Постыдное ремесло (СИ)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

… Каждый вечер, с нетерпением ожидая Госсена, Гвен наряжалась, и делала прическу. И каждый вечер разную. Если Ланселот завивал волосы, то Гвен наоборот, пыталась выпрямить свои непослушные рыжие кудряшки. И делала она это сама, не тревожа служанок — просить их наряжать ее перед сном было бы странно.

Занимаясь волосами, девушка с неодобрением рассматривала свое отражение — сама себе она не нравилась. Личико ее было пухлым, как и губы, нос вздернутым, и вдобавок, на нем сияли веснушки. Только глаза у Гвен были красивые — большие, синие, с густыми черными ресницами. "Ну, почему я не похожа на маму, как Ланс!" — с огорчением думала она.

Госсен приходил ночью, кидал в окно камешек, Гвен вылезала, и они до утра гуляли по саду, или сидели в беседке, и болтали, обо всем на свете. И обнаружили, что их взгляды на многое в этой жизни совпадают.

Гвен рассказала, почему ее родители дали детям такие имена — Гвиневра и Ланселот. В их семье хранилась книга, привезенная предками с Земли, история короля Артура и рыцарей Круглого стола, на которую можно только смотреть, а трогать нельзя — при прикосновение она может рассыпаться в пыль, от древности.

И Гвен, и Госсен не понимали пиетета взрослых перед земными реликвиями, и их ностальгии по планете, на которой никто из людей Земель Рассвета не бывал сотни лет — для молодежи Земля уже ничего не значила.

Когда девушка открыла свою мечту — узнать, что находится за пределами Монийского материка, Госсен воскликнул, что тоже хочет это выяснить.

— Темные же, откуда — то появляются! Пусть и через разлом в горах, но они приходят! И, разные диковинные звери и существа. Да и драконы, спасшие людей от гибели в первой войне, тоже откуда — то прибыли. Так что, я уверен — за пределами Земель Рассвета много интересного.

Обсуждали молодые люди и войну. Госсен рассказал, кто такой Тамуз.

— Предки Тамуза — говорил он — были местной знатью. И люди дали им титул — лорды. Поэтому, и Тамуз лорд. Почему лорды решили воевать с землянами — уже забыто. Теперешний лорд, Тамуз, очень силен, коварен, и успешно противостоит землянам.

— А как он выглядит? — спросила Гвен — Его кто — нибудь видел?

— Самого Тамуза — не знаю, а от его предков остались портреты. Прежние лорды похожи на небольших жирных драконов. У них даже хвосты драконьи были. Но они похожи и на людей, ходят на двух ногах, прямо как мы, и разговаривают по нашему. И у них даже бывают дети от обычных женщин!

— Ужас! — ахнула Гвен, а Госсен ее обнял — что бы не боялась. Девушка не возражала, пусть обнимает, а то действительно страшно!

Гвен рассказала юноше и об учебе в Академии, а он — о своих учителях. И о тех, и о других вспоминали с юмором. Так, за разговорами, Гвен и Госс проводили время, сидя в беседке, или гуляя по ночному саду. И много смеялись. Да, Госсен оказался вовсе не угрюмым, и часто веселил девушку, которая, хохоча, утыкалась лицом в его плечо — что бы смех не услышали стражники. При этом, она чувствовала как напрягаются на этом плече твердые, словно стальные, мыщцы — Госс вовсе не был тощим задохликом, как показалось Гвен при первой встрече. И это соприкосновение ее лица, и ее губ с телом юноши было необычайно приятно, и приводило девушку в трепет.

Еще, ей нравилось смотреть на Госса при свете луны — на нос с горбинкой, тонкие губы, и загадочно — печальные глаза необычного стального цвета (цвет их она заметила днем, на официальном приеме). Теперь ей нравилось в юноше все — и темные, на вид жесткие волосы (которые ей, почти нестерпимо, хотелось потрогать), с длинной косой челкой, падающей на глаза, и худощавое, но, как оказалось, состоящее из сплошных мышц тело, и высокий рост, и даже то, что юноша, словно стесняясь этого роста, слегка сутулился. Гвен решила, что Госсен красивый, и поняла, что влюбилась в него.

Каждый вечер, ожидая юношу, она думала:

— "Как бы намекнуть на свои чувства? Может быть, самой поцеловать его?"

Но, так ни на что и не решилась. Встречаясь днем, официально, Гвен и Госс делали вид, будто и не знакомы. Но, когда их сажали рядом, они уже не отодвигались, а наоборот, старались, вроде случайно, соприкоснутся руками. И общались взглядами, и тайными знаками.

Например, Госсен смотрел на сгорбленного от старости очень важного вельможу, и изображал пальцами загогулину — что означало — "Смотри какой кривой!". А Гвен била его за это ногой под столом, потому, что едва могла сдерживать смех. А смеяться над стариками неприлично…

Особенная близость у Гвен и Госса возникала во время танцев, когда молодые люди соприкасались руками, или касались друг друга телами. Тогда Гвиневру словно пронзал ток, и у нее перехватывало дыхание. Девушка не знала, испытывает ли то же Госсен — в эти сладостные, и такие быстротечные, минуты девушка и юноша стеснялись смотреть друг на друга. А если встречались взглядами — оба страшно смущались, хоть Госс и пытался не подавать вида.

Однажды, во время очередного ночного свидания, Гвен спросила, почему Госсен ведет себя, как невидимка — держится за спинами братьев, сутулится, что бы быть незаметнее, и не смотрит людям в глаза.

— Как вор! — пошутила миледи.

— Это долгая история! — помолчав, ответил Госс, и, поколебавшись, поведал девушке свою тайну.

Госсен был внебрачным сыном Главы Дома Паксли, и после смерти своей матушки, обычной крестьянки, был отдан ее родственниками в одно заведение, где детей, с малолетства, обучали навыкам, необходимым убийцам.

— Боже! — ахнула девушка — Убийцами! Это же такое постыдное занятие!

— Да! — кивнул Госс — Нас заставляли быть как можно незаметнее, и не показывать своих эмоций. А за непослушание, шалости или косяки жестоко наказывали. О том, что во мне течет кровь аристократа, и о своих магических способностях я не знал. И именно там, в школе, я научился владеть кинжалом, и был одним из лучших в этом деле. Лучшим, если честно! — добавил он — Потом меня нашел и забрал отец, стал развивать магические, имеющиеся у меня от рождения способности, и посвящать в тайные знания семьи. Но, упражнятся с клинками я не бросил, правда, в тайне от других — отец очень гневался, когда узнавал об этих моих занятиях. Как я уже говорил, любые драки — оружием ли, или на кулаках — он считают презренным занятием. Семья Паксли признает достойными только магические поединки. К тому же, отец хотел, что бы я забыл все, что связано с той школой убийц.

В этом Гвен была согласна со старым Паксли — такое обучение лучше не вспоминать.

— Так твоя мама неродная? — уточнила она.

— Да, мачеха! — кивнул головой юноша, и продолжил — Она всем нам не родная, кроме Эймона. Первая жена отца умерла, вторая сбежала… Меня отец решил женить первым, потому что у меня сложный характер, который от него самого и передался. Отца злит и раздражает мое непокорство, подающее плохой пример другим, и он думает, что женитьба меня остепенит. Хотя все говорят, что я его любимый сын, потому что больше всех на него похож! — при этих словах Госсен рассмеялся — Поэтому и женит на хорошей, богатой и знатной девушке. Мачеха была против, хотела, что бы тебя выдали за Эймона, но отец, конечно, ее не послушал.

После рассказа Госсена о своем прошлом Гвен стала обращать внимание, что парень, когда никто не видит — Гвиневра не в счет, при ней можно — все время тренируется с кинжалами, постоянно вертя их в ладонях. И это девушке совсем не нравилось. Так же, ей показалось, что Госс любит своего отца, и гордится своей на него похожестью. Значит, древний жук Паксли не такой уж и противный, раз его можно любить…

Она так и не поняла, как Госс относится к ней — если и была какая — то симпатия, более, чем дружеская, то юноша никак ее не показывал. Однажды Госсен подарил Гвиневре фиалку — только одну, что, как девушка знала, означало объяснение в любви.

— Синяя, как твои глаза! — произнес при этом юноша.

И Гвен, приняв цветок со смехом, хотя ее сердце трепетало, замирало, и билось через раз, сначала засунула его, как украшение, в волосы, потом высушила, положив между страниц любовного романа. А затем, оставаясь одна, и скучая по Госсу, девушка доставал фиалку, любовалась ею, и нюхала — ей казалось, что чарующий аромат сохранился до сих пор. Но, она не знала, зачем Госсен вручил ей этот знак любви — может быть, не знал о любовном ритуале, и подарил один цветок просто так.

Не знала Гвен и того, что ее родители в курсе ночных встреч жениха невесты, и, радуясь, что дочь больше не противится браку, не препятствовали свиданиям, наказав няне следить за влюбленными, что бы они не позволяли лишнего. И няня следила, притворяясь, что спит. И о планах дочери сбежать родители знали, однако решили, что теперь этого ей не нужно.

Но, в этом они ошибались. Гвен обрадовалась возможности увидеть Ланса, она очень скучала по нему, хотела расспросить про Оделию и рассказать ему о Госсене, ведь поговорить о нем было не с кем.