22

Он следил за новостями о скелете из озера, передаваемыми по радио и телевидению, а также за публикациями в прессе, но, похоже, эта история постепенно теряла актуальность. В конце концов о ней перестали говорить вообще. Время от времени проскальзывали короткие сообщения со слов какого-то Сигурда Оли, инспектора криминальной полиции, о том, что ничего нового следствием не выявлено. Он понимал, что отсутствие новой информации о скелете ничего не значит. Расследование, должно быть, идет полным ходом, и если они взяли верное направление, когда-нибудь полицейские постучатся к нему в дверь. Он не знал, когда и кто именно. Наверное, скоро, и, возможно, как раз этот Сигурд Оли. А может быть, они никогда не догадаются, что произошло. На его губах появилась улыбка. Он уже даже не был уверен, хочет ли он этого. Это чувство слишком долго пряталось в нем. Иногда ему казалось, что у него не было никакого другого существования, никакой другой жизни, кроме страха перед прошлым.

Раньше, время от времени, он ощущал навязчивую потребность, упорную необходимость рассказать о произошедшем, признаться, раскрыть правду. Но всегда подавлял это чувство. Потом он успокоился, и постепенно такая потребность исчезла, а в нем появилось полное равнодушие к случившемуся. Он ни о чем не жалел. По его мнению, так все и должно было произойти.

Когда он думал о прошлом, перед ним всегда возникало лицо Илоны, когда он ее впервые увидел. И то, как она сидела на кухне рядом с ним, а он растолковывал ей содержание поэмы Йоунаса Хадльгриммсона «Конец пути» и потом она поцеловала его. Находясь один на один со своими воспоминаниями, растворившись в том, что было для него дороже всего, он почти ощущал влажность ее прикосновения на своих губах.

Он сидел в кресле у окна, погруженный в воспоминания о тех днях, когда весь его мир был разрушен.


На следующее лето он не вернулся в Исландию. Сначала работал в угольной шахте, а потом они с Илоной путешествовали по Восточной Германии. Им хотелось поехать в Венгрию, но у него не было визы. Ему объяснили, что получить разрешение на въезд, если ты не резидент, становится все труднее и труднее. И еще он слышал, что въезд в Западную Германию тоже ограничен.

Они путешествовали на поездах и машинах, но большую часть дороги шли пешком и наслаждались близостью друг друга. Иногда ночевали прямо под открытым небом либо останавливались в мотелях или школах, на железнодорожных станциях или автовокзалах. Случалось, они устраивались работать на несколько дней в крестьянские хозяйства, встречавшиеся им по пути. Дольше всего парочка задержалась у фермера, выращивавшего овец. Тот очень удивился, узнав, что в дверь к нему постучался исландец. Немец без устали расспрашивал его об этой северной стране, особенно о леднике Снежной горы, и все потому, что он прочитал роман Жюля Верна «Путешествие к центру Земли». Пара провела у того крестьянина две недели, с удовольствием помогая по хозяйству. Они узнали много всего о содержании скота, а когда молодые уезжали, семья дала им с собой кучу еды. Прощание оказалось очень теплым.

Илона рассказала ему о доме своего детства в Будапеште и родителях-врачах. Она писала им о Томасе. Каковы их планы? — спрашивала мама в письме. Илона была единственной дочерью. Она просила родителей не беспокоиться, но без особого успеха. Вы собираетесь пожениться? А как же учеба? Какие у вас планы на будущее?

Все эти вопросы и так крутились у них в головах, у каждого по отдельности и у обоих сразу, но ничто их не торопило. Значение имело только то, что сейчас они вместе. Будущее представлялось неизведанным, таинственным островом. Но оба были совершенно убеждены, что они будут открывать эту новую землю вместе.

Иногда вечерами Илона рассказывала ему о своих товарищах. Она уверяла, что они с радостью примут его в свою компанию. Молодые люди до бесконечности сидят в кафешках и обсуждают реформы, которые следует подготовить и провести. Он смотрел на Илону и видел, как она загоралась, описывая ему свои грезы о свободной Венгрии. Девушка говорила о свободе как о какой-то несбыточной мечте, далекой и недосягаемой. Но эта самая свобода была хорошо знакома ему, он с рождения пользовался ею. Илона и ее друзья желали всего лишь того, что у него было всегда и что для него являлось само собой разумеющимся, поэтому он никогда специально и не задумывался на эту тему. Она рассказывала ему о своих арестованных товарищах, посаженных в тюрьму на разные сроки, о людях, которые, как ей говорили, исчезли и о которых никто ничего не знает. В ее голосе был страх, но вместе с тем его подругу наполняло опьянение, сопутствующее глубокому убеждению, что нужно бороться любой ценой. Он чувствовал в ней напряжение и предвкушение опасности, проявляющиеся в моменты решающих событий.

Томас много размышлял в те недели, что они провели вместе, путешествуя, и пришел к выводу, что социализм, такой, каким он его видит здесь, в Лейпциге, построен на лжи. Он начал лучше понимать, что ощущал Ханнес. Подобно своему земляку, Томас осознал, что правда, социалистическая правда, не проста и не едина для всех, но что, напротив, не существует никакой общей правды. Это до крайности запутало картину мира, поскольку он столкнулся с новыми вопросами, требующими безотлагательного ответа. Первый и наиважнейший касался того, как ему теперь реагировать на окружающее, ведь он оказался в таком же положении, что и Ханнес. Должен ли он продолжать свое обучение в Лейпциге? Следует ли ему вернуться домой после завершения учебы? Мотивировка его пребывания в Германии изменилась. Что он скажет родителям? Из дома ему сообщили о том, что Ханнес, бывший в свое время лидером молодежного движения, на страницах газет, на встречах и собраниях рассказывает о своем пребывании в ГДР и критикует социалистический строй. Все это вызвало страшное недовольство и неразбериху в рядах исландских социалистов и, без сомнения, ослабило движение, особенно в свете венгерских событий.

Томас все еще считал себя социалистом, возможно, таковым он и останется. Но социализм, который открылся ему в Лейпциге, был совсем не тем, о каком он мечтал.

И как быть с Илоной? Без нее он не мыслил своего существования. Все, что они делали, они делали вместе.

В последние дни путешествия пара обсудила все эти вопросы, и они пришли к единодушному решению. Илона собиралась продолжать обучение и политическую деятельность в Лейпциге, посещать тайные собрания, распространять информацию и рассказывать о развитии событий в Венгрии. Томас также продолжит учиться, как будто ничего не изменилось. Он вспомнил, как обрушился на Ханнеса с упреками в пренебрежении гостеприимством немецкой компартии. Теперь ему предстояло примерно то же самое, и ему с трудом удавалось убедить самого себя оставаться спокойным.

Чувствовал он себя неважно. Никогда еще ему не приходилось оказываться в столь затруднительном положении. Раньше его жизнь протекала значительно проще, было больше уверенности. Он думал о своих друзьях в Исландии. Что он им скажет? Что у него нет твердой почвы под ногами? Все, во что он так свято верил, теперь стало новым и чуждым. Он знал, что может по-прежнему исповедовать социалистические идеалы равенства и равномерного распределения богатств, но социализм в той форме, в какой его претворяли в жизнь в ГДР, не стоил того, чтобы в него верить или бороться за его воплощение. Перемены в его мировоззрении только начали вырисовываться. Должно было пройти какое-то время, пока новая картина мира вызреет со всей определенностью в его сознании, а пока что ему не хотелось принимать никаких радикальных решений.

По возвращении в Лейпциг он выехал из общежития и переселился в комнату к Илоне. Они спали вместе на старой односпальной раскладушке. Пожилая дама, хозяйка квартиры, поначалу выразила сомнения. Как строгой католичке ей хотелось соблюсти приличия, но потом она согласилась. Немка рассказала Томасу, что потеряла мужа и двоих сыновей в Сталинградской битве, и показала фотографии. И отношения с хозяйкой наладились. Он чинил то одно, то другое в квартире, оказывал помощь, покупал различные кухонные принадлежности и продукты, готовил еду. Его приятели по студенческому общежитию иногда заходили в гости, но у него возникло ощущение, что он отдалился от них. Тем тоже казалось, что Томас не такой веселый, как прежде, и менее разговорчивый.

Эмиль, отношения с которым были самыми тесными, однажды, когда они вместе работали в библиотеке, завел разговор на эту тему.

— У тебя все в порядке? — спросил Эмиль, хлюпая носом. У него был насморк. Наступила хмурая и промозглая осень, и в здании университета стоял холод.

— В порядке? — переспросил Томас. — Да, все в порядке.

— Нет, из-за того… — запнулся Эмиль. — Нам кажется, что ты нас избегаешь, или это глупости?

Томас уставился на Эмиля.

— Конечно, глупости, — ответил он. — Просто так много всего изменилось. Илона… ты знаешь, столько перемен.

— Да, знаю, — озабоченно проговорил Эмиль. — Естественно. Илона и все такое. Тебе что-нибудь известно об этой девице?

— Мне все о ней известно, — рассмеялся Томас. — Да все в порядке, Эмиль. Не переживай.

— Лотар что-то говорил о ней.

— Лотар? Он вернулся?

Томас ничего не сказал своим землякам о том, что товарищи Илоны говорили о Лотаре Вайзере, и о том, какую роль он сыграл в изгнании Ханнеса из университета. Лотар не вернулся к началу учебного года, и Томас только из уст Эмиля услышал о его появлении. Он принял решение держаться от немца на расстоянии, избегать всего, что может заинтересовать того, стараться не разговаривать с ним и не говорить о нем.

— Он приходил посидеть с нами на кухне позавчера вечером, — сказал Эмиль. — Принес свиные ребрышки. У него всегда есть жрачка.

— Что же он говорил про Илону? С чего это он вспомнил про нее?

Томас старался скрыть волнение, но довольно безуспешно. Он был в большом смятении и смотрел в упор на Эмиля.

— Да так, ничего особенного. Только то, что она венгерка, а они ужасные лицемеры, — ответил Эмиль. — Что-то в этом духе. Все только и говорят что о событиях в Венгрии, но никто толком не знает, что там происходит. Может быть, ты что-нибудь знаешь через Илону? Что там творится?

— Мне почти ничего не известно, — заявил Томас. — Единственное, что я знаю, так это то, что люди требуют реформ. Но что именно говорил Лотар об Илоне? Лицемерная? Почему он так сказал? Что он имел в виду?

Эмиль заметил его горячность и попытался вспомнить, что же сказал Лотар буквально.

— Он сказал, что не знает, можно ли иметь с ней дело, — проговорил наконец Эмиль неуверенно. — У Лотара есть сомнения на тот счет, что Илона истинная социалистка. Он считает, что она дурно влияет на свое окружение, клевещет на людей. Даже на своих и твоих знакомых. Он утверждал, что Илона говорила про нас гадости прямо при нем.

— Почему Лотар так говорит? Что ему известно об Илоне? Они не знакомы. Она ни разу с ним не разговаривала.

— Я не знаю, — пожал плечами Эмиль. — Это ведь все пустая болтовня, правда? Скажи?

Томас молчал, погруженный в свои мысли.

— Томас? — позвал Эмиль. — Ведь это все враки, правда же?

— Конечно. Полная ерунда, — уверил он друга. — Лотар не знаком с Илоной. И она никогда не говорила ничего плохого о вас. Наглая ложь. Лотар…

Он уже готов был рассказать Эмилю то, что слышал о Лотаре, но вдруг осознал, что не должен этого делать. До него разом дошло, что он не может довериться Эмилю. Своему другу! У него не было причин не верить Эмилю, но жизнь неожиданно поставила его перед выбором, кому доверять, а кому нет. Кому можно рассказать о том, что лежит на сердце, а с кем нельзя об этом говорить. Не из-за того, что его друзья были коварными или подлыми и плели интриги за его спиной, но скорее потому, что в любой момент они могут нечаянно проговориться неизвестно кому, как он по неосторожности наговорил на Ханнеса. Речь шла об Эмиле, Храбнхильд и Карле, его университетских друзьях. В свое время он рассказал им во всех деталях о том, что услышал в подвале от друзей Илоны, о том, как Ханнес познакомился с ней, и о царящих там напряжении и даже страхе. Больше он этого делать не будет.

В особенности нужно остерегаться Лотара. Томас пытался уяснить, почему немец говорил об Илоне перед исландцами в таком духе, и старался вспомнить, было ли что-то подобное в отношении Ханнеса. Но в голову ничего не приходило. Может быть, это предупреждение им с Илоной? Они почти ничего не знали о Лотаре. На кого именно он работает? По твердому убеждению Илоны и ее товарищей Лотар сотрудничал со спецслужбами. Может быть, таковы методы полиции — очернять людей, образующих тесный круг, чтобы посеять вражду между ними?

— Томас! — Эмиль пытался привлечь его внимание. — Так что Лотар?

— Прости, — ответил Томас, — я задумался.

— Ты хотел мне что-то сказать по поводу Лотара?

— Да нет, ничего.

— А по поводу вас с Илоной? — спросил Эмиль.

— А что по поводу нас с Илоной?

— Вы так и собираетесь жить вместе? — спросил Эмиль с сомнением в голосе.

— Что ты имеешь в виду? Конечно. Почему ты спрашиваешь об этом?

— Будь осторожен, — предупредил его Эмиль.

— О чем ты?

— Да так, после того как выгнали Ханнеса, не знаешь, чего ожидать.

Томас передал Илоне разговор с Эмилем, стараясь смягчить рассказ. У нее на лице сразу же отразилось беспокойство, и она засыпала его вопросами о том, что именно говорил Эмиль. Они пытались разобраться в том, что затевает Лотар. Он совершенно точно очернял ее перед другими студентами, но, что хуже всего, перед друзьями Томаса, с которыми они общались ближе всех. Что это, начало чего-то еще? Возможно, Лотар специально следит за ней? Может быть, ему известно о собраниях? Они приняли решение не слишком показываться на людях в ближайшие несколько недель.

— Тогда они вышлют нас на родину, — сказала Илона и попыталась улыбнуться. — Что еще они могут сделать? Мы последуем тем же путем, что и Ханнес. Ничего более серьезного случиться не может.

— Конечно, — согласился Томас, чтобы подбодрить ее, — ничего более серьезного не может случиться.

— Они могут меня арестовать за агитацию против их режима, — проговорила Илона. — За антикоммунистическую пропаганду. Против Социалистической единой партии Германии. У них много статей на этот счет.

— Может, ты прекратишь? Перестанешь на время? Посмотрим, как будут развиваться события.

Она взглянула на него:

— О чем ты? Допустить, чтобы такой идиот, как Лотар, диктовал мне, что делать?!

— Илона!

— Я всегда говорю, что думаю, — сказала она. — Рассказываю всем, кто хочет знать, о том, что происходит в Венгрии и каких перемен ждут люди. Я всегда так поступала, ты же знаешь, и не хочу останавливаться.

Они замолчали, погруженные в тяжелые раздумья.

— Что может произойти в худшем случае?

— Тебя вышлют на родину.

— Меня вышлют на родину.

Они переглянулись.

— Мы будем бдительны, — сказал Томас. — Ты будешь осторожна, обещай мне.

Проходили недели и месяцы. Илона не прекращала своей деятельности, но была настороже, как никогда раньше. Он продолжал ходить на лекции, постоянно беспокоясь за Илону и умоляя ее быть осмотрительной. Так было до того дня, пока ему не повстречался Лотар. Они не виделись долгое время, и, вспоминая потом об их беседе, Томас знал наверняка — встреча не была случайностью. После занятий он собирался дойти до собора святого Фомы, где его должна была ждать Илона, но тут из-за угла показался Лотар и пошел в его сторону. Немец заулыбался и радостно приветствовал его. Томас ничего не ответил и хотел пройти мимо, тогда Лотар взял его за локоть.

— Не хочешь со мной поздороваться? — спросил он.

Томас высвободился и пошел дальше, но, спустившись по лестнице, почувствовал, что его снова схватили за руку.

— Мы должны поговорить, — сказал Лотар, когда Томас обернулся.

— Нам не о чем говорить, — ответил он.

Лотар снова улыбнулся, но в его глазах не было смеха.

— Напротив, — возразил немец, — у нас неисчерпаемое количество тем.

— Оставь меня в покое, — заявил Томас, продолжая спускаться по лестнице до этажа, где находился кафетерий.

Он не оглядывался в надежде, что Лотар перестанет его преследовать, но как бы не так. Немец снова его остановил и огляделся. Ему не хотелось привлекать внимание.

— Эй, в чем дело? — раздраженно воскликнул Томас. — Мне нечего тебе сказать. Попробуй уразуметь это. Оставь меня в покое.

Он попытался обойти Лотара, но тот преградил ему путь.

— Что случилось? — спросил немец.

Томас молча смотрел ему прямо в глаза.

— Ну так что? — настаивал Лотар.

— Ничего, — ответил Томас. — Оставь меня в покое.

— Почему это ты не хочешь со мной разговаривать? По-моему, мы были друзьями.

— Нет, мы не были друзьями, — ответил Томас. — Ханнес был моим другом.

— Ханнес?

— Да, Ханнес.

— Так это из-за Ханнеса? — спросил Лотар. — Так это из-за него ты не хочешь со мной разговаривать?

— Оставь меня в покое, — повторил Томас.

— При чем тут Ханнес?

— Ты…

Он замолк. Действительно, при чем тут Ханнес? Он не видел Лотара со времени исключения Ханнеса из университета. Лотар исчез, как сквозь землю провалился. За это время он, Томас, узнал, что думают Илона и ее товарищи о Лотаре — что он сотрудничает со спецслужбами, что он подлец и осведомитель, что он подбивает людей на стукачество, чтобы те доносили на своих друзей и докладывали властям об их образе мыслей и разговорах. Лотар ничего не знал о его подозрениях, а он чуть не проговорился, чуть не рассказал о том, что Илона думает о нем. Его вдруг как по голове ударило — что точно нельзя было делать, так это читать Лотару мораль, дать ему понять, что о нем кое-что известно.

Томас взвесил, каковы его шансы обыграть Лотара в той игре, которую он вел по отношению к своим землякам и вообще ко всем, с кем встречался, кроме Илоны.

— Так что я? — продолжал настаивать Лотар.

— Ничего, — ответил Томас.

— Ханнесу тут больше не было места, — начал Лотар. — Ему тут больше нечего было делать. Ты сам это говорил. Ты же мне это и рассказал. Мы с тобой встретились и обсуждали Ханнеса. В пивной. И ты признался, что считаешь Ханнеса ненадежным. Тогда вы не были друзьями.

— Да, правда, — ответил Томас. У него даже появился неприятный привкус во рту. — Мы не были друзьями.

Он чувствовал, что должен был признать это. Он не отдавал себе в полной мере отчет, кого пытается защитить. Он больше не был уверен в своей позиции. Почему он не высказал без обиняков то, что думает, как делал всегда? Он играл в жмурки, не понимая правил, и ему приходилось двигаться с закрытыми глазами. Может быть, ему не хватает мужества? Наверное, он просто трус. Томас вспомнил Илону. Она бы знала, как разговаривать с Лотаром.

— Я никогда не говорил, что его нужно выгнать из университета, — добавил Томас, набравшись смелости.

— Мне помнится, как раз ты-то и распинался в таком духе, — поправил его Лотар.

— Нет, — ответил Томас, повышая голос. — Это ложь!

Лотар улыбнулся.

— Успокойся, — посоветовал он.

— Оставь меня в покое.

Томас хотел уйти, но Лотар не пропускал его. Его вид стал более угрожающим. Он сильнее сдавил ему локоть, подтянул Томаса к себе и прошептал на ухо:

— Нам нужно поговорить.

— Нам не о чем говорить, — возразил Томас, попытавшись вырваться, но Лотар крепко держал его.

— Мы должны поговорить о твоей Илоне, — объявил немец.

Томас почувствовал, как его лицо запылало, а мышцы размякли, и Лотар понял это, ощутив, что рука вдруг повисла.

— О чем ты? — спросил Томас, стараясь сохранять спокойствие.

— Я считаю, что она не очень подходящая компания для тебя, — заявил Лотар, — и сейчас я говорю как твой друг и «опекун». Надеюсь, ты простишь, что я вмешиваюсь.

— О чем ты говоришь? — переспросил Томас. — Не очень подходящая компания? По-моему, тебя это не касается, что…

— Сдается мне, она водится с людьми, не похожими на нас с тобой, — оборвал его Лотар. — Боюсь, как бы она не уволокла тебя за собой в болото.

Онемев, Томас смотрел на Лотара.

— О чем ты говоришь? — повторил он свой вопрос в третий раз, не зная, что еще сказать. В голову ничего не приходило. Единственная мысль была об Илоне.

— Нам известно о собраниях, на которые она ходит, — продолжал Лотар. — Мы знаем, что это за люди. Мы в курсе, что ты тоже ходил на эти сборища. Мы знаем, какую информацию распространяет Илона.

Томас просто не верил своим ушам.

— Дай нам помочь тебе, — закончил Лотар.

Он уставился на немца, который смотрел ему прямо в глаза с выражением крайней серьезности на лице. Лицедейство окончилось, слащавая улыбка исчезла с его губ. Томас видел перед собой только суровую непреклонность.

— Вы? — откликнулся Томас. — Кто это «вы»? О чем ты говоришь?

— Пойдем со мной, — велел Лотар. — Хочу показать тебе кое-что.

— Никуда я с тобой не пойду, — заявил он. — Кто может меня заставить идти за тобой?

— Ты пожалеешь об этом, — предупредил Лотар, не теряя спокойствия. — Я пытаюсь тебе помочь. Постарайся уяснить это. Дай мне показать тебе кое-что. Тогда ты лучше поймешь, о чем я говорю.

— Что ты собираешься мне показывать? — спросил Томас.

— Пойдем, — сказал Лотар, подталкивая его легонько перед собой. — Я пытаюсь помочь тебе. Поверь.

Томас хотел воспротивиться, но страх и любопытство перевесили, и он сдался. Если Лотар намеревался ему что-то показать, лучше посмотреть, чем отворачиваться. Они вышли из университета и направились в сторону старого города, пересекли площадь Карла Маркса и оказались на улице Босяков. Вскоре Томас увидел, что они стоят перед угловым домом № 24 на Дитрихринг — штаб-квартирой службы госбезопасности в Лейпциге, он знал это. Томас замедлил шаг, а потом остановился, увидев, что Лотар собирается подняться по лестнице в здание.

— Что мы тут делаем? — спросил он.

— Пойдем, — приказал Лотар. — Нам нужно поговорить с тобой. Не усложняй ситуацию.

— Не усложнять? Я не пойду туда!

— Либо ты идешь сейчас сам, либо они придут за тобой, — предостерег его Лотар. — Лучше самому.

Томас не двигался с места. Больше всего ему хотелось убежать отсюда. Что нужно от него спецслужбам? Он ничего не сделал. Томас посмотрел по сторонам. Не увидит ли кто-нибудь, как он входит сюда?

— К чему все это? — прошептал он еле слышно, трясясь от страха.

— Пойдем, — повторил Лотар, открывая дверь.

В полном замешательстве Томас поднялся по ступеням и вошел в здание вслед за Лотаром. Они оказались в небольшом вестибюле с серой каменной лестницей, стены были облицованы толстыми плитами розового мрамора. Поднявшись на следующий этаж, они прошли в приемную, располагающуюся по левую руку. В нос сразу же ударил запах немытого линолеума, грязных стен, табачного дыма, пота и страха. Лотар кивнул человеку в приемной и открыл дверь в длинный коридор, по обеим сторонам которого находились двери, выкрашенные зеленой краской. В середине коридора оказался холл, откуда был вход в маленький кабинет, а напротив него — узкая металлическая дверь. Лотар вошел в кабинет. За письменным столом сидел мужчина средних лет с усталым лицом. Он взглянул на Лотара и кивнул ему.

— Однако! Сколько времени заняло привести его! — пожурил мужчина Лотара, не проявив к Томасу особого внимания.

Чиновник курил вонючие сигареты. Его пальцы пожелтели, пепельница была переполнена прогоревшими до фильтра окурками. Мужчина носил густые усы, но от курения волоски над губой были опалены. Чернявые волосы были слегка тронуты сединой на висках. Он выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда папку и открыл ее. В папке оказалось несколько листов машинописного текста и черно-белые фотографии. Мужчина взял снимки, взглянул на них и выложил их на стол перед Томасом.

— Это ведь вы? — спросил он.

Томас взял фотографии. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что на них изображено. Снимки были сделаны в вечернее время и с некоторого расстояния, на них виднелись люди, выходящие из многоквартирного дома. Фонарь над дверью освещал группу. Он вгляделся в фотографию и тут же узнал Илону и мужчину, который присутствовал на собрании в подвале, потом еще одну женщину и себя самого. Томас просмотрел все снимки. Некоторые из них были увеличены, особенно лица людей, его лицо и лицо Илоны.

Хозяин густых усов зажег сигарету и откинулся на спинку стула. Лотар уселся в углу кабинета. На одной стене висела большая карта Лейпцига и портрет Ульбрихта. У другой — стояли три массивных стальных шкафа для документов.

Томас обернулся в сторону Лотара и, стараясь скрыть дрожь в руках, спросил:

— Что все это значит?

— Скорее это ты должен нам рассказать, — ответил Лотар.

— Кто сделал снимки?

— Думаешь, это так важно? — усмехнулся Лотар.

— Вы шпионили за мной?

Лотар и человек с опаленными усами переглянулись. Лотар расхохотался.

— Что ты хочешь? — спросил Томас, обращаясь к Лотару. — Почему вы сделали эти фотографии?

— Тебе известно, что это за компания? — спросил Лотар.

— Я никого не знаю, — ответил он, не покривив душой. — Кроме, естественно, Илоны. Почему вы сделали эти снимки?

— Конечно, ты никого не знаешь, — закривлялся Лотар, — кроме красавицы Илоны. С ней ты знаком. Знаешь ее лучше всех. Даже лучше, чем твой друг Ханнес.

Томас не понимал, куда клонит Лотар. Он взглянул на человека с усами, затем посмотрел в коридор, где виднелась стальная дверь. В нее был врезан маленький глазок с крышкой. Он подумал, нет ли там кого-нибудь. Не держат ли они кого-нибудь под арестом? Ему захотелось уйти из этого кабинета, чего бы это ни стоило. Он ощущал себя загнанным зверем, ищущим лазейку в полной безысходности, и не важно какую.

— Вы хотите, чтобы я прекратил ходить на эти собрания? — спросил он с сомнением в голосе. — Без проблем. Я не так часто на них бывал.

Он впился взглядом в стальную дверь. В тот момент все его существо наполнилось одним только страхом. Он уже был готов отступить и предложить хороший откуп, хотя не знал, что именно нужно сделать, что вообще можно сделать, чтобы они остались довольны. Он был готов на все, только бы выйти из этой комнаты.

— Прекратить? — повторил мужчина с усами. — Вовсе нет. Никто не просит вас прекращать. Напротив. Мы как раз хотим, чтобы вы чаще посещали подобные собрания. Должно быть, они очень интересные. В чем их цель?

— Ни в чем, — ответил он, сознавая, что у него с трудом получается сохранять мужественный вид. И для них это должно быть очевидно. — Нет никакой цели. Мы обсуждаем университетские проблемы, говорим о музыке, литературе. Все в таком духе.

Усатый начальник усмехнулся. Он должен был распознать его страх. Понять, какой слепой ужас Томас испытывает в эти минуты. Практически осязаемый. У Томаса никогда не получалось легко врать.

— Почему ты заговорил о Ханнесе? — спросил он неуверенно, взглянув на Лотара. — О том, что я знаю Илону лучше, чем Ханнес? Что ты имел в виду?

— Ты не в курсе? — спросил Лотар, изобразив изумление. — Они были вместе, ну, как вы сейчас. До того, как появился ты. Она тебе ничего не сказала?

Он молча смотрел на Лотара.

— Почему это она тебе ничего не рассказала? — продолжал Лотар все тем же притворно удивленным тоном. — У нее особая страсть к исландцам. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что Ханнес просто не мог ей помочь.

— Помочь?

— Она хочет выйти замуж за какого-нибудь исландца, чтобы уехать в Исландию, — объяснил Лотар. — С Ханнесом не получилось. Может быть, ты ей окажешь такую услугу? Она уже давно мечтает эмигрировать из Венгрии. Неужели она ничего тебе не говорила? Илона приложила много сил, чтобы уехать.

— Присядьте, — предложил усатый, закуривая новую сигарету.

— Я не могу больше здесь задерживаться, — ответил Томас, пытаясь набраться смелости. — Мне нужно идти. Спасибо, что рассказали мне все это. Лотар, мы с тобой лучше поговорим потом.

Он неуверенно направился к двери. Мужчина с усами посмотрел на Лотара, тот пожал плечами.

— Сядь на место, ублюдок! — заорал начальник, вскочив со стула.

Томас застыл у двери, точно его ударили по голове, и обернулся.

— Мы не допустим никакой подрывной деятельности против нашей власти! — вопил усатый. — Особенно со стороны чертовых иностранцев вроде тебя, которые приезжают сюда под видом учебы. Сядь, тварь! Закрой дверь и сядь!

Томас прикрыл дверь, вернулся в кабинет и сел на стул напротив письменного стола.

— Ну вот, теперь ты вывел его из себя, — посетовал Лотар, качая головой.


Томас жаждал вернуться в Исландию и забыть этот ужас. Он завидовал Ханнесу, который избежал подобного кошмара. Это первое, о чем он подумал, когда они в конце концов отпустили его. Они запретили ему уезжать из страны. Томас должен был принести им свой паспорт в тот же день. Потом он вспомнил об Илоне. Он знал, что никогда не сможет предать ее, особенно после того, как страх стал немного отступать. Он никогда не сможет бросить Илону. Они угрожали ему, играя на его чувствах к ней. Если он не выполнит их указаний, с ней может что-нибудь произойти. Прямо ничего сказано не было, но намек был ясен. Если он расскажет ей об их беседе, с ней случится беда. Они не сказали, что именно, но угроза повисла в воздухе, так что он представил себе самое страшное.

Они будто пропустили его через решето, они в точности знали, чего хотят добиться и что он должен выполнить. Решение явно было принято загодя. Ему казалось, что они намерены сделать из него своего осведомителя. Он должен предоставлять им информацию об антиобщественном поведении, доносить на своих товарищей. Из разговора Томас понял, что за ним будут следить. Больше всего их интересовала деятельность Илоны и ее соратников в Лейпциге и вообще в Германии. Они хотели знать, что происходит на собраниях, кто руководители. Какие выдвигаются идеи? Существует ли связь с Венгрией или другими странами Восточной Европы? Насколько многочисленна оппозиция? Что думают об Ульбрихте и коммунистической партии? Они говорили о многих вещах, но он уже давно перестал их слушать. В ушах шумело.

— А что, если я откажусь? — спросил он по-исландски.

— Говори по-немецки! — раздраженно приказал человек с усами.

— Ты не откажешься, — ответил Лотар.

Начальник объяснил ему, что будет, если он откажется. Его не вышлют из страны. Он не отделается так легко, как Ханнес. В их глазах он полное ничтожество, не больше чем дерьмо на улице. Если он не будет следовать их указаниям, то потеряет Илону.

— Но если я буду доносить вам обо всем, я ведь все равно ее потеряю, — проговорил он.

— Решение пока не принято, — заявил человек с густыми усами, закуривая еще одну сигарету.

Решение пока не принято.

Эта фраза отдавалась у него в мозгу и преследовала его всю дорогу от здания полиции до дома.

Решение пока не принято.

Он уставился на Лотара. Они задумали что-то в отношении Илоны. Уже. Осталось только завизировать. Если он не станет делать то, что они ему велели…

— Кто же ты на самом деле? — обратился он к Лотару, нерешительно поднимаясь со стула.

— Сядь! — проорал усатый, вскакивая, в свою очередь.

Лотар смотрел на Томаса со слабой усмешкой на губах.

— Как может человек поступать подобным образом?

Лотар не отвечал.

— А если я все расскажу Илоне?

— Ты ничего ей не расскажешь, — пригрозил Лотар. — Объясни-ка лучше, как ей удалось обработать тебя? Согласно нашим сведениям, не было никого убежденнее тебя. Что же случилось? Как ей удалось обратить тебя в свою веру?

Томас подошел к Лотару и собрал всю свою волю в кулак, чтобы высказать ему то, что наболело. Усатый вышел из-за стола и встал у него за спиной.

— Это не она отвратила меня, — проговорил Томас по-исландски. — Это ты. Все, что ты собой представляешь, отвратило меня — презрение к людям, ненависть, жажда власти. Все это, собранное в тебе, заставило меня многое пересмотреть.

— Слишком просто, — возразил Лотар. — Либо ты социалист, либо нет.

— Нет, — поправил Томас. — Ты ничего не понял, Лотар. Либо ты человек, либо нет.

Он шел домой быстрым шагом, думая об Илоне. Ему нужно рассказать ей о том, что произошло, несмотря на их требования и принятые решения. Она уже должна быть дома. Может быть, им удастся вместе уехать в Исландию. Он вдруг ощутил, насколько далека его родина. Или Илона сможет вернуться в Венгрию. А может быть, даже в Западную Германию. В Западный Берлин. Слежка не была такой жесткой. Он может рассказать им все, что они хотят услышать, чтобы только спасти Илону, чтобы она смогла за это время выбраться из страны. Ей нужно уезжать.

Но что это за история с Ханнесом? Что такое болтал Лотар про Ханнеса и Илону? Что они когда-то были вместе? Илона никогда ему не говорила. Только что они были друзьями и что познакомились на собраниях. Вполне возможно, Лотар хотел сбить его с толку. Или Илона действительно использовала его, чтобы эмигрировать на Запад?

Томас перешел на бег. Люди мелькали перед ним, но он их не замечал. Как в бреду, он миновал улицы одну за другой, его мысли были заняты Илоной; он думал о себе самом, о Лотаре, о спецслужбах, о стальной двери с глазком и усатом начальнике. Ему не будет никакой пощады. Он знал это. Не важно, исландец он или кто-то еще. Для таких людей это не играло никакой роли. Исландцы разве не могут исчезнуть, как и все прочие? Они хотят, чтобы он шпионил для них. Чтобы доносил им, о чем говорят на собраниях, на которые ходит Илона. Передавал им то, что услышит в университетских кулуарах, в исландской компании из студенческого общежития или от других студентов-иностранцев. Они уверены, что держат его железной хваткой. Если он откажется, то не выпутается так же легко, как Ханнес.

Они держат под прицелом Илону.

Он чуть не плакал и, когда наконец добрался до дома, схватил Илону в свои объятия, не произнося ни слова. Она волновалась за него, сказала, что прождала его целую вечность у церкви святого Фомы, а когда он так и не появился, поспешила домой. Он выложил ей все, что произошло, несмотря на то что они запретили ему это делать. Илона слушала молча, а потом стала расспрашивать о деталях. Он отвечал, насколько мог, подробно. Первое, о чем она спросила, — это о своих товарищах, которые были родом из Лейпцига, насколько легко их можно опознать по фотографиям. Томас ответил, что, как он полагает, полиция прекрасно осведомлена о каждом из них.

— Боже милостивый! — простонала Илона. — Мы должны их предупредить. Как они узнали? Они наверняка выследили нас. Кто-то выдал, кто-то, кому было известно о собраниях. Кто? Кто же донес? Мы были так осторожны. Никто не знал об этих собраниях.

— Не знаю, — ответил Томас.

— Я должна предупредить их, — сказала Илона, меряя шагами их маленькую комнатушку. Потом она подошла к окну, выходящему на улицу, и выглянула в него. — Они следят за нами? Сейчас?

— Я не знаю, — промямлил Томас.

— Боже мой! — опять простонала Илона.

— Они сказали, что вы с Ханнесом были вместе, — выпалил он. — Лотар сказал.

— Ложь! — воскликнула она. — Все, что они говорят, — ложь. Ты должен знать это. Они играют с тобой, играют с нами. Нужно придумать, что делать. Я должна предупредить людей.

— Они сказали, что ты стремишься эмигрировать за наш счет, с помощью исландцев.

— Конечно, они будут это говорить, Томас. Что еще они могут сказать? Прекрати говорить ерунду.

— Я не должен был тебе ничего рассказывать, так что нужно быть осторожными, — добавил он, понимая, что она права. — Все, что они говорили, — ложь. Все! Ты в большой опасности. Мне дали это понять. Нельзя совершить ошибку.

Они посмотрели друг на друга в полном отчаянии.

— Во что мы влипли? — простонал он.

— Не знаю, — вздохнула Илона, обняв его и постаравшись успокоить. — Они не хотят второй Венгрии. Вот во что мы влипли.


Через три дня Илона исчезла.

Когда за ней пришли, дома вместе с ней был Карл. Он прибежал в университет и рассказал ошеломляющую новость. Карл зашел за книгой, которую Илона обещала одолжить ему. Вдруг в дверь постучала полиция. Его прижали к стене. Комнату перевернули вверх дном. Илону увели.

Карл еще не закончил свой рассказ, как Томас сорвался с места. Они были так осторожны! Илона предупредила своих товарищей, и им удалось исчезнуть из Лейпцига. Она сама собиралась уехать домой в Венгрию к родителям, а он хотел вернуться в Исландию, чтобы потом встретиться с ней в Будапеште. Учеба больше не имела значения. Самым важным осталась только Илона.

Его легкие были готовы разорваться, когда он добежал до дома. Дверь осталась открытой, он влетел в квартиру, а потом в комнату. Все было в диком беспорядке: книги, газеты, постельное белье валялось на полу. Стол был перевернут, кровать сдвинута в сторону. Ничего не осталось на прежнем месте. Многое было поломано. Он подошел к пишущей машинке, брошенной на пол.

Потом пустился бегом прямиком в штаб-квартиру службы госбезопасности. Но, дойдя, осознал, что не знает имени человека с густыми усами. В приемной не поняли, что он хочет. Он просил разрешения пройти в коридор, чтобы самому отыскать нужный кабинет, но дежурный помотал головой. Томас бросился к двери, ведущей в коридор, но она была заперта. Тогда он начал выкрикивать имя Лотара. Дежурный вышел из-за стола и вызвал охрану. Появились три человека и оттащили его от двери. В этот момент дверь распахнулась, и начальник с усами вышел в приемную.

— Что вы с ней сделали? — заорал Томас на усатого. — Дайте мне увидеться с ней! — Он завопил в коридор: — Илона! Илона!

Усатый дал знак охране и захлопнул за собой дверь. Томаса вывели на улицу. Он стучался во входную дверь, тщетно зовя Илону. Он потерял разум. Они арестовали Илону, и он был уверен, что ее держат в этом здании. Он должен добиться встречи с ней, должен ей помочь, настоять на ее освобождении. Он был готов на все ради этого. Его отчаянию не было предела.

Он вспомнил, что утром в университете видел Лотара. Томас сорвался с места. Заметил трамвай, который шел к университету, и запрыгнул в него. Выскочил из трамвая прямо на ходу и увидел Лотара, который сидел в одиночестве за столиком в кафетерии. В помещении было немноголюдно. Томас уселся напротив Лотара, запыхавшийся, красный от бега, взволнованный и взъерошенный.

— Как дела? — поинтересовался Лотар.

— Я сделаю для тебя… для вас все, что хотите, только отпустите ее, — проговорил он без всякого предисловия.

Лотар смерил его долгим взглядом, взирая на его страдания с почти философским спокойствием.

— Кого это «ее»? — спросил он.

— Илону! Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Я все сделаю, если вы отпустите ее.

— Не могу взять в толк, о чем ты говоришь? — ответил Лотар.

— Вы арестовали Илону сегодня около полудня.

— Мы? — удивился Лотар. — Кто это «мы»?

— Спецслужбы, — объяснил Томас. — Илону арестовали сегодня утром. Карл был с ней, когда они пришли. Ты поговоришь с ними? Скажи им, что я сделаю все, что требуется ради ее освобождения.

— Думаю, ты больше не играешь никакой роли, — ответил Лотар.

— Помоги мне! — восклицал Томас. — Поговори с ними!

— Если ее арестовали, я бессилен. Слишком поздно. К сожалению.

— Что я могу сделать? — спросил он, готовый разрыдаться. — Скажи, что мне делать?

Лотар смотрел на него довольно долго, а потом проговорил:

— Иди домой на свою Пёчештрассе. Иди домой и надейся на лучшее.

— Что ты за человек? — бросил ему Томас, почувствовав, как его охватывает гнев. — Ты что же — дьявол в человечьем облике? Что заставило тебя превратиться в такое… чудовище? Что? Откуда такая жажда власти и презрение к человеческому достоинству? Такая злобность?!

Лотар оглянулся на редких посетителей кафетерия, потом усмехнулся:

— Люди, которые играют с огнем, могут обжечься, но когда это происходит, они всегда недоумевают. Такие бесхитростные, удивляются, как же это они обожглись.

Лотар встал и нагнулся над ним.

— Иди домой, — повторил он, — и надейся на лучшее. Я поговорю, но ничего не обещаю.

И Лотар пошел прочь размеренным шагом уверенного человека, будто ничего не произошло. Томас остался сидеть в кафетерии, закрыв лицо руками. Он думал об Илоне, пытаясь убедить себя в том, что они взяли ее только для допроса и потом отпустят. Возможно, они хотят попугать ее, как сделали это с ним несколькими днями раньше. Ужас, которым объят народ, на руку властям, это их питательная почва. А может быть, Илона уже вернулась? Он встал и пошел прочь из кафетерия.

Выходя из университета, Томас удивился тому, что ничего не изменилось. Он посмотрел по сторонам — люди вели себя так же, как и раньше, торопливо шагали по улицам, либо стояли и разговаривали. Его мир был полностью разрушен, а вместе с тем все осталось без изменений. Как будто не было никаких проблем. Ему захотелось поскорее очутиться дома и ждать там Илону. Может быть, она уже вернулась. Или же придет позже. Она должна прийти. Зачем им держать ее? Лишь потому, что она встречалась с другими людьми и вела с ними дискуссии?

Он был совершенно разбит, когда возвращался домой. Не знал, на каком он свете. Прошло так мало времени с тех пор, как, плотно прижавшись к нему, Илона призналась, прошептав ему на ухо, что получила подтверждение своим подозрениям. Это произошло, наверное, в конце лета.

Он лежал как парализованный и смотрел в потолок, не зная, как ему воспринимать новость. Потом сгреб ее в свои объятия и прошептал, что мечтает прожить с ней всю жизнь.

— С нами обоими, — пролепетала она.

— Да, с вами обоими, — согласился он, опустив голову ей на живот.


Он пришел в себя от того, что у него онемела рука. Часто, когда его захватывали воспоминания о событиях в ГДР, он сжимал кулаки до боли в суставах. Теперь он расслабился и сел в кресло, как всегда, задавая себе один и тот же вопрос: мог ли он воспрепятствовать тому, что произошло? Мог ли он поступить по-другому? Так, чтобы изменить ход событий. Но никак не мог прийти к каким-либо выводам.

Потом он медленно поднялся из кресла и пошел в подвал, там открыл дверь, включил лампочку на лестнице и стал осторожно спускаться по скользким, полустертым каменным ступеням. Он вошел в просторное подвальное помещение и включил свет. В подвале хранился различный хлам, накопленный, как это бывает, за долгие годы. Он почти ничего не выкидывал. Однако никакого беспорядка тут не было. Он убирал каждую вещь на свое место и бережно хранил все, чем пользовался.

Около одной из стен стоял станок. Иногда он вырезал фигурки. Обрабатывал кусочек дерева, а потом раскрашивал. Это было одним из его увлечений — берешь деревянный брусок и вырезаешь из него что-нибудь живое и красивое. Он мастерил фигурки животных. Некоторые из них, которыми он остался доволен, украшали его квартиру. Чем меньше размер, тем занятнее их делать. Ему удалось вырезать исландского шпица с закрученным хвостом и заостренными ушами, размером не больше наперстка.

Он дотянулся до станка и открыл забытую на нем коробку. Нащупав приклад ружья, он вынул оружие из футляра. Прикосновение к стали наполнило всегдашним ощущением холода. Иногда воспоминания заставляли Томаса спускаться в подвал, чтобы проверить оружие или просто убедиться, что оно на месте.

Он совершенно не жалел о том, что совершил столько лет назад. Уже после того, как вернулся из ГДР.

Много лет спустя после исчезновения Илоны.

Он никогда не пожалеет об этом.

Загрузка...