«ПОКА ЖИВОЙ - НЕ СДАМСЯ!»

Паша, как всегда, спешила быстрее попасть домой, где ее ждало главное дело. Она думала о листовках, которые сегодня надо расклеить где-то в самом людном месте. Беспокоила судьба тяжело раненного пленного, которого никак не удавалось вырвать из лагеря. Тревожило и то, что инженера Ткаченко перевели на другую работу, и он не сможет больше доставать бланки немецких документов. Много других забот было у Паши Савельевой. Мысли роем проносились в ее голове. И вдруг их прервал звучный визг автомобильных тормозов. Прямо перед нею чуть не с полного хода остановился запыленный грузовик.

— Паша! — раздался совсем рядом возглас, и чьи-то сильные руки обхватили ее. — Паша! Жива! Жива! — кричал на всю улицу парень с огромной шевелюрой, в серой рубашке, с закатанными по локти рукавами.

— Дима! — с трудом переведя дыхание и устало положив руки на его широкие, сильные плечи, воскликнула Паша. — Откуда ты?

— С дороги! Нашли где обниматься, — крикнул водитель легковой, проезжая мимо машины Дмитрия.

— Пашенька! Иди вон туда на скамеечку, — кивнул Дима. — Я отведу немного машину вперед, а то здесь стоянка запрещена...

— Вот судьба! — подбежав через несколько минут к Паше, заговорил восторженно Дмитрий. — Ведь я уже не верил, что вообще увижу тебя. В прежней квартире фашисты. Спросить не у кого.

Паша вдруг быстро схватила правую руку Дмитрия, на которой не было четырех пальцев, и вопросительно посмотрела на него:

— Что это?

— Ничего страшного,— левой рукой махнул Ящук, будто говорил о чем-то обычном. — Но надо же! — Дмитрий никак не мог успокоиться. — Еще бы недельку, в я... — он глянул по сторонам, не слышит ли кто, — махнул бы в лес, к партизанам. Ведь пробрался в Луцк, чтобы только увидеть тебя.

— Так ты разве далеко был?

— За Барановичи с фронтом ушел. Был и под Гомелем... Здесь-то я всего месяц.

Паша прижала его руку к груди и, с трудом сдерживая волнение, проговорила:

— Прости меня! Прости! Глупая была я тогда. Обидела тебя, а сама потом места не находила себе...

— Неужели вспоминала? — Дмитрий покраснел и смолк.

— Не было дня, чтоб не думала, не гадала, где ты, что с тобой, — опустив глаза, призналась Паша.

Теперь уже Дмитрий обе руки ее держал в одной своей левой, большущей, шершавой и сильной.

— Как же ты за рулем с одной рукой? — вздохнула Паша.

— У меня же две! Левая помогает правой, — ответил неунывающий парень. — А потом, без пальцев — это не без рук! В этом недавно убедился один фашист... — и шепотом добавил: — Я его одним ударом свалил, в машину и — за город. На свалку истории.

— Дима! — Паша так посмотрела ему в глаза, будто но-настоящему увидела только теперь. — Значит, ты такой...

— Погоди, я еще покажу им, какой я! — Он радостно смотрел ей в лицо. — Главное, что нашел тебя...

— Ой, а машина? — забеспокоилась Паша.

— Я подкинул ей сена, пусть жует, — отшутился Дмитрий, а потом кивнул: — Рабочий день кончился, в гараж успею.

— Ну, расскажи теперь все по порядку,— опять взяв его руку, попросила Паша.— Почему ты не возвратился тогда из военкомата? Наверное, сразу винтовку в руки = и в бой?

Да, так оно и было. Дмитрия, прибежавшего в военкомат узнать, что произошло, почему бомбят, немедленно призвали в армию. Новобранцев на машинах отвезли в лес, где располагалась ближайшая воинская часть. А вскоре часть бросили в бой.. Рядовой Ящук мужественно сражался с фашистами.

Однажды командир приказал ему и еще двум солдатам пойти в разведку и достать «языка». Дмитрий ответил «Есть!» и отправился на задание. «Языка» они добыли. Напарники потащили его волоком, а Дмитрий прикрывал их. Уже совсем близко от своих окопов разведчиков настиг минометный огонь врага. Осколком, как бритвой, срезало пальцы на правой руке Ящука. Сразу Дмитрий даже не ощутил боли. А когда увидел подползавшего к нему немца и хотел выстрелить в него, то понял, что не может нажать на спусковой крючок. Короткая схватка с гитлеровцем. Фашисту удалось оглушить Дмитрия. Он потерял сознание. Пришел в себя уже у противника. Начались допросы, пытки. Но никакими пытками, никакими ухищрениями враги не заставили Ящука говорить. Он молчал, словно действительно был немым.

Ничего не добившись от пленного, фашисты бросили его в концентрационный лагерь под Дубно, где, как они уверяли, умели «развязывать языки». Но из лагеря Дмитрий сбежал и пробрался в Луцк. Пашу на прежней квартире он не нашел. Решил, что она эвакуировалась или ушла на фронт. Временно устроился шофером в редакции националистической газеты. Ему хотелось вывезти из типографии что-нибудь очень нужное для партизан. Узнав, что в типографии газеты тоже печатаются бланки удостоверений, Паша заговорила с Дмитрием о пленных, которых можно освободить из лагеря, если иметь документы. Дмитрий пообещал достать бланки.

— Только смотри осторожно действуй. Чем-нибудь не выдай себя, — предупредила Паша. — Теперь проводи меня.

Партизанам нужна была схема дислокации военных объектов города. Паша задумалась: «Кому поручить выполнить это задание? А что, если Олегу Чеповскому?»

Из лагеря военнопленных Паша спасла Чеповского еле живым. Война застала Олега в артиллерийском учи-лище в Ростове-на-Дону. В день окончания училища он получил тяжелое известие: отца, старого большевика, рабочего обувной фабрики, мать и сестер фашисты расстреляли в Бабьем Яру. Олег попросил, чтобы его быстрее отправили в действующую часть. Служил в гаубичном полку. В жестоком бою под Витебском он был контужен и взят в плен. Прошел много лагерей, не раз пытался бежать, но все неудачно. Однажды узников заставили копать себе могилу. Среди них был и Олег. Когда яма была готова, группе обреченных приказали раздеться и ложиться на дно ямы вниз лицом. Фашисты спокойно проходили мимо лежащих и стреляли им в головы. Гора трупов росла. Но вот до Олега донеслось: «Так и умрем? Нет!» Он увидел, как два пленника сбили с ног конвоира. Из захваченного оружия они открыли стрельбу по гестаповцам и полицейским. Воспользовавшись замешательством, пленные начали разбегаться. Побежал и Олег. Но его ранило.

Подскочившие полицейские сбили его с ног и вместе с другими сбросили в яму. Озверевшие гестаповцы открыли яростный огонь из автоматов. Но Чеповский оказался под двумя трупами и избежал смертельной пули.

Яму гестаповцы не засыпали землей. Она была непол" ной. Ожидали еще группу пленных. Но очередной расстрел намечался только утром. Всю ночь Чеповский пролежал среди трупов. Он был настолько слаб, что никак не мог выбраться. Рано утром недалеко от этого страшного места проходила старушка, жительница Житомира. Она услышала стон, а затем и увидела беспомощного человека, который пытался выкарабкаться из ямы. Преодолевая страх, женщина подошла к краю ямы. Глазам не верилось: множество трупов валялось как попало. Старушка помогла Чеповскому высвободить ноги, придавленные мертвецами. С трудом Олег добрался до дома, где проживала эта женщина. Несколько дней она выхаживала Олега, а потом проводила его в лес.

Однако Чеповскому не удалось присоединиться к какой-либо группе партизан. На лесной просеке его задержали жандармы и без всякого допроса препроводили в другой лагерь. Здесь смерть косила людей. Ежедневно пленников группами выводили за зону лагеря, и обратно они уже не возвращались.

Однажды со стороны лагерных ворот появилась группа эсэсовцев. Они подталкивали трех парней со скрученными назад руками. Потом их привязали к трем столбам, избили шомполами и натравили на них собак. На глазах у изумленных узников псы кусками рвали живые человеческие тела. Окровавленных мучеников пристрелили.

— Так, будет с каждым, кто вздумает бежать отсюда! — с угрозой предупредил эсэсовец.

Затем Чеповский был направлен в луцкий лагерь. И здесь, в Луцке, умер бы от истощения, если бы подпольщики не освободили его по ложным документам на имя местного жителя Харченко.

Долго лежал Чеповский в больнице, зато вышел оттуда не один. Он привел в подполье бывшего летчика Михаила Пономарева, которого сердобольный крестьянин подобрал в лесу возле разбитого самолета и под видом собственного сына привез в Луцк на лечение. Многих неопытных подпольщиков Пономарев научил владеть оружием. Но случилось так, что за Пономаревым установили слежку. Пришлось летчика увести в лес, к партизанам.

Олег же решил пока остаться с подпольщиками. Он жаждал любого дела, только бы мстить фашистам. Задание, которое он получил от Паши, было для него несложным. Но он был рад и ему.

Гестаповцам не удалось напасть на след подполья. Взбешенные бесполезными поисками, они решительно потребовали от своих подручных — украинских полицейских — усилить надзор над подозрительными.

Малаховский, как и остальные предатели, усердствовал, не жалея сил и времени. Подозревая Нину Карст в связи с подпольем, он чаще стал появляться близ ее квартиры. Шпик крутился около дома и в тот день, когда к Нине должен был прийти Спокойный. Но Спокойный-задержался в городе и не пришел. Нина, купив картошки и овощей, возвращалась домой. У двери ее встретил Малаховский. Он был в светлой шляпе, со стеком.

— Нехорошо женщине так нагружаться. Разрешите помочь? — Малаховский любезно взял хозяйственную сумку из рук Нины.

— Трудновато без мужа, но ничего не поделаешь. Война! — вздохнула Нина, сняла замок с двери и пригласила. — Зайдете?

— С удовольствием!

Их встретил шестилетний сынишка Нины, который, пока мама уходила на работу, оставался один в квартире, так как не на кого его было оставить.

Малаховский придирчиво осматривал комнату, искал какие-нибудь следы, которые бы подтверждали его подозрения о присутствии здесь постороннего человека. Заглянул в каждый угол, за шкаф. Никаких следов.

Если бы «гость» поднял корзину с картофельными очистками, наверняка обнаружил бы в ней второе дно и, кто знает, может быть, нашел бы там что-нибудь интересующее его...

— Комната у вас хорошая, — с ехидцей восторгался Малаховский. — Но вдвоем с малышом скучновато жить. — Он приблизился к мальчику, погладил его по головке: — Не боишься, когда мама уходит? Или знакомый дядя с тобой играет? А? Ну, почему молчишь? Как тебя зовут?

— Я сам играюсь, — сердито ответил мальчик.

— Пойду. До свиданьица! Надеюсь, еще увидимся.

Из окна Нина следила за удалявшимся сыщиком. Когда он повернул за угол, Нина крепко расцеловала сына.

— Умница ты моя!

Вскоре Карст пришла к Колпаку.

— Предупредите Спокойного, пожалуйста, что за моей квартирой следят, у меня ночевать опасно.

Хорошо, передам.

— Забыла еще сказать, Савельева сообщила, что завтра в шесть вечера возле моста Бема она познакомит Спокойного с одним человеком.

К исходу следующего дня Спокойный прибыл в условленное место. Там уже были Паша и Дмитрий.

— Николай, знакомьтесь, это мой друг, — представила Паша спутника.

— Дмитрий Ящук, — мягким голосом сказал тот.

Спокойный, залюбовавшись крепко сложенной фигурой Ящука, спросил в шутку:

— Подковы разгибать можешь?

— Сейчас надо, наоборот, сгибать... — возразил Ящук ему в тон, — только не подковы, а хребты кому следует!

— Неплохая специальность по нашему времени! —> одобрил Спокойный.

— Ну, силой меряться будете потом, — улыбнулась Паша. — А пока поговорите о деле, — и кивнула Спокойному. — Дима работает в таком месте, что вам, лесовикам, он мог бы очень пригодиться...

Спокойный и Ящук быстро нашли общий язык. Узнав, что Дмитрий может достать бланки корреспондентских удостоверений и вывезти портативный печатный станок, Спокойный сказал, что таких двух дел будет достаточно, чтобы смело потом смотреть в глаза любимой. При этом он многозначительно глянул на Пашу, которая покраснела и начала торопить, — мол, скоро комендантский час, пора домой...

Условились через день снова встретиться у винного магазина. К этому времени Дмитрий постарается достать бланки.

С наступлением вечера жизнь в городе замирала. Горожане поневоле сидели дома, чтобы не попадаться на глаза разгуливающим фашистам. Почти безлюдными улицами шла Паша к месту свидания с Ящуком.

Вот и винный магазин. Оттуда несся хриплый мужской говор. Пошатываясь, из магазина вывалились двое в новых серых костюмах. Лобызаясь, перебивая друг друга, подвыпившие мужчины болтали о «рейхе», «соборной Украине», «мудром Степане». Паша догадалась — националисты. И невольно прошептала: «Предатели! Пьете на деньги, полученные от гитлеровцев за кровь невинных людей...»

Мысль Савельевой прервал шум приближавшегося грузовика. Сквозь ветровое стекло кабины Паша узнала Дмитрия. Он резко затормозил машину. Паша подбежала к Дмитрию. Лицо его вытянулось, светлые пряди волос выбились из-под старенькой кепки.

— Садись! — крикнул он девушке.

Сообразив, что с парнем стряслось неладное, Савельева вскочила в кабину. Машина рванулась вперед. За поворотом открывался широкий проспект. Дмитрий до отказа нажал на акселератор. Но полицейские, наверставшие время, приближались. В зеркальце было видно, как за машиной гнался мотоцикл с двумя полицейскими. Один из них вынул из кобуры пистолет. Ящук с тревогой посмотрел на Пашу, порозовевшую от возбуждения. «Как ее спасти?» — мучил вопрос.

— Дима, что случилось? — взмолилась Паша.

— Доверился одному, Малаховскому. А он, Паша, националист. Предал... — искусно крутя баранку и глядя только вперед, с дрожью в голосе говорил Ящук. — Паша, прости меня за все... знаешь как... Я о тебе...

На миг Дмитрий глянул в лицо девушки, и в его глазах она прочла все, что не успел он досказать...

— Возьми бланки, — кивнул Дмитрий. — Как заторможу, сразу убегай во двор.

Паша схватила сверток с бланками и крепко сжала его в руке.

Дмитрий хорошо знал расположение улиц и переулков. Он круто повернул вправо. Машина загремела по ухабистой мостовой. Мотоцикла не было видно. В конце переулка Ящук резко затормозил, открыл дверцу.

— Выходи! Быстрее!

— Тебя схватят!

— Пока жив — не сдамся! Прыгай! — Одна секунда промедления показалась Дмитрию вечностью, и он, не сдержавшись, крикнул резко: — Ну, выходи же, погубишь себя! — Потом тише: — Прости, Паша...

И только Паша успела спрыгнуть с подножки, как мотор взревел, и машина сорвалась с места.

Паша проскочила в первую попавшуюся калитку и упала на траву. Сердце бешено колотилось. Казалось, вот-вот оно выскочит из груди. Вблизи залаяла собака, но резкий стрекот промчавшегося мотоцикла заглушил лай.

Выскочив на прямую улицу, по которой мчалась машина Ящука, преследователи прибавили газ. Семьдесят... Восемьдесят... Девяносто километров... Стрелка спидометра легла на цифру «100». Беглец уже близко. Теперь не уйдет! Вдруг раздался резкий скрежет тормозов машины. Преследователи с ходу врезались в кузов грузовика. Мотоцикл отлетел далеко в сторону...

«Ага!» — ликовал Ящук, и машина снова взяла разбег, - , ..........

Теперь на счету Дмитрия два «преступления»: кража «мельдкарт» и преднамеренное убийство полицейских.

«Песенка моя спета! — пронеслось в разгоряченной голове. — Куда теперь? В лес? К партизанам? Спаслась ли Паша?»

Не убавляя скорости, Дмитрий выехал на шоссе, ведущее в Ровно. В ста метрах впереди, будто из-под земли, вырос грузовик. Предупрежденные по телефону жандармы перекрыли дорогу. Они сделали живой заслон.

Положение безвыходное: свернуть некуда, бежать нельзя. Сдаться на милость палачей? Нет! Дмитрий дал полный газ. Из группы вперед вышел жирный жандарм и поднял автомат.

— Хальт! Хальт!

— Сейчас получишь свое, фашистская дрянь! — Дмитрий крепче обхватил руль, выжал весь газ и направил машину прямо на стоявших посреди дороги.

Никто из фашистов не предвидел такого исхода. И лишь двое успели отбежать. На полном ходу машина пробила заслон. Дмитрий заметил, как жандарм, кричавший «Хальт!», с разбитым черепом отлетел в кювет.

Еще несколько усилий, и машина вырвется на простор. Но в этот момент фашистская пуля догнала смельчака. Дмитрий упал на руль. Потеряв управление, машина круто развернулась и повалилась в кювет...

Паша недолго пряталась за чужой калиткой. Она поднялась и задворками медленно пошла, сама не зная куда. Она думала о Дмитрии, жалела, что так его поторопила. Только теперь она поняла, как дорог ей этот человек...

Измученная, Паша переступила порог дома и сразу же упала на кровать. Евдокия Дмитриевна испуганно смотрела на застывшее лицо дочери. Стало страшно... Что случилось?

— Мама! Мама! — простонала дочь. — Погиб. Он конечно погиб! Погиб!..

Загрузка...