Перевал (перевод Л. Скородумовой)

— Ангараг-то ведь совсем слег, чуть не при смерти. Еще несколько дней, и уж точно, не встанет. Суровый он человек. Наконец хоть спину разогнем… Ха, ха, ха!

В придорожной чайной много народу. Алима совсем забегалась. Тонкая ткань дэли прилипла к телу. Услышав, что болтает ухмыляющийся Лхам, она едва не уронила поднос. Горло сжалось, дыхание перехватило. Не о пустяках ведь, а о жизни и смерти идет разговор. Чему же так радуется Лхам?

Есть такая звезда — Ангараг. Почему ей так нравится человек со звездным именем? Алима и сама не знает. Неужели нельзя друг к другу просто по-хорошему относиться? Ангараг, зайдя в чайную, всякий раз нарочно громко объявлял:

— Пришел пить чай у моей Алимы…

Алима смущалась, но тут же бежала на кухню, быстро варила чай с молоком и приносила ему.

— Посиди немного со мной. Не люблю один чай пить, не привык…

Алима садится рядом, подперев кулачком подбородок. Замечает — на висках седины все больше. Ангараг пьет чай, просматривая записи в книге жалоб и предложений; то и дело подмигивает Алиме:

— Ну, спасибо. На весь день силы набрался. Чай человеку придает бодрости. До свиданья, скоро опять зайду.

Ангараг крепко пожимал маленькую руку девушки и уходил. Он спешил на поля, ездил из бригады в бригаду, торопил людей — урожай ведь не станет ждать. Каждый день Алима слышала что-нибудь о нем. Потому что не было ни одного дела, в котором бы Ангараг не принимал участия.

— Хороший у нас председатель. И в людях разбирается, и работу знает. Настоящий партиец, — хвалят его люди.

Но Лхам не может слышать это спокойно. Он подолгу засиживается в столовой, пьет чай пиалу за пиалой. Конечно, он заметил, как Ангараг относится к Алиме, и теперь то и дело зло подшучивает над ней.

Скажет что-нибудь двусмысленное и забавляется ее смущением.

Однажды на собрании Ангараг сказал, что Лхам пользуется служебной машиной в личных целях. Это было справедливо, но Лхам затаил обиду, а теперь злорадствует, узнав о его болезни.

Неужели Ангараг умрет? Она должна увидеть его. Завтра может быть поздно. Выбежав на кухню, Алима сказала шеф-повару:

— Я еду в больницу, завтра вернусь.

И, не дожидаясь ответа, выскочила за дверь.

Смеркалось. Черные очертания гор стали резче, разноцветные блики на западе постепенно угасали. Все вокруг забывалось мирным сном, укутанное покровом темноты. Алима подбежала к Л хаму, который как раз заводил машину.

— Вы едете в центр? Возьмите меня.

— Что, навестить хочешь?

— Да…

— Брось, милая. Впутаешься в это дело, скажут, семью хочешь разрушить, — проговорил шофер, и машина резко рванулась с места.

«Ах, так! Я и сама дойду!» — решила Алима.

Она побежала вдоль дороги. Темнота обступила ее со всех сторон. Даже луны не видно. Страшно идти одной через перевал. Ей все вспоминались слова Лхама: «…Уж точно, не встанет. Наконец хоть спину разогнем…»

Разве можно так говорить о человеке, который болен? Даже если поссорились… И вообще, разве можно так ненавидеть? Чем больше она думала об этом, тем больше жалела Ангарага. Жалела и любила, а ведь на вид он был самый обыкновенный мужчина лет сорока… Но этот обыкновенный человек умел найти для каждого доброе слово, успокоить, утешить, мог отдать последние деньги. Увидит старушку с вязанкой хвороста, поможет, не побоится пальто испачкать, а назавтра обязательно пришлет машину дров. Много ли таких начальников?

— Уже месяц, как подала заявление Ангарагу, чтобы послал на учебу, и ничего. А вот если бы Алима подала, тут же бы ее направил, — как-то бросила жена Лхама, Сахья.

Какие злые люди! Приходит ко мне друг, я варю ему чай с молоком. Что же тут плохого?

Тьма вокруг сгустилась. На небе заблестели звезды, подул холодный ветер. Чем больше было разговоров, тем сильнее Алима привязывалась к Ангарагу. Однажды, преодолев смущение, подошла к нему:

— Ангараг-гуай, возьмите меня к себе в контору.

— А чай мне будешь варить? — шутливо спросил он.

— Буду… Нет, правда, я хочу стать машинисткой… И на вечерние курсы пойду учиться. А то отсюда до центральной усадьбы так далеко…

— Ну что ж. Я подумаю, — ответил Ангараг.

Алима пришла работать в чайную после школы.

— Пойдешь официанткой в столовую, — сказал ей Ангараг, когда распределяли десятиклассников. — Там обедают водители грузовиков. Они возят с полей урожай и очень устают, поэтому в столовой должна работать такая девушка, как ты, — добрая и красивая. Как им будет приятно! Год-другой поработаешь, а там посмотрим. Характер у тебя спокойный, приветливый. Думаю, ты с этой работой хорошо справишься.

То ли похвала смутила Алиму, то ли еще что, только она опустила глаза и тихо, будто признаваясь в любви, сказала: «Хорошо, Ангараг».

С тех пор трижды прилетали и улетали птицы, Алима расцвела как маков цвет, коса ее выросла до колен и стала такая толстая — в кулак не сожмешь. Сначала ей было нелегко. Услышит соленое словцо, запунцовеет, точно переспелая клубника, и бежит на кухню, сгорая от стыда, а пожилая повариха Намжил учит ее уму-разуму. Теперь-то она привыкла и ко всяким словечкам, и к перебранке шоферов, просто пропускала мимо ушей. Ее полюбили в чайной, многих притягивала ее девичья красота. Алиме двадцать первый год, но замуж она не собиралась, как будто ждала кого-то. Уж если отдаст она кому свое сердце, то ради избранника пойдет на все, жизни не пожалеет, если потребуется. А вот что сегодня толкнуло ее пойти ночью через перевал, этого она и сама не могла объяснить.

Такие минуты бывают в жизни у каждого человека. Другая на месте Алимы остерегалась бы досужих разговоров и не пошла в больницу. Но слова Лхама задели ей сердце. «Будь что будет, — решила она. — Пусть говорят… Я должна пойти к нему. Может, он ждет меня. Я должна пойти, хотя бы для того, чтобы сварить ему чашечку чая, посидеть рядом, вытереть пот со лба, укрыть ноги одеялом. Только бы он поправился. Не ради меня, ради других, ради той бабушки Дава-гуай, которой он отнес дрова в юрту, ради того, чтобы проснулась совесть у таких, как Лхам…»

Дорога была пустынна. Темнота быстро сгущалась, деревья по краям дороги зашевелились, как будто хотели напугать ее, откуда-то из глубины леса послышался протяжный звук, похожий на волчий вой.

Алиме стало страшно, она заплакала. И этот хлынувший поток слез смыл все ее страхи. Снова подул ветер. Заскрипели, затрещали деревья, листья на них встали дыбом, точь-в-точь гигантские чудовища, хрипло окликающие друг друга. Звериный вой стал громче. Леденя сердце, закричала сова, как будто заплакал младенец. Никогда раньше не ходила Алима пешком через перевал. Только ездила на машине. Много всякого слышала она про это место. Но сейчас ей не страшно. Ничто не остановит ее. Да не так много и осталось идти.

В прошлом году Сахья передала ей на Новый год открытку и маленький подарок от Ангарага. Есть у Ангарага такой обычай — посылать друзьям поздравления на Новый год, а женщинам еще и к Восьмому марта. Тогда и повариха Намжил получила от него открытку с поздравлением. Сахья была просто зеленая от злости. С перекошенным лицом закурила тонкую, как мышиный хвост, самокрутку. И точно выстрелила — выпустила изо рта кольцо дыма.

— Ишь стал подарками баловать! Уж не собирается ли из-за тебя жену и детей бросить? Вон чего захотел, а ведь старик уже, за сорок… — С такими словами она отдала поздравление.

Думая об Ангараге, Алима всегда вспоминала отца. Отец был лучшим водителем в леспромхозе. Ангараг не знал его — приехал сюда через год после его смерти. Но это он выхлопотал матери пенсию и частенько заглядывал к ним, смотрел, как им живется. Он заботился обо всех семьях, потерявших кормильца, сам проверял, получают ли они пособие от государства.

— Нельзя забывать о вчерашнем дне. Нам дорога память о тех, кто честно трудился. Помните водителя Радну, умершего год назад? Он был лучшим в нашем хозяйстве. А сколько его учеников у нас работают! За одно это большое ему спасибо.

Как тепло на сердце у дочери от таких слов! Разве не могут быть у нее с Ангарагом просто дружеские отношения? Какой мерзкий язык у этого Лхама!

Алима вышла на перевал. Внизу светились огоньки поселка. Алима победила ночь, себя, свои страхи, трудный подъем. Одолела все преграды на пути к другу. Алима остановилась, перевела дыхание и побежала вниз. Позади осталась дорога, по краям которой притаились лохматые деревья, волчий вой, плач совы. Все ближе огни, теплящиеся внизу. Ей безразлично, что скажут люди. Главное — помочь Ангарагу. «Я сварю ему чай с молоком, — думала она, — он выпьет, и ему станет легче. Пусть Лхам злится, пусть злятся такие, как он. Я докажу им, что есть дружба, что не только Ангараг заботится о людях, но и люди заботятся о нем».

Вот она и в центральной усадьбе. До больницы — рукой подать.

Загрузка...