Подвиг 1981 №4

Глава IV

На следующий день рано утром Клер Руссе позвонил некий Антуан Пишю. Это имя показалось ей смутно знакомым, а когда мужчина представился подробней, она вспомнила, где его слышала.

— Мой отец погиб во время пожара в поселке Гийоз, как и ваш муж. Я работаю бухгалтером в Лионе. Думаю, что мы должны организовать союз родственников погибших или что-нибудь в этом роде. Знаете, у меня создалось впечатление, что компания хочет ускользнуть от ответственности, поскольку автоцистерна была украдена, когда стояла на их складе.

— Нефтяная компания?

— Совершенно верно. Я с трудом разыскал вас... Мне сказали, что вы у вашей матери. Дети других погибших согласны на такой союз... Я знаю, что вы собирались разводиться, но вы должны подумать о своем сыне.

Клер молчала. Старик Пишю в течение целого года вынужден был жить в одиночестве, а теперь вот его сын старается получить какую-то выгоду от его смерти. Быть может, это и омерзительно, но Клер пока не хотела делать окончательных выводов.

— Я оставлю вам свой номер телефона... Вы уже начали хлопотать?

— Мой муж еще не похоронен, — сказала она с вызовом.

— Мы хотели организовать коллективные похороны, но я только что узнал, что родители вашего мужа распорядились забрать его тело из Шаламона.

Родители Пьера позвонили накануне, чтобы спросить ее согласия: они хотели похоронить его у себя в деревне в департаменте Сона и Луара.

— Я позвоню вам, — пообещала Клер.

— Позволю себе быть настойчивым, мадам... Эти люди проявляют такую беззастенчивость, что нельзя молчать.

После этого разговора Клер сообщила матери, что уезжает.

— Отправляясь в Сону и Луару, тебе следовало бы одеться по-другому... Вы не были разведены...

— Я еду не в Сону и Луару, а в Гийоз. Пьеру я больше не нужна, и ни к чему лицемерно носить траур.

Перед уходом Клер подошла к кроватке сына и поцеловала его. По дороге она заехала к себе за почтой, но подниматься в квартиру не стала. Сидя в машине, она распечатала письмо, в котором инспекция учебного округа просила ее явиться в тот же день в четырнадцать часов на медицинское обследование в больницу Гранж-Бланш.

«Какая чепуха, — подумала Клер, — ведь я уже делала рентген в начале года...»

Прикинув время, она поняла, что не успеет съездить в Гийоз и вернуться к четырнадцати часам. Но в любом случае надо выяснить, в чем дело. Она хотела позвонить директору школы, ко потом подумала, что он, наверное, уехал на каникулы. К тому же это был малосимпатичный человек. Клер решила, что лучше поехать в инспекцию. Но там ее посылали из одного кабинета в другой, пока одна служащая не соблаговолила объяснить, что медицинская карточка Клер, наверное, утеряна и этим вызвано повторное обследование.

— Я ничего не буду делать без одобрения профсоюза, — заявила Клер.

Но служащей это было глубоко безразлично. А Клер знала, что до конца каникул она не сможет связаться с представителями профсоюза.

Сев в машину, Клер решила не ходить на обследование. Она посмотрела, когда было отправлено письмо — 21 декабря. В конце концов, она могла уехать на каникулы и не получить его. А о том, что она приходила в инспекцию, никто и не вспомнит. Лучше она подождет. Ведь Клер подписалась под петицией, требовавшей ограничения рентгенологических обследований, пагубно влияющих на здоровье.

Она направилась к Гийозу окольными путями, подумав, что иначе не сможет подъехать к дому Пьера, если цистерну еще не убрали. Предупредительные надписи не удивили Клер, однако присутствие жандармов перед въездом в деревню ее смутило. Желающие поглазеть на сгоревший поселок приехали из окрестных мест на машинах, но им не позволяли приближаться к руинам.

Клер пришлось предъявить удостоверение личности, чтобы преодолеть полицейский кордон. Цистерна все еще была на месте. Рабочие резали ее автогеном, чтобы потом отбуксировать. Клер разрешили пройти к дому. Зачем она приехала сюда? Ничего не осталось, кроме развалин. Крыша частично провалилась, только комната Пьера висела в воздухе. Клер расчистила проход в мастерской, чтобы подойти к дверце, ведущей в сад, обернулась и увидела обуглившуюся кровать, чудом стоящую еще на ножках. Должно быть, здесь пожарные подобрали тело ее мужа. Накануне она в последний момент отказалась присутствовать, когда тело клали в гроб.

— Мадам Руссе?

Толстый мужчина в пальто и черной шляпе звал ее с улицы. Он явно боялся запачкаться среди развалин. Клер хотелось бы еще взглянуть на сад, посмотреть, уцелели ли овощи Пьера. Она не собиралась их брать, просто ей было бы приятно, если они не пострадали от огня.

— Антуан Пишю, — представился мужчина, церемонно снимая шляпу. — Я звонил вам утром.

Клер овладела собой, шагая рядом с этим слегка запыхавшимся человеком, который говорил с ней по телефону о деньгах и сохранении прав. Он протянул ей вялую, будто без костей, руку.

— Никто не выжил? — спросила Клер.

— Нет, увы, нет... Под обломками найдено девять трупов. Как и следовало.

Он, кажется, бухгалтер?

— Вечером, то есть этой ночью, я видела какую-то фигуру... Белую... Я подумала, что пожилой человек мог так одеться: рубашка с длинным рукавом, длинные кальсоны...

— Мой отец спал в таком виде, — прошептал Пишю, — но, увы, я его опознал. Он умер в своей кровати... Он носил два обручальных кольца на безымянном пальце левой руки: свое и кольцо моей матери... Мать была крупной женщиной, я в нее, а отец — худенький, поэтому он и мог надеть ее кольцо на свой палец.

— Он не обращался к врачу в последнее время? вдруг спросила Клер.

Пишю повернулся к ней. У него были исчезавшие в складках жирного лица глубоко посаженные глаза. Они выглядели бы неживыми, если б не блестящие зрачки.

— К врачу? Не думаю... Он редко писал мне.

— Вы знаете его лечащего врача?

— Да, это доктор Рейно, тоже старик. Он смотрел отца два раза в год: тот был еще очень крепок для своего возраста.

— Позавчера вечером мой муж жаловался на сильные боли в желудке... Его без конца рвало... Вы не думаете, что вода в поселке могла быть непригодной для питья?

— Не знаю.

Пишю был явно обескуражен и рассержен, что она говорит о какой-то воде, тогда как он уже выработал целую тактику, чтобы заставить страховую компанию платить.

— Простите, — переспросила Клер, — что вы сказали?

Делая вид, что слушает, она смотрела на рабочих, которые разрезали цистерну автогеном и относили куски металла к развалинам. Капитан жандармерии сказал ей, что автоцистерна взорвалась, но была ли экспертиза?

Она вновь прервала напыщенные объяснения Пишю.

— Экспертиза? — спросил он. — Разумеется... Цистерна взорвалась, и вспыхнувший бензин брызнул во все стороны и так высоко, что попал на крыши.

Клер покачала головом:

— Нет, месье.

Он поперхнулся:

— Нет?

— Я не спала... Я слышала, будто идет дождь. Еще до того, как все загорелось. Я думаю, что цистерна продырявилась в нескольких местах и облила дома. Да, именно так, словно их поливали довольно сильными струями.

— Послушайте, мадам Руссе, вы не должны говорить подобные вещи. Вы не представляете, как коварны страховые компании... Надо, чтобы все было совершенно ясно, понимаете?

— При мне цистерна не взрывалась, и я уже сказала об этом жандармам. Возможно, она взорвалась потом, когда я ехала в машине. Повторяю, я слышала, будто идет дождь. Затем сильно запахло бензином. Наконец, я успела спуститься в мастерскую мужа и опять подняться, прежде чем все вспыхнуло.

Пишю чуть заметно надул губы. Ему все это явно не нравилось.

— Ваш муж мертв, мадам Руссе. И вы не воскресите его, потребовав, чтобы следствие учло ваши... ваши впечатления... В те мгновения вы, должно быть, обманулись.

— Я была полусонная, конечно, но у меня не было никаких причин паниковать или ошибаться. Я подумала: «Вот те на, дождь идет». Но, поскольку туман держался всю ночь, я вынуждена была предположить, что что-то другое потоком лилось на крыши. И, судя по тому, как распространился огонь, я склонна думать, что это был бензин.

— Хорошо, хорошо, — сказал Пишю примирительно. — Вы наш единственный свидетель, понимаете? Там, видите, это мадам Ронди с мужем. Ее родители погибли — Гийоме.

— У них был телефон?

— Да, был, — ответил он радостно. — Вы, наверное, звонили к ним иногда.

Клер, не отвечая, направилась к супругам Ронди. Жена — маленькая круглая женщина с покрасневшими глазами — смотрела вокруг с потерянным видом, будто ее внезапно перенесли на другой край света, в какое-то мертвое пространство. Муж со смущенным видом потирал мозолистые руки.

— Я мадам Давьер, — представилась Клер, чтобы упростить знакомство. — Мой муж часто звонил от ваших родителей.

Мадам Ронди кивнула и разрыдалась. Позднее она узнала, что ее старую мать нашли с телефонной трубкой в руке! Мадам Гийоме, наверно, хотела вызвать пожарных до того, как и ее захватило пламя.

— Извините мой вопрос, — проговорила Клер нетерпеливо,— но не болели ли ваши родители в последние дни?

Муж кивнул, хотел дать жене возможность высказаться, но она не смогла говорить.

— Да, — подтвердил он. — У них было какое-то желудочное заболевание... Доктор Рейно заходил к ним, но он уже стар и лечил их древними средствами. Моя теща была очень обеспокоена, так как ее рвало кровью... Мы как раз собирались приехать с детьми на рождество... Она волновалась, выздоровеет ли.

— Отчего, по ее мнению, она заболела?

— Они думали, что съели что-нибудь неподходящее...

— Они ничего не говорили о воде?

— Нет, ничего.

— А пили они воду из-под крана?

Мужчина чуть улыбнулся:

— Минеральная вода стоит денег...

Присоединившийся к ним Пишю терял терпение:

— Главное, чтобы мы проявили единодушие и твердость, отвечая на предложения страховой компании. Знаете, что они сделают? Они будут вступать в контакт с каждым по отдельности. Надо, чтобы они приняли нас всех вместе и никого не сбили с толку.

Клер достала сигареты, перехватила возмущенный взгляд мадам Ронди, но все же закурила.

— Вы были здесь в ту ночь? — робко спросил месье Ронди.

— Да...

В очередной раз Клер начала свой рассказ: больной муж, шум мотора, а потом дождя, затем пожар. Она говорила о корове, бежавшей за ней:

— Огненный шар. Она могла меня догнать, сбить с ног и упасть на меня.

— У Сегэнов еще было три коровы. Летом их пасла старая тетка Сегэнов, которая жила вместе с ними. Все погибло, сгорело, все. Что им понадобилось здесь с этой огромной цистерной! — крикнула вдруг мадам Ронди. — Разве нет другой дороги? А грузовики Бортелли, думаете, шли в объезд? Никогда! Они отравляли жизнь моим родителям.

— Ну, полно, — сказал ее муж, — и грузовики сгорели.

— В этой трагедии, — заговорил Пишю, — нам придется иметь дело с сильным противником. Нефтяная компания утверждает, что автоцистерна была украдена... Вот если бы эту ужасную оплошность совершил ее шофер... Но страховая компания начнет к этому придираться, и нам трудно будет отстоять свои права. Надо нанять адвоката.

— Да, — сказал месье Ронди, — надо.

— А этих похитителей никто не ловит! — возмутилась его жена. — Теперь за ними уже не охотятся. Это преступники... Да, преступники, и им следовало бы отрубить голову!

— Ну, ну, — сказал муж, — не волнуйся так...

Пишю заговорил о похоронах, которые должны были состояться на следующий день. Будет восемь катафалков, сказал он. И наверняка много народу. Он, казалось, сожалел, что родные Пьера увезли его гроб.

Клер пожала всем руки, вернулась к машине. Неподалеку остановился «Пежо-504», из него вышел молодой мужчина.

— Мадам Давьер, я Фарнье из «Дофине»... Вы единственный свидетель этой трагедии. Я вчера звонил вашей матери...

— Я была не в состоянии принять вас, — сказала Клер.

— Я только что из жандармерии. Они ждут вас, чтобы записать ваши показания...

Клер не отвечала, и он перехватил ее взгляд, устремленный на жандармов.

— Вы удивлены?

— Да, удивлена, — ответила она.

— Я думаю, не видят ли они связи между обоими пожарами, на лесопильне и этим...

Клер перевела взгляд на него.

— Вы думаете, что этот бензин предназначался лесопильне?

— Не я, а, возможно, они. Я ничего об этом не знаю. Тут в районе было несколько левацких вылазок.

— Ваша газета не слишком нежно с ними обходится, — сказала Клер. В тоне ее не было язвительности.

Репортер, казалось, не рассердился на нее за это замечание.

— Я помню статьи, опубликованные в июле прошлого года... Я находилась там, и мне было не совсем понятно то, как вы интерпретировали факты.

— Согласен, — произнес он с полуулыбкой, — Но, может, вы мне расскажете о том, что пережили?

— Ищете сенсацию? Я еду в жандармерию.

— Я подожду вас... Вы ведь расскажете мне об этой ужасной ночи?

Клер закурила, задумалась и вдруг подскочила:

«Мясник... Тщетно в тот день мясник сигналил из своей машины...»

Она быстро записала ясно вспомнившийся факт.

Затем Клер тщательно описала болезнь Пьера, как его рвало, следы крови в камине и на раковине, неприятный запах у него изо рта, как будто его желудок был заполнен испорченной кровью. Что еще? Пьер говорил о машинах, неосторожно въезжавших на узкую улочку. Довольно поздно проехал грузовик лесопильни Бортелли, Как будто все.

Нет. Въезжая в поселок, она не приметила ни одного огня, подумала, что люди в темноте смотрят телевизор. А что, если все лежали в постелях больные?

Она заснула, встала, чтобы взглянуть на Пьера, опять легла. Тогда все еще стоял туман. Она посмотрела в окно. Нет, это было в другой раз, когда она открыла заслонку в печи. Затем она услышала шум глохнущего мотора.

Наконец, дождь, во всяком случае, что-то, что походило, на дождь и стучало по крыше. Сначала над ее кроватью, потом смещалось. Эта деталь, если только речь шла действительно об одной детали, удивляла всех. Жандармов, капитана, Пишю, журналиста. Они готовы были думать, что ей это приснилось. Однако она хорошо все слышала, потом ощутила запах бензина, успела посмотреть в мастерской, не опрокинулась ли канистра.

— Нет, не приснилось мне! — воскликнула Клер.

Когда она нагнулась, чтобы завязать шнурки на ботинках, она увидела капли на полу, потом ей капнуло на лицо.

Клер стала лихорадочно описывать гостиную: крыша над ней была не слишком добротной, бензин мог проникнуть в щели, а затем стечь с потолка.

— Клер, — сказала мать, открывая дверь, — к тебе гостья, мадемуазель Вивиан.

Клер закрыла тетрадь, вложила ее в папку и встала.

— Пусть войдет.

— Ну не в твою же комнату.

Мать считала, что комната, где спят, должна служить только для этой цели. Клер пришлось выйти в гостиную. Ока поцеловала гостью. Колетт Вивиан работала в почтово-телеграфном ведомстве. Они познакомились с Клер на собрании противников ядерных испытаний и прониклись друг к другу симпатией.

— Я принесу вино, — сказала мадам Руссе.

— Я узнала о вашем муже, — проговорила Колетт. — Это просто страшно... Я купила все газеты... Вы пережили ужасные минуты.

— Не знаю, как мне удалось спастись... Если бы Пьер не был болен, может быть...

— Возьмите соленое печенье, — сказала мадам Руссе.

Клер скоро поняла, что подруга пришла не из простой вежливости, а хочет сказать ей нечто важное. Но ей явно не хотелось говорить при матери, и пришлось проявить терпение. У Колетт, однако, был очень смущенный вид.

— На чем вы приехали?

— На автобусе.

— Я провожу вас, мне это не повредит.

— Как, ты опять уходишь? — простонала мать.

— И я с тобой! — крикнул Стефан; у него был чуткий слух, и он все слышал из своей комнаты.

Клер одела его потеплей, чтобы он не замерз на улице. На лестнице она придержала Колетт за плечо.

— Вы хотите что-то сказать мне?

— Да, но сначала сядем в машину...

Машина Клер оказалась тесно зажатой между двумя другими.

— Не знаю, смогу ли я выехать.

— Неважно, поеду на автобусе. Но все-таки сядем в машину. Устроившись на заднем сиденье, Стефан спрашивал, почему же они не едут на прогулку.

— Один коллега по профсоюзу сказал мне об этом, — объясняла Вивиан. — Мы всегда так поступаем... Когда речь идет о ком-нибудь из наших, его всегда предупреждают.

Она понизила голос:

— Со вчерашнего утра ваш телефон прослушивается... То есть телефон вашей матери.