Пир для Воронов

Серсея

День выдался холодным, серым и промозглым. Все утро моросил дождь, и даже после того, как вечером он прекратился, тучи не хотели убираться прочь. Солнце так и не выглянуло. Такая мерзкая погода могла расстроить кого угодно, даже малютку-королеву. Вместо того чтобы выехать на прогулку вместе со своим курятником, охраной и толпой поклонников, она весь день провела в Девичьей Башне, слушая с кузинами Голубого Барда.

У Серсеи этот день шел не лучше, но только до заката. Когда небо из серого стало темным, ей сообщили, что с вечерним приливом в порт пришла «Милая Серсея», и что ее аудиенции ожидает Ауран Вотерс.

Королева немедленно отправила за ним. Едва он появился в ее покоях, она поняла, что новости отличные.

— Ваше Величество, — с широкой улыбкой начал он. — Драконий Камень ваш!

— Великолепно. — Она взяла его руки в свои и расцеловала в щеки. — Я знаю, Томмен тоже будет счастлив. Это значит, что мы можем отпустить флот лорда Редвина и выбить железнорожденных со Щитов. — Новости из Раздолья становились мрачнее с каждой прилетевшей птицей. Железные люди, похоже, не удовлетворились одними скалами. Они большими силами поднялись вверх по Мандеру, и обнаглели настолько, что напали на Арбор и более мелкие окружающие его острова. Редвины держали в собственных водах не больше дюжины боевых кораблей, этот флот был разбит, и все они были либо потоплены, либо захвачены. И теперь приходят доклады о том, что этот безумец, который называет себя Вороньим Глазом, отправил корабли даже вверх по Шепчущей к Староместу.

— Когда «Милая Серсея» поднимала паруса, лорд Пакстер как раз брал на борт провизию для путешествия к дому. — Доложил лорд Вотерс. — Думаю, что к этому времени флот уже должен был выйти в море.

— Будем надеяться, что их путешествие окажется быстрым и погода будет лучше, чем сегодня. — Королева увлекла Вотерса за собой к окну, усадив в кресло подле себя. — Должны ли мы поблагодарить сира Лораса за эту победу?

Улыбка погасла.

— Кое-кто мог бы сказать и так, Ваше Величество.

— Кое-кто? — Она удивленно на него посмотрела. — Но не вы?!

— Никогда в жизни я не видел рыцаря храбрее. — Ответил Вотерс. — Но он обратил то, что могло стать бескровной победой в кровавую бойню. Погибла тысяча людей, или около того, что, в прочем, одно и тоже. И по большей части это были наши люди. И не простые люди, Ваше Величество, а рыцари и младшие лорды, лучшие из лучших и наихрабрейшие.

— А что сам сир Лорас?

— Он может стать тысяче первым. После битвы его отнесли в замок, но он получил ужасные раны. Он потерял столько крови, что мейстерам не удалось даже поставить ему пиявку.

— О, как печально. У Томмена будет разбито сердце. Он так привязался к нашему славному Рыцарю Цветов.

— Простолюдины тоже, — отметил адмирал. — Когда Лорас умрет, во всем королевстве будет не найти ни одной не заплаканной девушки.

Королева знала, что он прав. Когда сир Лорас отплывал, у Грязных Ворот собралась трехтысячная толпа и на три четверти она состояла из женщин. Подобное зрелище только прибавило ей решимости. Ей хотелось накричать на них, сказать им, что они жалкие овцы, что все, на что они смеют надеяться, это улыбка Лораса и цветок. Вместо этого она объявила его храбрейшим рыцарем в Семи Королевствах, и улыбалась, когда Томмен преподнес ему меч, украшенный драгоценностями, предназначенный для будущего боя. Король так же заключил его в объятья, что совсем не входило в планы Серсеи, но теперь это уже не имело значения. Она может себе позволить быть великодушной. Лорас Тирелл при смерти.

— Расскажи, — приказала Серсея. — Я должна знать все подробности с начала и до конца.

Когда он закончил, комната наполнилась мраком. Королева зажгла пару свечей и отправила Доркас на кухню принести хлеба, сыра и немного вареной говядины с хреном. Когда они перекусили, она заставила Аурана пересказать всю историю заново, чтобы получше запомнить детали. — Я не хочу чтобы наша драгоценная Маргери услышала об этом из чужих уст. — Пояснила она. — Я сама ей все расскажу.

— Ваше Величество так добры, — с улыбкой произнес Вотерс. — «Нехорошая усмешка», — отметила про себя королева. Ауран походил на принца Рейегара не так сильно, как она думала раньше. — «Волосы похожи, но такие, если слухи не врут, есть у половины шлюх Лисса. Рейегар был настоящим мужчиной. А этот всего лишь хитрый мальчишка, не более того. Но, полезный, в своем роде».

Маргери была в Девичьей Башне. Она потягивала вино, пытаясь с тремя кузинами разобраться в какой-то новой игре, прибывшей из Волантиса. Несмотря на поздний час, стражники сразу узнали Серсею.

— Ваше Величество, — начала она. — Лучше вам услышать новости от меня. Ауран вернулся с Драконьего Камня. Ваш брат — настоящий герой.

— Я всегда это знала. — Она вовсе не выглядела удивленной этим признанием. — «А с чего ей удивляться? Она этого и ожидала с того самого момента, когда Лорас потребовал передать ему командование». Но к концу рассказа щеки юной королевы были залиты слезами.

— Саперы Редвина рыли туннель под крепостной стеной, но для Рыцаря Цветов это был слишком медленный путь попасть в замок. Без сомнения, он думал о людях вашего лорда-отца, оставшихся на Щитах. Лорд Вотерс рассказал, что он назначил штурм меньше, чем через полдня после того, как принял командование, сразу после того, как кастелян Станниса отказался решить судьбу замка в решающем поединке. Лорас первым прорвался сквозь брешь, когда таран проломил ворота. Говорят, он ринулся прямо к дракону в пасть, весь в белом, раскручивая кистень над головой и сея смерть направо и налево.

К этому моменту Мегга Тирелл уже во всю ревела.

— Как он погиб? — спросила она. — Кто его убил?

— Такой чести не досталось никому. — Ответила Серсея. — Сир Лорас был ранен стрелами в бедро и в плечо, но не вышел из боя и продолжил храбро сражаться, несмотря на обильное кровотечение. Позже ему достался удар булавой, сломавший ему ребра. А после этого… нет, я не стану говорить вам о самом ужасном.

— Скажи! — потребовала Маргери. — Я приказываю!

«Приказываешь?» — Серсея сделала паузу, но потом решила спустить ей это с рук. — Когда куртина[12] пала, защитники заперлись в твердыне. И здесь Лорас тоже возглавил атаку. Он был обварен кипящей смолой.

Леди Алла стала белой как мел и выбежала из комнаты.

— Лорд Вотерс заверил меня, что мейстеры сделали все, что было в их силах, но боюсь ваш брат был обожжен слишком сильно. — Серсея заключила Маргери в свои объятья. — Он спас наше королевство. — Когда она поцеловала юную королеву в щеку, на ее губах остался соленый привкус ее слез. — Джейме занесет все его подвиги в Белую Книгу, а менестрели сложат о нем песни, которые будут напоминать о нем и через тысячу лет.

Маргери так резко вывернулась из ее объятий, что королева едва не упала.

— «Умирает» — еще не значит «умер», — заявила она.

— Но ведь мейстеры говорят…

— Умирает — не значит умер!

— Я только хотела разделить с тобой…

— Я знаю, чего ты хотела. Убирайся!

«Теперь ты понимаешь, что чувствовала я в ту ночь, когда умер мой Джоффри». — Она кивнула с непроницаемой маской холодной любезности на лице.

— Дорогая дочь. Я разделяю твою скорбь. Оставляю тебя с твоим горем наедине.

Леди Мерривезер этой ночью не появилась, а Серсея поняла, что слишком переволновалась и не может уснуть. — «Если б только лорд Тайвин мог видеть меня сегодня, он бы знал, кто является его преемником, и наследником, достойным Утеса», — размышляла она, лежа рядом с Джослин Свифт, тихо сопящей в подушку. В скором времени Маргери зальется горючими слезами, которые она должна была пролить по Джоффри. Мейс Тирелл тоже будет плакать, но она не дала ему ни малейшего повода себя обвинить. В конце концов, что она такого сделала, кроме того, что оказала Лорасу честь своим доверием? Он просил, стоя на коленях, половина придворных были тому свидетелями.

«Когда он умрет, я прикажу где-нибудь возвести статую в его честь, и устрою по нему панихиду, которую еще не видывали в Королевской Гавани». — Черни это понравится. Томмену тоже. — «Может, Мейс, бедняга, меня даже поблагодарит. Что же до его матери, если боги будут ко мне милостивы, то эта новость ее прикончит».

Рассвет был самым прекрасным из виденных Серсеей за многие годы. Таэна появилась почти сразу после этого, и призналась, что ей пришлось провести ночь с Маргери и ее дамами. Они пили вино, плакали и обменивались воспоминаниями о Лорасе.

— Маргери убеждена, что он не умрет, — доложила она, пока королева одевалась ко двору. — Она собирается отправить к нему собственного мейстера. Ее кузины молятся Матери о милосердии.

— Мне тоже нужно помолиться. Завтра мы пойдем в септу Бейлора и поставим сотню свечей за нашего храброго Рыцаря Цветов. — Она обернулась к своей служанке. — Доркас, принеси мою корону. Только, будь добра, новую. — Она была легче старой. Белое золото было изящно переплетено с изумрудами, которые ярко сверкали, когда она поворачивала голову.

— Утром появились еще четверо насчет Беса, — доложил сир Осмунд, впущенный Джослин внутрь.

— Четверо? — Эта новость приятно удивила королеву. В Красный Замок не иссякал поток посетителей, заявляющих, что у них есть сведения о Тирионе, но четверо сразу — это было необычно.

— Да, — подтвердил сир Осмунд. — И один принес вам голову.

— Я приму его первым. Пусть явится в мои покои. — «На этот раз пусть будет без ошибок. Я должна быть отомщена чтобы Джофф упокоился с миром». — Септоны утверждают, что семь — священное божественное число. Раз так, возможно седьмая голова даст ей то успокоение, которого жаждет душа?

Посетитель был из Тироша, низкого роста, коренастый и потный, с маслянистой улыбкой, напомнившей ей Вариса. У него была бородка, разделенная на два зубца, выкрашенная в зеленый и розовый цвета. Он не понравился Серсее с первого взгляда, но все его недостатки можно было не заметить, если он действительно принес ей голову Тириона в том сундуке. Он был сделан из кедра и инкрустирован резной костью в виде ягод и цветов. Петли и защелки на нем были из белого золота. Прекрасная вещица, но королеву интересовало только то, что могло быть внутри. — «По крайней мере, сундук достаточно большой. У Тириона чудовищно огромная голова для такого маленького и низкорослого человека».

— Ваше Величество, — пробормотал тирошец с низким поклоном. — Я вижу, что вы столь же прекрасны, как твердит молва. Даже за Узким морем мы наслышаны о вашей великой красоте и печали, испепеляющей ваше сердце. Никто не сможет вернуть вам вашего сына, но есть надежда, что у меня есть что-то, что уменьшит вашу боль. — Он положил руку на сундук. — Я принес с собой возмездие. Я принес вам голову вашего валонкара.

От древнего валирийского слова на нее повеяло холодом, и в тоже время придало ей надежду.

— Бес не брат мне более, как был прежде. — Объявила она. — И я не произношу его имя. Когда-то, до того, как он его обесчестил, это было знаменитое имя.

— В Тироше мы зовем его Кровавой Рукой, из-за той крови, что стекает с его пальцев. Королевской крови и отцовской. Поговаривают, что он убил и собственную мать, разорвав ее нутро своими ужасными когтями.

«Какой бред!» — подумала Серсея.

— Это правда, — ответила она. — Если голова Беса в этом сундуке, я дам вам титул лорда и богатые земли с замками. — Титулы дешевле грязи, а речные земли битком набиты руинами замков, стоящими среди бесхозных полей и сожженных деревень. — Меня ждут мои придворные. Открывай ящик и дай нам посмотреть.

Тирошец театральным жестом распахнул сундук и отступил, улыбаясь. Изнутри, с мягкого голубого бархата пялилась на нее голова карлика.

Серсея внимательно ее разглядела.

— Это не мой брат. — От слов во рту остался кислый привкус. — «Видимо, было слишком самонадеянно рассчитывать на подобный подарок, особенно после Лораса. Боги никогда не бывают настолько добры».

— У этого человека карие глаза. У Тириона один глаз был черным, а другой зеленым.

— Глаза, ах это… Ваше Величество, собственные глаза вашего брата… они истлели. Я взял на себя смелость заменить их стеклянными… но, как вы заметили, перепутал цвета.

Этим он только сильнее ее разозлил.

— Может у твоей головы и стеклянные глаза, но у меня-то нет. На Драконьем Камне есть горгульи, которые больше похожи на Тириона, чем это создание. Он лысый и вдвое старше моего брата. А что случилось с его зубами?

Человек сжался от ярости, прозвучавшей в ее голосе.

— У него были прекрасные золотые зубы, Ваше Величество, но мы… Я сожалею…

— О, еще нет, но скоро будешь.

«Так бы и придушила. Держала бы, пока его лицо не почернело, а он хватал бы ртом воздух, как было с моим сыночком». — Слова уже готовы были сорваться с губ.

— Обычная ошибка. Один карлик похож на другого, и… Ваше Величество, вы видите, у него нет носа…

— У него нет носа, потому что ты его отрезал.

— Нет! — Капли пота на лбу выдали его ложь.

— Да. — Голос Серсеи сочился ядовитой сладостью. — У тебя довольно сообразительности. Предыдущий дурак пытался уверить меня в том, что какой-то волшебник отрастил его заново. И все же, мне думается, что этим носом карлик обязан тебе. Ланнистеры всегда платят по своим счетам, и тебе тоже придется заплатить. Сир Меррин, отведите этого мошенника к Квиберну.

Сир Меррин Трант взял тирошца за руку и потащил его, протестующего, прочь. Когда они скрылись, Серсея обернулась к Осмунду Кеттлблэку.

— Сир Осмунд, уберите эту штуку прочь с моих глаз, и тащите остальных, которые утверждают, что знают про Беса.

— Хорошо, Ваше Величество.

Как ни печально, но от трех остальных «якобы осведомленных» пользы оказалось не больше, чем от тирошца. Один утверждал, что Бес прячется в борделе Староместа, своим ртом удовлетворяя мужчин. Картина вырисовывалась презабавная, но Серсея в это ни за что не поверила бы. Второй заявил, что видел карлика в представлении лицедеев в Браавосе. Третий настаивал, что Тирион стал отшельником в речных землях, поселившись на каком-то заброшенном холме. Каждому из них у королевы был один ответ:

— Если вы будете так добры, что проводите одного из моих храбрых рыцарей к этому карлику, вас щедро наградят, — пообещала она. — При условии, что это Бес. Если же это не так… что ж, мои рыцари терпеть не могут обманщиков, и тем более дураков, которые заставляют их гоняться за призраками. Лжец может лишиться языка. — И каждый из трех доносчиков тут же внезапно утрачивал уверенность в своей информации и говорил, что он встретил какого-то другого карлика.

Серсея и не подозревала, что на свете так много карликов.

— Не уже ли весь мир заполонен этими маленькими ничтожными уродцами? — пожаловалась она вслух, когда последнего из доносчиков увели прочь. — Сколько ж их всего?

— Меньше, чем было вначале, — заметила леди Мерривезер. — Позволена ли мне честь сопровождать Вас ко двору?

— Если ты в состоянии вынести эту скуку, — ответила Серсея. — Роберт по большей части был глупцом, но в одном он был абсолютно прав. Управлять королевством — утомительное занятие.

— Мне печально видеть Ваше Величество столь измученной заботами. Я предлагаю, бросьте все, сбегите, развейтесь, оставьте Королевскую Гавань со всеми этими скучными прошениями. Мы могли бы переодеться служанками и провести день среди черни, слушая, что они говорят о Драконьем Камне. Я знаю таверну, где играет Голубой Бард, когда он не развлекает своим пением малютку-королеву, и еще один подвал, в котором волшебник превращает свинец в золото, воду в вино, а девочек в мальчиков. Возможно, он испробует одно из подобных заклинаний на нас. Разве не забавно Вашему Величеству побыть одну ночь мужчиной?

«Если б я была мужчиной, то была бы Джейме», — пронеслось в голове у королевы. — «Если б я была мужчиной, я могла бы править от своего имени вместо Томмена».

— Только, если ты останешься женщиной, — ответила она, зная, что именно это желала услышать Таэна. — Это безнравственно с твоей стороны так меня искушать, но какой бы я была королевой, если б оставила свое королевство в дрожащих руках Хариса Свифта?

Таэна надула губки. — Ваше Величество слишком усердны.

— Да, — согласилась Серсея, — и к концу дня я в этом раскаюсь. — Она взяла леди Мерривезер под локоть. — Идем.

Прошение Джалабхара Ксо было первым в списке на этот день, что было привилегией его ранга принца в изгнании. Таким роскошным, в ярком плаще из перьев, он являлся только просить. Серсея позволила ему как всегда попросить людей и оружие чтобы помочь отвоевать долину Красных Цветов, затем сказала:

— У Его Величества сейчас своя война, принц Джалабхар. Сейчас у него нет людей, которыми он мог бы поделиться. Возможно, в следующем году. — Это был обычный ответ Роберта. В следующем году она скажет ему «никогда», но только не сегодня. Драконий Камень пал, и теперь принадлежит ей.

Лорд Каллин из гильдии Алхимиков прибыл лично, просить чтобы его пиромантам позволили высидеть все драконьи яйца, которые могут найти на Драконьем Камне после того, как он благополучно вернулся под управление короны.

— Если яйца и остались, то Станнис продал их, чтобы оплатить свой мятеж, — ответила она ему. Она не стала переубеждать его, что их план был безумием. После гибели последнего дракона Таргариенов все подобные попытки заканчивались смертями, бедствиями или позором.

Следующими была группа купцов, умолявшая ее от лица короны заступиться за них перед Банком Браавоса. Браавосцы потребовали с них оплаты просроченных долгов и отказались выдавать новые займы. — «Нам нужен собственный банк», — решила королева. — «Золотой Банк Ланниспорта». — Возможно, если она этому поспособствует, трон Томмена будет в безопасности. За неимением ничего лучшего, все что ей оставалось, это сказать купцам заплатить причитающееся браавосским ростовщикам.

Делегацию Церкви возглавлял ее давний друг септон Рейнард. По городу его сопровождали шестеро Сынов Воина. Вместе их было семеро — священное и счастливое число. Новый Верховный Септон или Главный Воробей, как прозвал его Лунатик, имел слабость к семеркам. Рыцари носили перевязи, раскрашенные семью священными цветами Церкви. Навершия рукоятей их мечей и шишаки их шлемов были из хрусталя. Они принесли с собой ромбовидные щиты. Такую форму не использовали со времен Завоевания. На них красовался символ, который в Семи Королевствах не видели несколько веков: сверкающий на фоне тьмы радужный меч. Квиберн доложил ей, что уже около сотни рыцарей посвятили свои мечи и жизни служению Сынам Воина. И с каждым днем прибывали все новые. — «Большей частью они одурманены богами. Кто бы подумал, что в королевстве таких полно?»

Многие были межевыми и придворными рыцарями, но только несколько из них были знатного происхождения: младшие сыновья, мелкие лорды, старики, мечтающие искупить грехи. И вместе с ними был Лансель. Она считала, что пошутил, сказав, что ее дурачок-кузен отказался от замка, земель, жены и отправился обратно в столицу, чтобы присоединиться к благородному и могущественному ордену Сынов Воина, но вот он стоял здесь среди других набожных глупцов.

Серсее это совсем не понравилось. Как и бесконечная вызывающая грубость и неблагодарность Главного Воробья.

— Где Верховный Септон? — потребовала она ответа от Рейнарда. — Я звала его.

— Его Верховное Святейшество отправил меня вместо себя. — Извиняющимся тоном начал Септон Рейнард. — И просил передать Вашему Величеству, что Семеро направляют его на дальнейшую борьбу с нечестивостью.

— Каким образом? Станет проповедовать целомудрие на Шелковой Улице? Он что, считает, что проповедью можно превратить шлюх обратно в девственниц?

— Тела наши созданы всевышними Отцом и Матерью, поэтому должны мы воссоединять мужчин и женщин, дабы рождать законных чад. — Ответил Рейнард. — Низко и греховно женщинам продавать свои святые тела за деньги.

Данное набожное увещевание было бы куда более убедительным, если б королеве не было известно, что у септона Рейнарда были особенные подружки в каждом борделе Шелковой улицы. Без сомнения, он решил, что чем скрести полы, лучше поддакивать щебету Главного Воробья.

— Только не начинайте проповедовать мне, — сказала она ему. — Содержатели борделей жалуются, и справедливо.

— Почему добродетель должна прислушиваться к грешникам?

— Потому что эти грешники пополняют государственную казну, — резко ответила королева. — А их гроши позволяют нам оплачивать жалование золотых плащей и строить галеры, чтобы защищать наши берега. Кроме того, это помогает торговле. Если б в Королевской Гавани не было борделей, корабли стали бы причаливать в Сумеречном доле или Чаячьем городе. Его Святейшество обещал мне покой на улицах. А шлюхи помогают поддерживать этот покой. Чернь, лишенная шлюх, начнет разбойничать и насиловать. Поэтому пусть Его Святейшество проповедует там, где ему полагается, а именно — в септах.

Следующим королева ожидала выслушать лорда Джильса, но вместо него появился грандмейстер Пицелль, жалкий, с посеревшим лицом. Он доложил, что Росби слишком слаб, чтобы подняться из постели.

— Как ни печально, боюсь, что лорд Джильс скоро воссоединится со своими благородными предками. Пусть Отец всевышний рассудит его по справедливости.

«Если Росби скончается, Мейс Тирелл со своей малюткой-королевой снова попытаются всучить мне Большого Гарта».

— Лорд Джильс жил со своим кашлем долгие годы, и раньше это не было смертельно. — Пожаловалась она. — Он прокашлял половину правления Роберта и весь срок правления Джоффри. Если он собрался умереть сейчас, то это только означает, что кто-то желает его смерти.

Грандмейстер заморгал, не веря своим ушам.

— Ваше Величество? К-кто может желать смерти лорду Джильсу?

— Возможно, его наследники. — «Или малютка-королева». — Какая-нибудь обиженная им женщина. — «Маргери, Мейс Тирелл, и Королева Шипов. А почему нет? Джильс встал на их пути». — Старые недруги. Новые. Даже вы.

Старик стал белым как полотно.

— В-ваше Величество шутит. Я… я ставил его милости клизму, пускал кровь, делал припарки и давал настои… от микстур ему становилось немного легче, а сладкий сон помогал снимать острые приступы кашля, но, боюсь, теперь вместе с кровью он отхаркивает куски своих легких.

— Пусть так. Вы вернетесь к лорду Джильсу и передадите ему, что мы не даем ему нашего дозволения умирать.

— Как будет угодно Вашему Величеству. — Пицелль напряженно поклонился.

Посетители все шли, и шли, и шли, и каждое новое прошение было скучнее предыдущего. Под вечер, когда последний из них наконец-то ушел, и она смогла скромно поужинать со своим сыном, она напутствовала его:

— Томмен, когда молишься перед сном, поблагодари всевышних Мать и Отца за то, что ты до сих пор ребенок. Быть королем — тяжкий труд. Обещаю, тебе он не понравится. Они слетаются отовсюду, словно кладбищенские вороны. Каждый клюет, и каждому хочется отведать кусочек твоей плоти.

— Да, матушка, — уныло ответил Томмен. Она догадалась, что малютка-королева рассказала ему про Лораса. Сир Осмунд говорил, что мальчик расплакался. — «Он еще молод. Когда он подрастет до возраста Джоффа, он уже и не вспомнит даже как выглядит этот сир Лорас». — Но я не дам себя заклевать. — Продолжил ее сын. — Я должен выходить ко двору каждый день, потому что Маргери говорит…

— … слишком много, — рявкнула Серсея. — Из-за ее пустого трепа я готова вырвать ей язык.

— Не смей так говорить! — Внезапно закричал Томмен. Его маленькое круглое личико налилось кровью. — Оставь ее язык в покое. Не смей ее трогать. Я король, не ты!

Она недоверчиво уставилась на него.

— Что ты сказал?

— Я король. Я приказываю, кому вырвать язык, а не ты. Я не позволю тебе причинить Маргери боль. Не позволю. Запрещаю.

Серсея взяла его за ухо и потащила, визжащего, к двери, возле которой на часах стоял сир Борос Блаунт.

— Сир Борос, Его Величество забылся. Прошу, проводите его в опочивальню и приведите Пэта. На этот раз я хочу, чтобы Томмен высек его сам. И он должен продолжать до тех пор, пока обе ягодицы не станут кровоточить. Если же Его Величество откажется, или скажет хоть слово против, вызовите Квиберна и прикажите вырвать Пэту язык, чтобы Его Величество узнал, какова цена оскорблениям.

— Как прикажете. — Сир Борос вздохнул, неуверенно глядя на короля. — Что ж, Ваше Величество, пройдемте со мной.

Когда на Красный замок опустилась ночь, Джослин разложила в камине огонь, а Доркас засветила у кровати подсвечники. Серсея отворила окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и обнаружила, что тучи вернулись, заслонив собой звезды.

— Какая темная ночь, Ваше Величество, — пробормотала Доркас.

«Да», — подумала она. — «Но не такая уж и темная, как в Девичьей Башне, или, скажем, на Драконьем Камне, где валяется обгоревший и истекающий кровью Лорас Тирелл… или в темнице под этим замком». — Королева не знала, почему вдруг это пришло ей в голову. Она решительно не позволила Фалис вновь мешать ее мыслям. — «Надо же — поединок. Фалис нужно было трижды подумать, прежде чем выходить замуж за такого болвана». — Из Стокворта пришли вести, что леди Танда скончалась от воспаления легких, спровоцированного сломанным бедром. Безмозглая Лоллис была объявлена новой леди Стокворт, а сир Бронн новым лордом. — «Танда умерла, и Джильс умирает. Хорошо, что у нас остался Лунатик, иначе при дворе останутся одни дураки». — Улыбаясь, королева опустила голову на подушку. — «Когда я поцеловала ее в щеку, я чувствовала соленый вкус ее слез».

Ей снился старый сон про трех девочек в коричневых плащах, про морщинистую старуху и шатер, в котором пахнет смертью.

В шатре старухи с острой крышей было темно. Ей снова не хотелось заходить внутрь, как когда-то в десять лет, но на нее смотрели старшие девочки, поэтому она не смела отступить. Во сне их всегда было трое, как в реальной жизни. Толстушка Джейн Фарман как всегда заробела. Удивительно, что она зашла настолько далеко. Мелара Хезерспун была гораздо смелее, старше и симпатичнее, но конопатая. Закутавшись в потрепанные плащи с натянутыми на нос капюшонами, которые они украли у своих служанок, они в поисках колдуньи перебрались через турнирное поле. Мелара слышала как служанки шептались, что ей под силу проклясть мужчину или заставить его влюбиться, вызвать демонов и предсказывать будущее.

В реальности девочки едва дышали от страха и возбуждения, перешептываясь на ходу, обмениваясь впечатлениями. Во сне все было по-другому. Во сне все шатры были окутаны тенью, рыцари и слуги, мимо которых они проходили, были сотканы из тумана. Девочкам пришлось идти довольно долго, прежде чем они отыскали шатер старухи. К этому времени все факелы вокруг погасли. Серсея видела, как девочки перешептываясь друг с другом сбились в кучку. — «Уходите», — пыталась сказать она им. — «Поворачивайте обратно. Здесь для вас нет ничего интересного». — Но сколько она ни открывала рот, слова не могли вырваться наружу.

Дочь лорда Тайвина первая прошла сквозь дверь, за ней последовала Мелара. Джейн Фарман вошла последней, и тут же, как всегда, попыталась спрятаться за спинами подруг.

Изнутри шатер был полон запахов. Корица и мускат, перцы — красный, белый и черный. Миндальное молочко и лук. Гвоздика, лимонник и драгоценный шафран, и еще какие-то очень странные и редкие пряности. Единственный свет исходил от железного светильника, выкованного в виде головы василиска. Он испускал тусклое зеленоватое свечение, от которого стенки шатра выглядели холодными, мертвыми и истлевшими. Так ли было на самом деле? Серсея уже не могла припомнить.

Во сне, как и в реальности, колдунья спала. — «Ну и пусть спит», — пыталась крикнуть девочкам королева. — «Вы, маленькие дурочки! Никогда не будите спящую колдунью!» — Но не имея возможности сказать ни слова, ей оставалось только наблюдать, как девочки сняли плащи, пнули постель старой ведьмы со словами:

— Вставай, мы хотим услышать предсказание нашего будущего.

Когда Магги Лягушка открыла глаза, Джейн Фарман испуганно пискнула и сломя голову стремительно умчалась прочь из шатра в ночь. Пухлая, глупая, робкая малютка Джейн, с одутловатым лицом и страшащаяся каждой тени. — «Но она оказалась самой умной из нас троих». — Джейн все еще спокойно живет на Ярмарочном острове. Она вышла замуж за одного из знаменосцев своего брата и нарожала с дюжину детишек.

Глаза старухи были желтого цвета и вокруг покрыты какой-то мерзкого вида коркой. В Ланниспорте рассказывали, что когда-то, когда муж привез ее с востока вместе с грузом пряности, она была юной и красивой, но годы и зло оставили на ней свой отпечаток. Она была низенькой и сгорбленной. У нее было несколько подбородков, с кожей зеленоватого оттенка, покрытой бородавками. Зубов у нее не осталось, а груди отвисли до коленей. Если встать рядом, то можно было почуять запах блевотины, а когда она говорила, у нее изо рта шла сильная, странная и отвратительная вонь.

— Убирайтесь. — Сказала она девочкам каркающим шепотом.

— Мы пришли за предсказанием, — ответила ей юная Серсея.

— Убирайтесь, — второй раз повторила старуха.

— Мы слышали, ты можешь видеть будущее, — вставила Мелара. — Мы просто хотели узнать, за кого мы выйдем замуж.

— Убирайтесь, — прокаркала Магги в третий раз.

«Послушайтесь», — если б у королевы во сне был язык, то она бы кричала, что есть мочи. — «У вас еще есть шанс убежать. Бегите, дурочки, бегите!»

Девочка с золотистыми кудряшками положила руки на бедра.

— Предсказывай, или я отправлюсь к моему отцу, лорду, и он выпорет тебя за твою наглость.

— Пожалуйста, — попросила Мелара. — Просто предскажи нам будущее, и мы уйдем.

— У кое-кого из здесь присутствующих нет будущего, — пробормотала Магги низким дребезжащим голосом. Она натянула на плечи платье и махнула девочкам приблизиться.

— Идите, если не желаете уходить. Дурочки. Да, идите. Я должна попробовать вашей крови.

Мелара побледнела, но только не Серсея. Львицы не боятся лягушек, несмотря на то, насколько они старые и мерзкие на вид. Ей нужно было уйти; прислушаться к совету и сбежать. Вместо этого она взяла протянутый ей кинжал Магги и провела изогнутым лезвием по подушечке большого пальца. Следом за ней это проделала Мелара.

В тусклом зеленом свете кровь казалась черной, а не красной. При виде нее беззубый рот Магги задрожал.

— Сюда, — шепнула она. — Давайте ее сюда. — Когда Серсея протянула руку, она всосала кровь деснами, мягкими как у новорожденного младенца. Королева до сих пор помнила, насколько мерзким и холодным оказался ее рот.

— Вы можете задать по три вопроса. — произнесла старуха, вкусив их крови. — Но вам не понравятся мои ответы. Спрашивайте или убирайтесь.

«Уходите», — кричали мысли спящей королевы. — «Держите языки за зубами и убегайте». — Но у девочек не хватило здравого смысла испугаться.

— Когда я выйду замуж за принца? — спросила она.

— Никогда. Ты станешь женой короля.

Личико под золотистыми кудряшками выглядело озадаченным. Несколькими годами спустя она решила, что этот ответ означает, что она не выйдет за Рейегара до того, пока не скончается его отец Эйерис.

— Но я стану королевой? — спросила ее юная копия.

— Да, — в желтых глазах Магги промелькнул злобный огонек. — Ты будешь королевой… пока не появится другая, моложе и гораздо красивее, чтобы свергнуть тебя и отобрать все, что было тебе дорого.

На детском лице вспыхнул гнев.

— Если она только попытается, я попрошу своего брата, и он убьет ее. — Даже после этого она не остановилась, потому что была своенравным ребенком. У нее остался последний вопрос, еще один клочок ее будущей жизни. — У нас с королем будут дети?

— О, да. Шестнадцать у него, и трое у тебя.

Для Серсеи это прозвучало глупо. Ее порезанный палец болел, и из него на ковер капала кровь. — «Как такое возможно?» — хотела она спросить, но все ее вопросы закончились.

Но оказалось, что старуха с ней еще не закончила.

— Золотыми будут их короны и золотыми их саваны, — продолжила она. — А когда ты утонешь в слезах, на твоей бледной шее сомкнет свои руки валонкар и задушит в тебе жизнь.

— Что такое валонкар? Какое-то чудище? — Золотой девочке не пришлось по нраву это предсказание. — Ты лживая, пупырчатая жаба и от тебя ужасно воняет. Я не верю ни единому твоему слову. Идем, Мелара. Не стоит ее слушать.

— Но у меня тоже есть три вопроса, — заупрямилась ее подруга. И когда Серсея потащила ее за руку к выходу, она вырвалась и обернулась к старухе. — Я выйду замуж за Джейме? — выпалила она.

«Ты глупая девчонка», — подумала королева, вне себя от гнева даже столько лет спустя. — «Джейме даже не ведает о твоем существовании». — Уже тогда ее брат жил только мыслями о мечах, собаках и лошадях… и о ней, своем близнеце.

— Ни за Джейме, ни за кого другого. — Ответила Магги. — Твою девственность получат черви. Ты умрешь сегодня ночью, малышка. Ты уже чуешь ее дыхание? Она близко.

— Единственный запах, что я чувствую, это от тебя. — Ответила за нее Серсея. Рядом с ее локтем на столе находился горшок с каким-то густым варевом. Она подхватила его и плеснула им в лицо старухи. В реальности старуха вопила на каком-то странном чужеземном наречии, проклиная их, когда они выбегали прочь из шатра. Но во сне ее лицо растворилось, распавшись на полосы серого тумана. Остались только глаза. Два желтых косящих глаза. Глаза смерти.

«Валонкар сомкнет свои руки на твоей шее», — услышала королева, но голос не принадлежал старухе. Из тумана появились две руки и сомкнулись вокруг ее шеи. Толстые руки и сильные. Над ними проплыло его лицо, ухмыляясь ей разноцветными глазами. — «Нет», — пыталась закричать королева, но пальцы карлика глубоко впились в ее горло, давя ее крики. Она брыкалась и взывала о помощи. Вскоре она издала звук, похожий на хрип ее сына — ужасный всасывающий звук, ознаменовавший последний в жизни вздох Джоффа.

Она очнулась в темноте, задыхающаяся от нехватки воздуха, с одеялом, закрутившимся вокруг шеи. Серсея начала распутывать его с такой яростью, что порвала, и села в кровати с тяжело вздымающейся грудью. — «Сон», — сказала она себе. — «Старый сон и запутавшееся одеяло, вот и все».

Таэна вновь проводила ночь с малюткой-королевой, поэтому рядом с ней сегодня спала Доркас. Королева грубо потрясла девушку за плечо:

— Проснись и разыщи Пицелля. Полагаю, он у лорда Джильса. Тащи его немедленно сюда. — Полусонная Доркас выбралась из кровати и торопливо направилась за одеждой, сложенной в другом конце комнаты. Ее босые ноги зашуршали на подстилке.

Спустя века в комнате появился, отдуваясь, грандмейстер Пицелль и встал перед ней, склонив голову, моргая слезящимися глазами и подавляя в себе желание зевнуть. Казалось, вес его цепи давит, прижимает его к полу. Пицелль был стар сколько его помнила Серсея, но когда-то он был великолепен: богатые одежды, полный достоинства, изысканные манеры. Его необъятная белая борода окружала его аурой мудрости. Но Тирион ее сбрил, и то, что выросло взамен, казалось жалким — несколько клочков тонких, хрупких волосков, не способных скрыть обвисшую розовую кожу под дряблым подбородком. — «Это не мужчина», — подумалось ей. — «А жалкие руины. Темница высосала из него все силы. Она и бритва Беса».

— Сколько тебе лет, — внезапно поинтересовалась она.

— Восемьдесят четыре, если угодно Вашему Величеству.

— Человек помоложе будет мне угоден гораздо больше.

Он провел языком по губам.

— Мне было сорок два, когда меня призвал Конклав. Когда избрали Каэта, ему было восемьдесят, а Эллендору около девяноста. Служба их надломила, и оба умерли всего через год после того, как их возвысили. Мерион был следующим, ему было шестьдесят шесть, но он скончался от простуды по дороге в Королевскую Гавань. После этого король Эйегон потребовал у Цитадели прислать человека помоложе. Он был первым королем, у которого я был на службе.

«А Томмен станет последним».

— Мне нужно от тебя снадобье. Что-то, что поможет мне уснуть.

— Бокала вина перед сном будет довольно чтобы…

— Я и так пью вино, безмозглый кретин. Мне требуется что-то посильнее. Что-то, что помешает сниться снам.

— Ваше… Ваше Величество не желает видеть сны?

— А что я только что сказала? Твои уши завяли, как и твой член? Ты можешь сделать мне такое снадобье, или я должна попросить лорда Квиберна исправить твое очередное фиаско?

— Нет. Нет нужды звать этого… звать Квиберна. Спать без сновидений. Вы получите свое снадобье.

— Хорошо. Ты можешь идти. — Но когда он повернулся к двери, она позвала его вновь. — Еще одно. Что Цитадель говорит насчет предсказаний? Возможно ли предсказывать наше будущее?

Старик заколебался. Одна морщинистая рука слепо метнулась к груди, словно пытаясь нащупать отсутствующую бороду.

— Возможно ли предсказать наше будущее? — медленно повторил он. — Возможно. В древних книгах были подобные заклинания… но Ваше Величество вместо этого должны были спросить: «Должны ли мы предсказывать будущее?». И я должен ответить: «Нет». Некоторые двери лучше держать закрытыми.

— Так смотри, не забудь закрыть мою, когда уйдешь. — Ей следовало знать с самого начала, что он даст ей ответ бесполезный, как он сам.

Следующим утром она завтракала с Томменом. Мальчик выглядел подавленным, использование Пэта, по всей видимости, сослужило добрую службу. Им подали яичницу, поджаренный хлеб, бекон и несколько кроваво-красных апельсинов, недавно прибывших из Дорна. Вместе с сыном находились его котята. Увидев снующих у его ног котят, Серсея почувствовала себя лучше. — «Пока я жива, никакая беда не может приключиться с Томменом». — Если потребуется для обеспечения его безопасности, она перебьет половину лордов Вестероса и всех простолюдинов.

— Ступай с Джослин, — сказала она мальчику после того, как завтрак был окончен.

Затем она послала за Квиберном.

— Жива ли еще леди Фалис?

— Жива, верно. Но возможно не совсем… в порядке.

— Понятно. — Серсея на мгновение задумалась. — Этот человек Бронн… не могу утверждать, что мне нравится столь близкое присутствие врага. Его силой является Лоллис. Если б мы могли предъявить ее старшую сестру…

— Понятно, — произнес Квиберн. — Но боюсь, леди Фалис более не в состоянии управлять Стоквортом. И даже самостоятельно есть. Рад доложить, она принесла мне огромную пользу, но результаты не даются задешево. Надеюсь, я не превысил инструкций Вашего Величества.

— Нет. — Что бы она ни собиралась предпринять, было уже слишком поздно. Не было смысла на этом останавливаться. — «Будет лучше, если она умрет», — убеждала она себя. — «Она бы и не захотела жить без своего ненаглядного мужа. Он был простофилей, но дурочка была от него без ума».

— Есть другой вопрос. Прошлой ночью мне приснился ужасный кошмар.

— Все время от времени это испытывают.

— Этот сон касается ведьмы, которую я однажды навестила, будучи еще ребенком.

— Это была лесная ведьма? По большей части они безобидные создания. Они немного разбираются в травах и акушерстве, но во всем остальном…

— Она была другой. Половина Ланниспорта ходила к ней за снадобьями и заговорами. Она была матерью мелкого лорда, выскочки из числа богатых купцов, возвысившихся при моем дедушке. Отец этого лорда нашел ее во время своих путешествий по востоку. Говорили, что она наложила на него приворотное заклятье, хотя, думаю, единственное заклятье нужное ей для этого, находилось у нее между ног. Молва утверждала, что она не всегда была уродиной. Я не могу припомнить ее имя. Что-то длинное, восточное и туземное. Чернь звала ее Магги.

— Майега?

— Это так нужно произносить? Женщина могла по капле крови из пальца предсказать, что будет с тобой в будущем.

— Магия крови самая темная из всего колдовства. Говорят, что и самая сильная.

Серсее вовсе не хотелось выслушивать подобные вещи.

— Эта, майега, сделала достоверные предсказания. Я сперва посмеялась над ними, но… она предсказала смерть одной из моих служанок. Когда предсказание было сделано, девочке было одиннадцать лет, она была здоровой как жеребенок и находилась в полной безопасности на Утесе. Однако, скоро она упала в колодец и утонула. — Мелара умоляла ее никогда не рассказывать о случившемся в шатре ведьмы. — «Если мы не станем об этом говорить, то скоро забудем. И вскоре это останется просто плохим сном». — Они обе были такими юными, что подобное поведение показалось им довольно мудрым.

— Вы до сих пор печалитесь о подруге детства? — Спросил Квиберн. — Это вас беспокоит, Ваше Величество?

— Мелара? Нет. Я едва могу вспомнить как она выглядела. Просто… майега знала сколько у меня будет детей, и она знала про бастардов Роберта. И за многие годы до того, как он зачал своего первенца. Она знала. Она обещала мне, что я стану королевой, но появится другая королева… — «Моложе и гораздо красивее». — Другая королева, которая отберет у меня все, что мне дорого.

— И вы желаете предотвратить это пророчество?

«Более чем». — Подумала она. — А его можно предотвратить?

— О, да. Ни капли в этом не сомневаюсь.

— И как?

— Думаю Ваше Величество знает ответ.

Она знала. — «Я всегда его знала», — подумала она. — «Даже тогда в шатре. Если она только попытается, я попрошу своего брата, и он убьет ее».

Однако, знать то, «что» нужно сделать — это одно, а знать «как» — другое. На Джейме больше нельзя положиться. Внезапная болезнь оказалась бы кстати, но боги редко настолько к нам добры. — «Тогда как? Нож, подушка, чашка ‘губителя сердец’?» — Все эти способы были проблемными. Когда во сне умирает старик, то никто дважды не задумается о причине смерти, но если в постели обнаружат мертвую шестнадцатилетнюю девицу, то это, безусловно, породит много неудобных вопросов. Кроме того, Маргери никогда не спит одна. Даже когда сир Лорас находится при смерти, вокруг нее днем и ночью полным-полно охранников.

«Но у меча два лезвия. Тот же, кто ее охраняет, может быть использован, чтобы ее извести». — Свидетельства должны быть настолько ошеломляющими, что даже у собственного отца Маргери не должно остаться иного выхода, кроме как отправить ее на плаху. Но это будет нелегко. — «Ее любовники не станут признаваться, зная, что это означает, что их головы присоединятся к ее. Если только…»

На следующий день она нашла Осмунда Кеттлблэка во дворе, упражняющимся на мечах с одним из близнецов Редвинов. Который из них это был, она не могла сказать, потому что не умела их различать. Она некоторое время понаблюдала за схваткой, затем отозвала сира Осмунда в сторонку.

— Прогуляйтесь со мной недолго. — Начала она. — И скажите правду. Мне больше не нужно пустого бахвальства, не нужно рассказывать, что Кеттлблэки втрое лучше любого из рыцарей. Многое может зависеть от вашего ответа. Ваш брат Осни. Насколько он хорош с мечом?

— Хорош. Вы его видели в деле. Он не настолько силен как я или Осфрид, но достаточно проворен, чтобы убить.

— Если до этого дойдет, сможет он справиться с Боросом Блаунтом?

— С Пузатым Боросом? — Сир Осмунд фыркнул. — Сколько ему? Сорок? Пятьдесят? Он половину времени не просыхает, и даже когда трезв все равно слишком толст. Даже если он когда-то участвовал в бою, то уже давно позабыл, когда это было. Да, Ваше Величество. Если нужно убить Бороса Блаунта, Осни довольно легко с ним справится. А зачем? Разве Борос совершил какое-то преступление.

— Нет. — Ответила она. — «А вот Осни — да».