Песочные часы

Сыпняк

Мы не успели запастись дровами до наступления морозов. По утрам в комнате было так холодно, что пар шел изо рта. Шура разжигала керосинку, готовила, а нас с Маринкой укутывала в одеяла поверх одежды и сажала поближе к керосинке. Иногда доставала какие-то доски и топила печку. Гулять не выпускала: боялась сыпного тифа.

Страшное слово «сыпняк» стало часто повторяться: соседская девочка заболела сыпняком. Женщина через двор умерла от сыпняка, двое детей осталось. У Горюновых дети заболели сыпняком.

Маринка заболела. Старенький доктор, который в прошлую зиму лечил меня от свинки, сказал, что у Маринки корь.

— Слава богу, что не сыпняк, — сказала тетя Лена. Она сама еле ходила: у нее был грипп. Она завязывала нос и рот косынкой, чтобы нас не заразить. И все равно я заразилась от нее гриппом, а от Маринки корью. Мне было очень плохо, я задыхалась, меня мучили кошмары. То мне казалось, что я ослепла, то в меня целился из ружья фашист. Я с криком вскакивала, сбрасывала одеяло, и каждый раз мама или Шура успокаивали меня, давали попить, укрывали потеплее.

— У меня сыпняк? — спрашивала я.

— Корь, — отвечала Шура. — Тоже не подарок.

Однажды я услышала глухой стук топора во дворе. Привезли, наконец, дрова.

Анна Васильевна, с красным от мороза лицом, внесла в комнату припорошенную снегом охапку поленьев и с громким стуком опустила на пол у печки. Вскоре в печке заплясал огонь, затрещали дрова, и в комнате стало так тепло, что я вылезла из-под одеяла и села на постели. Голова у меня кружилась от слабости, но мне было весело, захотелось играть, и я поняла, что это я начала выздоравливать.

А когда я, наконец, выздоровела, оказалось, что мне не в чем выйти на улицу — валенки стали малы.

Прошло еще много дней, прежде чем Шуре удалось обменять на рынке мои валенки на другие, побольше, и мне разрешили выйти погулять.