уверенность, что документы, о которых шла речь, весьма помогут и что назначена следующая встреча с этим же человеком, на которую он обещал принести фотографии Шпукера с неким Х. Кроммер также сказал жене, что составил описание внешности своего «контакта» в аэропорту.

Именно это описание контакта (вернее сказать — странички из дневника бывшего премьера) вместе с фотопленкой, на которой заснято место происшествия, и были любезно предоставлены в наше распоряжение женевской полицией. Столь необычный жест вызван, по словам компетентных лиц, расследующих дело, правильной манерой поведения на месте преступления корреспондентов журнала «Блик». На цветных иллюстрациях вы видите снимки именно с этой пленки и фотокопии страничек дневника Кроммера с последними его записями.

Повторная встреча с М. М., как это явствует из дневника, была назначена на 18.30 в районе аэропорта. По словам жены Кроммера, ее муж пытался дозвониться ей еще раз в 19.08, но разговор по неизвестным причинам не состоялся. Компьютер гостиницы этот звонок не зарегистрировал. По показаниям обслуживающего персонала гостиницы, Кроммер заказал еще днем бутылку вина, которую с двумя бокалами и доставили в его номер.

О том, что произошло с 18.30 субботы до 13.00 воскресенья, пока в дверь номера «317» не постучались мы, остается только догадываться…


Аксель с трудом оторвался от чтения. Как и во всяком другом офисе мира, в редакции журнала «Блик» по мебели, которой обставлен кабинет, можно было судить о положении сотрудника и его продвижении по служебной лестнице. Развалившись в удобном «редакторском» кресле, скинув на пол спортивные туфли-кроссовки — привычную обувь разъездного корреспондента, положив на американский манер на угол письменного стола натруженные за последние суматошные дни ноги, он просматривал статью. Пытаясь таким способом хоть немного сбросить усталость, дать отток крови от ног, и погасить ощущение полной опустошенности, Дорфи осторожно, маленькими глотками, словно боясь расплескать, прихлебывал слабенький коктейль — безобидный джин-тоник. Он в первый раз разрешил себе прикоснуться к спиртному за рабочим столом. Но сегодня он многое позволил себе впервые в жизни. В его большой, сильной, сжатой в кулак руке трудно было разглядеть высокий бокал, о запотевшие стенки которого с мелодичным звоном ударялись маленькие, прозрачные, приятно похрустывающие на зубах льдинки.

Журнал со статьей — его статьей (все вокруг понимали, что молодой и неопытный Макс в этом деле был не столько помощником, сколько обузой, и очень высоко оценили благородство Акселя, поставившего под материалом две подписи вместо одной) — только что принесли из типографии. Пока это был лишь контрольный экземпляр, тщательно вычитанный и выверенный. Но тысячи и тысячи его братьев-близнецов, похожих друг на друга больше, чем человеческие братья, сброшюрованных и сбитых, упакованных в пачки и аккуратно перехваченных специальным шнуром, чтобы не попортить обложку, уложенных рядами и стопками в багажных отделениях самолетов, в почтовых вагонах и кузовах машин, уже летели, спешили, торопились, обгоняя друг друга, во все уголки Федеративной Республики, в другие страны, на острова и континенты.

Неохотно прощаясь с охватившим его чувством блаженства и умиротворенности, с ощущением легкости, свободы от земных хлопот, Дорфмайстер привстал, с трудом натянул на ноги вдруг ставшие тесными туфли, подошел к огромному, во всю ширь стены, окну, отдернул жалюзи, опущенные еще днем, когда холодноватое, но еще по-летнему яркое октябрьское солнце мешало работать, не давало сосредоточиться, отвлекало. Сейчас за окном ночь. Город давно спит. Вернее сказать, еще не проснулся. Где-то там, далеко, по-детски раскинувшись на кровати и подоткнув под себя одеяло, спит и Макс.

Вчера, когда они первым же рейсом прибыли из Женевы, Аксель сразу отправил стажера домой. За последние сутки им так и не удалось прилечь ни на минуту. В самолете, где державшийся лишь усилием воли Дорфмайстер начал наговаривать на пленку диктофона добытый ими сенсационный материал, компоновать имевшиеся у них факты, просматривать предсмертные записки Кроммера, сопоставлять и анализировать полученную ими информацию, Макс сдал окончательно. На долю стажера пришлось на две бессонные ночи больше. До их вылета в Женеву он тоже не спал, пытаясь разузнать, где находится отставной премьер-министр. Да и их единственная ночь в отеле «Ричмонд» не прошла даром для молодого журналиста. Как мальчишка, тайком от Дорфи, пославшего его спать, Макс спустился в бар и через несколько минут познакомился там с очаровательной блондинкой — француженкой. Знакомство продолжилось в ее номере. Так что в ночь убийства стажер вернулся к себе лишь за несколько минут до того, как бодрый и свежий голос Акселя по телефону пожелал ему доброго утра и сообщил, что уже 7 часов и пора вставать. Увидев помятое лицо и мешки под глазами Макса, хотя и выпили они с той француженкой совсем чуть-чуть, Дорфмайстер сразу догадался, что ночь у стажера была не из легких.

— Дурак, — коротко определил Дорфи свое отношение к происшедшему. — Не мешай дело с бездельем. Вернемся домой, так тогда хоть…

Но огромное желание Макса исправить впечатление, сложившееся о нем у Дорфмайстера из-за этого дурацкого случая, и последовавшие затем события почти полностью стерли из их памяти этот маленький курьезный эпизод. Аксель вспомнил о нем лишь утром, когда, готовясь к отъезду, в холле гостиницы они столкнулись нос к носу с недавней подружкой Макса. Посмотрев на своего напарника, Аксель не удержался от улыбки. Несмотря на все свое старание, тот честно пытался и никак не мог вспомнить, кто же эта милая молодая женщина, смотревшая на него восхищенными глазами и умудрившаяся даже обычное «бонжур» произнести со страстным призывом в голосе.

В самолете, где Макс сидел, уставившись широко открытыми, чтобы случайно не заснуть, глазами в спинку переднего кресла, толку от него было мало. Поначалу Аксель повторял свои вопросы по нескольку раз до тех пор, пока Максу удавалось наконец уловить их смысл. Но даже поняв вопрос, тот отвечал односложно: «да» или «нет». Тогда Дорфмайстер решил использовать стажера вместо дополнительного кресла — разложил на его коленях диктофон, пленку, бумаги, черновики. Вновь улыбнувшись, он осторожно ткнул парня локтем в бок: «Будешь знать, как с француженкой связываться!» Но тот уже не реагировал ни на что.

За окном скоро рассветет, но пока хоть глаз выколи. Солнца еще не видно, а огни реклам и фонари на улицах, разгонявшие ночной сумрак по вечерам, уже потухли.

«Скоро, скоро», — не заметив, что думает вслух, проговорил Аксель. Он не отходил от окна, дожидаясь, когда покажется из-за горизонта первый отблеск зари. С рассветом, с того самого мгновения, когда первый читатель удивленно раскроет прямо у газетного киоска только что купленный «Блик» с фотографией Кроммера во всю обложку и маленькой врезкой с фото самого Дорфи и подписью: «Он вошел и увидел…», с того мига, когда этот читатель сообразит, что недаром журнал нарушил свой десятилетиями установленный порядок и вышел на три дня раньше положенного недельного срока, — именно тогда и придет, грянет, наступит его звездный час.

Да что там час! Настанет новый этап, период, эпоха в жизни Акселя Дорфмайстера. Журналиста Акселя Дорфмайстера. Заведующего отделом политической хроники журнала «Блик» господина Дорфмайстера, а не какого-то там рубахи-парня, своего в доску Дорфи, черт их всех раздери с этой треклятой, надоевшей, навязшей в зубах кличкой! Прозвищем, прилепившимся к нему, как кусок грязи к подошве лакированного ботинка.

Кстати, ботинки нужно будет сменить! Парень, ты больше не репортер, не корреспондент, тебе уж ни к чему обувь, в которой можно бежать стометровку на время. Да разве только ботинки?! Сменить надо будет все, начиная от гардероба и кончая обстановкой в кабинете — его первом служебном кабинете, а не рабочем месте за столом с укрепленным на нем дисплеем в огромном общем зале, где треск, шум и гам мешают сосредоточиться.

Вчера, уже вчера, как только Дорфмайстер приехал в здание редакции на посланной за ним в аэропорт редакционной машине, его попросил зайти шеф. Теперь уже бывший шеф.

— Ну, поздравляю, молодец! — радостно воскликнул он и широко раскинул руки, словно собираясь обнять помятого, пропахшего потом и самолетным кондиционированным воздухом, плохо выбритого Акселя.

— Уехал за сенсацией, увидел сенсацию, сделал сенсацию! — перефразируя выражение древних, продолжал свое приветствие хозяин кабинета. Но Аксель, чуткий как барометр, услышал в его словах нотки фальши. Шеф был чем-то явно озабочен, но пока… — Ты присаживайся, — добавил он, показывая рукою на кресло напротив себя.

Послушная воле прозвеневшего сигнала, кнопку которого под столом нажал главный, позвавший ее в кабинет, в дверях появилась Мари.

— Привет, Дорфи! — обворожительно улыбаясь, как улыбаются только хорошо знакомым и глубоко симпатичным людям, бросила она.

— Нет, нет, маленькая, — как будто заждавшись первой реплики партнера, начал шеф. — На этот раз ты его у меня не уведешь. Сейчас он нужен журналу больше, чем тебе! Да и пока не отоспится — суток эдак двое — толку от него не добиться никому. Даже тебе! — ехидно добавил он.

— Как вы могли подумать такое, шеф? — с хорошо отрепетированным возмущением в голосе, привычно разыгрывая из себя скромницу-недотрогу, залепетала секретарша. — Вы же знаете, я верна только одному мужчине — своему шефу.

— Потому и говорю, что знаю. Да как бы господин Дорфмайстер не стал твоим шефом.

— Что ж! Буду только рада, если он станет моим шефом и на работе…

Акселю было приятно после недолгого отсутствия вновь окунуться в этот мир немного легкомысленных и веселых редакционных отношений, услышать старые сальности шефа, всегда умудрявшегося пройти на грани приличия над пропастью похабщины, перемигнуться с Мари. Мари пробуждала в нем то особое ощущение легкости, беспечности, жизненной удачи, которое у мужчины может вызвать лишь полный, частый, неоспоримый и не потребовавший значительных усилий успех у женщин. Наверняка эта стерва в юбке понимала, как она действует на мужчин. Понимала и при случае пользовалась этим. Пожалуй, и сейчас шеф позвал ее в кабинет с единственной целью — одним ее видом слегка встряхнуть Дорфи, открыть в ошалевшем от усталости и бессонных ночей, замученном репортере «второе дыхание». Но здесь главный просчитался — Акселя не надо было подстегивать. Он прекрасно понимал, что от успеха, от известности и славы его отделяет совсем немного, какой-то шаг. Этот шаг надо было сделать и не «сгореть» с почти готовым, отличным сенсационным материалом в руках, как это произошло с юным и неопытным Максом.

— Мари, утром я распорядился, чтобы в кабинет господина Дорфмайстера, — при этих словах главный многозначительно посмотрел на журналиста, — в кабинет шефа редакции политической хроники к его приезду прибыла рабочая бригада. Машинистки, стенографистки, редакторы, фоторепортеры…

— Они уже ждут там, — быстро откликнулась Мари.

— Хорошо, пусть будут наготове. А сейчас, мой милый коллега… Да, вы свободны. — Это уже Мари. — А сейчас, мой милый коллега… — редактор отдела впервые так обратился к Акселю и никак не мог «увидеть» за этим обращением Дорфмайстера, — я в двух словах обрисую вам обстановку.

Аксель сразу же отметил, что на этот раз редактор обратился к нему на «вы». «Вы» убедило его больше и лучше, чем всякие слова и поздравления, в том, что именно он стал руководителем важнейшего редакционного отдела. А его бывший шеф приветствовал новое назначение. Разумеется, того, кто отныне равен тебе, не станешь покровительственно похлопывать по плечу и ласково величать «Дорфи». Здесь уместнее «вы» и «господин Дорфмайстер». В крайнем случае — «мой милый коллега».

— Давай я лучше буду пока по-прежнему на «ты»?

— Конечно, шеф.

— Я понимаю, — начал редактор свою речь, явно заранее подготовленную, как показалось Акселю, — что материала ты привез вагон. Конечно, кое-какие газеты успели опередить нас с сообщениями о смерти Кроммера. Уже сегодня утром они выскочили с заголовками вроде «Кровавая ванна у «прекрасного озера»» или «Кроммера застрелили! Кто убийца?». Ну и далее в том же духе. Шум они, конечно, подняли.

— Скорее создали нам бесплатную рекламу, — прервал его Аксель. Он никак не мог понять, что беспокоит шефа, и эта неопределенность тревожила его.

— Но ведь любой нормальный немец знает, что «Бильд» хлебом не корми, дай только первой прокричать «караул», — упорно продолжал свою мысль главный. — Из серьезных изданий, я имею в виду журналы, — уточнил он, — только мы располагаем достоверной информацией. И это благодаря тебе, твоей прозорливости, твоей, я бы сказал, заряженности на сенсацию. По телефону я не совсем точно понял, что тебе удалось достать, но, зная тебя, не сомневался в успехе. Так что это — убийство или самоубийство?

Ах, вот в чем собака зарыта! Самоубийство или убийство… Конечно, Дорфи было приятно слушать комплименты шефа, но не настолько. Он сидел напротив главного, глаза его были полуприкрыты, руки опущены на колени, но спать давно уже не хотелось. Он понял, что так тревожит его редактора, понял, что он, Дорфмайстер, уже прочно сидит в седле, потому что на его стороне самый важный фактор. Он обладает информацией и, что еще более важно, может представить себе всю картину в целом. Картину, столь важную и для его бывшего, теперь уже бывшего, шефа, и для тех, кто стоит за его спиной. А в том, что его собеседник лишь одна из мелких фигур в сложной и запутанной игре, Дорфмайстер больше не сомневался. И еще одно понял Аксель в эту минуту — он представляет для кого-то существенную угрозу.

— Нам удалось убедить всех, что именно ты — самая подходящая кандидатура для руководителя «политической хроники», — продолжал главный редактор. — Хотя, признаться честно, никто особенно и не возражал, узнав, что ты везешь снимки покончившего с собой Кроммера!

— И еще кое-что, что будет поинтереснее фотографий! — Теперь Аксель наконец мог насладиться произведенным эффектом. Его обычно веселый шеф судорожным движением руки снял очки и начал их протирать, старательно пытаясь не показать собственного волнения.

— Что же это? — наконец выговорил он.

— Описание убийцы!

— Этого не может быть! Кроммер сам покончил с собой! — вскричал шеф. Словно подброшенный какой-то неведомой силой, он выскочил из кресла и перегнулся через стол, где напротив него удобно расположился Дорфи.

— Может, старик! Все может быть! Да ты ведь и сам знаешь или по крайней мере предполагаешь, что Кроммера кто-то поторопил с отправкой на тот свет. Не могли его не убить, не имели права выпустить живым, иначе бы он… Иначе бы ты не стал так подробно меня инструктировать, передавая нам это дело.

— Постой, Аксель! Не горячись! Черт с ними. Да наплевать нам с тобой на Кроммера, на Шпукера, на всю эту собачью свору, именуемую большой политикой. Но не наплевать же нам на самих себя?! Поверь мне, Аксель. Я не первый год работаю в прессе, не первый год кручу уголовные дела. Начинал я таким же, как и ты сейчас. Да что ты, еще моложе. Как тот желторотый, что поехал с тобой. Ты ничего не сможешь доказать. А если начнешь копать… Поверь, радости тебе это не принесет.

— Я все прекрасно понимаю, — медленно, словно раздумывая, сказал Аксель. («А ведь этот идиот действительно считает, что я начну крутить дело. Боится меня».)

— От этого будет плохо не только мне, — сбиваясь, уже не подыскивая слова и давно отбросив приготовленный заранее вариант разговора, продолжал главный. — Подумай о себе, о своем будущем!

— А разве я сказал «нет»? — удивленно, словно только что услышав своего собеседника, тихо произнес Дорфмайстер. — Конечно, это самоубийство. На трупе нет никаких следов насилия. Мы это выяснили точно. Опять «Бильд» придется признавать, что она немножко поторопилась кричать «караул». Правда, после вскрытия профессора так и не смогли решить, что же произошло с Кроммером. Кажется, он слишком много глотнул снотворного. Но это, разумеется, самоубийство!

— Слава богу! — облегченно вздохнув, упал в свое кресло редактор.

— …Но к этой версии мы будем приходить постепенно, шаг за шагом, не сразу. Неужели ты… — «и те, кто стоит за тобой», — чуть было не прокричал в горячке спора Дорфмайстер, — неужели ты не понимаешь, что к версии об убийстве отставного политика могут прийти люди, и у нас в ФРГ, и за рубежом, которым не так-то просто заткнуть рот? Единственный шанс — это нам самим отработать версию убийства. Отработать по полной программе. И доказать несостоятельность, беспочвенность подобных подозрений. Потом раскрутить этого пресловутого разоблачителя — Шпукера. Уверен, у этого мерзавца есть за что зацепиться в прошлом. А потом доказать, что он и Кроммер запутались во взаимных претензиях, переругались, и от обиды один мерзавец решил разоблачить другого. Наверняка Кроммер в чем-то замешан. Дыма без огня не бывает. Это ляжет, разумеется, пятном на мундир покойного политика от ХДС. Но пятном меньшим, чем, к примеру, история об убийстве этого же политика, когда он узнал о, скажем… незаконной торговле оружием. — По вмиг посеревшему лицу главного Аксель понял, что попал в точку.

«Вот в чем дело! Теперь понятно. Они боятся, что я начну расследование, готовы на все, лишь бы тайное не стало явным. Но ведь купить всегда было легче, чем убить. Меня будут покупать. Уже сейчас аферу Кроммера называют «кильским уотергейтом». Они боятся, как бы «уотергейт» не превратился в «ирангейт». Теперь главное — не продешевить!»

— Спокойнее, старик, спокойнее! — Впервые в жизни Аксель Дорфмайстер говорил подобным тоном со своим шефом. Нет, он не испытывал к «старику» неприязни или отвращения. Скорее наоборот — именно главный поддержал идею молодого Дорфмайстера, неожиданно для всех появившегося в редакции и предложившего сенсационный материал о леваках-террористах. «Старик» был хорошим редактором, толковым журналистом, но времена меняются, и годы берут свое. Аксель не зря слыл специалистом по «темным делам». Сейчас, всматриваясь в испуганное лицо редактора, Аксель не переставал размышлять. Глаза человека слишком часто, чаще, чем он думает, выдают его. Дорфи вдруг сразу понял и ход с Мари, и с принесенными ею «секретными» бумагами. Он разгадал и наставления своего шефа перед отъездом, догадался, куда тот клонит и сейчас. И понял, что его и Макса очень тщательно вели, показывая правду лишь отрывочно, кусками. Кто знает, что бы с ними произошло, если бы они захотели постучаться в номер Кроммера чуть раньше. Наверное, какой-нибудь служащий или переодетый в форму отеля человек остановил бы их, не дал бы забраться к Кроммеру.

Они ошиблись с бумагами. Видимо, их человек, тщательно уничтожив все следы, не обратил внимания на листки, лежавшие перед самым его носом. Теперь они боятся, что Дорфи попытается их разоблачить! Кретин-редактор сам до конца не понимает, в чем дело. У него инструкция, и он ее выполняет.

«Идиоты! Так долго нас вести, чтобы промахнуться на пустяке. Но уж я-то сыграю ва-банк. Я не буду вызывать на себя огонь этих людей. Если они способны на убийство премьера, то уж со мной справятся и подавно. До чего же мы все верно предполагали с Максом, когда только брались за это дело. Кто бы мог подумать, что все так обернется? Но упускать такое дело! Поверить им на слово? Нет! Я нашел свою сенсацию. Она меня сделает известным всем. Убрать журналиста, расследующего такое дело? Не рискнут! Сенсация станет гарантией моей жизни. Но подставлять голову под нависший топор? Чтобы и тебя когда-нибудь нашли без признаков насилия и жизни? Увольте! Лезть до конца не буду — лишь только черпну сверху».

— Я привез не только фотографии Кроммера, но и странички с его записями. Он ясно описывает в них человека, с которым он встретился возле аэродрома. Этого человека видели и я, и Макс, и шофер такси. Замять этот факт уже нельзя! Но надо суметь подать… Я сумею! — голосом уверенного в себе «селф-мэйд мэна» сказал Дорфмайстер.

— Полиция пошла на такое?

— Конечно нет! Мы их взяли без разрешения. Их надо срочно перефотографировать, а оригиналы отправить обратно в Женеву. Вспомнить смешно: эти ослы в полицейских мундирах проверяли наши аппараты и диктофоны — не засняли ли мы место происшествия!

— Все обошлось?

— Вполне. Наши пленки и материалы мы спрятали заранее. Я предполагал, что детективы захотят убедиться в том, что мы не захватили ничего с места происшествия.

— Но как же мы подадим эти документы в журнале? Нельзя же признать, что наши корреспонденты их просто «сперли». Может, мы их не будем упоминать? — Впервые какое-то подобие улыбки мелькнуло на губах редактора за время этого непростого разговора.

«Ты хочешь украсть у меня самый сильный козырь», — как дно горного ручья, разглядел этот новый ход Аксель в потоке слов главного.

— Я придумал один оригинальный выход. Скажем, что полиция сама предоставила их в наше распоряжение.

— А женевская полиция? Они что, по-твоему, будут молчать?

— Мы поставим их перед фактом. Не будут же они это отрицать и признавать перед всем миром, что два немецких журналиста обвели вокруг пальца всю швейцарскую полицию, забрав у них из-под носа предсмертные записки самоубийцы. Особенно в таком громком деле, как это… Кстати, — уже направляясь к двери кабинета, бросил через плечо Аксель, — я поиздержался за время поездки. Да и в гостинице пришлось развязывать языки обслуге. Это потребовало средств. Скупиться не приходилось. Рассчитывал написать книгу об убийстве. Жалко, убийства не было…

Выйдя из кабинета своего бывшего шефа и приветливо подмигнув потянувшейся к нему из-за своего стола Мари, Аксель направился в свой кабинет. В этой приемной место секретарши пока пустовало, и Дорфи невольно вспомнил о Мари. Но если его приемная была пуста, то в самом кабинете Дорфмайстера ждала готовая к делу бригада журналистов.

— Привет, ребята, — громко, лишь появившись в проеме дверей, поздоровался с ними Аксель.

Вместо привычного разноголосого хора приветствий, раздававшегося обычно в ответ на его слова, прозвучали лишь сдержанные поздравления. («Ого, они уже знают, что будут работать с новым шефом, но еще не знают, чего от меня ждать. Тем лучше!»)

— Дел сегодня много, — пройдя вперед и усевшись за редакторский стол, сказал Дорфмайстер. — Вот это, — показал он всем кассету от диктофона, ту самую, на которую Макс записал сначала его экспромт об аварии самолета с Кроммером, а потом и собственные впечатления об обстановке в 317-м номере, — сплошные эмоции. Вот это, — он достал другую кассету, — факты и структура материала. — Это была та самая запись, которую Дорфи по свежим следам успел надиктовать в самолете, пока Макс дремал рядом с ним. — Это и это, — продолжал он, словно профессиональный маг, вытаскивая из пустого кармана все новые и новые предметы, поражавшие удивленных зрителей, — иллюстрации к материалу.

Одновременно с последними словами Аксель положил на стол кассету с цветной пленкой, отснятой его «Кэноном», и страницы из дневника Кроммера.

— За работу. Первым делом — обработать документы. Их тут же отправят обратно в Женеву. Полиция согласилась передать их нам лишь на очень короткое время. Если бы вы только знали, чего мне это стоило. Все должно быть готово до 24 часов.

— Что за спешка? — раздался вопрос одного из журналистов.

— Спешка объясняется очень просто. Журнал с такими сенсационными новостями не может ждать. График выхода, как мне только что сообщили, перенесен на три дня. Номер должен выйти завтра. Чуть не забыл — под статью две подписи. — Приказно-командный тон явно подходил сейчас энергичному, собранному Дорфмайстеру. — Мою и Макса. Кстати, узнайте, как его фамилия. У меня все.

Это было совсем недавно — днем. Вчера днем. А сейчас, спустя двое суток после убийства, Аксель сидел у себя в кабинете с контрольным номером журнала и бокалом коктейля в руке и ждал рассвета. Ждал своего «звездного» часа. Глотнув немного джина с тоником, господин Дорфмайстер вновь углубился в чтение.

Из статьи Акселя Дорфмайстера и Макса Циммера в журнале «Блик»…

При вскрытии и экспертизе в желудке Кроммера найдено большое количество снотворного, вполне способного привести к летальному исходу. Но у всякого, кто объективно проанализирует все приведенные выше факты, невольно возникнет множество вопросов. Во-первых, если нам, журналистам, удалось случайно узнать номер и назначение рейса, с которым Кроммер прилетел в Женеву, то так же легко это могли сделать и люди, охотившиеся за бывшим премьер-министром или специально заманившие его в тот день в Женеву.

Во-вторых, кто он на самом деле — таинственный агент Кроммера, этот М. М.? Ведь именно он, как это явствует из показаний членов семьи покойного, неоднократно контактировал с ним по телефону. Именно к нему поехал на встречу опальный премьер. И наверняка именно его упомянул он в своих предсмертных записках.

В-третьих, в номере не была найдена бутылка вина, заказанная Кроммером накануне трагедии. До экспертизы детективы предполагали, что Кроммер запил вином снотворное, а бутылку выбросил. Но после обследования трупа и тщательных поисков от этого предположения приходится отказаться.

Существует, правда, и другое предположение о событиях в отеле «Бо риваж». Те, кто поддерживает разоблачения о нарушении общепринятых моральных и этических норм в политической жизни Шлезвиг-Гольштейна, сделанные бывшим референтом по печати Шпукером, считают, что отставной премьер-министр специально прилетел в Женеву, чтобы покончить с собой. Цель подобных действий ясно видна — замаскировать самоубийство под убийство и таким образом пусть ценой жизни, но доказать существование мистического заговора против Кроммера и собственную правоту.

Одним из главных аргументов сторонников версии о самоубийстве бывшего премьер-министра земли Шлезвиг-Гольштейн был сам способ смерти. Ведь одно из наиболее авторитетных и популярных изданий в помощь самоубийцам рекомендует именно принять большое количество снотворного и лечь в горячую ванну. Результат гарантирован — либо сердце не выдержит, либо, заснув, человек захлебнется. Никакой убийца, так рассуждают те, кто разделяет версию самоубийства, не будет так долго возиться: подсовывать снотворное, перетаскивать тело заснувшего в ванну, рискуя оставить следы или быть разоблаченным случайно появившимся служащим отеля. Но вдова Кроммера категорически заявила, что ее муж никогда не интересовался подобной «литературой», книг на эту тему не покупал и что у него вообще не было причин для самоубийства. Разговаривая с ней, с другими родственниками, он был уверен в успехе, стремился на вторую встречу со своим «клиентом». Можно предположить, что воспрянувший духом Кроммер рассчитывал не только на таинственного информатора, что у него могли быть и другие источники информации. Да и сделано все слишком «по-книжному», даже в мелочах, на что, конечно, вряд ли способен тот, кто решил через несколько часов или даже минут добровольно расстаться с жизнью. Одним словом, критический анализ данных не может не навести на мысль: не произошло ли в Женеве политическое убийство?

ЕЩЕ ПОЛДНЯ СПУСТЯ

Катер внимательно, вчитываясь в каждое слово, словно пытаясь найти в каждой строке скрытый от посторонних глаз, потаенный смысл, просматривал «Блик». Журнал ему опустили в почтовый ящик вместе с утренними газетами. Статья ему не понравилась. А как все хорошо было еще утром…

Хорошенько выспавшись, приняв контрастный душ, как привык обычно делать по утрам, чтобы взбодриться, ощущая силу и свежесть в отдохнувших за ночь мускулах, он первым делом отправился на кухню и сварил кофе. Вернер Катер вел жизнь заядлого холостяка, прислуги не держал, и если в его доме и бывали женщины, то надолго они обычно не задерживались. Удобно расположившись на диване с чашкой черного ароматного кофе с ноздреватой, как на рекламе, пенкой, он нажал кнопку дистанционного переключателя. Матово засветился экран телевизора. Передавали новости. Телепрограмма АРД ничем не могла удивить частного детектива. Об основном событии дня — кончине бывшего премьер-министра федеральной земли Шлезвиг-Гольштейн Вальтера Кроммера Вернер мог бы рассказать больше и лучше, чем эти два журналиста из «Блика», которые как раз делились своими впечатлениями. Старший из них пытался анализировать обстановку и на вопрос ведущего: «Убийство это или самоубийство?» — отвечал уклончиво. По его словам получалось очень похоже на убийство, но было неясно, как это произошло: ведь ни одного синяка, ни царапины.

— Дурачье, — покачав головой, вслух произнес Катер. — Как ни крутитесь, все равно у вас ничего не получится. Нет следов насилия, значит, и убийства не было. — Но тем не менее он снова и снова вглядывался в журналистов. Лицо старшего показалось ему знакомым.

Катер был абсолютно уверен в том, что никто не раскроет тайну отеля «Бо риваж». Уверен не только потому, что обычно работал, не оставляя следов. Тщательно и аккуратно проверяться, видеть каждую мелочь в отдельности, быть всегда настороже его научила долгая, опасная и малоприбыльная полицейская служба. Стража порядка опасность подстерегала везде. Он мог случайно наткнуться на шайку перепившихся юнцов, вдруг решивших свести счеты с «бульдогами», как называла полицейских уличная шпана. Ткнут ножом в спину, а протрезвев, ревут и не могут объяснить толком, зачем убили человека. Но вдове от их слез не легче. Полицейского может подстеречь и банда уголовников, хотя профессионалы обычно предпочитают полюбовно разойтись, а не выяснять отношения, вооружившись пистолетами. Но ведь и крысы огрызаются, если их загнать в угол. «Удружить» коллеге могли и товарищи по службе, если слишком ретивый наступал кому-нибудь из старших на хвост. Став полицейским, Вернер вскоре понял, что это особая каста, живущая по своим, ими же установленным законам, и что герои-полицейские, гибнущие за закон и порядок, встречаются только в книжках.

Придя к столь неутешительным выводам, Катер решил не выделяться среди своих коллег. «Если даже опытные полицейские — воры, то чем же я их лучше?» — с мрачным юмором говорил он себе. Катеру довольно часто приходилось нарушать закон во имя того закона, который ему надлежало охранять. Он узнал, как можно бесшумно подобраться к человеку, чтобы тот и не почувствовал твоего присутствия. Научился не оставлять следов, совершая несанкционированные обыски в квартирах подозреваемых. Но главное, что он постиг, «защищая закон и порядок», сводилось к железному принципу — не высовываться, быть таким, как все, не оставлять свидетелей и следов. Лишь однажды Катер отошел от этого принципа: по дороге в участок договорился с давно разыскиваемым уголовником-рецидивистом (не бесплатно, разумеется) и отпустил его. Но забыл поделиться с человеком, с которым обычно делил подобные доходы. Его даже не предупреждали — просто устроили фокус с крэком. Катер понял, что лучше не выяснять отношения, и уволился из полиции. Деятельность частного детектива давно привлекала его. И здесь он также следовал твердому правилу: не оставлять следов и не высовываться.

Но не только на свой профессиональный опыт полагался Вернер Катер. Телевизионная передача лишний раз убедила его в правильности принятого им когда-то решения начать работать на «телефонный голос», на хозяина. События развивались именно так, как и предсказывал два дня назад на скамейке в женевском парке этот паренек в джинсах, свитере и куртке. Поначалу Вернер даже подумал, что перед ним сам «хозяин», лишь приглушенный голос которого он слышал до сих пор. Но, поговорив с пареньком минуты три, Вернер разозлился сам на себя. Как он, в общем-то профессионал высокой квалификации, мог хотя бы на секунду допустить, что этот прыщавый хлыщ и есть «хозяин»? Этот молодец в джинсах был не в состоянии рассчитать даже кражу пачки стирального порошка или бутылки колы из супермаркета. И уж тем более он не мог придумать такой план! А словами-то так и брызжет… И даже не догадался разок повнимательнее взглянуть на собеседника. Где уж ему додуматься, что верхняя пуговица на плаще детектива, еле-еле державшаяся на единственной нитке, — это микрофон запрятанного во внутренний карман потайного диктофона. Изобретение не самое последнее, но, как правило, не вызывающее ни у кого подозрений.

— Один мой друг находится сейчас в критических обстоятельствах. — Прыщавый заговорил наконец о деле. — Сегодня я его встретил и обещал прислать вечером с верным человеком документы, которые, надеюсь, ему помогут. Мой друг остановился в «Бо риваж», номер 317.

— Давайте покороче. Что нужно сделать?

— Передать моему другу документы. Здесь все написано. И вам шлет привет наш общий знакомый, — сказал, протягивая Катеру объемистый пакет, немного обиженный сугубо деловым подходом собеседника молодой человек. — И еще: этот общий знакомый просил вам сказать, что если все будет сделано согласно инструкции, до мелочей, то вам нечего опасаться. Первая реакция окажется очень сильной, но все находится под контролем. Вы можете приступать к операции.

«Интересно, понимаешь ли ты сам, что это за «операция»? — неторопливо направляясь к выходу из парка, где он оставил в одиночестве на скамейке надоедливого прыщавого молодого человека, размышлял Катер. — По крайней мере время у меня еще есть. На конверте написано: «Вскрыть в 17.00». Уезжать придется сегодня. Максимум завтра. Зря заплатил вперед. Может броситься в глаза, привлечь внимание. Но кто мог подумать, что события начнут разворачиваться так быстро? Интересно, зачем «хозяину» в таком деле понадобился этот болтун? Хотя он говорил, что знает клиента. Наверное, это была единственная возможность заманить его сюда».

Лишь у себя в номере Вернер вскрыл конверт. Почему-то вспомнилось приветливое лицо портье, который улыбался ему, как старому знакомому. «Этот вспомнит меня и через десять лет. Но чтобы он меня узнал, меня надо найти. По документам я границу Швейцарии не пересекал, нахожусь у себя дома, в Гамбурге, — с невольной неприязнью к старому швейцарцу подумал Катер. — Зачем мне нужно было с ним говорить? Сориентироваться на месте мог бы и другим способом».

Портье не был ни в чем виноват. Просто у Катера перед операцией начинался привычный психоз. Успокаивало лишь одно: переволновавшись перед делом, во время самой операции он сохранял удивительное хладнокровие. Оно-то и выручало бывшего полицейского в самых критических ситуациях.

Осторожно надорвав пакет, Вернер вытряхнул содержимое на стол. Чуть примяв распахнувшиеся страницы, на полированную поверхность журнального столика выпала книга, за ней — несколько пачек с какими-то лекарствами (на одной из них была нарисована крупная цифра «1») и фотография, вырезанная из газеты, — лицо красивого мужчины крупным планом. Рядом с ней на стол лег еще один конверт — поменьше. В таких конвертах фотографы хранят снимки.

Первым делом Катер взял в руки книгу. Это было обычное издание карманного формата с бумажной глянцевой обложкой, каких тысячи в любом книжном магазине. Перелистав помятые при падении страницы, Вернер открыл книгу на месте, заложенном белым листом бумаги. Один из разделов на этой странице подчеркнут жирной расплывшейся чернильной чертой. Понятно, это — инструкция Катер взглянул на обложку книги и прочитал: «Как быстро и безболезненно покончить с собой. Пособие по гуманному уходу из жизни». Найдя отмеченный раздел, он углубился в текст.

«…Один из наиболее простых и гуманных способов покончить с собой заключается в комбинировании простых, общедоступных, даже, можно сказать, домашних средств. Если вы бесповоротно решились на этот шаг и ничто уже не может вас остановить, если вы располагаете достаточными средствами и временем, если вы не хотите, чтобы ваши родственники видели вас после смерти с раздробленной головой или посиневшим от удушья лицом, мы предлагаем вам следующий способ.

Растворите в стакане воды или вина снотворное (дозировка и наименования лекарственных препаратов приводятся ниже), выпейте его. Избегайте передозировки. Это может вызвать рвоту, головную боль, другие болезненные ощущения. После этого наполните ванну горячей водой и ложитесь в нее. Через некоторое время вы уснете. Вы перейдете в иной мир без страха и боли, не почувствовав ничего, кроме умиротворения и успокоения…»

Прочитав этот поразительный по своей циничности пассаж, Катер присвистнул от изумления. «Они хотят, чтобы я его шлепнул и выдал эту смерть за самоубийство. Неплохо придумано! Вот почему этот прыщавый говорил о бурной первой реакции, которая вскоре должна сойти на нет. Что ж, такой вариант меня вполне устраивает». Катер посмотрел на фото, вырезанное из журнальной страницы. Человека на нем он знал. Это был Вальтер Кроммер, бывший премьер-министр Шлезвиг-Гольштейна. Именно в его служебную канцелярию Вернер принес и вмонтировал подслушивающее устройство. За ним же он несколько раз и следил в те дни, которые ему указывал голос по телефону. Но, похоже, его доклады разочаровывали «хозяина». Когда начался скандал вокруг Кроммера, Катер, сопоставив факты, быстро сообразил, что если бы он нашел зацепку в личной жизни премьера, то характер разгоревшегося скандала был бы иным. Тогда бы, наверное, не потребовался и этот горе-разоблачитель Шпукер. Интересно, сколько ему заплатили?

Отложив в сторону фотографию и книгу, Катер принялся рассматривать коробочки с лекарствами. Их названия совпадали с перечисленными в книге. Лекарство в коробке с номером 1 надо было дать первым. Он немного разбирался в этих снадобьях и знал, что даже одна такая таблетка почти полностью подавит волю самого сильного человека. Но как же их дать? Под каким предлогом попасть к Кроммеру и уличить момент, чтобы растворить в бокале вина эту похожую на детский аспирин гадость?

«Посмотрим, что во втором пакете», — натягивая на всякий случай перчатки, подумал Катер. Он вскрыл конверт. Там лежала пачка фотографий. На всех были изображены два человека. Одного из них знал любой немец — это Шпукер-разоблачитель. Второй был неизвестен даже Катеру. «Но, видимо, известен Кроммеру, если они предполагают, что, заполучив эти фото, он решит выпить со мной на радостях». Рядом со Шпукером на фотографиях был запечатлен улыбавшийся и пожимавший руку референту по печати невысокий человек с большим крутым лбом, отмеченным солидными залысинами.

«Черт возьми, а не пойти ли мне с этими фотографиями к Кроммеру и не рассказать ли ему все? — вдруг мелькнула у Катера никогда не приходившая ему до этого мысль. — Пожалуй, за эти фотографии он мне простит «Клопа» в его кабинете, да и поможет замять другие художества». Проигрывая про себя эту новую комбинацию, детектив развернул листок, выпавший вместе с фотографиями. Простой листок машинописного текста.

«Это твоя последняя операция, — зазвучал в его ушах приглушенный голос «хозяина». — На всякий случай напоминаю, что все твои материалы у меня. Знаю о твоем деле с банковскими компьютерами. Переигровки не будет».

«Переигровки и в самом деле не будет, — подумал Катер. — Это компьютерное дело мне не поможет замять и господь бог. А жаль, хорошая была идея!».

К записке был приколот обычный рекламный проспект отеля «Бо риваж». На плане отеля карандашом аккуратным пунктиром был показан проход из «Ричмонда» в соседний отель. Как обычно, все рассчитано, инструкции сделаны, указания даны. И никаких улик, указывающих на самого «хозяина» или на тех, кого он представляет.

Хотя почему же? На этот раз само дело потребовало дать в руки Катера улики — фотографии. Вторую улику — запись разговора с прыщавым — он добыл сам. Если все обойдется, то слава богу. Если что-то случится, то на этот раз он сможет доказать, что его шантажировали и ему пришлось выполнять чужие указания. Ну, да лучше не думать о плохом. Вернер посмотрел на часы, положил в карман лекарства, фотографии и вышел из номера.

…Через два с половиной дня он сидел у себя дома в Гамбурге и внимательно читал журнал. То, что эти двое парней рассказали в телевизионном интервью, было слишком опасно для него. Журналисты видели «прыщавого». Как только они выйдут на него, этот хлюпик не будет никого выгораживать. Чем думал на этот раз «хозяин», допустив до такого?!

Тонкой трелью зазвенел телефон…

ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ПОСЛЕ УБИЙСТВА

— Аксель, дружище, — вбежал Макс в новый, только что обставленный кабинет своего друга, — если у тебя запланировано что-нибудь на сегодняшний вечер, то звони и отменяй. Сегодня ты идешь к нам. Я уполномочен передать тебе официальное приглашение моих родителей, — торжественным голосом пояснил он. — Обещаю, не пожалеешь. Я приготовил тебе сюрприз.

На правах первого ученика и невольного соавтора сенсационного материала — а может, у Дорфмайстера были и какие-то другие соображения — Макс по-прежнему оставался на дружеской ноге с шефом. Но он был единственным, кто, хорошо зная Дорфмайстера до его взлета, не почувствовал на себе, что Аксель стал другим человеком и общаться с ним на равных может позволить себе не каждый. Кое-кто из старых друзей Дорфи предпочел больше с ним не видеться, но большинство не могло себе позволить роскошь открыто порвать с энергичным шефом отдела «политической информации» — так переименовал эту редакцию Дорфмайстер, просидев в кресле главного первые дни.

Дорфи стал для Макса самым настоящим шефом. Ведь первым делом, наконец отоспавшись и выступив несколько раз в необычной для любого журналиста роли — интервьюируемого, Дорфмайстер перетащил Макса к себе, в свою редакцию. Тот же в свою очередь, проснувшись в одно прекрасное утро знаменитым и не приложив к этому никаких особенных усилий, чуть ли не боготворил нового друга за его благородство. Телефон в квартире Циммера звонил, не переставая. Счастливые родители Макса принимали поздравления от друзей и знакомых. Их сын с первого раза оправдал самые смелые ожидания, нашел сенсацию, которая не снилась и многим старым, опытным журналистам, потратившим многие годы на поиски. Имя Дорфмайстера, о котором с восхищением, не умолкая, рассказывал Макс, не сходило с уст и его родственников. И нет ничего удивительного в том, что новый шеф сына вскоре был приглашен на праздничный ужин в кругу семьи. Нашелся и подходящий повод для торжества: приближался день рождения Лотты — младшей сестры Макса.

Вооружившись огромным, с длинными стеблями букетом кроваво-красных роз, облаченный во фрак (несколько необычная одежда для семейного ужина), скрипя при каждом движении накрахмаленной грудью, Дорфмайстер остановил свой БМВ перед воротами роскошного особняка Циммеров. Аксель уже подумывал о том, чтобы поменять машину на более современную модель. Укрепился в этой мысли, проверив размеры своего счета в банке. Те, кто решил его купить, на самом деле дали неплохую цену.

На правах друга, для которого не существует строгих рамок этикета, Макс выбежал из дверей дома, чтобы его встретить.

— Пойдем, я тебя представлю своим, — поздоровавшись с Дорфи, предложил он. — Они уже ждут нас в гостиной.

Пройдя через длинную анфиладу комнат, Аксель предстал перед старшими Циммерами и молоденькой сестрой Макса. Ей в тот день исполнялось восемнадцать. Взглянув на девушку, Аксель догадался, какой сюрприз приготовил ему младший Циммер. Перед ним стояла, лукаво, как тогда, десять дней назад, украдкой поглядывая на него, девушка, провожавшая Макса. Та самая, что в аэропорту осталась с Максом, но смотрела на Акселя. Именно она запомнилась Дорфмайстеру, а не та, вторая — очередное недолгое увлечение Макса.

— Весьма рад знакомству, — протянул Акселю руку старший Циммер. — Сын так много рассказывал нам о вас, о вашем деле.

— А я вам должен сказать, что работать с вашим сыном было удовольствием. — Дорфи решил польстить родителям своего друга, расхвалив их сына. — Он в отличие от многих нынешних выпускников разных школ и факультетов журналистики способен не только самостоятельно и логически мыслить, но и выполнять указания. Эта внутренняя самодисциплина, воспитанная в нем семьей и потребовавшая, я знаю, немалых усилий, самое важное качество для журналиста, для любого делового человека.

С этими словами Аксель пожал протянутую ему руку старшего Циммера. Здороваясь, Дорфи обычно смотрел прямо в глаза собеседнику. Он знал, что такая манера производит впечатление открытого, честного, всегда готового прийти на помощь в трудную минуту парня. Вот и сейчас, ответив рукопожатием на рукопожатие, он взглянул прямо перед собой и внимательно рассмотрел отца Макса — невысокого, уже пожилого человека с высоким лбом, явно выраженными глубокими залысинами и венчиком седых волос вокруг темени. «Можно подумать, что он выбривает себе тонзуру!», — улыбнувшись собственным мыслям, подумал Дорфмайстер.

От Макса Дорфмайстер уже знал, что его отец — почетный председатель правления гигантского оружейного концерна, выпускающего, наверное, все виды вооружения.. «Начиная от бумерангов австралийских бушменов до крылатых ракет» — так шутил Макс. В последнее время название этого концерна стало часто мелькать на страницах журналов и газет в связи с поставкой в ЮАР, в обход правительственного эмбарго, чертежей и узлов подводных лодок. Но дальше слухов дело не пошло — у концерна оказался могущественный покровитель. В этой связи называли имена известнейших политических лидеров страны. Поговаривали и о том, что без этого концерна не обошлось и при поставках американского оружия Ирану, что представители немецких компаний организовывали транспортировку оружия через европейские страны. Но старого Циммера это никак не могло касаться. Вот уже лет десять, как он отошел от дел.

Жена Циммера показалась Акселю лет на пятнадцать моложе мужа. Она никак не могла быть матерью Макса. Но Лотта скорее всего ее дочь. Уж очень брат не похож на сестру.

За обедом Дорфи посадили рядом с именинницей. Лотта понравилась ему еще тогда, в аэропорту. Сегодня же, заинтригованная рассказами брата о его необычном новом друге и, возможно, вспомнившая, как, прощаясь, Дорфи «по-дружески» поцеловал ее, она не сводила глаз со своего соседа, элегантно и ненавязчиво ухаживавшего за ней. Старшие Циммеры переглядывались между собой и время от времени понимающе улыбались. По-видимому, не только Макс настаивал на том, чтобы пригласить своего друга в их дом. «Они явно имеют на меня свои виды, — сообразил Дорфи. — Хотя в конце концов почему бы и нет?…»

— Неужели вы с Максом так легко откажетесь от столь занимательной и перспективной темы? — стараясь вовлечь Акселя в общий разговор, поинтересовался старший Циммер. — Ведь убийство, подобное этому, не часто случается. На моей памяти его можно сравнить разве что с убийством братьев Кеннеди.

— К сожалению, должен вас расстроить, — лишь слегка прикоснувшись губами к салфетке и аккуратно положив ее на стол, отозвался Аксель. — Дело оказалось дутым. Честно говоря, я это подозревал с того момента, как мы переступили порог гостиничного номера. Открою вам редакционную тайну: мы с Максом написали об этом больше для того, чтобы покрыть затраты на командировку, — со смехом добавил он.

— Неужели самоубийство?

— Да, но замаскированное под убийство. Все, что нам еще удастся выжать из этого дела, — всего лишь разоблачить саму аферу Кроммера — Шпукера. По моему мнению, Шпукер сильно извратил и приукрасил факты. Но то, что и Кроммер замешан во всей этой грязи, несомненно…

На следующий день, когда они с Максом готовили в очередной номер новый материал об ««уотергейте» по-западногермански», Дорфи улучил минуту и позвонил Лотте. Свой личный номер она дала ему вчера вечером, как только он попросил. Обрадовавшись звонку, Лотхен сразу же согласилась вечером поужинать с ним.

«В самом деле, почему бы и не?…» — Но эту мысль Дорфи никак не решался довести до конца.

ЧЕРЕЗ ДВЕ НЕДЕЛИ ПОСЛЕ УБИЙСТВА

Статья Акселя Дорфмайстера и Макса Циммера в журнале «Блик»

Пожалуй, мало сейчас найдется в ФРГ людей, к которым приковано было бы больше внимания, чем к Отто Шпукеру, бывшему референту по печати покойного Вальтера Кроммера, опять же-таки бывшего премьер-министра федеральной земли Шлезвиг-Гольштейн. Именно он, Отто Шпукер, первым пустил камень с горы, превратившийся в настоящий обвал разоблачений. Каждое утро вся Федеративная Республика с нетерпением ждет продолжения этого захватывающего «политического детектива», лихо закрученное действие которого разворачивается, словно отрепетированный заранее и поставленный опытным режиссером голливудский боевик, считает газета «Оффенбах пост». Самый последний и наиболее неожиданный сюрприз преподнес недавно главный свидетель, разоблачивший этот скандал. Шпукер отказался давать показания в специальной комиссии ландтага Шлезвиг-Гольштейна, сообщила «Вестдойче альгемайне цайтунг»…

Что же стояло за этим, скажем прямо, для многих неожиданным, но, если разобраться, отнюдь не таким уж странным и противоречивым решением в недалеком прошлом одного из ближайших сотрудников кильского премьера?

Разоблачения, сделанные Шпукером, в прошлом журналистом, вынужденным расстаться на время с постом главного редактора газеты «Везер рипорт» после публикации насквозь лживого материала о том, как некая «председательша Германской компартии» пыталась споить членов одной из молодежных «гражданских инициатив», сводятся к трем основным пунктам. Он обвинил Вальтера Кроммера в том, что тот заставил его наводить справки об уплате налогов лидером социал-демократов этой земли. Более того, Кроммер якобы сам продиктовал Шпукеру черновик анонимного письма, в котором выдвигались лживые обвинения против лидера оппозиции. Далее следует так называемая афера с «Клопом». Кроммер опять же обратился к незаменимому референту по печати, чтобы тот раздобыл и вмонтировал в телефон премьер-министра подслушивающее устройство. Когда «Клоп» был бы обнаружен, то подозрение должно было бы пасть на социал-демократов. И наконец, все тот же бывший журналист Шпукер должен был по прямому указанию Кроммера ни больше ни меньше, как установить слежку за лидером социал-демократов земли, раздобыть компрометирующий материал, подтверждающий, что тот неразборчив в своих контактах с женщинами и, кроме того, с мужчинами, ну и под конец устроить социал-демократу «маленький шок», уверив его, что он во время своих похождений заразился модной сейчас болезнью — СПИДом.

При знакомстве с указанными обвинениями невольно напрашивается мысль о том, что если все это правда, то бывший премьер-министр Шлезвиг-Гольштейна не видел дальше своего носа: иначе откуда взялось такое чрезмерное доверие к референту по печати, не являвшемуся даже членом ХДС и временно занимавшему свой пост? Почему все щекотливые миссии поручены не людям, обладающим определенными знаниями и опытом, а бывшему журналисту? И в конце концов, когда же Шпукер занимался своими прямыми обязанностями — связями с прессой, если его рабочий день и без того был уже перегружен разного рода «нелегальной» работой? Наверное, необходимо иметь в виду, что вряд ли Вальтер Кроммер стал бы самым молодым премьером федеральной земли, если бы был так доверчив и наивен. Политика — дело отнюдь не легковерных идеалистов.

Интересны и доказательства, приводимые Шпукером в защиту своих версий. Говоря о психологическом давлении на «конкурента», он признал, что под именем «доктора Вернера» звонил из резиденции премьера домой лидеру СДПГ федеральной земли и пытался уверить последнего, что, как старый сторонник СДПГ, считает своим долгом предупредить: один из его пациентов, больной СПИДом, среди своих контактов упомянул и своего партийного босса. Удружив таким образом социал-демократу, «доктор Вернер» якобы по распоряжению все того же Кроммера решил, на сей раз уже письменно, проинформировать и руководство СДПГ. Ну а чтобы оно не усомнилось в том, какие чувства движут «доктором», письмо было отправлено в специальном конверте с эмблемой СДПГ. Примечательно и то, что конверт, по словам Шпукера, сам Кроммер собственноручно «позаимствовал» у кого-то из рассеянных социал-демократов. Неизвестно, конечно, что думают по поводу этого утверждения члены специальной комиссии ландтага, но нам кажется, что вряд ли политический деятель такого ранга пошел бы на обычное воровство, даже если бы ему и подвернулся подходящий случай.

Столь же неправдоподобными, на наш взгляд, представляются и свидетельства Шпукера о том, что касается провокационной установки подслушивающего устройства в телефон Кроммера. Оказывается, «после полученного от Кроммера распоряжения» раздобыть «Клоп» Шпукер, и это именно тот человек, «которому так доверял премьер-министр», не придумал ничего лучше, как отправиться в полицию и попросить там «парочку таких штучек» на время, «попользоваться». Выглядит, пожалуй, так, как будто он заранее, про запас готовил себе свидетелей на случай будущего разоблачения. После этого Шпукер обратился уже «по адресу» — к одному из «поставщиков» подобного оборудования. Причем сделал это по телефону, что регистрируется компьютером, и якобы из личной машины своего шефа. Все было бы хорошо в этом утверждении, если бы в тот момент, когда, по словам «разоблачителя», он звонил из машины, та не находилась за пределами зоны действия радиотелефона.

Отнюдь не стремлением оправдать Кроммера, посмертно реабилитировать его вызвана наша статья. Мы выступаем лишь за установление истины. По нашему мнению, несмотря на все несоответствия в показаниях главного свидетеля, отнюдь не исключена возможность того, что Вальтер Кроммер, интересуясь налоговыми платежами своего противника, не отказался бы, наверное, и от компрометирующей информации о его личной жизни. Вопрос скорее в ином — насколько то, что говорит Шпукер о своем бывшем шефе, соответствует истинному положению вещей, а что из всего этого — «личная инициатива» референта по печати. Ведь некоторые его «разоблачения» — не что иное, как пересказ историй из бульварных детективов, в изобилии выпускаемых в ФРГ. Например, случай с «доктором Вернером» напрямую списан с книги «Доктор Бартольди», одним из соавторов которой являлся Шпукер.

Интересно и само желание Шпукера разоблачить своего шефа. Что думает общественность ФРГ по поводу «его внезапно проснувшейся совести», мы уже знаем. А вот то, что Шпукера, своего бывшего сотрудника, рекомендовал на пост референта именно концерн Шпрингера, известный своей реакционностью, прошло как-то незамеченным. Не обратили внимания многие журналисты, занимающиеся этим делом, и на тот факт, что, как сообщило западногерманское агентство ДПА, Шпукер, уже будучи на государственной службе, получил от концерна Шпрингера около 70 тысяч марок различных выплат. Роль этого концерна в афере Кроммера — Шпукера необходимо расследовать самым тщательным образом, считает председатель комиссии ландтага, занимающейся разбирательством дела. Точный ответ на все вопросы, возникающие в деле, может дать только объективное и тщательное расследование как показаний Шпукера, так и обстоятельств таинственной смерти Кроммера в Женеве. Результатов расследования придется подождать — оно затягивается. До сих пор неизвестны официальные результаты вскрытия, а между тем следователь, ведущая дело Кроммера в Женеве, преспокойно ушла в отпуск.

ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА ПОСЛЕ УБИЙСТВА

— Все-таки недаром ты взял меня к себе. Аксель, ты должен честно признать — у тебя чертовски талантливый помощник! — сказал Макс, раскладывая на столе шефа газетные страницы, сообщения телеграфных агентств и вырезки из журналов.

— Что ты откопал на этот раз, герой сыска? — откликнулся Дорфмайстер. — За тобой нужен глаз да глаз. А то так недолго и до того дня, когда «специалистом по темным делам» начнут звать тебя, а не твоего шефа. Слава богу, что ты еще иногда не слушаешься старших, лезешь не туда, куда надо, и набиваешь себе шишки. Что на этот раз откопал? Раскрыл убийство Джона Кеннеди? И выяснил, что фамилия убийцы… Освальд?! — рассмеялся Дорфмайстер.

— Мне всегда трудно понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно! Между прочим, Лотта просила передать, чтобы ты сегодня не опаздывал по своей привычке, — не остался в долгу и Макс. — Как-никак обручение — это событие. По крайней мере в ее жизни. Мне сейчас рассказали отличную шутку. Тебе как раз подойдет. Знаешь, что такое обручение? Это значит — застолбить участок и пойти искать лучший. Ну, ты сегодня выслушаешь своего любимого ученика?!

— Валяй! Пару минут уделю как будущему родственнику, — милостиво разрешил Дорфи. Он был в отличном настроении. Сегодня у него праздник. Конец сомнениям — он выбрал свою единственную женщину. Нет, лучше сказать, единственную жену. Женщин может быть еще много. Как говорится, любим одних, женимся на других, встречаемся со всеми остальными.

— Ты помнишь это убийство Кроммера в Женеве?

— Макс, опять набьешь шишку. Потеряешь время впустую, — сразу оборвал его Аксель. — Мы же уже все высосали из этого дела. Никакого убийства не было. Было самоубийство, замаскированное под убийство. Кроммер, потерпев крушение своих честолюбивых политических планов, покончил с собой. А маскировкой попытался снять с себя подозрения в причастности к скандалу. Давай не будем больше возвращаться к этой теме. Мы же вместе с тобой разоблачили и Кроммера, и Шпукера. Мы были первые, кто решился это сделать. Позже к таким же выводам пришла и специальная комиссия ландтага. Мы угодили и правым, и левым, даже боднули Шпрингера. Создали себе репутацию «объективного журнала». Чего тебе еще надо? Сколько раз я тебе говорил — у нас проблемы с безработной молодежью. Это интересует читателя больше, чем весь твой Кроммер. Ведь у каждого подрастает сын или дочь. Займись лучше молодежью! — Раздраженный, что его вывели из состояния равновесия, Аксель чуть не сорвался на крик, но тут же успокоился. — Слишком часто показывать безработных не надо, но иногда стоит, особенно когда безработными оказывается всякая шпана. Ведь любой трудолюбивый молодой немец в состоянии найти рабочее место. Ты сам тому пример.

— Я все понимаю, Аксель! Но не могу заставить себя думать о другом. Ведь это было мое первое дело. И вот я думаю, думаю и вспомнил наш с тобой фокус с компьютером для продажи билетов. Ведь если мы смогли додуматься до этого и если допустить, что его хотели убить, то наверняка кто-то мог и повторить наш фокус.

Своей горячностью Макс зажег бы кого угодно. Но его шеф, сделавший на этом деле себе имя, почему-то больше не желал о нем даже вспоминать.

— Но ты забываешь, что далеко не у всех папы лучших друзей — боссы в авиационном бизнесе! И не каждый папа для друга своего сына станет ворошить память компьютера, — вновь с иронией отозвался Дорфмайстер.

— Оказывается, для этого совсем не нужно быть в авиационном бизнесе. Я пошел в наш автоматизированный центр информации, запросил из памяти все материалы, где встречается слово «компьютер», и, просидев там два дня, нашел вот это сообщение. А уже к нему и саму статью, на которую здесь ссылаются. Взгляни-ка…

Ограбление… без взлома
(статья опубликована в журнале «Бунте» за 2 года до убийства)

В один из ненастных осенних вторников, когда все кругом спасаются от насморка иди какой-нибудь новой изощренной формы гриппа, в приемной председателя правления «Дойче банк» во Франкфурте-на-Майне раздался телефонный звонок. Некто, неприятно поразивший подошедшую к телефону секретаршу внезапностью звонка (она как раз намеревалась похвастать перед подругой новой купленной на распродаже комбинацией), звонким голосом — и это в то время, когда все «приличные» люди либо чихают, либо кашляют, — попросил к телефону самого председателя правления банка господина Вильгельма Кристиана. Мол, дело у него «весьма срочное и никак не терпящее отлагательства». Речь якобы шла о святая святых всех банковских операций — тайне вкладов, сохранить которую стремится любой из банкиров и вкладчиков.

«Видно, первое впечатление, пусть даже и от голоса, все-таки самое верное, — не смогла удержаться, что бы не похвалить себя за проницательность, секретарша. — Еще один сумасшедший, проникший в тайну. И это уже, наверное, две тысячи первый лишь за то недолгое время, что я здесь работаю. Как же они не могут понять, что на охране банковских секретов стоит мощнейшая «служба безопасности», новейшая электроника, последние достижения науки и техники? Но я-то, я-то молодец, сразу поняла, что звонит какой-то псих».

— Господин председатель правления сейчас занят и не может заниматься пустяками, — отбрила она нахала. — Но я обязательно передам ему вашу просьбу о встрече. Перезвоните завтра в это же время. Да, прошу прощения, я не расслышала ваше имя!

— Моя фамилия Ланге. Вольфганг Ланге. Всего доброго, фройляйн, до завтра.

«Все-таки выдержка — великое дело. Действует безотказно даже на ненормальных. До завтра он забудет свой «секрет», ну а уж номер нашего телефона тем более. Шефу даже и сообщать о звонке не стоит», — подумала секретарша.

Незадачливая прорицательница и не догадывалась, что собственная самоуверенность уже через день лишит ее рабочего места. Ланге перезвонил завтра. В приемной оказался представитель банка по связям с прессой Вальтер Вебер. Господину Веберу хватило пятиминутного телефонного разговора, чтобы осознать всю серьезность положения. Как оказалось, в руки Вольфганга Ланге попала секретнейшая информация о клиентах «Дойче банк», копии их счетов с указанием, когда и куда вложена та или иная сумма. Среди лиц, досье которых находились в руках Ланге, упоминались и бывший обер-бургомистр Франкфурта-на-Майне, и нынешний министр по делам окружающей среды, охраны природы и безопасности ядерных реакторов Вальтер Вальман, и бывший председатель Федерального объединения союзов немецких работодателей Отто Эссер, несколько «нефтяных шейхов» из Кувейта и других арабских стран.

— Думаю, что вашему банку будет неприятно увидеть подобный материал опубликованным в прессе, — заканчивал пятиминутный разговор Ланге. — Как видите, нам есть о чем побеседовать, ведь мне тоже не доставит большого удовольствия начинать подобный скандал. Кстати, чисто в порядке дружеской услуги — уберите эту дуру, разговаривавшую со мной вчера, как с умалишенным.

И симпатичная секретарша пала первой жертвой электронного шпионажа.

В правлении банка Ланге появился через три дня после своего первого телефонного звонка. Это время ему было необходимо для того, чтобы основательно подготовиться к предстоящим переговорам, перекопировать важнейшие материалы и надежно спрятать оригиналы. Нужно было продумать и линию собственного поведения, чтобы в случае провала «операции» выйти сухим из воды. Ведь из его памяти не выветрилась история братьев Руди и Берндта Ферстер из Ландсберга, изрядно нашумевшая несколько лет назад.

Тогда в руки изобретательных братьев-мошенников попали сведения из электронного досье «Бремер приватбанк». Владельцы банка были поставлены перед выбором — либо «небольшой гонорар» находчивым жуликам, либо большой скандал. Преступники считали, что, в том случае если банк откажется приобрести свое собственное досье, они легко найдут покупателя. Материалы такого рода всегда в большой цене на «черной» бирже, и подчас спрос значительно превышает предложение. В подобной информации заинтересованы биржевые спекулянты и нечистоплотные дельцы. Не откажутся от данных, компрометирующих их противников, а заодно и представляемые ими партии и движения, и политики. Поспешат выложить круглую сумму и крупные бизнесмены, чтобы узнать, куда и во что вложили деньги их конкуренты или какие ценные бумаги они приобрели.

Как ни странно, банкиры из Бремена рискнули и вовремя проинформировали полицию. Парочкой ловких дельцов заинтересовались следственные органы. Но единственное, что тогда так и не удалось обнаружить, — это финансовое досье клиентов банка. Всплыло оно через несколько лет и принесло немало хлопот и вкладчикам, и владельцам банка. Вряд ли в «Дойче банк» забыли об этой истории.

Таким образом, перед Ланге стояла сложная задача. Во-первых, необходимо было убедить хозяев «Дойче банк», что имеющаяся у него информация достоверна и заинтересует их. Этот этап — самый простой, ведь перепуганные банкиры уже и после телефонных переговоров поняли, что в его распоряжении отнюдь не «туфта». Во-вторых, нужно доказать этим «денежным мешкам», что он отнюдь не разбойник и грабитель, а, наоборот, «их спаситель», оказавший банку исключительную услугу и нуждающийся в соответствующем вознаграждении. Одним словом, уроки братьев Ферстер не прошли даром. И в-третьих, чтобы окончательно доказать собственную миссию «спасителя» и уберечь нервы банкиров от подобных потрясений в будущем, придется им, видимо, с самого начала приоткрыть завесу над тем, каким образом возможно совершать подобные «ограбления без взлома».

Через несколько дней в бюро «Дойче банк» во Франкфурте-на-Майне точно в назначенный час появился элегантно одетый улыбающийся мужчина чуть старше сорока лет. Уверенным жестом он передал секретарше свою визитную карточку, на которой затейливой вязью было выведено: «Вольфганг В. Ланге. Издатель журнала «Куда вложить деньги»». Секретарша скрылась за дубовыми дверями и немедленно передала карточку уже ожидавшим посетителя сотрудникам банка. Увидев визитку, те позеленели от злости, пораженные нахальством вымогателя. Действительно, более перспективный способ вложить свои капиталы, чем это сделал Ланге, найти было трудно.

— Пусть войдет! — раздалось из-за двери.

С улыбкой на устах, но с настороженным взглядом Ланге проследовал в кабинет. Сердечно поздоровавшись с присутствующими, только что не расцеловавшись, он, не дожидаясь приглашения, уселся и немедленно приступил к делу.

— Уважаемые господа! Вас, я думаю, удивил и напугал мой звонок. Но не бойтесь — я не шантажист и не вымогатель. Просто абсолютно случайно мне в руки от человека с явно расстроенной психикой, имя которого я обещал не называть ни при каких обстоятельствах, попали материалы вашего банка. Они мне были переданы в обмен на крупную сумму, которую я немедленно выплатил, поскольку ясно себе представлял, какие непредсказуемые последствия могло повлечь за собой то, что эти документы оказались у свихнувшегося математика. Он, кстати, воображает себя гением электроники и, не удержавшись, посвятил меня в свои секреты.

— Надеюсь, вы и с нами поделитесь «его» секретами?

— Безусловно, господа. Но прежде мне хотелось бы оговорить некоторые условия нашей сделки. С собой у меня несколько досье, которые я взял для примера. Скажем так, эти досье лишь «верхушка айсберга». Вы, разумеется, хотите получить обратно ваши материалы. Я, как честный человек, ничего не имею против, но прошу вас учесть, что мне, как я уже упомянул, пришлось уплатить значительную сумму. Я мог бы с лихвой вернуть себе эти деньги, опубликовав полученные материалы в моем журнале. Сами понимаете, тираж подскочил бы до невиданных высот. Но этим я нанес бы ущерб вашей фирме, весьма уважаемому мною финансовому институту, что никоим образом не входит в мою задачу. Так что нам с вами необходимо договориться о сумме компенсации.

— Мы в принципе согласны на ваши условия, — попытался перехватить инициативу в разговоре старший менеджер. Сказать честно, он испытывал невольное уважение к этому человеку, так элегантно и безупречно «чисто» взявшему за горло целый банк. Сейчас они, правда, находились по разные стороны от линии огня, но кто знает, что может произойти в будущем. — О сумме мы договоримся, но хотелось бы узнать, каким образом стали возможны подобные утечки информации. Не могли бы вы рассказать нам об этом уже сейчас, чтобы мы немедленно приняли меры безопасности?

— С удовольствием. Но вам придется набраться терпения. Ведь речь пойдет об электронном шпионаже, или так называемых компьютерных диверсиях, участившихся в последнее время и у нас в стране, и за рубежом. Итак, господа, компьютерные диверсии стали возможны благодаря сформировавшейся сети соединенных между собой информационных банков, крупных ЭВМ и персональных компьютеров. Как это ни смешно, но, воспользовавшись примитивнейшей техникой, доступной сегодня всем и каждому, можно сконструировать принимающую станцию. А уж с ее помощью похищение даже самой секретной информации становится детской игрой. Чтобы выведать любой секрет — военный, экономический или банковский, внесенный в память электронно-вычислительной машины, требуются лишь так называемая дипольная антенна, которая найдется почти у каждого радиолюбителя, и самый обычный телевизор из имеющихся в продаже. В нем необходимо только перепаять несколько мелких деталей. Точнее, к сожалению, сказать не могу — сам не знаю.

Между прочим, улавливание электронными средствами излучения дисплейных систем — далеко не феномен для инженеров и конструкторов. Самая обычная кофемолка, господа, включенная в электросеть одновременно с телевизором, дает искажение изображения и может служить примером, хоть и несколько отдаленным, этого физического явления. Попробуйте проверить у себя дома. Все устройства, функционирующие с помощью электроники или магнетизма, испускают импульсы, так называемые эмиссии. Электронно-лучевая трубка, вмонтированная в почти каждое компьютерное устройство для вывода данных на экран, многократно умножает это действие и таким образом буквально разбрасывает вокруг себя данные. Волны, несущие в себе секретнейшую информацию, могут проникать сквозь стекло и каменные стены. Принимать их можно на расстоянии до тысячи метров.

Одним из первых, кто разобрался в подобной возможности похищения данных, был профессор Эрхард Меллер, преподающий в Аахене в одной из школ связи. На глазах изумленных коллег — я присутствовал на эксперименте как представитель прессы — Меллер вывел на экран изображение, идентичное изображению помещенного рядом с видеотерминалом, но не связанного с ним кабелем телевизора. Правда, у телевизора была специальная антенна. Да и в нем самом перепаяли перед опытом два-три диода. Таким образом он настраивал телевизор на частоту видеотерминала. Об этом в свое время даже писали.

— Что-то припоминаю, — вновь поддержал беседу старший менеджер. — К сожалению, мы не обратили тогда на это должного внимания. Казалось, эти эксперименты — пустая выдумка наших нищих «интеллектуалов». Кто же мог предугадать, как обернется дело? Но как же все-таки с технической точки зрения происходит похищение информации?

— Механизм похищения информации необыкновенно прост и совершенно безопасен. Замаскированная грузовая или легковая машина останавливается неподалеку от здания банка или какого-нибудь другого важного и усиленно охраняемого объекта. Бункер, зарытый в землю, высокие заборы, колючая проволока, пущенный по ней электрический ток — все это не спасет от «электронного взломщика». В машине начинает работать телевизор с подключенным к нему видеомагнитофоном. Магнитофон в данном случае нужен исключительно для того, чтобы потом в кабинетной тиши разобраться в «каше данных». Теоретически можно извлекать информацию одновременно из пятидесяти устройств, а позднее отделять содержимое одного экрана от другого. Видимо, таким образом, господа, была похищена информация и из вашего банка.

Этим признанием мошенника-издателя Ланге и закончилась первая встреча. Стороны оценили позиции друг друга. Банк явно решил сдаться на милость победителя и не рисковать своей репутацией перед вкладчиками. Следующая встреча высоких договаривающихся сторон была назначена через пять дней.

За это время специальная служба банка собрала почти всю имевшуюся когда-либо в общедоступной, а также специальной прессе информацию о компьютерном шпионаже и диверсиях. Оказалось, что почти сразу же за широким внедрением компьютеров в управление финансами и производством любители легкой наживы не замедлили воспользоваться заманчивыми преимуществами электронной технологии. Особенно хорошо это дело было налажено у американской мафии. Организованная преступность всегда первой ставила себе на службу самые современные достижения науки и техники. Новый вид преступного бизнеса, используя видеотерминалы, обнаруживает лазейки в системе безопасности ЭВМ или добирается до секретного кода. Далее, перепрограммировав свой персональный компьютер, мафиози с квалификацией инженера-программиста переводит огромные суммы денег со счета банка на свои счета или на счета подставных лиц через несколько десятков промежуточных инстанций. Проследить ход этих переводов при сегодняшнем уровне компьютерной техники зачастую не представляется возможным. Гангстерам Америки пришелся весьма по душе новый способ извлечения прибылей, не связанный с риском для жизни и дающий гораздо большие дивиденды, чем традиционные формы наживы.

Несмотря на полное отсутствие единой статистики «компьютерных диверсий», экспертам «Дойче банк» удалось установить, что потери от них составляют до 5 миллиардов долларов в год в одних лишь Соединенных Штатах. Используя собственные видеотерминалы, американская «коза ностра» подсоединяется даже к ЭВМ авиакомпаний гражданских линий, перекупает, перепродает, а подчас и подделывает билеты на самолеты.

В ФРГ же до недавнего времени знали только один вид «электронной отмычки». С помощью персональных компьютеров многим ловким мошенникам удавалось проникать в тайну цифровых комбинаций кредитных карточек, столь распространенных сейчас на Западе. Происходило это зачастую из-за небрежности и невнимательности работников банков и сберегательных касс, а подчас и самих вкладчиков. Как ни странно, но многие немцы в собственных записных книжках записывали для памяти номер кредитной карточки на букву «Т», что должно было обозначать — «тайный номер». Достаточно было потерять книжку, и можно было быть уверенным, что кто-то позаботится о том, чтобы снять с твоего счета тысячу-другую марок.

На следующей встрече сотрудников «Дойче банк» с Ланге была достигнута принципиальная договоренность: Ланге готов отказаться от публикации материалов, вернуть банку все оригиналы и копии, помочь в поисках столь навредившего денежным тузам «математика-неврастеника»; банк же со своей стороны обязался возместить расходы издателя, публиковать в его органах печати свои объявления и объявления своих клиентов. Если же сумма «выкупа» не подходит господину Ланге, заявили представители банка, то они готовы проинформировать о случившемся криминальную полицию.

На этом бы дело счастливо закончилось, если бы в последний момент не «перегрызлись» главные действующие лица. Правление банка внезапно проинформировали о том, что одна из франкфуртских газет готовит публикацию о «невиданном до сих пор шантаже» целого банка. С перепугу заподозрив, что Ланге ведет двойную игру, и опасаясь окончательно подорвать собственную репутацию в глазах вкладчиков, правление решило обратиться к правоохранительным органам. Однако переговоры между финансистами и издателем продолжались. Правда, уже под наблюдением полиции. Нет, недаром Ланге так долго и тщательно продумывал собственное поведение, репетировал роль спасителя денежного института от неизвестного неврастеника. Криминальная полиция, введенная в заблуждение, возбудила дело против «неизвестного, похитившего банковское досье», а не против самого Ланге.

Пока чиновники препирались, мифический Ланге исчез. Так и не вышло ни одного номера его журнала «Куда вложить деньги».


— И ты считаешь, что этот Ланге, кстати, фамилия явно не настоящая, имеет какое-то отношение к нашему делу? — прочитав статью в «Бунте» и впервые по-настоящему заинтересовавшись предложением Макса, спросил Дорфмайстер.

— Не знаю. Но способ получения компьютерных данных, описанный в статье, это не фантастика. Это реальный факт, — увидев наконец-то заинтересованное, возбужденное, горящее лицо Акселя, торопливо убеждал его младший Циммер. — Это…

«Это лишний раз доказывает, как мы все глупы, но у молодых это особенно заметно, — подумал Аксель, проигрывая в голове новую, внезапно созревшую комбинацию. — След абсолютно пустой. Им не было нужды вычислять, каким рейсом прилетит Кроммер в Женеву. Они знали это заранее. Они сами и позвали его. Вот только как? Но пусть парень покопает, пусть старается. Вреда не будет, ведь это нить в абсолютно другую сторону, в другом направлении, а он все равно не отвяжется».

— О’кей! Ты меня убедил. Не скажу, что мне нечего тебе возразить, но все-таки это шанс. Это — версия.

Загрузка...