Poor men's judge

Глава 29

Раздвинув тяжелые портьеры, Тимоти с интересом посмотрел за окно. Буквально за ночь, слякотный, унылый пейзаж ранней весны природа преобразила в истинный храм Весны. Непорочная белизна готового растаять снега, искрящегося под поднимающимся из-за горизонта солнышком, готические контуры припорощенных изморозью елей, серо-стальная лента еще не скованной морозом реки — все порождало ощущение торжественного великолепия. Пробуждения. Близости перемен.

Через полчаса они встретятся с самым неоднозначным из лидеров современного мира, чтобы помочь ему вогнать историю в немыслимый вираж. Получится ли? И если получится, то что?

— Интересно, — начал рассуждать Тимоти, — Что это может быть? Эта загадочная страна уже видела все мыслимые и немыслимые формы общественного устройства. Натуральный полигон для социологических экспериментов, право слово. Рабовладение? Проходили. Феодализм? Не минули. И так со всеми остановками вплоть до реставрации капитализма. Дело не дошло разве что только до педерастического интернационала. Помешала врожденная славянская брезгливость к извращениям и извращенцам, да и времени у правительства жуликов и воров, как они сами себя окрестили, было маловато…

Неслышно вошедший технический работник коснулся панели управления установленной в углу огромной плазменной панели.

— Хай! — раздалось оттуда. — Я готов к общению. Если кто не знает, меня зовут Гера. И кто-нибудь, присоедините, наконец, веб-камеру! Мне хочется видеть собеседников!

— Гера, вы подключились намного раньше оговоренного времени, — с улыбкой сказал техник. Но, уже включаю. Кажется, и Стивен уже на линии.

Экран разделился по вертикали. Первую половину заняло изображение человека, назвавшего себя Герой, на второй появился сидящий в инвалидном кресле Стивен.

— Хай, — слегка оторвав ладонь от подлокотников, приветствовал он собравшихся.

Затем, по птичьи качнув головой влево-вправо, инвалид с сожалением признал:

— Я, похоже, слегка поторопился.

— Синхронный перевод работает, — заботливо, вполголоса подсказал техник.

— И вовсе даже не поторопился! — сказал прямо с порога плотный дядька в строгом костюме. Сегодня он ничем не напоминал смешного одышливого толстяка, так изощренно соблазнявшего популярного литератора из далекого, заброшенного, нецивилизованного замкадья.

Сегодня Олег Владимирович двигался с вызывающей опасение грацией крупного хищника, перетекая с места на место подобно шарику ртути.

— Мы с Алексом уже тут!

— Аита ре-а! — остановившись в дверях, приветствовал собравшихся бородатый мужик, будто сошедший с картин Васильева.

— Команданте будет чуть позже, то есть вовремя — деловито продолжил Олег Владимирович.

— А Юрий Алексеевич вот-вот подойдет. Доктор сказал, что процедуры много времени не займут.

— А что с ним такое? — с интересом осведомился с экрана Гера.

— Производственная травма, — ухмыльнувшись, сообщил присутствующим Олег Владимирович.

— К полковнику Факельному подошел местный егерь с книжкой и поинтересовался, отвечают ли писатели за свои высказывания, или они как дети малые.

— И что? — в один голос спросили Стивен и Тимоти.

— Я же говорю, производственная травма, — развел руками Олег Владимирович. — Дернуло же в свое время уважаемого Юрия Алексеевича написать, что борода — признак… э, лица с нестандартной ориентацией.

— Правильно полковник огреб, — убежденно высказался Алекс, любовно оглаживая бороду. — Был бы рядом, не преминул бы добавить.

Присутствующие с уважением посмотрели на сжатый кулак популярного писателя, по размерам существенно превосходящий детскую голову.

— Надеюсь, он уже принес свои извинения? — поинтересовался Стивен, слегка приподнявшись в кресле.

— Оба. Принесли, — внушительно сообщил Олег Владимирович. Приподняв край рукава белоснежной сорочки, он поглядел на часы и сообщил:

— Начинаем через пятнадцать минут. Кофейный автомат — в углу, самовар сейчас принесут. Если кто пожелает крепенького, бар за портьерой.

— Не могу не поддаться! — прямо с порога в очередной раз продемонстрировал белоснежные импланты еще живой классик. После чего бодро прихрамывая, проследовал к той самой, заветной портьере.

Звякнув кольцами, рывком отъехала плотная ткань. Щелкнула дверца, тут же послышались звуки, порождаемые стеклом. Присутствующие с интересом повернули головы, и услышали, как булькнула, сливаясь в широкий стакан, жидкость.

— Позвольте, вы же писали о том, что употребление алкоголя, табака и прочих затуманивающих разум веществ — удел слабых, — поинтересовался Гера.

— Мало ли, что я писал, — буркнул литератор после активного выдоха. После чего начал внимательно присматриваться к этикетке приличного односолодового шотландского пойла.

— Стресс у меня! Сначала час Хрюку в лесу отлавливал, потом получил в глаз от восторженного читателя, теперь вообще непонятно что предстоит. И вообще, что за непонятная страсть у наших людей: путать личность писателя с личностями его персонажей?

— А это, батенька, особенность национального характера, благодаря которой мы тут и собрались, — тоном заправского лектора высказался Олег Владимирович. — К примеру, вы и сами как-то обмолвились, что все нации созданы писателями. Другими словами, появление наций — результат подтасовки фактов и манипуляций образами.

— По крайней мере, это честно, — огрызнулся Юрий Алексеевич. — Я что, вот Алекс, к примеру огорошил читателей более тяжелой истиной: народа нет, есть люди.

— И на том стоять буду! — прогудел Рогов.

— Да никто ваши заявления и не оспаривает, — заметил Олег Владимирович. Просто, перед тем как приступить к работе, вы должны учесть, что наш человек, происходящий из традиционного общества, вообще очень уязвим. Особенно к образам. Поэтому, постарайтесь не злоупотреблять запуском в массы лозунгов типа: "Ради блага всех людей, встретил юсовца — убей". У нас команда интернациональная.

— Но ведь неплохо получилось? — надулся гордостью Юрий Алексеевич.

— Неплохо, в один голос согласились Стивен, Гера и Тимоти. — Даже слишком хорошо. Нам такого точно не хочется. Потому как мы и есть те самые юсовцы. И почему-то не любим самоубиваться.

— Так, не сбивайте! — продолжил Олег Владимирович. — Я всего лишь прошу учесть одну особенность нашего человека, гибельную для страны особенность. Это чрезмерная художественная впечатлительность. Русский по духу способен дорисовывать целые миры, получив в свое распоряжение даже очень скудный, мятый, затертый обрывок образа.

— Да, — согласился сидящий в кресле инвалид. — Артистичность души. Способность воспарить, а потом, подобно Икару, опалить крылья и грянуться грудью оземь. Чтобы оставаться в рамках, требуется или жесткая внутренняя самодисциплина, или шоры идеологии.

Стивен помолчал, немного подумал, и закончил:

— Наверное, я все-таки русский.

— Конечно русский! — без тени сомнения отреагировал Юрий Алексеевич. — Только наш человек способен размышлять над гигатонной ядерной войной и космическими поселениями, сидя в моторизованной каталке!

— "Приказ номер один, превративший одиннадцатью строками одиннадцатимиллионную армию в труху и сор, не подействовал бы на нее и даже не был бы вовсе понят ею, если бы уже три четверти века к нему не подготовляла бы вся русская литература… Собственно, никакого сомнения, что Россию убила литература", — процитировал Розанова Олег Владимирович.

— Безответственные у вас литераторы, — хладнокровно обронил Тимоти. — В "Технологиях…" я как раз о таких мерзавцах и предупреждал, хотя Розанова читать не доводилось. Зато довелось читать Бунина. Так вот, когда в 1906 г. расстреливали восставших матросов в Кронштадте и они копали себе могилы, комендант генерал Адлерберг издевался: "Копайте, ребята, копайте! Вы хотели земли, так вот вам земля, а волю найдете на небесах". После расстрела могилы сравняли с землей, и по ним парадным маршем прошли войска и прогнали арестованных. Этого не вспомнил Бунин, а вспомнил рубль, щедро выданный им бабе Махотке. И записал этот рубль в книгу откровений!

— В общем, я понял вашу мысль, Олег Владимирович, — обратился с экрана монитора Гера. — В реальном мире Россия непобедима. Кто пробовал, может подтвердить. Учтя уроки прошлого, враги вторглись не в вашу земную жизнь — мир огня и холода, железа и крови, домашнего тепла и лютой разрухи. Война была проиграна в мире воображения.

— Все началось раньше, много раньше, — заметил Алекс. — Дело пошло от символистов, футуристов и дошло до сатанизма Булгакова. К беде ведет не художественное возвеличивание дьявола, но мягкое убеждение читателя, что именно в этом — истина. А это всего лишь яд, произведенной больной душой талантливого морфиниста.

Начавший рисовать какую-то сложную схему, Тимоти оторвался от карандаша и бумаги, и высказался:

— Сложно, но выполнима. Главное, что нам, подобно политтехнологам Запада, не придется рисовать в воображении людей цепочку ложных целей, в итоге сводящуюся к банальному переделу активов и влияния.

— Придется закрыть глазки и всей страной шагнуть в ранее немыслимое, в большой, открытый мир, — мгновенно понял суть поставленной задачи Юрий Алексеевич. — Даже, не знаю, каково это будет людям, привыкшим к разговорам ни о чем на прокуренных кухнях. Это… как затащить на ринг боксера-заочника или вытащить в настоящие горы того, кто только пел о них под водочку!

— Не думаю, что это вообще возможно. К тому же, большинство привыкло надеяться, что будет легко, — скептически скривился Гера.

— А и ладно, — хохотнул Рогов. — Может, коней в шампанском и не искупаем, но кошака пивом точно обольем!

Неожиданно, присутствующие, повинуясь какому-то неясному, но непреодолимому побуждению, встали. Все. В том числе и те, кто был за океаном. Стивен, и тот, отчаянно рванулся из кресла, напрягаясь всем предательски отказавшим телом, до вздувшихся на лбу вен, помогая себе руками.

И это ему почти удалось!

Только потом до собравшихся дошло, что в гостиную стремительно вошел молодой человек. На первый взгляд — более или менее обычного вида.

— Таких двенадцать на дюжину, — подумали присутствующие. Впрочем, мысль эта пришла им в головы, когда они уже стояли на ногах, вытянувшись по стойке смирно.

— Харизма, — решил Юрий Алексеевич.

— Наваждение, — подумал Гера.

— Здорово! — внутренне восхитился Стивен. — Как там у них в рекламе? Вот, вспомнил: надо чаще встречаться. Вот встретимся еще пару раз, и я не то что встану, бегать по утрам начну!

— Садитесь, прошу вас, — с некоторой укоризной обратился Вояр к присутствующим. — Ну что же вы так, в самом-то деле…

Только теперь собравшиеся заметили, что легендарный Команданте пришел не один. Его сопровождал пожилой генерал в полевой форме.

— И действительно, что это мы? — подумали приглашенные, и сели, начиная понемножечку приходить в себя.

— Пока мы понемногу привыкаем друг ко другу, — глуховатым, явно простуженным голосом сказал Виктор, — самое время расставить точки над "ё".

Во-первых, я никогда, даже в кошмарном сне, не видел себя на этой должности.

Второе, времени придумывать что-то оригинальное и сугубо свое просто нет. Признанные аналитики облажались столько раз, что веры им нет.

— Плоскатики, — пробурчал себе под нос Юрий Алексеевич. — Линейные мозги, линейные модели. Потолок — взаимодействие двух соседних огородов при отсутствии вредителей.

— Согласен, — кивнул Команданте. — Продолжаю.

Итак, пункт три. Ни мне, ни моим ближайшим сподвижникам не приходилось раздумывать над судьбами цивилизации и способами обустроить страну. Это делали вы. Мы реализуем то, что вы считали лишь мысленным экспериментом или средством привлечь читателя. Выбирая из предложенного многообразия рецептов самое вкусное. Альтернатива — диктатура крупных корпораций. Надеюсь, последствия вы представляете?

— Зримо, — включился в разговор Тимоти. — У нас, кстати, оно уже имеет место быть. Дело идет к явлению, которое я назвал бы не иначе как высокотехнологичным феодализмом.

— Иначе говоря, жесткая стратификация общества, полное перекрытие социальных лифтов, угасание научно-технического прогресса, — дополнил Гера.

— Ежу понятно, — фыркнул Юрий Алексеевич. — Технический прогресс возможен только на фундаменте добротного массового образования, а его давно уже нет.

— Примерно так, — согласился Стивен. — Оставшиеся ученые превращаются в подобие жрецов-хранителей технологий. А ля Древний Египет. Уже наблюдаем.

— И заодно, — вставил Гера, — реализуются давние планы Римского клуба по радикальному сокращению населения Земли. Останется полмиллиарда из нынешних семи с небольшим. Платежеспособный спрос рухнет. Разработка новых технологий станет ненужной и полностью прекратится.

— И ведь действительно, потребление невозобновляемых ресурсов сократится, — констатировал Юрий Алексеевич, — но платой будет наш общий крандец. Проще говоря, медленное умирание.

— Неинтересно, — резюмировал Стивен. — И уже давно. Про существование двойной бухгалтерии знают все. Но все ли понимают, что есть и две науки?! Одна — инструмент управления, та самая сила, о которой писал Бэкон. Вторая — для занять умненьких и для загадить мозги обывателю ворохом бесполезных, слабо структурированных фактов. Наука, изображающая себя таковой. По факту — дымовая завеса, поставленная власть имущими.

— Есть неприятности и попроще, — спокойно заявил Рохин. — Общество наше фактически расколото по социально-экономическим показателям. Каждый восьмой — в крайней нищете. Каждый третий — просто нищий. К среднему классу себя может с натяжкой отнести каждый пятнадцатый. К богатым — каждый сотый. И никто не доверяет власти.

— Я могу поинтересоваться? — спросил Стивен.

— Безусловно.

— В таком случае, скажите, что думают те, на чьих штыках вы сидите?

— У них сложные чувства, вступил в разговор Вояр. — Включите трансляцию.

— Делаем, — ответил техник.

— Товарищи, — обратился к присутствующим генерал, — это не игровой ролик. Сейчас вы услышите ответы случайно отобранных воинов ополчения. Специально их никто к опросу не готовил. На площади Ленина — более 10 тысяч человек.

В гостиную ворвались сильные голоса уверенных в себе людей. У них спрашивали, они отвечали.

— За что мы воюем?

— За Союз. Это же ясно!

— А кто во главе союза?

— Вояр, конечно. Главы территорий соберутся, и выберут. Открыто выберут, в прямом эфире по TV, чтоб все видели и слышали, кто за кого голосовал, и почему. И пусть только, суки, попробуют не так выбрать!

— Ладно, а их откуда возьмете?

— Так мы выберем. Мы — военные. Гражданским нельзя доверять выборы власти. Им вообще нельзя доверять. Они продадут свои голоса за кулек гречки, бутылку пива, гамбургер, мелкую денежку — за все, что ни предложат, хоть за пачку сигарет, лишь бы это что-то имело цену. Нет… Тем, кто за страну и людство смерти в глаза не смотрел, доверять нельзя. Ну, может некоторым, кто еше раньше…

— А военные не продадут?

— Нет, мы не продадим. Нас жизнь научила, что и как устроено в политике. Наших товарищей, поверивших в честное слово политиков, абреки просто растерзали и замучили. Мы не политики, и слово это — ругательное. Мы все сделаем, чтобы ни один из нынешних политиков не выжил, какой бы партии он ни был!

— Ладно, вы выбрали мэра, а кто его контролирует? Парламент?

— Нет! К черту парламент! Нам не нужна банда продажных дармоедов. Мы лучше сами проконтролируем. Оружие есть, воевать умеем, так что удержим в рамках и мэра, и чиновную сволоту и иных-прочих.

— Значит, у вас получится военная хунта. Так?

— Да. И это уж точно лучше, чем продажная демократия.

— Ладно. А кто будет принимать законы, если нет парламента?

— А на хрен эти законы нужны? Только чтоб адвокаты и банкиры наживались. Так их тоже не будет!

— Что, вообще не нужны законы? — Ну… Какие-то нужны, но только небольшие. Можно взять что-нибудь древнеримское. Древние римляне сочиняли коротко и ясно. Про это даже в энциклопедии сказано.

— Ладно. А строй какой? Капитализм или социализм?

— Ни то, ни другое. Хватит с нас этих "измов". У нас свое будет.

— Тогда прямой вопрос: что с правом собственности на землю, и на предприятия?

— Ну, это просто: земля должна быть у фермеров и у солдатских семей. И никакой там скупки земель крупными корпорациями и банками. За это сразу к стенке. Банк вообще должен быть один у каждой автономии. И чтоб мэр решал как обращаться с деньгами.

— Ладно, а предприятия какие должны быть? Частные, или государственные?

На этом этапе респонденты начали путаться. С одной стороны, они соглашались, что в современном мире нельзя прожить только на маленьких семейных предприятиях. Но, с другой стороны, они очень негативно относились к крупным коммерческим компаниям (называя эти компании "жуликами, ворами, и врагами народа"). Не лучше было у них отношение к государственным компаниям. Кто-то из офицеров заговорил о "шведском социализме" и "участии профсоюзов в управлении предприятием", но тоже запутался. Короче: в вопросе свободы бизнеса и дележа прибавочной стоимости служивые барахтались, как в виртуальной трясине, и пускали идеалистические пузыри.

— Обратили внимание, Алекс? — спросил Команданте.

Рогов обескуражено всплеснул руками, покачал головой, и всем вдруг стало ясно, что этот похожий на вдруг вставшего мишку здоровяк искренне обескуражен. Только что, на его глазах, когда-то написанное обрело плоть и кровь, прозвучало из уст молодых ребят, явно не читавших утопий о прекрасной стране, собранной из морского жемчуга островов и архипелагов. И еще Алекс видел, что видео никак не могло быть инсценировкой. Даже не потому, что такое было невозможно — в любой стране актеров в избытке. Дело было в другом: парню в джинсах и растянутом свитере грубой вязки, перед которым инстинктивно становишься навытяжку, это было просто не надо. Потому Рогов всего лишь изумленно выдохнул:

— Это же, фактически, мой текст, почти что слово в слово! Только вот услышать его в исполнении соотечественников… Никак не мог ожидать!

Осознать значение происшедшего ему удастся далеко не сразу…

— "О, как я угадал!" — с завистливой иронией процитировал Гера.

Но с экрана уже звучали голоса, рублеными фразами говорящие о необходимости введения такой штуки как социальный индекс, который некоторые собеседники называли показателем общественного статуса или степенью доверия или — общественным кредитом. Послушав их, старый, желчный мечтатель о прогулках в иные миры, лежащие словно страницы в переплете, удержал рвущиеся с губ саркастические замечания и глубоко задумался…

— Кстати, меня всегда привлекала идея о некотором метапространстве, в котором мирно уживаются человеческие и нечеловеческие сущности, боги, герои и мы, грешные, — неожиданно заметил Стивен, также медленно отходящий от шока узнавания.

Узнавания своих идей, причудливо преломившихся в десятках умов этих странных русских, но сохранивших главное: "Мы, человечество, растем и существуем, чтобы принять на свои плечи тяжелую ношу — стать Богами, творить Миры и Вселенные. А Земля — всего лишь колыбель, в которой после достижения определенного возраста оставаться просто неприлично.

Для этого мы должны сначала разобраться со своими мелкими проблемами здесь, чтобы они не висели более гирями на ногах. И нечего ждать! В самом деле, нельзя же брать пример с такого урода как Илюша Муромец, который до 33 лет только на печи ссался!"

— Известное дело, — задумчиво обронил Юрий Алексеевич, — философская школа турбореализма как раз так и считает, помещая наш материальный мир в один из пыльных углов метавселенной.

Многое из слышанного им сегодня до боли походило на то, что он писал в откровенно хулиганской серии "Русские идут". Лубок, конечно, но, как оказалось, людям близко и понятно.

— Бред, — лаконично прокомментировал Тимоти.

Ему тоже было не по себе. Видеть, как его же собственные идеи используются в психокондиционировании, со знанием результата, добровольно, на себе — это производило впечатление…

— Да не скажите, Тимоти! — вступил в разговор Олег Владимирович. — Давайте я покажу вам людей, биография которых до боли похожа на придуманные Алексом судьбы литературных персонажей? Или, предпочитаете увидеть героев Юрия Алексеевича? Может, на своих персонажей желаете посмотреть?

— Пусть это будут люди, описанные Алексом!

— Ладненько!

На экране появилось изображение молодого человека в потертой летной куртке.

— Совпадения имен нет, — продолжил Олег Владимирович. — Этого парня зовут Вадик Шашлов. Звездой Африки его никто и никогда не называл. Зато как совпадает все остальное! Вплоть до сожжения криминальных авторитетов в ресторане при помощи самодельного огнемета. В Мытищах тогда не только ресторан — стоянка дотла выгорела! И да, в дальнейшем наш герой отличился в небе Колумбии и Африканского Рога. Вот, кстати, и его шеф — на экране появилась фото плотного негра средних лет. Уж поверьте, этого hombre можно с полным правом называть Шоколадным Зайцем Апокалипсиса, тем более, что у него пара соответствующих заводиков имеется. Чисто кондитерской направленности. Да, можете не удивляться: дочку hombre зовут Амелией…

— Похоже, у жизни и вымысла больше общих точек, чем мы можем себе представить, — задумчиво сказал Стивен. — Кстати, было приятно и интересно, но остался вопрос: зачем?

— Затем, что если суммировать требования тех, кто с оружием в руках отстоял право на жизнь, — приглушая командный голос, прогудел молчавший до того момента генерал, — то получается следующее:

Во-первых, они не желают, чтобы плодами победы воспользовались сладкоголосые мерзавцы. Промежуточный итог: парламента у нас теперь нет.

Во-вторых, никто не желает, чтобы голос дебила и алкаша был равен голосу воина и труженика. Следствие: придуманный вами, Гера, социальный индекс обретает плоть и кровь, становясь не просто благим пожеланием, а просто одним из обстоятельств жизни простого человека.

В третьих, мы приступили к реализации идеи конкурсного правительства.

В четвертых, вы здесь лишь потому, что ваши идеи воплощаются независимо от отношения к ним критиков. Они удивительно соразмерны реальности, потому как реальность буквально стремиться подстроиться под Слово. Вы маги, господа-товарищи, что бы это ни значило!

— И мне, значит, скоро придется писать адаптированный под Россию вариант Хартии? — грустно осведомился Алекс.

— А вы как думали? — ехидно прищурился Команданте. — Это только в своих произведениях вы могли на место России вставить некую Сайберию. Согласитесь, не наш вариант!

— А потом… — начал Гера, но сбился и замолчал.

Озвучивать очевидные вещи в присутствии таких собеседников смысла не имело. Все уже поняли, как и где сомкнутся вымысел и реальность. По комнате будто бы прошел морозный вихрь, хотя натоплено было изрядно.

— Don’t worry, history will be kind to us for we intend to write it![8] — неудачно пошутив, попытался успокоить присутствующих Стивен. И синхронист, заглянувший в распахнувшуюся перед ним Бездну, впервые запоздал с переводом.

Словно в качестве еще одного подтверждения, по огромному экрану пошли кадры расстрела бандитской верхушки. Хладнокровного, вместе с детьми, женами, челядью и адвокатами. В упор, из тяжелого оружия. Прямо на кладбище, во время похорон одного из авторитетов. Съемка была настолько хороша, что на миг показалось, что кровь и куски мяса сейчас выплеснутся в комнату, вдруг ставшую тесной. Сходство с данным в "Ярости" описанием настолько резко бросилось в глаза, что взгляды присутствующих скрестились на дедушке русской фантастики.

— А я ведь говорил, — буркнул словно бы себе под нос Юрий Алексеевич. — "Хижина дяди Тома" ускорила освобождение негров на десятки лет, если не на сотни, "Овечий источник" вызвал народное восстание и смел остатки феодальных вольностей, а такая прекрасная поэма, как "Коран", и доныне сотрясает мир!

— Помним, помним, — примирительно поднял руки Олег Владимирович. Именно вы, задолго до всяких там турбореалистов, открытым текстом заявили, что именно вы, писатели, лепите человечество не вставая из-за письменного стола или не отходя от компьютера, а короли и президенты — это всего лишь наши исполнители, что даже не подозревают о том, кто правит миром. Мы тут, которые с Председателем, усвоили и прониклись, а потому — ждем от вас, господа, конкретных предложений. Hic Rhodos, или как они там говорили…

— Hic salta? — обескуражено повторил Стивен. Остальные просто промолчали, подумав про себя: это ж надо, такое удумать…

— А что, собственно, думать? — через пару минут провозгласил патриарх отечественной фантастики. Объединение человечества — это как раз то, о чем грезили большевики, мечтали гуманисты, писали как о свершившемся факте творцы саг о приключениях ушедших за Млечный Путь. Надеюсь, никто не будет спорить, что единственно возможный путь развития — там, за границами атмосферы земли, солнечной системы, галактики?

— Эта… Вот… Ну, если прямо сейчас, — осторожно начал подбирать слова Рогов.

— Стесняюсь сказать, но в качестве руководства к действию выходит, что наиболее разумный путь, — это объединение с заклятыми друзьями, — с прямотой пьяного легионера высказался Стивен.

Безжалостная оптика показала, что теперь мыслитель с ограниченными возможностями сидит в кресле как-то иначе. Пытается развернуть плечи, взгляд ясный, прямой. Губы твердо сжаты.

— С таким выражением лица у меня взводные в первый бой шли, — тепло подумал Рохин. — Это ведь на самом-то деле, мужество, сказать такое…

— А я никогда и не стремился занимать этих постов, — с улыбкой заявил Команданте. Вы продолжайте, продолжайте! Депутаты такого не скажут.

— Тем более нет их больше, — хмыкнул желчный, как всегда, Гера. — Но идея хороша, я бы такого предложить не решился. На такие фокусы у нас разве что полковник Факельный способен!

— А что? — Юрий Алексеевич невозмутимо звякнул льдинками, тающими в стакане с "Гвенливетом". Для меня эти детские игры — в далеком прошлом. Ведь еще когда говорил, что надо. Выходит, теперь может и пригодиться?

— Может и пригодится. Как своевременно сделанная лабораторная разработка. Как идея, симпатичная множеству людей, — подтвердил Виктор. — Нет, на людях, открыто, они никогда в таком потрясении основ никогда не признаются — стыдно. Но вот когда дело дойдет до голосования, произойдет именно то, что вы описывалив аж в двух книгах.

— А какую считать первой? — поинтересовался патриарх отечественной фантастики.

— "Скифы", конечно, — та часть, в которой вы описывали выборы, — улыбнулся Олег Владимирович. — В архивах осталось масса документов, прямо свидетельствующих, сколько власть сделала и сколько потратила, чтобы сценарий, описанный вами в "Скифах" никогда не повторился в реальности.

И лично мне очень понравилось, как вы подводили читателя к разумности объединения Америки И России.

— Да, — подтвердил Рогов. — Тут ни отнять, ни прибавить! Это ж надо, начать с пары невинных абзацев о том, что кто-то "вошел на сайт статистических исследований, отыскал Россию и долго тупо рассматривал колонки цифр. На душе все тяжелее и тяжелее, в конце концов ощутил такую горечь, словно пожевал полыни. Последняя перепись пятнадцать лет назад, русских в России насчитывалось восемьдесят два процента, а сейчас только шестьдесят три. В прошлый раз на втором месте были татары, на третьем — украинцы, на четвертом чуваши… и так далее. Замыкали список китайцы, их было пять тысяч человек. Сейчас — девять миллионов. То есть уже на третьем месте, чуть-чуть пропустив вперед татар с их десятью миллионами. Судя по прогнозам, к следующей переписи, если все будет продолжаться такими же темпами, численность китайцев в России достигнет сорока миллионов. Сейчас мигрируют в Россию по миллиону в год, потом миграция усилится. То есть через пятнадцать лет каждый второй русский… можно ли его называть русским?.. будет китайцем. Ах да, придумано подлое и очень политкорректное слово "россиянин"! Так вот, каждый второй россиянин, или попросту — житель России, будет китайцем." Сразу возникает мысль, что присоединиться к белым людям как-то логичнее, они ближе. Ведь что ни говори про равенство и братство, в глубине любого из нас сидит тот самый, из пещеры, недолюбливающий чужих и иначе выглядящих.

— Шовинист и ксенофоб, проще говоря, — уточнил Стивен.

Выслушивая комплименты, патриарх довольно улыбался. Потом заметил:

— Это было самым сложным — начать. Дальше логическая цепочка разматывается просто ти быстро. Кто-то помнит, как?

— Помним, — отозвался Рогов. — Дальше было о климате. Примерно так:

"В России, — продолжал он с энтузиазмом, — на восьмидесяти процентах территории плюсовая температура удерживается чуть больше двух месяцев! Понятно, что из-за климата у нас во много раз больше тратится топлива, а сколько на одежду, обувь, шапки, которых в странах Европы вообще не знают? Стены приходится строить толще, дороги ремонтировать чаще, замерзающая на асфальте вода быстро все рушит. Я уж молчу, что сельское хозяйство неконкурентно из-за короткого лета.

Он посмотрел на меня в поисках поддержки, я обронил:

— Да, хреново.

— Вот-вот. Потому наши отрасли хозяйства неконкурентоспособны! Во слово какое длинное, но выговорил! Надо бы гнать иностранные слова, а то язык сломаешь… Неконкурентны… тьфу!.. тем, кто в Австралии, Южной Америке, молчу про Юго-Восточную Азию. Капитал туда убегает даже из России! На беду, квалифицированная… тьфу, еще одно чужое слово! Нет чтобы сказать просто "чернорабочие"… так вот эта белая рабочая сила тоже бежит из России, как крысы с тонущего корабля. А чернущщая… ну, в том же Китае хватает и чернорабочих. Все равно будет дешевле там.

Я кивнул, соглашаясь, убегание капиталов из России началось еще в начале девятнадцатого века, когда начали строить железные дороги и подключились к международной сети банков. Вывоз капиталов уже тогда достиг катастрофических размеров, не хватило средств на перевооружение армии и флота, а это привело Россию к поражению в Крымской, а затем в Русско-японской войне.

— Что-то слишком уж мрачно, — заметил я. — Как же другие на Западе живут?

— Да так и живут, — ответил он, погромыхивая голосом. — Возьми Канаду. Рядом богатейшие Штаты, Канада должна просто цвести, ведь соседи запросто могут вкладывать миллиарды и осваивать эту территорию… Ни хрена!.. В Канаде ненамного холоднее, чем на юге Украины, однако там пусто, как на Луне. Меньше, чем ноль и две десятых на квадратный километр! Это пустыня. Настоящая пустыня.

Он умолк на миг, но я и сам видел, к чему клонит. В перспективе Россия в ближайшие десять-пятнадцать лет превратится в безлюдное, заросшее лесом пространство, в какое превратилась Канада. Да, наиболее квалифицированная часть русских спешно покидает Россию, а остальные, лишившись естественных вожаков, спиваются, опускают руки. Сами по себе ничего не стоят, им обязательно нужны рядом сильные, умелые, на которых надо равняться".

И, чтобы впечатление от сказанного было сильнее, вы обронили, что, дескать, рады были бы оказаться неправым, но вот какое дело, выкладки все проверялись, и в конце неизменно оказывался тупик. Такое действительно производит на читателя сильнейшее впечатление.

— Потом Юрий Алексеевич говорил о проблеме выбора между Востоком и Западом, о тотальной творческой импотенции Востока, о том, что предлагаемые его оппонентами пути уточичны, ибо нет времени… — продолжил Гера. — И должен, сказать, он был крайне убедителен.

— Тем более, что правота товарища Факельного — бесспорна, — констатировал Виктор. — И это еще при том, что Юрий Алексеевич ничего не знал о Событии.

— Я — прежде всего, русский националист, — жестко обозначил позицию Никитин.

— Так вот: "Быть русским националистом — это прежде всего любить Россию и стараться сделать все для ее блага, для счастья ее народа. Если для счастья России надо Америку вбить в землю по ноздри — сделаем, но если для блага России лучше Америку поддержать, то почему мы должны бодаться с нею даже себе во вред"?

— В этом направлении и поработайте, товарищи, — попросил, покидая собрание Команданте. — Судя по всему, товарищ Факельный в свое время породил крайне перспективную идею. Грех не воспользоваться.