Поединок столетия

ПРОВОКАЦИЯ

Около десяти часов вечера 27 февраля 1933 года над Берлином раздался вой пожарных сирен. Еще радио не успело сообщить ошеломляющую новость, а весь город уже знал; горит рейхстаг.

Здание рейхстага — германского парламента — вовсе не было ни чудом архитектуры, ни памятником седой старины. Это громоздкое, безвкусно пышное сооружение на площади Республики не раз служило мишенью для шуток остряков и людей с непререкаемо строгим вкусом.

Но в тот вечер никто, конечно, не думал о том, нравится ему или не нравится эта мрачноватая серая громада. Горело здание парламента, и только очень наивные не поняли сразу, что этот пожар войдет не в хронику городских происшествий, а в историю страны. Да и не только страны…

Вот уже не один месяц Германию лихорадило. Фашисты рвались к власти. Хозяева крупнейших заводов и фабрик, банков и рудников, недобитые генералы и услужливые чиновники — все они старательно расчищали фашистам путь к власти, видя в этом единственное спасение от растущей «коммунистической угрозы».

После поражения в первой мировой войне Германия годами не могла выйти из кризиса. Особенно тяжелым стало положение рабочих и крестьян. К концу двадцатых годов в городах было почти восемь миллионов безработных. В деревне разорились и голодали миллионы крестьян.

Дальше так продолжаться не могло. Горняки Рура, ткачи Силезии — все, кому были дороги судьбы страны, объединялись вокруг компартии, видя в ней единственную силу, которая могла спасти народ.

Не случайно на последних выборах в рейхстаг в ноябре 1932 года коммунисты получили более шести миллионов голосов.

Но этот путь никак не устраивал ни заводчиков, ни банкиров. Им был куда милей фашистский сброд, переполнявший берлинские и мюнхенские кабаки, где пьяные хулиганы распевали песни о том, как они «спасут» Германию от коммунистов. Эти «спасители», лишенные совести и чести, озлобленные и жестокие, за подачки и посулы были готовы на все.

На деньги миллионеров — «стальных» и «пушечных» королей были созданы фашистские охранные и штурмовые отряды (эсэсовцы и команды СА) — вооруженные до зубов банды убийц, которые с первых же дней своего существования прославились зверствами и неприкрытым разбоем. Они разгоняли рабочие демонстрации, устраивали налеты на рабочие кварталы, громили демократические клубы, редакции журналов и газет.

Фашисты обещали германскому народу немедленное избавление от несчастий: стоит только пойти за фашистами, и безработные сразу же получат место на заводе или фабрике, рабочие — повышенную зарплату, крестьяне — землю и пособия, лавочники — солидные барыши… Главное же — фашисты использовали обиду немцев, ущемленных поражением в войне: как же это так, кричали фашисты, немцы — великая нация, самая высшая нация, призванная управлять миром, — принуждены жить на маленькой территории и не могут ее расширить из-за того, что мирный договор лишил их права иметь свою могучую армию!..

Многие поддались этой лживой и опасной пропаганде, заразились ядом национализма, пошли за фашистами. Многие, но далеко-далеко не все. Предстояла борьба не на жизнь, а на смерть, борьба, в которой промышленники и банкиры могли потерять свои богатства и быть выброшенными на свалку истории. Тогда-то они и решились передать власть фашистам и разгромить пролетариат, партию коммунистов. 30 января 1933 года президент Германии Гинденбург назначил главаря фашистов Адольфа Гитлера рейхсканцлером.

Но и в условиях начавшегося террора коммунисты сохранили мужество открыто говорить правду и призывать народ к борьбе с фашизмом. Они полностью сохранили свой боевой штаб — Центральный Комитет, своих вождей, своих пропагандистов и агитаторов.

Стремясь укрепить свою власть, гитлеровцы решились на новые выборы. Угрозами, обещаниями, обманом они надеялись заставить большинство народа проголосовать за фашистов и тогда уже — «на законном основании» — окончательно расправиться с коммунистами и другими врагами «нового режима».

Однако чем ближе становился день выборов — 5 марта, — тем больше сомнений одолевало гитлеровцев. Удалось ли им сломить волю народа? Так ли уж оболванены все немцы, чтобы не суметь отличить правду от лжи и струсить перед фашистскими угрозами? Нет, судя по предвыборным митингам, по организованности антифашистских сил, коммунисты не сложили оружия и пользуются поддержкой миллионов людей.

Тогда-то и родилась у фашистов мысль о чудовищной провокации, которая развяжет им руки и позволит расправиться со своими противниками куда прямее и проще; с помощью пуль и тюремных решеток.

Уже в середине февраля сведения о готовящейся провокации проникли в мировую печать. 20 февраля один крупный государственный чиновник проговорился иностранному корреспонденту: «Мне точно известно, что перед самыми выборами в рейхстаг национал-социалисты организуют большую провокацию против коммунистов…, чтобы создать к моменту выборов погромные настроения».

Во все времена провокаторы, чей замысел становился известным заранее, вносили поправки в свои планы. Гитлеровцы этой традицией пренебрегли: чтобы менять уже готовый «сценарий», у них не было ни времени, ни желания.

22 февраля фашистская полиция совершила очередной налет на дом Карла Либкнехта, где помещался Центральный Комитет Германской компартии. В последние недели эти налеты следовали один за другим. С конца января ЦК, оберегая жизнь своих членов, ни разу не собирался на заседания в доме Либкнехта. Оттуда были эвакуированы все архивы, все документы. Тем не менее полиция, обыскав дом от подвала до чердака, победно объявила, что ей удалось найти план государственного переворота, подготовленный коммунистами.

Корреспонденты иностранных газет и агентств попросили ознакомить их хотя бы с фотокопиями найденных документов. Им, разумеется, отказали: ведь таких документов не было и в помине.

Гроза носилась в воздухе. Решающую провокацию можно было ждать каждую минуту.

Хотя избирательная кампания была в самом разгаре и лидеры фашистов, колеся по стране, ежедневно выступали на трех, а то и на пяти митингах, 27 и 28 февраля они еще заранее облюбовали себе для «отдыха». Ни Гитлер, ни Геринг, ни Геббельс, ни другие вожди фашистов на эти дни не назначали ни одного выступления, и все собрались в Берлине. Именно в эти дни можно было ждать событий чрезвычайной важности.

…Воют сирены, мчатся пожарные машины. Со всех сторон бегут люди. Из широких окон рейхстага вырываются клубы дыма.

Полиция, сдерживая многотысячную толпу, пропускает к пожарищу лишь несколько роскошных черных лимузинов. Оттуда выходят рейхсканцлер Гитлер, министр пропаганды Геббельс, председатель рейхстага и министр внутренних дел Геринг. Они прибыли всего через двадцать минут после того, как полицейский, стоявший на посту невдалеке от улицы Фридриха Эберта, заметил в окнах рейхстага мечущиеся факелы и выстрелом поднял тревогу.

Едва выйдя из автомобиля, Гитлер произносит свои «исторические» слова: «Это перст божий. Поджог, несомненно, дело рук коммунистов, и теперь уже ничто не помешает нам уничтожить их железным кулаком».

С раскрытым блокнотом в руке каждое слово «великого фюрера» подобострастно ловит обласканный им корреспондент английской газеты «Дейли экспресс» Сефтон Дельмар. Гитлер замечает своего верного летописца. «Запомните, мой друг, — говорит ему Гитлер, — вы свидетель новой великой эпохи в немецкой истории. Этот пожар — ее начало».

Сломя голову Дельмар бежит на телеграф. И уже через несколько минут радиостанции Лондона и Нью-Йорка, Парижа и Вены прерывают свои передачи, чтобы сообщить пророчество «самого» фюрера.

Весь мир уже знает, что пожар — «дело рук коммунистов». Между тем в Берлине еще не начал давать показания ни один свидетель. В полицейском участке штурмовики, переводчик и «врач» еще только пытаются заставить заговорить полураздетого молодого человека, задержанного в помещении рейхстага. Молодой человек невидящими глазами тупо смотрит впереди себя и, мотая головой, бормочет непонятные слова. А по берлинским улицам с ревом несутся полицейские машины и мотоциклы. Они направляются по давно известным адресам, имея предписание арестовать «коммунистов и других поджигателей». Ордера на арест заготовлены давно, чернилами проставлена только дата — 27 февраля.

Многотысячная толпа еще стоит перед горящим зданием, а тюремные камеры уже набиты первыми жертвами. Арестованы все коммунистические депутаты парламента, многие члены Центрального Комитета, известные борцы против новой войны, крупные писатели-антифашисты. Общее число жертв этой ночи достигло полутора тысяч человек.

На рассвете сладкий баритон диктора берлинского радио восемь раз кряду повторил «Чрезвычайный декрет о защите народа и государства». Декрет, подводивший «законную базу» для расправ с антифашистами. Декрет, для которого и понадобилось поджечь рейхстаг.

Все права граждан, предусмотренные конституцией, отменялись, Отменялась гарантированная каждому личная безопасность. Отменялась свобода слова и печати, собраний и демонстраций. Отменялась тайна почтовой переписки и телефонных разговоров. Полиция получала право арестовывать любого гражданина без всякого ордера и без предъявления обоснованного обвинения. Любой человек мог быть казнен лишь «по подозрению в том, что он совершил политическое преступление». И наконец, все имущество каждого, кого «компетентные власти» сочли бы «врагом немецкого народа», могло быть немедленно конфисковано без следствия и суда.

Едва замолкает диктор, как эфир оглашается истерическим визгом Геринга. «Я заявляю, — вопит он, — господам коммунистам: мои нервы до сих пор еще не отказались служить мне, и я чувствую себя достаточно сильным, чтобы дать отпор их преступным махинациям».

Этой ночью в Германии никто не спал. За наглухо закрытыми дверями и опущенными шторами миллионы людей с тревогой приникли к радиоприемникам, боясь даже шепотом, даже в кругу своей семьи комментировать только что услышанную новость.

Все понимали: пришли трудные времена.

…Полицейский, выстреливший по темной фигуре, метавшейся с факелом в окне рейхстага, конечно, не был посвящен в замыслы поджигателей, иначе он не поступил бы так опрометчиво. Его выстрел раздался слишком скоро после того, как внутри здания вспыхнул пожар, — гораздо скорее, чем требовалось. И поэтому огонь не успел уничтожить все следы преступления.

Внутри рейхстага для огня, точно по заказу поджигателей, была издавна приготовлена богатая «пища»: стены зала заседаний облицованы деревом; деревянные кресла, столы, пюпитры, трибуны — повсюду и в изобилии; все помещения устланы коврами, портьеры на окнах, особенно если их пропитать горючим материалом, тоже воспламенятся с завидной быстротой. Так что минут за сорок, на худой конец — за час от внутренних помещений рейхстага остались бы только обугленные головешки. А по сигналу незадачливого полицейского пожарные прибыли уже через двадцать минут.

Пожар быстро потушили. Пострадала лишь часть второго этажа, особенно зал заседаний, где сгорели скамьи депутатов, трибуна, часть стен.

У пожарных всего мира, помимо первейшей и важнейшей обязанности — тушить пожар, есть и другая: по горячим — в буквальном смысле слова — следам отыскать причину пожара. Не забыли об этом своем долге и берлинские брандмейстеры: ведь никто их не предупреждал, чтобы не были на этот раз столь ревностными в службе.

Впрочем, особого старания и не требовалось, чтобы обнаружить смоляные факелы и облитые легковоспламеняющимися веществами предметы. Их нашли между портьерами, в дверях, возле деревянной обшивки стен и под креслами в разных помещениях рейхстага.

Еще не пробило полночь, а педантичные берлинские пожарные уже составили протокол по всей предписанной форме: пожар вспыхнул, говорилось в этом протоколе, на всех этажах — от подвала до чердака, всего в двадцати семи местах; поскольку пламя охватило моментально все здание, делали вывод специалисты, это означает, что поджог был осуществлен сразу, и притом хорошо организованной группой людей.

Протокол тотчас же представили Герингу: ведь он был главный «пострадавший» (председатель рейхстага) и он же главный страж государственной безопасности (министр внутренних дел). Но Геринг на этот протокол, разумеется, даже не взглянул.

Когда пожарные ворвались в охваченный огнем рейхстаг, они застали там молодчиков, одетых в фашистскую форму. Как попали туда фашисты, никто не знал. Зато они успели уже поймать поджигателя!

На поджигателе не оказалось почему-то не только пальто, но даже рубашки. Он не сопротивлялся — спокойно дал себя арестовать. В кармане его брюк нашли членский билет компартии и голландский паспорт: отправляясь на преступление, он предусмотрительно захватил их с собой. Звали парня Ван дер Люббе, он голландец, по-немецки не знает ни слова. Парень во всем сознался и даже сделал важное заявление: он сказал, что является коммунистом и поджег рейхстаг по заданию компартии.

Впопыхах фашисты забыли свести концы с концами: не знающий немецкого языка Ван дер Люббе сделал свое заявление без переводчика, а не знающие голландского языка фашисты чудом все поняли — все, до единого слова…