Почта в Никогда-Никогда

Однажды мистер Габриель Нач взял меня с собой в Сиднейский порт, где фирма, которую он представлял, производила погрузку металлических изделий с австралийских металлургических заводов. Заодно мы наблюдали приготовления к рейсу большого парома «Empress of Tasmania», курсирующего между Австралийским материком и портами Тасмании. Эта линия, которую обслуживает государственный арматор «Australian National Line», — самая протяженная в мире — нигде больше паром не проходит шестьсот двадцать миль.

Регулярное движение на Тасманию было открыто очень давно, еще в 1803 году. Первым в путь двинулся шестидесятитонный британский бриг «Леди Нельсон», имея на борту сорок человек, одну лошадь, десять голов крупного рогатого скота, тридцать две овцы, восемь коз, тридцать восемь свиней и немного птицы. А первым «туристским» кораблем, который появился у берегов Тасмании, было голландское судно «Хемскерк», которое зашло туда по пути с Явы. Руководил экспедицией знаменитый Абель Янзоон Тасман[8], а организатором ее была нидерландская Ост-Индская компания, находящаяся в Батавии. Это была блестящая экспедиция. Первоначально остров получил название Вандименова Земля[9], чтобы исторической справедливости ради впоследствии назвать его Тасманией…

Это было давным-давно, дорогие читатели, и я сомневаюсь, чтобы пассажиры, которые сегодня плывут на Тасманию, забивали себе голову этими воспоминаниями. Участники ежегодных парусных регат Сидней — Хобарт могут засвидетельствовать, что океан на этом пути бывает спокоен, как колыбель, и бурен, как вагнеровская опера. Учитывая этот второй вариант, паромы снабжены стабилизаторами, смягчающими качку. Идут они к острову со скоростью семнадцать узлов. Пассажиры, чьи машины еще в порту отведены на отдых в гаражи парома, наблюдают красивый вид с моря на ночной Сидней. Затем кладут детей спать, а если эти ангелочки отказываются, они могут поиграть в зале, оформленном как капитанский мостик. Сами же пассажиры устремляются в бары или смотрят собственную программу телевидения, которая передается из студни парома.

По дорогам гневной истории

Итак, начнем наше путешествие по дорогам гневной истории. Раз за разом паром пересекает уже давно стертые океаном следы прежних мореплавателей. С замиранием сердца смотрел, наверное, Абель Тасман, имя которого носит остров, да и другие моряки — Дю Фрейсине, Фюрно, Кук, Блай и Энтрекасто, на незнакомые берега. Именно здесь, дорогие читатели, в заливе Блэкмана, корабельный плотник Форестье из экипажа Тасмана прыгнул в воду и вплавь достиг незнакомых берегов, где водрузил флаг и тем самым захватил остров для своего государства: таков был обычай у первооткрывателей. Это был смелый поступок, однако он остался без внимания. Много раз мореплаватели Голландии подходили к берегам Австралии и близлежащих островов: Хевик ван Хиллегом и Питер Дирксзон на борту «Зеволфа», Ленерт Якобсзоп и Вилем Янсзон на борту «Дейфкена», Питер Нейтс и Франс Тейссен на «Голден Зепард» и другие.

Они появлялись здесь в те времена, когда о существовании Австралии никто еще не знал. Опаленные солнцем, томимые голодом и жаждой, мореплаватели из голландских деревень торопились отплыть на север, к портам Явы, распространяя рассказы о негостеприимных берегах. В портовых тавернах ходили легенды о далеком материке, где бурное море швыряет корабли на опасные коралловые рифы, а у самых берегов топи чередуются с дюнами. Черные волны угрожают там жизни смельчаков, которые отваживаются появиться в прибрежных водах.

Прологом к изучению истории Австралии является знакомство с… Голландией того времени. В Рейксмузеум в Амстердаме, в Маурицхёйс в Гааге или Призенхоф в Делфте со стен смотрят портреты достойных торговцев л их круглолицых рыжеволосых супруг.

«Золотой век» или «Век Золота»?

Мастера кисти оставили нам полные жизни образы людей семнадцатого века, этого «Золотого века» голландских открытий. Кто знает, может быть, название «Век Золота» — более подходящее для этой эпохи и даже больше понравилось бы почтенным купцам, если бы историки позволили нм самим выбирать название.

Ведь было же время, когда за скромную сумму в шестьдесят гульденов голландцы купили у индейцев остров Манхаттан и основали там поселение Нью-Амстердам, которое зовется теперь Нью-Йорком… А Ян ван Риебек заложил фундамент голландской колонии на другом конце мира на Юге Африки — здесь начали строить город Кейптаун.

Капитан «Дейфкена» Вилем Янсзон был родом из рыбацкой деревни на голландском побережье. После обследования берегов Новой Гвинеи, или «Страны Золота», он добрался до самого залива Карпентария в нынешней Австралии. Чернокожие аборигены убили нескольких его матросов. Сам Янсзон заявил, что это страна, где даже голландец не найдет ничего, на чем можно было бы сделать деньги… 25 октября 1616 года члены экипажа корабля «Эидрахт» из Амстердама забили на острове Дерк-Хартог в заливе Шарк у берегов Западной Австралии заявочный столб с надписью, провозглашавшей, что страна имеет нового хозяина. После чего судно подняло паруса и отчалило. А об атом столбике никто так и не вспомнил. Это был всеми забытый континент…

Семнадцать директоров

Эти первооткрыватели находились на службе у «семнадцати директоров», руководивших нидерландской Ост-Индской компанией. Она быстро завладела португальскими конторами в Йндии, а на Яве основала собственные поселения. Ее корабли доходили до Китая и Японии. После 1610 года дивиденды, выплачиваемые вкладчикам, достигали пятидесяти процентов, чего никак не удается современным гигантам торговли или промышленности.

Великие рыцари торговли той эпохи, как равные, беседовали с королями, ссужали им деньги, снабжали их пушками и даже полностью снаряженными военными кораблями! Однако сами они не совали носа в войны. В сознании «семнадцати директоров» понятия «война» и «золото» не очень ассоциировались друг с другом. Гром орудий, которые они сами продавали, не ласкал их слуха, эти дельцы предпочитали звон монет.

В темных конторах Амстердама «семнадцать директоров» внимательно читали и анализировали написанные великолепным почерком отчеты, прибывающие из дальних стран. Вот Абель Тасман с грустью сообщает, что но нашел на «большом материке» тех кореньев, которые голландцы с огромной прибылью продавали в Европе. В 1645 году он даже предложил своим кормильцам решение проблемы: «Что делать с этим большим материком?» — «Оставить эти земли и впредь никому не известными, так как незачем указывать другим тот путь, который уже разоряет нашу Компанию».

Значит, судари мои, сказали тогда, наверное, себе в Амстердаме, давайте-ка лучше возьмемся всерьез за эксплуатацию богатств Явы и соседних островов. Тем более, что господин Хендрик Браувер[10] открыл новый путь, который сокращает плавание из Амстердама с полутора лет до полугода! Однако мореплавателям приходилось быть очень внимательными, так как малейшие отклонения от намеченного курса уводили корабли слишком далеко на восток.

Гляди в оба!

Особенно внимательно они должны были следить за группой островов, находящихся всего в каких-нибудь тридцати восьми милях от материка. Ведь не случайно пх название Абролхос происходит от португальской поговорки «abri vosos olhos», что означает «гляди в оба!»

Итак, мы потихоньку приближаемся к тем местам, где совсем недавно удалось отыскать следы страшной истории. Нашли их… на дне моря. Подобно рыбаку, из года в год сидящему с удочкой над озером и мечтающему поймать сказочного сома, австралийские аквалангисты много лет пытались найти остов корабля «Батавия», бывшего некогда собственностью нидерландской Ост-Индской компании. С 1629 года покоился он где-то у побережья Западной Австралии. Из-за ошибки картографов еще в 1840 году корабль искали не там. Чтобы правильно определить местонахождение корабля, каждое слово из записей капитана «Батавии», сделанных им на голландском языке, было тщательнейшим образом переведено. Архивные данные сопоставлялись со старыми картами. Когда наконец определили местонахождение корабля, пришлось четыре года ждать удобного момента, чтобы раскрыть тайну истории Австралии, которая хранилась на морском дне. «Мы были полны забот и беспокойства, ни дать ни взять чайка, у которой в гнезде четырнадцать голодных птенцов», — вспоминает участник экспедиции Хыо Эдвардс.

Наконец в 1963 году «Батавия» была обнаружена аквалангистами австралийского военного флота. Величественно покоились среди кораллов огромные бронзовые пушки, покрытые зеленоватой тиной. Морская вода даже не разъела наковальни из корабельной кузницы; на дне лежали якоря, пушечные ядра, толстые дубовые балки. Был выловлен кожаный пояс, который за триста лет не только не сгнил, но даже сохранил удивительную эластичность. Канаты и сети предохранила от гибели образовавшаяся из пороха и смолы смесь, которая после катастрофы обленила их, оберегая от доступа воды и воздуха.

Так выглядели доставленные из глубин свидетельства одной из самых больших морских трагедий.

Жизнь иногда сама создает такие сюжеты, которые, если бы их выдумал писатель, сошли бы за плод его болезненной фантазии. Ну какой сценарист мог бы создать эпопею о «Батавии»? Ведь все те усилия, которые понадобились для ее обнаружения, выглядят весьма бледно на фоне истории этого корабля до его погружения в морскую пучину…

В зарослях кораллов один из водолазов нашел ступку корабельного аптекаря с высеченной сентенцией: «Amor vincit onmia» («Любовь все побеждает»). Но в рассказе о «Батавии» больше ненависти, чем любви. Молча смотрели участники экспедиции на найденный ими череп со сломанной челюстью и следами сабельного удара, пока врач составлял протокол о смерти человека, убитого триста тридцать четыре года назад…

Потерпевшие кораблекрушение и разбойники

«Батавия» имела на борту триста шестнадцать пассажиров. Гордый корабль Ост-Индской компании под командованием Франса Пелсарта вез на четверть миллиона гульденов золота[11], запакованного в десять ящиков, драгоценности из сокровищницы султана и другие товары. За два часа до рассвета 4 июня 1629 года «Батавия» разбилась о коралловый риф вблизи островов Абролхос [12].

Когда вода начала заливать трюмы, солдаты и матросы прорвались к бочкам с вином и пьяные шатались но накренившейся палубе, даже не пытаясь спасти то, что еще можно было спасти. Пассажиров высадили на двух небольших островках, а на борту терпящего бедствие корабля оставили Иеремию Корнелиса и еще нескольких матросов, которые с подозрительной поспешностью согласились сопутствовать ему в этом опасном предприятии. Дело в том, что еще во время долгого плавания из Голландии они задумали поднять бунт и, завладев кораблем, заняться пиратским промыслом. И хотя время для этого еще не настало, они решили использовать подходящий случай.

Пелсарт искал на побережье пресную воду, но не нашел. С небольшой бочкой воды и несколькими людьми он отправился на маленькой шлюпке на Яву, чтобы привезти оттуда помощь и воду. Возможно, его товарищи гораздо больше заботились о спасении собственной жизни, чем о людях, оставленных на маленьких островках. У Пелсарта был один шанс из тысячи добраться до Явы. Если бы в тридцатичетырехдневном плавании в открытом океане он погиб, то для потерпевших крушение спасения уже не было бы. И Пелсарт отважно бросил вызов судьбе.

К счастью, волнами прилива выбросило с затонувшего корабля на берег бочки с водой и вином. Вслед за ними, уцепившись за сломанную мачту, до берега доплыл и Иеремия Корнелис. На острове он собрал тридцать шесть своих единомышленников. Совещались они недолго: здесь слишком много людей и слишком мало еды…

Драматические события все нарастали и вылились наконец в кровавые столкновения, когда один из заговорщиков в приступе пьяной откровенности начал бормотать о давно задуманном заговоре. Теперь уже у Корнелиса не было пути назад. Испуганные люди, которых судьба забросила на безлюдные острова вместе с разбойниками, с ужасом передавали друг другу известие, услышанное от пьяницы. Бунтовщики знали, что, если они попадут в руки правосудия, их ждет виселица. Пиратство было доходным занятием, и морские державы беспощадно боролись с этим бичом торговли. Палач должен был предостеречь тех, кто, измученный нечеловеческими условиями морских плаваний и железной дисциплиной на кораблях, лелеял мечты о легкой жизни и богатой добыче…

«Сатанинская гордость»

Корнелис и его люди высадились на одном из двух островов, где находилась большая часть потерпевших кораблекрушение. Раз уже нельзя было достать пищи, они решили уменьшить число людей, на нее претендующих. Они убили сто двадцать пять человек: мужчин, женщин и детей. Забавы ради разбойники выдумывали разные способы убийства. Некоторые жертвы были утоплены, другим перерезали горло, третьих порубили саблями или забили насмерть палками. Корабельному плотнику но фамилии Стуффельс Корнелис приказал вырвать сердце, так как считал, что мастер недостаточно прилежен в работе…

Он пригласил в свою палатку пастора Бастипаенса и его красавицу дочь Юдифь якобы для того, чтобы угостить их изысканным обедом. А во время этого пиршества живодеры убили жену пастора и шестерых братьев и сестер прекрасной Юдифи. У нее даже не было времени, чтобы их оплакать, так как тут же, при дележе добычи, Корнелис подарил Юдифь одному из своих помощников. Себе же он выбрал самую красивую из всех пассажирок, благородную Лукрецию Янс. Старые голландские хроники с негодованием отмечали, что Иеремия Корнелис «так далеко зашел в своей сатанинской гордости, что не только без зазрения совести ежедневно менял одежду, но и наряжался в шелковые подвязки, шитые золотом…»

Репортеру, который спустя три с половиной столетия оказался на месте разыгравшейся трагедии, трудно себе вообразить эту оргию убийства и этот парад придворных одежд на маленьких островках, едва выступающих над уровнем моря. Разряженные в пурпур и кружево, разбойники с совершеннейшим хладнокровием убивали своих земляков. Но, как говорится, пути господни неисповедимы. Удар настиг пиратов с той стороны, с какой они меньше всего ожидали.

Первые колонисты

Корнелис оставил на необитаемом островке маленькую группу солдат, которые охраняли драгоценный груз, под командой Вебби Хейса. На всякий случай он хотел избавиться от них, но свои планы скрыл, а приказал нм искать пресную воду, хотя великолепно знал, что этот островок предварительно был обследован и воды здесь нет. Корнелис рассчитывал, что, оставшись без лодки, солдаты погибнут от жажды.

Подвел случай, и этот простой расчет не оправдался. Солдаты нашли не только пресную воду, но и животных — маленьких кенгуру валлаби и яйца морских птиц. К ним позже переправились люди, которые уцелели от расправы, кто на украденной шлюпке, кто на небольшом плоту, а кто даже и вплавь. Они рассказали солдатам о том, что их ожидает. Вебби Хейс соорудил примитивное оружие из разного корабельного инструмента. Вместе с другими солдатами стоял он но колено в воде, отражая штурм корсаров. Битва шла не на жизнь, а на смерть, потому что людям Хейса нечего было терять, а пиратам было необходимо во что бы то ни стало избавиться от свидетелей своих преступлений. И вот выпал крупный выигрыш, тот самый один шанс из тысячи! Во время братоубийственной схватки между голландцами к берегам острова подошел «Сардам», корабль с Явы. Развитием дальнейших событий был бы удовлетворен самый взыскательный сценарист; дело закончилось гонкой шлюпок бунтовщиков и солдат. Последним удалось раньше достичь корабля и предупредить его экипаж о корсарах.

Итак, зло наказано и мы приближаемся к счастливому концу. Летописцы успокаивают голландского читателя, обладающего чувством бережливости и хозяйственности. Они сообщают, что энергичный Пелсарт в первую очередь стал собирать драгоценности, которые валялись кругом, разбросанные по песку пьяными бандитами. И пусть это вас не беспокоит: отыскалось все, кроме одной золотой цепочки. Пелсарт привез с Явы водолазов, которые быстро подняли ящики с золотом. «Семнадцать директоров» в Амстердаме имели основание гордиться такой заботой экипажа об их благе! У спасателей сердце разрывалось при виде разграбленных трюмов. Песок и морская вода испортили великолепное кружево и прекрасное сукно, служившее платьем корсарам в этом знойном, влажном климате…

Господин Пелсарт сразу же начал вершить правосудие. Оно касалось не только бунтовщиков, но и тех несчастных пассажирок, которые избежали расправы как пленницы пиратов… Пытки ускорили следствие, и бунтовщики проводили ночи в наскоро построенной тюрьме, вслушиваясь в стук топоров, — это поспешно ставили виселицы. В пространном обосновании приговора Пелсарт утверждает, что Корнелис не только приказал титуловать себя «генерал-капитаном», но и «перестал верить в существование ада и дьявола». За все «подвиги» ему был вынесен приговор: «отрубить обе руки, а затем повесить». Его главным помощникам перед казнью отрубили каждому одну руку, а остальных или повесили, или заковали в кандалы и отправили на Яву, где местные власти жестоко расправились с ними.

Но еще на месте казни, на маленьком островке, названном «Кладбищем Батавии», под виселицей был помилован корабельный юнга по фамилии Ган де Бей, который жалобно рыдал и умолял смилостивиться над ним. Ему и другому приговоренному, Вутеру Ловсу, сохранили жизнь, но оставили на вечное поселение на этих крошечных островках… Можно себе представить, как метались они по берегу «Кладбища Батавии», когда «Сардам» уходил все дальше и дальше, пока не превратился в крохотную точку на горизонте. Они знали, что уже никогда не увидят родных деревушек в далекой Голландии.

Неизвестно, какова была дальнейшая судьба этих Робинзонов. Может быть, их нашли аборигены с материка, а может быть, они оба долго еще жили в одиночестве? Так или иначе, но именно они были первыми белыми поселенцами в Австралии, так же как первой европейской постройкой стала та тюрьма, где содержали корсаров.

Итак, отчалив 15 ноября 1629 года от островов Абролхос, капитан Пелсарт оставил на берегу двух живых людей и целый ряд почерневших на солнце трупов, болтающихся на виселице… Увез он с собой все найденное (кроме двух ящиков) золото, а также намеренно неопределенные сведения о месте разыгравшейся драмы, три столетия ожидавшей мрачных вещественных доказательств, которые теперь можно было приобщить к делу.

Пират с сачком для бабочек

Забытое сейчас название Австриалия было в употреблении уже в 1610 году, тогда как слово Австралия впервые встретилось в 1693 году в английском переводе голландского романа. Впрочем, британцы довольно поздно появились у берегов Австралии.

Некий пират по фамилии Уильям Дампир в 1697 году опубликовал своп дневники, которые сразу завоевали ему огромную популярность и навели на мысль отправить экспедицию к большому материку, называвшемуся Новой Голландией. Тема о корсарах широко распространена в современной литературе. И все-таки мы вернемся к ней, чтобы описать редкое явление — корсара, из-под пера которого вышел, как бы мы это сейчас определили, литературный бестселлер. Так вот, вследствие прекращения военных действий против Испании в пиратском ремесле образовался застой. Поэтому более осторожные корсары перебрались на Тихий океан, где еще как-то можно было свести концы с концами. Уильям Дампир был врожденным исследователем и только ради хлеба насущного подхалтуривал пиратским ремеслом. Истинной же его страстью были естественнонаучные исследования.

В его дневниках нападение на Порт-Белло, которое автор совершил ловко и весьма искусно, было едва отмечено одной фразой. В то же время описанию дюгони (морская корова) отведены целых две страницы. Я тоже уделил немного места этому животному в своей книге, хотя и не могу похвастаться пиратским нападением даже на какой-нибудь захудалый городишко…

Профессор Арнольд Вуд считает, что «корсаром не может быть человек, в принципе ничего не имеющий против десяти заповедей». Он называет Дампира «пиратом с сачком для бабочек» и замечает, что тот «размышлял о крокодилах и жуках, в то время как должен был думать об убийствах и грабежах. Поэтому нет ничего удивительного, что товарищи Дампира, доведенные до отчаяния, поговаривали о том, чтобы съесть его. Однако, если присмотреться к портрету пирата и представить его образ жизни, перестаешь удивляться тому, что его все-таки не съели…»

Во время кошмарного перехода через Тихий океан, который продолжался пятьдесят один день, тучный капитан Сван узнал, что из-за своей полноты он первый кандидат в котел. «А вот из тебя-то, Дампир, ей-богу, вышло бы слишком скверное блюдо!» — не без зависти заметил этот упитанный моряк…

Тощего Дампира, во всяком случае, страшно интересовало, что там живет и растет, в этой Новой Голландии. В 1699 году лорд Адмиралтейства благословил его в дальний путь, на другой конец света, вверив заботам Дампира корабль, настолько прогнивший, что плотник не мог вбить даже гвоздя в степу, опасаясь, как бы все судно не рассыпалось. Матросы были пропитаны водкой, а в минуты трезвости грезили о бунте. Поэтому исследователь спал с оружием под подушкой и обходил крупные порты, чтобы его экипаж не покинул корабль.

Дампнр достиг негостеприимных берегов Северо-Западной Австралии на корабле, едва не рассыпавшемся во время пути. Он не нашел там ничего достойного внимания и чуть было не погиб от жажды. А после возвращения ему пришлось предстать еще и перед судом. От него потребовали объяснения по поводу взбунтовавшегося матроса, которого он оставил где-то в пути. Поэтому Дампира трудно упрекнуть в том, что он перестал заниматься научными изысканиями, а вновь возвратился к пиратскому ремеслу.

Материк, который надо открыть

Отчет Дампира об этой экспедиции не вызвал желания последовать его примеру, и в последующие семьдесят лет Австралию оставили в покое; это был материк, который еще следовало открыть.

В 1639 году молодой пастор — преподобный Иеремия Хоррокс — очень торопился закончить мессу. Ему по терпелось как можно скорее оставить своих земных овечек, чтобы вернуться к примитивному телескопу и увидеть Венеру, которая в это время как раз заняла весьма редкое положение на небосводе. Казалось бы, это не имеет ничего общего с овечками на Австралийском материке. Однако король Георг III в 1768 году милостиво определил сумму в четыре тысячи фунтов для наблюдения за продвижением той же планеты Венеры, которую можно было лучше всего наблюдать в южных районах Тихого океана[13]. Было высказано пожелание, оказавшись в тех местах, заодно уж обратить взор с неба на землю: обозреть этот таинственный материк. Было бы даже неплохо на всякий случай прибрать его к рукам для британской короны. Может, когда и сгодится! Как знать?

Вопреки своему обычаю на этот раз Адмиралтейство снарядило в плавание не разваливающееся корыто, а первоклассное и хорошо оснащенное судно «Индевр». Капитаном стал Джемс Кук, сын конюха, мореплаватель-самоучка, астроном, математик и картограф, прирожденный командир. Кук очень хорошо знал психологию людей. Это пригодилось, когда ему пришлось бороться с цингой, бичом тогдашних мореплавателей. Он заставлял экипаж употреблять в пищу квашеную капусту, которая так богата витаминами. Хорошо понимая, что принуждение никак не способствует популярности этого примитивного «мультивитамина» среди матросов, даже если он и предупреждает цингу, Кук придумал простои способ, чтобы сломить их предубеждение. Он объявил, что капуста включена в офицерское меню, но матросы могут ее употреблять, если, конечно, пожелают. Естественно, что каждый простой матрос хотел есть то же, что подавалось к столу господ офицеров, так что капуста мгновенно завоевала успех… Кук заботился о своем экипаже, он старался, чтобы каждая пойманная рыба или черепаха, каждый убитый кенгуру были справедливо поделены между всеми, кто был на корабле, и таким образом уменьшить до минимума употребление солонины.

«Индевр» был вдвое меньше парома, который сейчас курсирует между Британскими островами и нашим континентом. Так что там было несколько тесновато, если учесть еще, что палубу завалили всевозможным снаряжением, которым только располагали люди в то время, для сбора коллекций всего, что порхает, плавает и ползает. Оно принадлежало богатому молодому человеку, Джозефу Бенксу, который отправился в эту экспедицию с четырьмя слугами, четырьмя художниками и одним ботаником. Финансовый вклад Бенкса в экспедицию значительно превышал вклад Его Королевского Величества. Удрученные такой расточительностью, друзья напрасно советовали жаждущему приключений юноше предпринять путешествие вокруг Европы: и ближе, и безопаснее, и удобнее, и интереснее… «Это и всякий дурак сможет; я же поеду в путешествие только вокруг света», — решительно ответил им мистер Венке…

Венеру наблюдали с острова Таити. Учитывая правы местных красоток, чрезвычайно доброжелательных к посещающим остров морякам, трудно себе вообразить более удобное место для наблюдения за планетой, носящей имя богини любви.

На своем пути «Индевр» миновал Новую Зеландию, а в Австралии завернул в Ботани-Бей, район современного города Сиднея. Первые вести из цивилизованного мира, который мореплаватели покинули два года назад, они получили вблизи острова Ява. К своему великому удивлению, моряки узнали, что американцы отказались платить подати англичанам, и туда посланы королевские войска, чтобы научить их уму-разуму.

Однако эту новость обсуждали недолго. На корабле вспыхнула чума, которая унесла двадцать четыре человека. В течение всего плавания через Индийский океан судно сопровождал эскорт акул, терпеливо ожидающих очередной жертвы — из тех, кто умер и был выброшен за борт.

Врата ада

Казалось бы, что общего у пряника с ветряной мельницей, а у Австралии с Америкой? Однако тот и другой континенты британцы использовали в определенных целях.

Однажды в туманном Лондоне почтенный лорд Сидней вызвал секретаря, отдал ему только что прочитанную, несколько пожелтевшую рукопись, а сам подошел к окну своего кабинета и с глубоким удовлетворением потер руки.

— Ботани-Бей, — сказал он, — самая дальняя точка на земном шаре, ни один из этих вшивых не вернется: это прекрасная идея, в самом дело прекрасная…

Это соображение вовсе не из выражений типа; «Если бы у тети были усы, то она была бы дядей». Известная логика, а также хронология событии указывают на то, что, если бы американцы не получили к тому времени независимость, колонизация Австралии не осуществилась бы так рано, и уж во всяком случае не британцами.

Мятеж в американской колонии немедленно отразился на исправной деятельности тюремного карательного аппарата Его Королевского Величества. А карали в Англин тогда жестоко, особенно за любое преступление против частной собственности. Была задушена и сожжена женщина за попытку заплатить фальшивым шиллингом. Но приговору трибунала повесили девятнадцатилетнюю мать, которая присвоила себе кусок полотна. В последние минуты жизни, когда ее везли в телеге по улицам Лондона к месту публичной казни, она кормила грудью своего младенца… В 1815 году палата депутатов проголосовала предложение об отмене смертной казни за кражу предмета стоимостью до пяти шиллингов, однако палата лордов не утвердила этот «легкомысленный» проект, который мог якобы способствовать развращению нравов…

Итак, тюрьмы были переполнены. Приговоренных на длительные сроки ссылали в американские колонии. Однако когда американцы перестали считать себя вернейшими подданными Его Королевского Величества, у них, разумеется, пропало желание принимать транспорты ссыльных. Страна «энергичных и свободных» могла обойтись без каторжного труда. Ведь для тяжелых работ американцы ввозили рабов из Африки…

Неполадки в торговле с Америкой отразились на рабочем рынке Англии, преступность возрастала; в конце XVIII века из каждых двадцати человек, потерянных, с точки зрения закона, для общества, восемнадцать не достигли еще двадцати одного года! Впрочем, если с повешенными хлопот было уже немного, то те, которые еще находились в казематах, представляли для правительства все более и более сложную проблему. В тюрьмах свирепствовал сыпной тиф. Эпидемия не делала различия между преступниками, почтенными присяжными и достойными судьями, которым приходилось встречаться при вынесении приговора.

Однако тиф и виселица не могли все-таки полностью разрешить проблему перенаселения тюрем. Надо было действовать быстро, чтобы освободить бюджет государства от тягот по содержанию — хоть и на отбросах — тысяч заключенных.

Большие надежды политики возлагали на африканскую Гамбию. В палате лордов о ней говорили как о месте, где «днем и ночью распахнуты врата ада, чтобы поглотить жертвы закона». Голод и болезни должны были без посторонней помощи решить проблему содержания заключенных.

Флотилия отверженных

Реализация этого «прекрасного, полного заботой о человеке» проекта натолкнулась, однако, на некоторые затруднения. При тогдашнем состоянии медицинской науки и антисанитарных условиях на кораблях эскорт, который должен был доставить узников к упомянутым «вратам», мог и сам оказаться за ними! А моряки не хотели умирать за компанию с узниками.

И тогда заключенных решили гнать на материк без конвоя, а с борта стоящих на якоре вблизи берегов кораблей наблюдать, как гибнут доставленные ими узники. Но только за год такой службы один из сторожевых кораблей потерял у берегов Гамбии почти весь свой экипаж! А тут еще в 1782–1788 годах количество узников на Британских островах удвоилось!

Именно в тот момент, когда дорога в ад через Гамбию обманула ожидания государственных мужей, на их головы, как с неба, свалился давно забытый в архивах материал. Много лет назад его составил Джеймс Марио Матра, который сопровождал Кука в его знаменитом путешествии. Автор проекта предлагал поселить на территориях, обозначенных на тогдашних картах как Новая Голландия, тех американцев, которые сохранили верность британской короне. Он указывал также, где именно на огромном материке удобнее всего заложить поселения, которые явятся исходными пунктами для торговли с Японией и Китаем, и обосновал значение военных и морских баз, какие было бы неплохо построить на восточном побережье Новой Голландии.

Это были смелые планы. Такие смелые, что, как подобает правительству, поступающему «обдуманно и благоразумно», проекты, вышедшие из-под пера Матры, были тщательно внесены в реестр, а затем отправлены в архив. Стряхнуть с них пыль и приказал летом 1786 года государственный секретарь министерства внутренних дел лорд Сидней. Предложение Матры на этот раз привлекло людей, ответственных за тюрьмы, которые уже были переполнены. Лорд Сидней был доволен его идеей, а еще более своей находчивостью.

Вот мы теперь и знаем, откуда произошло название самого крупного города Австралии — Сиднея. Каждый знает о лорде Сиднее, но мало кто — о Матре. Но как же можно помнить о человеке, имя которого звучит так не по-британски? Австралиец удивится, если вы скажете ему, что прекрасный район Сиднея под названием Роз-Бей не имеет ничего общего с Бухтой роз (а жаль, потому что там живут мои дорогие друзья, которые старались устлать розами мою жизнь), а призван увековечить имя сэра Георга Роза, офицера Королевского флота, и в то же время соседа по имению капитана Артура Филлипа из графства Хэмпшир.

А вот и капитан Филлип! Милости просим, капитан, читатели, наверное, не прочь познакомиться с вами! Вот он, морской волк, который сошел с корабля на материк и взялся обрабатывать землю как раз рядом с господином Розом. Но как волка ни корми, он все в лес смотрит, а морской волк — в море. И вот капитан Филлип, которому не очень-то подходила роль хлебороба, завербовался на службу в португальский флот. В 1778 году после кампании против Испании, когда британский король нуждался в людях для войны с Францией, Филлип вернулся в королевский флот.

Позднее Филлипу было приказано осуществлять власть на этом далеком материке, на территориях, которые в настоящее время входят в состав Австралийского Союза как штат Новый Южный Уэльс…

Когда в мае 1788 года предводительствуемый Филлипом флот покидал родные берега, в его составе было всего одиннадцать скверных суденышек и притом в плачевном состоянии. Их общее водоизмещение не достигало и четырех тысяч тонн, однако на судах размещалось тысяча четыреста человек. Половина из них — заключенные, остальные же должны были охранять их или являлись членами экипажа.

Это был флот отверженных. Среди заключенных находилась женщина в возрасте восьмидесяти семи лет, было несколько беременных, кое-кто страдал нарушением психики, все были почти нагие и голодные после пребывания в тюрьме. Насекомые одолевали не только заключенных, но и экипаж. Корабельный капеллан не хотел спускаться с палубы в трюм даже к умирающим, так как не мог вынести царившего там страшного смрада.

Место для двух гробов

Надо отдать справедливость капеллану: не то чтобы его обоняние было так чувствительно — условия перевозки узников были действительно ужасными. По словам капитана Хилля, «торговля невольниками представляется актом милосердия по сравнению с тем, что я видел в этом Первом флоте…» В трюме трупы лежали вперемежку с живыми. На каждого заключенного как мерило жизненного пространства отводилось место в размере двух гробов, что уже само по себе ясно свидетельствовало о намерениях властей. Они надеялись, что минимум четверть, а если дело пойдет хорошо, то и треть заключенных умрет на пути в Австралию, до которой в то время надо было преодолеть около тридцати тысяч километров. Поэтому на заключенных одевали даже не кандалы, а специальные колодки, которые грозили переломом костей при каждом движении.

Жестокости эпохи сопутствовала алчность. Правительство давало шесть пенсов в день на каждого осужденного, зарегистрированного при посадке в Англии. Другими словами, смерть узника увеличивала доход в кругах, занимавшихся транспортировкой, а так как контракт и не предусматривал доставки ссыльного в Австралию, то эти шесть пенсов, как и паек, были чистой (прошу извинить за это выражение) прибылью.

Для своего времени капитан Филлип был человечным и добрым офицером. Он заботился об увеличении пайка, требовал тщательной уборки и дезинфекции находящихся в его ведении судов. Таким образом, капитан Филлип обманул возлагавшиеся на него надежды. После десятимесячного путешествия потери в людях были ниже, чем на кораблях, которые раньше перевозили заключенных через Атлантику, то есть по значительно более короткому пути. Мы еще вернемся к этому вопросу о ссыльных и их судьбах. Подсчеты историков констатируют, что по крайней мере восемьдесят процентов заключенных совершили деяния, которые в глазах современного закона были бы либо ненаказуемы, либо наказуемы штрафом. Причем многих узников (канадские французы, ирландские католики, рабочие из Англии или Шотландии, добивавшиеся элементарных прав) следовало отнести к категории политических. Всего в Австралию было перевезено около ста шестидесяти тысяч человек. Их потомки в настоящее время без остатка переплавлены в огромном тигле двенадцатимиллионного населения Австралии. А ведь в 1800 году на всем этом огромном континенте проживало семь тысяч пятьсот восемьдесят пять европейцев.

Дюжина из Ботани-Бей

Почтенные лорды могли бы поучиться милосердию у… австралийских аборигенов, которых они считали дикарями. Как рассказывает в своих дневниках капитан Тэнч, сразу же после высадки заключенных «схватили одного из них на месте преступления, уличив в краже рыболовных принадлежностей, собственности местной жительницы Даринги, жены Кольби. Губернатор приказал выпороть виновного в присутствии тех аборигенов, которых удастся созвать, и объяснить нм причину наказания. Многочисленные жители явились на место экзекуции, но между ними не нашлось ни одного, кто не выразил бы отвращения к этой форме наказания и не продемонстрировал бы своей симпатии к несчастному страдальцу. Это особенно относится к женщинам. Упомянутая Даринга залилась словами, а Барагароо в гневе схватила кол и стала угрожать палачу…»

Кэйли Теннант, вслед за которой я привожу здесь различные данные, замечает, что потребовалось много времени, чтобы воспитать «черных дикарей» и довести их до уровня белого человека… А ведь это были не слишком деликатные люди: влюбленный чернокожий юноша начинал ухаживания с того, что ударял палкой по голове свою возлюбленную. Однако им было незнакомо наказание, которое шутливо называли «дюжиной из Ботани-Бей»; оно состояло в избиении «плетью о десяти хвостах». Они не знали и такой кары, как тысяча плетей, кары, которую один белый человек назначал другому за попытку к бегству с места ссылки. Такое наказание превращало тело человека в кусок красного студня с торчащими из него костями. В то время, когда единственным развлечением в Сиднее была водка, всегда находилось много желающих взглянуть на подобное кровавое представление. Однако зрители жаловались, что во время порки на них даже со значительного расстояния брызжет кровь избиваемого и летят клочья его кожи.

Я не буду рассказывать здесь подробно, как из «Огромного Серого Хаоса», каким была Австралия, стала вырисовываться «Страна белого человека»; как колония страдала от голода, каким неорганизованным был труд и как господа офицеры монополизировали торговлю колонии.

Очаровательный вид

Эта колонизация начиналась под знаком виселицы. Из порта Сидней и сегодня виден маленький островок, вернее, лишь выступающий над водой камень, на котором строптивых каторжников оставляли умирать от голода. Здесь же в 1796 году повесили Моргана — одного из заключенных. Перед казнью его вываляли в смоле. Это замедляло разложение тела, и мертвый Морган долго болтался на виселице у входа в порт. Кстати, в те времена тщательно записывались последние слова приговоренных. Доставленный на островок Морган, встав на лесенке под виселицей, произнес: «В самом деле, вид на порт отсюда просто очарователен…»

Последнее, что видели каторжники, покидая родные берега Великобритании, были виселицы. И в порту назначения на огромном материке, где им приказано было жить, их встречал болтающийся в петле человек, который перед тем, как навсегда закрыть глаза, огляделся вокруг и оценил очарование прекрасного порта, носящего имя лорда Сиднея…

Грусть могильщика

Рассказ об Австралии должен быть необычным, чтобы читатель мог живо представить себе эту страну. За период протяженностью едва ли в три поколения произошли изумительные перемены. Когда-то горсточка ссыльных под конвоем появилась на краю света, на неисследованном, почти пустынном материке — и вот сейчас там возникли многолюдные современные города, освоены недоступные ранее территории, покорена природа; создано первое в истории государство, которое охватывает целый материк, да еще и окружающие его острова.

«Это необыкновенно — я вижу всю Австралию в иллюминатор!» — воскликнул космонавт Чарльз Гордон, когда он с высоты тысячи трехсот семидесяти километров увидел как на ладони огромный материк. Он сделал четкие снимки северо-восточного побережья, протянувшегося на три тысячи километров, а также фотографии, подробно воспроизводящие картину устья реки Фицрой и залива Жозефа-Бонапарта.

В прошлом Австралия поражала путешественников, которые странствовали но материку, а не пролетали над ним. Один из них появился там в конце прошлого столетия, чтобы для поправки своих финансовых дел провести — в нашем современном понимании — «цикл авторских вечеров». После одного из них к писателю, добродушному и симпатичному пожилому господину, подошла молодая девушка. Она подала ему книжицу, нечто вроде альбома любителей автографов, и, сделав старательный реверанс, попросила написать ей что-нибудь. Писателя давно нет в живых, да и девушки тоже, но сентенция, высказанная им, осталась: «Мы должны жить так, чтобы после нашей смерти даже могильщику стало грустно…»

Марк Твен, который написал эти слова, является также автором интересных заметок о своем путешествии по Австралии. Умные книги не стареют, но правда ли? Как же прав был гениальный юморист, когда писал, что «история Австралии колоритна почти во всем; право, она столь необычайна и удивительна, что сама по себе является первейшей диковинкой и отодвигает все прочие диковины на второй и третий план. Она читается не как история, а как увлекательнейшие выдумки. Выдумки новые, свежие, не то что какая-нибудь замшелая старина. История эта полна неожиданностей, приключений, несуразностей, противоречий, неправдоподобия; однако все это правда, все так и произошло на самом деле»[14].

Удивляет — я повторяю — актуальность этого высказывания. Этих «замечательных диковин» будет много на страницах нашей книги. И, так же как и у Марка Твена, все, что здесь написано, — сущая правда, все действительно так и было. Их породил простор этого материка и желание перенести туда обычаи с Британских островов. Может быть, я неясно это сформулировал, поэтому попробую более четко объяснить, что я пмею в виду.

«Back o’beyond»[15]

Отличительная черта Австралии но только в том, что для австралийца понятие севера ассоциируется с представлением о тропиках, то есть с жарой, а юга, который ближе к Южному полярному кругу, — с прохладой.

Просторы Австралии — важный фактор этого многообразия страны. Все мы — жертвы карты. Долгие вечера перед отъездом я корпел над картой Австралии и — во всем виноват масштаб — вынес впечатление, что страна эта — большой остров.

И только когда я ощутил это пространство на место на самом себе и на своем кармане, то переменил свое мнение. Я не хочу пересказывать здесь статистический ежегодник. Его может каждый и сам посмотреть. Я только скажу, что на территории штата Квинсленд, далеко не самого крупного в Австралийском Союзе, уместились бы Франция, Испания, Германия и Италия, вместе взятые. Штат Новый Южный Уэльс скромнее, его площадь равна всего лишь территории Франции и Федеративной Республики Германии; живет на этой территории около четырех миллионов человек, из которых свыше семидесяти процентов сосредоточено вокруг Сиднея.

Допустим, мы хотим проехать по железной дороге из Брисбена до Перта. То есть из столицы штата Квинсленд до столицы штата Западная Австралия. Если мы проедем из Варшавы в Стамбул и обратно, а затем еще и в Берлин, все равно нам не преодолеть пяти тысяч трехсот двадцати двух километров, которые разделяют эти два австралийских города. Реактивный самолет со скоростью около тысячи километров в час летит от Дарвина до Сиднея почти всю ночь. Во время этого пути он пролетает над местностью, где живут всего пятьдесят тысяч человек. В одном квартале Варшавы и то больше народу!…

Вот так выглядит легенда о «Back o’beyond», которая в действительности очень близка к истине. В Австралии есть все, кроме людей и воды. Мне не хотелось бы обсуждать проблему воды сейчас, это очень серьезная проблема, и я подробно остановлюсь на ней позже. Сначала я хочу рассказать о людях Австралии.

Первые поселенцы вырубали эвкалипты на землях, которые предназначались для возделывания, и по мере возможности заменяли их более привычными для них деревьями, привезенными из родных мест. Они придерживались побережья, так как знали, что за бушем находятся какие-то горы, а за ними — пустыня. Долго учились поселенцы искусству жить в буше, медленно заселяли огромный материк, хотя было еще далеко до полного его освоения. Они достигли «мертвого сердца» континента, отмечая путь скелетами людей и вьючных животных. Оно и сейчас мало изменило свой облик; может быть, только мирный атом повернет в конце концов течение австралийских рек и они отдадут свои воды пустыне, вместо того чтобы бесполезно сбрасывать их в безмерный океан.

Парадокс с птичьим клювом

Австралию всегда считали удивительной страной. Недоверчиво воспринимались рассказы о странном существе — утконосе. Его латинское название ornithoryncus paradoxus буквально означает «парадокс с птичьим клювом»…

Если бы мне разрешили, я держал бы утконосов в вытрезвителях: пожалуй, и самый последний пьянчуга пришел бы в себя, увидев такое чудо.

Утконос — водное млекопитающее, немного меньше куницы, с плоским хвостом, голым у взрослых особей. Лапы перепончатые, голова с плоским роговым клювом (ноздри помещаются в верхней части клюва). Самка несет яйца. Сосков нет, зато имеется множество молочных желез. Для кормления она ложится навзничь, а малыши массируют клювами ее живот до тех пор, пока не появится молоко. У молодняка бывает сначала десять настоящих костяных зубов, потом эти «молочные» зубы исчезают и заменяются роговыми. Утконос имеет на задних ногах шпоры, соединенные с железами, выделяющими яд. Это единственное ядовитое млекопитающее. Такими железами обладает только самец, и наиболее активны они в тот период, когда он должен охранять самку и детенышей.

Когда в Англию впервые привезли чучело утконоса, никто не поверил, что такое животное может существовать на самом деле.

Выражаясь языком торговцев автомобилями, эта «модель» имеет еще целый ряд других приспособлений, предусмотренных в «патенте». Так, вместо ушных раковин у нее две слуховые щели позади глаз. Зато на ушах — веки. Другими словами, эти щели защищены пленками, которые утконос при нырянии может опускать так же, как опускаются веки. Он селится поблизости от воды в норах сложной постройки. Животное сознательно делает такой маленький вход в нору, что с трудом протискивается через Него. При этом из меха утконоса выжимается почти вся вода, прежде чем он проникает в свое совершенно сухое жилище. В определенное время самка входит туда, чтобы снести два яйца с мягкой скорлупой; вход залепляется илом, и прием гостей прекращается на несколько недель, до того дня, когда родители впервые ведут своих детенышей обучаться плаванию.

Утконос ежедневно съедает такое количество червей, которое составляет половину веса его собственного тела. Ученые полагают, что он способен «процеживать» через свой клюв донный речной ил, богатый органическими соединениями. Теперь уж вы, наверное, не удивляетесь тому, что когда-то возникло сомнение, существует ли такое животное.

А что у Фреда в сумке?

Осенью 1966 г., когда Канберру посетила миссис Джонсон, супруга бывшего президента США, сопровождавшая его в этом официальном визите, она пожала лапу Фреду.

Фред — кенгуру, который резвится на газонах резиденции премьера Австралии. В случае если он попадается под руку почтальону, тот кладет ему в сумку письмо, которое Фред, делая огромные скачки, относит в дом своих хозяев. Вряд ли ему доверяли государственные тайны или более или менее важные письма. Но это, пожалуй, и к лучшему, потому что не составляет никакого труда заглянуть к нему в сумку.

В этой стране все наоборот: весна продолжается с сентября по ноябрь, лето — с декабря по февраль, осень — с марта по май, а зима — с июня по август. На территории этого материка, в округе Блэколл, была сделана самая глубокая в мире (две тысяча триста метров) буровая скважина; здесь же на фоне ярко-красной пустыни я осматривал Эйрс Рок — самый крупный камень в мире, имеющий восемь километров в окружности и почти четыреста метров в высоту. Австралия — страна, где одно овцеводческое хозяйство, которое считается крупнейшим в мире (Тайлангра, штат Квинсленд), насчитывает сто двадцать пять тысяч голов этих «поставщиков» шерсти. Справедливости ради следует, однако, заметить, что эта цифра уже устарела, так как ферма Уэлшот в том же самом штате Австралийского Союза только за один сезон остригла триста тридцать шесть тысяч овец. В этом же штате находится местность «1770» (произносится чаще всего как семнадцать — семьдесят), обозначенная так в ознаменование даты высадки на континент капитана Кука. Название было официально признано в 1953 году. Есть там и такие, произнести которые намного труднее, например озеро Кадибарравирраканна в штате Южная Австралия или озеро Мирранпонгапонгунна в Пустыне Симпсона. Я уже не говорю о названии самой высокой вершины Австралии — горы Косцюшко, на котором сломает язык любой австралиец непольского происхождения.

Это материк, где обитает тайпан, самая ядовитая змея в мире, которая имеет в железе запас яда, достаточный для уничтожения двадцати трех тысяч мышей. До сих пор не удалось создать сыворотки, предохраняющей человека от смертельного укуса австралийского паука atrax robustus. Это страна, где в Австралийских Альпах растет гигант — миндальный эвкалипт, самое высокое дерево в мире. Его корни проникают в почву на тридцать метров, ствол достигает шестидесяти, а вместе с кроной — ста шестидесяти метров. В реке Бернетт обитает рыба ceratodus fostery, цератод, у которой есть и легкие, и жабры. Во время засухи она высовывается из воды, чтобы глотнуть воздуха легкими. В пересыхающих озерах саванн живут очень хитрые лягушки. Они заранее думают о том «черном дне», когда их озеро превратится всего лишь в простое углубление на поверхности земли. К концу периода дождей такая лягушка начинает беспрерывно нить и в конце концов превращается в шар. Тогда она зарывается в землю и впадает в спячку до лучших времен. Сон ее оканчивается трагически, если лягушку находят чернокожие аборигены Австралии: они пожирают ее, как сочный апельсин, чтобы утолить жажду.

Это страна, где мистер Дин поймал на удочку вот та-а-а-кую рыбу, точнее, белую акулу весом в тысячу триста килограммов, другими словами, самый крупный трофей в мире при ловле обычной удочкой. Страна, где коровы катаются на каруселях, где есть единственный в мире памятник, воздвигнутый насекомому, и где в пятидесятых годах нашего столетия резвились сотни тысяч миллионов кроликов. В штате Квинсленд пастбища защищает от них самый длинный забор в мире — пять тысяч шестьсот километров, а перед большой засухой 1963 года в Австралии паслось сто пятьдесят девять миллионов овец.

Это страyа, где Джек Дантес нашел и продал за сто фуyтов знаменитый опал «Королева Земли», за который позже Рокфеллер заплатил семьсот пятьдесят тысяч фунтов. Страна, где за одного барана было заплачено в 1962 году более тридцати тысяч долларов, где тянется самая длинная в мире — пятьсот тридцать километров — идеально прямая линия железной дороги. Страна, где в городе Карнарвон некогда курсировал единственный в мире трамвай о мачтой и парусом. Материк, на прибрежный песок которого по непонятным причинам выбрасываются киты, а люди пытаются с помощью бульдозеров сбросить их обратно в море, пока они еще живы, чтобы огромные туши не отравляли воздух всей округи. Это громадный материк, в самом сердце которого есть области со средней температурой около +49°С.

В Западной Австралии я побывал в Марбл-Баре, местности, которая была известна тем, что в течение ста дней подряд cтолбик ртути ни на минуту не опускался ниже 38°C. Это страна, где гордятся созданием первого в мире (1905–1906 годы) полнометражного художественного фильма, воспевающего историю бандитской шайки и ее главаря Келли. Страна, жители которой ежегодно тратят около двух тысяч миллионов долларов на азартные игры. В Милдьюра (штат Виктория) гордостью города является самая длинная в мире (девяносто пять метров) стойка в баре, оборудованная тридцатью двумя кранами от бочек c пивом. Страна, которая дала миру хула-хуп, а также молочные бары, открытые в Сиднее в 1930 году, а затем ставшие очень популярными и в Англии. Страна, которую мы представляем себе знойной, но где лыжный спорт (не в качестве средства передвижения) появился раньше, чем в Швейцарии или Австрии, где в Киандре, поблизости от горы Косцюшко, уже в 1862 году состоялись лыжные соревнования и возник второй в мире (после Норвегии) клуб лыжников.

Молодые и свободные

«Возрадуемся, сыны Австралии, мы молоды и свободны», — поется в гимне «Advance Australia Fair».

Среди сынов Австралии наиболее популярны имена Джон, Давид и Роберт, а среди дочерей — Энн, Маргаретт и Элизабет. Взрослые сыновья и дочери обязаны идти к избирательным урнам, так как Австралия — единственное государство, где голосование имеет принудительный характер. Страна, которая хотела бы быть сараной белого человека, но где еще в 1883 году проживало пятьдесят тысяч китайцев… страна, где… уфф!.. Может быть, Высокий суд, каким являются для меня читатели, согласится признать тезис об увлекательнейших особенностях этой страны доказанным?

Нет еще? В таком случае я просто в приступе отчаяния отведу читателей в… суд. Да, в австралийский трибунал, где «высокие стороны» одеты в соответствии с британской традицией в торжественные тоги; где на головах судейских можно увидеть безукоризненно белые парики, с роскошными буклями по бокам и кокетливой косицей сзади, перевязанной черной ленточкой.

Решение не слишком оригинальное, я применяю его давно в своей журналистской практике, когда бываю в дальних странах. Может быть, это привычка бывшего репортера судебной хроники, но ее определяет твердое внутреннее убеждение в целесообразности такой экскурсии. Суд — это линза, которая позволяет рассмотреть образ мышления и обычаи народов, населяющих страны, расположенные где-то на самом краю света. Так, очень помогли мне в понимании трудных локальных проблем разбирательства, которые я слушал в судах, где совершались акты колониального правосудия — на Таити, Фиджи, в Сингапуре, Новой Гвинее или в Гонконге. Судья, следуя букве закона, созданного под хмурым небом Британских островов, распоряжается судьбами людей, рожденных в знойных тропиках и ведущих свои обычаи от буддизма или языческих верований. Эти люди руководствуются моралью, совершенно отличной от той, которую — по крайней мере теоретически — принес с собой белый человек. Жители Океании говорят, что когда появились миссионеры, у них была Библия, а у канаков[16] — своя земля. Теперь, говорят островитяне, у нас их Библия, а у них — наша земля.

Трудно найти лучшее, чем австралийские суды, место для «охоты» за «увлекательными выдумками». Под Южным Крестом все еще действуют законы, которые на Британских островах уже давно утратили силу. Как бы был рад Марк Твен, если бы посидел среди публики на таком заседании и услышал, сколь живуча теория, которую он высказал после своего путешествия по Австралии.

Наказание плетьми продолжает применяться там, как говорят, за преступления наиболее отвратительные. Преступник, который совершил зверское изнасилование несовершеннолетней и причинил ей тяжелый физический и моральный ущерб, присуждается к заключению на большой срок и наказанию плетьми. Низко склоняет голову перед судьей адвокат: «Ваша Милость, мы будем решительно настаивать на том, чтобы во время приведения приговора в исполнение была полностью соблюдена буква закона…» Произнеся это, он еще раз склоняет голову, которую украшает белый парик, и очень довольный собой садится на скамью.

Береза и бык

О чем же здесь пойдет речь? Дело в том, что на языке юристов «пороть» означает «to birch», буквально «березовать», то есть бить березовыми прутьями. Не лещиной, не бамбуком, а именно березой! Так было установлено сотни лет назад, и баста! А почва Австралии родит богатое разнообразие акаций, множество деревьев, высоких и прекрасных, только не березу. Правда, кое-где попадаются единичные экземпляры, но они привезены и заботливо взращены для целей исключительно декоративных, а чтобы береза вообще встречалась в этой стране, я не помню.

Забеспокоился господин судья, посоветовался с министерством юстиции, оно, в свою очередь, послало депешу в Лондон. Аэрофрахтом пришла великолепная связка чисто березовых розог, и насильник получил то, что ему было положено…

В Брокен-Хилле судья рассматривает заурядное дело. Патрулируя на машине по улицам поселка Айванхо, полисмен увидел небольшой самолет, который неправильно заходил на посадку — на высоте не более тридцати метров, над самыми крышами домов, тогда как со стороны пустыни прекрасный подход, не угрожающий ничьей жизни. И вот страж общественного порядка помчался на аэродром, чтобы задержать там пилота и дать делу дальнейший ход.

Самолет, ясное дело, оказывается на аэродроме раньше, и тут удивленный полисмен видит, что, приземлившись, пилот съехал со стартовой дорожки на шоссе, ведущее к поселку, и направляется прямо ему навстречу! Полисмен в испуге развернулся и помчался назад, но пилот нагнал его, вынудил свернуть в кювет, пронесся над ним и въехал в поселок. Там он остановился перед комиссариатом полиции, откуда уже выбежали привлеченные ревом мотора рослые ребята в мундирах и вытащили его из кабины, как улитку из раковины.

Несколько минут — и все кончено. Приговор: сто десять долларов штрафа.

Однако осужденный не признает себя виновным. Он даже оскорблен. Если бы Тайный совет при дворе Его Величества в Лондоне занимался рассмотрением апелляций по склочным делам в Австралии, осужденный наверняка обратился бы туда в поисках справедливости. Его линия защиты проста. Во-первых, в правилах уличного движения ничего не сказано о запрете езды по городу на самолете, следовательно, нельзя карать за нарушение правила, которого не существует. Далее, он сообщает, что во время приземления задел крылом быка, который пасся на летном поле. Поскольку пасти скот на аэродромах категорически запрещено, он, как лояльный гражданин, решил немедленно сообщить о нарушении. Немедленно — это значит как можно быстрее! А разве есть более быстрый способ передвижения, чем на самолете? Конечно же нет! Учитывая такое положение дел, его надо наградить, а не наказать. Это же ясно!..

Мои австралийские друзья не поняли, что меня так поразило в этом деле. Что же здесь странного? Просто человека травят, сто десять долларов — это большой штраф, вот бедняга и защищается как может…

Распутницы с принципами

Мистер Линдсей Шмидт держит на своей ферме под Мельбурном обезьянку по имени Джонни. Обезьяна отлично водит трактор, умеет запускать и глушить мотор. Она открывает и закрывает ворота овчарни, а после стрижки на профессиональном уровне раскладывает шерсть для просушки. Джонни был признан земледельческим рабочим, и финансовые власти уведомили мистера Шмидта, что он может хлопотать о снижении налога на том основании, что использует на своей ферме наемный труд…

Молодой юрист из Мельбурна, господин Кавецкий, который покинул Варшаву, когда был еще ребенком, а сейчас парень хоть куда, рассказал мне об одном громком деле в штате Виктория.

Сразу же после войны, когда солдаты возвращались домой и Мельбурн испытывал тяжелый жилищный кризис, девицы самой древней в мире профессии облюбовали себе место под старыми развесистыми деревьями на Фитцрой-стрпт. Время от времени полиция нравов устраивала там облавы. Эта улица находится на границе двух районов, а закон со всей ясностью гласит, что виновный в его нарушении должен предстать перед судом, находящимся ближе всего к месту происшествия.

В данном случае полиция могла доставлять задержанных девиц либо к судье района Прагран, известному своей суровостью, который приговаривал их к тюремному заключению, либо к судье района св. Кильда. Этот, как правило, присуждал нарушительницу к штрафу в десять фунтов, после чего она тут же возвращалась к прерванному занятию. Полисмены поясняли задержанным девицам, сколь различные перспективы имеют они у этих двух судей, намекая, что могут отвезти их к более благосклонному, если те оплатят без квитанции взнос в фонд вдов и сирот служащих полиции. Это вполне официальная взятка, и девицы всегда предпочитали платить и штраф и взятку, что было, конечно, гораздо выгоднее, чем пребывание в тюрьме.

Однако мисс Виолетт Рид была девица с характером и не пожелала платить полицейским за отправку в район св. Кильда. Поэтому ее и отвезли в суд района Прагран. Казалось бы, ничто не спасет ее от тюремной камеры. Тем временем ее адвокат Рэй Донн нанял судебного эксперта-землемера и установил, что дерево, под которым мисс Рид была захвачена буквально на месте преступления, на несколько метров ближе к боковому входу помещения суда в св. Кильда, чем к «прибежищу Фемиды» в Прагране. В результате мисс Рид отделалась только штрафом, причем на этот раз даже без взятки. С высоко поднятой головой вернулась она на рабочее место.

Прослышав об этом, ее подруги с Фитцрой-стрит сложились и наняли землемера, чтобы тот точно установил, какие деревья находятся в юрисдикции района Прагран, а какие — св. Кильда. Землемер отметил белой краской точную границу. Деревья, которые шелестели листвой на «снисходительной» стороне, пользовались огромным успехом…

Претендент с коровами

За пределами зала суда перечень удивительнейших историй отнюдь не прерывается. Прежде чем известная Даун Фрезер вышла замуж за букмекера, то есть вознеслась почти на самую вершину социальной лестницы в Австралии, она имела множество претендентов на ее руку и сердце.

Одним из них был фермер, который прислал письмо, содержащее официальное предложение; к письму была приложена его фотография, где он снят вместе с коровами. Коровы на первом плане, их хозяин — на втором. «Несмотря на то что у коров были очень симпатичные физиономии, я отказала ему», — вспоминает олимпийская рекордсменка.

Однако, если говорить серьезно, следует отметить, что во многих областях жизни Австралия стоит на уровне мировых стандартов. Но и здесь существуют удивительные парадоксы. Промышленность этой страны сначала стала выпускать самолеты, а потом только автомобили, совсем не так как в других странах. Инсулин стали производить здесь, в Австралии, в 1923 году, то есть всего год спустя после того, как Бантинг и его группа впервые испытали его действие на человеке в Канаде. Одним из «отцов» пенициллина был австралиец Говард Флори. Впервые этот антибиотик стали выпускать в Австралии; уже в 1944 году его доставляли австралийским солдатам на фронт, а спустя год началось массовое производство пенициллина в США.

Австралийцы же вывели лучших овец, лучшую пшеницу и лучший сахарный тростник. В то время как в тропических странах на плантациях сахарного тростника была занята дешевая рабочая сила, а полученный сахар экспортировался в страны с высоким уровнем развития, в Австралии все делалось наоборот. В тропической части огромного материка зажиточные фермеры европейского происхождения производят сахар, который часто находит пути на рынки сбыта в страны со значительно более низким уровнем развития, чем Австралия. В этом нет ничего сверхъестественного. Просто производство сахара в Австралии, с которым я познакомился в штате Квинсленд, высоко механизировано… Почти с первых своих шагов оно последовательно опирается на советы ученых, разрабатывающих прогрессивные методы производства и отбирающих иаилучшие сорта сахарного тростника. Поэтому-то Австралия и может конкурировать на мировых рынках сбыта.

Австралийцы сначала стали обладателями нефтеперегонного завода и лишь позднее докопались до источников нефти. Сначала построили алюминиевый завод, а потом только нашли сырье, полностью оправдавшее капиталовложения. Крупные залежи меди были получены как подарок при эксплуатации месторождений олова и цинка. Промышленность, которая в 1941 году выпустила первый автомобиль, сейчас производит все: от холодильников до торговых кораблей; ежегодно в стране вступают в строй девятьсот новых заводов. По экспорту Австралия занимает двенадцатое место в мире. Она первый в мире экспортер шерсти и олова, второй — сахара, мяса, цинка, третий — пшеницы. Свыше пятнадцати процентов экспорта уже не сырье, а промышленные изделия. В 1969/70 финансовом году в Австралии стоимость продукции горнодобывающей промышленности составила один и три десятых миллиарда, а шерсть — восемьсот миллионов долларов.

На пастбищах Австралии пасется сто семьдесят пять миллионов овец и девятнадцать миллионов голов крупного рогатого скота, но специалисты считают, что страна может иметь четыреста пятьдесят миллионов овец и восемьдесят пять миллионов голов крупного рогатого скота. Мы еще вернемся к этим цифрам в последующих главах книги, рассматривая светлые и темные стороны австралийской действительности. Однако достижения в различных областях жизни здесь бесспорны. Возможно, что австралийцам повезло совсем не потому, что у них много солнца и продуктов питания: им пришлось и много потрудиться, чтобы не остаться в хвосте в этом постоянно спешащем мире. Они хотели поспеть за другими, и им надо было многое сделать! Горстка людей собрала все силы, чтобы покорить континент, и за короткое время создала цивилизацию на пустом месте.

Отличное место для деревни

Я совсем не случайно коротко перечислил некоторые данные, на первый взгляд, может быть, и не имеющие никакой связи между собой, разумеется, кроме той, что все они привезены мной из Австралии. Ведь есть и другие страны с удивительными животными, большими городами, огромными территориями и с высоко развитой промышленностью. Разница, однако, заключается, на мой взгляд, в том, что в других странах сотни лет строилось то, на что Австралии хватило неполных двух столетий. История этого фантастического роста лучше всего просматривается в городах, где совсем рядом сосуществуют старые постройки времен «золотой лихорадки» и небоскребы, взметнувшиеся в небо сталью, бетоном и стеклом.

В 1788 году капитан Артур Филлип, назначенный генерал-губернатором, объявил о своем вступлении в должность горстке переселенцев, которые прибыли на место, называемое теперь городом Сидней; в настоящее время он насчитывает два с половиной миллиона жителей[17]. А на всем континенте тогда не было других белых, кроме тех, что прибыли сами или которых привезли на кораблях Первого флота. В то время там не производили ничего, кроме примитивного оружия и предметов домашнего обихода, и все это было изделиями аборигенов.

Новоприбывшие разводили овец и охотились на китов. Они строили деревин, которые впоследствии выросли в поселки, а поселки — в города. Невероятно, как все это быстро разрослось! Я стоял в Мельбурне на ступенях собора св. Павла, рассматривал машины, идущие вплотную друг к другу по Флиндерс-стрит, смотрел на освещенные неоном здания Принцесс Бридж Стэйшн. И так трудно было себе представить, что лишь в 1838 году на этот берег сошел со шлюпки энергичный Джон Бетман[18], окинул взглядом буш и произнес: «Отличное место для деревни…» Еще труднее поверить в то, что Джон Сат собственными глазами видел и подробно описал в недавно изданных дневниках, как два племени аборигенов вели кровопролитный бой, осыпая друг друга копьями, как раз на том самом месте Флиндерс-стрит, где сейчас находится железнодорожный вокзал и круглые сутки рекой течет толпа. Когда же это было? В 1841 году. Сейчас Мельбурн насчитывает два миллиона жителей[19].

Месть за пограничную межу

Безмерное удивление Марка Твена перед «удивительнейшими выдумками» Австралии мог бы разделить наш Александр Фредро[20], если бы узнал, что австралийцы «поставили» его «Месть». Чтобы избежать недоразумений, я сразу хочу сказать, что подобную труппу не собрал бы и не поставил бы эту комедию ни один театр Польши. Никто не смог бы оплатить такого «спектакля», который не сходит со сцены с 1839 года… Иное дело, что ни выступающие в «пьесе» правительства двух штатов Австралийского Союза, ни парашютисты, ни фермеры, ни прочие «статисты» не отдают себе отчета в том, что подобную ситуацию давным-давно выдумал автор польских комедий…

Битва, которая идет между штатами Виктория и Южная Австралия, превосходит все традиционные шляхетские раздоры из-за межи, которые описал в своей пьесе Фредро.

Весь спор возник из-за пограничных столбиков и пятидесяти четырех квадратных миль моря. В 1834 году британцы решили, что граница штатов пройдет по сто сорок первому градусу восточной долготы. Пятью годами позже были установлены и пограничные столбы, но заинтересованные стороны поставили под сомнение точность их расстановки. Поэтому в 1847 году из Лондона последовал приказ заново определить границу, но предусмотрительное правительство штата Виктория за небольшую взятку купило «ошибку» землемеров. Штат Южная Австралия пригласил группу специалистов, которые выяснили, что граница действительно была отодвинута почти на три мили на запад и таким образом штат Виктория захватническим путем приобрел сто сорок тысяч гектаров земель. Границу следовало перенести на восток, но штат Виктория насмеялся над своими соседями, и в 1901 году его правительство продало десять тысяч гектаров спорных земель скотоводам и фермерам. Тогда штат Южная Австралия направил дело в Высший суд Австралии, требуя не только возвращения земель, но и уплаты налогов, а также поступлений от продажи урожаев, полученных на этих землях начиная с 1850 года! Почтенные судьи заседали двадцать два дня и признали правоту за штатом Виктория…

В начале первой мировой войны штат Южная Австралия подал жалобу на соседей в Тайный совет при дворе Его Величества в Лондоне, то есть в высшую инстанцию Британской империи. Поэтому нет ничего удивительного, что на этот раз судьи заседали почти втрое дольше, чем их австралийские коллеги, и, однако, после шестидесятитрехдневных дебатов отказали штату Южная Австралия в его притязаниях.

Добропорядочные граждане этого штата до марта 1960 года мужественно подавляли в душах чувство обиды. Они вернулись к этому вопросу лишь тогда, когда выяснилось, что побережье на границе содержит богатое месторождение нефти. Это уже были не шуточки, открытая нефть должна принести в ближайшие четверть века семьсот пятьдесят миллионов долларов прибыли! А так как поступления за пользование лицензиями на добычу укрепляют казну правительства штатов, было за что бороться, тем более что с побочных налогов можно было получать еще около четверти миллиона долларов ежегодно.

Памятуя о своем неудачном опыте с органами правосудия, штат Южная Австралия решил поставить судей перед свершившимся фактом. Он снова начал процесс, но одновременно с этим «на корню» продал лицензию на добычу прибрежной нефти. Вместе с тем были приведены в состояние готовности аквалангисты, мобилизованы члены аэроклубов с их секциями парашютистов, были наготове со своими авиетками фермеры, чтобы дать отпор ненасытным соседям.

Нефтяники отбуксировали из Японии стосорокапятиметровую плавучую нефтяную вышку для подводных разработок, которая стоит бешеных денег: восемь миллионов долларов. Для получения юридического решения должны были отправить спорное дело на рассмотрение Международного суда в Гааге. Премьер штата Южная Австралия, однако, воспротивился, поясняя, что «председатель третейского суда сэр Спендер, правда, такой же австралиец, как все мы, но, так как он родом с восточного побережья, мы не уверены, что он будет беспристрастен…» В январе 1907 года штормом сорвало с якоря плавучую вышку и выбросило ее на мель, а в феврале того же года скончался сэр Спендер. Теперь надо подождать, пока вышку вернут на старое место, а дело будет поставлено на рассмотрение Международного суда. Продолжение следует…

Транзитный пассажир

Удивительнейшие парадоксы Австралии я изучал путем наблюдения на месте, то есть прямо в самой стране. В шестидесятых годах я был в Австралии трижды, не считая поездок в ее заморские владения или в Новую Зеландию, когда я на короткое время покидал страну и снова туда возвращался[21].

Все началось с того, что я оказался там в качестве транзитного пассажира по пути из Новой Каледонии в Гонконг. Несколько недель пребывания в этой стране «заразили» меня Австралией. на каждом шагу я натыкался на такие «удивительные выдумки», что просто жаль было ложиться спать, когда кругом столько интересного. Потом я был там еще дважды, уже более продолжительное время.

В этот час моей «исповеди» я далек от мысли, что знаю Австралию. Однако беру на себя смелость сказать, что я много видел в Австралии. Это существенная разница. Действительно, изучить страну может (но не обязан) человек, который там живет и работает. Можно ведь каждый день ездить на завод и обратно, не высовывая носа за пределы своего района. Зато я увидел то, чего средний австралиец не видел и никогда не увидит, потому что на китобойные суда не берут посторонних, так же как и на суда, которые обслуживают маяки в Коралловом море. Летать с «Почтой в Никогда-Никогда», службой, доставляющей письма в медвежьи уголки огромного континента, которые так и называют «Страна Никогда-Никогда», тоже непростое дело.

Это название так часто встречается на страницах книги, что следует рассказать о его происхождении. Есть несколько гипотез, но, скорее всего, его выдумала миссис Энес Гани[22], озаглавив свой классический роман «Мы из Никогда-Никогда». Она писала: «Эти края называют Никогда-Никогда потому, что те, кто там жил и полюбил их, никогда не покинут их добровольно. А другие — те, которые не выдержали, — скажут тебе, что название это происходит от того, что тот, кому удалось вырваться оттуда, клянется никогда-никогда не вернуться».

Средний австралиец не видел ни резерваций для аборигенов, ни чернокожих кочевников, странствующих по пустыне. Так же как большинство поляков, живущих в районах шахт, никогда не были в них, так и здесь найдешь не много австралийцев, которые забрались бы в глубь «Золотой Мили», или Маунт-Айза. Не так уж много и таких, которые видели в деле чернокожих следопытов, тем более что сначала надо найти их самих. Все это меня интересовало, потому что я старался понять эту страну, живя среди самих австралийцев. Это огромная страна, огромная тема.

«Вызывающие» ножки пианино

Первые впечатления — самые сильные и труднее стираются в памяти. И я, когда писал эту книгу, вспомнил первый вопрос, который услышал на австралийской земле.

Может быть, это отступление, по предупреждаю, что их будет много. Ведь я пишу не научную монографию и не претендую на это, так как не обладаю достаточной квалификацией. Я просто рассказываю о том, что видел, а нить беседы обычно то исчезает, то возникает вновь, что делает разговор более оживленным, более занимательным.

С кем прежде всего вступают в беседу после приземления на аэродроме? Разумеется, с полицейским и таможенником. Об учреждении, представители которого размещаются под большими щитами с надписью «Таможня Ее Величества Королевы» на аэродроме Кингсфорд Смит в Сиднее, ходят разные истории. Иногда они преувеличены, но иногда несут в себе зерно истины. Таков, например, рассказ о славном парнишке, который, глядя, как таможенники проверяют чемодан отца, приговаривал: «Тепло… тепло… горячее… жарко… огонь!»

Это шутка, но с австралийскими таможенниками вообще-то шутки плохи. Вашу таможенную декларацию они читают с таким интересом, словно это самое пикантное место фривольного романа. Правда, может быть, это лишь профессиональная привычка. Таможня призвана оберегать Австралию от разного рода книжонок, которые время от времени пытаются провезти из-за рубежа.

В Австралии нет предварительной цензуры, зато автор, издатель и даже до известной степени владелец типографии могут быть привлечены к судебной ответственности по заявлению властей или лиц, которые считают, что им нанесен моральный ущерб. На издания, имеющиеся в продаже в Сиднее, то есть в штате Новый Южный Уэльс, может быть наложен строжайший запрет в Мельбурне, то есть в штате Виктория. Иностранные издания контролируются федеральными таможенными властями, имеющими право конфисковать и уничтожить публикации «непристойного, богохульного или антиправительственного» содержания. Министр, возглавляющий таможенное ведомство, имеет в своем распоряжении консультативный комитет, в который входят несколько писателей и критиков. Однако он не связан решением этого комитета и может действовать по своему собственному усмотрению.

Возможно, мы недооцениваем сущности Австралийского Союза, иначе говоря, федерации государств с одним и тем же языком, армией и внешней политикой, а в остальном имеющих не так уж много общего… Эти государства управляются по своим законам; их полиция носит разную форму; ввоз ряда корнеплодов через границы некоторых штатов запрещен. Вор, который, совершив кражу в Сиднее (штат Новый Южный Уэльс), уедет в Мельбурн (штаг Виктория), может быть передан органам юстиции своего штата только после решения суда о выдаче преступника — так, словно он бежал не в Мельбурн, а в Майами или Малайзию… И цензура в разных штатах по-разному смотрит на одни и те же проблемы. Наиболее строгая — в штате Виктория. Я не ищу дешевого эффекта в совпадении названий, просто возникает аналогия с описаниями лицемерия викторианской эпохи. В Англии, например, завешивались ножки у роялей — вид их считался вызывающим — в то время как несколько десятков тысяч проституток соблазняли клиентов на улицах Лондона.

Национальный университет в Канберре имел кучу хлопот с приобретением романа Набокова «Лолита», входившего в список… обязательной литературы факультета английского языка и литературы. Роман Эрскина Колдуэлла «Карающая десница Господня» был сначала запрещен, затем допущен к продаже, а потом внезапно конфискован во всех книжных магазинах Мельбурна по требованию… одного высокопоставленного чиновника, который нашел экземпляр этой книги у своей дочери. Было запрещено продавать военный роман «Мы были крысами»[23], где рассказывается о «подвигах» австралийских парней из отрядов «Крысы Пустыни» в публичных домах Порт-Саида и Каира. Роман Флеминга «Шпион, который любил меня», об очередных подвигах Джеймса Бонда, потерпел поражение от… австралийской цензуры, конфисковавшей его. Так что любви шпиона оказалось недостаточно, надо, чтобы любил еще и цензор…

И при этом Австралия буквально завалена вульгарными комиксами, герои которых не говорят, а нечленораздельно бормочут и совершают сотни изощренных преступлений.

Пошлина и латынь

Как уже упоминалось, я прибыл в Австралию прямо из Новой Каледонии, и таможенник спокойно спросил, не везу ли я с собой каких-нибудь фильмов. Кажется, оттуда везут в Австралию порнографические фильмы, чему приходится верить на слово, поскольку я лично в этой маленькой французкой колонии ничего подобного не видел.

Пытливые вопросы тогдашней таможенной декларации (сейчас она стала немного проще) имели целью выяснить наиболее сенсационные подробности моей «бурной» жизни. Множество параграфов обязывали меня признаться, не находился ли я в последнее время в местностях, охваченных ящуром, на какой-нибудь крестьянской ферме, или нет ли у меня в багаже мяса или мясных продуктов, ножа или стилета. Еще более подробны и назойливы вопросы, касающиеся перевозимых насекомых. Очень трогательна приписка в конце формуляра: в случае если бы я захотел признаться еще в чем-либо, а в этой большой анкете не хватило бы для этого места, я мог бы продолжить свою творческую деятельность на отдельном листе.

Мы живем в эпоху реактивных самолетов и бумажек. За одно кругосветное путешествие, посетив девятнадцать стран, я заполнил сорок девять формуляров, содержащих семьсот пятьдесят два вопроса.

Может быть, все это впечатления перелетной птицы. Во время путешествия в багаже остается все меньше и меньше упаковок с польскими названиями. Вот вчера ты проглотил последнюю таблетку акрихина, предупреждающего малярию, и вынужден был пополнить запас соответствующим швейцарским лекарством. Сегодня выбросил в Арафурское море использованный тюбик зубной пасты познаньской фабрики и купил новый в корабельном киоске. Подарил другу последнюю бутылку «зубровки». Но как-то никогда не уменьшается число анкет и формуляров. Есть страны, интересующиеся исключительно цветом твоих банкнотов, но, к сожалению, преобладают такие, где любой приезжий заранее воспринимается как заразный, подозрительный тип, явившийся только затем, чтобы благородным до мозга костей жителям этой страны продавать бриллианты, наркотики, порнографические фильмы и мясные паштеты со стрихнином…

Таможенник прочитал мой чистосердечный отчет и задал вопрос, не содержащийся в декларации, который я не понял.

— Не могли бы вы повторить; извините, но я не понимаю, — произнес я виновато, с внезапным беспокойством.

Оп повторил, но и на этот раз я не понял, о чем идет речь, и попросил его произнести по буквам. Чиновник спросил еще раз с телеграфной скоростью, так как искусству произношения по буквам австралийцев специально обучаются в школе.

В конце концов оказалось, что он спрашивает, не писатель ли я bona fide. Я всегда любил латынь и утверждаю, что интеллигентный человек обязан знать ее хотя бы настолько, чтобы понимать, что фраза «fiat voluntas Tua» означает не «ты хочешь иметь фиат?», а «да исполнится воля твоя…» К сожалению, каждый народ произносит латинские слова по-разному, а так как в Помпее не сохранилось магнитофонных лент с записями произношения истинных римлян, трудно судить, кто правильнее говорит по-латыни. Я могу только наверняка сказать, что англосаксы говорят совершенно иначе, чем мы. Моя гимназическая пятерка по латыни не выдержала испытания жизнью на австралийской таможне…

Посредством этого вопроса хотели установить, является ли для меня писательский труд единственным средством существования. Более широкий его смысл не раз вспоминался мне в моем путешествии по огромному континенту. Наш словарь иностранных слов поясняет, что «bona fide» следует понимать как «с добрыми намерениями», «с доверием, искренне, без злого умысла…» Возможно, что это стало сущностью моего путешествия по Австралии.

Таким образом, если в этой беседе с вами с моей стороны будут допущены какие-то ошибки, то не по злой воле. Сообщите мне о них, и я исправлю их в следующем издании. И еще одно: я глубоко верю в чувство юмора читателей. Если бы среди них нашлись такие, которые лишены его, очень советую по прочтении нескольких страниц книги повторять вполголоса короткую фразу «Воляновский иногда шутит, Воляновский иногда шутит…»