Подарок от злого сердца

16 2006 г.

Марина положила трубку и спросила себя: а не сошла ли она с ума? Она разговаривала с Русалкиным так, словно и не было ни разрушенной семьи, ни папки с результатами работы детектива, из которых становилось ясно, что ее собираются убить, ни официантки из ресторана «Риголетто» по имени Тамара, которую она отправила на верную смерть. Хотя нет, разрушенная семья уже была, ведь она по инерции начала плеваться ядовитыми словечками в адрес Ванды. Не смогла удержаться, чтобы не обозвать ее драной кошкой и проституткой. Странные люди эти мужчины: неужели Саша на самом деле такой слепец, что не видит, на кого собирается променять жену? А ведь как хорошо они поначалу жили, кажется, даже любили друг друга. И вот теперь докатились – Русалкин стал совершенно чужим человеком, способным на убийство. А она? Разве она не убийца? Что, что произошло там, на даче, и почему Русалкин позвонил ей в салон? Проверить, жива ли женушка или нет?

Марина сидела в своем кабинете, в салоне, и потихоньку цедила коньяк. Глоток за глотком. Ей казалось, что голова ее стала теплой, мягкой и вязкой, как сдобное куличное тесто. Эта Тамара… Она что, приснилась ей? Но тогда как объяснить те фотографии, которые она нашла на столе, когда проснулась (и которые сейчас лежали в ее сумке)? Есть фотографии, значит, была и Тамара, она ей не приснилась. Значит, ее обманули, и вместо того, чтобы на даче остывал труп официантки, там просто все перепачкали краской… Испортили всю плитку, забрызгали стены. Неужели Тамара оказалась в сговоре с Русалкиным или с исполнителем? Бред! Да и кто, кроме Русалкина и исполнителя, мог знать, что на дачу приедет именно Тамара, а не Марина? Никто. Она сама придумала этот сюжет, эту подлую подставу. Но что же тогда получается? Русалкин нанимает киллера, тот приезжает на дачу, видит там Тамару, голую, в шляпе и очках, то есть, по сути, Марину, и стреляет в нее? Или не стреляет. Если стреляет, то почему тогда Тамара жива? А если не стреляет, то по какой причине? Кто ему помешал? Или же это был его хитроумный план? Быть может, вместо того чтобы пристрелить голую женщину в шляпе (а судя по разговору, этот парень, решивший заработать на убийстве, никакой не киллер, а так, гнусный тип, по выходным тренирующийся в лесополосе в стрельбе по консервным банкам), он решил выслужиться за более крупные деньги перед потенциальной жертвой, то есть перед Мариной, представ перед ней в роли героя, предотвратившего ее убийство, и получается рассказал обо всем этом ничего не подозревающей Тамаре? Можно было себе представить, как же удивилась она, увидев перед собой мужчину, который объявил ей о том, что он передумал ее убивать и предлагает заключить с ней сделку! Но, по всей видимости, они договорились, раз он все-таки сфотографировал ее. «Неужели она, понимая, что ее приняли за меня, согласилась на эту сделку исключительно ради того, чтобы отомстить мне за то, что я отправила ее вместо себя, зная, что ее должны убить?» И знает ли этот «киллер», с кем связался, с кем заключил союз? Или нет?

Но если убийства не произошло, а Русалкин ее все же заказал, то зачем она приехала на работу, заперлась в своем кабинете и теперь пьет коньяк? А Русалкин… Если киллер показал ему фото как доказательство того, что он сделал свою работу, то тогда понятно, почему он позвонил в салон: чтобы убедиться – жены нет, она не пришла. То есть, что она мертва. Но она взяла трубку. Значит, киллер его обманул. Больше того: он может теперь и сам шантажировать Русалкина. Если этот парень не дурак и понимает, что Русалкин – трус.

Марина достала из сумочки ресторанную карточку постоянного клиента и позвонила в «Риголетто», попросила к телефону официантку – Тамару Карибову. Ей ответили, что Карибова не вышла на работу и никто не знает, где она.

Ну правильно. А как же иначе? Разве шантажистка может теперь оставаться на прежнем месте работы? Теперь она должна, по всем правилам этой чертовой игры, прятаться. И появляться лишь в те дни, когда надо будет забирать деньги. Цирк! Она что-то говорила про отделение милиции, о свертке с деньгами. Какая чушь! При чем здесь милиция?

И вдруг ей стало как-то нехорошо, муторно. Милиция! Да у Тамары же есть свой человек в милиции, который и будет забирать деньги! Иначе она придумала бы другое, более безопасное для себя место. А так – помещение отделения милиции. Она понимает, что Марина не станет заявлять в милицию и рассказывать о том, что деньги она должна приносить – о господи – в ту же милицию. Да если предположить даже, что по ее заявлению Тамару найдут и спросят, что все это значит – эти фотографии, то что расскажет официантка? Правду? О том, что она, Русалкина, попросила ее изобразить какую-то другую женщину, чтобы взять из банка деньги, что женщина та якобы занимается распространением наркотиков? Вот тоже придумала на свою голову! Но все это пока еще слова. Но когда Тамара станет рассказывать о том, что на дачу, где она ожидала возвращения Марины, пришел человек, который рассказал ей, что не станет ее убивать, если она заплатит ему… И так далее, и так далее. К делу подключат заказчика – Русалкина, который станет все отрицать. Но существует пленка, та самая пленка, которую отдал ей частный детектив, где слышно, как Русалкин договаривается с киллером. Стоп! Частный детектив! Наверняка он – бывший мент. Так вот откуда ветер дует! А что, если это он все придумал и разыграл? Если это он, значит, были задействованы и подслушивающие устройства, и фотографии. И чтобы Тамару привлечь – это была его идея. Он-то понимал, с какими людьми имеет дело – с богатыми, но в силу своего характера слабыми, беззащитными и даже в какой-то степени инертными. С такими можно делать все, что хочешь. Неужели придется платить? И как долго? «Если ты не хочешь, чтобы тебя убили и не желаешь идти в тюрьму, ты должна заплатить за это. Двадцать тысяч евро – каждый месяц. И так – в течение года». Итого – двести сорок тысяч евро. Такие деньги есть у Русалкина, у него вообще неприлично много денег. И что же теперь – идти к нему, упасть в ноги и попросить? Сказать – она забудет о том, что он собирался убить ее, что им следует помириться, пусть только он даст ей эти деньги. В сущности, он за эту сумму может купить у нее развод. Она даст ему развод, пусть себе женится на этой рыжей кошке!

Она позвонила мужу и сказала, что едет.

– Извини, что я дурно отзывалась о твоей пассии. Впредь я постараюсь держать себя в руках.

Русалкин занервничал, засыпал ее вопросами: зачем она едет? Что ей нужно?

– Я приеду, и мы обо всем поговорим. Прошу тебя только: будь дома один.

– Да один я. Один! – заорал он в трубку.

«Значит, чувствует свою вину, – подумала Марина, – раз так бесится». Встала, подошла к зеркалу, привела себя в порядок и, пошатываясь, вышла из кабинета.

Русалкин встретил ее молча, он был каким-то напряженным, испуганным, озабоченным. Лицо его казалось серо-желтым.

– Привет, Сашенька. – Марина провела губами по его губам, потерлась щекой по его щетине. – Что-то ты выглядишь неважно. Заболел, что ли? Или заездила тебя эта твоя…

– Марина, ты же обещала, – он скривился, словно от боли.

– Все-все, молчу. Кофейку?

Она сама сварила кофе (отметила, что в квартире все запущено, пыль, грязная посуда, засохшие цветы, несвежая постель в спальне, куча грязных полотенец в ванной комнате), помыла чашки.

– Скажи мне, дорогой мой, неужели ты не мог пригласить меня вот так же, как и сегодня, посадить напротив и сказать, что тебе от меня требуется? Зачем тебе нужно было меня убивать?

– Марина… Я не понимаю. – Он отвернулся к окну.

Она достала из сумочки фотографии, рассыпала их на столе.

– Я только запуталась. Окончательно. Знаю, что ты меня заказал, у меня запись вашего разговора с этим подонком имеется. Знаю, что он должен был пристрелить меня как собаку вчера на даче. Но почему не пристрелил?

– Марина…

– Что – Марина?

И она, вдруг не выдержав, выплеснула ему горячий кофе прямо в лицо. И когда уже сделала это, пожалела, вспомнила, что пришла просить денег.

Он заорал, попятился к двери, зацепился ногой за ножку стула и упал, не отпуская ладоней от ошпаренного лица.

– Значит, так. Хватит орать, во-первых! Поверь мне: это не так больно, как прострелить голову. Во-вторых, мне нужны деньги. Много денег. И тогда я оставлю тебя в покое. Не стану заявлять на тебя. Не стану преследовать и мешать твоему браку с Вандой. Просто уеду, и все. И ты сможешь начать новую жизнь.

Русалкин убрал руки с лица, оказалось, что порозовела только левая щека.

– Жаль, я промахнулась. Даже в глаза не попала. Мазила! Подожди, сейчас принесу из аптечки пенку от ожога. Эх ты, Русалкин… Даже найти приличного человека, профессионала, чтобы убить жену, не можешь! Только и умеешь, что зарабатывать деньги. А в жизни, оказывается, надо еще иметь и связи, и характер, и… смелость!

Она выдавила себе на ладонь белый пенный шар и шлепнула его на больную щеку мужа. Тот взвыл.

– Ну, так что ты мне скажешь?

– Сколько? – Он сам принялся размазывать пенку по коже. Лицо его приняло задумчивое выражение.

– Пятьсот тысяч евро. Всего-то.

– Ты что, Марина, спятила? Такие деньги?!

– Ты отказываешь мне? Пойми, Саша, торг здесь неуместен. Разве что мне попросить у тебя миллион? Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься в Якутии? Да я переписала все телефоны твоих якутских друзей, я все знаю про ворованные камушки. Знаю даже, где ты их хранишь. Поэтому, прошу тебя, будь благоразумным. Давай расстанемся по-хорошему. И еще. Ты не хочешь попросить у меня прощения?

– Хочу, – прошелестел он осипшим голосом. – Я виноват перед тобой. И ты права, я смогу тебе дать эти деньги. Давно уже надо было поговорить нам с тобой. Да только дело не в Ванде. И то, что я сделал в отношении тебя, – это не из-за нее, я хочу, чтобы ты знала! Это из-за тебя, из-за твоей измены. Да, мы уже давно не живем вместе, да, но я все равно почему-то продолжал считать тебя своей женой. Во всяком случае, ты всегда была для меня родным человеком. И тут вдруг я узнаю, что ты с этим… Я не знаю, что со мной стало!

– Ревность?

– Не знаю.

– Или ты просто собственник, и тебе не понравилось, что твоя вещь может принадлежать кому-то еще? Саша, ты это серьезно? Может, ты еще и любишь меня?

– Конечно, люблю!

– А Ванда? – Она бросила на него презрительный взгляд.

– Ее я тоже люблю. Я не знаю, что со мной. – Он липкой от пенки рукой взъерошил волосы на голове.

– Зато я знаю. Ты бы хотел жить с нами обеими: со мной, как с родным и близким человеком, а с ней – как со шлюхой. Да только я в такие игры не играю.

– Скажи, что ты собираешься делать с этими деньгами?

– Ничего особенного. Просто начну новую жизнь. Последую твоему примеру.

– Ты в самом деле хочешь уехать?

– А тебе как бы хотелось?

– Не знаю, я просто спрашиваю.

– Вот и я не знаю. Я запуталась, понимаешь?

– Но эти снимки. – Он показал пальцем на фотографии. – У тебя-то они откуда?

– От верблюда.

Он вышел из кухни и вернулся с точно такими же фотографиями. Положил их рядом. Марина смотрела и ничего не понимала.

– Говорю же: я запуталась!

– Я – тоже.

– Двадцать тысяч евро в месяц? – спросил он уныло.

Она кивнула.

– Свари еще кофе. Разберемся…

Они говорили долго, все сопоставляли, пытались понять, что же на самом деле произошло на даче. С кофе перешли на водку.

– Да, я трус, я не хочу в тюрьму. Я так привык к этой нашей квартире, к комфорту, ко всему, без чего жизнь моя потеряет всякую радость. Как бы ни было много у меня работы, как бы ни переживал я из-за этих своих поездок в Якутию, я знал, ради чего рискую, ради чего так выкладываюсь. Быть может, во мне и не хватает мужественности, жесткости, я мягкий по натуре, но мне повезло, что в бизнесе меня окружают люди, которые ценят меня за мой ум, за талант руководителя, за мое добросердечие.

– Саша, и это говоришь мне ты, человек, который заказал свою жену, то есть меня?

– Ладно, Марина. Ты тоже хороша – если бы не идиот Шаталов, и у тебя бы руки были вымазаны в крови этой несчастной девушки. Она-то здесь при чем?! Так вот: я понимаю, что эта девушка, Тамара, повела себя так от отчаяния. Но именно таких людей и стоит опасаться. Мы оба виноваты перед ней, поэтому-то она и пришла и к тебе, и ко мне. Конечно, не обошлось без участия Шаталова. Но вот каким образом они смогли договориться – понятия не имею.

– Так что ты предлагаешь: платить ей эти деньги или нет?

– Мы с тобой по уши в дерьме, Марина. Лучше заплатить и жить спокойно.

– Хорошо, предположим, я ей заплачу. И это правильно, потому что я поступила по отношению к ней отвратительно. Но, с другой стороны, почему ты, человек, который тоже, в свою очередь, собирался меня убить, должен обойтись малой кровью?

– Я не понимаю, о чем ты?

– Ну, если мы с тобой решили, что будет справедливо, если я расплачусь с нашей официанточкой, отдам ей деньги, причем немалые – свою жизнь она оценила, получается, в двести сорок тысяч евро, – то сколько же ты должен мне, чтобы расплатиться со мной? Ведь моя-то жизнь стоит дороже!

– Ты хочешь сказать, что и тебе я что-то должен?

– А разве нет?

– По-моему, ты много пьешь.

– А по-моему, ты забываешь, что, вообще-то, кругом виноват один ты, и поэтому расплачиваться за все должен тоже ты. И девушке этой заплатить, и мне.

– Но она тоже была у меня и тоже просила деньги!

– Так вот и раскошелься на миллион. Одним миллионом больше, одним меньше… А то странно как-то все получается. Официантке платить надо, а мне, как потерпевшей, – нет?

Она вдруг поймала его взгляд и поняла, что еще никогда не видела мужа таким. Мягкий? Нерешительный? Добросердечный? Ну уж нет! Сейчас она видела перед собой искаженное ненавистью к ней лицо мужа с дрожащими губами, с испариной на лбу.

– Саша… Что с тобой?

– Я… Я… – Он побледнел, кулаки его сжались, а глаза потемнели. – Как же я ненавижу тебя, кто бы знал!

– Саша, тебе вызвать «Скорую»? Саша, подожди… Саша!