Глава 6. Роза ветров


Шум моря убаюкивал и, вроде как, давал так недостающие сейчас покой и облегчение.

Но все портила морская болезнь, которая мучила меня уже неделю. Справедливости ради, стоит отметить, что с вестибулярным аппаратом у меня всегда были сложные отношения, но жизнь в Таллерии и постоянные тренировки его все же укрепили. Но битву со стихией я проигрывал наглухо.

Орвист же, скотина такая, чувствовал себя намного лучше, а его отец и вовсе, казалось, не замечал качающейся палубы под ногами.

Кораблестроение в этом мире было сугубо утилитарным: доставить грузы из точки «А» в точку «Б», а для околобоевых кораблей, к которым стоило отнести и судно, на котором шли члены посольства, самым главным параметром была скорость и маневренность. В ущерб всем остальным параметрам, которые могли бы быть важны для членов экипажа или пассажиров.

К началу второй недели я немного привык, но все еще некоторое время приходилось проводить согнутым через борт, беззастенчиво измазывая содержимым своего желудка обшивку корабля.

Моя неспособность путешествовать по морю сначала вызвала у команды крайнее удивление — выходцы полуострова Бланд, казалось, рождались сразу опытными мореходами — а потом стала и поводом для бесконечного потока беззлобных шуток и подтруниваний. Нет, конечно, первые пару дней находились смельчаки, которые в голос обсуждали, какой этот «береговой барон» слабак и тряпка, но после того, как я один-единственный раз не успел собрать волосы в хвост, и блевал, склонившись над первым попавшимся ведром, задорно отсвечивая красной прядью Пала, грубых шуток поубавилось. Кроме того, капитан и его старпом постарались пресечь издевательства над титулованным пассажиром, потому что это могло нанести урон их репутации, как надежных партнеров, но я отчетливо видел, что их тоже мое бедственное положение забавляет.

Так что вся первая неделя путешествия, пока мы шли вдоль северных берегов Паринии, слились для меня в один большой ночной кошмар. Пару раз у меня даже поднималась ночью температура; согнутый в бараний рог в неудобном и откровенно коротком на мой рост гамаке, меня посещали странные видения.

Вернулись сны о берегах Шаринского Княжества, которые преследовали меня первые два года после войны — я под полными парусами шел к берегу страны магов, пылая праведным гневом. Тогда, как и сейчас, я пришел к простому выводу: вылезли старые травмы, которые были вызваны нездоровой концентрацией магов во время битвы за Пите, на это наложились мои впечатления от поражения клерийского флота на воде. Ну и плюс, я сам сейчас был в море, так что, почему бы и нет? Подсознание штука сложная.

Я наводил справки о происходящем на родине матери Кая Фотена: в княжестве все было тихо и спокойно. Академия стояла там, где и была, маги проходили обучение, легионы сдавались в найм. Все как обычно, все, как и всегда.

В особо плохие ночи мне снилась бездна и Лу.

Богиня была где-то далеко, за пределами видимости, но я все равно ее ощущал, будто бы она была прямо тут, рядом со мной, держала за руку. Сон всегда был похож на классический ночной кошмар: я, прорывался через бездну, постоянно звал богиню, силуэт которой был где-то там, впереди. Мне нужно было так многое ей сказать, о стольких вещах спросить. Почему она ушла? Почему ничего не объяснила? Да, хотя бы, почему не явилась проститься со стариком Илием? Если уж между нами что-то сломалось, то старый жрец точно не заслуживал такого обращения: он был верен Лу до конца. Но раз за разом я не мог дозваться до силуэта в бездне, увязал в липкой тьме, будто попал в трясину, и, наконец, с криком просыпался.

Орвист, который делил со мной одну «каюту» — отделенный тонкими перегородками из досок закуток на нижней палубе — ничего не говорил. Уж он-то понимал, какое количество демонов могло меня одолевать. Я только пару раз ловил его ободряющий взгляд, которым молодой мужчина как бы говорил: «если надо будет поговорить или просто выпить вина — ты знаешь, к кому обратиться». И за подобное уважение к моим личным границам я был ему благодарен.

Большую часть пути ветер был для нас попутным, и мы достаточно быстро, рыская из стороны в сторону в поисках правильного угла, добрались до края континента — взяв курс прямо на юг. Вообще я очень удивился, что попутный ветер — не лучшее, что может случиться с кораблем. Мне всегда казалось, что прямой ветер в паруса даст максимальную скорость. Мы же постоянно шли под острым углом к ветру: он дул мне то через левое, то через правое плечо, касаясь щеки и устремляясь дальше, вперед. Этот вопрос я и задал одному из матросов.

— Эй, моряк! А скажи, почему мы идем немного боком к ветру? Нам же дует прямо в спину, зачем? — аккуратно я спросил у одного из членов команды, который прямо сейчас возился со снастями.

Моряк усмехнулся, покачал головой и, сплюнув через борт сквозь редкие, местами подгнившие от нехватки витаминов зубы, пустился в объяснения.

— Что, вашблгродие, никогда в море не ходили? Понимаю-понимаю, видимо, с большой земли, не с берега вы. С гор, говорите? А, ну тогда понятно, горы они это, величественные, но не море, нет, не море. В море все иначе. Вот молимся мы за попутный ветер, да, но что попутный ветер? Шутка он, рыскать надо, значит из стороны в сторону, чтобы чуть боком поймать всегда ветер. А зачем? Так ходу больше! Тянет парус корабль, значит это его, лучше! Да! Лучше тянет! А почему так? Да кто ж его знает, вашблгродие, но я вот, Арсон, в море хожу уже тридцать лет! Да, пацаном еще нанялся, как и все в моей семье! С братом тогда пошел! Но мы-то с Бланда, значит, вольного, мы там все знаем, что под парусом надо идти вот так, чтобы по уху дуло, а не в загривок, значится. Вот так когда в ухо ветер значит дует — правильно идешь. А чтобы с курса не сбиться — так Матерь солнце нам дала, да Воин хранит его для нас, чтобы горело. А ночью, значится, Фор звезды и луну бережет для нас, моряков. А почему для моряков? Так кому еще надо-то, как не нам, морякам смелым? Что Воин, что Жнец, они моряков берегут, дают нам шанс, значится, к родным берегам вернуться? Вот зачем на суше звезды и луна? Да хоть с юга бы солнце поднималось в один день, а в другой — на севере! На берегу все едино! Да и звезды на берегу, хоть каждую ночь новые! А вот нам, морякам, важно это. Чтобы и ветер правильно ловить, значит, и с курса не сбиться, чтобы к берегам родного Бланда завсегда вернуться! Так что берегут нас, моряков, сразу два первородных, да! А ветер надо чуть боком, из-за плеча ловить! Быстрее домой вернешься!

Сбивчивое объяснение моряка задачу проще не сделало: я верил ему, как практику, но не мог дойти своим умом, как так происходит. Так что остаток дня я провел в размышлениях о векторах прилагаемых сил и почему даже с учетом рысканья из стороны в сторону, чтобы не сбиться с курса и не потерять воздушный поток, корабль идет быстрее, чем строго по прямой. Что-то крутилось на границе сознания, но мне не хватало письменных принадлежностей под рукой, чтобы расписать все вектора сил и наконец-то успокоиться. В итоге я пришел к простому выводу: прямой ветер строго с кормы приводит аэродинамику паруса к состоянию лопаты. То есть парус ловит еще и массу воздуха на «противоходе», который тормозит движение корабля. При ветре, как сказал матрос, «из-за уха», угол атаки на плоскость паруса острый. Я посчитал, что это двигает массу воздуха не только за, но и перед парусом, то есть, как в случае с крылом и подъемной силой, снижает встречное направлению движения давление.

Чтобы прийти к этому элементарному и, я уверен, абсолютно дилетантскому выводу, я потратил почти весь день, сидя на палубе и пялясь на паруса и снасти.

— Ну как, барон, увидели, что искали?

Голос у старпома был скрипучий и, если бы тут был табак, я бы сказал, что прокуренный.

Я непонимающе уставился на помощника капитана, пытаясь понять, что она имела в виду. Почувствовав мой тупняк, Ора уточнила:

— Ну, вы тут на палубе целый день просидели, как с Арсоном перекинулись парой слов. Да все в небо и на паруса смотрели. Вот и спрашиваю, нашли, что искали? — я смотрел в упор на нее, так что женщина чуть смутилась и сразу же продолжила, — Вы не подумайте, барон Тинт. Сидите и смотрите, сколько хотите, вы же наш важный пассажир, ради вас и нанимали. Просто может, плохо вам в море? Говорят, вы сами с гор, так на большой воде всякое случается. Мало ли, за борт сиганете? Волнуемся мы за вас с капитаном…

Как бы невыносимо мне не было на этой посудине, оказаться за бортом мне хотелось еще меньше, так что вопрос Оры только поднял мне настроение и даже немного рассмешил.

— Да что вы! Нет конечно! Просто думал, почему идти под парусом быстрее под углом. Хотя морякам всегда желают попутного ветра, который не так хорош, как тот, о котором Арсон рассказал мне. Который «из-за уха» дует, как сейчас.

Как раз во время нашего со старпомом короткого разговора рулевой чуть поменял курс и опять поймал тот самый пресловутый ветер, о котором мне, любопытному, сегодня поведали.

Ора только покачала головой и как-то задумчиво на меня посмотрела.

— Об интересных вы вещах размышляете, барон Тинт, об интересных…

— Ха! Так не знали, кого везете? Я же жалованный дворянин, а так — человек Софа, счетовод в прошлом, — улыбнулся я женщине.

Мое плебейское происхождение ничуть меня не тревожило, и я вообще считал, что мой нынешний статус на фоне того, с чего мне пришлось начинать в этом мире — серьезное такое достижение.

Старпом только усмехнулась в ответ и оставила меня в покое. Я проводил внимательным взглядом женщину, идущую сейчас в развалку по качающейся палубе. В ее движениях сквозило некоторое облегчение: не собирается этот пассажир сигать в воду, и на том спасибо. А то, что он счетовод — да хоть свинопас! Главное, что за рейс было уплачено звонкими золотыми кло.

На вторую неделю пути мы ненадолго причалили к берегу — освежить припасы и чуть размяться на суше в последнем паринийском порту на нашем пути. Нырять в сторону берегов Ламии мы не собирались, а до берегов Бренна было еще несколько дней. Так что остановка была к месту.

По моим прикидкам, мы прошли уже чуть больше трети пути — больше тысячи лиг из трех, что лежали между Пите и Партой. Я уточнил этот вопрос у Оры и она подтвердила мои расчеты: благодаря неплохому ветру мы преодолевали сто-сто тридцать лиг в сутки. Так что все путешествие, если все будет хорошо, займет меньше двух месяцев: самым сложным участком был подъем по реке, там у Ламхитана было весьма активное судоходство. В открытом море же мы пробудем еще не больше двух с половиной-трех недель, чему я несказанно обрадовался.

Когда моя нога коснулась причала, мне даже как-то полегчало. Твердая земля! Вестибулярный аппарат чуть взбрыкнул, но быстро успокоился.

Надолго в увал мы не уходили. Местность была незнакомая, вокруг — чужая, не слишком дружественная страна, так что мы с Орвистом просто погуляли вдоль берега и пропустили по стакану молодого вина в наименее заплеванном кабаке, который смогли найти.

— Ты вообще как, держишься?

— М? Ты о чем?

— Спишь вроде получше последние дни, — уточнил виконт.

Ответить на это мне было нечего. Может, с виду я спал и крепче, но вот видения бездны вперемешку со странными снами о служителях Единого меня не покидали. Может, чуть смазались и как проснусь, помню меньше.

— Я думаю, это все качка. Привык же вроде, блевать за борт и в любое ведро, что найду, перестал. Вот и сплю лучше, — ответил я.

Мне не хотелось тревожить друга. Орвист мог сделать неправильные выводы: то, что я творил в Пите под влиянием бездны забыть невозможно. И хоть мы никогда не вспоминали причины, по которым виконт сопровождал меня в личное поместье, как варил мне травы и следил, чтобы я блокировал ментальную магию, но эта история всегда будет витать где-то в воздухе. Как общая постыдная тайна, о которой никто никогда не хочет упоминать вслух.

— Если что, я сейчас душевно крепче, чем когда либо. Не тревожься, — я решил все же подбодрить бывшего гвардейца.

Достигли ли мои слова цели, я так и не понял. Разговор как-то быстро ушел в сторону того, что именно нас ждет в Парте, как мы будем там жить и чем вообще заниматься.

Я слабо представлял себе функции дипломатов этого мира — вся официальная часть лежала на плечах старшего де Гранжа. Я же был так, на ментально-шпионской подтанцовке, что меня целиком и полностью устраивало. Сейчас меня, на самом деле, больше интересовал Вольный Бланд.

Загадочный полуостров кланов, разбойников и мореходов. Неужели север каждого мира порождает своих свирепых викингов? Думаю, да. Ведь стали они такими не по крови, а из-за жизни в зоне экстремально рискованного земледелия. Как прокормиться, если ты не можешь вырастить еду, а море, вот оно, рядом? Плыть к другому берегу и найти пропитание там. А где еда, там и богатства, разбой, место боевому подвигу. Конечно, шарницы сумели усмирить кланы, даже поставили свои форпосты на полуострове, чтобы лидеры соблюдали древние договоры и были готовы к быстрому возмездию за пиратство, но вот каперство и тяга к авантюрам у этого народа остались. Да и если корабль никто не найдет — так бывает. Штормы, лихие люди из других государств, войны.

Это сейчас я попал в период относительной геополитической стабильности, а еще сотню лет назад Бланд был бичом всего северного побережья: даже до Кватта доплывали. И никто ничего не мог им сделать. Как воевать южанам на севере? Как догнать дерзких мореходов? А никак, только отбиваться на берегу.

Когда-нибудь я надеялся посетить эти края вольных людей. Как минимум, будет контраст с загадочным южным Ламхитаном.

Ночью после того, как мы отчалили и оказались дальше от берега, чем когда либо — пересекая ламийский залив напрямую — меня опять одолели кошмары.

Я опять видел ее силуэт, исчезающий где-то далеко во тьме. Я кричал, пытался дотянуться, но ответом мне была лишь липкая тишина бездны, которая опутывала меня своими щупальцами.

Проснулся я рывком, чуть не вывалившись из гамака, в холодном поту в насквозь промокшей на спине и груди рубашке. Вся подушка — если так можно было назвать конструкцию из ткани, что я подкладывал под голову — тоже была насквозь мокрая. Волосы растрепались и прилипали к шее и лицу.

Орвист тихо похрапывал на своем месте. Где-то в глубине корабля слышалось какое-то шевеление, а за перегородкой горел масляный фонарь со специальным железным колпаком — чтобы даже если конструкция опрокинется, масло не разольется и не сожжет все судно.

Я быстро сбросил мокрую от пота одежду и натянул на голое тело куртку — мы были уже серьезно южнее Пите, и погода ночью тут соответствовала теплому маю. Спешно, я поднялся на палубу, на свежий воздух, прочистить голову и просто успокоиться — сердце стучало в ребра, как безумное.

— Не спится?

Это была Ора.

Я чуть подвинулся на лавке, давая женщине места сесть рядом. Ора быстро приняла приглашение и абсолютно по-простому бухнулась рядом.

Я внимательно посмотрел на старпома, которая весь день провела на палубе, а сейчас, посреди ночи, была тут же. Выглядела она обычно, точно так же, как и всегда.

— Сегодня ты кричал сильнее, нежели обычно, Антон, — спокойно сказала она.

Она читала меня, как открытую книгу.

Я рефлекторно укрепил свои ментальные барьеры, но это вряд ли могло помочь. Да и если бы она хотела мне навредить, то уже сделала бы это давным-давно.

— Да не дергайся так, жрец, не дергайся. Когда понял?

— Когда о ветре говорили. Да и потом. Всегда где-то рядом, всегда в одной одежде, всегда почти ни с кем не говоришь. По-моему старпом должен бесконечно материть все, что видит.

Рулевой за нашей спиной смотрел вперед невидящим взглядом. Я почувствовал, что корабль уходит из-под нужного угла. Ора раздраженно дернула плечом и мужчина, что стоял на корме, чуть крутанул колесо и выровнял курс — мы опять шли под всеми парусами под оптимальным углом. Остальная флотилия осталась далеко позади, нагонят утром.

— Значит, меня решила прокатить до Ламхитана сама Оранса, богиня попутного ветра?

Та, что я знал как Ору, только загадочно улыбнулась.

— О тебе много говорят в Пантеоне, Антон. Боги тоже любят посплетничать, знаешь ли. Особенно боги малого круга.

— И что говорят?

Оранса оперлась руками о лавку и вытянула ноги, и я даже через кожу сапог увидел, как она пошевелила пальцами, будто сидела на пляже и нежилась в волнах теплого прибоя.

— Что есть смертный, что смог стать Истинным Жрецом умершего бога. Что смог воскресить бога. Удивительная история, на самом деле. Мне даже немного жаль, что в тот день я не была у порта Миллер, — ответила богиня.

Вокруг нас была ночная тьма, шум волн и уверенный, крепкий ветер, который толкал корабль вперед.

— Что, настолько диковинка, что решила посмотреть лично?

— Ну что ты. Скажем так, я решила посмотреть на жреца, зов которого услышал каждый дух Таллерии. Мне кажется, твой крик в тот день слышала сама бездна.

— Когда? В Миллере?

Оранса посмотрела на меня как-то снисходительно.

— Нет же. Когда умер старик. Илий. Вот тогда я и решила посмотреть на человека, способного силой своего горя сотрясти саму изнанку мироздания.

Мне стало даже немного стыдно. Это что, теперь каждый бог этого мира знал, кто я такой и что случилось? Знал, что Лу покинула меня и я остался один?

— Ой, да ладно, не тушуйся ты так. Это просто я такая любопытная, да и узнала от мореходов случайно, что скоро повезут какого-то барона с торговым караваном. Долго обсуждали, зубоскалили. Не любят на Бланде послов.

— И что это? Твой корабль? И все на нем — твои марионетки?

Мне было не по себе. Я оказался посреди моря, в невероятной дали от берега один на один с божеством, чьи мотивы были мне не до конца понятны. Любопытство? Вряд ли.

— Да что ты, нет конечно. Настоящий это корабль, да и моряки на нем — обычные люди. Нет у меня рабов, да и не нужны они мне.

— И от чего же не нужны? Вон, рулевой вообще вроде ничего не видит…

— Ну, сам подумай, умный же, сам сказал, — Оранса назидательно подняла палец, — человек Мудрого Софа!

Я промолчал, глядя куда-то во тьму, за пределы света масляного фонаря на мачте.

— Эх. Ну ладно. Каждый моряк — немного мой жрец. Они все молятся мне, просят ветра, помощи. Кому-то я отвечаю, кого-то учу, ведь я — самый опытный мореход этого мира, — богиня задорно рассмеялась, — кого-то я игнорирую. Смотря насколько усердно меня зовут.

— И меня ты проигнорировать не смогла? Я не тебя звал.

— Ну как такое проигнорируешь, ну? Истинный Жрец, который воскресил малышку Лу, совершил невозможное, поплывет морем, да еще так далеко. Я решила, так уж и быть, поплыву с тобой в Ламхитан. Давно не была на юге, на самом деле.

— То есть все это — просто из любопытства?

Я окинул рукой корабль, который был полностью подконтролен власти Орансы.

— А почему нет? Боги тоже подвержены страстям, просто у вас, людей, они свои, а у нас — свои. Вот мне интересно, на что еще ты способен, Антон Тинт, удивительный счетовод из другого мира.

Понятно. Еще одно разумное существо знает мою большую тайну. Я мысленно чертыхнулся, чем вызвал у Орансы приступ смеха.

— Антон, эх, Антон! Видимо, ты вообще не осознаешь, какой переполох устроил там, среди богов, своей выходкой на берегу порта Миллер! А потом смертный сотрясает основы мироздания своим зовом! А когда ему снятся сны — все вокруг ходуном ходит! Да ты в курсе, что если бы не я, то вся команда бы смотрела твои сны и сходила от этого с ума? Это тебе бездна уже, как дом родной, породнился ты с ней. А простого смертного такое видение и убить может. Да и отголоски твоего зова каждую ночь уходят туда. В пустоту.

— То есть, я не сплю?

— Ну почему же, спишь. Только ты и там тоже, ты же оставил в бездне часть души? Я же вижу.

Богиня ткнула пальцем в грудь, там, где было мое средоточие души. Точнее, было то, что осталось после погрома Лу и битвы за Пите.

Я рефлекторно запахнул куртку, будто бы это могло сокрыть то, что делало меня — мной, от взора богини. Ага, если бы.

— На самом деле, я хотела поговорить с тобой о твоих других снах. О кораблях, что идут к берегам Шаринского Княжества. О кораблях с неизвестными знаками на бортах.

На это можно было только отмахнуться. Это все были фантазии и я был в этом уверен:

— Я наводил справки, богиня. Нет никаких кораблей, и не было. Это все просто мое воображение.

Оранса встала со своего места и посмотрела куда-то вдаль.

— Боги тоже видят сны, юноша. Только это не фантазии, а видения о возможном будущем. Вероятности. Произойдет или нет. Вот сейчас идем мы мимо ламийского залива. Ты думаешь, тут бы всегда было так тихо? Нет. Была вероятность бури, но этого не случилось. В том числе и из-за меня. А вот случатся ли корабли, которые ты видишь каждую ночь — вот в чем вопрос. Это недоступно ни мне, ни прочим богам. Я даже не уверена, видят ли это будущее Семеро, хотя они могущественны.

— О да, я в этом уже успел убедиться, — кисло сообщил я.

Богиня скользнула взглядом по моим волосам, из которых сейчас бесстыдно торчала красная прядь — метка, что оставил на мне Пал. Как заклеймил.

— Зря ты так относишься к дару Первородного. Я понимаю, почему ты боишься посоха, почему боишься пользоваться мощью Сиятельного Воина, но зря ты его отталкиваешь. Пал всегда честен и прям, но еще он горд и даже свиреп. Не зацепи его слишком сильно, иначе придется поплатиться: он отвернется от тебя, недостойного его благодати, в самый неподходящий момент.

Вот эти слова богини были важны. И в самом деле? Ну да, подставил меня Пал с этой прядью, но ведь он дал мне и силы, и возможности. Которыми я во всю пользовался во время войны. А в чем суть любого столкновения? Зачем вообще люди сражаются? Если говорить очень просто — чтобы принудить другую сторону к миру на своих условиях. А каковы эти условия — это уже другое дело. Так может, ради сохранения мира мне стоит чаще демонстрировать ту мощь, что даровал мне сын Матери?

Но вместо вопросов о Первородном я спросил другое. Что меня на самом деле волновало.

— Ты знаешь, почему она ушла? Почему Лу больше не откликается на зов, который сотрясает даже бездну?

Оранса только печально покачала головой.

— Даже если бы знала, то не сказала бы, Антон Тинт. Потому что это касается только тебя и твоей богини. И нет, я давно не видела Лу, ее мало кто вообще видел, она всегда была сама по себе.

Ответ богини ветров меня опечалил. Значит, даже боги не в курсе, что произошло. Во всяком случае, не боги малого круга. У меня есть еще пара «номерков в записной книжечке», но выходить на связь с Калитой или Софом по такому вопросу мне очень не хотелось. Незачем. И так Старшие слишком много участия принимали в моей судьбе ранее. Хватит.

— И что, мы так и поплывем до Ламхитана? Как к тебе теперь обращаться?

Богиня опять рассмеялась.

— Ну, уж нет! Теперь я покину этот корабль! Дальше сами, и так задержалась, но уж очень интересно было, почувствуешь ли ты бога во плоти рядом с собой, или же нет. Почувствовал, причем почти сразу же — просто не слушал себя, отмахивался. Слишком много в тебе влияния Софа, жрец, слишком много! Иногда тебе стоит доверять и порывам Воина в своей душе. Жизнь станет проще. Нет, я уйду, но ветра оставлю. Так сказать, для простого и легкого пути в южное королевство. А вот обратно — уже сам. Я тут тебе помочь не смогу.

Я не стал спрашивать, почему Оранса не хочет прокатить меня с ветерком, когда, как я надеюсь, я буду сопровождать принцессу Санию в Клерию. Да и не уверен, что хотел знать. Боги сами себе на уме — это я уяснил. К сожалению, уроки эти были очень горькими, особенно последний, что преподнесла мне Лу.

Пока я размышлял, богиня лениво потянулась и будто бы приняла какое-то окончательное решение. Видимо, собралась уходить.

— Запомни, жрец: меньше думай! Пал не просто так оставит тебе эту прядь. Не из одного озорства, во всяком случае, хотя о первородном ходят среди богов разные разговоры. Нет, он увидел в тебе инстинкт воина, который ты всю жизнь отрицаешь. Не надо так. Сейчас ты остался один, Лу к тебе вряд ли вернется. Хотя я не представляю, чего стоило малютке проигнорировать тебя — мы же чувствуем зов Истинных намного сильнее, ты бы знал… Ладно, бывай.

Я даже рот не успел открыть, как поднялся порыв ветра и улыбающаяся Оранса просто исчезла. Растворилась, как дымка.

Позерша, точно рисовалась перед смертным.

Я только покачал головой. Это был очень странный разговор и вообще, очень странная ночь. С уходом божества что-то незаметно изменилось, но изменилось фундаментально. Корабль потерял свою монолитность с командой: стало как-то шумнее и бестолковее. Я сразу почувствовал, как рулевой потерял ветер и сейчас искал воздушный поток.

Он его найдет. Я верил, что Оранса напоследок оставила нам поток, чтобы вся флотилия дошла до берегов Ламхитана без каких-либо проблем. Ну а дальше, как и сказала богиня — уже сами.

В одном божество попутного ветра, которому молятся моряки, было неправо: я не был один. Прямо сейчас, в нашей коморке, тихо похрапывал Орвист. С нами плыл его отец, правда, граф пересел на другой корабль в паринийском порту — купеческий, более просторный и комфортный, хоть и не такой надежный в случае шторма.

Рулевой наконец-то поймал нужный градус, и все три паруса натянуло от воздушного потока. Если все будет хорошо, то уже через три недели мы будем подниматься к Парте по водам Рисса. И как только моя нога коснется земли столичного порта, начнется моя дипломатическая миссия.

Я в последний раз бросил взгляд на натянутые ветром паруса и пошел обратно, в свой закуток. Почему-то мне казалось, что после разговора с Орансой мне больше не будут сниться кошмары. Разговор у нас вышел сумбурный и бестолковый, но она все равно дала мне часть ответов на мучавшие меня вопросы. И если корабли из Кватта — лишь возможный вариант будущего, который я почему-то вижу вместе с богами, то мне нужно будет сделать все возможное, чтобы Сания стала женой Кая Фотена и королевой Клерии. Потому что всех нас ждут тяжелые и сложные времена, наполненные кровью, страданием и дымом костров. Мне жить в этом мире, я должен сделать все, чтобы его сохранить.

О том, что Матерь все эти годы искала способ, как бы посадить Единого мне на горб и отправить нас обратно, в мой родной мертвый мир, думать не хотелось. Все же, Таллерия стала мне домом, пусть рядом больше и не было Лу, но теперь это мой мир.


Загрузка...