По ту сторону Тьмы. Между Здесь и Там... (СИ)

3.7

— Твою мать! — он взревел, подобно зверю, которому только что выстрелили в морду мелкой дробью с обжигающим глаза пороховым дымом. Не удержавшись, само собой и от более крепкого словца и, в первую очередь, частя себя на чём белый свет стоит за столь идиотскую беспечность, которая на одной вопиющей от него глупости не закончилась. Ведь вместо того, чтобы интуитивно закрыть лицо ладонями и быстро отступить, он в тот момент ещё и умудрился вдохнуть немаленький глоток распылённого в его лицо неизвестного вещества. Которое, как вскоре выяснилось, оказалось вовсе не перцовым газом, хотя глаза заслезились едва не мгновенно.

— Что это за хрень, Хардинг! — он попытался оглядеться, чтобы определиться в пространстве и как можно скорее добежать до кухонной раковины, но, похоже, попавший на его кожу, в лёгкие и зрительный нерв химикат уже начал вершить над ним своё чёрное дело.

Не то, чтобы он частично ослеп, но картинка перед глазами поплыла очень быстро, даже чересчур пугающе быстро. Как и запульсировало в голове, будто её враз наполнили горячим, почти кипящим воздухом, отупляя и отключая большую часть мозговых зон, отвечающих за общую ориентацию в пространстве. А потом, буквально за считанные секунды, он рванул по венам и артериям вниз, разносясь вместе с кровью во все дальние уголки его далеко не маленького и не хилого тела. Это была одновременно и сильнейшая физическая слабость и что-то намного похуже, парализующее его мышцы не одним лишь характерным онемением.

Казалось, даже комната начала дрожать и переворачиваться. Хотя, скорее, это скрытое воздействие вещества, усиленное парами алкогольного опьянения, добралось до нужного участка мозга, отвечающего за равновесие тела в пространстве и за баланс центра тяжести.

— Пришлось немного превысить дозу. Поскольку, чтоб завалить подобную тебе тушу, Кен, для этого, увы, приходится идти практически на крайние меры.

— Чем… ты… в меня… — чем дальше он пытался произнести хоть что-то, тем труднее ему это давалось. Голос, казалось, и вовсе начал пропадать, переходя со звериного рычания в непонятый бессвязный хрип. А потом он взял и завалился. Буквально. Потому что пол под его ногами банально заскользил куда-то в сторону и начал переворачиваться вместе с квартирой.

— Тише-тише-тише. — зачастил Хардинг. — Всё хорошо. Не сопротивляйся, Кен. Ты всё равно с ним не справишься. Он тебя сильнее. Намного сильнее.

Кто он? Что он несёт?

Но, судя по всему, даже думать для Вударда становилось с каждой пройденной секундой всё труднее и не без дополнительного усилия. А когда он наконец-то открыл глаза, то едва ли поверил в то, что увидел. Хотя, похоже, мозгу уже было попросту плевать на то, верить во что-то или нет. Его серое вещество отказывало вместе с телом и зрением. Удивительно, что со слухом пока ещё было всё в относительном порядке, притом что звуки и голос Хардинга звучали уже не так чётко, а практически на небольшом отдалении. А вот зрение…

— Расслабься, Кен, и получай удовольствие. Ведь это очень ядрёный галлюциногенный наркотик с мышечным релаксантом, который так просто на улице не достанешь. Но приход от него, говорят, просто отменный. Главное, чтобы он попал в глаза и в лёгкие.

Жизнь — это движение! Хочешь выжить — не останавливайся!

Кажется, до него начал доходить смысл данного изречения, но, похоже, было уже слишком поздно. Тот незримый момент, когда он ещё мог двигаться, чтобы как-то преодолеть охватывающую его парализацию каким-нибудь бешеным рывком или метанием по квартире, подобно загнанному в клетку зверем, был безвозвратно упущен. Неслабая доза ядрёного галлюциногена добралась до всех его жизненно важных участков и тела, и мозга, пустив в них свой токсичный яд — как в кровь, так и в нервы. И теперь просто завершала начатое, поскольку организм не сумел запустить выработку адреналина — того самого спасительного адреналина, который должен был действовать, как антидот на воздействие парализующего наркотика.

Но, судя по всему, его перестало волновать даже это. Словно в мозгу и вправду начало что-то переключаться или отключаться, особенно работая над самым большим участком памяти. Он вдруг стал многое забывать или, точнее мало что понимать из происходящего. Хотя не шокировать увиденное и услышанное всё равно не могло. Тем более, когда нагибающийся над ним Хардинг уже окончательно отвел от своего лица руку с обыкновенной респираторной маской и… Кену стало не по себе.

Движения Николаса и до этого выглядели не то что размытыми и будто прерываемыми, как в каком-нибудь старом немом фильме (разве что наоборот, сильно замедленном), казалось, они буквально раздвоились или расслоились. Словно у Ника было как минимум два тела. И второе, то, что скрывалось за более светлым почти чёрно-белым Хардингом, не поспевало с небольшим опозданием за первым. А иногда и вовсе выглядело так, будто эти две фигуры (вроде как в одной общей) начинали совершать абсолютно противоположные движения и действия. Пока один из них тёмной объёмной тенью тянулся куда-то поверх над Вудардом, второй, наоборот, нагибался над своей поверженной жертвой своим жутким чёрно-белым ликом ненасытной смерти. И этот второй заглядывал сверху в слезящиеся и расширенные от неверия глаза Кеннета, улыбаясь чуть приглушённой серым «фильтром» красной улыбкой Джокера, а его собственные едва ли человеческие глазища светились безумием и ярко-бирюзовым цветом.

«Теперь ты мой, Дерек! Весь мой!»

— Я ведь тебе давал шанс, Кен. Пусть и не стопроцентно действенный, но ты всё равно плохо им воспользовался. Не добросовестно и не до конца. Будто намеренно оставил для себя лазейку, по которой вернулся обратно, хотя и непонятно на кой. Никогда не понимал твоего тупого бычьего упрямства. Словно и вправду прёшь напролом, вопреки собственному здравому смыслу.

Первый более спокойный и привычный Хардинг (хотя и не менее пугающий) подхватил с ближайшего дивана диванную подушку тёмно-бордового, почти чёрного цвета и преспокойно подсунул её под голову распластанному на полу Вударду. Наверное, для того, чтобы тот не принялся в скором времени биться затылком о паркетные доски.

Потом глянул на ручные скелетоны от Patek Philippe на левом запястье и совершенно неспешно принялся подниматься на ноги, восставая над поверженным им только что Голиафом во весь свой далеко не маленький рост.

— Знаешь, в чём заключается главная прелесть моей работы, Кен. Ведь мне, в отличие от полиции, даже не нужно никакого ордера или соответствующего документа для того, чтобы тебя забрать, а потом и вовсе запереть в психушку. Правда, хоть какое-то подобие косвенных доказательств твоего неадекватного поведения, конечно, нужно соблюсти, если вдруг они и вправду понадобятся для некоторых заинтересованных лиц. Но, как правило, даже их не особо рассматривают или принимают во внимание после установленного диагноза. Потому что всем, на самом деле плевать, Кен. Когда близкие тебе люди увидят, во что ты скоро превратишься, то тут же сами от тебя и откажутся. Поскольку банально испугаются и не поверят, что это действительно ты. Вернее не прежний ты. Такова природа поведения большинства разумных людей. Всё, что не соответствует привычным нормам и мировосприятию, тут же рьяно отвергается и исключается из общего уравнения нашего цивилизованного общества. Тебя тоже скоро оттуда вычеркнут, Кен. Буквально за считанные дни.

Пока Хардинг всё это выговаривал с абсолютно апатичным выражением лица, его чёрно-белый двойник тоже время от времени проявлялся. Видимо, поэтому Вудард и не смог определить стразу, кто же из них двоих в течении жуткого монолога Николаса надевал на свои ухоженные руки белые то ли медицинские, то ли обычные тряпичные (возможно даже шёлковые) перчатки, какие надевают оценщики антиквариата при осмотре аукционных лотов до начала торгов.

«Ты даже не представляешь, как давно я мечтал тебя выпотрошить, Дерек. А потом провести лоботомию. Без наркоза. По-старинке. Ты ведь знаешь, как раньше её делали? Загоняли большой длинный и заострённый стержень из хирургической стали, похожий на шило для колки льда, над глазом прямо под надбровной дугой. Охренительная операция, я тебе скажу.»

— Придётся немного здесь задержаться, так сказать, для проформы. Но, что поделать. Улики должны выглядеть максимально достоверными.

В этот момент к Хардингу подошёл один из приехавших с ним санитаров и протянул найденный только что в квартире сотовый Вударда. Недолго думая, Ник включил мобильный, потом снова нагнулся над Кеном, но лишь для того, чтобы воспользоваться отпечатком пальца для входа в систему электронного гаджета. Данный трюк прокатил на раз. Притом, что сам Кеннет практически не почувствовал, что же делали с его рукой.

— Всегда мечтал покопаться в твоих личных переписках и фоточках. С Мией было в этом плане крайне сложно. Она умела пользоваться всеми этими игрушками, не оставляя после себя никаких подозрительных следов и компроматов. Даже научилась запутывать в них следы, подкидывая время от времени что-нибудь для неё запрещённое, но не настолько, чтобы её было можно за это крепко наказать. Хотя, порою мне и казалось, что она специально заставляла меня её наказывать, чтобы отводить моё внимание от самых опасных для неё вещей.

Судя по всему, Хардинг достал ещё и свой айфон, перед тем как сесть на диван рядом с распластанным на полу Вудардом и с невозмутимым видом принявшись разгуливать по всем приложениям и сохранённым на мобильном Кена цифровым файлам.

— Скорей всего, она завела себе новый сотовый или планшет, где-то его спрятав. Надо будет поискать потом в доме более тщательно. Но тебе-то определённо не от кого здесь шифроваться, да, Кен? Это тот самый случай, когда буквально держишь всю свою жизнь в недрах столь крохотного гаджета, включая самые дорогие сердцу переписки и сохранённые голосовые сообщения. Старая добрая классика на новый лад, да, Кени? Ничем не убиваемая романтика. Хотя представить тебя в данном амплуа очень и очень сложно…

Циничный и явно издевающийся монолог Хардинга вдруг перекрыл какой-то грохот упавшего на пол тяжёлого предмета мебели. Потом ещё один. Затем раздался почти оглушительный удар бьющейся посуды и слетающих с кухонных полок кастрюль и сковородок.

Вудард, ничего не понимая, вначале сильно дёрнулся, а потом мелко затрясся, пытаясь повернуть голову в сторону, чтобы посмотреть туда, откуда разносилась эта ненормальная какофония.

— Не обращай внимания. — Ник снова заговорил, в отличие от Кена сумев посмотреть в сторону своих личных костоправов-костоломов, которые в это время вовсю хозяйничали в квартире Вударда. — Просто придают соответствующий вид твоей берлоге после твоего психического срыва. И не переживай ты так. Никто из твоих соседей даже внимания не обратит. Сейчас для Нью-Йорка подобные дебоши в какой-то степени стали нормой…

Оба санитара, как и их работодатель, загодя натянули на руки перчатки, а на свои добротные ботиночки натянули больничные бахилы. Правда, головы ничем не прикрыли, что указывало лишь на их поверхностную подстраховку и только для того, чтобы не наследить в определённых местах.

Опять оглушительный грохот. Видимо, кто-то из этих молодчиков добрался до плазменного телевизора домашнего кинотеатра, который в очень скором времени полетит в окно и приземлится на почти пустом двустороннем шассе малолюдной улочки. И Хардинг окажется прав даже в этом, поскольку никому из свидетелей происходящего сейчас феерического представления и в голову не придёт позвонить в службу спасения, чтобы вызвать дежурный наряд копов.

Как ни странно, но творящееся в квартире бесчинство, продлился не так уж и долго. Абсолютно всю мебель и вещи Вударда громить подчистую не станут. Да и Николас к этому моменту закончит свои манипуляции с телефоном Вударда, наверное, послав с него несколько угрожающих сообщений на свой собственный номер. Потом снова сверится со временем на своих ручных часах и примет выжидательную позу — скучающего в элитном мужском клубе закрытого типа потомственного нью-йоркского аристократа.

Наркотик за всё это время так и не уменьшил своего ядрёного воздействия, вытворяя с сознанием Кена воистину жуткие вещи, проявляя себя с совсем уж неожиданных сторон. Давил на слух, выкручивал наизнанку то ли физические, то ли какие-то иные ощущения, переходящие либо в подкожный зуд, либо в нервную дрожь, либо бегающую по жилам пугающую пульсацию. Но в бессознательное он при этом так и не проваливался. Хотя его и подмывало каждый раз стряхнуть с себя быстро ползающих невидимых насекомых или чьи-то гладящие его невесомые пальцы…

Даже во время оглушительного грохота бьющейся мебели и посуды, он с чёткой ясностью продолжал слышать хихикающий голос Хардинга, а иногда даже и видеть склонённое над ним лицо с «маской» безумного Джокера.

«Скоро-скоро, Дерек! Очень скоро. Потерпи, мой сладенький. Папочка позаботиться о тебе с полной возложенной на него ответственностью. Как и подобает в таких случаях всем любящим родителям…»

Он сходит с ума или это всего лишь долбанное воздействие галлюциногена?

Хотя, когда Кен пытался изо всех сил напрячься и стряхнуть с сознания и глаз это безумное наваждение, в какой-то степени у него даже получалось. Притом трясло его в эти секунды, как на электрическом стуле и обдавало с головы до ног ледяной испариной, которая, казалось, добиралась своим стылым дыханием до самого костного мозга. Пробирала буквально насквозь.

— Кстати, пока мы ждём, могу рассказать по данному поводу весьма занятную историю из собственного богатого прошлого. Чисто для примера, чтобы ты понимал, что тебя ждёт, и чем ты впоследствии станешь, как бы сильно ты не пытался этому противиться и противостоять. — похоже, Хардинг и вправду никуда не торопился и готов был провести в квартире Вударда хоть полночи, хоть всю ночь, совершенно не переживая о том факте, что что-то в его безумном плане может пойти не так. — Наверное, любой психиатр делал нечто подобное и в своей личной практике, поскольку подобному соблазну сложно не поддаться. По крайней мере, тот, у кого есть прямой доступ к пациентам психиатрических учреждений. Ведь это, как ни крути, та же власть, кружащая голову и заражающая тебя изо дня в день своей убойной эйфорией. Зачастую даже сносящая голову, как минимум. Особенно, когда понимаешь, что тебе многое может сходить с рук, а то уже и сходило столько десятков раз.