Одна минута славы

Глава 19

В субботу утром ей позвонила Лариса. Алена не сразу узнала ее — чувствовала она себя совершенно разбитой и никак не могла собраться с мыслями. Дело в том, что, отходя накануне ко сну, она почувствовала, как голова наливается тяжестью — верный признак простуды. К тому же, узрев свое отражение в зеркале, она отметила, что глаза у нее покраснели, а это непременно означало грядущий насморк.

В общем-то, нечему было особенно удивляться: в четверг, как то и обещала администратор Марина, Алена проторчала две съемочные смены в бассейне. Из одежды на ней были лишь купальник да мокрое полотенце. Температуру как воздуха, так и воды поддерживали невысокую. Надо думать, из садистских побуждений. Алена же с присущим начинающим актерам героизмом стоически изображала пловчиху-любительницу. Режиссер нещадно эксплуатировал ее добровольный порыв поддержать индустрию отечественной рекламы, то и дело заставляя лезть в воду.

Ее снимали со всех запланированных точек, делали по пять-шесть дублей ее проплыва и ныряния; когда же дело дошло до текста, то четко произнести его Алена уже не смогла — зубы дробно стучали. Коле такая дикция не понравилась. Алену отправили в душ греться, потом опять призвали на холодную съемочную площадку, там уже, чтобы всколыхнуть угасший было боевой дух, рассказали о творческом подвиге бывшего министра культуры Губенко, который еще в свою актерскую бытность нырял зимой в озеро, чтобы получился классный кадр. То ли рассказы эти окончательно сбили с толку ее иммунитет, то ли перепады тепла и холода довели, но в субботу она проснулась с симптомами сильной простуды — кашлем, насморком и жуткой головной болью.

Поэтому, когда Лариса разбудила ее в десять утра, чтобы пригласить на пикник, у нее не хватило духу придумать причину для отказа. Она просто буркнула согласие, желая поскорее положить трубку. Однако уже через пять минут поняла, что поступила совершенно правильно, и даже порадовалась своим успехам — на природе, в непринужденной обстановке ей гораздо лучше удастся понять, кто такая Лариса, а тем более в компании будут также Сакисян и этот его пузатый друг Игорь.

Таким образом, хлюпающая носом, но гордая своей жертвенностью на пользу дела, Алена оказалась в Сашиной «девятке», в компании все тех же Ларисы и Игоря. Игорь всю дорогу соревновался с Сакисяном в остроумии, сыпал безвкусными непристойными анекдотами. Как ни странно, он оказался живчиком, что, к величайшему сожалению Алены, совершенно не соответствовало закрепленному за ним образу сумрачного преступника, крадущегося в ночи с ножом за пазухой. Это ее несколько озадачило, но ненадолго. «Впрочем, — решила она, — он вполне подходит под образ хихикающего убийцы, крадущегося за жертвой с плотоядным блеском в глазах». Расправившись с этой проблемой, она принялась размышлять, у кого из присутствующих могло возникнуть желание зарезать двух девушек и есть ли у кого-то из них на то основания.

К моменту, когда машина затормозила у живописной полянки на берегу Истринского водохранилища, она пришла к выводу, что и тот и другой вполне могли бы убить Ляльку и Ингу. К примеру, если поставить себя на место жертвы — что, она бы не впустила в квартиру Сашку, Игоря или ту же Ларису, если бы те вдруг позвонили ей в дверь? Впустила бы, потому что знает их. Конечно, с Игорем выходило все гораздо сложнее: он вроде бы и ни при чем — со студией «Степ» никак не связан, девушек он мог узнать только через Сашку, впрочем, как и то, что они получили деньги. И все-таки единственный из всей компании, кто подходил на роль убийцы, так это именно Игорь. Весельчак Сашка и красавица Лариса ну просто с завидным упрямством выпадали из амплуа преступников. Алена совсем запуталась.

«Давайте поищем причины, подвигшие убийцу к столь ужасному поступку», — предложила она себе. Но все ее попытки искать мотив преступления в разных направлениях в конце концов привели к одному — деньги. Месть — вряд ли. Любовь, ревность и прочие бытовые неурядицы тоже сами собой отпали. И Лялька, и Инга слишком непродолжительное время были знакомы с Ларисой, Сакисяном или Игорем. И если последние не маньяки, то вряд ли кто-то из них успел настолько влюбиться или приревновать, чтобы додуматься до убийства. К тому же факты были налицо — два похожих убийства, и в обоих квартирах исчезла крупная сумма денег. Хотя… Алена решила еще прояснить этот вопрос.

— Вот не знаю, что с деньгами делать? — как бы между прочим проговорила она, обращаясь ни к кому конкретно, а так, ко всем.

Сашка кинул полено в костер и почесал заросший неряшливой щетиной подбородок.

— Не связывайся с банками, — наконец изрек он тоном человека, который знает гораздо больше, чем говорит.

— Начинается старая песня! — недовольно буркнула Лариса и пояснила: — Банки, между прочим, — основа государства.

— Не в нашей стране! — шумно вздохнул Сакисян. — Лично меня раз и навсегда против банков настроило одно обстоятельство: точно не скажу, но года три или четыре назад дело было — тогда не то «черный вторник» случился, или еще какая-то дрянь, нет, не буду врать, но только захожу я в Сбербанк — нужно было за квартиру заплатить, — а там толпа, человек сто: кричат, толкаются. Оказывается, банк заморозил счета — денег никому не выдает, даже пенсию не выдает, вот так! А потом все деньги взяли и убавили на три нуля. У моего деда так все сбережения и грохнулись. Он всю жизнь копил, откладывал, думал, к старости хоть заживет по-человечески. Но с нашим государством это не проходит. Жить по-людски у нас не получается.

Ну да ладно, с моим дедом! Я, например, с тех самых пор банки в нашей стране не признаю. Мало ли из-за каких катаклизмов могут твои денежки прикарманить. У нас ведь вкладчик всегда крайний. И вообще, свои деньги лучше никому не доверять — храни под подушкой, так, по крайней мере, надежнее. Сам так делаю. И всем советую! Вот и девчонкам нашим так и говорю: хочешь сохранить то, что получила, либо сразу покупай что-нибудь, либо храни при себе!

— Деньги должны работать, — усмехнулась Лариса. Как-то двусмысленно это у нее получилось, или Алене только показалось?

— Вопрос, на кого? — Сашка кинул в огонь еще одну деревяшку. — А вообще сейчас лучше деньги не тратить — затаиться. Вот не даст нам МВФ кредита, тогда такая чертовщина начнется.

— Напугал! — фыркнула Лариса. — Не могут не дать. Россия тогда с ними же и не расплатится по долгам. Кто пострадает?

— Мы и пострадаем, — встрял в спор доселе мирно молчавший Игорь. — Извини, Ларочка, но тут я Сашку поддерживаю.

— Ну и что девчонки? — Алена решила перевести разговор в нужное русло, пока еще все не втянулись в политико-экономические дебаты. Она и подумать не могла, что столь простой вопрос, как и куда деть деньги, — поднимет бурю эмоций в компании.

— Какие девчонки? — не понял Сакисян.

— Ну, я так поняла, что всем, кто снялся в рекламе, ты советовал хранить сбережения при себе?

— А… — протянул он, раздумывая. — Так все они и держали при себе.

— Почем ты знаешь? — не унималась Алена.

— Сашка, тебе не доверяют! — хохотнул Игорь.

— Не могу не отметить, как это некоторым удается предлагать самые гадостные темы для разговора, — недовольно заметила Лариса, видимо, предчувствуя реакцию Сакисяна.

— Хочешь узнать, прислушивались ли к моему мнению? — прищурился тот.

— Ну давай, покажи ей! — совсем развеселился Игорь.

— Ладно, — великодушно согласился Сашка и, покопавшись в кармане куртки, извлек маленькую записную книжку. — Вот! — он демонстративно помахал ею в воздухе.

— Ну и что? — не поняла Алена.

— Здесь телефоны, между прочим, всех девушек, с которыми я когда-либо имел дело. Разумеется, у меня полный список всех, кто снимался.

— Сейчас пойдет демонстрация мужских достоинств, — тоскливо прокомментировала Лариса и отвернулась, показывая, что не желает участвовать в дальнейшем разговоре.

— Номера телефонов сами по себе ни о чем не говорят, — улыбнулась Алена, хотя ей-то это о многом говорило. Например, о том, что подтвердилась ее версия — директор имеет возможность добраться до каждой девушки, следовательно, мог заявиться и к Ляльке, и к Инге.

— Так давай сейчас любой позвоним и спросим…

— Прямо сейчас, из леса? — Алена и Игорь рассмеялись ему в лицо.

— Нет, если ты не веришь! — раскипятился Сакисян, которого, видимо, задели за живое. — Поехали до ближайшего автомата.

— Конечно! — фыркнула Лариса и с ненавистью взглянула на директора.

«Почему же она так злится?» — удивилась про себя Алена.

— Как же я это ненавижу! — продолжила радикальная феминистка. — Мужики готовы часами трепаться о своих интимных победах! Даже о тех, которых не было! Можно подумать, большое достижение — затащить в постель с десяток слабоумных идиоток!

— Конечно, дорогая! — Сашка быстро сориентировался — подпрыгнув к ней, обнял и прижал к груди. — Все они не стоят твоего единственного благосклонного взгляда!

— Ну почему, если в книжку записаны, так обязательно победа? — спросила Алена. — Я тоже могу записать в свой телефонный справочник хоть сотню мужиков, это же ни о чем не говорит!

— У Сашки по-другому, — со знанием дела ответил Игорь, — он в свою «книжечку холостяка» кого попало не заносит!

— А разве он холостяк?

— Каждый мужчина за порогом дома холостяк, — многозначительно изрек Сакисян.

— Хвастун! В таком случае у тебя и десятка фамилий не наберется. — Алена умела подначивать, на то и журналистка. Старый как мир прием опять оказался результативным. Сашка кинул ей свою книжку со словами:

— Убедись сама.

Ей только это и нужно было. С видимым безразличием она принялась листать странички. Имен и телефонов было действительно много — почти вся бумага исписана мелким Сашкиным почерком. Телефон Инги она нашла сразу же, Лялькин почти в конце.

— Ты спятил! — проворчала Лариса и отпихнула от себя Сакисяна.

Тот пожал плечами, но отошел на безопасное расстояние.

Странным Алене показалось то, что телефон Инги был записан дважды — второй раз на одной странице с Лялькиным. Там же был телефон и Ирины — той самой плакавшей девушки, с которой она познакомилась в день, когда впервые пришла на студию «Степ». Кроме этих трех известных ей имен, были и еще.

— Ну, хватит с меня! — Лариса порывисто встала, подошла к Алене, взяла у нее из рук книжечку и швырнула ее в кусты.

— Да что с тобой! — Сашка бросился на поиски.

— Если ты собираешься и дальше похваляться своими похождениями — отвези меня сначала домой. Я это слушать не намерена! — гневно заявила она, блеснув голубыми глазами.

— Ну уж, Ларочка! — встрепенулся Игорь, сочтя своим долгом погасить назревающий скандал, поскольку его друг шарил по кустам. — Пойдем лучше погуляем. Слышишь, птички поют…

На ближайшем дереве действительно прокуковала кукушка. Правда, ее крики трудно было назвать пением, но тем не менее.

— Кукушка-кукушка, сколько мне жить? — задиристо крикнула Алена, желая прекратить взрывоопасный разговор, хотя он и вызывал у нее живой интерес. Ей очень хотелось узнать подробности про записи в книжке Сакисяна, но она решила оставить это на другой раз. Когда Ларисы рядом не будет.

Все замерли и приготовились слушать. Но кукушка, шумно взмахнув крыльями, сорвалась с ветки и гордо удалилась.

— Надо было раньше кричать, — разочарованно посетовала Лариса.

— А что у нас с шашлыками? — неподобающе весело поинтересовался Сашка, просунув голову сквозь ветки.

Алена растерянно оглядела собравшихся и наконец подняла глаза к небу с немым вопросом.

— С таким трепетом вопросы кукушке задают только дети да бандиты, — усмехнулся Игорь.

На том и порешили. Однако с этого момента Алену больше не интересовали ни записная книжка, ни Лариса с ее несдержанностью, ни даже Сашка. Она стала думать совсем о другом. И чем больше думала, тем сильнее пугалась.

Не то чтобы какая-то там кукушка могла свести ее с ума, как раз наоборот — скорее мозги вправила. Проводя свое хаотичное расследование назло следователю Терещенко, в ходе которого она бесцеремонно вторгалась в область, где доселе безнаказанно орудовал убийца, она тем самым подставила себя по всем возможным статьям. Во-первых, узнала главный секрет Генки Харитонова о том, что у него есть вторая семья, а следовательно — масса мотивов для убийства законной жены (а ведь подозрения с него пока еще никто не снимал); во-вторых, поперлась на студию «Степ» — главный рассадник подозреваемых, да еще в ролике снялась и деньги скоро получит, что в глазах убийцы, несомненно, выведет ее в лидеры среди претенденток на очередную жертву. Да этот убийца может считать себя идиотом, кем бы он до этого себя ни считал, если не клюнет на такую приманку, как Алена, которая кричит на всех перекрестках, будто знает о преступлении гораздо больше, чем следователь. Еще и лезет своим курносым носом во все его темные делишки.

Скорее всего убийца уже строит планы, как бы поскорее ее убрать со своей порочной дороги. Странно, что раньше она не подумала над тем, что тайну, до которой она так упрямо докапывается, она имеет шанс унести с собой в могилу. Где же ее хваленое чувство самосохранения?! Алена вздрогнула и понеслась к телефону. Насморк, который она считала своей главной проблемой еще утром, прошел сам собой, наверное, от страха. Трясущимися пальцами она пошарила в сумке, потеряв терпение, вывалила ее содержимое на диван, мимоходом удивляясь, чего там только нет, по большей части бесполезного, — фантики от давно съеденных конфет, использованные одноразовые зажигалки, даже теткин нож, который она положила в сумку еще в среду (сразу после посещения Дома художника). Теперь вот почти неделю выложить забывает. Наконец выгребла визитку следователя и, набрав номер, замерла.

Только на десятом продолжительном гудке сообразила, что сегодня субботний вечер, и если Терещенко находился бы в кабинете, то бдительные психологи непременно поставили бы ему диагноз — трудоголик и принялись бы усиленно лечить. «Итак, две ночи и день, — сказала она упавшим голосом. — День простоять да ночь продержаться! Ничего, — тут же подбодрила себя Алена. — Не убил же он меня до сих пор. Весь мой страх основан теперь только на том, что до меня дошло, во что я вляпалась».

Успокоение почему-то не приходило, ее продолжало трясти. За спиной ей уже слышался шорох, она резко повернулась. Господи! — кто там подкрадывается? Но, к счастью, никого не обнаружила. «И зачем мне все это нужно! Писала бы себе статейки для журнала, нет же, выпендриться решила. А ведь милашка-следователь предупреждал!» — уже ныла она. Корни волос зачесались — в народе это называется «волосы встали дыбом», о повышенной температуре, сопутствующей простуде, можно было забыть — внизу живота зарождался арктический холод. Когда же перед глазами запрыгали желтые звездочки, она снова схватила трубку телефона с твердым намерением набрать 02, а если и там уже все ушли, то звонить в представительство ООН, «Гринпис» и еще в пару мест, которые в принципе отношения к совершенным убийствам не имеют, но помочь в состоянии. Вот «Гринпис», например, котиков морских спасает, чем же она хуже морского котика, в конце концов! К счастью, ответили по первому телефону:

— Отделение милиции. Вас слушают.

И тут раздался звонок в дверь. Алена так и не успела выложить свои опасения.

— Подождите минуточку, — пролепетала она и, бросив трубку, кинулась в прихожую, по пути отметив, что в глазах дежурного милиционера скорее всего выглядит сумасбродной маньячкой или телефонной хулиганкой, в зависимости от настроения последнего.

Посмотрев в «глазок», она счастливо улыбнулась, открыла все свои замки и широко распахнула дверь перед Константином Буниным, и тот торжественно вручил ей большой букет садовых ромашек.

— Никогда еще не радовалась твоему появлению сильнее, чем теперь! — призналась она.

— Чему обязан? — Он автоматически чмокнул ее в щеку.

— Так, — загадочно ответила Алена и понеслась в гостиную к телефону. Ей совсем не хотелось объясняться с Буниным по поводу своего звонка. Поиздевается только, и все. К ее великому облегчению, ждать у трубки в милиции было не принято, поэтому извиняться не пришлось. Перед кем извиняться, перед короткими гудками, что ли?!

— Итак, — он подошел сзади и, обняв ее, прижал к себе, — откроешь мне свою тайну?

— Нет…

— Аленка, и чего я в тебя такой влюбленный… — прошептал он вполне искренно.

— С чего это ты взял? — Удивительно, но присутствие Бунина ее успокоило, она перестала дрожать и даже немного расслабилась.

— Так, встречался сегодня с одной…

— Постыдился бы, — усмехнулась она. — Ничего себе, романтическое доказательство любви.

— Но я же холостяк. Веду себя как подобает настоящему холостяку.

— Скажи, а я записана в твою «книжечку холостяка»?

— Книжечку холостяка?!

— Ну, ты же не в состоянии запомнить адреса и телефоны всех своих девиц.

— Ты что это, ревнуешь, что ли? — обалдел он. — Хотелось бы надеяться!..

— И не думай! Могу я просто интересоваться?!

— Твои координаты я помню наизусть. — Он коснулся губами ее макушки.

— А остальных? — Она мотнула головой и развернулась к нему лицом.

— Что за идиотское любопытство? — не на шутку встревожился Бунин.

— Так, слышала от одного такого же, что у каждого настоящего мужчины должна быть «книжечка холостяка», даже если он и не холостяк вовсе. Вот решила проверить, настоящий ты мужчина или не совсем.

— Господи боже, других доказательств тебе мало! — Он вытащил из внутреннего кармана пиджака маленькую кожаную книжку и вложил ей в руку. — Пожалуйста, проверяй!

С этими словами он толкнул ее в кресло, а сам пошел на кухню включить чайник.

Алена листала книжку. Записи содержали в себе только сухую информацию — это очень походило на Бунина, человека делового, не склонного к сантиментам. То ли дело Сакисян, в его-то книжке встречались весьма откровенные пассажи. Правда, она все-таки пару раз улыбнулась, наткнувшись на пометки типа: «Марина, вестибюль «Редиссон», или «Варя — зеленая юбка».

— У тебя большой выбор! — крикнула она.

— Не больно-то, — отозвался он, — что-то перестало везти. Многие замуж повыходили.

— Н-да… — Она хотела сказать еще что-то едкое, но вдруг замерла и ошарашенно уставилась в одну строчку. В больном горле мгновенно пересохло. Она закрыла глаза, потом снова открыла — запись, сделанная, несомненно, Костиной рукой, никуда не исчезла.

В этот момент он появился в гостиной с подносом в руках. Алена перевела на него округлившиеся глаза. А он как ни в чем не бывало подошел к столику и принялся сервировать его к чаю.

— А откуда ты знаешь Ингу?

Он пожал плечами, не глядя на нее, занятый своим делом.

— Почему бы мне не знать Ингу, если я знаком с Варями и Полинами? А почему ты мои ромашки в вазу не поставила, они же завянут?!

— Ингу, которая жила в Электростали!

— Я же знаю, что ромашки — твои любимые цветы. Пол-Москвы за ними отмотал, а ты даже спасибо не сказала! Не помню я Ингу из Электростали, — проворчал он, не делая пауз.

— Как же не помнишь, когда ты ее телефон записал, вот даже пометил: «Инга, Электросталь»!

— Ну и что, когда это было?!

— Думаю, что недавно, — многозначительно заметила Алена.

Он взглянул на нее и ухмыльнулся:

— А чего это у тебя такое загадочное лицо?

— А то, что эту девушку убили две недели назад.

— Очень жаль, — с чувством посетовал он. — Говорю же, не везет.

— Так, Бунин, быстро вспоминай. Поездку в Электросталь ты не мог забыть!

— Да не ездил я в Электросталь! Вот пристала! Я даже не знаю, где это находится!

— В Сибири!

— Правда? — озадачился он. — В Сибирь я точно не ездил. Откуда же я ее знаю?

— Голова дырявая. Ну, где ты ее нашел?

— С рождения прилагалась к шее.

— Ну, хватит. Лялька познакомила?

— Не вижу связи. — Он сел в соседнее кресло и, сунув в рот печенье, надолго задумался.

Он жевал и молчал. Через пять минут Алена потеряла терпение:

— Ну?!

— Что «ну»! Может быть, и Лялька.

— Значит, с Лялькой ты не только у меня встречался?

— Тебе бы в прокуратуре работать, цены б тебе не было! Вот, вспомнил. Ляльку я до «Мосфильма» подвозил. Ну чего ты щуришься, ничего у меня с ней не было! Я вышел от тебя, встретил ее во дворе. Она опять заговорила о машине, ну, слово за слово, в общем, я подвез ее до «Мосфильма», а там мы как раз девушку встретили. Кажется, ее действительно звали Инга.

— Кажется! — фыркнула Алена.

— Она спросила, не еду ли я в центр. Я ответил, что еду. В общем, захватил ее с собой.

— И тут же занес в свой список.

— А что такого-то? Симпатичная девушка, я же не знал, что ее убьют!

— О чем она говорила с тобой?

— О чем она могла говорить? Глупости какие-нибудь. Симпатичные девушки всегда говорят одни глупости.

— Спасибо на добром слове! Значит, по твоей версии, я либо уродина, либо — дура. Ни то, ни другое как-то не вдохновляет!

— Ой, — поморщился он, — успокойся, ты — исключение. Вот женщины — только и думаете что о своей внешности! А тут человека убили, между прочим!

— И все-таки, может, ты все же вспомнишь, о чем трепался с Ингой?

— Я могу вспомнить пятую строчку на третьей странице из «Евгения Онегина», если сильно напрягусь. Там хоть смысл есть, а вот бессмысленный треп я в голове удержать не в состоянии.

— Хорошо, давай рассуждать логически: зачем она приезжала на «Мосфильм»? Не на съемки, съемки уже прошли, и уж точно не на собеседование или репетицию. И не затем, чтобы поплакаться на тяжелую жизнь — ролик еще не вышел в эфир. Значит, остается только одно — она приезжала за деньгами! Поэтому она напросилась к тебе в машину — ты же приятель Ляльки, значит, более или менее надежный, не ограбишь по дороге.

— А-а, ну точно! — Бунин хлопнул себя по лбу и радостно улыбнулся. — Лялька говорила, что едет за деньгами. Что скоро ей потребуется мой совет при покупке машины. Так и сказала сегодня получу, завтра тебе позвоню.

— Позвонила?

— Нет. Ну, ты же знаешь, что я держу телефон отключенным. Хотя… мы же с ней договаривались, теперь я вспомнил. Она хотела позвонить утром, до девяти, и я, как последний дурак, отвечал на все звонки. Сколько же я пережил в тот день! Думал, встречу твою соседку, уши надеру за необязательность. Как я мог забыть?! Рыбин до сих пор на меня пыхтит.

— По какому поводу?

— Рыбин продавал свою «пятерку», а Лялька хотела купить машину. Я его попросил попридержать, ну, он и отшил надежного клиента, который уже с деньгами к нему подкатывал. А у Рыбина, в свою очередь, наклевывалось купить «Форд» — деньги эти ему позарез нужны были. В итоге, из-за Ляльки твоей он с «Фордом» пролетел, в общем, длинная и трагическая история.

— А потом она не перезвонила?

— Как ты думаешь, сколько времени я в состоянии отбиваться от наседающих любовниц? — возмутился Бунин. — Доехал до работы и выключил телефон к чертовой матери!

— Значит, Лялька передумала покупать машину?

— Это уж я у нее не спрашивал. Наверное…

— А Инга?

— Я что, по-твоему, магазин подержанных автомобилей? На кой черт мне еще с Ингиной машиной хороводиться?

— Да ты не понял, — усмехнулась она, — может, вспомнишь, Инга ничего про деньги не говорила? Или, может быть, призналась, что боится кого-нибудь?

— Ну да! Чего не сболтнешь в шутейном разговоре!

— Но если бы ты знал про деньги, то по логике выходит, что мог бы и убить… — вслух подумала Алена.

— Иди ты к черту со своей логикой! — рассмеялся он. — Зачем мне это нужно?!

— Откуда я знаю, зачем тебе деньги!

— Ладно, пей лучше чай, — он подал ей чашку и широким жестом обвел сервированный стол. — Видишь, как я для тебя стараюсь.

— Интересно, как ты будешь ко мне относиться недели через две, а может, и раньше, — задумчиво проговорила она и глотнула из чашки.

— Только не говори, что это ты всех убила и мне придется тебе передачи в КПЗ таскать. Не выношу этого заведения!

— Ты знал ведь, что Лялька и Инга снялись в рекламе прокладок?

— Угу… Ну и что из того?

— А если бы я снялась?

— Я бы не стал тебя убивать.

— Я серьезно.

— Я тоже не шучу. Я ненавижу девиц из рекламы. Иногда так раздражают, что убить хочется! И дело ведь не в них, а в частоте повторений, на десятом появлении уже рука тянется к пистолету. Однако тебя, дорогая, я бы убивать не стал. Я бы смотрел и наслаждался. А вообще, замотала ты меня своими разговорами! Я что-то не понял, секс будет?

— Не-а, сегодня у меня голова болит.

— Эй, мы же еще не женаты!

— А при чем здесь это?

— У тебя отговорки, как у жены со стажем. — Он поставил чашку на стол и переметнулся на подлокотник ее кресла. — Скажу тебе, как знаток женского организма со всеми его эрогенными зонами, здоровый секс еще никому не помешал, даже неизлечимым больным.

С этими словами он взял чашку из ее рук и прервал дискуссию страстным и продолжительным поцелуем.

Утром она проснулась одна. Бунин ушел ночью, как всегда, сославшись на привычку спать дома. «Как собака на своем месте», — с особой неприязнью подумала Алена. За два года их вялотекущего романа она уже привыкла за эти Костины воровские уходы презирать и ненавидеть больше себя, чем его, но сегодня с ней что-то случилось. Вернее, ничего такого не случилось, все как и прежде — смятая постель и одиночество, но тем не менее ей вдруг стало не по себе по-новому, будто бы она не просто поняла, что ошибалась, но и признала свою ошибку.

Алена обвела спальню тоскливым взглядом. На комоде в фарфоровой вазе стояли подаренные Буниным ромашки. Вазу отец привез матери из Китая и подарил еще до свадьбы. Алена долго смотрела на вазу и на ромашки и пришла к выводу, что цветы от Бунина оскверняют незапятнанную годами любовь ее родителей, да и вообще, смотрятся они в вазе как-то пошло. Она еще поразмышляла минут пять на эту тему и наконец пришла к революционному решению — пора завязывать с Буниным. Хватит! Ей еще нет и сорока (вообще-то даже и тридцатилетие пока что кажется ей далеким и нереальным будущим), так какого черта она цепляется за вечно ускользающего мужика?

Нет, в самом деле, она достойна большего! Она достойна романтических свиданий, искренности и, в конце концов, настоящей любви. А этот суррогат, который Костя называет идеальными отношениями, пусть и достается ему самому. Она переходит на другой виток своего развития — теперь ей нужен приятный молодой человек, влюбленный в нее по уши и мечтающий на ней жениться. И неважно, что замуж она пока не стремится, главное, чтобы возможность была.

Она резко откинула одеяло, вскочила с постели, подошла к комоду, выдернула ромашки из вазы и, с силой сжав стебли в кулаке, удовлетворенно заметила: «Так-то гораздо лучше! Нечего портить интерьер!» С этими словами она пошла на кухню и выкинула ромашки в мусорную корзину. Настроение ее странным образом улучшилось. Она включила телевизор. «…Но бывало несколько дней в месяце, когда я не могла себе этого позволить…» — задушевно призналась с экрана Лариса. «О господи! — простонала Алена. — Закончится это когда-нибудь?!» Телевизор смотреть тут же расхотелось. «А ведь Ларисе ничего не угрожает, — неожиданно подумала она. — Кто бы ни был убийца, он выбирает одиноких девушек. Он расправляется с ними ночью, когда никто не может их защитить! А у Ларисы собака как-никак. Овчарка к тому же».

Она закрыла глаза. Странно, почему Лариса пригласила ее на пикник? Ищет подружку-единомышленницу? Тогда при чем здесь Сакисян и Игорь? Что это за странная компания? То, что все трое, то есть Лариса, Сашка и его друг, связаны между собой более тесными отношениями, чем формально-деловые, — это Алена поняла почти сразу, как только села в Сашкину «девятку». Атмосфера была такой, словно они знакомы друг с другом давно и встречаются довольно часто. Лариса не являлась случайной девушкой, которую Сакисян пригласил в «Мираж» для своего друга. Правильнее было бы предположить, что новой и случайной была как раз Алена. Так что же их всех связывает? Может быть, они — банда преступников, которые и убивают девушек? «Нет, это я хватила!» — пресекла она себя. Хотя… почему в Сашкиной записной книжке телефон Инги встречается дважды? Что это за список на последней странице: Лялька, Инга, Ольга? Как они-то связаны с Сакисяном? Ведь Алена готова дать руку на отсечение, что соседка ни разу даже не подумала, чтобы изменить мужу, и Сашке вряд ли удалось переломить ее верность супружескому долгу. И почему Лариса вчера так разнервничалась, когда Алена стала листать Сашкину книжку? Неприятно его бахвальство? Какая чушь! Сашка на три четверти состоит из хвастовства. И если уж она с ним дружит, то должна бы и привыкнуть к его странностям.

Алена по себе знала, что рано или поздно рассказы о похождениях приятеля начинаешь воспринимать с юмором. Сначала, разумеется, тебе неприятно, ты ревнуешь, злишься, а потом срабатывает защитный рефлекс — привыкаешь и начинаешь смеяться. А Лариса? Как долго она знакома с Сакисяном? Лялька пошла на конкурс больше трех месяцев назад, еще снег был, а сейчас лето в самом разгаре. Значит, и Лариса знает Сашку не меньше, чем три месяца, — откуда же такая реакция? И почему она думает, что Лариса Сашку ревновала, ведь даже представить трудно, что Лариса в кого-то влюблена — смех да и только! Скорее всего ее разозлило что-то другое. Может быть, она испугалась, что Алена отыщет в Сашкиной книжке какие-то секреты, которые знать не должна? Она ведь выхватила ее именно в тот момент, когда Алена спросила о списке на последней странице! А что, если этот список и есть самый важный секрет? Но тогда придется признать, что, какими бы темными делами ни занимался Сашка, Лариса в курсе всего, а может быть, она даже помогает ему.

От всего этого у Алены закружилась голова. «Нет, так я не выдержу! Сойду с ума, как пить дать!» С этими словами она открыла глаза, схватила с тумбочки чистые листы бумаги, ручку и принялась остервенело писать. Она припомнила все до мельчайших подробностей, до обрывков разговоров, до взглядов и жестов, показавшихся ей в определенный момент либо странными, либо неуместными. Собственно говоря, основных подозреваемых было по-прежнему двое — Генка и Сакисян. Игорь стоял под большим вопросом, так как она не могла точно определить его причастность к делу. Лариса, в общем-то, тоже. Все, что было вчера на пикнике, могло ей только показаться. Скорее всего Лариса все-таки злилась на Сашку, который хвастается своими победами, и вовсе не оттого, что имеет на него какие-то виды, а просто потому, что ей, как радикальной феминистке, такое мужское хвастовство глубоко неприятно.

Да, и еще Оксана — Генкина пассия. Тут совсем темное дело. Вряд ли она так уж фанатично любит Харитонова, чтобы убить Ляльку, а тем более вообще постороннюю Ингу. Кстати, и Генке незачем лишать жизни какую-то девушку из Электростали, которую он и знать-то не знает. Если бы убийство было только одно — Лялькино, тогда другое дело, а так, как ни крути, но Сакисян выбился в лидеры. Он и есть главный подозреваемый.

Ну, хорошо — Алена отложила листы в сторону. А если убийца не Сашка, тогда кто? Остальных, кого она узнала в последнюю неделю, можно было исключить из этого круга. Во всяком случае, пока. Режиссер Коля слишком занят творчеством, чтобы кадриться к девушкам, а потом их убивать. Марина никакого отношения к личной жизни статисток не имеет. Прочие — инженер, осветители, оператор, звуковики — тем более. По спине пробежал легкий холодок и спустился на руки противными мурашками. Если не Сакисян, то она не знает, кто убийца! А это уже совсем скверно! Ведь в таком случае убийцей может быть любой! Убить мог маньяк, например. Но это уж слишком! Хотя есть же сведения от социологов, что треть населения Москвы состоит из шизофреников, скрытых, конечно, неучтенных, — сама читала в какой-то газете. «Ладно, пока буду думать, что это все-таки Сашка, — легкомысленно отмахнулась она. — И полно об этом!»