Остров, одетый в джерси

13

Мы вышли на шоссе и пошли гуськом вдоль клеверного поля. Вдруг из-за купы деревьев навстречу нам выехал трактор. В нем сидел усатый тракторист, с ног до головы одетый в джерси. Ширина его машины настолько точно совпадала с шириной дороги, что для нас на ней места уже не оставалось и нам пришлось сойти с асфальта в заросли клевера.

Трактор выпустил синее газовое облако и уехал.

Отряхивая брюки, мы снова вышли на дорогу.

– Я в Индии форест-рейнджером работаю, – сказал вдруг Мриген. – Слонов и носорогов от нехороших людей берегу.

– От браконьеров? – спросил я.

– От браконьеров, – кивнул Мриген. – Они нехорошие люди.

Я и Кумар согласились, что хорошему человеку в браконьерах делать нечего.

– Быть браконьером не только плохо, но и опасно, – сказал Мриген.

– Почему? – спросил я.

– Потому что их убивают. Я, например, двадцать пять человек убил. И браконьеры одного человека из моего отряда убили.

После этого мы долго шли молча. Кумар иногда вдруг бросал взгляд на доброе лицо Мригена и тут же снова опускал глаза.

Как-то неправильно все получалось. Вроде и животных жалко, и людей. Но людей-то жальче. А особенно – Мригена, которому, чтобы спасти одних, пришлось отбирать жизнь у других.

– Знаете, зачем браконьеры убивают слонов? – спросил Мриген. – Они отрезают у слонов бивни и продают их мастерам, которые украшения делают. А виноваты, я считаю, люди, которые покупают эти украшения. Покупают, а потом возмущаются, почему в мире так мало слонов осталось!

Мриген посмотрел на нас.

– Нет, в принципе я браконьеров понимаю, им деньги нужны. Но у меня тоже зарплата маленькая! Я же не иду в браконьеры!

– У всех хороших людей зарплата маленькая, – сделал вывод Кумар.

– Правда, я еще ресторан держу, – добавил Мриген. – Но у меня большая семья, и на всех все равно денег не хватает.

– Да, да, – согласился Кумар. – Я тоже получаю мало.

Он подозрительно посмотрел на меня.

– А ты почему молчишь? Сколько ты зарабатываешь?

– Да я тоже не богач.

Я снова взглянул на Мригена и подумал, что это лицо хорошо бы смотрелось под поварским колпаком, но никак не с прикладом у щеки. Щеки у Мригена были румяные и совсем не военные.

– А теперь я вам о себе расскажу, – сказал Кумар. – Меня проблема коридоров волнует.

– Ничего себе, – удивился Мриген. – Коридоры его волнуют! Ты что – архитектор?

Кумар захлопал глазами.

– Ты меня не так понял! Я говорю о коридорах между заповедниками. Если, например, один заповедник для слонов слишком маленький, его можно соединить коридорами с соседним. Тогда слоны смогут ходить из одного заповедника в другой, и территория, которую они будут использовать, значительно увеличится!

– Здорово! – обрадовался я.

– Сам придумал? – спросил Мриген.

– Нет, – ответил Кумар. – Но я эту идею обязательно в жизнь воплощу. Меня один миллионер попросил на его деньги заповедник сделать. И он хочет, чтоб там слоны были. А я ему сказал, что этот заповедник маленький, надо еще один купить и между ними коридор сделать.

Мриген повернулся ко мне.

– А теперь ты про себя расскажи. Чего ты молчишь?

– Я не молчу. Я в зоопарке работал, потом в экспедиции был. Сейчас решил приматов изучать. Рассказывать-то, собственно, не о чем.

В этот момент дорога перед нами взметнулась в небо, и мы стали подниматься на крутой склон.

Дойдя до вершины, мы остановились и оглянулись.

Все двенадцать парижей острова лежали перед нами как на ладони. Друг от друга их отделяли узкие дороги, окаймленные гранитными стенками.

Мы стояли на утесе, который обрывался прямо в Ла-Манш.

Поверхность воды была серой и гладкой. Далеко-далеко виднелась темная полоса. Это была Франция.

«Удивительно, – размышлял я, – за спиной Англия, впереди Франция. Что здесь делаю я – русский?»

– Что-то я скучаю, – сказал усталым голосом Мриген. – Домой хочу. На родину.

– Ну вот! – усмехнулся Кумар. – Не успел приехать, уже скучает!

– Гляди веселей, – поддержал я Кумара. – Моргнуть не успеешь, как три месяца пройдет!

Мриген моргнул, но ничего, конечно, не изменилось. Грусть, поселившаяся в Мригене в тот момент, не покидала его до конца курсов. Иногда он доходил просто до неприличного состояния тоски и тогда становился похожим на Гамлета – принца Датского.

Совершенно счастливым я его видел лишь в день отлета.

– Смотри-ка, – сказал он тогда, – как три месяца быстро пролетели! Моргнуть не успел!

Серое небо над нами быстро темнело и вскоре превратилось в черное. Белесые просветы между облаками погасли. Мир вокруг нас слился в огромный черный шар. И где-то в середине этого шара, не разбирая, где небо, а где земля, мы возвращались в МЦОСП.