Poor men's judge

Глава 20

Когда по вздувшейся от осеннего паводка воде горных речек, выбивая крупные пузыри, забили осенние дожди, из-за Хребта прибыл донельзя встревоженный гость.

Улыбка на полном, словно у плакатного капиталиста, лице, была откровенно неискренней и слащавой. Причем, до такой степени, что лживость выражения лица, создаваемая растяжением уголков рта, воспринималась просто как некая особая форма вежливости. Этот восточный человек был приучен вести многочасовые беседы ни о чем, и при том получать от них пользу, с точностью и холодной объективностью компьютера отслеживая реакции собеседника и таким образом узнавая больше, чем можно было бы подумать. Разумеется, говорить Бадри тоже мог часами, ничего конкретного и определенного при этом не сообщая.

Вот только времени на всю эту ерунду у Вояра не было. Потому сразу после обмена протокольными любезностями, Виктор жестко заметил:

— Вы зря тратите время, Бадри. Его у нас нет совсем, и нам обоим хорошо известно, что "есть логика намерений и логика обстоятельств, причем логика обстоятельств сильнее логики намерений".

— Не думал, что такой молодой человек помнит слова моего великого земляка, — задумчиво произнес смуглый гость с той стороны Хребта.

— У меня простой вопрос: да или нет?

— Все-таки вы очень молоды, Виктор. Такие вопросы в корне противоречат традиции ведения переговоров.

— А мы не ведем переговоров! — широко улыбнулся Виктор. — Какие переговоры может вести командир ополчения с человеком из-за гор, не имеющим официального статуса? Мы так, по-соседски разговариваем.

От этой широкой, искренней улыбки, Бадри, прошедший к тому моменту и зону, и ад приватизации, и кромешный ужас периода первоначального накопления, почувствовал, будто он оказался вне времени и места, там, где никто, ничего, никогда не слышал о веках прогресса, гуманизме и правовых нормах. И уж тем более, о каких-то там понятиях, по которым пытались до недавнего времени жить многие.

— Пока по-соседски, — содрогнувшись, подумал Бадри. — Ключевое слово здесь именно первое. Зря, что ли было заявлено про обновленный Союз? "Пока" — это ненадолго. Потом руки дойдут и до нас. Потому самое время стать полезным сейчас, пока еще не все поняли, к чему идет дело, хотя любой разумный уже может сказать, что оно уже решено.

Вот, прямо в лицо внимательно смотрит немигающий взгляд самого страшного хищника этих мест. "Надо опустить глаза", — пронеслось в голове. Чуть позже в памяти всплыло: "Прямой взгляд — демонстрация агрессии". В животе заныло, по спине поползла струйка пота. Стремительно ослабли колени, и Бадри опустил глаза.

Однако, он не зря смог подняться с самых низов. Собравшись, переговорщик спросил внешне безразличным голосом:

— Почему вас так волнуют лагеря беженцев в Ущелье?

— Потому что это — лагеря подготовки боевиков и места последней перевалки оружия, которое потом стреляет здесь, в нас.

— Смею вас заверить…

— Не стоит. Либо мы прерываем нашу беседу, либо вы прямо, четко, без уверток отвечаете на прямо поставленный вопрос. Я, знаете ли, не дипломат, — все так же улыбаясь, сказал Вояр.

— Да, — подумал Бадри. — Этот молодой человек действительно не дипломат. Недавно, отчаявшись быть выслушанным самодовольными арабами, он обронил: "У вас, похоже, слишком много денег и нефти, чтобы прислушиваться к окружающим".

И что же? Теперь Деса-Питух, крупнейшее нефтяное поле, жемчужина в тюрбане вчерашних погонщиков верблюдов, горит. Уже вторую неделю. Горят нефтепроводы, хранилища, фонтанируют пламенем сорванные оголовки скважин. Горят нефтяные терминалы, исходят последними каплями коптящего пламени искореженные взрывами задвижки.

У шейхов появился серьезный повод сосредоточиться на своих проблемах. Вчера начались пожары на крупнейшем в регионе месторождении природного газа. Там, ежесекундно заглатывая вдруг взбесившийся воздух, теперь бушует смерч, оплавляющий пески пустыни. Гигантские опреснители превращены в руины, пеплом и тлеющими угольками легли на дальние барханы рукотворные оазисы.

Специалисты говорят, что потушить такое практически нереально. Подобные пожары умели тушить только большевики и только направленными ядерными взрывами. Да и то, получалось не всегда.

Сознание услужливо подсунуло картинку из последнего новостного блока "World News": столбы жирного черного дыма, и страшное, как огонь под адскими сковородками, багровое пламя, видимое за сотни километров. Скачущие, как в приступе лихорадки, графики биржевых котировок, голоса комментаторов, похоронными голосами вещающие о невосполнимых потерях рынка.

За спиной этого, похожего на студента, парня, незримой тенью стоят десятки тысяч вооруженных и прекрасно мотивированных людей, — продолжал размышлять Бадри. — В его распоряжении доходы… Да что я глупости несу?! Разговор уже не о деньгах, молодой человек фактически уже контролирует весь Юг России.

За его спиной — абсолютное, фанатичное доверие населения, полностью подконтрольные местные Советы и незримая поддержка уцелевшего с советских времен директорского корпуса и силовиков.

Никто не знает, каковы интересы возглавляемой им структуры в ближайших к автономии республиках, но те, кто дал муджахедам хоть полкопейки, уже ощутили тяжкую десницу на выях своих. Где, спрашивается, сейчас те, кто поддерживал боевиков за счет денег, зарабатываемых в обеих столицах? Где они, гордые владельцы заводов и оптовых рынков? Были люди, и нету их.

Как любят говорить на Кавказе: "Кто бежал — бежал, кто убит — убит". Только, в данном случае, неизвестно, кто бежал, а кто убит. Исчезают люди, закрываются офисы, и только длинные гудки в ответ на вызов. Неизвестность делает страх нестерпимым.

Этот парень не забыл никого. В числе прочих, исчез внук известного детского писателя, под чьи гарантии сдалось семьдесят четыре человека.

Истерзанные тела солдат потом нашли, но столичный демократ предполагал себя выше любого суда. Видать, ошибался.

По слухам, которые достоверней сообщения в программе "Время", его потрохами при большом стечении народа пальнули из пушки в сторону заката. И все молчат. Все знают, и все молчат!

Мэры обеих столиц срочно отбыли поправлять нервы на Лазурный Берег, и от каких-либо комментариев воздерживаются. Люди знающие осторожно намекнули, что на скорое возвращение надеяться не стоит. Силовики делают вид, что идет страшно секретное следствие, и безразлично отвернулись. В такую драку они не полезут. Да и нет там единства, одни склоняются на одну сторону, другие — на другую. Поэтому, никто не знает, сколько их поддержит сидящего напротив. И спросить — некого.

Легенду не спрашивают о мелких шкурных делишках. У этого парня в старой полевой форме словно бы нет личных интересов. Он ходит в вытертом хб, спит в солдатской койке, ест с ополченцами из одного котла и укрывается солдатской шинелью. Как когда-то его земляк. Но земляк при случае грабил банки, с ним договориться было бы проще. Этот водил людей в штыковую атаку.

При одной мысли о том, что в реальности означает штыковая атака, Бадри передернуло. Положить свою жизнь на кончик отточенного лезвия? Не знаю, думал удачливый и рисковый бизнесмен, не знаю. От одной мысли становится нехорошо, мутит и голова идет кругом, а ведь в ствол заглядывать случалось. Глаза в глаза, и железо в руках — это совсем не то, что нажать на курок, толкались в голове обрывки мыслей.

— Так что же мне делать?! Точнее, так: что Он способен сделать с земляками, зарабатывающими свой хлеб в этой стране? Их же здесь давно больше, чем на Родине, где вдруг не стало ни хлеба, ни работы. Что станется, когда новая власть придет к нам? Что будет с газопроводом зимой, если будут сказаны не те слова? Что будет с моими бизнес-интересами и семьей? — в голове усталого, как грузчик в конце смены гостя, словно в калейдоскопе, мелькали возможности и вероятности.

С трудом сглотнув в горле ком, Бадри выдавил из себя единственно верные слова:

— Мы никогда не можем сказать вам "да". Наше молодое государство не вполне самостоятельно. Все решения, я имею в виду, значимые решения, принимаются за либо океаном, либо послом известной Вам страны. Наш президент их лишь озвучивает.

Вояр заинтересованно, тепло смотрел на собеседника. И Бадри, наконец, решился:

— Мы не можем сказать "да". Но мы отвернемся и ничего не заметим. И даже немного поможем.

Ровно через неделю базы подготовки боевиков были залиты адским пламенем горящего мрачным, тускло-красным огнем зажигательного состава. По ущелью плотно отработали 125 миллиметровые ампульные огнеметы образца 41 года. Холостые патроны 12 калибра вытолкнули в сторону противника жестяные банки, заполненные жидкостью КС. У цели сработали взрыватели ТАТ-8, разбрызгивая мелким дождичком огненную смерть. Жидкость КС горит лишь три минуты, и у пламени относительно низкая температура, примерно тысяча градусов. Но людям, превращающимся в катящиеся по камням огненные шары, вполне хватает. Понятное дело, все, пытавшиеся выскочить из мышеловки, были скошены кинжальным огнем таких же старых, как и ампулометы, ДШК. Оружие, служившее дедам против фашистов, помогло против наследников старых врагов и внукам.

Тем же вечером, у скромного кафе на проспекте Руставели остановился скромный микроавтобус. Напротив, в мрачном сером здании, сияла огнями пристань местных нуворишей — отель Палас. Сегодня там, в двухсветном ресторанном зале собрались руководители ваххабитов. В Бонда играть не стали — панорамное остекление вытянутого вдоль фасада храма чревоугодия, разнесли в клочья реактивные термобарические гранаты. Обратный выхлоп слегка попортил фасад дома напротив, но это ничего, последний и так давно нуждался в ремонте.

Проверив, все ли получилось, бойцы не торопясь погрузились в микроавтобус, проехали мимо демонстративно отвернувшегося полицейского, и миновав фонтан, где курды прямо напротив Макдональдса привычно полоскали бельё, повернули вниз, к Куре. На 31 заводе, почему-то именуемым в народе "Дельтой", их ждал легкий маленький самолетик и дорога домой. Бадри слово сдержал.

Как я уже говорил, ополченцы предпочитали простые решения. И больше всего хотели как можно быстрее закончить войну.

— Господа, я собрал вас с единственной целью, — негромко, но с тщательно подчеркнутым раздражением говорил бородатый глава АП, слегка напоминающий нацепившего костюм от Бриони муджахеда.

— Мне поставлена задача довести до вашего сведения, что хроническое неисполнение тем, обязательных к освещению в СМИ, будет иметь самые негативные последствия. Для каждого из вас. Лично. И бить будем не только по карманам!

В конце своей недолгой речи господин Волощук сорвался на откровенный визг. Мгновенно осознав неловкость ситуации, он, уже более спокойным голосом, продолжил:

— Разумеется, вы обязаны разъяснить мне причины сложившейся ситуации. Вы случае необходимости, вы получите всю возможную помощь. Пожалуй, начнем с руководителя Первого Канала господина Брешковского.

— Я согласен, что темники хронически не исполняются, — с покаянным видом начал господин Брешковский. — Но администрация тоже должна осознавать, в каком положении мы оказались.

— Что за положение у вас такое?! — недовольно буркнул Волощук. — Аппаратура есть, электричества в достатке, методичками вы на каждый чих снабжены. Знай себе, гони картинку! А вот этого последнего вы как раз и не делаете. Ох, не зря Ленин таких как вы дерьмом нации величал, ох, не зря!

— Так в том и дело, что в ситуации, когда нам оказывается серьезное информационное противодействие, методички не работают! — страдальческим голосом воскликнул Брешковский. — Сергей Борисович, вы же не только Краснознаменный институт заканчивали, вы же и журналистику изучали!

— Продолжайте, — сухо отреагировал Волощук.

— Вы, Сергей Борисович, давно не были в городе, — продолжил Брешковский. Но если бы вам в голову пришла фантазия прогуляться внутри Кольца или, не дай Бог, спуститься в метро, то вы бы обязательно заметили множество плакатов, призывающих просто расслабиться, налить себе пивка, насыпать тарелочку чипсов или соленых орешков и славно подремать у телевизора.

— Что, народ перестал смотреть телевизор? — недоуменно поинтересовался глава АП.

— Не то чтобы перестал, — тщательно подбирая слова, ответил хозяин первой кнопки. — Скорее, перестал делать это правильно, как предписано благонравному обывателю. С момента появления этих проклятых кассет с методиками манипуляции сознанием, практикуемых в СМИ, значительная часть населения смотрит телевизор весьма критически и с видеомагнитофоном под рукой.

— Клипы записывают? — поинтересовался Волощук.

— Да нет. Рвут куски из новостных блоков и передач политической направленности. Главный приз ассоциации предприятий Автономии надеются урвать.

— С этого момента подробнее, пожалуйста, — медленно процедил враз подобравшийся руководитель аппарата.

— Если подробнее, то дело в том, что ассоциация предприятий автономии и отдельные наши фрондеры из ассоциации предпринимателей и промышленников сообща объявили конкурс на самого внимательного телезрителя. С очень весомыми призами — от квартир в Москве и Ленинграде и автомобилей нескольких марок до миксеров, кофеварок, путевок на престижные курорты и прочих вкусностей.

Еще одна неприятность: ассоциация "TV-Free America" выкупило у автономии права на серию телепрограмм о манипуляции сознанием, перевела текст и распространяет материал в англоговорящих странах. И призов они добавили. В том числе и таких привлекательных, как поездка в Диснейленд.

Кстати, продажи видеоматериалов у них идут "на ура". О поддержке "TV-Free America" заявили более 20 миллионов бывших телезрителей, Национальная медицинская ассоциация, около 60 тысяч школ. Двухнедельный (отпускной) бойкот телевидения стал национальной программой, к которой присоединились 42 штата. В общем, нами недовольны серьезные люди.

Кстати говоря, главные призы получают телезрители, опознавшие все четырнадцать основных типов манипуляции сознанием и успевшие сделать видеозапись. Таких, думаю, будет немного. Нас, и то учили всего лишь двенадцати видам подпороговых воздействий.

Зато тех, кто способен опознать наиболее простые и очевидные для внимательного зрителя типы обмана, будет много. Ну, так и кофеварок господа предприниматели заготовили в достатке.

Ненадолго замолчав, Брешковский залпом осушил стакан воды, вытер мгновенно выступивший на лице пот, поправил галстук и неуверенно осведомился:

— Я продолжу?

— Разумеется, продолжайте.

— Итак, что мы имеем на данный момент? С точки зрения постороннего, не посвященного в тонкости професии наблюдателя, мы в большинстве. Ну что может значить в масштабах страны мелкий региональный телеканал и пара древних радиостанций?! Может показаться, что ничего. Однако, это далеко не так.

Раз за разом наша информационная политика дает сбои. Можно даже сказать жестче: она попросту перестала работать.

Вот, к примеру. Раньше мы могли поставить в качестве иллюстрации желательного нам тезиса картинку, снятую в другом месте, в другое время, по другому поводу. Помните, как удачно один телеканал использовал ролик с голыми по пояс людьми, говорящими через проволочную сетку спортплощадки как доказательство наличия концлагерей у сербов?

— Безусловно. Потом эти ребята даже выиграли дело о клевете, поскольку в ролике нигде прямо не говорилось, что съемка ведется через ограждение концлагеря.

— Это у них. Нам просто звонят возмущенные попытками подтасовок граждане. Звонков таких — уже сотни. Скоро будет больше, хотя мы делаем все, что можем. И мне почему-то кажется, что наши люди в суд обращаться не будут, — предательски дрогнул голос Брешковского.

— Как же, делают они, — недовольно буркнул Волощук. — А кто это у нас позабыл вычистить из кадра год и дату? Не ваши ли подчиненные?! Кто пустил в программу "Спокойной ночи, малыши" агитационный микрокадр с частотой и длительностью, вдвое превышающей рекомендованную? Не мелочась, так сказать?

— Но ведь не выше предельно допустимой? — попытался оправдаться Брешковский. Получилось откровенно слабо.

— Не выше, — закипая, согласился Волощук. — Но кто вам, дубам стоеросовым сказал, что больше значит лучше?! Ох, не зря на Руси говорится: хотели как лучше, а получилось как всегда. Увеличили длительность свыше рекомендованной и были схвачены за руку.

Рейтинг популярнейшей передачи, которую смотрели детки и взрослые, упал ниже плинтуса. Вот, так сказать, и все результаты вашего напряженного труда… Ладно, что там у вас еще?

— У существенной части телезрителей наблюдается возмущение употреблением нами слов-амеб, многочисленными случаями подмены понятий. Люди, осознав, что главная ставка делается на непроизвольное запоминание, с легкостью противодействуют нашим попыткам навязать им какое-либо мнение. Просто, отслеживая наиболее часто повторяющиеся тезисы. Стало невозможным эффективное использование стандартных стереотипов и большинства мифов. Как серых, так и черных.

— Вы употребили словосочетание "у существенной части". А что же остальные?

— Остальные, это либо ничтожно малая часть людей, использующих телевизор как средство заполнения пустоты, либо любители интеллектуальных упражнений. На данный момент самое популярное из них называется так: угадай, каким способом твой мозг хотели поиметь сегодня.

Прочие, не желая напрягаться, вообще не смотрят телепрограммы, ограничиваясь записями интересующей их тематики. А что, выбор есть, реклама, напротив, отсутствует. Кое-кто даже демонстративно вынес телевизор на помойку.

— Полагаю, господин Брешковский перечислил все основные проблемы, с которыми вы столкнулись?

— Нет, — вступил в разговор директор Нового Телеканала. — Далеко не все. Например, я могу добавить, что перестали иметь эффект приемы дробления информации. До недавнего времени это был наш основной прием культурного подавления масс. Разрывая информацию на слабо связанные фрагменты, нам с легкостью удавалось снижать значимость любых, даже трагических событий или вообще лишать их значимости. Теперь, если мы чуть завышаем степень мозаичности подачи материала, нас просто перестают смотреть.

Мы потеряли свое главное преимущество — доверчивого зрителя, для которого реальный мир казался гораздо менее истинным, чем его экранное отражение.

Аппаратчик задумчиво выбил дробь на полированной поверхности стола.

— Господа, а нет ли у нас способа доказать, что методы, при помощи которых создавались структуры автономии, их пропагандистские технологии, способы подготовки и воспитания ополченцев имеют характер значительно более изощренной манипуляции, чем наши?

— Попробовать, конечно, можно, — задумчиво высказался директор Второго канала. — Только вот, шансов мало.

— Поясните!

— В автономии возрождено идеократическое общество. Примерно такое, каким был Союз в его самые лучшие годы. Как известно, идеократические сообщества манипуляцией не занимаются, они прямо и открыто объясняют свои действия и цели.

Плохо еще и то, что свалившаяся нам на голову идеократия уже привита от классических способов скрытого воздействия. Они жестко поделили мир на своих и чужих и просто не способны доверять информации извне.

— А нельзя ли представить этого… Вояра неким новым фюрером, рвущимся к власти? Поддержка промышленников в этом случае нам только в пользу. Ведь у обывателя в мозгах устойчиво сидит стереотип: фюрера привели к власти промышленники.

— Во первых, фюрер уже мало кому интересен, его демонический облик заслоняют кошмары сегодняшнего дня. Во-вторых, слишком много последнее время пресса писала об успехах, достигнутых экономикой Германии в 1933-39 годах. Так что эффект может получиться обратный.

— А хоть бы и фюрер, — подумают многие, продолжил директор TV-2. — Все лучше нынешнего бардака. В смутные времена вообще резко усиливается притягательность образов диктаторов и самодержцев. Так что, как бы хуже не сделать.

Никто не забыл, сколько после крушения Союза осталось членов партии? Комсомольцев? Фактически, приверженцев религиозного культа, пусть и не слишком ревностных.

На глазах старых коммунистов, их коллективное детище было прикрыто как забегаловка, где слишком сильно расплодились тараканы, по чисто социальным соображениям. Власть решила вернуть на место Церковь. А зря.

Нет, мы все понимаем, что религия усиливалась ровно в той же мере, в которой слабела партия. Мы помним, что сила культа личности Вождей и культ партии были сильны ровно в той мере, в которой ими оказывалось давление на конкурирующие культы. Стоило ослабить давление, и все рухнуло. "Красная церковь" пала не в смертельном бою с врагами, покрыв себя неувядаемой славой, но сгнила изнутри, оказавшись сборищем казнокрадов и карьеристов. Оказалось, что сражаться за нее не стоит. И словам, сколь бы они ни были красивы, веры не стало.

Бывшие коммунисты, когда-то составлявшие наиболее активное ядро социума, замерли в смертельном оцепенении. "Что воля, что неволя.." Вылезшая, аки гад из-под коряги, КПРФ, воспринималась как утонченное издевательство над еще живыми коммунистами и памятью о тех, кто ушел. Коммунистическая партия без культа, без ритуала, без претензии на сакральность. Одна из ряда сборищ парламентских говорунов, всего лишь. Коммунистами, верными идее, демонстративно пренебрегли, отказав в репрессиях и последней, отчаянной схватке. Так было получено пассивное согласие общества на самоубийственные перемены.

Предположить, что кто-то способен разорвать порочный круг, было невозможно. Такой расклад никак не вписывался в расчеты политологов и их милые, детальные, но безнадежно-линейные модели развития.

Предположить, что найдется лидер, готовый бестрепетно взвалить на себя груз единоличной ответственности за все, они не могли. Молодой человек в выцветшей полевой форме, способный не только повести за собой людей в яростную штыковую атаку, но и выйти из нее победителем, оказался неучтенным фактором, сломавшим игру.

Тупая подстановка православия, опорочившего себя еще перед Революцией на место значительно более гуманной и чистой идеи коммунизма, оказалось не только идеологически ничтожной. Идеологи не учли самого главного: подобного рода рокировки, по определению, ОБРАТИМЫ. Ибо числятся по категории автоколебательных процессов с внешним побуждением.

И маятник качнулся назад, будто секира, калеча подвесивших его недоумков. Оказалось, что в стране слишком много "святых мест", память и дух которых не уничтожить и через столетие.

Памятники Ленину, наименования городов, улиц и площадей, бывшие ленинские комнаты в каждой части, само понятие "партийная совесть" и религиозное преклонение перед идеей Справедливости — такое выкорчевывается десятилетиями… Без гарантии на успех.

В обществе оказалось слишком много мистиков. Появление лидера, на практике, демонстративно руководствующегося постановлениями РВСР и не стесняющегося практически применять знаменитую 58 статью, дало множеству людей надежду на чудо. Бескомпромиссность нового Вождя, его привычка питаться из солдатского котла и спать, накрывшись шинелью, закономерно поднимала огромные пласты ассоциаций, прочно сидящих в народном сознании. Не успев умереть, старые легенды о Вожде, Отце и Учители порождали новые.

Самым восторженным, Виктор напоминал лидеров старообрядчества. И по стране пошли гулять слегка перефразированные строфы Клюева:

Стремительно складывающийся новый культ уже имел Вождя. За пророками, апостолами, подвижниками и мучениками дело не стало. Такая уж у нас земля…

Коммунистам, не выбросившим партбилетов, оставшихся верными идеям, за которые их отцы готовы были ложиться под танки, накрывать пулеметные дула собственным телом и идти на таран, был дан еще один шанс проявить себя. Большинство этим шансом воспользовалось. Возвращая себе гордость и осознание силы, члены партии занимали место в строю территориальных формирований Реввоенсовета, берущих под контроль транспорт, связь, производство, предприятия добывающей промышленности.

На визг так недолго пировавших "хозяев жизни" и их прихлебателей никто внимания не обращал. Так что же делали органы безопасности, спросите вы? Писал уже, и повторю еще раз: ну не может охранка ничего противопоставить численно ее превосходящему и лучше организованному противнику. Это если судить просто по раскладу сил. Но нельзя забывать еще и о том, что люди в погонах тоже способны понимать, насколько справедливо или несправедливо происходящее.

В России ни одна когда-либо существовавшая спецслужба не смогла ничего противопоставить силовым изменениям общественного устройства. Ни царская охранка, ни КГБ, ни ФСБ, в конце-то концов. "Рыцари" плаща и кинжала с замашками воришек хороши разве что для подлых и бессудных расправ в тайных узилищах и подворотнях…

Действующие по всей стране комиссары и агитаторы, пользуясь неожиданным оцепенением потерявших волю к сопротивлению властей, открыто переформатировали местные Советы, противопоставляя попыткам им помешать веру в торжество правого дела, доброе слово, горящие сердца и холодное железо. Настоящие революции у нас выглядят именно так.

Что интересно, действующую власть лишили какой бы то ни было надежды на будущее обыкновенные учителя, среди которых оказалось множество мистиков и идеалистов, о которых я писал. А кто у нас еще, скажите на милость, способен учить деток за такую зарплату. Только мистики и идеалисты…

Так вот, эти странные российские педагоги явочным порядком ввели в школах новый предмет. Выглядело это примерно так: на урок приходил учитель словесности или истории, и говорил примерно следующее:

— Дети, у этого предмета еще нет названия, более того я не владею материалом в той мере, которую можно было бы счесть достаточной для преподавания. Поэтому учиться мы будем вместе. Условное, рабочее название дисциплины: "Обман и манипуляция". Оценок тоже не будет — их поставит нам сама жизнь.

Нашему поколению она поставило твердую двойку. Какую оценку заработаете вы, узнаем лет через двадцать.

Итак, с чего начинается любой обман? С подстройки и присоединения. Что цыганка на вокзале, что диктор на телевидении — ведут себя одинаково. Их цель — проникнуть к вам в душу, заявив как киплинговский Маугли: "Мы одной крови — ты и я!"

Один умный человек, умевший внушать миллионам условно здравомыслящих людей все, что приходило ему в голову, как-то написал: "В подавляющем большинстве простые люди имеют настолько женскую природу, что рассуждение возбуждает их мысли и их действия в гораздо меньшей степени, чем чувства и эмоции. Их чувства несложны, они очень просты и ограниченны. В них нет оттенков, все для них — любовь или ненависть, правильное или ошибочное, правда или ложь" Г. Блумер в книге "Коллективное поведение" пишет: "Функционирование пропаганды в первую очередь выражается в игре на эмоциях и предрассудках, которыми люди уже обладают". Любой из нас помнит, как "раскачивали" в советском человеке уязвленное чувство справедливости.

Вывод, который мы обязаны сделать, прост: нас постоянно провоцируют жить не разумом, а чувствами. Чувства годятся любые — просто потому что любое сильное чувство надежно отключает здравый смысл. Не зря, ох, не зря индийские мудрецы просили богов о бесстрастии…

Присоединение — первый шаг манипулятора по этому пути, первый шаг к тому, чтобы заставить любого из вас реагировать предсказуемо, рефлекторно, будто амеба, которую ткнули иголкой.

Потом мы будем говорить и о более сложных методах управления вашей психикой, о том, как политтехнологи добиваются желательных им реакций подпороговыми методами воздействий, но это случится чуть позже.

Итак, присоединение. Мы назвали его первым шагом, но на самом деле, сначала манипулятору необходим интерес. Адресованное вам сообщение должно быть намертво связано с чем-то интересным вроде футбольного матча, хорошего фильма, весточки о родных и так далее. Присоединение следует потом.

Манипуляторы используют только присоединение к чему-либо, хотя известно и присоединение по языку, этнической принадлежности или любимому занятию. Но злодеям важнее всего именно присоединение к каким-либо навязываемым им лозунгам, ценностям, действиям или идеям.

Проходя между рядами, преподаватель негромко, внятно, под запись излагал:

— О первом шаге я вам уже говорил. Крик Маугли может выглядеть так: мужики, православные, коллеги, братья и сестры, пацаны, братва и так далее. Если в дальнейшем выявляется, что оратор собственную позицию излагает уклончиво, слова и метафоры его туманны, то перед вами явный манипулятор.

Немедленно следовал вопрос:

— А почему?

— Потому, что ясное изложение своих интересов и идеалов немедленно включает психологическую защиту у тех, кто в навязываемые установки не верит.

Наполеон однажды сказал: "Представившись католиком, я мог окончить вандейскую войну; представившись мусульманином, я укрепился в Египте, а представившись иезуитом, я привлек на свою сторону итальянских патеров. Если бы мне нужно было управлять еврейским народом, то я восстановил бы храм Соломона".

Вот еще один, древний, испытанный еще в Великой французской революции прием захвата — представление вредоносных сообщений в виде "запретного плода". Именно тогда возник "самиздат" — изготовление и распространение нелегальной и полулегальной литературы.

Но каждый раз — отметьте это особо, манипулятор действует как ваша беспокойная, тревожащая тень, а вовсе не как учитель или сторона спора.

Наличие сторон, каждая из которых имеет свое мнение, может спровоцировать дискуссию, а тогда скрытое внушение невозможно. Потому всегда следует просить собеседника ясно изложить свою точку зрения, — так или примерно так объясняли учителя в тысячах российских школ.

Власть ничего не могла с этим поделать — от вирусного проникновения в заранее ослабленное культурное ядро общества защиты пока не придумано. Органы народного образования от творящегося повсеместно безобразия демонстративно дистанцировались, ибо не горели желанием вступать в конфликт с разъяренными родителями.