Глава 7

Четверо отважных путешественников, преследуемый отцом Гоисвинты Теодориком, двигались на юг по дороге, где должны были встретить наименьшее сопротивление, но ведущей прямо в земли халифа мусульманской Испании. Испытывая нужду в продовольствии, Бьярни и Одди под покровом ночи решают напасть на торговый караван. Застигнутые врасплох, одни купцы спаслись бегством, а другие были убиты. Один из торговцев, который, видимо, являлся хозяином каравана, не желая сдаваться, продолжал сражаться с Бьярни. Наконец Бьярни взял верх, и его противник рухнул на землю. Бьярни поднял топор, чтобы нанести последний удар. Поверженный им человек тихо лежал на земле, не молил о пощаде и не кричал от ужаса.

Бьярни опустил топор.

— Ты — достойный противник, — сказал он. — Я оставляю тебе жизнь и буду благодарен, если ты ответишь мне тем же. Я заберу у тебя из обоза только то, что нам нужно, и пойду своей дорогой.

С этими словами он повернулся к человеку спиной, что можно было бы счесть безрассудством. Но Бьярни, Одди, Гоисвинта и Свейн Несокрушимый быстро исчезли в темноте и через некоторое время уже энергично шагали по направлению к Кордобе.

Справедливости ради следует отметить, что Бьярни, Одди и Свейн и, возможно, даже Гоисвинта были поражены увиденным в пути. В начале одиннадцатого века Испания была самым цивилизованным местом Европы. Акведуки, пересекающие страну, удивительные оросительные системы, благодаря которым плодоносили многочисленные фруктовые сады и нивы. Города впечатляли. Кордоба, где жил халиф, поражала воображение: красивые мечети, сады, фонтаны, больницы, огромные библиотеки, величественные дворцы, общественные бани. Дома содержались в чистоте и повсюду росли цветы, деревья и кустарники, большинство из которых Бьярни никогда прежде не видел. Но главным чудом из чудес были мощенные камнем, освещенные улицы, по которым разъезжал военный патруль. Между прочим, улицы Парижа замостили только к тринадцатому веку, а Лондона — к четырнадцатому. Викингам, привыкшим на Оркнейских островах к каменным домам и грязным и опасным дорогам, Кордоба показалась сказкой.

Бьярни и остальных привели к какому-то человеку, который, по всем признакам, был очень важной персоной, и Бьярни подумал, что теперь их всех убьют. Викингов очень хорошо знали в Испании. Они постоянно досаждали своими набегами, а временами доставляли немало серьезных хлопот, и их называли языческими колдунами. В девятом веке викинги совершали набеги на Лиссабон, Кадис и даже Севилью, пока их не прогнала более высокоорганизованная армия и флот. Мусульманская Испания никогда не выступала походом на викингов, но продолжала считать их угрозой. С Бьярни и его друзьями церемониться не будут.

Из глубины комнаты раздался голос, при звуках которого компанию сковал ужас.

— Этот пленник, скорей всего язычник, — произнес голос, — но он — человек чести. Он сохранил мне жизнь, и я буду просить, чтобы ему и его спутникам тоже сохранили жизнь.

С удивлением посмотрел Бьярни на человека, которого он чуть не убил, и который теперь стоял перед ним в сверкающих шелках.

Итак, Бьярни и его крошечная свита были освобождены. Но самому Бьярни пришлось продолжить путь в одиночестве.


Кому нужно было убивать такого беднягу и безобидного фантазера, как Перси Велосипедные прищепки? Или Магнуса Баджа, или как там его еще зовут? Для меня он всегда был Перси, странный маленький человек, отчаянно крутивший педали навстречу тому, что, как он надеялся, будет для него избавлением. Он был не просто убит, ему нанесли один удар за другим и оставили истекать кровью, пока его глаза не затуманятся, дыхание не станет прерывистым и в нем, лежащем на холодной бетонной плите, не угаснут последние признаки жизни.

Убийство Тревора Уайли я хотя бы могла понять. Я не стану утверждать, что он получил по заслугам или что-то в этом роде, это было бы уж слишком, но полагаю, Уайли совершил нечто такое, за что кому-то захотелось его прикончить. Но только не Перси Велосипедные прищепки.

Хорошо, что я не назвала имя «Перси», когда колотила в дверь ближайшего дома, чтобы позвать на помощь, хотя и знала, что было слишком поздно, иначе, когда меня допрашивали представители полиции, сначала в патрульной машине, а позже тем же вечером в участке в Керкуолле, мне пришлось бы объяснять, почему я называла убитого Артур Персиваль, которого, как выяснилось во время опознания, звали Магнус Бадж. Не сомневаюсь, что в полиции этот факт посчитали бы несколько странным. Даже мне так казалось. А так как я — обычная туристка, которая случайно натолкнулась на это ужасное зрелище, когда бродила среди бункеров Второй мировой войны на мысу Хокса. Все очень извинялись, что подобное ужасное происшествие случилось с туристкой, приехавшей осмотреть достопримечательности. Полицейские постоянно повторяли мне, что подобные жестокие преступления случаются здесь весьма редко.

Я им верила, хотя от этого мне было не легче. Несмотря на тот факт, что Перси назвался вымышленным именем и был не слишком откровенен со мной, я вдруг поняла, что он мне был если не друг, то человек, к которому у меня возникло какое-то особое чувство. Перси был не просто тем, кто провел экскурсию по достопримечательностям неолитического периода для меня, которой небезразличны разного рода древности. Когда я увидела тот старый дом и человека в инвалидном кресле, я очень надеялась, что, прежде чем уеду, найду Перси и расскажу ему об этом. Я не до конца понимала, что он называл Пустошью, лабиринтом и раненым королем, но если он считал, что именно в этом кроется избавление, тогда он должен был увидеть тот дом и человека в инвалидном кресле.

Все вокруг были исключительно милы. Моя куртка была забрызгана кровью, а на рукаве остались кровавые отпечатки пальцев Перси. На подошвы моих туфель толстым слоем налипла грязь, перемешанная с кровью. Я все повторяла и повторяла, что со мной все в порядке, но меня трясло. Я не могла понять, почему в полицейском участке так холодно. В меня влили столько чая с сахаром, что этой жидкости хватило бы для запуска в плавание океанского лайнера, да только все без пользы. Полицейские даже отправили патрульную машину в гостевой домик миссис Браун за чистой одеждой, чтобы можно было забрать запачканную как вещественное доказательство. Невозможно было представить, что могла подумать миссис Браун обо всем этом в такой час, но позже она проявила даже еще большую заботу. В полиции мне сообщили, что спустя некоторое время я смогу забрать свою одежду. Я ответила, что не стану этого делать, потому что не хочу больше ее видеть.

Меня снова и снова просили рассказать, как я нашла Перси. Я постаралась рассказывать как можно подробней. Я ответила, что он был жив, когда я нашла его, и что, когда я попыталась уйти, чтобы позвать на помощь, он схватил меня за руку. Меня спросили, не говорил ли он чего, и я ответила, что да, он что-то говорил, но ей-богу, я не могу припомнить, что именно. Меня спросили, не называл ли он имени своего убийцы. Я ответила, что это вряд ли, и, что мне вообще показалось, что он бредит. Меня попросили не спешить, и когда я вспомню что-либо, то должна позвонить в полицию.

Пока я сидела в участке и пила чай, приходили люди. Вошла открывшая мне дверь супружеская пара, чтобы дать показания и подписать протокол. В отличие от странной, запачканной кровью женщины, которая с криками колотила в их дверь, они ничего не видели и не слышали. Никто ничего не слышал и не видел.

Меня спросили, знакома ли я с жертвой. Я сказала, что подвозила его за пару дней до совместного осмотра исторических достопримечательностей Шотландии, когда он упал и сломал свой велосипед. Я старалась быть честной, насколько это было возможно. Все-таки я живу с полицейским. Я рассказала, что за все то время, что мы провели вместе, так и не узнала его имени. Это было правдой. Неохотно я рассказала, что он называл мне свое прозвище — Перси, что прозвучало несколько странно, поскольку о прозвище речь не заходила, но полицейские записали все сказанное мной. Затем меня спросили, почему я остановилась и предложила подвезти его, на что я ответила, что он показался мне знакомым, похожим на кого-то из Торонто. Однако он оказался не из Торонто. Как я позже узнала он жил со своей матерью в старом доме в Керкуолле. Мне сообщили, что задержат у себя арендованную мной машину. Пока я ждала, держа в руках кружку, в которую постоянно подливали чай, в участок вошла довольно скромно выглядящая женщина, лет шестидесяти, в серо-коричневом и довольно поношенном пальто и такой же шляпке. Она очень походила на Перси, только старше лет на двадцать пять. Должно быть, это была его мать. В руке у нее был скомканный носовой платок, который она постоянно прикладывала к глазам. У нее текло из носа, но она, кажется, не замечала этого. Какое-то время мы сидели в одной комнате, под бдительным оком строгой женщины-полицейского.

— Мой мальчик попал в аварию, — сказала она, покопавшись в своей сумочке в поисках еще одного платка.

— Мне очень жаль, — ответила я.

— Он, наверное, упал с велосипеда и ударился головой. Утром ему будет уже лучше. — Я вздрогнула, но женщина-полицейский кашлянула и затем едва заметно покачала головой. — В полиции считают по-другому, но они ошибаются. Ошибки случаются. Он всегда ездил на велосипеде. Он ушел с работы. Я не знаю почему. Он был мечтателем, мой мальчик. Его нашла какая-то женщина.

Мгновение я молчала. Стоит ли ей рассказывать, что это — я та женщина, которая нашла ее сына?

— Надеюсь, он не мучился, — шмыгая носом, произнесла она. — Мне тяжело сознавать, что ему было больно.

Я глубоко вздохнула.

— Это я его нашла, и он совсем не мучился.

Она встала со стула, бросилась ко мне и схватила меня за руку. Это напомнило мне, как Перси, умирая, сжимал мою руку.

— Поклянитесь, что ему не было больно, — сказала она. — Пожалуйста.

— Клянусь, — сказала я.

— Он сказал что-нибудь?

— Простите, но я не помню.

— Он был хорошим мальчиком. Странным, но хорошим.

— Именно таким я его и считаю, — сказала я, а женщина-полицейский, слабо улыбнувшись мне, бережно отняла ее руку от моей. Она выглядела гораздо милее, когда улыбалась. После общения с матерью Перси я поняла, что постоянно думаю о нем, вспоминаю, как он споткнулся о выставленный товар в магазине Тревора, его велосипедные прищепки, которыми он защипывал брюки, когда надо и когда не надо, и его перекошенные очки. Я вспомнила, в какой восторг приводили его древние достопримечательности, которые мы осматривали вместе, как он рассказывал мне о них, позабыв о том, что недавно упал с велосипеда, испачкался и порвал одежду. Больше всего мне вспоминалось, как он попрощался со мной в Керкуолле: в руках сломанный велосипед, рукав оторван, а оправа очков, еще более перекошенная, чем прежде, держалась благодаря моей булавке.

— Очки, — громко произнесла я. — Нам надо найти его очки. — Женщина-полицейский подошла ко мне и села рядом, очевидно, решив, что я, как и мать Перси, нахожусь в не слишком адекватном состоянии, что, в общем, было недалеко от правды. Возможно, я чувствовала себя все-таки лучше его матери, но назвать мое состояние привычным было нельзя. — Он потерял очки.

— Очки? — переспросила она.

— Ну да, очки, — сказала я, — для зрения. Когда я нашла его, на нем не было очков. Я одолжила ему булавку, чтобы он скрепил оправу.

— Уверена, он был за это вам благодарен, — сказала она, похлопав меня по руке.

Я попыталась осмыслить ее ответ, медленно пробираясь сквозь свое затуманенное сознание, и наконец поняла, что женщина-полицейский решила, что когда я нашла Перси умирающим, то починила его очки.

— Это случилось в другой день, когда он упал с велосипеда. Он сломал оправу, а без очков он ничего не видел. Я дала ему булавку, чтобы он починил очки и смог добраться до дома.

Он смотрела на меня с минуту, затем прошла в другую комнату. Я надеялась, что информация об очках нужна, мне показалось, что когда я буду чувствовать себя лучше, тот факт, что очков на нем не было, может показаться важным. Пару минут спустя она снова вошла в комнату, села рядом с матерью Перси и спросила, носил ли ее сын очки.

— О, да, — сказала она. — Надеюсь, он не потерял их. Он всегда их ломал. У нас дома, кажется, есть запасные, и он сможет воспользоваться ими, пока его старые очки не найдутся. — Женщина-полицейский погладила ее по руке, многозначительно посмотрела на меня, кивнула, давая понять, что теперь понимает, о чем я, и вернулась к своему месту. Приехал священник и тут же подсел к матери Перси. Кажется, она балансировала между осознанием того, что ее сын умер, и мыслью, что он скоро поправится, но, похоже, начинала сознавать правду. Она все плакала, а священник гладил ее по руке и, хотя мне не было слышно, уверена, что он говорил ей какие-то слова утешения. Несколько минут спустя священник подошел ко мне. Он взял меня за руку.

— У вас рука холодная, как лед, — произнес он.

— Да, не знаю, почему в участке не включают отопление, — ответила я. — В гостевом домике, где я остановилась, всегда тепло и уютно.

— Вы очень бледная, — добавил он. «Конечно, бледная. Я всегда бледная. Я такой родилась». Когда мне нездоровится, как сейчас, и когда я без косметики и вся в пыли, то людям страшно на меня смотреть. Обычно меня это не волновало. Я была уверена, что если в участке включат отопление, то я буду и выглядеть и чувствовать себя лучше. Вместо этого мне вызвали врача. Он прописал мне побольше горячего чая с сахаром и никакого алкоголя. Плохо, потому что я с нетерпением ждала момента, когда смогу опрокинуть рюмку со скотчем, которым потчевала меня миссис Браун.

Ко мне подошла женщина-полицейский и попросила пойти побеседовать с ведущим расследование полицейским. Мне показалось, что она назвала его Кьюзитер, хотя она произнесла его так, словно после «у» идет «р». Мне было сложно сосредоточиться. Уходя, я услышала, как священник спрашивал мать Перси, может ли кто-нибудь из ее знакомых побыть с ней этой ночью.

— Со мной все будет хорошо, — ответила она. — Мой мальчик скоро будет дома.

— Может, есть кто-то еще? — мягко проговорил священник.

— Мои соседи в Сэнт-Маргаретс-Хуп, — сказала она. — Миллеры.

— Вы помните, Эмили, что вы переехали в Керкуолл десять лет тому назад, когда умер ваш муж?

Некоторое время она молчала.

— Да, — ответила она. — Все верно. Мы с Магнусом переехали в Керкуолл. Магнус приедет и заберет меня.

Я подумала, что если могла бы чувствовать что-то еще, кроме холода, то мне было бы очень грустно.

Полицейские умеют быть обходительными, но не настолько, чтобы позволить мне покинуть Оркнейские острова, как я рассчитывала. Меня попросили не уезжать до тех пор, пока из Абердина, штаб-квартиры Северного полицейского округа, не приедет судмедэкспертная бригада и не проведет все необходимые мероприятия. Как мне объяснили, на Оркнейских островах нет возможности провести подобную экспертизу. Я не совсем поняла, что они имеют в виду, но беспокойства это не вызвало. Я рассказала им о Робе, что их еще больше растрогало, и то, что понимаю, что мне придется оставаться здесь столько, сколько потребуется полиции, и это правильно.

Мать Перси собиралась уходить как раз в тот момент, когда я просила, чтобы меня отвезли домой в Стромнесс. Приехала соседка матери Перси из Керкуолла, чтобы забрать ее домой. Я не спрашивала ее о бабушке Перси и ее мебели, потому что не думала об этом. К тому же, даже если не принимать в расчет, что ее связь с реальностью по-прежнему оставалась зыбкой, время было неподходящим. Это все равно ничего не дало бы. Хотя Перси, будь он жив, сказал бы, что я бы все равно спросила.

Детектив Кьюзитер, если его, конечно, зовут именно так, оказал мне любезность и попросил позвонить в компанию по прокату автомобилей, чтобы объяснить ситуацию, а они в свою очередь, вскоре после того, как я вернулась в Стромнесс, подогнали к дому миссис Браун другую машину. Человек, который подогнал машину, страшно извинялся за доставленные мне неудобства, что было довольно странно, учитывая обстоятельства.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, вам не придется платить за вторую машину. Мы приносим свои глубочайшие извинения за эту утрату.

Утрату? Утрату машины? Утрату друга? Утрату билета на самолет? Я сказала ему, что со стороны агентства по прокату машин это весьма благородный поступок, что было правдой. Здесь все были очень милы.

Остальные постояльцы гостиницы также пребывали в шоке и были полны сочувствия.

— Это — бродяги, — высказал мнение один мужчина. — Ни один житель Оркнейских островов не способен на подобное. В хорошую погоду они прибывают на пароме, делают свое мерзкое дело и отбывают на следующем пароме. Их никогда не поймают.

— Бродяги? — спросила я.

— Ну, эти, цыгане, прочие преступные элементы.

Я подумала, что это несправедливо, но у меня не было другой информации. Я хотела выпить виски и плевать на то, что сказал доктор. А еще мне очень хотелось, чтобы все вокруг перестали быть такими милыми. Мне хотелось, чтобы люди вышли на улицы в знак протеста против того, что случилось с Перси. Чтобы люди вспомнили о крови викингов, которая, по их заверениям, текла в их жилах, поймали убийцу, устроили самосуд и разорвали бы этого ужасного человека на куски. Вот чего я хотела от них, потому что сама я была слишком усталой и замерзшей, чтобы осуществить этот план. Я выпила большую порцию виски, несмотря на указания врача, и оставила голосовое сообщение Робу о том, что я не еду домой и по какой причине, затем я отправилась спать и забылась сном без сновидений, после которого я почувствовала себя еще более уставшей, чем прежде. Я так и не смогла вспомнить, что мне сказал Перси.


На следующий день миссис Браун накормила меня яичницей с беконом и чудесным черным хлебом, уверяя, что после этого мне станет лучше, и оказалась права. Затем я в одиночку отправилась в тур по неолитическим достопримечательностям в память о Перси. На самом деле мне хотелось просто полежать в кровати, но у меня возникло чувство, что если останусь, то уже никогда не поднимусь с кровати. На четвереньках я облазила все каменные пещеры, какие смогла найти. Я поднялась на Уайдфорд-Хилл и забралась в пещеру Уайдфорд, затем Анстэн, Кьювин, Грэн, шахту Хоу; я осмотрела все гробницы, землянки и все то, что попадалось мне на пути. Эти достопримечательности были довольно интересны: поросшие травой простые холмы снаружи, а внутри — помещения из камня, а иногда целая группа помещений. Мне казалось, что я слышу, как Перси рассказывает мне о них. Надеюсь, я отдала ему дань. Я отправилась в местечко под названием Брох-оф-Бирсэй, приливный остров, где можно было осмотреть руины церквей и домов викингов. Вряд ли Перси порекомендовал бы мне эти руины, так как они был не такими уж и древними. Светило солнце, и я пошла по невысокой дамбе, по которой можно было идти только в отлив, чтобы осмотреть место. Я остановилась у маяка, расположенного высоко на холме, и полюбовалась побережьем, состоящим из исчезающих в дымке живописных утесов, а также прибрежными водами, которые простираются до самого моего дома. Небосвод надо мной поражал размерами, никогда прежде я не видела такого простора, даже в родных прериях. Это было очень красиво, и от увиденного захватывало дух.

Затем я вернулась обратно к Камням Стеннесса и прошлась вокруг Кольца Бродгара. Пасторальный вид был превосходен, и мне захотелось, чтобы Перси тоже его увидел. После этого я объехала остров просто так, без причины, возможно, искала кого-то, кто походил на убийцу моего странного друга Перси. Время от времени я останавливалась, чтобы перекусить. Процесс набивания рта едой был единственным, что могло удержать меня от каких-либо других действий, хотя каких именно, я не знала. Единственное, что я знала точно, так это то, что плакать мне не хочется.

Так я и нашла Уиллоу в Койбюррей-Инн в Танернессе пару дней спустя, но к тому моменту мне было уже все равно. Она сидела одна за столиком в углу бара с тарелкой жареной рыбы с картошкой и бутылкой пива под названием «Череподробитель» — странный выбор, учитывая обстоятельства недавней кончины ее приятеля Тревера. Со смертью Перси мой интерес к Блэру, Тревору, мебели и как следствие к Уиллоу здорово ослаб, если не улетучился вовсе.

Уиллоу, казалось, очень удивилась, увидев меня. Мне было все равно. Ну, вообще-то, мне не на все было плевать, часть моего сознания еще пыталась воззвать к моим чувствам. Уиллоу выронила вилку, прикрыла ладонью рот и не своим голосом произнесла: «Лара!». Затем после паузы она сказала:

— Я вас везде ищу.

«Как же, ищешь, — подумала я. — Рассекая по Оркни на заднем сиденье мотоцикла, которым управляет молодой человек в красно-синем кожаном комбинезоне, в надежде увидеть меня у дороги».

— То есть я думала, что мы разминулись, что вы уже уехали домой. Я так рада вас видеть.

— Уиллоу, кажется, вы не говорили, что отправляетесь на Оркнейские острова, — сквозь зубы произнесла я. — Если бы я знала, я бы обязательно сообщила бы вам, где я остановилась.

— Я знаю, — сказала она. — Я вам верю. — Если бы мне не было так плохо, я бы рассмеялась. Она жестом пригласила меня сесть и с заговорщицким видом наклонилась ко мне. — Я нашла, — прошептала она. — И сразу позвонила в ваш магазин, и приятный мужской голос сообщил мне, что вы поехали отдохнуть в Британию. Я поняла, что вы направились в Оркни, поэтому вылетела за вами на следующий же день. Я прикинула и решила, что найду вас где-нибудь здесь. В конце концов, остров не так уж и велик.

Милый мужской голос? Это уж точно не Клайв.

— Что вы нашли? — спросила я нормальным голосом. — Деньги?

— Тс-с, — шикнула она. — Нет, но вещь очень к ним близкую.

— И что же это может быть?

Она снова нагнулась ко мне.

— Карту, где указаны спрятанные сокровища, — одними губами произнесла она. «О, только не это», — подумала я.

— Понятно, — сказала я. — Здорово. Вообще-то, Уиллоу, я знала, что вы здесь. Я видела, как вы сходили на берег с парома, а потом еще раз на острове Южный Рональдсей, но не смогла догнать вас, потому что вы были на мотоцикле с довольно привлекательным молодым человеком.

— Это Кенни. Правда, он милашка? Весь в коже! Я познакомилась с ним на пароме, и он помог мне найти сами-знаете-что.

— Очень мило, — сказала я, но голос выдал меня.

— Вы не верите мне? — спросила она. — Вы думаете, что я решила утаить все от вас? Но я же собираюсь показать вам то, что нашла, и когда Кенни придет, то подтвердит, что я ясно дала ему понять, что вы — в доле, в нашем плане три пункта, и первым делом, ну может быть, вторым, мы собирались найти вас. Поверьте, мы спрашивали о вас во всех отелях Керкуолла и Стромнесса. А вот и он. Кенни, мы здесь!

Кенни предстал во всей своей красе: шесть футов роста, темные вьющиеся волосы, красивые темно-синие глаза и потрясающая фигура, обтянутая кожаным комбинезоном. Он был, как уже отметила Уиллоу, чертовски привлекателен.

— Привет, — бросил он мне, после чего наклонился к Уиллоу и поцеловал ее в щеку.

— Это Лара, — сказала Уиллоу, прежде чем он смог произнести еще что-нибудь.

— Лара! — воскликнул он. — Ух-ты! Класс! Приятно познакомиться. Я — Кенни. Как вам удалось встретиться?

— Лара меня нашла, — сказала Уиллоу и в подробностях рассказала ему о том, что я видела их вдвоем и где именно. Я насторожилась. Действительно ли она хотела, чтобы Кенни все узнал, или чтобы он не ляпнул случайно чего-то, чего мне знать не следует.

— Класс! — повторил он. — Уиллоу боялась, что вы уже уехали домой.

«Только не это», — снова подумала я.

— А правда, почему вы до сих лор не уехали? — спросила Уиллоу. Я постучала пальцем по статье о гибели Перси в газете, что лежала перед ней.

Она быстро просмотрела статью.

— Лара! Какой ужас! — Она вскочила и обняла меня, а Кенни впился глазами в статью, чтобы понять, о чем мы. — О боже! — все повторяла и повторяла она. — Только сейчас я заметила, что в статье упоминается ваше имя. Это так ужасно. Сначала Тревор, а теперь этот совершенно незнакомый человек. Вот не повезло!

Не то слово, даже если не считать, что Перси едва ли можно было назвать совершенно незнакомым мне человеком, факт, который я решила скрыть. Вряд ли Уиллоу сообразила бы, что Магнус Бадж и Перси — одно лицо. Мне и то это давалось с трудом.

— Вот почему вы не связались со мной по электронной почте и не предупредили, что остаетесь, — произнесла она. Я прикусила язык и вместо того, чтобы выцарапать ей глаза, бросила на нее злобный взгляд. — А разве вы моего сообщения не получали? — спросила она.

— Как ни странно, но не получала.

— Понятно, почему вы так на меня смотрите. Вы не проверяли свою почту?

— Проверяла.

Я проверяла почту каждый день в Глазго, в аэропорту до отлета, и в единственном интернет-кафе, которое мне удалось найти в Керкуолле, когда я подвозила Перси со сломанным велосипедом. Сообщений от Уиллоу не было.

— Вот техника, — сказала она. — Так здорово, когда все работает и столько проблем, когда возникают неполадки.

Я промолчала.

— Такая ужасная трагедия, — серьезно произнес Кенни, указывая на газету. — Но у нас есть нечто, что отвлечет вас. Теперь, когда вы здесь, мы можем сосредоточиться на нашем, так сказать, проекте.

— Он хочет сказать, на поиски сами-знаете-чего, — добавила Уиллоу. Они с Кенни обменялись взглядами.

— Точно, — сказал он.

— Вам двоим надо поесть, чтобы подкрепить силы, — сказала она. — Рыба с картошкой — просто великолепна.

Она была права. Я с удовольствием поела, несмотря на их утомительные попытки убедить меня, что искали меня при каждом удобном случае. Вскоре я уже ехала по шоссе вслед за мотоциклом, скорость которого на этот раз была для меня подходящей. Я понятия не имела, что Уиллоу хотела мне показать, но что еще мне оставалось, пока не состоится экспертиза, которая обычно проводится за пределами Оркни?

Уиллоу и Кенни остановились в приятной гостинице в Дирнесс. В разных номерах, как они заверили меня, на случай, если меня это волновало, правда, с общей ванной комнатой, в которую вели две двери, по одной из каждого номера. Мы собрались в номере Уиллоу.

— Готовы? — воскликнула она, положив передо мной странный предмет. Это был длинный отрез ткани, по виду напоминающий свиток с примитивными, хотя и необычными рисунками. На центральной вставке свитка сверху вниз было изображено какое-то животное, возможно, верблюд, замок, зигзагообразный узор, голова с открытым ртом и глазами, от которой меня чуть не стошнило, и внизу, некий предмет, очертаниями напоминавший чашу. По сторонам были изображены схематичные фигуры из линий, а по низу шли какие-то волнистые линии и нерегулярный узор.

— Это было спрятано в чемодане, который Тревор собрал для побега, — сказала она. — Свиток был под подкладкой. Я хотела отдать чемодан со всем содержимым на благотворительность, когда обнаружила на подкладке странный шов, нитки которого отличались от остальных, я распорола его и нашла свиток. Не помогли Тревору его портновские навыки.

Я подумала, что это не самая удачная шутка, хотя раз уж она может спокойно пить пиво под названием «Череподробитель», значит, уже меньше горюет об убиенном Треворе.

— Я не знала, что я нашла, мне это напомнило карту, но по билету Тревора для кругосветного путешествия, за который, как я уже, наверное, говорила, заплатила я, первая пересадка должна была состояться на Оркнейских островах. Конечно, это лишь мое предположение, но готова поспорить, что он нашел этот сверток в секретере, который вы так хотите найти. Вы говорили мне, что считаете, что этот секретер был прислан или из Глазго, или из Оркни, так? И я решила, что раз денег нет, значит, где-то должны быть спрятаны сокровища, и Тревор собирался отправиться на их поиски. Или, быть может, он уже нашел его, но тогда, где оно? Я вылетела в Эдинбург, затем доехала на автобусе до Скрабстера и села на паром, надеясь, что найду вас здесь. К счастью, на пароме я познакомилась с Кенни. Он о таких вещах все знает, так ведь, Кенни?

— Немного, — ответил он. — Я изучаю историю Шотландии в Эдинбурге. Тема моей работы охватывает викингов Шотландии и особенно Оркнейских островов. Поэтому я умею читать местные руны. Быть может, вы в курсе, но Оркнейские острова были важной частью мира викингов, куда входили норвежцы, или, другими словами, скандинавы, возможно, где-то в девятом веке. Ярлы викингов или «эрлы» были весьма могущественными персонами, земли некоторых из них занимали территории Северной Шотландии, Кейтнесса, Сатерленда и даже за пределами этих территорий. Мы знакомы с этим периодом по археологическим находкам, а также по так называемой Оркнейской саге, которая является историей оркнейских эрлов. Возможно, этот свиток — часть истории, часть мифа, но как бы то ни было, эта находка может оказаться полезной. Думаю, мы на пути к чему-то важному, на пути к настоящим сокровищам викингов. Не знаю, Лара, посетили ли вы уже Мейсхау, и если да, то должны знать, что там обнаружено много рун викингов, которые мы можем прочесть. Рунический алфавит называется «футарк» по названию первых шести букв.

— Милое словечко «футарк», — сказала Уиллоу. — В смысле, то, что ты изучаешь.

— Некоторые из рун, обнаруженных в Мейсхау, упоминают о спрятанных в гробнице сокровищах, — сказал Кенни. Благодаря Перси я уже знала об этом. — Для викингов сокровища — это всегда золото и серебро. Но в Мейсхау сокровища найдены не были. Быть может, они спрятаны где-то в другом месте. Думаю, что эти завитки внизу в действительности — карта береговой линии, где спрятаны сокровища.

Мне вдруг стало так грустно. Карта, сокровища, подумать только, карта, где указаны спрятанные викингами сокровища или что-то в этом роде! Как скучно! Нужно ли им доказывать очевидное? Я решила, что постараюсь, даже если у меня не останется на это сил.

— Что делал верблюд в Оркни во времена викингов? — спросила я. — Или в любое другое время.

Если в Оркни когда-то и был зоопарк, то я его не заметила.

— Мы тоже об этом задумывались, — сказала Уиллоу. — Только я не думаю, что это верблюд. Художник не был Рембрандтом или кем-то вроде того. К сожалению, плохое отображение перспективы Мало чем нам поможет. Возможно, это лошадь. У них же были лошади, да, Кенни?

— Да. Кое-кто утверждает, что острова были названы так в честь лошадей, Хросси[10], и на Южном Рональдсей каждое лето до сих пор проводится Праздник лошади. Так что это больше всего походит на лошадь.

— У этой лошади — горб, — сказала я. Было заметно, что я не согласна.

— Уверена, что это — просто ошибка, — ответила Уиллоу. — Это — лошадь.

Она была уверена, что речь идет о сокровищах, которые нужно найти. Ей не удалось найти деньги Тревора, в существование которых она так отчаянно верила. Теперь Уиллоу перенесла это желание на поиск сокровищ. Она видела, что хотела видеть, но я не страдала от подобных иллюзий, и было очевидно, что это — изображение верблюда.

Моя подруга Мойра говорит, что я люблю временами влить ложку дегтя в чужую бочку меда. Возможно, она права.

— Если эти завитки — береговая линия, разве она не могла измениться со временем за, скажем, тысячу лет? Вы говорили, что викинги пришли сюда в девятом веке, надолго?

— Эпоха эрлов-викингов закончилась в тринадцатом веке, — сказал Кенни. — Полагаю, береговая линия могла с тех пор немного измениться.

О, боже! Пришлось задать следующий неприятный вопрос.

— Как вы думаете, сколько лет этому свитку? — Лично я датировала бы его в лучшем случае девятнадцатым веком, в худшем — позавчерашним днем, и даже если бы я была экспертом по викингам, я все равно бы отправила подобную находку на экспертизу, но и на глаз я могла сказать, что свитку не было тысячи лет.

— Я знаю, о чем вы думаете. Вам кажется, что свиток не слишком старый, — сказала Уиллоу. Умная девочка.

— Свиток могли изготовить на основании чего-то более древнего, — сказал Кенни. — В этом что-то есть.

«Это „что-то“ называется принятие желаемого за действительное», — подумала я.

— Этот холм может быть усыпальницей как Мейсхау или «Орлиная гробница», возможно, эту усыпальницу еще не нашли. Это уже само по себе — сенсация. Но еще более сенсационным это окажется в том случае, если именно там викинги хранили свои сокровища.

«Орлиная гробница», — подумала я. Это название показалось мне каким-то странным, но почему? Да, так называлось место, где я побывала. Там было замечательно. Как бы то ни было, наверняка Кенни, который оказался не только обаяшкой, но судя по всему, еще и интеллектуалом, знал, почему так назвали ту гробницу, пусть даже если он верил, что этому свитку было несколько веков. И почему же этот разговор так расстраивал меня, помимо того, что он был абсолютно пустым? Мое сердце учащенно забилось, ладони вспотели, и я ощутила небольшую дрожь, почти как во время приступа паники или словно я только что выпила подряд четыре чашки эспрессо. Я не понимала, что происходит.

— Думаю, что это какая-то карта. Смотрите, вот это вода, а это берег, залив, с очень различимыми очертаниями. Думаю, нам нужно найти этот залив. Еще тут изображена башня, брох.[11] Так что перед нами вполне различимый отрезок береговой линии, где когда-то была башня, с холмом или скорее скрытой гробницей неподалеку. Здесь еще есть несколько весьма интересных символов, которые свидетельствуют о том, что свиток — старинный. Например, эта говорящая голова была очень важным образом в языческие времена, как и крепость или лабиринт. — Кенни указал на изображения по краям. Слово «лабиринт» напомнило мне об истекающем кровью Перси: Пустошь, лабиринт, раненный король…

— Кенни, расскажи ей про руны, — попросила Уиллоу.

— Да уж, не стоит держать меня в неведении, — произнесла я с деланным скепсисом. Я ощутила легкую пульсацию в висках, означающую, что головная боль на подходе, возможно, все это из-за напряжения, которое я испытывала, стараясь быть вежливой с ними.

— В рунах сказано, — ответил Кенни, указывая на фигурки из черточек, расположенные с одной из сторон, — «Прежде чем обезуметь, Бьярни Скиталец спрятал котелок в оркнейской гробнице».

При этих словах я бросилась в ванную. Меня стошнило.

Загрузка...