Отступники Эскулапа

Глава 6

Вот от чего угодно могла сейчас отказаться действительно немного продрогшая и проголодавшаяся Киряк, но только не от горячего чая с пирогом. К тому же впереди был почти целый день, а поговорить поподробнее о Геннадии Никитине и его отношениях с возлюбленным Елены было значительно проще за чашкой чая в непринужденной обстановке.

Зайдя в небольшую и довольно стандартную кухню, собственно, как и во всех девятиэтажных панельных домах, размером в девять квадратных метров, сотрудница уголовного розыска была крайне удивлена увиденной там обстановкой.

Все стены, кроме рабочей зоны около плиты и кухонной раковины, традиционно облицованных кафельной плиткой, были поклеены обоями явно заграничного характера в стиле лучших салонов Европы начала двадцатого века. Это были светло-коричневые в полоску обои с ярким золотистым тисненым орнаментом. В тон им на массивном оконном карнизе, обрамляя тончайший нежно-бежевый тюль, висели такие же светло-коричневые шторы, перехваченные посередине золотистыми декоративными веревочками с кисточками на концах.

Кругом царила идеальная чистота и порядок.

За небольшим кухонным столом, покрытым аккуратной клеенчатой скатертью, в старинном, но опрятного вида коричневом кресле восседала Хельга Генриховна.

На столе были аккуратно расставлены китайские фарфоровые чашки и точно такие же блюдца: всё строго в соответствии с количеством приглашенных на чаепитие людей. Рядом, отдельно на каждой салфетке, были разложены изящные антикварные серебряные ложечки. На столе, прямо по центру, на небольшом серебряном подносе источал аромат анонсированный ранее вишневый пирог, посыпанный сахарной пудрой и тёртым тёмным шоколадом. Поверх него, как по линейке, удлиненным ромбом красовались аккуратно разложенные засахаренные вишневые ягоды. Тут же рядом находилась стеклянная сахарница, облагороженная ажурным серебряным контуром. А завершала композицию довольно большая китайская пиала, с горкой заполненная прожаренным миндалём.

Олеся Сергеевна смотрела на такой изысканно сервированный стол, и ей казалось, что она попала на чаепитие в дореволюционную Россию начала нынешнего века. Немного робея от увиденного, она присела на предложенный ей старинный венский стул с подлокотниками. Сидеть на нём было очень удобно, к тому же теперь у неё появилась возможность немного расслабить ноги, немного ноющие после вчерашней интенсивной тренировке по каратэ.

На кухню вошла Елена и поставила на стол большой заварочный чайник явно из того же самого сервиза, что и чашки с блюдцами, после чего аккуратно присела за стол на свободное место. Она любезно разлила всем присутствующим ароматный зеленый чай по фарфоровым кружкам и, разложив по блюдцам кусочки вишневого пирога, пожелала всем приятного аппетита.

Хельга Генриховна так же пожелала всем приятного аппетита, но прежде чем начать чаепитие, отсчитала шесть штучек миндальных орешков и положила их себе на блюдце. И лишь затем, выполнив эту, по всей видимости, такую привычную для неё манипуляцию, отпила глоточек чая из кружки.

Заметив на себе любопытный взгляд сотрудницы уголовного розыска, старушка всё-таки решила проявить благосклонность и пояснительно произнесла вслух:

– Миндаль очень полезен. Особенно в моём возрасте… Он служит хорошим средством профилактики онкологических заболеваний. А вам, если не секрет, сколько уже лет?

– Тридцать два, – ответила капитан милиции, хотя ей вот-вот уже должно было исполниться тридцать три.

– Детей нет?

– Нет, – уже несколько смущаясь, произнесла Олеся Сергеевна.

– Что ж, тогда угощайтесь. И вам уже пора начинать, – категорично заявила Петерсон и съела ещё один миндальный орешек.

Не зная, что и сказать в ответ, Киряк послушно взяла из вазочки миндаль. Положив орех в рот, она осторожно его разжевала и запила свежезаваренным чаем.

Чай оказался просто восхитительным!

Олеся Сергеевна пила его вприкуску с пирогом и так увлеклась – настолько вкусным оказалось предложенное угощение, – что никак не могла начать служебный разговор на интересующую тему.

Неожиданно первой начала беседу молодая девушка.

– Олеся Сергеевна? Я правильно запомнила ваше имя? – уточнила она у Киряк и, получив утвердительный ответ, продолжила. – Я догадываюсь, о чем вы сейчас наверняка думаете. Предполагаете, кто бы мог убить Никитина. И вероятнее всего считаете, что это из ревности мог сделать мой жених Егоров. Но это не так. Артём учится вместе со мной в медицинском институте на четвертом курсе, и он в жизни не может никого обидеть. Он избрал себе самую гуманную в мире профессию – врач. Если бы вы его хорошо знали, то никогда бы не смогли на него подумать. Он очень добрый и хороший человек.

Киряк молчала и внимательно смотрела на студентку. Та же тем временем продолжила.

– Как вы уже слышали, Никитин чуть больше месяца тому назад жестоко избил Артёма, после чего стал угрожать и мне. Он говорил, что если я вновь стану встречаться с Егоровым, то в таком случае убьёт его, а труп никто и никогда не сможет найти. Только Артём его не испугался, и мы всё равно продолжаем встречаться. А ещё мы собираемся вскоре пожениться. Дело в том, что у нас будет ребёнок… – сказав это, Лена заметно смутилась и, скосив глаза в сторону бабушки, с виноватым выражением лица замолчала.

– Елена, на самом деле я пока что ещё никого не подозреваю. Мы с вашим местным участковым проводили положенный в таком случае поквартирный обход и не более того. Но раз уж мы коснулись этой темы, то позвольте, я начну задавать интересующие меня вопросы. Первое, что мне хотелось бы узнать – это то, приходил ли к вам домой вчера вечером Артём? Или может быть кто-то из ваших родственников или знакомых?

– Нет, Олеся Сергеевна, Артём вчера к нам в гости не приходил. Да он и не мог это сделать, чисто физически. Один раз в неделю Егоров подрабатывает медбратом на скорой помощи, а вчера у него как раз было плановое дежурство, – поспешно заявила Елена. – А что касается других вчерашних гостей, могу сказать следующее… Вчера вечером к нам приходил папа Артёма – Егоров Сергей Николаевич, а так же его родной дед – Рудольф Яковлевич Ланге. Они хотели поговорить с бабушкой о нашем с Артемом будущем, а заодно и обсудить предстоящую свадьбу. Отец Егорова ушёл довольно рано – он куда-то очень спешил, а вот дед побыл в гостях подольше – попил чайку и распрощался с нами уже после девяти вечера. Да… я совсем забыла, вчера к нам в гости заходил ещё один человек – старинный бабушкин знакомый, её бывший коллега по кафедре нормальной физиологии, а ныне её заведующий – Дмитрий Иванович Разин. Он сейчас как раз пишет очередную статью в медицинский журнал и довольно часто приходит к ней консультироваться по разным вопросам. Но именно вчера он зашёл поздравить её с Днем рождения. Ой, извините, я совсем забыла, представить мою бабушку… Это сейчас она на пенсии и живёт вместе со мной, а в прошлом она – бывший доцент кафедры нормальной физиологии нашего местного медицинского института, кандидат медицинских наук. У бабушки десятки научных статей и есть даже две написанные монографии по нейрофизиологии. В своё время она была довольно известна в определенных узких научных кругах… Благодаря её примеру, я также поступила в медицинский институт, – гордо объявила всем Елена.

Судя по всему, слова внучки не произвели на Хельгу Генриховну большого впечатления. Она лишь слегка улыбнулась, словно считая этот факт чем-то само собой разумеющимся и так же молча продолжила пить чай.

Тогда к старушке решила обратиться Олеся Сергеевна.

– Хельга Генриховна, а может быть, вы видели или слышали что-либо подозрительное вчера вечером?

Петерсон оторвала взгляд от чашки с чаем, после чего, уперев волевой, отнюдь не старческий взгляд в Киряк, словно «просканировала» сидящую напротив сотрудницу уголовного розыска. Видимо, получив от подобного осмотра какую-то ценную для себя информацию, она ставшим на удивление мягким и доброжелательным голосом произнесла:

– К сожалению, я ничем не могу вам помочь.

Но, немного подумав, уже намного резче добавила.

– Наверняка, будет лучше у дружков этого бандюги спросить. Они вам скорее подскажут, кто и за что мог убить эту сволочь.

Получив такой ответ, но не желая прерывать беседу и все ещё надеясь подробнее узнать об отношениях убитого и её внучки, Олеся Сергеевна решила задать пожилому медику вопрос на более близкую той, медицинскую тему.

– Хельга Генриховна, а как давно вы употребляете миндаль? – поинтересовалась она.

Петерсон вновь её «просканировала» и с едва заметной ноткой раздражения в голосе произнесла:

– Уже полгода… по шесть штучек три раза в день.

После чего, демонстративно поднявшись из-за стола и поблагодарив внучку за вкусный чай, неспешно покинула кухню.

Едва старуха вышла за дверь, Елена с волнением в голосе обратилась к оперативнице.

– Вы, если что, не обижайтесь на бабушку… она очень хороший и добрый человек – характер вот только у неё слишком твердый. Она у нас родом из Риги, родилась прямо накануне революции, буквально за день до неё. Ей вот только стукнуло семьдесят шесть лет – вчера был День рождения. Правда, она его праздновать не любит – говорит, что он ей напоминает о революции… Но давайте я вам всё расскажу по порядку. Так вот, её отец, а мой, значит, прадед, был довольно известным в Риге врачом. После революции, когда в 1919 году был основан Латвийский университет, он довольно долгое время возглавлял в нем кафедру анатомии. Да что там говорить… даже мой прапрадед по бабушкиной линии – Вильгельм фон Шмидт – так и тот был известным, правда, уже в Германии медицинским научным деятелем. В моей родословной со стороны бабушки практически одни врачи. Сейчас я вам покажу… – сказав это, девушка вскочила из-за стола и, быстро куда-то сбегав, через пару минут вернулась назад со старым журналом в руках.

Это был старейший советский медицинский журнал – «Советская медицина», а конкретно второй номер за 1937 год. Раскрыв его на нужной странице, Елена показала статью, под которой стояла фамилия с именем – Генрих Янисович Петерсонс.

– Так вот, мой прадед Генрих Янисович был очень деятельным человеком, – продолжила она свой рассказ, – но при этом абсолютно не разделял националистических взглядов среди латышей. И когда в тысяча девятьсот тридцать четвёртом году в Латвии произошёл государственный переворот, а власть в свои руки захватил прогерманский диктатор Карлис Ульманис, то прадед с прабабкой в знак протеста вместе с детьми навсегда покинули Ригу. Молодой Хельге тогда шёл только девятнадцатый год, и она училась на втором курсе медицинского факультета. Однако в Советском Союзе, куда они переехали жить на постоянной основе, судьба им так же не благоволила. Буквально через год прадеда оговорили и репрессировали, а затем расстреляли как врага народа. Прабабку как вражескую пособницу сослали в лагеря на десять лет без права переписки. Там она и умерла. Младшие дети оказались в детдоме, а Хельгу как дочь врага народа исключили с третьего курса медицинского института. Её лишили московской прописки и выслали из столицы. Войну бабушка встретила уже в нашей области, где в одном из районных центров работала на кирпичном заводе. Перед самой оккупацией ей чудом удалось эвакуироваться в глубокий тыл. Потому как если бы она не успела бы эвакуироваться, то наверняка бы погибла. Дело в том, что незадолго до прихода немцев в их поселок, она получила серьезнейший перелом правой ноги. Этот старый и неправильно сросшийся перелом после войны мучил её всю жизнь… Вы же видели, что она ходит с костылем? Так вот, сколько я себя помню, она никогда с ним не расставалась. После того, как осложненный перелом всё-таки сросся, бабушка много раз просилась на фронт, но её так и не взяли. А когда война закончилась, то каким-то чудом ей удалось повторно поступить в медицинский институт. После его окончания она несколько лет отработала участковым терапевтом. И только затем ей удалось попасть на должность ассистента кафедры нормальной физиологии, где, собственно, она и проработала всю свою жизнь. Вот такая была непростая судьба у моей бабушки.

Закончив рассказ, Елена вопросительно посмотрела на Киряк. Та по-прежнему пребывала в глубокой задумчивости, по инерции продолжая вертеть в руках серебряную ложечку. Рассказ, конечно же, был интересный, но пока что ничем не мог помочь ей в расследовании убийства Никитина. Её аналитический ум по привычке, выработанной за много лет работы в милиции, в настоящий момент был занят сопоставлением фактов, пытаясь найти любые нестыковки в этом загадочном деле.

«Итак… У кого мог быть мотив убить Никитина?.. Первым из подозреваемых, несомненно, является жених Елены, – рассуждала Олеся Сергеевна. – Артём пока что у меня главный подозреваемый, поскольку именно у него имелся самый весомый мотив: невеста беременна, а безжалостный бандит, который его жестоко избил, угрожает убийством в случае ослушания. Да, этого студента нужно будет проверить первым… Второй подозреваемый – его отец, мотив – такой же. Правда, про него я пока совсем ничего не знаю. Так, и остаются, конечно же, никитинские дружки-бандиты. Но это уже отдельная история… Всё?.. Стоп. А дед Артёма?.. Хотя старик вряд ли будет способен на такое… Что ж, пожалуй, начну я с этих двоих – Артёма и его отца».

Приняв такое решение, Киряк положила серебряную ложечку на блюдце и решительно встала из-за стола.