Глава 14 Первая репетиция. Фламенко

— Тут нужно сделать небольшое вступление, Олег Иннокентьевич. — пояснил Саша подойдя к краю сцены. Режиссёр уже снова занял кресло в первом ряду. — Минуты на полторы. Иначе зрители могут идею неправильно понять.

— Попробуй… — кивнул тот.

— Сначала — о чём это всё. Понимаете, мы хотим сделать что-то вроде небольшого театрального номера. Представьте себе: небогатый молодой человек, зарабатывающий на жизнь в качестве помощника тореро, возвращается домой, где его дожидается молоденькая жена. Он смертельно устал. Бой был трудным, и он даже был ранен. Весь пропылённый он проходит в комнату, бросает на стол шпагу, снимает треуголку и тоже бросает её на стол. Свой камзол он передаёт жене. Его нужно зашить. Правый рукав прорван острым рогом быка. Одетый в белую рубашку со следами крови на плече, в узких брючках и сапогах со шпорами, он подходит к креслу и без сил валится в него. Жена подскакивает к нему с миской горячей воды и принимается тряпочкой смывать с его виска следы крови. Он отталкивает её руку, потому что ему больно, но она не отстаёт. Потом, когда рана уже обработана, она некоторое время подбоченясь смотрит на него, качая головой и тут раздаются первые аккорды фламенко. Сначала еле слышные, они делаются всё громче и громче. Девушка начинает покачивать бёдрами. На губах её появляется лёгкая улыбка. Музыка становится громче, крепнет и, наконец, она начинает танцевать. Она хочет своим танцем влить в мужа новые силы. Фламенко, в сущности, очень эротичный танец. Наконец, на губах молодого человека тоже появляется улыбка. Не поднимаясь с кресла он протягивает к юной жене руки. Он хочет усадить её к себе на колени, но она только мотает головой и смеётся, видя, какое действие производит на него движения её тела. Так продолжается до тех пор, пока он не выдерживает. Он выскакивает из кресла, ловит её в свои объятья и музыка тут же меняется. Жгучее, как кайенский перец, фламенко сменяется не менее эротичным танго! Заканчивается всё тем, что под затихающие звуки танго, муж подхватывает жену на руки и уносит за кулисы. Предполагается, что в спальню!

Режиссёр усмехнулся:

— Понятно… Это всё?

— Нет, не всё. Мне кажется, что сцену у них дома нужно предварить кое-какими пояснениями. Внести, так сказать, небольшую интригу. Я немного владею гипнозом и покажу вам сейчас портовую пивную… ну, скажем, Марселя. Готовы?

— А другие увидят? — раздался мужской голос из полутьмы зрительного зала. — Я тоже хочу посмотреть.

— Садись в первый ряд, тогда тоже увидишь! — пожал плечами Саша.

В зале начались быстрые перемещения. Раздавались смешки и тихие разговоры. Через минуту все присутствующие на репетиции студенты заняли места в первом ряду и утихли. Саша кивнул:

— Сейчас начну. У меня будет только одна просьба — не задавайте мне вопросов и до премьеры не рассказывайте об этом никому из посторонних. Давайте сделаем сюрприз. Если кто-то не согласен, прошу поднять руку. Тот не увидит ровным счётом ничего необычного… Все согласны?… Тогда приступим…

Он замолчал на несколько секунд. Голова его была опущена, брови хмурились…

— Довелось мне как-то раз поработать мойщиком посуды в портовой пивной славного города Марселя. Иногда, когда народу было много, приходилось и в зале помогать. Так вот, встретился мне там однажды один любопытный субъект…

Он медленно поднял голову и всем в зале стали видны его глаза. Магнетический взгляд… — успел подумать Олег Иннокентьевич, прежде чем мальчишка пропал, а на его месте распахнулось во всю ширину зала окно в другой мир.

Он как будто оказался в той пивнушке, про которую говорил Саша. В уши ударил гомон множества голосов, лязг вилок и ножей по тарелкам. Яркий свет освещённой четырьмя софитами сцены сменился тусклым светом пяти или шести засиженных мухами плафонов, свисающих с плохо выбеленного, какого-то желтоватого потолка. Лампы под плафонами, может, и были когда-то яркими, но грязь и, главным образом, пластами плавающий под потолком табачный дым приглушали даваемый ими свет. Одновременно в нос ударил запах крепкого табака, близкой кухни, пива и чего-то ещё — отвратительного и мерзкого.

Весь передний план занимал стол и сидящий за ним крепкий, коренастый мужчина возрастом под пятьдесят. Борода «шкиперка», широкое, обветренное лицо, нос картошкой, маленькие, широко посаженные глаза. Одет мужчина был в просторную светло-серую парусиновую рубаху. Покрой воротника и повязанный вокруг шеи грязноватый и мятый шейный платок наводили на мысль о его принадлежности к флоту. Мужчина был сильно пьян. Такой вывод можно было сделать, понаблюдав немного за его одеревеневшим лицом и остановившимся взглядом.

Вдруг мужчина выбросил в сторону сильную руку с толстыми, короткими пальцами и ухватил сзади за рубашку пробегавшего мимо его стула мальчишку. Он сам при этом чуть не упал. Пришлось даже опереться ладонью об пол, чтобы окончательно не свалиться со стула. Впрочем, мальчишка тут же остановился и быстро развернулся к нему. Это был Кузнецов! В том не было ни малейшего сомнения. Несмотря на короткую причёску и нелепую одежду. Впрочем, спереди никакой одежды видно не было. Длинный, белый фартук с большим оттопыренным карманом на уровне бёдер, закрывал его спереди от ключиц и почти до грязных, растоптанных сандалий на босу ногу. В обеих руках мальчишка нёс по две кружки светлого пива. Он тут же освободил руки, поставив кружки на стол, подхватил мужчину под мышку и помог ему усесться на стуле прямо.

— Чего-то желаете, сэр? — вежливо спросил он.

— Постой, юнга!.. — прохрипел мужчина. — Постой… Я спросить хотел…

Язык у мужчины заплетался. Слова выходили наружу медленно и с большим трудом.

— Да, сэр?

— Знаешь, что на свете самое красивое?… — мужчина икнул.

— Только не эта пивная, сэр! Готов на Библии поклясться!

— Пивная?… Какая пивная?… — сделал попытку понять его слова мужчина. С трудом ворочая шеей, он повернул голову влево, посмотрел бессмысленным взором в зрительный зал, снова поднял глаза на мальчишку, дотянулся своей лапищей до его худенького плеча, сделал попытку подняться на ноги, опираясь на него, но не преуспел. Грузно осев на стуле, он помотал тяжёлой головой. — Нет, юнга! Не пивная! Нет ничего прекраснее гарцующей лошади, танцующей женщины и чайного клипера под всеми парусами! Понял? — вдруг в полный голос рявкнул он. — Повтори!

— Ничего нет прекраснее танцующей женщины, скачущей лошади и какого-то клипера под парусами, сэр! — серьёзно ответил мальчишка. Внезапный всплеск ярости, похоже, ничуть его не напугал.

Мужчина скривился, как от кислого, неверным движением широкой, мозолистой ладони вытер всю нижнюю часть лица, включая нос, рот и подбородок, и опёрся локтями в крышку стола:

— Аа-а-а… Ничего ты не понимаешь, стервец! Оставь кружку и проваливай!

Картина начала быстро меркнуть и через секунды вновь появилась ярко освещённая сцена и стоящий на самом её краю студент Кузнецов. Сидящие в первом ряду зашевелились. Послышались тихие возгласы. Впрочем, они тут же прекратились, потому что Саша продолжил:

— Неглупый дядька этот британский матрос. Но давайте проверим — так ли это на самом деле? Действительно ли нет на свете ничего прекраснее танцующей женщины? Проверим пока что это…

Он быстро удалился в сторону прохода за кулисы. Навстречу ему на сцену выбежала Иванка. В руках она несла стул…

* * *

Когда Саша подхватил на руки Иванку и унёс её за кулисы, все стоя аплодировали и хохотали. Из-за кулис тоже доносились взрывы смеха. Похоже, там смеялась не только Иванка, но и Катя. Сашу слышно не было. Динамики снова тихонько щёлкнули и доносившееся из них шипение смолкло.

Саша появился через пару минут. К тому времени на сцене собрались уже все артисты. Они оживлённо обсуждали увиденное. Его тут же обступили плотным кольцом. Саша был хмур. Он некоторое время выслушивал вопросы, которыми его засыпали юноши и девушки, а потом поднял руку, призывая всех к тишине. Когда тишина наступила, он спокойно сказал.

— Отвечу на один вопрос, но на этом всё! Вы обещали! Помните?

Выждав пару секунд, он кивнул:

— Нет, в той пивной был не я. Всё это свободная выдумка. Ни той пивной, ни того моряка в природе никогда не существовало. Они появились и пару минут жили в вашем сознании. Обычный случай массового гипноза. Прошу других вопросов не задавать. Отвечать не стану.

Он нашёл взглядом Олега Иннокентьевича.

— Как вы думаете, стоит показывать этот номер широкой публике? Что-то меня сомнения берут. Не такой реакции я ожидал…

Тот улыбаясь кивнул:

— Меня тоже мучают сомнения. Хотя, конечно, на нём аншлаги можно делать! Давай-ка пару дней подумаем, а потом снова об этом поговорим? Непростой вопрос. Десять минут я под него зарезервирую, но пока в программу вставлять не буду. Идёт?

Саша кивнул:

— Звучит разумно. Давайте так и сделаем.

* * *

— Саш, почему ты такой доверчивый? — спросила Катя. Они втроём вышли из института и неторопливо шагали в сторону её общежития. Саша передал свою папку Иванке, а сам нёс большую сумку, куда она упаковала их костюмы. Погода была хорошей, поэтому спешить не хотелось. Лёгкий морозец, полное безветрие, с тёмного неба падают редкие снежинки.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Иванка. Она шла справа от Саши, а Катя слева.

— Неужели он верит в то, что все эти ребята будут молчать? Да сегодня же все общежития гудеть будут! Вот увидите!

— Не будут… — вздохнул Саша и вытащил из кармана куртки краснобокое яблоко. Его он протянул Кате. — Ешь! Оно чистое…

— Угу, спасибо… Почему ты так уверен?

— Они уже забыли, что видели ту пивную. Напрасно я им её показал. Я уже сам понял. Если честно, хотел просто похвастаться. Перед тобой и Иванкой. Хвастун несчастный!

— Подожди! — Катя с хрустом откусила большой кусок от яблока и невнятно промычала. — Почему забыли? Здрасьте! Я думаю, такие вещи не забываются! У меня у самой волосы на голове зашевелились, когда я окунулась в эту атмосферу! Бр-р-р! Неужели кто-то действительно ходит в такие притоны?

— Ещё как ходят! — рассмеялся Саша. — Это ещё что! Ты бы заглянула в матросский бордель ночью! Эта пивная показалась бы тебе верхом пристойности! Даже описывать не буду, что ты там могла бы увидеть! Пожалею твой желудок!

— Можно подумать, ты там бывал! — фыркнула она.

— Бывать не бывал, но читать доводилось… — туманно ответил он. — Ты, кстати, сама помалкивай о том, что увидела. Остальные уже забыли. Не напоминай им.

— Да почему ты так уверен?! — возмутилась Катя. — Я же говорю…

— Тихо! Что ты орёшь? Знаю я, что ты мне можешь возразить! И тем не менее я прав. Никто из присутствовавших в зале не помнит этот эпизод! Мои вступительные слова помнят, как Иванка соло танцевала тоже помнят, помнят и танго, а про тот эпизод забыли!

— Верь ему, Катя! — вмешалась Иванка, выглядывая из-за Сашиного плеча. — Саша знает, что говорит!

— А чего вы, кстати, так хохотали там, за кулисами? — заинтересовался он.

— Как чего? — рассмеялась Катя. — Ты бы на себя в зеркало посмотрел!

— А что со мной было не так? — забеспокоился он.

Здесь уже не выдержала и прыснула Иванка:

— Ты же по-настоящему возбудился, Саша! — пояснила она. — Хорошо заметно было!

— Правда, что ли? — обескуражено спросил он. Даже остановился, так поразило его это сообщение. Девушки тоже остановились и развернулись к нему. Они обе смеялись. Саша покраснел. Это было заметно даже в мертвенно-белом свете ртутных уличных фонарей, установленных вдоль дороги. Видно было, что он огорчился. Нахмурился и двинулся вперёд. Видимо, чтобы сменить неловкую тему, спросил Катю:

— А ты чего разревелась? По-моему, всё очень хорошо получилось…

— Не знаю… Музыка меня захватила… Я её много раз слышала, но только сегодня поняла, как она прекрасна… И сам танец. Я как будто на огромных качелях летала или в воздухе парила… Приятно так, что словами невозможно описать!.. Как-то всё совпало. Теперь верю, что люди в зале могли плакать, когда видели ваше выступление на конкурсе. Ты гениальный танцор, Сашка!

— Ну уж, гениальный… — смутился Саша. Он огляделся по сторонам. Они остановились у крыльца общежития, в котором жила Катя. — Всё, пришли! Спокойной ночи, Катюша!

— Может, зайдёте? — грустно вздохнула она. — Я вас чаем напою… Не хочется так скоро расставаться…

Саша неуверенно посмотрел на Иванку, прежде чем ответить:

— Нам домой пора. Тётя Марина волнуется. Уже десятый час. Мне хотелось бы пораньше лечь. Неделя сложной выдалась…

— Тогда пока… — вздохнула Катя. — Я завтра тоже отсыпаться буду.

* * *

— Саш, давай через реку на автобусе поедем, а там пешком до дома прогуляемся. Погода такая чудесная. Не хочется домой…

— Пошли… Погода и впрямь классная.

Через пару минут Саша спросил:

— Слушай, а зачем ты меня так заводила? Ты же всерьёз танцевала. В полную силу! В тебе, кстати, очень большая сила кроется. Я имею в виду женскую силу. Давно уже заметил, а сегодня ты впервые полностью раскрылась…

— Не говори Марине Михаловне, а?

— Не буду, конечно. Хотя что здесь такого?

— Много такого! Я хорошо помню своё место среди вас! Помню, но это сильнее меня. Сегодня вот прорвалось. Не смогла удержаться. Думала, что смогу шуткой ограничиться, но потом это захватило и стало сильнее меня.

— Что «это»?

— А ты не понимаешь?

Саша неуверенно кивнул:

— Кажется, догадываюсь… Влюбилась?

Иванка молча кивнула и тяжело вздохнула.

— Не огорчайся. — попробовал утешить он её. — Выход всегда найдётся. Любовь всегда выход найдёт.

— А я тебе нравлюсь? — она искоса взглянула на него.

— Конечно. — убеждённо кивнул он. — Если бы не Натка, я бы давно к тебе подкатился. Не могу при ней. У нас с нею большая любовь была.

— Угу, она рассказывала. Ты и сейчас её любишь?

— Нет… Кажется, уже прошло… Она многое сделала, чтобы оттолкнуть меня… Раньше нервничал из-за этого, не понимал, а там на Уссури как-то успокоился и смирился. Понимать по-прежнему не понимаю, но мне это стало безразлично.

— Не хочешь сделать ей больно?

— Угу… Именно поэтому… Меня устраивает жить рядом с ней в качестве брата. Её, кажется, тоже. Так что всё в порядке!

Они замолчали, потому что подошли к автобусной остановке, возле которой топталась на морозе пара человек. Уже потом в почти пустом автобусе, разговор снова возобновился. Садиться они не захотели. Стояли рядом, облокотившись на поручень, касались друг друга локтями, смотрели в темноту за окном и негромко разговаривали…

Загрузка...