По целям ближним и дальним

Привычки мирного времени оказались настолько сильными, что командир 42-й авиадивизии полковник М. X. Борисенко сразу же прекратил вылет на задание остальных экипажей. Позвонив мне, он доложил о происшествии, просил выслать аварийную комиссию. Спрашиваю, а почему приостановили боевой вылет части? Приказал продолжать работу, а по выполнении боевого задания лично заняться расследованием происшествия.

Из самолетов, отнесенных штабами к боевым потерям, на следующий день часть их вернулась. Из-за повреждений, полученных от огня истребительной авиации и зенитной артиллерии противника, они вынужденно совершали посадки на аэродромах фронтовой авиации, где произвели необходимый ремонт и дозаправились горючим. Истребители противника, как правило, атаковывали наших бомбардировщиков с задней полусферы снизу. Они сосредоточивали огонь по кабине воздушного стрелка-радиста, правильно учитывая, что на его огне держится оборона бомбардировщика. Но стрелок-радист был ограничен в стрельбе назад хвостовым оперением своего же самолета.

Первый боевой вылет подтвердил наше убеждение в том, что огонь верхней стрелковой установки для обороны самолетов Ил-4 недостаточен. Кроме того, он не имел и броневой защиты. Несколько человек сохранили жизнь тем, что в предвидении атак истребителей вместо бронеспинок поставили парашюты, которые перехватывали пули легких пулеметов, выпущенные с дальних дистанции.

Перед войной наши рационализаторы и изобретатели разрабатывали проекты дополнительных огневых точек на бомбардировщике - так называемые люковые установки. Лучшие предложения были одобрены, в полках их установили своими силами на нескольких кораблях, и в первом же боевом вылете они прекрасно зарекомендовали себя. Так что, посоветовавшись с командирами авиадивизий, инженерами, я приказал такие люковые пулеметные установки поставить на все самолеты.

Главный инженер корпуса В. Н. Кобликов горячо взялся за дело. В течение короткой ночи на 23 июня во всех полках, летавших на Ил-4, началась установка дополнительного вооружения. Но в составе экипажей был лишь один штатный стрелок-радист на две огневые установки. При нападении истребителей ему приходилось переходить с турели самолета, стоявшей сверху, на пол фюзеляжа или же наоборот. Это было неудобно, ненадежно. Поэтому мы ввели дополнительно из числа наземных специалистов-вооруженцев воздушного стрелка люковой установки. Часто в качестве воздушных стрелков на задание вылетали начальники служб, штабные офицеры эскадрилий и управления авиаполка.

Результаты не замедлили сказаться. Фашистские летчики-истребители, не зная о нашем нововведении, лезли под хвост бомбардировщиков, в предполагаемую "мертвую зону", и в результате попадали под прицельный огонь люковой установки. Так был сбит не один десяток вражеских истребителей.

Разработанные нашими же инженерами бронеспинки для воздушного стрелка были заказаны главным инженером авиакорпуса на одном из металлургических заводов. В считанные дни эта броня была изготовлена для всех самолетов авиакорпуса, и мы сохранили жизни многих летчиков, штурманов, стрелков-радистов, да и сами воздушные корабли.

В ночь на 23 июня 3-й тяжелобомбардировочный авиаполк на самолетах ТБ-3 нанес первые удары по скоплениям войск противника в районе Сейны, Сопоцкин, Луков, Радин, Венгров. Цели подсвечивались САБами. А противник, хотя и оказывал противодействие, но огонь его малокалиберной артиллерии не отличался меткостью и не служил препятствием для точного бомбометания. Все корабли вернулись без потерь.

Об эффекте наших бомбардировочных ударов свидетельствует, в частности, медленная переправа гитлеровских танков через водные преграды - многие понтонные или мостовые переправы были повреждены авиабомбами. Немцы усилили зенитно-артиллерийское прикрытие войск и объектов, бросили на борьбу с нашими бомбардировщиками большие силы истребительной авиации, непрерывно патрулировавшей над переправами. О том, какое сильное моральное воздействие на танкистов врага производили наши налеты, свидетельствует следующая запись немецкого унтер-офицера из танковой армии генерала Гудериана:

"... 22.6.41 около 20 неприятельских бомбардировщиков атакуют нас. Бомба за бомбой падают на нас, мы прячемся за танки. Мы продвинулись на несколько сот метров от дороги. Бомбардировщики противника опять настигли нас. Взрывы раздаются со всех сторон. Наших истребителей не видно. Война с русскими будет тяжелой.

23.0.41. Бомбардировщики и истребители противника наступают. Становится очень тяжело..."{3}

Поздно вечером 22 июня мною была получена копия директивы Ставки Верховного Главнокомандования, подписанная наркомом обороны С. К. Тимошенко в 21 час 15 минут 22 июня. В директиве говорилось, что войска Западного фронта совместно с Северо-Западным должны нанести контрудар по группировке противника в районе Сувалки и к исходу 24 июня овладеть этим городом. 3 дбак было приказано: одним вылетом авиакорпуса поддержать боевые действия войск Западного фронта{4}. Западный особый военный округ (фронт) прикрывал нашу государственную границу протяженностью в 470 километров от Гродно до Бреста включительно. Каждая армия с приданными ей смешанными авиадивизиями оборонялась в своей полосе. На правом фланге округа (фронта) участок границы No 1 прикрывали войска 3-й армии, в состав которой входила 11-я смешанная авиадивизия, базировавшаяся в районе Гродно, Лида. Она имела три хорошо подготовленных и сколоченных истребительных авиаполка на самолетах И-16 и И-153, а также один бомбардировочный авиаполк.

Участок No 2, занимавший центральное положение, прикрывала 10-я армия. Основу ВВС армии составляла наиболее мощная в округе 9-я смешанная авиадивизия. В этом соединении было четыре истребительных авиаполка, перевооружавшихся на новые современные самолеты МиГ-3. Штаб авиадивизии, так же как и штаб армии, находился в Белостоке. Там же на аэродроме стояли самолеты И-16 и И-153 двух истребительных авиаполков, а МиГ-3 базировались на полевых аэродромах в 8 и 24 километрах от государственной границы, в так называемом белостокском выступе, вдававшемся на 120 километров на запад.

К июню 1941 года на новых МиГ-3 вылетели самостоятельно 140 летчиков, но, к сожалению, освоить боевое применение не успели.

Наряду с вновь поступавшими "мигами", в авиаполках 9-й авиадивизии оставалось 127 устаревших самолетов И-16 и И-153, которые поддерживались в боеготовном состоянии. Именно на них предстояло вылетать по боевой тревоге.

На левом крыле округа (фронта) государственную границу на участке No 3 прикрывали 4-я армия с приданной ей 10-й смешанной авиадивизией. Это авиационное соединение состояло из двух истребительных авиаполков на самолетах И-16 и И-153, одного штурмового и одного бомбардировочного авиаполков. Части ее базировались в Бресте, Кобрине и Пинске. Штабы 4-й армии, ВВС армии и 10-й смешанной авиадивизии находились в Кобрине.

Бомбардировочные авиадивизии фронтового подчинения были сосредоточены восточное меридиана Полоцк - Бобруйск.

Западный особый военный округ, как и все остальные приграничные округа, имел план прикрытия рубежей нашей Родины. Ему ставилась задача "оборонять государственную границу от внезапного вторжения вооруженных сил противника на территорию СССР, прорвавшегося через госграницу части противника окружать и уничтожать"{5}.

Все стрелковые соединения и части, составлявшие нашу первую линию обороны, находились в районах дислокации и располагались в населенных пунктах на значительном удалении от своих рубежей обороны. На все мероприятия по приведению частей в боевую готовность, марш и занятие рубежа обороны стрелковой дивизии требовалось от восьми до десяти часов. Армейская авиация базировалась в полосах своих объединений и действовала по их планам.

Так что, получив приказ на поддержку боевых действий войск, я поставил всем частям авиакорпуса задачу: с рассвета 23 июня быть в готовности к вылету в район Сувалки для уничтожения скоплений войск противника. Уточнение целей должно было последовать дополнительно.

А вскоре мы получили еще одну боевую задачу: нанести бомбардировочный удар для нарушения перевозок не железнодорожному узлу Прага в районе Варшавы, вывести из строя аэродром Мокотов. Запасная цель - патронно-снарядный завод в районе Ромбертув.

Так как после боевого вылета 22 июня до 25 процентов самолетов Ил-4 находилось в ремонте, а контрудар войск требовалось поддержать возможно большим числом кораблей, то при очередном докладе Жигареву я просил разрешить привлечь к боевым действиям корпуса 212-й отдельный дальнебомбардировочный авиаполк А. Е. Голованова. Получив согласие, я вызвал командира авиаполка подполковника А. Е. Голованова и поставил ему боевую задачу: вечером 23 июня нанести бомбардировочный удар по объектам в районе Варшавы, а с рассвета 24 июня быть в готовности уничтожать колонны немецких танков и моторизованных войск в районе юго-западнее Гродно и частью сил - такие же цели на шоссе Брест - Слоним - Пружины и Брест - Картуз-Береза.

23 июня наземная обстановка в районе Сувалки изменилась, боевой вылет 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса не потребовался. Все части простояли в 30-минутной готовности к вылету, а задачи так и не поступило. Боевые действия вел только 212-й отдельный дальнебомбардировочный авиаполк А. Е. Голованова. Вечером он нанес бомбардировочный удар тремя звеньями по целям в районе Варшавы.

В 19 часов 17 минут эти самолеты с высоты 8000 метров бомбили в окрестностях Варшавы железнодорожный узел Прага, заполненный немецкими воинскими эшелонами, следовавшими на фронт. Затем экипажи бомбардировали немецкий аэродром Мокотув, патронно-снарядный военный завод в Ромбертуве.

Противник, очевидно, не ожидал столь глубокого проникновения советских бомбардировщиков в свой тыл, поэтому с его стороны противодействия не оказывалось, но при возвращении наши самолеты были перехвачены вражескими истребителями, один из которых сбил воздушный стрелок-радист Цикишвили. Во время полета уже над своей территорией, в 25 километрах северо-восточное Мннска, "илы" были обстреляны нашей зенитной артиллерией, несмотря на подаваемые сигналы "я - свой самолет". Более того, их атаковали пять истребителей И-16 и повредили два корабля. Экипажам пришлось совершить вынужденные посадки на ближайших аэродромах.

Почему же дальние бомбардировщики подвергались атакам своих истребителей? Это случалось в первые дни воины, когда молодые летчики-истребители еще не освоились с боевой обстановкой. Хорошо зная фронтовые бомбардировщики и часто базируясь вместе с ними, они не были знакомы с конфигурацией наших кораблей. Некоторые из них, как выяснилось, самолет Ил-4 видели лишь на картинке.

Обнаружив возвращавшийся с задания наш дальний бомбардировщик, издали походивший на немецкий Хе-111, молодые пилоты в боевой горячке иногда не обращали внимания на сигналы ракет : "я - свой самолет" и шли наперехват.

23 июня к нам из Москвы прилетела группа инспекторов управления дальнебомбардировочной авиации во главе с полковником А. Г. Гусевым. Они прибыли для контроля за маскировкой и рассредоточением самолетов на аэродромах, а также для расследования причин нарушения связи между 3-м дальнебомбардировочным корпусом и штабами ВВС Красной Армии и ВВС Западного фронта.

Я был удивлен сообщением инспектора о нарушении связи, предложил снять трубку аппарата ВЧ и соединиться с Москвой. При мне полковник доложил генералу Жигареву, что штаб 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса находится в Смоленске, на прежнем месте, никуда не выезжал, что он говорит из моего кабинета и я нахожусь рядом. После этого полковник Гусев передал трубку мне. Начальник Главного управления ВВС Красной Армии задал единственный вопрос: "Что делают части?" Выполнив свои задачи, комиссия улетела в Москву.

23 июня всю ночь, начиная с 24 часов до 5 утра, 1-й и 3-й тяжелобомбардировочные авиационные полки на кораблях ТБ-3 бомбардировали аэродромы противника: Сувалки, Можебово, Остроленка, Бяла-Подляска. Это был ощутимый удар по авиации противника. Наряду с фугасными авиабомбами, устанавливаемыми как на замедление, так и на мгновенный взрыв, широко применялись контейнеры, наполненные мелкими ротативно-рассеивающимися авиабомбами (РРАБ). Они наносили значительные повреждения открыто стоявшим самолетам врага.

24 июня на правом фланге Западного фронта сложилась очень тяжелая обстановка. Немецко-фашистские войска овладели Каунасом, Вильно, Гродно. Танковая группа Гота, захватившая переправы через реку Неман в районе Алитус и Маречь (Меркиле) и не обнаруженная нашей фронтовой авиацией, которая за этим районом не вела наблюдение, своими авангардами открыто и быстро продвигалась к Минску. К исходу 24 июня танки гитлеровцев находились уже в 30 километрах северо-западнее города.

Неблагоприятная обстановка сложилась и на южном фланге Западного фронта. Танковая группа Гудериана продвигалась по двум направлениям: по шоссе Пружаны - Слоним и Кобрин - Картуз-Береза. По донесениям экипажей дальних бомбардировщикев, в районе Слоним происходили ожесточенные бои между нашими частями, выдвинувшимися со стороны Слуцка, и наступавшими немецко-фашистскими войсками.

12-я и 13-я бомбардировочные авиадивизии ВВС Западного фронта нанесли удары по подходящим резервам и танковым группировкам противника в районе Листопады, Молодечно, Ошмяны. Одновременно с рассвета и до 19 часов 35 минут вечера авиачасти 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса действовали по немецким танковым и моторизованным колоннам, двигавшимся по Брестскому шоссе и по улучшенным грунтовым дорогам. Машины противника шли в плотных колоннах, поэтому бомбардировочные удары были эффективными. Серии фугасных бомб, перекрывая походные порядки, вызывали пожары, уничтожали живую силу и технику врага. Действия бомб дополнялись пулеметным обстрелом с малых высот.

По тем же целям действовали и самолеты 212-го дальнебомбардировочного авиаполка. Экипажи бомбардировали колонны противника впервые и тем не менее успешно выполнили боевую задачу. Одну из эскадрилий лично вел командир полка Александр Евгеньевич Голованов. Бомбардировочный удар по скоплениям войск противника в районе Гродно, Маловеры был нанесен 20 самолетами этого полка в 13 часов 32 минуты с высоты 3800 метров. В 18 часов 40 минут вылетела последняя эскадрилья этого полка в составе 9 самолетов для бомбардировки автоколонн с войсками в районе Картуз-Береза. При подходе к цели она была перехвачена большой группой истребителей противника. В результате неравного воздушного боя с превосходящими силами врага эскадрилья потеряла 8 самолетов Ил-4. Только один самолет вернулся на свой аэродром. Эти тяжелые потери еще раз подтвердили необходимость обязательного сопровождения бомбардировщиков истребителями. Но прикрытия не было.

Всего в этот день 212-й полк потерял 14 самолетов. Большие потери понесли и части 42-й дальнебомбардиовочной авиадивизии. Только 98-й дальнебомбардировочный полк 52-й авиадивизии, действовавший последним, потерь не имел, хотя бомбардировал те же цели. Наблюдалось, что немецкие истребители атаковывают в основном подразделения, наносившие удары первыми. Очевидно, израсходовав горючее, они возвращались на дозаправку, поэтому не успевали вылететь вторично и атаковать последующие эшелоны наших бомбардировщиков.

По быстроте появления первых крупных групп гитлеровских истребителей в районах Гродно и Бреста можно было предполагать, что немцы уже успели подтянуть свою истребительную авиацию, перебазировав ее на захваченные у нас аэродромы.

В этот день резко возросли потери и в 207-м дальнебомбардировочном авиаполку. В первый день войны этот полк потерь не имел, но 24 июня из 18 самолетов, бомбардировавших фашистские танки и войска на шоссе западнее Пружаны и Кобрина, вернулось только 8, а 10 были сбиты. Примененная авиаполком тактика ударов звеньями, бомбивших с интервалом 15 минут с высоты 800-600 метров без прикрытия истребителей, не оправдала себя. Правда, вражеские колонны задерживались, им наносились значительные потери, но и дальние бомбардировщики несли большой урон. Из сбитых экипажей только девять человек вернулись в авиаполк, а потери в самолетах оказались необратимыми. Обстановка диктовала необходимость борьбы с фашистскими истребителями.

В целях уничтожения самолетов противника на аэродромах решением командующего Западным фронтом 3-му дальнебомбардировочному авиакорпусу приказали, 24 июня бомбардировать аэродром Вильно. Воздушная разведка выявила здесь большое скопление немецких самолетов.

Мы отправили на задание 9 экипажей от 96-го дальнебомбардировочного авиаполка. Задачу эту они выполнили успешно. В момент налета на аэродроме Вильно находилось 36 немецких истребителей, 9 двухмоторных и 4 четырехмоторных бомбардировщика, а также военно-транспортные самолеты. Несмотря на сильный огонь зенитной артиллерии, прикрывавшей аэродром, бомбардировщики нанесли точный удар, но сразу же после выполнения боевого задания были атакованы "мессершмиттами". В результате эскадрилья потеряла 5 самолетов Ил-4.

Так, 24 июня наш авиакорпус произвел 170 самолето-вылетов. Некоторые экипажи совершили по два боевых вылета. Это было немалым напряжением: расстояние от аэродромов до цели свыше 500 километров, экипажи в каждом вылете находились в воздухе до четырех часов. И, как правило, завязывались тяжелые бои с вражескими истребителями. Исправных самолетов у нас становилось все меньше, на некоторые машины мы уже закрепляли по два экипажа. А боевая задача 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса оставалась прежней - уничтожать немецкие танки и моторизованные части группы генерала Гота, наступавшей непосредственно на Минск.

Однако почему нас не прикрывали истребители? Как действовала армейская авиация?

В ночь на 22 июня 1941 года командир 11-й смешанной авиадивизии полковник П. И. Ганичев и штаб находились на командном пункте, размещенном в бетонированном бомбоубежище на окраине аэродрома Лида. Шли командно-штабные учения. Около 3 часов утра по телефону позвонил начальник штаба 122-го истребительного авиаполка, ближе других находившегося к государственной границе:

- Со стороны границы слышен сильный шум танковых моторов...

Затем последовал новый доклад:

- Слышим нарастающий гул большой группы самолетов, объявлена боевая тревога! Командир полка и все эскадрильи полка выруливают для взлета на перехват противника.

Объявив боевую тревогу другим частям дивизии, полковник П. И. Ганичев на И-16 вылетел на аэродром 122-го истребительного авиаполка.

122-й полк в составе 53 самолетов И-16 и И-153 находился в воздухе: истребители шли на перехват врага. На аэродроме осталось 15 неисправных самолетов. Они-то и подверглись атакам фашистской авиации.

В развернувшемся воздушном бою даже на устаревших самолетах летчики 122-го авиаполка сбили 4 фашистских бомбардировщика До-215, несколько Ме-109. Это был первый воздушный бой. Бомбардировщикам гитлеровцев не удалось нанести организованный удар по аэродрому. Атакуемые советскими истребителями, они беспорядочно сбросили свои бомбы несколько в стороне на второстепенные объекты и ушли на запад.

Командир авиадивизии, объективно оценив обстановку, убедившись, что месторасположение аэродрома, находящегося рядом с границей, для нас невыгодно, принял решение оттянуть авиачасть несколько в глубину. Во главе 122-го авиаполка он прилетел на аэродром Лида, где находился его командный пункт. Но вскоре и над этим аэродромом появилась группа фашистских бомбардировщиков. Но приказу комдива звенья наших истребителей атаковали врага. Загорелся один Ю-88. Однако гитлеровцы все же прорвались к аэродрому Лида - на летное поле посыпались вражеские бомбы.

Полковник П. И. Ганичев не внял просьбам подчиненных, не ушел в бомбоубежище, где находился его командный пункт, даже не захотел лечь на землю, когда начали вокруг рваться бомбы. Тяжело раненный в живот осколками, по дороге в госпиталь он скончался. Вскоре получил ранение и вступивший в командование дивизией подполковник Юзеев.

В сложной, напряженной боевой обстановке 11-ю смешанную авиадивизию возглавил подполковник Гордиенко, командовавший до этого 127-м истребительным авиаполком. Получив донесение поста ВНОС о том, что немецкие самолеты держат курс на аэродром, где базировался 16-й ближнебомбардировочный авиаполк, Гордиенко поднял 127-й истребительный авиаполк наперехват. В районе населенных пунктов Черлена, Мосты, Гродно летчики этого полка дерзко атаковали группу самолетов противника и сбили 4 бомбардировщика, 3 истребителя, потеряв 4 своих машины.

Немецкие бомбардировщики, сопровождаемые истребителями, численностью от 10 до 30 самолетов неоднократно подвергали налетам все шесть аэродромов 11-й смешанной авиадивизии. Над ними не прекращались упорные бои. В результате летчики 122-го и 127-го истребительных авиаполков за первый день войны в воздушных боях сбили 35 фашистских самолетов, в том числе: истребителей Ме-109 -17, двухмоторных истребителей-бомбардировщиков Ме-110-11 и бомбардировщиков Ю-88-7.{6}

Командир эскадрильи 127-го истребительного авиаполка лейтенант С. Я. Жуковский, впоследствии генерал, в течение дня 22 июня 1941 года девять раз поднимался на перехват фашистских самолетов и провел столько же напряженных воздушных боев. Делясь воспоминаниями о первом дне войны, он рассказывал, что порой и дух перевести некогда было. Рубашка на нем была мокрая - хоть выжимай, сквозь комбинезон проступал соленый пот. Комэск лейтенант С. Я. Жуковский в течение 22 июня сбил 4 самолета врага{7}.

От командира эскадрильи не отставал в боевой работе и его заместитель по политической части старший политрук А. А. Артемов. Он тоже совершил 9 боевых вылетов и сбил в воздушных боях 3 фашистских самолета.

Заместитель командира эскадрильи по политчасти старший политрук А. С. Данилов вступил в бой с 9 самолетами Ме-110, сбил два из них. Расстреляв все патроны, дерзко и решительно он пошел на таран...

В официальных материалах отмечалось, что в первые часы войны с фашистской Германией, 22 июня 1941 года, советские летчики совершили восемь воздушных таранов, причем три из них - А. С. Данилов, Д. В. Кокорев, П. С. Рябцев летчики частей ВВС Западного фронта{8}. Считаю своим долгом пополнить этот славный список девятой фамилией и рассказать о неизвестном пока Родине герое. Однополчанин А. С. Данилова по 11-й смешанной авиадивизии капитан А. С. Протасов утром 22 июня также самоотверженно таранил врага. Его фамилия не попала в донесения, вероятно, по той причине, что капитан Протасов не являлся летчиком-истребителем, а пилотировал бомбардировщик СБ - ему не положено было взлетать на перехват противника.

Однако на войне всякое случалось. Когда к аэродрому, где и базировался 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк, приблизились фашистские самолеты, командир эскадрильи капитан Л. С. Протасов немедленно взлетел на своем бомбардировщике и неожиданно для гитлеровцев врезался в головное звено истребителей Ме-110. Воспользовавшись замешательством, разбив их строй, капитан Протасов пулеметным огнем сбил один "мессер". А расстреляв все патроны, героический экипаж таранил своей машиной второй самолет гитлеровца и погиб.

Защищая товарищей по оружию, заместитель командира 122-го истребительного авиаполка капитан В.М. Уханев один атаковал шестерку Ме-110, приближавшихся к аэродрому 16-го скоростного бомбардировочного авиаполка. На истребителе, вооруженном двумя легкими скорострельными пулеметами ШКАС, внезапной атакой он сбил вражеский Ме-110 и расстроил группу фашистских самолетов, сбросивших бомбы неприцельно.

Пополнив боеприпасы и дозаправившись горючим, капитан Уханев вновь вылетел в бой. Также отважно и умело сражался с гитлеровцами капитан К. Ф. Орлов, другие истребители.

В результате внезапного нападения гитлеровцев в самом тяжелом положении оказалась 9-я смешанная авиадивизия, которой командовал Герой Советского Союза генерал-майор авиации С. А. Черных. Вместе с командующим ВВС округа генералом И. И. Копец он участвовал в боях в небе Испании. Дивизия под его командованием базировалась в белостокском выступе, охваченном с трех сторон превосходящими силами противника. Эскадрильи 129-го истребительного авиаполка находились, например, на посадочной площадке в районе Тарново, всего в 8 километрах от границы.

На рассвете 22 июня 1941 года, услышав начавшуюся артиллерийскую канонаду, командир 129-го истребительного авиаполка капитан Ю. М. Беркаль в 4 часа 05 минут объявил боевую тревогу и выслал две эскадрильи на самолетах МиГ-3 на прикрытие города Острув-Мазовецка, а эскадрилью И-153 - в район Ломжи. Четвертую эскадрилью, которая тоже была вооружена старыми машинами, он оставил для прикрытия своего аэродрома от воздушного нападения противника.

После продолжительного патрулирования группы самолетов МиГ-3 сели на аэродром для дозаправки горючим. Затем произвели посадку два звена И-153. В этот момент над аэродромом появились фашистские бомбардировщики. Оставшееся в воздухе звено истребителей, возглавляемое старшим лейтенантом М. Добровым, атаковало их. Летчики сбили ведущего гитлеровцев, но поскольку запас горючего заканчивался, истребители пошли на посадку. На самолетах устаревшей конструкции пилоты сделали все, что смогли, прикрыв аэродром на несколько драгоценных минут, необходимых для дозаправки МиГ-3.

И вот на смену им поднялось 12 боевых машин, ведомых заместителем командира эскадрильи по политчасти старшим политруком А. Соколовым. Эта группа успешно атаковала вражеские самолеты, заходившие для удара по аэродрому. В результате фашистские бомбардировщики беспорядочно сбросили свои бомбы и повернули назад.

В воздушном бою Анатолий Соколов сбил немецкий истребитель Ме-109. Открыли боевой счет и младшие лейтенанты Александр Кузнецов, Вениамин Николаев. Они сразили по одному фашистскому бомбардировщику Хе-111.

Выполнили летчики 129-го авиаполка и боевую задачу по прикрытию Ломжи. В напряженном воздушном поединке младший лейтенант В. Цебенко поджег "мессер". Через какой-нибудь час жаркий бой разгорелся над посадочной площадкой в районе Тарнова, также подвергшейся налетам вражеской авиации.

Учитывая сложность боевой обстановки, капитан Беркаль решил вернуть полк на аэродром постоянного базирования, и без передышки летчики приступили к прикрытию города и железнодорожного узла Белосток.

Забегая вперед, скажу, что 129-й истребительный авиаполк, организованно вступивший в Великую Отечественную войну, столь же стойко и отважно действовал и в последствии. Этот полк одним из первых в Военно-Воздушных Силах Красной Армии стал гвардейским.

Сражаясь в тяжелых и неравных условиях, летчики истребительных авиаполков 9-й смешанной авиадивизии 22 июня 1941 июня сбили в воздушных боях 85 фашистских самолетов{11}.

В сложной обстановке вела боевые действия и 10-я смешанная авиадивизия, командный пункт которой находился в Кобрине .

Высокой организованностью и тактической грамотностью отличались боевые действия 123-го истребительного авиаполка этого соединения. Полком командовал майор Б. Н. Сурин -отважный, волевой воздушный боец. Борис Николаевич первым в соединении освоил новый истребитель Як-1. При отражении налетов фашистской авиации на штаб 4-й армии и аэродром, расположенные в Кобрине, майор Сурин в течение 22 июня участвовал в четырех воздушных боях, лично сбив три гитлеровских самолета. В последнем неравном бою командир полка получил тяжелое ранение, но, собрав последние силы, привел самолет на свой аэродром. Уже здесь, над аэродромом, он лишился сознания, и неуправляемый самолет столкнулся с землей. Так погиб на боевом посту командир 123-го истребительного авиаполка майор Б. Н. Сурин.

Хорошо подготовленные этим замечательным командиром подразделения успешно сражались против превосходящих сил врага. Прикрывая наши наземные войска в районе Бреста, четверка истребителей И-153 под командованием капитана Можаева отважно вступила в бой с восемью немецкими истребителями Ме-109Е. В неравном воздушном бою лейтенант Жидов уничтожил "мессер". Однако его самолет получил повреждение. Три фашистских истребителя, видя легкую добычу, пошли в атаку на снижавшийся самолет. Тогда, верный законам войскового товарищества, капитан Можаев надежно прикрыл его и сбил еще один "мессер". Одновременно лейтенант П. С. Рябцев, израсходовавший все боеприпасы, таранил Ме-109Е. Гитлеровцы поспешно ретировались.

Наши летчики не щадили себя в бою. Сражаясь с численно превосходящим врагом лейтенант Завгородний сбил один самолет, но получил ранение в ногу. Совершив посадку на своем аэродроме, он дал перевязать себя врачам, снова поднялся наперехват. На этот раз он сбил немецкий бомбардировщик{12}.

В боевой готовности встретил войну и 33-й истребительный авиаполк, базировавшийся в 75 километрах от государственной границы, в районе Пружан. Летчики авиачасти неоднократно перехватывали большие группы фашистских бомбардировщиков Хе-111 на дальних подступах к своему аэродрому, заставляя гитлеровцев сбрасывать бомбы неприцельно и спешно удаляться на свою территорию.

После одного из таких воздушных боев наши летчики вернулись на аэродром почти с пустыми топливными баками. У некоторых экипажей едва хватило горючего, чтобы зарулить на стоянки. В этот момент к аэродрому на малой высоте подошли, незамеченные постом ВНОС, 10 фашистских "мессеров". Они с ходу атаковали рулящие, заправлявшиеся топливом истребители, расстреливая их огнем из пушек, пулеметов. Противовоздушной обороны здесь не было, и нападение противника продолжалось более часа.

В течение 22 июня немцы совершили четыре налета и на аэродром 39-го бомбардировочного авиаполка 10-й смешанной авиадивизии, базировавшегося западнее Пинска, а полевой аэродром 74-го штурмового авиаполка, находившийся в 14 километрах от границы, в первые же минуты войны был обстрелян немецкой артиллерией, к середине дня туда уже прорвались вражеские танки.

В первый день войны гитлеровцы заняли и Кобрин, где до этого находились штабы 4-й армии, ВВС этой армии и 10-й смешанной авиадивизии, лишившейся почти всех аэродромов. Сложную обстановку, в которой оказались подразделения 10-й смешанной авиадивизии, в некоторой море характеризует записка заместителя командира 123-го истребительного авиаполка, посланная им в штаб ВВС фронта.

"Штаб 10 сад эвакуировался не знаю куда. Сижу в Пинске, возглавляю группу истребителей сборных.

Вчера, 22.6.41 г., провели восемь воздушных боев, сбили 7 бомбардировщиков, 3 Ме-109 и 1 разведчик. Сам я участвовал в бою под Пинском, сбил 2, сам невредим. Сегодня группа сделала 3 боевых вылета, жду указаний, как быть дальше.

За ком. 123 иап к-н Савченко"{13}.

18 экипажей СБ 39-го скоростного бомбардировочного авиаполка в 7 часов утра 22 июня нанесли удар по скоплению фашистских танков и моторизованных войск в районе переправы через реку Буг, возле Мельника. Было зафиксировано прямое попадание бомб в переправу, pазбито и подожжено несколько вражеских танков, автомашин, уничтожено много гитлеровцев.

Так, несмотря на нарушенное управление, утрату приграничных аэродромов и понесенные потери, армейская авиация самоотверженно и стойко сражалась с численно превосходящими ВВС фашистской Германии. Немцы понесли невиданный доселе урон.

Это признали позже бывшие гитлеровские генералы. В книге "Мировая война 1939-1945 годы" они писали:

"За первые 14 дней боев было потеряно самолетов даже больше, чем в любой из последующих аналогичных промежутков времени. За период с 22 июня по 5 июля 1941 года немецкие ВВС потеряли 807 самолетов всех типов, а за период с 6 по 19 июля - 477. Эти потери говорят о том, что, несмотря на достигнутую немцами внезапность, русские сумели найти время и силы для оказания решительного противодействия"{14}.

Но внезапное нападение фашистской авиации на аэродромы наших истребителей все же позволило противнику захватить господство в воздухе в начальном периоде войны. Мы потеряли в неравных боях много самолетов. И естественно, командование не могло выделить должного количества истребителей для прикрытия действий фронтовой и дальнебомбардировочной авиации.

Капитан Гастелло

Ранним утром 24 июня сорок первого года, когда на аэродроме Боровское инженеры, техники и младшие авиаспециалисты напряженно готовили свои бомбардировщики к выполнению боевого задания, послышался пронзительный вой сирены и тревожные крики: "Самолет противника!"

Возле аэродрома сторонкой пролетел одиночный бомбардировщик Ю-88. Невооруженным глазом были видны черные кресты на крыльях, зловещая фашистская свастика на его хвосте. Самолет проследовал в южном направлении.

Через несколько минут фашистский бомбардировщик появился с противоположного направления и, пролетая вблизи аэродрома, открыл с малой высоты пулеметный огонь изо всех своих огневых установок по нашим самолетам.

Командир 4-й эскадрильи 207-го дальнебомбардировочного авиаполка капитан Николай Францевич Гастелло прекрасно понимал, что бомбардировщик Ил-4 не истребитель, тем более когда он находится на стоянке и поставлен на колодки. Но на самолете есть бортовое оружие и оно подготовлено к боевому вылету. Оценив обстановку, участник боев на Халхин-Голе и войны с белофиннами, капитан Гастелло бросился к бомбардировщику, одним махом вскочил на верхнюю турельную установку и хлестнул длинной пулеметной очередью по штурмовавшему аэродром фашисту. Все видели, как на мгновение скрестились две огненные трассы, но Гастелло на какую-то долю секунды сумел упредить врага и сразил его. На "юнкерсе" задымил мотор, оставляя шлейф черного дыма, он пошел на снижение и приземлился на колхозном поле, неподалеку от синевшего леса.

Для поимки экипажа командир выслал стрелковое отделение из 257-го батальона аэродромного обслуживания. Гитлеровцы, как выяснилось, выскочили из подбитого самолета, захватили колхозную подводу и. помчались к близлежащему лесу.

Настигая врага на автомашине, красноармеец Жбанов метким выстрелом из винтовки сразил лошадь. Гитлеровцы нырнули в высокую рожь и ползком пытались было пробраться к лесной чаще, но бойцы комсомольцы Савченко, Киреев, Жбанов при помощи колхозников прочесали местность и поймали фашистов.

Пленный немецкий летчик потом заявил, что его удивил такой неожиданный оборот дела:

- Я много летал над Францией, Бельгией, Голландией, Норвегией. Стоило там появиться немецкому самолету, как все разбегались в разные стороны. А ваши летчики даже с земли ведут по нас огонь. У вас не только солдаты, но местные крестьяне и крестьянки бросились на нас с дубьем. Непонятная страна, непонятная война...

Не скрою, приятно было услышать подобные признании из уст наших заклятых врагов. На священную освободительную борьбу против немецко-фашистских захватчиков поднялись все советский люди, от мала до велика, проявив высочайший патриотизм, беззаветную преданность делу партии Ленина, нерушимое единство народа и его армии. И недаром невиданная по своему размаху война с фашистскими захватчиками была названа народной, Великой Отечественной!

Изучение полетной документации, найденной в сбитом капитаном Гастелло фашистском самолете, показало, что немецкий экипаж производил разведку наших железнодорожных перевозок в направлении на Смоленск, что ранее он действительно участвовал в бомбардировках Франции, Бельгии, Норвегии и даже Англии. Это подтверждали Железные кресты, медали на мундирах захваченных нами и плен летчика и штурмана.

Трофейный Ю-88 доставили в расположение авиаполка. Не только личный состав, но и красноармейцы и командиры батальона аэродромного обслуживания с интересом знакомились с вражеской техникой, изучая уязвимые места "юнкерса".

За боевую инициативу, проявленную при отражении налета фашистской авиации на наш аэродром, и сбитый немецкий бомбардировщик командование авиадивизии представило капитана Николая Францевича Гастелло к правительственной награде. Но еще не успели документы оформить, как летчик-коммунист совершил новый, поистине бессмертный подвиг, навеки прославив своё имя.

И на четвертый день войны наземная обстановка нам не очень-то прояснялась. Стало известно об оставлении нашими войсками Белостока. 3-я армия с Немана отошла на рубеж Скидель, Мосты, Ружаны - в район базирования армейской авиации. Позже появились данные об отходе 3-й и 10-й армий на рубеж Молодечно, Лида, Слоним.

Серьезная угроза нависла над Минском. 39-й немецкий моторизованный корпус из Вильно повернул на Минск через Ошмяны, Воложин, Раков. Одновременно моторизованные части противника, двигавшиеся по дороге Ораны - Вильно, повернули строго на восток.

С рассвета 25 июня 1941 года наша авиация действовала двумя волнами: первая волна - фронтовые бомбардировщики, вторая - дальние. Наш авиакорпус наносил удары по колоннам фашистских танков, двигавшихся на Ошмяны. В середине дня 207-й дальнебомбардировочный авиаполк совершил успешный налет на Виленский аэродром, где в результате внезапного удара было уничтожено около 40 немецких истребителей.

Но н мы ни сумели избежать удара. Я как раз приехал на аэродром Боровское, когда основная масса самолетов должна была вернуться с боевого задания. Вдруг появились немецкие бомбардировщики. Они шли с юго-запада, со стороны солнца. Три девятки фашистских бомбардировщиков До-17 летели как на параде, в плотном строю на высоте 1200-1400 метров.

Врага встретил огнем взвод зенитных пулеметов. Обстрел немецких бомбардировщиков с верхних турельных установок вели и экипажи самолетов, находящихся на стоянках, бойцы роты охраны. Но это, конечно, большой угрозы для гитлеровцев не представляло, и немецкие самолеты бомбили словно на полигоне. Однако результат бомбардировки оказался невысоким. Противнику удалось сжечь один неисправный ТБ-3, получили повреждения еще два самолета, а несколько красноармейцев аэродромно-технической роты были ранены. Остальной личный состав наземных служб, находившийся на аэродроме, укрылся в щелях и потерь не имел. Если сопоставить результаты нашей бомбардировки немецкого аэродрома, где экипажи 207-го авиаполка уничтожили около 40 фашистских самолетов, с итогами налета авиация противника на Боровское, нетрудно убедиться, что удары советских летчиков по врагу оказались гораздо эффективнее.

После отбоя воздушной тревоги началось оживление, около домов появились женщины, дети. К своему удивлению, я узнал, что в авиагородке осталось еще много семей летчиков и технического состава. Приказание об их эвакуации оказывается выполнялось медленно. Впрочем, боевых подруг понять было можно. Они неохотно покидали авиагородок, потому что беспокоились о судьбе своих мужей, с тревогой и волнением ждали возвращения их с боевых заданий, ждали с робкой надеждой даже тех, кому вернуться уже было не суждено...

Мы с бригадным комиссаром А. К. Одноволом обсудили этот сложный вопрос и дали указание командирам соединений - не позднее следующего дня все семьи военнослужащих вывезти из опасной зоны в населенные пункты, предусмотренные планом эвакуации.

К слову сказать, с авиационной техникой у нас дело обстояло все хуже. Части 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса, летавшие без истребительного прикрытия, несли потери и новыми самолетами не пополнялись. Измотанные бессонницей, осунувшиеся, инженеры и техники, специалисты-ремонтники сутками не отходили от поврежденных машин, стремясь быстрее ввести их в строй. Подразделения полевого ремонта, технические наземные расчеты работали с наивысшим напряжением.

Особенно тяжелое положение сложилось в 207-м полку. К началу войны здесь и так было мало самолетов, а из-за большого количества повреждений, полученных в ходе боев, командир авиаполка подполковник Г. В. Титов 25 июня смог поднять в воздух всего лишь два звена. Но так называемые безлошадные, не имеющие боевых машин летчики и техники, тоже не сидели без дела и старались как можно скорее освоить новый для них самолет ББ-22 (Як-4). К началу войны это был самый современный ближний бомбардировщик конструкции А. С. Яковлева, обладавший максимальной скоростью полета - до 560 километров в час. Он почти не уступал в скорости модернизированному немецкому истребителю Ме-109Е.

Эти машины попали к нам, можно сказать, случайно. В самый канун вероломного нападения фашистской Германии свыше десятка самолетов ББ-22, перегоняемых с авиазавода в бомбардировочные полки фронтовой авиации, произвели посадку на одном из наших аэродромов для дозаправки топливом и технического осмотра. Немногочисленные экипажи-перегонщики, вылетевшие еще в мирное время, находились на заводе, некоторые - уже на фронтовых аэродромах.

В первые дни войны, когда развернулись напряженные боевые действия, у меня не было даже времени доложить о совершивших у нас посадку ближних бомбардировщиках. Поэтому, приняв решение передать новые самолеты 207-му авиаполку, я приказал изучить правила эксплуатации их и использовать машины в боевой работе. Что и было сделано.

25 июня летчики 42-й авиадивизии обнаружили скопление немецких танков уже в 25-30 километрах северо-западнее Минска. Откровенно говоря, я не сразу поверил этому сообщению, поскольку танки наблюдали со значительной высоты могли их перепутать со своими. Во второй половине дня данные подтвердились. Экипажи 212-го отдельного дальнебомбардировочного авиаполка при возвращении с боевого .задания отчетливо наблюдали фашистские танки с их опознавательными знаками. Об этом мы немедленно донесли в Генеральный штаб Красной Армии и ВВС Западного фронта, но я решил еще раз проверить данные воздушных наблюдений. Инспектор техники пилотирования авиакорпуса Герой Советского Союза майор Орест Николаевич Боровков произвел разведку на малой высоте - большое скопление замаскированных немецких танков и автомашин подтвердилось. Это был уже не передовой отряд, замеченный здесь 24 июня, а крупная группировка гитлеровцев,

Одновременно немецкая танковая группа Гудериана обходила Минск с юга и вырвалась на подступы к Барановичам, где встретила упорное сопротивление наших частей. Тяжелые бои с превосходящими силами противника вели войска соседнего Северо-Западного фронта.

Так все яснее вырисовывался замысел немецко-фашистского командования окружить главные силы Западного фронта и отсечь от него войска соседних фронтов. Стремясь не допустить окружения 3-й и 10-й армий, Ставка 25 июня приказала командующему фронтом отвести войска из западных областей Белоруссии. Но недостаток автотранспортных средств и горючего усложнил выполнение этой задачи. А мы с рассвета и в течение всего светлого времени следующего дня наносили удары по скоплениям моторизованных войск противника в районе Радошкевичн, Молодечно, Ошмяны, Крево, Раков. Несмотря на большой некомплект бомбардировщиков, наш авиакорпус 26 июня совершил 254 самолето-вылета.

Как и другие части, немногочисленный по своему составу 207-й дальнебомбардировочный авиаполк выполнял в тот день второй боевой вылет. Подвесив бомбы и дозаправившись горючим, вторично вылетал и экипаж капитана Николая Францевича Гастелло. Имея за плечами несколько десятков боевых вылетов на Халхин-Голе, в Финляндии, он участвовал и в боевом вылете корпуса в первый день Великой Отечественной войны. На митинге перед боем коммунист Гастелло горячо и взволнованно сказал:

- Что бы ни ждало нас впереди, все пройдем, все выдержим. Никакой буре нас не сломить, никакой силе не сдержать!..

Примерно через полтора часа полета экипажи вышли в район южнее Радошкевичи. Обнаружив на шоссе большую вражескую моторизованную колонну, Гастелло выбрал наибольшее скопление заправлявшихся фашистских танков, автомашин и атаковал врага. Штурман Анатолий Бурденюк точно положил авиабомбы в цель.

Командир эскадрильи делает второй, третий заход, воздушный стрелок-радист старший сержант А. А. Калинин и занявший место люкового стрелка адъютант эскадрильи (начальник штаба) лейтенант Г. Н. Скоробогатый обстреливают разбегающихся в панике гитлеровцев. Захлебываясь, непрерывно бьют по нашему самолету вражеские зенитки.

И вот уже при отходе от цели в бензиновый бак самолета попадает снаряд. Возникает пожар. Попытка сбить пламя не удалась. Огонь все более разгорался от встречного потока воздуха. Это с болью в душе наблюдали, не в силах ничем помочь, летевшие в паре с капитаном Николаем Гастелло заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Федор Воробьев и штурман лейтенант Анатолий Рыбас.

На их глазах самолет, объятый пламенем, стал крениться вправо. Гастелло сумел выровнять его, затем развернул машину на скопление фашистских танков и автомашин, перевел в пикирование и врезался в гущу неприятельской техники. Вплоть до роковой секунды из пылающего самолета летели по врагам огненные трассы разящих пуль. Это вели огонь лейтенанты А. А. Бурденюк, Г. Н. Скоробогатый и старший сержант А. А. Калинин. Они сражались до конца...

Когда командир 42-й дальнебомбардировочной авиадивизии полковник М. X. Борисенко доложил о героическом подвиге капитана Николая Гастелло, совершившего огненный таран, я приказал выслать самолет с фотоустановкой и сфотографировать с малой высоты место гибели экипажа. Буквально на другой день мы с бригадным комиссаром А. К. Одноволом держали в руках снимок, на котором отчетливо были видны воронка, образовавшаяся на месте удара самолета о землю, отброшенные при взрыве части корабля и много сгоревших вокруг фашистских танков и автомашин. Дорогой ценой заплатил враг за гибель легендарного экипажа Гастелло!

Я держал в руках снимок и думал, какая же огромная нравственная сила нужна человеку, чтобы пойти на такой жертвенный подвиг!

Все летчики соединения были потрясены героической гибелью экипажа, испытывая одновременно глубокую печаль и гордость. Печаль оттого, что потеряли такого хорошего, душевного и отзывчивого летчика, как Николай Гастелло, членов его экипажа. А гордость - потому, что своим подвигом Гастелло и его экипаж продемонстрировали непревзойденный моральный дух, доблесть и боевые качества советского воина. Ничто, даже угроза смерти, не может заставить его покориться врагу. До последней минуты жизни он помнит о высоком долге перед Родиной и даже смертью своей утверждает победу!

Мы с бригадным комиссаром А. К. Одноволом сделали обоснованное представление о присвоении капитану Николаю Францевичу Гастелло звания Героя Советского Союза. И 6 июля 1941 года в сообщении Советского информбюро, переданном по радио, вся страна узнала об огненном таране летчика.

Ровно через месяц после совершения подвига, 26 июля, капитану Гастелло посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Орденами Отечественной войны I степени Родина отметила членов героического экипажа - штурмана коммуниста А. А. Бурденюка, воздушного стрелка-радиста комсомольца А. А. Калинина, люкового стрелка комсомольца Г. Н. Скоробогатого. Мне хочется дословно привести письмо Франца Павловича Гастелло, присланное командиру авиаполка, где служил его сын-герой. Оно очень правильно, по-моему, показывает истоки советского патриотизма и мужества Героя Советского Союза Н. Ф. Гастелло. Вот оно:

"Фамилию нашу правильно писать "Гастылло". Это потом, когда в тысяча девятисотом пришел на заработки в Москву, меня по-московски стали называть "Гастелло".

Происхождение наше из-под города Новогрудок, деревенька Плужины. Сырая земля в тех местах: очень много крови впитала. В девятьсот четырнадцатом и в гражданскую тоже фронт был, как теперь.

Я все думал, нашу деревеньку сровняли с землей. Нет, стоит. Летом перед самой войной Николаю случилось над теми местами летать. Прислал письмо.

"Ну, папа, - пишет, - вчера Плужаны с воздуха разглядел. Только очень высоко летел. Вот какими они показались мне" - и внизу кружочек обвел.

Всегда любил пошутить. Но заметно: шутит, а самому приятно, что увидел наконец отчий край (он Плужан и не знал до этого - он в Москве рожден).

А Ворончу не увидел. Ворончу в революцию, наверное, сожгли. Имение было. Там на панской конюшне моего отца и мать секли в крепостное время. Там и я смолоду батрачил.

...Я свою судьбу подле вагранки нашел. Больше двадцати лот проработал на Казанской железной дороге в литейных мастерских, состоял при огне. Сначала страшно было, потом приловчился, понравилось. Искры брызжут. Чугун в ковши пошел. Белой струёй хлещет. По-моему, ничего красивее нет.

Сыны мои, Николай и Виктор, с детства приучены были не бояться огня.

Николай, как подрос, тоже в литейную определился, сначала стерженщиком, потом формовать стал. Я из вагранки сливаю, а он формует, металл от отца к сыну плывет.

Пошабашили, сидим, а он просит:

- Теперь, расскажи, папа, как вы с Лениным одной артелью работали.

Очень любил слушать про это. Первые коммунистические субботники ведь с нашей Казанки пошли. Ильич назвал их Великим почином. И сам выходил на субботник, работал со всеми.

Франц Павлович Гастелло".

Это письмо политработники зачитывали во всех подразделениях, рассказывали о жизни и мужественных делах легендарного однополчанина.

Родился Гастелло в 1907 году в Москве, в рабочей семье, и сам был рабочим. В 1924 году вступил в комсомол, а в 1928 - в ряды Коммунистической партии, В 1932 году Московский комитет ВКП(б) направил Николая по спецнабору в ВВС Красной Армии, и он был зачислен курсантом 11-й военной школы пилотов в Луганске. Став военным летчиком, Николай Гастелло командовал кораблем, потом отрядом тяжелых бомбардировщиков.

В начале 1941 года капитан Гастелло был назначен командиром эскадрильи, быстро освоил новый для него самолет Ил-4 и стал одним из лучших летчиков полка.

Однополчане рассказывали, что Николай Гастелло не раз тепло и сердечно вспоминал своего наставника военкома авиаполка батальонного комиссара М. А. Ююкина, который ранее был его инструктором. Они вместе воевали на Халхин-Голе, и, когда бомбардировщик комиссара был подбит, он направил горящую машину на японский дзот.

А примеру Гастелло последовали многие герои Великой Отечественной войны. Буквально через несколько дней после его огненного тарана, 5 июля, в соседнем, 2-м дальнебомбардировочном авиакорпусе этот славный подвиг был совершен дважды. В донесении говорилось:

"...Сегодня экипажи совершили коллективный подвиг при нанесении удара по переправе в районе города Борисова. Ведущий звена старший лейтенант Крымов по радио дал лейтенанту А. Булыгину команду покинуть горящий бомбардировщик. Булыгин ответил ведущему: "Идем на таран!" - и направил машину в переправу. А через несколько минут... второй экипаж этого же, 53-го дальнебомбардировочного авиаполка под командованием капитана С. Д. Ковальца, врезался в колонну гитлеровских танков, выходящих из Борисова"{15}.

Газета "Правда" сообщала, что, по уточненным данным, теперь не 100, как считалось ранее, а 327 летных экипажей совершили огненные тараны в годы Великой Отечественной войны. В картотеку героев занесены имена 617 летчиков, штурманов, воздушных стрелков-радистов, борттехников - представителей всех республик нашей страны.

В Москве одна из улиц названа именем Николая Гастелло. Приказом Министра обороны СССР имя Героя Советского Союза Николая Францевича Гастелло навечно занесено в списки Н-ской авиачасти. Свято хранится и светлая память о членах огненного экипажа кавалерах ордена Отечественной войны I степени лейтенантах А. А. Бурденюке, Г. Н. Скоробогатом, старшем сержанте А. А. Калинине. Неподалеку от Радошковичей стоит скромный обелиск легендарному экипажу. Благодарные советские люди приносят к подножию памятника цветы, преимущественно розы. Ведь в тот день, когда экипаж совершил бессмертный подвиг, у него был позывной "Роза".

По фашистским танкам

Директива Ставки Верховного Главнокомандования, подписанная наркомом обороны С. К. Тимошенко в 15 часов 30 минут 26 июня 1941 года, гласила:

"Командирам 3 и 1 дбак.

Мотомехчасти противника двигаются от Минска на Оршу и Могилев. Немедленно взлететь и систематическими непрерывными налетами днем и ночью уничтожать танки противника. Не допускать переправы через р. Днепр. Бомбардировать с высоты 400 метров не мелкими группами, а полками"{17}.

Речь шла уже не о Березине, а о переправах через Днепр. Ставка, очевидно, располагала более точными и достоверными данными о том, что прорвавшиеся немецкие танки обошли Минск с севера и, минуя его, продолжают движение в восточном и северо-восточном направлениях.

Но как выполнить директивное требование Ставки и немедленно взлететь, когда наши аэродромы почти пусты. Все самолеты уже вторично в течение дня вылетели на задание, бомбардируют и обстреливают скопления моторизованных войск противника в районе Радошковичи, Молодечно, Ошмяны, Крево, Раков.

Вместе с частями 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса эти цели подвергали своим атакам полки 47-й смешанной авиадивизии, 12-й и 13-й бомбардировочных авиадивизий фронтовой авиации. Гитлеровцы несли ощутимые потери. Это потом подтвердили показания военнопленных.

И вот, получив приказ Ставки, мы с нетерпением ждали возвращения авиаполков. Третий боевой вылет требовал известного времени на подготовку, а день клонился к вечеру. Я уже не говорю о том, что экипажи, действовавшие с большим напряжением, нуждались хотя бы в небольшом отдыхе, а материальную часть надо было не только осмотреть, но и отремонтировать, исправить повреждения после боевого вылета.

Правда, на аэродроме в районе Сухиничи оставались 1-й и 3-й тяжелобомбардировочные авиаполки, имевшие в общей сложности 60 четырехмоторных кораблей ТБ-3. И я приказал командиру 1-го авиаполка полковнику Ивану Васильевичу Филиппову возглавить сводную группу из двух авиачастей и в течение ночи на 27 июня наносить бомбардировочные удары по мотомехчастям противника в 25-30 километрах северо-восточное и северо-западнее Минска.

Такую же задачу, как и группе Филиппова, мы поставили ночным экипажам самолетов Ил-4. И хотя их было немного, они все же подкрепляли боевые действия тяжелобомбардировочных авиаполков.

Начало удара я назначил на 23.00. Соответственно были сделаны штурманские расчеты и подняты авиаполки. Но неожиданно, в то время когда самолеты уже находились в воздухе и до начала бомбометания осталось 40 минут, встал вопрос об изменении цели. Один из начальников отделов управления корпуса привел ко мне общевойскового полковника, который заявил, что прибыл из того самого района, который должны бомбить наши полки, и упорно утверждал, что там находятся советские войска. Было над чем задуматься!

Немедленно связался с П. Ф. Жигаревым и доложил ему о настораживающих сведениях, которые требовали дополнительной проверки. По наблюдению наших экипажей в том районе находились немецкие танки, автомашины и пехота. Более того, советские самолеты были обстреляны малокалиберной зенитной артиллерией, применявшей снаряды с черными разрывами, тогда как у нашей - белые. Одновременно я доложил о количестве вылетевших, тяжелых бомбардировщиков, которые приближались к цели, просил подтверждения - выполнять нам эту задачу или же во избежание ошибки нанести удар по запасной цели.

- Минуточку, сейчас уточню в Генеральном штабе, - ответил Жигарев.

Вскоре раздался звонок первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко. Он тоже имел сведения, что в районе, который мы собирались бомбить, находятся наши войска. Час от часу нелегче! Что делать? Время бежит, самолеты приближаются к цели. Снова звоню Жигареву, но к телефону никто не подходит. Осталось пятнадцать минут до назначенного для удара времени. Положение усложнилось тем, что ПВО сообщило о приближении большой группы немецких самолетов к Смоленску.

Вновь звоню в Москву, на этот раз прямо в Генеральный штаб. Докладываю, что с минуты на минуту Смоленск подвергнется бомбардировке и связь с нашими самолетами может прерваться. Надо немедленно решать: бомбить ли заданную цель или нам дадут запасную?

И опять слышится ответ:

- Минуточку, уточним!

Когда до начала удара осталось менее 5 минут, раздался наконец долгожданный звонок из Москвы.

- Уточнил, никаких наших войск в том районе уже нет, - заявил генерал П. Ф. Жигарев. - Бомбите! А паникера и болтуна - к ответственности!..

Едва мы успели передать по радио подтверждение группе наших самолетов выполнять поставленную задачу, как заухали зенитки, послышался пронзительный вой немецких бомб. Началась сильная бомбардировка железнодорожной станции и города Смоленск. От разрыва фугасок в нашем штабе вылетели стекла из окон, погас свет, на некоторое время нарушилась проволочная связь, в том числе и с расположенной за городом радиостанцией. Но все, что требовалось передать экипажам, было своевременно передано, хотя по-настоящему организованного и сосредоточенного удара по скоплению гитлеровцев не получилось.

В последнюю минуту командующий Западным фронтом решил перенацелить наши самолеты на передовые отряды механизированных войск противника, выдвигавшиеся по Минскому шоссе на Смолевичи и по шоссе от Слуцка до Старых Дорог. Это распоряжение, минуя нас, передал начальник штаба ВВС фронта полковник С. А. Худяков непосредственно командиру группы тяжелых бомбардировщиков полковнику И. В. Филиппову. И получилось, что первые двадцать взлетевших кораблей бомбардировали заданные нами цели, остальные же действовали по новым - силы оказались распыленными.

Из-за нарушения управления войсками штаб ВВС фронта не мог оповестить наземные части о сигнале "я - свой самолет". В результате экипажи, как было установлено, на эту ночь для опознавания выпускали зеленую ракету, а наша зенитная артиллерия продолжала обстреливать их. Интенсивный огонь по ТБ-3 вел и противник.

И все-таки действия первых двадцати экипажей, бомбивших основную цель, были довольно эффективными. Их наблюдали и высоко оценили бойцы и командиры 100-й стрелковой дивизии генерала И. Н. Руссиянова.

Исправных самолетов с каждым днем становилось все меньше. Зато росло количество кораблей, находившихся в ремонте. И вот как-то в момент, когда я озабоченно размышлял над сводкой об оставшихся в боевом строю машинах, неожиданно прилетел командир 51-го дальнебомбардировочного авиаполка и доложил, что эта часть передается нам из 2-го дальнебомбардировочного корпуса. Это пришлось как нельзя кстати, и вновь прибывший полк я передал в 52-ю авиадивизию. Всего лишь сутки смогли мы выделить летному составу на изучение обстановки, подготовку материальной чисти, прочие дела и сразу же стали планировать выполнение боевого задания.

Гитлеровцы интенсивно бомбили Смоленск. Доставалось и нам, поскольку штаб авиакорпуса размещался почти в центре города, а прикрытие было слабое. Уже на другой день войны пришлось создать нештатный отряд истребителей И-16 из числа севших на наши аэродромы летчиков, которым ставилась задача во взаимодействии с зенитной артиллерией уничтожать немецкие бомбардировщики, не допускать их к железнодорожному узлу и городу.

Опыт ночной подготовки у летчиков-истребителей невелик. Помню, один из них, подвижный, смуглый пилот, по национальности татарин, откровенно признался, что ночью вообще не летал, но непременно потренируется и от других отставать не будет.

Я с удовлетворением наблюдал смелые атаки наших истребителей, успешно взаимодействовавших с зенитными прожекторами. Невзирая на огонь немецких бомбардировщиков, они смело сближались с противником на короткую дистанцию и завершали атаки прицельным огнем. На глазах многих вражеский Ю-88 сбил тот энергичный мой собеседник, решивший от других не отставать. Свое слово он сдержал. К сожалению, в быстром беге событий первых дней войны подвиг скромного воздушного бойца не был отмечен достойной наградой, и я, даже не запомнил его фамилии, за что себя не раз укорял. Но помню младшего лейтенанта Кондрашева. На истребителе И-153 29 июня он уничтожил один немецкий бомбардировщик, а другой подбил. Отлично обученный летчик и на устаревшем самолете, как днем, так и ночью, успешно уничтожал врага.

Непрерывно неся потери, фашисты не прекращали, однако, бомбардировок Смоленска. Во время одного из ночных налетов гитлеровцам удалось поджечь на нашем аэродроме здания окружных ремонтных авиамастерских и прилегающие к ним дома. Загорелось и несколько истребителей ремонтного фонда. На одном самолете находился патронный ящик, и, когда патроны начали взрываться, создалось впечатление беспорядочной стрельбы. К звуковым эффектам добавились зрительные. Для подсвета целей немцы применили светящие авиабомбы, сбрасывая их со значительной высоты. Снижавшиеся на парашютах цилиндры с выгоревшим осветительным составом принимались неопытными наблюдателями за вражеских десантников, и в штаб отовсюду начали звонить, сообщая о гитлеровском десанте.

Получив тревожный сигнал, я немедленно выехал на аэродром. На поверку никакого вражеского десанта но оказалось.

Конечно, неплохо, что люди проявляли бдительность, однако не обходилось и без курьезов. Когда вражеский налет на Смоленск был отбит, мне потребовался заместитель по политической части бригадный комиссар Одновол, но он бесследно исчез. Одновременно с ним пропал и начальник оперативного отдела штаба авиакорпуса подполковник Ильин.

На рассвете, когда я вернулся с аэродрома в управление корпуса, в кабинете раздался телефонный звонок. Звонил Одновол. Спрашиваю, куда же ты запропастился, Александр Кириллович? Отвечает, что вместе с Ильиным его задержали патрули из общевойскового соединения.

Оказывается, когда началась бомбардировка, Одновол и Ильин вышли из помещения на крыльцо. И вот проходившему мимо патрулю они показались подозрительными: с бритыми головами, фуражки, как на грех, с задранным сзади верхом. Не помогли никакие объяснения, ни удостоверения.

- Нас не проведешь! - заявили патрули и пришлось бригадному комиссару Одноволу и подполковнику Ильину просидеть до утра под арестом, пока мы не вызволили их.

В первые дни войны бдительность иной раз принимала уродливые формы шпиономании. Сообщения о диверсантах и парашютистах поступали довольно часто, но оказывались ложными. Случались и заведомо ложные звонки якобы от имени советских органов. Порой это делала немецкая агентура в целях создания паники.

Вспоминается случай, которому до сих пор не нашел объяснения. Вскоре после перебазирования 212-го дальнебомбардировочного авиаполка на аэродром Ельня мне принесли странную телеграмму: "В районе аэродрома Ельня захвачено 70 немецко-фашистских диверсантов, переодетых в гражданское платье, но в их чемоданах обнаружено немецкое обмундирование".

Поскольку я собирался побывать на аэродроме Ельня, то пригласил с собой начальника особого отдела авиакорпуса полковника Н. П. Кияшко и вылетел с ним туда на связном самолете.

Летчики 212-го полка только что вернулись с задания. Экипажи бомбили фашистские танки, двигавшиеся по Варшавскому шоссе на Минск, и разгоряченные боем летчики, штурманы оживленно рассказывали мне о выполненном задании.

Одновременно посыпались вопросы: почему не сопровождают истребители? Бомбардировщики из-за этого несут напрасные потери.

Пришлось объяснить, что в составе авиакорпуса истребителей нет, а приказание дальнебомбардировочному авиаполку выполнять задачи фронтовой авиации связано с чрезвычайно сложной обстановкой. Помню, я говорил, что противника необходимо задержать любыми средствами, любой ценой, пока не подойдут наши оперативные резервы. И, говоря это, не совсем отчетливо представлял, когда, откуда подойдут эти резервы. Но, во всяком случае, так должно было быть!

А как же с диверсантами, хранившими в чемоданах немецкое обмундирование? Командир полка А. Е. Голованов заявил, что он об этом ничего не знает и телеграмм не посылал. Оперативный уполномоченный особого отдела, работавший в этом полку, тоже ничего не знал ни о диверсантах, ни о телеграмме. Почему я остановился на факте, не заслуживающем, казалось бы, особого внимания. Да потому, что непроверенные донесения, сигналы, поспешные и опрометчивые телефонные доклады подчас отрывали командиров от их основного дела и мешали нормальной работе. В дальнейшем мы решительно пресекали подобные проявления "бдительности".

В последних числах июня 1941 года Смоленск заполнился войсками, штабами, прибывшими из глубины страны. Связь между управлением авиакорпуса и соединениями нарушалась, и, чтобы приблизить руководство к аэродромам, своим частям, с разрешения старшего начальника, я перенес КП в район аэродрома Боровское.

Разместились мы в землянках - в километре от летного поля. Радовало, что связь, в том числе ВЧ, работала устойчиво. Но если с Москвой контакты поддерживались постоянно, то со штабом ВВС фронта даже радиосвязь имела перебои. Из-за общей перегруженности радиостанций задерживалось прохождение оперативных распоряжений. Немногочисленные наши шифровальщики были завалены работой, не справлялись с потоком запросов, донесений, заявок тыловых органов, инженерных сводок. В море второстепенных сведений терялись важные оперативные документы. Дорогой ценой расплачивались мы за недоработки мирного времени. Пришлось ввести жесткий порядок в использовании радиосвязи - сократить количество и объем радиограмм, создать возможность внеочередной передачи оперативных распоряжений.

А боевая задача наша оставалась прежней - уничтожать танковые и моторизованные войска противника на минском направлении. Наносили ли дальние бомбардировщики урон врагу? Да, фашисты несли большие потери. В первые два-три дня войны во время налета нашей авиации бронетанковые колонны противника не прекращали движения, а затем немцы значительно усилили зенитно-артиллерийское, авиационное прикрытие войск. При появлении советских самолетов их колонны останавливались и рассредоточивались, в панике гитлеровцы разбегались в разные стороны. Темпы продвижения противника заметно снизились.

Особенно ощутимые потери от нашей авиации гитлеровцы несли на подступах к Минску. Это объясняется тем, что в условиях вязкого грунта, болотистой местности, кустарников противник вынужден был держаться дорог, и наши экипажи старались настичь его в теснинах, где скопления войск неизбежны, а потери огромны.

Звено дальних бомбардировщиков Ил-4 обычно сбрасывало не менее 20 фугасных авиабомб, весом по 100 килограммов каждая, сверх того - 68 осколочных восьмикилограммовых, а также несколько десятков стокилограммовых зажигательных. Если не оказывалось осколочных бомб АО-8, то вместо них применялись фугасные с установкой взрывателей на мгновенный взрыв, что обеспечивало эффективное осколочное действие.

Пусть у читателя не создастся превратного мнения о том, что прорвавшиеся немецко-фашистские бронетанковые части двигались беспрепятственно, не встречая сопротивления. Гитлеровцы получили на советской земле такой решительный отпор, какого они не встречали нигде на Западе.

Наши воздушные разведчики доносили о скоплении немецко-фашистских войск на подступах к Бресту. Это свидетельствовало о том, что немцам не удалось внезапным ударом овладеть городом-крепостью - там продолжались затяжные бои. Впоследствии стало известно, что фашисты непрерывно штурмовали, бомбардировали, обстреливали из орудий, выжигали огнеметами оборонявшихся бойцов, а крепость-герой Брест стояла и не сдавалась. Над развалинами ее реял красный стяг.

Решительное сопротивление советских стрелковых и танковых частей, поддержанных дальними и тяжелыми бомбардировщиками, встретил 39-й мотокорпус противника, прорывавшийся через Молодечно к Минску. Штаб немецкого мотокорпуса подвергся разгрому, были захвачены оперативные документы, пленные офицеры. Стало известно, что в результате ночной бомбардировки, осуществленной нашими экипажами, командир корпуса был убит, враг понес большие потери. Совместными усилиями наземных войск и авиации продвижение 39-го мотокорпуса гитлеровцев, входившего в 3-ю танковую группу генерала Гота, было задержано на двое суток.

Наши авиасоединения нанесли ощутимые удары и по немецкой 2-й танковой группе, возглавляемой небезызвестным Гудерианом. Как впоследствии признавал в своих мемуарах генерал-фельдмаршал, 24 нюня 1941 года советские бомбардировщики разбили даже здания и палатки, в которых развернулся штаб 2-й танковой группы противника. Гитлеровцы около двух часов собирали трупы. Сам Гудериан уцелел случайно, поскольку за несколько минут до нашего налета выехал из расположения штаба.

Танкистов Гудериана мы бомбардировали и в последующие дни. Особенно напряженно пришлось поработать 28 и 29 июня, когда немецкая 2-я танковая группа вновь начала свое движение на восток. На реке Шара и в районе Пуховичи, Осиповичи танки противника встретили ожесточенное сопротивление советских войск и вынуждены были повернуть на Бобруйск. На подходах к городу наши экипажи бомбардировали их, а частью сил уничтожали вражеские эшелоны с войсками и техникой и на железнодорожном узле Брест, отсекая оперативные резервы немцев.

После тяжелых, кровопролитных боев с превосходящими силами врага вечером 28 июня 1941 года наши войска оставили Минск. В 17.00 фашистские танки ворвались в город со стороны Болотной.

Узнаю, что штаб Западного фронта находится в Могилеве. Делаю попытку восстановить связь с командующим ВВС фронта генерал-майором авиации А. И. Таюрским, сменившим трагически ушедшего из жизни генерал-майора авиации И. И. Копца. Для этого посылаю на самолете У-2 заместителя начальника штаба авиакорпуса с заданием найти штаб ВВС фронта, получить данные о наземной обстановке, добиться хотя бы слабого прикрытия истребителями и упорядочить вопросы постановки боевых задач.

Прошел день-посланец не вернулся. Лишь на вторые сутки он с трудом добрался до Боровского, так и не выполнив задания. Штаб ВВС фронта он не нашел. Могилевский аэродром, где приземлился наш оператор, часто подвергался ударам фашистской авиации. Во время сильной бомбежки кто-то поспешил улететь на нашем У-2, взамен оставив такой же самолет, но сильно поврежденный осколками бомб. Короче говоря, посланец вернулся ни с чем на попутной машине.

Одновременно мы били и по немецким аэродромам. Но решению начальника Главного управления ВВС Красной Армии в каждом полку дальнебомбардировочной авиации выделялось одно-два звена с отлично подготовленными и слетанными экипажами для нанесения бомбардировочных ударов по аэродромам противника. 29 июня командир 42-й авиадивизии полковник М. X. Борисенко поставил командиру звена лейтенанту Лысенко боевую задачу - нанести бомбардировочный удар по фашистскому аэродрому в районе Вильно. Аэродром этот прикрывался зенитной артиллерией, истребителями противника.

Зная о том, что командир звена Лысенко перед вылетом на ответственное задание был принят кандидатом в члены партии, заместитель командира дивизии по политчасти полковой комиссар Ф. В. Барсков поздравил летчика с большим событием в его жизни и пожелал молодому коммунисту и его подчиненным боевых успехов.

Несмотря на интенсивный зенитный обстрел, звено лейтенанта Лысенко атаковало аэродром гитлеровцев, перекрыв серией авиабомб большое скопление фашистских самолетов. Затем последовал повторный заход.

Экипажи наблюдали, как взрывались и горели пораженные неприятельские самолеты, рушились аэродромные постройки. Зафиксирован был также крупный очаг пожара.

При возвращении ведущий корабль лейтенанта Лысенко подвергся нападению вражеского истребителя Ме-109. Немецкий летчик, видимо опытный, знавший огневые возможности наших Ил-4, при атаке держался в непоражаемом пространстве - за хвостовым оперением бомбардировщика. Воздушный стрелок-радист старшина Щукин вынужден был открыть огонь по фашисту прямо через киль корабля. Прострелив обшивку своего самолета, длинной очередью он подбил одного "мессера".

Но уже подоспели новые немецкие истребители, атаковавшие наших бомбардировщиков со всех сторон. Летчики звена продолжали выдерживать плотный строй. Воздушные стрелки-радисты старшина Щукин, младшие сержанты Куцбин, Емельянов отражали атаки врага. Немецким летчикам так и не удалось разрушить боевой строй звена, и, хотя в фюзеляжах наших самолетов оказалось немало пулевых пробоин, все экипажи вернулись на аэродром, а гитлеровцы только в воздушном бою потеряли три "мессершмитта". Много авиационной техники врага звено Лысенко уничтожило и на аэродроме.

29 июня немецкие танковые группы, охватившие столицу Белоруссии с севера и юга, соединились восточное Минска и отрезали пути отхода одиннадцати стрелковым дивизиям Западного фронта. Впоследствии многие красноармейцы, командиры и политработники с боями пробились из окружения, влились в местные партизанские отряды, а некоторые погибли в тяжелой и неравной борьбе. В создавшихся условиях, когда поредевшие наши войска уже не могли сдерживать бешеный напор гитлеровских полчищ, Ставка ускорила выдвижение резервов для создания стратегического фронта обороны на рубеже рек Западная Двина, Днепр.

Военный совет фронта поставил задачу своей авиации и 3-му дальнебомбардпровочному авиакорпусу действовать по танкам и моторизованным войскам противника, выдвигавшимся в направлении Плещеницы, Борисов, воспрепятствовать их переправе через реку Березину. Наибольшее беспокойство командование фронта проявляло о своем правом фланге. Именно туда была нацелена и вся наша авиация,

30 июня в 13.00 мы запланировали вылет головных частей авиакорпуса для нанесения бомбардировочного удара по скоплениям моторизованных частей противника в районе Плещениц. Я в это время находился на аэродроме Боровское, и на моих глазах самолеты 42-й авиадивизии уже выруливали на старт. На соседнем аэродроме, как мне доложили, происходило то же самое.

Именно в эти напряженные минуты поступила срочная телеграмма из штаба ВВС Западного фронта. Пробежав ее содержание, я приказал вылет запретить, самолетам зарулить на стоянки. 3-му дальнебомбардировочному авиакорпусу ставилась новая боевая задача.

Привожу телеграмму дословно:

"Всем соединениям ВВС Западного фронта. Немедленно, всеми силами, эшелонированно, группами уничтожать танки и переправы в районе Бобруйска.

Павлов, Таюрский. Передал Свиридов.

Приказ передать командирам 42, 52, 47, 3 ак дд, 1 и 3 тап, это помимо 3 ак дд. Всем частям, которые размещены на аэродромах Боровское, Шаталово, Шайковка, Смоленск и другие. Немедленно передавайте всем. Исполнение доложить сюда, кому, когда передано. Принял ОД капитан Лукьяненко в 12 час. 50 мин."{18}.

Приказ перенацеливал всю фронтовую авиацию и 3-й дальнебомбардировочный авиакорпус с правого фланга на левый, то есть на танки Гудериана и наводившиеся немцами переправы в районе Бобруйска. Чувствовалось, что телеграмма написана в спешке, что штаб ВВС фронта потерял управление своими соединениями и частями. В связи с продвижением немецко-фашистских войск фронтовые бомбардировщики начали перебазирование на Смоленский аэродромный узел, где еще находились части нашего авиакорпуса. Отсюда и необычность приказа, содержавшего требование: "Немедленно передавайте всем".

Авиаполки 42-й и 52-й дальнебомбардировочных авиационных дивизий, вылет которых был задержан, быстро провели подготовку экипажей для ударов по целям в районе Бобруйска. Первая группа самолетов между 14 и 15 часами ужо бомбардировала скопление моторизованных войск противника юго-западное этого города, а также колонны фашистских танков и автомашин на дорогах Глусск Бобруйск и Глуша - Бобруйск.

Воздушная обстановка в районе переправ через Березину оставалась для нас неблагоприятной. Здесь сосредоточила свои основные усилия почти вся истребительная авиация немецкого 2-го воздушного флота, возглавляемого фельдмаршалом Кессельрингом. Это был один из сильных и многочисленных воздушных флотов фашистской Германии. По истребительной авиации противник превосходил ВВС Западного фронта.

Получив данные воздушной разведки о сосредоточении на одном из аэродромов около полусотни фашистских истребителей, командующий ВВС фронта решил нанести удар силами 43-й истребительной авиадивизии. Застав гитлеровцев врасплох, наши летчики пулеметно-пушечным огнем и реактивными снарядами уничтожали стоявшие на земле немецкие самолеты Ме-109.

79 самолето-вылетов на фашистский аэродром совершили тогда истребители и нанесли гитлеровцам ощутимый урон, не потеряв ни одной своей машины.

Однако главные наши усилия были сосредоточены на борьбе с немецкой танковой группой, переправлявшейся в районе Бобруйска через Березину и нацеленной на Днепр.

Несмотря на большую нехватку исправных самолетов, 207-й дальнебомбардировочный авиаполк, которым командовал полковник Г. В. Титов, поднял в воздух 26 кораблей. Это стало возможным благодаря тому, что летный состав авиачасти буквально за несколько дней освоил новые скоростные самолеты ББ-22, случайно попавшие на наш аэродром. В составе колонны авиаполка шли три звена новых скоростных самолетов ББ-22. Экипажи действовали успешно, бомбардируя скопление войск противника на дорогах, в районе переправ. Был подорван наплавной мост через Березину.

Воздействие на противника было непрерывным. Вслед за 207-м поднялся 96-й, затем 51-й дальнебомбардировочные авиаполки, продолжавшие бомбардировать и обстреливать войска и технику гитлеровцев юго-западнее Бобруйска.

Как и в первый день войны, 29 июня отличился командир эскадрильи 96-го полка старший лейтенант М. П. Бурых, совершавший свой десятый боевой вылет. При выполнении бомбометания по скоплению фашистских танков самолет, пилотируемый Митрофаном Павловичем Бурых, был атакован двумя "мессерами". Стрелок-радист экипажа бомбардировщика вынуждал немецких летчиков выходить из атаки еще до открытия ими огня. Но в корабль попал зенитный снаряд, тяжело ранивший нашего стрелка. Как только смолк его пулемет, фашистские истребители снова бросились в атаку. Однако Бурых сумел упредить врага на какую-то долю секунды - он ввел самолет в пикирование. Вырвав машину почти у самой земли, комэск ушел от противника на бреющем полете и вернулся на свой аэродром.

Успешно действовали и другие экипажи. Вот что, например, докладывал штурман звена дальних бомбардировщиков Ил-4 лейтенант П. Воробьев: "29 июня 1941 года звено 96 дбап вылетело для удара по моторизованным колоннам немецко-фашистских войск, двигавшихся по шоссе на переправы через Березину. Обнаружив цель, звено разомкнулось, и самолеты один за другим развернулись со снижением на колонну, которая стала напоминать растревоженное осиное гнездо. Бросив технику на шоссе, расчеты разбегались по сторонам. После взрывов бомб запылали подожженные машины"{19}.

Непродолжительный отдых - и снова вылет. Обнаружив скопление моторизованных войск противника на опушке большого соснового леса, командир экипажа заходит на цель, снизившись до 400 метров, а штурман лейтенант П. Воробьев мгновенно сбрасывает бомбы. Самолет проносится над головами растерянных фашистов. Воздушные стрелки-радисты Комлев и Чижинцев расстреливают гитлеровцев из пулеметов.

Среди разрывов зенитных снарядов атаковал вражескую переправу через реку Березина и командир звена младший лейтенант Петр Висковский. На пятом заходе штурман экипажа младший лейтенант Пасин точно положил бомбы в цель, нарушив переправу.

Затем звено Висковского атаковало моторизованную колонну, сделав семь заходов и прицельно сбрасывая бомбы и скопление врага. Меткий огонь по немецким войскам вели воздушные стрелки-радисты сержанты Панин и Скляров.

Снарядами вражеской зенитки на корабле были повреждены правый двигатель, руль поворота, осколками пробит бензобак. Нависла угроза взрыва самолета. Когда держаться в воздухе стало невозможно, командир звена произвел вынужденную посадку на небольшую поляну в лесу. Во время пробега самолет оказался поврежден, но жизнь экипажа спасена.

Каждый боевой вылет требовал предельного напряжения физических и моральных сил, подлинного героизма. Эскадрилья капитана Белокопытова, например, была атакована двумя десятками фашистских истребителей, но собранная в сомкнутый боевой порядок, дала достойный отпор врагу.

В результате воздушных боев с истребителями противника экипажи дальних бомбардировщиков нашего авиакорпуса в течение одного лишь дня сбили 10 немецких самолетов Ме-109. Правда, и мы потеряли столько же бомбардировщиков Ил-4. Но той же ночью два экипажа нашлись - они произвели вынужденные посадки на запасных аэродромах.

Коль зашла речь о подсчете потерь в начале войны, уместно заметить, что мы учитывали тогда только те сбитые самолеты противника, которые взрывались на земле в зоне воздушного боя, то есть на глазах членов экипажей. Но, как показал опыт, немало самолетов, вышедших из боя горящими, с крупными повреждениями, не возвращались на свой аэродром и разрушались при вынужденных посадках или по каким-либо другим причинам. Впрочем, это не главное.

Итоги боевых действий нашей авиации, происходивших с 28 по 30 июня, были успешными. И все же одними бомбардировочными и штурмовыми ударами по фашистским танкам и мотопехоте прекратить переправу войск противника оказалось невозможным. Во время коротких перерывов между налетами авиации немцам удавалось восстанавливать разрушенные переправы и продолжать переброску войск через реку. Мы, сколько могли, задерживали продвижение гитлеровцев и тем самым способствовали выдвижению резервов из глубины страны. Однако остановить врага не удалось.

1 июля танковая группа Гудериана захватила мосты через Березину и Свислочь у Могилева, а восточнее Бобруйска она стала двигаться уже к Днепру.

3 июля на правом фланге Западного фронта противник также вышел на реку Западная Двина у города Дисна.

Военные неудачи на Западном стратегическом направлении вызвали резкое реагирование со стороны Председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина, руководившего борьбой советского народа. Командующий войсками Западного фронта генерал Д. Г. Павлов и начальник штаба фронта генерал В. Е. Климовских были сняты с постов и привлечены к суровой ответственности. В числе других отстранили от обязанностей и командующего ВВС Западного фронта генерала А. И. Таюрского, пробывшего в этой должности всего 10 дней.

В Смоленск прибыл новый командующий Западным фронтом Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Через несколько дней он был назначен главнокомандующим Западным направлением.

3 июля поздно вечером я получил приказание прибыть к Тимошенко в Смоленск. Маршал потребовал доложить, что мне известно о положении на фронте, где наши наземные группировки войск, и я передал, что знал. Наш авиакорпус непосредственно не взаимодействовал с наземными войсками - это задача фронтовой авиации, но периодически мы вели разведку противника по отдельным направлениям вдоль шоссе, по которым двигались танковые и моторизованные войска гитлеровцев.

Тимошенко с большой озабоченностью расспрашивал о положении войск 3-й и 10-й армий и части сил 13-й, обойденных немецкими танковыми группами западнее Минска и продолжавших в тяжелых условиях героическую борьбу в районе Налибокской пущи, Новогрудок, Слонима. К сожалению, ничего нового и утешительного я сообщить не мог. Данные воздушной разведки были скудными. Выполняя приказ командования, в течение недели мы исключительно бомбили переправы на Березине и скопления войск противника западнее этой реки. Одновременно я счел необходимым доложить командующему фронтом, что по приказу Ставки наши экипажи бомбардируют немецкий аэродром в районе Люблина, что в ночь на 4 июля более полусотни тяжелых бомбардировщиков будут бить по скоплению танков в районе двух переправ возле Бобруйска и наносить удары по моторизованным колоннам гитлеровцев, которые двигались в общем направлении на Смоленск.

На другой вечер я был вызван к армейскому комиссару 1 ранга Л.З. Мехлису. Он, как известно, возглавлял Главное управление политической пропаганды Красной Армии, преобразованное вскоре в Главное политическое управление. Но в качестве кого и с какими полномочиями прибыл тогда в Смоленск, я, признаться, не уточнял.

Mехлис был утомлен. Устремив красные, воспаленные от бессонницы глаза на карту, он задавал вопросы. Они примерно были такие же, что и у Тимошенко, такие же были и ответы. Нового доложить я ничего не мог.

В управление корпуса я прибыл уже утром, когда из частей поступали результаты ночных боевых действий 1-го и 3-го полков. Рассвет застал экипажи в полете, и фашисты атаковали бомбардировщиков, но задачи свои они выполнили успешно.

Экипаж командира эскадрильи капитана Г. В. Прыгунова уничтожил переправу гитлеровцев через реку. Метко бомбил скопившиеся в районе переправы фашистские танки штурман эскадрильи старший лейтенант И. Л. Мазанов. Умело используя облачность, экипаж благополучно избежал атак вражеских истребителей. Однако в момент выходи на боевой курс старший лейтенант И. Л. Мазанов был тяжело ранен осколком зенитного снаряда, и все же штурман не покинул своего места у прицела, пока не сбросил все бомбы.

Отважно действовали и другие летчики, штурманы, воздушные стрелки-радисты. Люди стремились в бой в любых условиях - ночью, днем - и были полны решимости, не щадя жизни, громить фашистских захватчиков, посягнувших на свободу и независимость нашей любимой Советской Родины.

Перебазируемся

В оперативных сводках появилось смоленское направление. Фашистские танки, поддерживаемые крупными силами мотопехоты, рвутся к Днепру и Смоленску. Части фронтовой авиации вынуждены менять свое базирование и перелетать на восток. На нашем аэродромном узле создалась недопустимая скученность самолетов разных типов. Вдоль границ летного поля - стоянки истребителей, штурмовиков, фронтовых и дальних бомбардировщиков.

Зачастили немецкие воздушные разведчики. Следовало ждать массированных ударов фашистской авиации по Смоленскому аэродромному узлу, и о сложившемся положении я доложил командующему ВВС Красной Армии генералу П. Ф. Жигареву.

Вечером 5 июля получил приказ: к исходу 6 июля освободить занимаемые 3-м дальнебомбардировочным авиакорпусом аэродромы и перебазироваться на Брянский аэродромный узел. Огорчило распоряжение оставить на месте все части и подразделения авиационного тыла - они должны принять соединения ВВС Западного фронта и обеспечивать их дальнейшую работу. Предполагалось, что нас будут обслуживать базы, развернутые на полевых аэродромах Брянского аэроузла. Такое решение соответствовало постановлению ЦК ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров СССР о перестройке авиационного тыла по территориальному принципу, принятому в апреле 1941 года. Однако было жаль оставлять свои авиационные тыловые части, которые с таким трудом сколотили в мирное время. Органы нашего авиационного тыла в необычайно трудных условиях первых дней войны безупречно обеспечивали полеты и боевую деятельность 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса. Личный состав частей тыла жил одной жизнью с летчиками, стойко перенося суровые испытания военного времени. Но приказ есть приказ - его не обсуждают. Не теряя времени, я выслал в новый аэродромный район рекогносцировочные группы, передовые команды для организации приема кораблей и подготовки их к боевому вылету. Поскольку транспортных самолетов не было, пришлось отправить эти группы на бомбардировщиках Ил-4.

К вечеру получил доклад о результатах рекогносцировки. Положение оказалось хуже, чем предполагалось. Базы Брянского аэродромного узла считались второочередными, поэтому слабо были укомплектованы и специальной техникой, и автотранспортом, и личным составом. Топливозаправщики обладали малыми емкостями, не рассчитанными на дальние бомбардировщики и тяжелые корабли. Авиабомб нужных ним типом и калибров также было очень мало, а наиболее ходовых и вовсе ни имелось. Я уже не говорю о том, что почти отсутствовало оборудование для обеспечения ночных полетов, а связь между аэродромами осуществлялась по местным линиям, через многочисленные коммутаторы.

Мне доложили, что и новом районе базирования пока негде по-настоящему разместить летный состав, встретилось много трудностей с организацией питания летно-технического состава.

Но нет трудностей непреодолимых. Быстро решаем все неотложные вопросы и начинаем перелет. На боевые корабли помимо летных экипажей пришлось взять большое количество инженерно-технического состава. Люди размещались в бомбоотсеках, в кабинах штурмана, стрелка-радиста. В тесноте, да не в обиде! В мирное время такие переброски не практиковались, но другого выхода у нас не было.

Я вылетел на аэродром Брянск. Примерно в километре от взлетно-посадочной полосы в землянках развернулся командный пункт нашего авиакорпуса. Обосновались достаточно удачно, имея хорошую связь по закрытому телефонному проводу с Москвой.

7 июля уже все авиаполки базировались в новом районе. Корпусные и дивизионные части, их имущество частично перевозились железнодорожным транспортом. Вагоны и платформы добывались с огромным трудом, начальники, ведавшие военными перевозками, все наши заявки сильно сокращали. Поэтому спецмашины, которые не удалось погрузить на железнодорожные платформы, двигались своим ходом по разбитым дорогам на Брянск. Несмотря на строгие запреты, нужда заставила нас взять с собой прожекторы, другие средства обеспечения ночных вылетов, часть топливозаправщиков большой емкости и кое-что другое, без чего невозможно было организовать боевую работу на новых аэродромах, особенно в ночных условиях.

Наши Военно-Воздушиые Силы продолжали борьбу с немецкими танковыми группировками, продвигавшимися на смоленском направлении. Наряду с фронтовой авиацией части 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса наносили удары по скоплению фашистских танков, мотопехоты в районах переправ через Березину, на пути к Днепру. Одновременно мы продолжали налеты на аэродромы противника.

В ночь на 12 июля 1-й и 3-й тяжелобомбардировочние авиаполки нанесли удары по вражеским аэродромам в районе Вильно, Глубокое, Крупки, Бобруйск, Кличев. Поскольку гитлеровцы не предполагали, что наша авиация имеет возможность совершать налеты на глубинные немецкие аэродромы, тем более ночью, они держали авиационную технику скученно, противовоздушная оборона проявила беспечность. В результате внезапного ночного налета мы уничтожили и повредили немало фашистских самолетов. А днем 12 июля непрерывно работали экипажи Ил-4. Они бомбардировали танки и моторизованные войска гитлеровцев в районе переправы у Шклова, а также возле Староселья, Сиротина, Бещенковичей. Бомбометание было успешным,

Но противодействие немцев усиливалось. Экипажи зафиксировали появление новых зенитных артиллерийских батарей, участились атаки "мессеров". В результате на наши аэродромы не вернулись два бомбардировщика Ил-4, сбитых в районе цели, а три самолета совершили вынужденные посадки на своей территории,

14 июля самолеты 207-го дальнебомбардировочного авиаполка были перехвачены над Днепром. В тяжелом и продолжительном воздушном бою два Ил-4 были сбиты в районе целей, а три поврежденных корабля также не вернулись на наш аэродром.

На следующий день авиаполк снова бомбардировал переправу у Шилова и уничтожал фашистские танки в районе населенных пунктов Шамов, Горки. Но мы опять потеряли 7 самолетов. Конечно, и противник нес потери. Героически сражался с фашистскими истребителями экипаж командира звена лейтенанта Платона Федоровича Кляты. 15 июля 1941 года он вывел свой самолет точно на большое скопление танков и автомашин с пехотой противника. Штурман лейтенант Добряк метко сбросил бомбы, перекрыв цель. Но вот в воздухе появились три пары немецких истребителей Ме-109. Словно хищники, набросились они на боевую машину лейтенанта. Опытный летчик искусно маневрировал, создавая стрелку-радисту благоприятные возможности для поражения самолетов противника. Сержант Соболев меткой очередью зажег ведущего "мессера". Гитлеровцы продолжали атаки. Задымил и круто пошел на снижение еще один фашистский истребитель...

Но силы были неравными. . Сражен отважный стрелок-радист Соболев. Заметив, что турельный пулемет смолк, вражеские летчики наседали все яростней, и самолет получил тяжелые повреждения. Лейтенант Клята, продолжая маневрировать, ушел в облачность, сумел оторваться от преследователей и привел израненную машину на свой аэродром.

Мастерски громил врага командир корабля В. И. Икоев. Но национальности осетин, один из неутомимых и скромных тружеников войны, Владимир Иванович ежедневно совершал боевые вылеты в составе полка. При бомбардировке фашистской переправы через Днепр его самолет получил серьезное повреждение. Несмотря на это, летчик выдержал машину в прямолинейном полете, дав возможность штурману поразить цель, и на одном двигателе привел подбитый бомбардировщик к своим.

Наши летчики пуще жизни берегли боевые самолеты, делали все возможное для сохранения драгоценной авиационной техники.

В воздушном поединке с немецкими истребителями серьезное повреждение получил бомбардировщик, пилотируемый командиром эскадрильи капитаном Дворко. Ему пришлось совершить вынужденную посадку в тылу противника. При ударе о поверхность подсохшего болота передняя кабина корабля получила повреждение, воздушные винты погнулись.

Узнав, что фашистские бронетанковые колонны прошли болъшаками, а в лесисто-болотистой глухомани их пока не было, летчик обратился к местному населению за помощью. Советские люди с горячим энтузиазмом помогали экипажу вытаскивать бомбардировщик из болота. Под руководством летчика местные умельцы выровняли винты, произвели ремонт. Затем командир корабля Дворко искусно взлетел с лесной поляны, находившейся в тылу гитлеровцев, и сумел привести корабль на свой аэродром.

И все же, как ни берегли летчики авиационную технику, как ни стремились спасти боевые корабли, самолетный парк авиакорпуса сильно поредел. Поврежденных в боях и требующих ремонта бомбардировщиков стало больше, чем исправных, а поступлений с заводов почти не было. Иногда от авиаполка в боевой вылет поднималось не более 4-5 звеньев.

Главным нашим противником оставалась истребительная авиация гитлеровцев, поскольку летали мы без прикрытия. После того как танки Гудериана вышли к Днепру, германский 2-й воздушный флот перебазировался на прифронтовые аэродромы. Немецкие истребители вылетали оперативно - почти каждая группа наших бомбардировщиков перехватывалась ими, и мы пришли к выводу, что в создавшейся воздушной обстановке необходимо переключиться на ночные бомбардировочные действия. Однако не все экипажи могли летать ночью.

Если 1-й и 3-й тяжелобомбардировочные авиаполка имели экипажи и подразделения, подготовленные к боевым действиям ночью, то в остальных авиачастях насчитывалось немало молодых летчиков и штурманов. С ними необходимо было завершить прерванную войной ночную подготовку.

На боевых аэродромах, с которых мы поднимались на бомбардировку противника, заниматься учебными полетами не представлялось возможным. Но перед войной авиакорпусу выделили в районе Тамбова запасные полевые аэродромы. Там были небольшие запасы горючего, немного заправочных средств. И, не откладывая дела в долгий ящик, я решил организовать там своеобразный летный центр по обучению боевых экипажей ночным бомбардировочным действиям на самолетах Ил-4. Начальником учебного центра назначил инспектора-летчика по технике пилотирования авиакорпуса подполковника О. Боровкова, выделив ему в помощь инспекторов из 42-й и 52-й дальнебомбардировочных авиадивизий, а также специалистов различных служб.

Из авиачастей на подготовку в центр направлялись на одном самолете по два командира и два штурмана. Примерно через неделю они возвращались в свои полки. Но прежде чем приступить к самостоятельному выполнению боевых заданий ночью, эти экипажи провозились инструктором-летчиком или штурманом на цели, находившиеся недалеко от линии фронта и слабо прикрытые зенитной артиллерией. Так постепенно все экипажи включились в боевые действия ночью.

Переход на ночные боевые действия позволил нам заметно снизить боевые потери, причем эффективность бомбардировочных ударов нисколько не уменьшилась. Немцы тогда еще не имели радиолокационных средств обнаружения воздушных целей, истребительная авиация противника ночью в большинстве своем не могла осуществлять перехваты наших бомбардировщиков и в редких случаях атаковывала их.

В начале июля 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение: в целях сохранения авиации Главного Командования и наиболее целесообразного ее применения постановку задач дальнебомбардировочной авиации возложить лично на начальника Генерального штаба.

В директиве Ставки, разосланной командующим фронтами 3 июля 1941 года, отмечалось, что часть авиации расходуется нецелесообразно. Объект может быть поражен 3-5 самолетами, а посылаются большие группы кораблей. Ставка категорически запретила производить вылет на бомбометание объектов и войск большими группами самолетов. Приказывалось: бомбометание одной цели производить одновременно силами не более звена, в крайнем случае эскадрильи{20}.

Такие приказания отдавались, разумеется, не от хорошей жизни - они вызывались большой нехваткой авиационной техники. Вместе с тем требовалось положить конец использованию дальних бомбардировщиков для выполнения тактических задач.

Одновременно Ставка Верховного Главнокомандования решила привести в порядок воздушно-десантные войска и использовать их на Западном фронте по прямому назначению. В качестве средства для выброски воздушных десантов предназначались 1-й и 3-й тяжелобомбардировочные авиаполки, они были переданы от нас в непосредственное подчинение командующему ВВС Западного фронта{21}.

Мне было жаль расставаться с этими закаленными в боях авиаполками, успешно выполнявшими боевые задания ночью, в сложных погодных условиях.

В начале Великой Отечественной войны корабли ТБ-3 имели самое разнообразное применение. Так, например, 1-й тяжелобомбардировочный авиаполк за первый месяц выполнил 361 ночной боевой вылет, средняя продолжительность каждого на них составила около трех часов. За это время было сброшено 316,5 тонны авиабомб, перевезено около 120 тонн грузов. По современным масштабам это, разумеется, немного, но следует учесть, что экипажи доставляли грузы в основном ночью, на малой высоте, когда корабли подвергались ружейно-пулеметному и зенитному обстрелу. Кроме того, летчики сбросили 15 тонн различных листовок с обращением к немецким солдатам, а также газеты и листовки, несущие слово правды родным советским людям, оказавшимся на временно оккупированной гитлеровцами территории, и это действовало зачастую сильнее, чем оружие.

В июле 1941 года чрезвычайно остро встала проблема снабжения частей, находившихся в окружении или в отрыве от войск фронта, боеприпасами, горючим, противотанковыми средствами, важными грузами. Военно-транспортной авиации тогда не существовало. Эскадрильи легких самолетов У-2, обладавших малой грузоподъемностью и ограниченным радиусом действия, этой задачи решить не могли. Не совсем пригодными для доставки военных грузов оказались и переданные из гражданской авиации подразделения кораблей Ли-2. Наши же ТБ-3 обладали большей грузоподъемностью. Боеприпасы, относительно крупногабаритные грузы размещались в бомбоотсеках, могли подвешиваться на наружные бомбодержатели. Так что работали тяжелые бомбардировщики и транспортниками.

За боевые успехи на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками 1-й тяжелобомбардировочный авиаполк, которым командовал полковник И. Ф. Филиппов, был награжден орденом Красного Знамени.

Словом, два тяжелобомбардировочных авиаполка у нас забрали. И вдруг приятный сюрприз - в состав авиакорпуса прибыл 4-й дальнебомбардировочный авиационный полк под командованием майора Г. Ф. Щеголеватых. Новый авиаполк, вооруженный самолетами Ил-4, я передал в состав 42-й дальнебомбардировочной авиадивизии.

А вскоре получил телеграмму, из которой понял, что уже назначен и командующий ВВС Западного направления. В телеграмме было сказано:

"Задачи на 15 июля корпусу полковника Скрипко:

1. Бомбить матчасть самолетов противника на аэродроме Витебск и площадку Сава по дороге на Оршу.

2. Уничтожить переправы через Днепр на участке Шклов, Копысь.

3. Скопление мотомехчастей противника в районе Любиничи, в лесу восточнее Шилов, 15 км.

4. Уничтожать мотомехчасти противника на дороге в направлении Красные Горки, имея в виду, что на Красный со стороны Гусино и Смоленск наступают наши части.

5. Иметь в виду действовать в направлении Демидов, Велиж... 14.7.1941 г. 21.00

Командующий ВВС Западного направления полковник Науменко" .

Итак, все по-прежнему: задач много, а истребители для прикрытия не выделяются. Впрочем, командующий ВВС Западного направления их фактически не имел. В боевых действиях к тому времени участвовала главным образом 43-я истребительная авиадивизия, усиленная 41-м истребительным авиаполком, вернувшимся на фронт во второй половине июля на полученных на заводах самолетах.

Не лучше обстояло дело и с фронтовой бомбардировочной авиацией. В ВВС Западного фронта насчитывалось всего лишь 57 бомбардировщиков. Кроме того, в ВВС общевойсковых армий находилось в общей сложности 93 бомбардировщика и 103 самолета-истребителя.

Во время напряженных боев в междуречье Березина - Днепр и с началом Смоленской операции основу авиационной группировки составляли 12-я и 13-я бомбардировочные, вновь прибывшая 47-я смешанная авиадивизии и 3-й дальнебомбардировочный авиакорпус ГК. Затем наши совместные усилия были подкреплены 23-й смешанной авиадивизией.

С середины июля часть авиаполков нашего корпуса, вооруженных самолетами Ил-4, я переключил на ночные боевые действия. Меня, естественно, беспокоил вопрос: как будут проходить первые ночные вылеты? Положение осложнялось тем, что аэродромы были слабо оснащены даже такими элементарными радиотехническими средствами обеспечения полетов, как приводные радиостанции и пеленгаторы. Хотелось знать, как организовано управление боевыми действиями в частях, как справляется летный состав с бомбардировкой в ночных условиях.

Чтобы выяснить эти вопросы, решил слетать на У-2 на один из ближайших аэродромов. Прибыл туда как раз к тому времени, когда экипажи возвращались с задания. Поговорил с командирами полков и эскадрилий, с летчиками и штурманами, выслушал их объективные доклады и предложения, направленные на лучшую организацию ночных боевых действий. Радовало, что экипажи летали уверенно, цели поражали точно, не испытывая атак противника. Ночь служила надежным укрытием и защитой. Резко снизились потери в самолетах. Все это подтверждало, что курс, взятый на организацию ночных боевых действий, оказался правильным.

С чувством большого удовлетворения я вылетел обратно на свой КП. В воздухе спокойно, ночь безлунная, но звездная, внизу сплошная темень - летел над брянскими лесами. А мысли невольно все возвращались к боевой действительности. Вспоминались многие замечательные летчики, штурманы, погибшие в воздушных боях. Мы ежедневно теряли десятки экипажей только потому, что летали днем без сопровождения истребителей. Очевидно, использование дальних бомбардировщиков преимущественно ночью будет наиболее правильным решением, думал я. Беседы с летчиками, их первый ночной вылет без потерь еще более укрепили меня в этом.

К рассвету прибыл на КП. Там уже ждала новая задача: нашему корпусу приказано нанести ряд бомбардировочных ударов по различным целям в дневных условиях.

Сохранилась запись моего разговора по прямому проводу с начальником штаба ВВС Западного фронта полковником С. А. Худяковым. Это было 17 июля 1941 г. в 11.00.

"- ...Отвечайте.

- По вашему заданию разослал на три цели, и если сумею, то пошлю не более трех звеньев.

- Хорошо, прошу выслать два звена в этот район, там будет действовать одна девятка Пе-2, время вылета и результаты донесите. Все.

- По этому вопросу ясно. Есть ли какие-либо разведданные у вас за сегодняшний день?

- На сегодня нет.

- Прошу сообщить, будет ли прикрытие, ибо вчера мы имели чрезвычайно большое количество невернувшихся; если так произойдет сегодня, то задачу ставить будет некому.

- Ясно, направление Вязьма, Ярцево, Духовщина все время прикрывается нашими истребителями. Боевая авиация противника в районе Щучин не отмечается, там по всей вероятности, садятся транспортные самолеты и снабжают мехколонну. Специального истребительного прикрытия дать нет возможности.

- Ну понятно, что есть, направим туда. Все"{23}.

Бомбардировать, уничтожать... Опять ставилось большое количество целей, которые бомбардировали мелкими группами. Задачи на вылет и удары дальних бомбардировщиков днем без прикрытия истребителями я получал не раз в течение суток. К чему это приводило, можно судить по моему донесению командующему ВВС Западного направления, написанному в необычном для меня резком тоне и направленному с нарочным 27 июля 1941 года.

"При действиях ДБА днем в условиях хорошей погоды по наземным целям, как правило, несем большие потери от ЗА и ИА. За все время работы частей по вашему заданию прикрывались истребителями только четыре раза, и это прикрытие не было в достаточной степени организовано из-за позднего получения задачи. Совершенно не практикуется предварительное подавление ЗА до удара ДБА. Действия ДБА по малоразмерным целям с больших высот малоэффективны.

Впредь настоятельно прошу действия ДБА прикрывать истребителями, организовывать упреждающий удар штурмовиками по ЗА противника. Задачи прошу ставить настолько заблаговременно, чтобы можно было лучше подготовиться экипажам к выполнению задачи и организовывать взаимодействие ДБА с истребителями и штурмовиками.

Одновременно с постановкой боевой задачи указывать, кто будет прикрывать и обеспечивать, где дислоцируется часть, прикрывающая и обеспечивающая, какие силы выделяются для этой задачи.

Командир 3 авиакорпуса полковник Скрипко

Военный комиссар бригадный комиссар Одновол"{24}.

На документе была наложена резолюция:

"НШ (начальнику штаба. - Н. С.). Нужно всегда предупреждать о месте встречи с истребителями.

28.7.41 г. Науменко".

Затем другим почерком;

"Исполнено. Худяков. 29.7.41"{25}.

Резолюция была, а прикрытия мы по-прежнему не получали. Организовать взаимодействие с другими родами авиации также не представлялось возможным: штурмовиков на Западном фронте уже не оставалось, а истребителей не хватало даже на более неотложные дела. И 4 августа 3-му дальнебомбардировочному авиакорпусу ГК пришлось перебазироваться на полевые аэродромы Орловского аэроузла.

А начавшееся 10 июля Смоленское сражение приобретало все больший размах. На рубежах рек Западная Двина и Днепр враг встретил упорное сопротивление советских войск. И все же превосходящим силам противника удалось перерезать дорогу Смоленск - Дорогобуж. Наши части, расположенные восточное Смоленска, оказались в трудном положении, с невиданной стойкостью сражались они в окружении, получая ночью сбрасываемые с самолетов ТБ-3 грузы с боеприпасами и снаряжением.

Группа советских войск, возглавляемая генерал-майором К. К. Рокоссовским, ударами извне помогла частям 16-й и 20-й армий вырваться из котла, соединиться с нашими главными силами на восточном берегу Днепра. И к 1 августа гитлеровцы, понесшие огромные потери, вынуждены были перейти к обороне. Наши части также закреплялись на рубеже Великие Луки, Ярцево, Кричев, Жлобин. Лишь в районе Ельни не затихали ожесточенные бои. К сожалению, господство в воздухе полностью принадлежало противнику. К началу Смоленского сражения гитлеровцы заметно превосходили нас в самолетах. К августу это соотношение еще более увеличилось не в нашу пользу: мы почти не получали новых самолетов. Ведь многие авиационные заводы эвакуировались из прифронтовой зоны в Сибирь, Среднюю Азию, на Дальний Восток. Эшелоны со станками, оборудованием в большинстве своем еще не успели достичь пунктов назначения. И для того чтобы наладить производство на новом месте, требовалось время.

Заканчивая свое повествование о боевой работе 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса ДБА ГК на Западном фронте, позволю себе привести донесение командующего ВВС Красной Армии генерала П. Ф. Жигарева от 29 июля 1941 года. Вот его дословный текст:

"ЦК ВКП(б), тов. Сталину

Докладываю, что части ВВС Западного фронта с приданными 1 и 3 авиакорпусами и авиации Резервного фронта в составе: 1 авиакорпус - 12 самолетов ДБ и 12 ТБ-3, 3 авиакорпус - 50 самолетов ДБ, ВВС Западного фронта 70 самолетов, ВВС Резервного фронта - 44 самолета. Всего 188 самолетов.

В течение 28.7.41 выполняли задачи по уничтожению мотомехчастей противника в районах Ельня, Ярцево, прикрытию наземных войск, сопровождению бомбардировщиков и сбрасыванию боеприпасов для 16-й армии. Всего за день произведено 327 самолето-вылетов. Из них:

1-й авиакорпус-24 самолето-вылета; 3-й авиакорпус- 50 самолето-вылетов; ВВС Резервного фронта - 96 самолето-вылетов; ВВС Западного фронта - 157 самолето-вылетов.

В течение дня, по предварительным данным, наши потери составили 5 самолетов, из них по ВВС Западного фронта 2 самолета, по авиации ДД ГК - 3 самолета.

Потери противника за день составили 8 самолетов разных типов.

Анализ боевой работы за 28.7.41 показывает, что организация сопровождения бомбардировщиков позволила резко снизить их потери. Обстановка на фронте создает необходимость усиления состава ВВС Западного фронта за счет подачи из центра одного полка истребителей на Як-1 и штурмового полка на Ил-2, кроме того, необходимо на 29 и 30.7.41 придать 1 и 3 авиакорпуса для работы в интересах Западного фронта"{26}.

В начале августа 1941 года все части 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса действовали исключительно ночью. Организация полетов и боевые порядки при выполнении боевых задач приняли стройную систему, четкость.

Еще в июле Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение временно ликвидировать корпусные управления во всех родах войск, в тем числе и в Военно-Воздушных Силах. В авиации это во многом объяснялось тем, что создалась нехватка самолетов. Дошла очередь реализовать это решение и до 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса. 8 августа я получил телеграмму от командующего ВВС Красной Армии о расформировании нашего управления. Было приказано передать все корпусные части в состав 42-й дальнебомбардировочной авиадивизии и по сдаче дел убыть на Юго-Западный фронт на должность командующего ВВС 5-й армии. По телефону мне разъяснили, что эта армия выполняет очень важную задачу и что обстановка там довольно сложная.