Под руку с Одиночеством. Дальше (СИ)

Часть 9

Вокруг путешественников поднялся вихрь. Очень похожий на тот, который давал Тане чувство полной власти над миром, только перетекал он в обратную сторону. Ей даже понравилось смотреть через энергию страданий и несчастий, ведь это так сочеталось с ожиданиями людей.

«Ну что? Поняла теперь?

Жертвы — лишь один из способов? — ахнуло от увиденного Второе Я.

Да, нужно вихрь закрутить обратно и все! — радовалась Танька.

Из чего?! Где взять столько негатива?!

Хватит и своей собственной боли, поверь.

А нам разве бывает больно? — удивилось подсознание.

О! Еще как! Нашей болью целый мир напоить можно…

Мы сильно рисковали?

Без понятия.

Что ж ты сразу не сказала?!

А куда б я без тебя делась! — успокоила себя девочка.»

— Как она прошла?! — техник ерошил на голове волосы, и без того стоявшие дыбом.

— Легко. Просто прошла, через вихрь. Ты сам видел, — ничего не понимал оператор.

— Но вихрь был другим, обратным! Не бывает таких… — внезапно угас техник.

— Теперь — бывают. Как она его контролировала, вот вопрос.

«И где это мы? — выходя в новую реальность, заозиралась девочка с веселым хвостиком на макушке.

Спать хочется. Долго я велик сама катить буду?

Это ты сачкуешь, а я изо всех сил толкаю.

Что с Лютым? Зверь, ты как? — спросила хором.»

«З-з… Салатовым чуть не стал, — отозвался защитник.»

«Это как? — Танька остановила свой транспорт. — Ты здоров? — посмотрела на лохматое сокровище озабоченно.»

«Мимо банка с зеленой краской пролетала. Брызгалась, — пояснил маленький леопард.»

«А с головой как? Точно не ударился по дороге?»

«Ну, может и другой оттенок. Цвет липы больше подходит? — котик выгнулся дугой и, разминаясь, зевнул.»

«Лют, что ты несешь? — Таня взяла его за мордочку и посмотрела в глаза.

С ним порядок, полон сил, — поставило диагноз Альтер Эго.

А ты не завидуй! Видишь — заговаривается.

Лют, просто расскажи, что за краска?»

«А сами-то как? Думать ничего не мешает?»

«Нет, но это не важно! — отвертелась девочка.»

«Неважно — это когда у котика спрашивают, что за краска? Мне страшно представить, что тогда важно… Как я могу знать характеристики пролетающей краски, а?! Зеленая и все! Мимо — и ладно!»

«Ну и хорошо. Всякое бывает при переходе, — успокоила себя путешественница.»

— Вы не подскажете, как зовут эти два облака, — обратилась пожилая женщина, задумчиво глядя в небеса. Длинное серое платье на ней хоть и было летним, но плотно закрывало горло. Руками в кружевных перчатках фланирующая особа держала парасоль. Этого Танька спокойно вытерпеть не могла:

— Фифа и Фафа, разве не видите? — решила пошутить девочка.

— Почему? Ведь один из них — кавалер…

Пришлось задумчиво посмотреть вверх: маленькие тучки были похожи на белых играющих лисичек.

— Нет, — замотала собственным хвостиком в ответ, — отсюда видно, что они веселятся. А такими беззаботными могут быть только Фифа и Фафа, — щурясь от Солнца, взглянула на незнакомку Таня.

— Вы так категоричны… — встретился, наконец, рассеянный взгляд старых серых глаз. — Наверное, вы красиво рисуете. Действительно! Ведь вы скульптор, как я могла сразу не заметить? Такие уверенные суждения… И одежда характерная…

«Далась ей моя одежда, — в этот раз Танькину футболку украшала надпись „Мечтать — не вредно“.

Давно пора эти тряпки поменять! — выступило за обновки Второе Я.

Приличные штаны, кстати. И почти новые…

Если не носить, то все новым будет.»

— Что за место? Странные все какие-то… — почесал подбородок техник.

— Да ты каждый день в зеркале ненормальное видишь, пора привыкнуть, — откликнулось хорошее настроение оператора.

— Я скоплениям водяных паров имена не даю! Весело ему…

— Весело — это когда с необычным в разных палатах заперты. А когда оно рядом сидит… — отмахивался от вскочившего техника смеющийся оператор.

«Хорошо, что здесь тоже лето, — наслаждалась Танька.

Мы можем хоть раз в веселую реальность попасть?

И где ты видела веселую реальность?

Это — да, — печально согласилось Альтер Эго.»

— Подскажите, пожалуйста, ближайший магазин обуви. Если не трудно, — решила завести знакомство Танька.

— Есть вот там, — показала рукой сероглазая, — только он спортивную продает. Если для раутов и приемов нужна — придется в центр ехать. Впрочем, недалеко есть с обувью для литературных вечеров и посещения музеев. Вас устроит?

Только теперь получилось потихоньку воспринимать окружающую обстановку. Хватало быстрорастущих деревьев, вычурно подстриженных кустов и ярких клумб. Было чисто, с чем сталкиваешься нечасто. Не из-за отсутствия бумажек и плевков на тротуаре, — ощущение чистоты создавали люди. На широкой набережной, где оказалась Танька, публика умела вести себя возвышенно. Выглядело это так, будто все находились в состоянии творческого экстаза или, как минимум, вели под руку свою музу.

Отблески патетики в глазах прохожих не всегда попадали в такт их восторженной поступи и тогда случались казусы спотыкания. Хорошо, что не встречались персоны, декламирующие себе под нос, и не вспыхивали одухотворенно-прозрачные глаза асов холста и кисти.

Стены зданий, на которые указала нечаянная собеседница, украшали крупные абстрактные изображения. В меру яркие рисунки совершенно понятно рассказывали, где и что расположено. Вообще, вокруг сочным цветом были расписаны все доступные поверхности, нередко встречались надписи о чем-нибудь красивом.

«А ведь здорово здесь! Тихо… — радовалось Альтер Эго.

Чувственные романтики пострашнее узколобых прагматиков будут, — отрезвила себя Танька.

Откуда тебе знать? В зеркале увидела?

Да, когда ты из-за плеча выглянула!

Почему ты такая злючина?

Я ненавижу ханжество, а здесь это главное условие мирной жизни.

Так сразу и уйдем? — спросила разочарованно.

Давай посмотрим немножко, — пожала сама себе плечиком, — интересно же.»

— Спасибо. Мне как раз подойдет спортивная обувь. Вы поэт? — проявила смекалку Таня.

— Поэтесса! — задумчивость унеслась моментально. — Я женщина!

— Простите, я не владею языком в совершенстве, — шаркнула ножкой хитрая Танька и смиренно опустила глазки.

— Благодарю, вы доставляете удовольствие общением. Быть может, чашечку шоколада? Милая забегаловка и как раз вам по дороге будет, — предложила как бы невзначай странная женщина.

«Почему бы и нет? Вдруг забавно будет? — Танька отчетливо увидела желание бабушки похвастаться своими творениями.»

— С удовольствием принимаю приглашение, — быстро отозвалась, предвкушая сладости.

— Я тоже сладкого хочу, — вдруг заныл техник.

— Кто тебе запрещает? — удивился оператор.

— Я себе запрещаю: решил проверить, на сколько меня хватит. Сила воли у меня — жуть просто!

— Это диагноз у тебя — жуть просто. Будет. Когда в дурку попадешь! — доставая из кармана конфетку, расхохотался соратник.

— Вы не поверите, Танечка, но творить я начала недавно, — темный напиток из высокого чайника Манни́к — так звали новую Танькину знакомую — разливала по чашкам, оттопырив мизинец.

Свой зонтик повесила на спинку кресла, но перчатки так и не сняла. Столики кафе стояли на улице, прямо посреди тротуара тенистой в это время дня улицы, и проблемы с парковкой велосипеда не возникло. Лютый лениво приглядывал за разносящим маленькие пирожные официантом и мысленно угощался с каждого подноса.

— А до этого чем занимались? — вежливо поддерживала разговор девчонка.

— Последние годы работаю уборщицей, в здешней школе. Знаете ли, находиться среди оравы подающих надежды малышей — большая награда в старости.

— Они только надежды подают или за рамки закона тоже выходят? Спасибо, — придвинула поближе наполненную горячим напитком чашечку.

— Все мы не без греха, так что в каждом преступника видеть — себя первого возненавидите. Вы пробуйте выпечку: кондитер здесь — очень правильный! — женщина показала на вазочку с горкой маленьких, покрытых белым, шариков.

— А «неправильный» что сделает иначе?

— Он положит меньше сахара, — удивилась женщина.

— А-а-а… — понимающе протянула Танька. — А еще раньше чем занимались?

— Писала прозу. И работала на заводе, в отделе контроля качества, — эта странная дама держала чашку, также оттопырив мизинец.

«А если бы я тогда отрубила другие пальцы? Что сейчас при мне оттопыривалось бы? — думала Танька.

Что за чушь у тебя в голове? Не можешь о вкусном?!

Могу. Давай его есть!

Палец?! — ужаснулось Второе Я.

И тут чушь перетекла в другое полушарие… — она вздохнула. — Пирожное!»

— А вы могли бы прочесть что-то из последних творений? — польстила новой приятельнице Танька, при этом обидно откусывая кусочек профитроля. — Вы в каком стиле творите? — поинтересовалась запоздало.

— Я пишу хайку. Вам знакомо?

— Это где природа и жизнь? С кирэдзи[10], 12:5?

— Настоящий художник не признает чьих-то требований! Каждый вправе творить так, как считает нужным! — от обиды шоколад в чашке Манник почти расплескался.

— Вы правы. Я не хотела навязывать свое мнение, простите, — смутилась Танька. Даже такое насилие она считала недопустимым.

— Вы очень учтивы. Позвольте подарить вам вот это творение:

— Спасибо, красиво очень, — засмеялась Танька. — А …?

— О! Пожалуйста:

А вот еще:

Или так:

Печально, конечно, но так я вижу. Прошу:

— А есть о любви? — Танька чувствовала приближение запаха нафталина.

— Разумеется!

Ну, какая любовь — такие и стихи, — смущенно оправдывалась Манник. — А вот философское есть:

— А вы, Танечка, — немного помолчав, продолжила уже прозой, — не пробовали себя в этом жанре творчества? — удовлетворенная вниманием, старушка прихлебывала все еще приятный шоколад.

— Пока — нет, — ответила, облизываясь. — Но могу попытаться.

Танька зачем-то кашлянула и серьезно продекламировала:

— Она еще и стихи пишет? — вытянулся вместе с лицом техник.

— Ты бойся, чтоб она рисовать не начала! — засмеялся оператор.

— Чего это?

— Тогда для всех она будет рисовать шаржи, а на тебя — карикатуры!

Часть 10

— Нахрен, бля! — за соседним столиком, явно бывший военный читал газету и эмоционально сопел носом. — Вогнали штык-нож в спину командира, — было заметно, что ноздри ворчуна раздуваются все сильнее, а губы кривятся, словно от судороги. — По самую рукоятку, — добавились редкие глубокие вдохи. — Провернули в ране и еще посмотрели, как кровь идет! — изрекающий пожевал во рту сопли и еще сильнее скривил уста.

— Ах, не обращайте внимания! — легко поправила Танькин интерес Манник. — Незаслуженная критика: такое редко, но бывает. Видно, хулители на личности перешли.

— Кто? — заиграло детское простодушие.

— Необразованные рецензенты! Мнят себя потребителями искусств. А творить нужно в первую очередь для кого? А?

— Для кого? — уже больше заинтересовалась Танька.

— Для себя, естественно! Вам уже пора знать об этом, — благосклонно закивала повелительница рифмы, элегантно отправляя в рот кусочек сладости.

— Втихаря, ночами, читать своим бессмертным картинам собственные гениальные сонеты? Сидя в загадочном наряде на тайной винтажной табуретке? Манник, вы уверены, что только для себя?

— Исключительно! Оглянитесь вокруг: все, что вы видите, художники делали, в первую очередь, — для себя. Нравиться?

— И им за это ничего не было? Я хочу сказать, так можно и до абсурда дойти: накалякать какой-нибудь черный квадрат, даже не сильно ровный, и потом умничать, набивая себе цену. Мол, один я понимаю всю глубину и творческий замысел, а вы все лохи недалекие. Ну и прочую ерунду. Писал-то — для себя, если что!

— А это идея! Обязательно воспроизведите подобное! Вы будете бешено популярны! — старушка уважительно посмотрела на собеседницу. — Ах, мне бы ваши годы!

— А что такое старость? Простите…

— Старость — это такое чувство прекрасного, — печально поделилась уборщица за подающими надежды.

— Она нарисует? — встревожился техник.

— Что? Фиолетовые улицы без людей? Или брызги краски с двумя неаккуратными мазками? Нет. Может, и даже красиво, но не нарисует она эту чушь, — уверенно ответил оператор.

— Почему? Интересно посмотреть на такое: квадрат. Да еще черный, — техник руками обвел в воздухе окружность.

— Возьми бумагу и нарисуй, ничего сложного. Можешь даже под линейку, — хохотнул смешливый коллега. — Важен не цвет, а самомнение. Ну и мошенники, которые расскажут, почему все окружающие никогда не станут великими творцами.

— Почему они мошенники? Вдруг и правда художник что-то эдакое хотел сказать своим рисунком!

— Если хотел, почему не сказал? А чтобы продать подороже, такого наплетут — фиг поймешь!

— Что продать? Картину?

— Или себя. Как критика. Беспроигрышный вариант, по-моему!

— То есть, гений художника не в том, чтобы запечатлеть эмоции и переживания…

— А в том, чтобы втюхать любую изображенную бредятину! — подхватил оператор. — Такова реальность!

— И каждый человек — творит? — что-то очень знакомое было в образе. Танька даже оглянулась на дверь кухни — не покажется ли шеф?

— Обязательно! Ну, кроме потребителей, конечно. Они лишь критикуют, самовыражению не научены. Чтобы удерживать внимание на своем творчестве, нужно видеть картину мира отрешенно, а они на такое не способны. Вы согласны со мной? — Манник доверительно наклонила голову, вглядываясь в синие Танькины глаза.

— Вот, и правильно, вроде, а каким-то извращением отдает, — девочка буквально выскользнула из ответа и цепкого взгляда старухи. — Я возьму с собой пару пирожных? Можно? — она не ожидала ответа, просто сложила небольшую горку сладких шариков на салфетку и, аккуратно завернув, встала. — Спасибо вам за интересную беседу, Манник. Очень понравилось, что пишите так, как считаете нужным. Мне пора. Еще один вопрос, если позволите.

— Конечно, спрашивайте, — обрадовалась в ответ.

— Где можно расположиться на ночлег, лагерем?

— Это просто! В той стороне есть поселение творческой молодежи, у них свободные взгляды на мораль и законы, но вреда не причиняют. Я смогла быть полезной?

— Да, еще раз благодарю, и прощайте, — кивнула всегда приветливая Танька.

«Лют, я тебе лакомства набрала! — садясь в седло, Танька провела рукой по холке зверя.

И нам одно… — жалобно попросило Второе Я.

Нам — обойдется. Кто от разговора прятался?

Я тебе хокку сочинила. Честное слово!

Про кашу, — вздохнула. — Пиит оголодавший!

Это очень глубокое творение, не всякий поймет…

Ладно, пока не пойму — есть не буду.»

«А еды у нас и нет больше, — напомнил хищник.»

«Сейчас обувь запасную приобретем и сразу за вкусностями двинем, — пообещала хозяйка.»

Танька не ограничилась парой кед. Обзавелась одной красивой, но непонятной вещицей: на ней была готовая забавная надпись. Прихватила несколько топиков и шортики, разжилась парой спортивных штанов и футболок, и только тогда направилась в сторону пригорода.

«Все равно здесь весело, — сумки велорюкзака были почти пустые и педали крутились легко.

И красиво: видишь, как все разукрашено, — восторгалась Танька.

И плевать, для кого создают красоту, приятно смотреть — вот и здорово! — поддержало Альтер Эго.

Так и нужно оценивать: нравится или нет. Сами же учили Дакси быть честным!

Странное чувство, правда?

Я, кстати, поняла твой хокку…

Ура! Идем за жрачкой! Вот магазин, тормози.»

Кроме консервов и воды, Танька не удержалась от полезного меда. Зато из ненужного заграбастала круг дивно пахнущей колбасы, две банки варенья и продолговатые фрукты неизвестного вкуса. Пришлось имитировать огромные усилия по перетаскиванию покупки к велосипеду.

«Мы как это все съедим? — недоумевала Танька.

Лучше спроси, как мы это делить будем, — увидело очевидное подсознание.

Это с кем? — не совсем поняла себя.

Слышишь, как Лютый слюнки глотает?

Так! Я тоже колбаски хочу! Лют, имей совесть!»

«Совесть у помощника дьявола?.. — задумался котенок. — Только больше никому не говори, хорошо?»

«Можно подумать, у меня, кроме тебя, есть собеседники, — вес в сумках был распределен, оставалось вопросительно посмотреть на помощника.»

Часть 11

Мешать творческим порывам чужой юности Танька не хотела. Решила поставить свою палатку в стороне от стойбища молодняка, на невысоком берегу местной реки. Бор без подлеска, запах цветущей травы и негромкие птицы, — дивное место. Собрать здесь валежник для костра оказалось непросто, пришлось углубляться в лес и на хрупких детских плечиках тащить к стоянке большой ствол.

«К этой колоде да дровосека… — пыхтела Танька.

Мы сейчас быстро управимся, вот увидишь! — оптимизму Альтер Эго можно было позавидовать.

Цепной пилой-то? Карманной? Не смеши меня.

Я тебе покажу: ставим бревно вертикально…

Ты что задумала?!»

Выброс энергии произошел бы и без слов присоединения[11]. Но, на свою беду, Танечка хотела красиво нарубить дров: от удара маленького кулачка бревно разлетелось щепками в разные стороны. Ствол живого дерева, которое использовалось как испытательный стенд, упал в обморок, переломившись под натиском инфантильной удали.

«И зачем испортила? — спокойно интересовалась у себя Танька.

Я руку испачкала, дай платочек, — не поняло Второе Я.

Я тебя этим платочком сейчас придушу!

Ты чего?

Сначала до палатки нужно было дотащить!

Ой…

Пойдем за новым, чудо!»

— Чего это она расшалилась? — технику было весело от увиденного.

— Тренируется. Перед встречей с нами, — еще веселее отозвался оператор.

— Я серьезно.

— Хочет попробовать весь свой арсенал, наверное. А он огромен, — оператор задумчиво поджал губы.

Подумав, Танька решила больше не напрягаться. Сгребла телекинезом крупные части будущего костра в поленницу и заставила их левитировать до своего бивака. В последний момент присоединила телекинезом поваленное случайно дерево, и оно, ломая ветки, тащилось волоком вслед за юной лесоповальщицей.

В отсутствии хозяйки Лютый словил себе ужин — крупного зайца. Когда Танька разделала для него добычу, от обиды на себя не осталось и следа.

«Работа ножом успокаивает, — думала девочка.

Да, а тех, кого не успокаивает — делает добрее, — согласилось Альтер Эго.

А если по-хорошему не добреет — снова ножом!

Ну ты и кровожадина. Мы купаться пойдем?

Можно, светло еще.

Давай, и эту штуковину опробуем заодно!»

«Этой штуковиной» оказался черный закрытый купальник. Надпись, из-за которой он попал в любопытные руки, гласила: «Плавать — так с русалками, бегать — так с единорогами». Раньше Танька не испытывала необходимости в подобных одеждах, но любовь к призывам и девизам жила в ней рядом с любовью к очкам, ножам и бегу.

Резвилась в воде долго, сначала с мохнатым защитником, затем — в одиночестве, изображая то дельфина, то акулу, извивалась муреной и носилась рыбой-парусником, высоко выпрыгивала и без брызг входила обратно. Удовольствие завершилось, когда Лютик уже почти высох.

— Красиво плаваешь, — на берегу Таньку поджидала парочка нехорошо ухмыляющихся недорослей. — Может, и нас научишь? Как раз вечер, никто и не заметит… — у говорившего в руках была палка, очень удобная, будто специально вырезанная. Это не мешало ему расстегивать на себе рубашку.

— Уверен, что свидетели не нужны? — выходя на берег, Танька на ходу отжимала волосы.

— Такой красотой и с кем-то делиться? — глядя на ее стройные ножки, покачал головой второй, и тоже начал раздеваться.

— Спасибо за доверие, но я уже наплавалась. Завтра приходите, — хотелось поскорее развести костер и переодеться.

— Да ты не переживай, можно и на берегу поучиться, — нехорошо продолжил первый, перекладывая палку поудобнее.

«Лют! Займись, пожалуйста, наглецами, — попросила Танечка.

Только в воду не лезь! — добавило Второе Я.

Правильно, пусть по самоучителю практикуются!

Самоучитель по плаванью в крови… Да мы у нас эстет!»

«Наконец-то! — появляясь рядом с девочкой, леопард показал в оскале острейшие клыки.»

— Это еще что за котик? — не осознал опасности владелец дубинки. — Мне его сейчас пришибить или сама в палатку посадишь?

— Фас, — Таня спокойно указала на несостоявшихся обидчиков.

Сначала из неразумных рук, всего лишь от удара лапы пушистого создания, вылетела дубинка, что очень смутило ее владельца. Следующим движением из его штанов был вырван большой кусок ткани. Судя по брызгам крови — вместе с мышечной, из ноги.

Лютик мягко прыгнул ко второму бестолковому, на лету разорвав ему брючный ремень с прилегающей частью тела.

«Если до них не дошло — можешь развлекаться по полной.

Только не испачкайся! А я костер пока разведу, — Танька стала подниматься к палатке.

И не задерживайся, тебя зайка заждался!»

— Ей самой лень было? — разочарованно глядел на резвящегося барса техник.

— Лютый — защитник, ему необходимо чувствовать востребованность. Даже ты не способен оставаться беспричастным, создатель хренов! — оператор при этом не издевался.

— Чего ты, в самом деле? — соавтор детища выглядел совсем обиженным.

— Ревную, а ты как думал?! Мне ведь тоже приятно смотреть, как она действует.

Обнаглевшая борзота оказалась упрямой: один попытался вернуть себе дубинку, а другой решил вытащить нож. К счастью, Лютик не любил куражиться. Проводя урок плаванья, он по очереди рвал до костей мясо на оскорбивших любимую хозяйку людишках. Долго такое тянуться не могло и, быстро покончив с преподавательской деятельностью, котенок в несколько прыжков переместился к палатке.

«Я закончил. Только там теперь грязно, пляж испорчен, — подумал он виновато.»

«Солнышко мое! Как я рада, что мы вместе! Ты самый заботливый в мире!

Грейся пока, — костер был разожжен без церемоний, пирокинезом. — Я пойду руки помою.

Заодно приберем там, — озаботилась Танька.

Только без меня ужинать не начинай, ладно? — уходя, оглянулось Альтер Эго.»

Маленький пляж теперь здорово походил на… Танька аж остановилась с открытым ртом.

«Это с какой скоростью нужно было отрывать мяско от косточек, чтобы оно так разлеталось? — констатировало Второе Я.

Но ведь не испачкался же!

Это — да, но можно было не разбрасывать?

Тебе-то какая разница? — под контролем Таньки все, до последнего ломтика, останки непослушных проследовали в реку.

Правильно, рыбкам тоже пора ужинать.

А руки помыть?

И пляж заодно! — уходя, она создала три огромные речные волны для промывки песка.»

Часть 12

Уместились возле костра, спиной к стволу старой сосны. Девочка медленно тянула из кружки горячий чай, сидя на свернутом спальнике. Котик, на заботливо расстеленной клеенке, расправлялся с комплектующими представителя семейства зайцевых. Вечернее настроение украшали яркие звезды в аккомпанементе романтически настроенных насекомых. В огне уютно трещали то ли сучья, то ли ветки, а запах дыма казался родным и понятным. Танька не спешила насыщаться, с умилением наблюдая за своим героем.

«Куда в него столько влезает? — размышляла, глядя на зверя влюбленными глазами.

Внутрь. Может, у него там черная дыра! — выдвинуло гипотезу Второе Я.

Прелесть какая! Так и оленя можно съесть.

Лютеныш, у тебя внутри бездна, да?»

«У меня внутри голодный Снежный Леопард, между прочим. И он запасается энергией! Ну и просто вкусно, — отозвался лохматый.»

Когда Лютый закончил поглощать зайчика, выпрашивать кусочек колбаски ему не пришлось. Танька честно разделила вкусность пополам, и они уплетали нежный ужин, от удовольствия закрывая глаза. Сочность обеспечивалась вполне уместными в фарше кусочками сала, поэтому едоки не стыдясь облизывали и губы и усы, а некоторые — даже пальцы.

Пирожные на десерт, в основном, достались защитнику, а Танька ножом выуживала из баночки варенье. У нее была ложка, но все знают, что сидя перед костром варенье нужно отправлять в рот только с лезвия! Она ни на минуту не пожалела, что запаслась несколькими разными клинками: каждое изделие ей нравилось по-своему и бывало кстати ежедневно.

«Мы долго здесь пробудем? — дрова постепенно прогорали, но подбрасывать новые было лень, да и незачем.

Даже не знаю. Это кто стучит все время? Там, кажется, — она посмотрела в сторону звука, доносившегося из темного леса.

Дятел, кто же еще, — пожала плечами Танька и веточкой поправила вывалившийся из костра уголек.

Ночью? А он не ошибся?

Дятел не может ошибаться: нечем.

Да, — протянула задумчиво, — с мозгами в голове об дерево безнаказанно не бьются.

Он их в дупло перед долбежкой кладет.

Кого?

Мозги. Орнитологию учить нужно. И вообще — юмор продлевает жизнь! — почти рассмеялась Танька.

Заблуждаешься. Юмор жизнь укорачивает. Это смех продлевает, а юмор — укорачивает, — часть внутреннего мира девочки иногда бывала рассудительна.

Это как?

А так: тот, кто много шутит — умирает рано. А тот, кто над этим смеется — живет еще до-олго…»

Зевая и едва удерживая сонные веки, Танька приказала остаткам пламени погаснуть: она не позволяла себе легкомысленного отношения к лесу. Уже залезая в спальник, решила приснить себе что-нибудь веселое.

«Или выснить?

Наснить. Какая разница? Давай такое, чтоб и я там была, и Лютый…»

— Разве она может видеть сны? — удивился техник.

— Назови то, что она не может, — повернулся к нему вместе с креслом оператор. — Я готов подождать, — он терпеливо сложил руки на животе.

— Чего? Когда у нее сил не хватит?

— Когда у тебя воображение закончится! — снисходительно закивал головой напарник. — Я ведь только недавно закончил просматривать перечень «девятого набора»…

— Есть кто дома? — заснуть Таньке не дали, возле палатки раздался стук палки о дерево. — Эй, хозяева!

— Иди на хуй, путник, я спать хочу, — пролепетала в ответ сквозь дрему. Танечка была очень вежливой девочкой и мысленно пожурила себя за грубость. Совсем немножко.

— Это кто там такой резкий? Вылезай, давай. Дело есть, — примирительным тоном заговорил голос.

«Лют, это кто?»

«Мужик. В сапогах и длинном плаще. Съесть его?»

«Плащ? Зачем?»

«Мужика! Просыпайся, он к велику присматривается.»

Танька не хотела вылезать из нагретого ложа, перспектива одевания в темноте ее не прельщала, а выходить к комарам беззащитной — перебьются.

Она руками изнутри подобрала лишнюю длину теплого мешка и, передвигаясь на попе, гусеницей подползла к откинутому на ночь пологу: очень уж любила свежий аромат леса.

— Ну? Чего не спится? Не зли меня только, — заставила себя немного приоткрыть глаза.

— Ты кто? — приближаясь к палатке, голос стал удивленным.

— Еще один глупый вопрос и я тебя убью. Для профилактики, — она широко зевнула и рассмотрела, наконец, обладателя голоса: одежда для ночных похождений — вполне подходящая, палка в руке — целый посох — как раз для прогулки. Лицо во тьме никак не проглядывалось, а напрягаться по пустякам Танька посчитала лишним.

— Взрослые где? — оплошал голос.

— Все, лимит исчерпан, — расстегнув нагретое убежище, Танька стала не спеша выбираться наружу.

— Лимит чего? Что ты несешь?! Ты кто?

— Лимит моего терпения, — поясняла не спеша. Ее обнаженное тело оказалось блестящим вовсе не от заезженного «света луны» или «мерцания звезд». Таньке очень захотелось легкого серебристого свечения своей кожи, и она его получила.

При этом совершенно неромантично, стоя на четвереньках, все еще сонно шарила руками в палатке в поисках ножа гуркхов. И тут же превратилась в комок разъяренного гнева, едва коснулась его рукояти.

В мгновение острый друг своим крылом обнял сбоку шею незнакомца, наклонив непонятливую голову поближе к внезапно возникшей из палатки Таньке.

— Я же честно попросила идти своей дорогой… — прошипела злость в голосе девочки.

— Ты меня на хуй послала, — слегка дрожа, сглотнул извинения визитер.

— А это и есть твой путь, самурай, — и продекламировала, —

Ты нахрена меня разбудил? — проникновенно поинтересовалась валькирия[13]?

Танька резко оттолкнула мужичка и прошлась по полянке перед палаткой взад-вперед, через глубокое дыхание выпуская агрессию в темноту. Под босыми ногами хрустели веточки, нож резал ночной воздух на выдохе, а волосы при резких поворотах метались, словно бешеные мангусты. Такой Танька себя еще не видела.

— Я, блин, по делу, а ты нападать. Так бы и сказала, что из этих, — рука говорящего покрутила пальцем у виска.

— Почему ты еще жив, а? — вопросительно прищурила глазки девочка.

— Да что за трах-тибидох! Что за манеры?! Иди оденься, ты меня смущаешь, — пришел в себя гость.

— Тьфу, совсем уже… — Танька полезла в палатку и стала натягивать штаны и футболку. — Ну? — раздался ее приглушенный вопрос. — Продолжай или проваливай, — надежда вернуть спокойный сон больше не появлялась.

— У нас дети пропали… — послышалось смущение в голосе.

— Какие? Подающие надежды? — высунулась из палатки растрепанная голова Таньки.

— При чем здесь? Нет, просто два мальчика, пошли вечером искупаться, и нет до сих пор. Вот, ищем. Ты не видела?

— Юных купальщиков? Нет, не видела. Иначе не смогла бы заснуть. Извините, — все-таки Танька была очень ранимой и не хотела шутить в такую минуту. — Здесь только один пляж, можете посмотреть сами.

— У меня фонарика нет, не думал, что так задержусь, — прозвучало виновато.

— Вот вам фонарик, — протянула незнакомцу, — давайте я провожу. Все равно теперь ноги мыть нужно, — вылезая из палатки, Танька взяла с собой полотенце и кеды.

— Почему ты сразу не сказала, что из этих? — поинтересовался спутник по дороге к месту расправы.

— Снова нарываетесь?! Из каких — «этих»?

— Из Боевых Литераторов. Яростный Поэт, кажется?

— Что вы несете, — вздохнула Танька, — какой из меня поэт? Вот, глядите сами, — они как раз вышли к маленькому пляжу.

Осмотр песка на берегу ничего не дал, волны вычистили все следы и даже принесли немного отмытых водой от коры кусочков дерева.

— А ты, разве… — сидящий на корточках мужчина вопросительно посмотрел на Таньку. Он как раз закончил искать следы.

— Нет, выше по течению, — замотала головой на незаданный вопрос. — Там есть отмель, очень удобно, если плавать не умеешь. Еще вопросы? — запихнула в кеды умытые ножки.

— Спасибо за помощь, — сказал, поднимаясь и отряхивая колени, мужичонка. — Возьми фонарик, я наверное, обратно пойду, — добавил опечалено.

— Они вам кем приходились?

— Почему «приходились»? Они живы! — возразил горячо.

— Вы иллюзионист?

— Что?

— Живете иллюзиями, я имела в виду. Идемте, сейчас чаю согрею. И не возражайте, — подхватив под руку незнакомца, Танька потащила его к кострищу.

«Лют? Ты где?»

«На дереве, — отозвался леопард. — Здесь гнездо старое, наблюдать удобно.»

«Фу! Как ты можешь сидеть в такой грязи!»

«Тут чисто! — обиделся хищник. — Я ветки откусил, которые мешали, и постелил!»

«Тогда ладно. Спи пока, я бодрствую.»

— Они мне крестники, — прихлебывая чай, рассказывал мужчина.

Костру дали новую жизнь и теперь можно было греться без неудобного плаща. Лицо незнакомца оказалось усталым. Увидеть ночью за таким состоянием все черты было слишком сложно.

— Мы, правда, виделись до этого дня довольно давно, они совсем еще крохи были. А вот сегодня, после стольких лет, случайно с кумовьями встретился, на рыбалку в одно и то же место приехали. Представляешь? — веселье его было дерганое, нервное. Кружка с чаем начала заметно дрожать в руках: напряжение поиска уходило.

— Судьба, наверное? — Танька и не думала его подначивать.

— Да, никак не меньше. Все предопределено, это ясно. Вот зачем, интересно?

— А почему не виделись давно? — решила сменить тему.

— Да, с кумовьями как-то не заладилось… — гость махнул рукой обреченно. — Если честно, я бы их еще век не видел — и хорошо.

— Чего так? — поддержала разговор Танька.

— Ну, как объяснить? Я, вот, работу потерял. Обращался к ним за помощью — стали игнорировать, прятаться. То — извини, у нас гости, то — ой, мы как раз ужинаем, позже давай. Неприятно было, — он скривился от воспоминаний.

— И что? Не помогли?

— Не-а, — помотал головой. — Хороший у тебя чай. Откроешь секрет?

— Секрет — как в анекдоте, простой. А дальше? — заинтересовалась уже серьезно.

— В каком? В анекдоте про чай?

— Нет, про «евреи, не жалейте заварки!» — быстро раскрыла тайну. — Ну?

— А дальше вообще смешно. Периодически спрашивали, почему в гости не приезжаю? А у меня банально денег не было, не с пустыми ж руками ехать. Вот я однажды и спросил у обоих в ответ: «А вы почему не приезжаете?». Знаешь, что ответили?

Танька отрицательно помотала головой, и даже подперла ладошками подбородок, чтобы было удобнее слушать. Незнакомец поворошил в угольках палочкой и подложил еще одно поленце.

— Сказали, что я слишком далеко живу! Как под копирку, оба! Так-то. Дьявол — он в мелочах…

— Это как это? — очень удивилась Танька.

— Ну, — осмотрелся вокруг мужичок. — Вот у тебя купальник висит, сохнет, а говорила, что плавать не умеешь…

— Я не говорила такого, — вздохнула Танька и выпрямилась. — А дьявол — он и правда в мелочах: вы видите то, что хотите.

— Что есть, вижу, чего уж там.

— Я говорила, что на отмели рай для тех, кто не умеет. Для ваших крестников, например.

— Откуда ты знаешь? Что они не умеют плавать?

— Снова слышите только себя. Вот это и есть дьявол. Может заставить думать так, как захочет.

— Ладно, извини. Да я бы, честно говоря, — прижав в порыве откровения руку к груди, стал выговариваться ночной посетитель, — этих паскудников сам бы прибил! Фактически, только сегодня познакомились, а они жлобьем обыкновенным оказались. Хамы и тупицы беспросветные.

— А вы их идеализировали? Все годы, что не виделись?

— Я о них вообще не думал, — удивился мужчина.

— А как же второй родитель, духовное воспитание, благочестие, нравственность и прочее? — хитро прищурилась Танька.

— Для деревень, где все, фактически, родня, такое еще подходит. А в городе эти традиции поддерживаются лишь переселившимися селюками. Меня, вот такие как раз, попросили в свое время, а отказать неудобно было…

— Так у вас весь мир такой!

— Видишь! Даже поэт замечает… Пойду я, — сказал, вставая и подбирая плащ. — Ты, это. Мне не искать их больше? — спросил почти через плечо.

— А оно тебе надо? Иди своей дорогой, самурай, — напутствовала Танька случайного встречного. — Тогда у тебя все будет хорошо!..

— Долго она еще дрыхнуть будет? — техник потянулся в кресле.

— Заждался? Говорят, если достаточно долго сидеть на берегу реки, то рано или поздно мимо проплывет труп твоего врага, — расфилософствовался оператор.

— Так я уже сто лет так сижу! Где труп?! — возмутился техник.

— А он проплыл, еще в первый день…

— А почему я не заметил?!

— Так он под водой плыл.

Проснулась Танька рано, едва разорались самые смелые рассветные птицы. Сразу села и широко распахнула глаза. Через откинутый полог проникала полная безмятежность росяного утра, туман растворял первый далекий отсвет.

«Мне это приснилось?

Мне тоже. Страшно было? — широко раскрыло глазки Второе Я.

Ни капельки!

Но кто-то когтями внутри поскребся?

Точно, когти! Лют, ты где?»

«Здесь, — вылезая из складки спальника в ногах, отозвался любимый котик и сонно посмотрел на хозяйку.»

«А как же гнездо? Ты его бросил?»

«Леопард в гнезде? Снежный? Это приказ?»

«Ты что, — махнула рукой Танька, — даже не думай! Побежали умываться!»

Часть 14

— Так что там со списком? Такой длинный оказался? — техник потягивался и зевал, стоя возле кресла, но решил поинтересоваться работой коллеги.

— Он все время дополняется, — оператор выглядел озадаченным.

— Сам? А составитель что говорит?

— Раньше такого не было, чтобы сразу весь… — он смущенно прокашлял вдруг засипевшее горло. — Увеличение сферы воздействия и мощность каждой способности зависит от того, кому её установили. Плюс — даже одна способность со временем порождает родственные.

— А у нее целый букет, — задумался техник. — Так и в бесконечность поверить недолго.

— Букет — это только перечень. И его я читал почти месяц…

— И что там?

— Самое удивительное не то, что я прочел, а то, что я понял, что прочел!

— Как голова? Мозги не жмут? Столько понимания…

— Я серьезно!

Что нужно для радости летним утром? Солнце, полная свобода и много времени впереди. Когда ко всем этим прелестям добавляется детский восторг и бодрость, любимый игривый котенок и свободное пространство, — получается гремучая смесь беспричинного веселья и потехи.

У Таньки вдруг появилось желание парить, и непременно рядом с Лютиком, раскинув руки и лапы на манер крыльев. Левитация и немножко телекинеза создали для них свободный полет. Парочка меняла траектории движения под совершенно немыслимыми углами, они произвольно останавливались и зависали на одном месте, кружа в подобии танца. Таким арабескам и пируэтам могли завидовать…, но их никто не видел. Рассветная прелесть лета ценна, прежде всего, одиночеством, а видом любимой Денницы[14] можно делиться только с самыми близкими.

После воздушной гимнастики Лютый сразу побежал к палатке — досыпать. А Танька с удовольствием поплескалась в маленькой заводи и, чтобы не пачкать ноги, возвращалась, совсем не касаясь земли.

«Когда пойдем? — торопилось Второе Я.

Оденемся только и пойдем. А что?

Есть хочу. Откроем баночку сгущенки?

У нас мед есть. И чай холодный. Сейчас перекусим, — пообещала себе, наряжаясь в обновку.

И там еще фрукты…»

Теперь Танька красовалась в простых джинсовых шортиках, подпоясанных куском плетеной веревки, завязанной сбоку замысловатым узлом. Объемная белая футболка, со вполне уместным призывом «Покатаемся?», оставляла открытым живот. Ножки заботливо облегали высокие белые гольфики, покрытые яркими синими звездами. Свои старые кроссовки не решилась поменять на кеды. Светло-серая бейсболка, украшенная портретом Лютика на фоне большой буквы «Л», была надета задом наперед, а две нарочито-небрежные косички свисали по бокам.

С очками Таньке не везло. Из пяти штук сейчас в живых оставались только зеркальные капли, но зато они были любимыми.

Рюкзачок с самым необходимым, куклой и непальским ножом Танька всегда держала под рукой, на передней корзинке-багажничке. Лютый со своей зеленой кошкой вполне удобно возлежал сзади на сумках велорюкзака.

На полянке оставались лишь следы от костра, немного примятой травы да сломанное накануне дерево.

«Жалко растение, нельзя такой неаккуратной быть!

Я уже извинялась, сколько можно? Подсохнет — дрова будут…

Мусор весь сожгли? — натягивая перчатки, деловито поинтересовалась у себя.

Все в порядке, поехали уже! — нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.»

— Подробнее давай, что ты там понял, — закончив поглощать полезную кашу, продолжил выяснять техник.

— М-м! — допивая что-то явно сладкое, оператор поднятием пальца потребовал внимания. — Она может спонтанно создавать те способности, которые ей нужны в данный момент!

— С чего ты взял?

— Сравнивал события и дополнения в списке. И еще, самое главное. О большинстве созданных возможностей она даже не подозревает. Хотя и пользуется вовсю!

— Исполнение желаний? Ну, так и я могу, что особенного?

— Этого не было в «наборе»…

— Мне начинать верить в бесконечность?

«Снова краска летит, — задумался Лютый.»

«Где?! — в ужасе оглянулась Танька.

Я тебя в пакет при следующем переходе посажу. На всякий случай, — пообещало Второе Я.

Ага, и другой на себя напялишь, как саван.

Классно будет! Мы — в белом балахоне, с капюшоном!

А рядом — в пакете — четыре лапы апокалипсиса, с хвостиком.

Да! И в левой руке — коса!

С бантиком на конце. Гламурненько получится…»