Постыдное ремесло (СИ)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

… Тигриал проводил в своем шатре — штабе Большой Совет, на котором присутствовали, помимо прочих военачальников: генерал Алакард, Верховный Маг Армии Харит, и представитель Сайнтифика, ученый, чье имя маршал сразу забыл.

Сейчас совет как раз слушал сайнтификанца, который сообщил, что мнение ученых по поводу Большого Разлома разделилось.

— Без детального изучения места точно не определить, что это за явление, и чем оно вызвано! — важно произнес ученый муж — Что же касается нового оружия…

Тигриал и так знал, что появление Большого Разлома пока необъяснимо. Просто, однажды в горах, в теле планеты появилась трещина, вначале излившая лаву. А потом в этом районе стали появляться полчища странных существ, злых, тупых, и кровожадных, бывших на стороне темных, и уничтожавших на своем пути все, что им попадалось. Из Разлома они лезли, или откуда — то еще — точно неизвестно. Места здесь дикие, неизведанные и труднодоступные, плюс выплескивающаяся время от времени лава, постоянно раскаленные до красна скалы, а так же присутствие кровожадных тварей, затрудняли изучение трещины. Но, было известно что они, также как и все прочие темные нынешних времен, подчиняются демону — лорду по имени Тамуз, и действуют по его указаниям. Да и земли эти, называемые Великой Пустошью, или Бездной, принадлежали лорду. Где тот здесь, среди скал, находился и его дворец.

— Есть ли ответ от Великого Дракона? — спросил Тобиас Харита.

— Нет, милорд! — вздохнув, ответил Верховный Маг — Но говорят, что Дракон состарился, уже и себя защитить не может, нет то что нас. А Черного он убил несколько лет назад, якобы, за измену.

— Страсти! — усмехнулся Тигриал. Он всегда относился к драконам скептически, и их роль в победе в прошлой войне считал выдуманной. Связаться с Великим Драконом маршалу велел император.

… Ланс не утонул. Он, раненый в грудь и бедро, потерявший много крови, и ослабевший, не смог подняться по крутому скалистому берегу, но ухватился за плывущую, на его счастье, корягу, и река понесла и дерево, и Ланселота дальше. Граф мог только надеяться на чудо — что ствол прибьет к пологому берегу, или же его, Ланса, кто-нибудь заметит, и спасет. Река вынесла юношу, уже потерявшего сознание, но не отпустившего корягу, в Лазурное озеро, где Ланселота увидели, и вытащили на берег стражники замка.

Когда Ланс очнулся, он лежал в постели, а возле него сидела Оделия, смотря большими, встревоженными глазами.

— Ты опять мне снишься… — пробормотал Ланс.

Увидев что раненый пришел в себя, Оделия обрадовалась и позвала доктора. Когда врач, от которого сильно пахло лекарствами, наклонился над ним, Ланселот понял, что не спит.

— Не беспокойтесь, граф! — нежным голосом подтвердила свою реальность Оделия — Вы в нашем замке, у Лазурного озера, в безопасности! Вы были без сознания три дня!

Лансу некоторое время соображал, избавляясь от тумана забытья, а когда осознал, что происходит, ужаснулся — предмет его мечтаний, принцесса Оделия видит его беспомощным, неухоженным и некрасивым. И Ланс погрузился то ли в сон, то ли в забытье, спасаясь в нем от позора.

Но придя, через какое — то время, в себя, он опять увидел девушку у своей постели — похоже, она не вообще не отходила от раненого, и очень переживала — он заметил, что она похудела, и выглядела измученной.

Собравшись с силами, граф поблагодарил принцессу, и попросил ее пойти отдохнуть.

— Я чувствую себя лучше! — заверил он девушку, и доктор подтвердил его слова, заявив, что опасность миновала. Когда Оделия ушла, Ланс попросил доктора о двух вещах — принести перо и бумагу, и распорядится, что бы к нему приставили слугу, могущего привести графа в порядок.

Затем, он — с трудом — написал письмо в поместье Барно, справедливо полагая, что дома беспокоятся, не зная, куда он пропал. В послании Ланс сообщил, что гостит в замке у Лазурного озера, однако не рассказал, что ранен. При этом, он попросил никому, даже друзьям, не говорить, где он.

Эта просьба была вызвана тем, что Ланс понял — Деги заманил его в ловушку, и не был уверен, что в заговоре не замешены остальные миньоны из его свиты. Этого родителям он тоже не сообщил, не желая вмешивать их в свои разборки. С врагами и предателями Ланс разберется, когда поправится. Еще, выяснит, какую роль в покушении играла Алиса. И поставит точку в своих догадках о демонизме герцогине. Но, это все потом…

… В поместье Барно, конечно, озаботились исчезновением сына, тем более, его друзья тоже не знали где он, и тоже переживали, особенно лучший друг юного графа, сын оружейника Деги. Но, родители успокоились, получив письмо от Ланса, и продолжили приготовления к свадьбе дочери.

Гвен и Госсен встречались каждую ночь, и сидели в саду до рассвета, обсуждая планы побега. Вернее, юноша был против, а Гвен наставала на своем, и даже похвасталась, что у нее есть деньги для побега. Госсен спросил сколько, и вздохнул — этого мало.

"Ну, Ланс! — подумала Гвен — Мог бы быть и популярнее!"

И, что бы раздобыть денег для осуществления своего плана, она решила продать часть своих драгоценностей — столько, что бы родители не заметили. А Госсен должен ей в этом помочь. Юноша, без возражений, взял украшения, и на следующую ночь принес вырученные деньги.

Место, куда Гвен отправится, теперь было известно — она поедет в замок принца Монийского. Гвиневра не могла сказать Госсену про письмо брата — Ланс запретил открывать свое местоположение — просто сообщила, что ее пригласила погостить Оделия. И Госс — так теперь его называла девушка — вынужден был согласиться.

С первыми лучами малинового солнца юноша уходил, что бы не быть замеченным стражниками, и не ставить под удар репутацию невесты, и возвращался, когда сад под окном Гвен окутывала темнота. Кроме обсуждения побега, они болтали обо всем на свете. Девушка показала Госсену свою магию, избрав мишенью куст боярышника, а юноша продемонстрировал свою, основанную на фехтовании клинками, на том же кусте. Он, как и Ланс, использовал холодное оружие, но его Дом славился магией невидимости — именно это их фишка, умение исчезать на короткое время. Что Госс и показал, в сочетание с бросками кинжалов, необычайно впечатлив этим Гвен. Госсен кидал клинки — и ловил их — с такой скоростью, что Гвен видела только блеск кинжалов, а за их полетом уследить не могла. Похоже, Госсен быстрее Ланселота… Или, так казалось из-за способности юноши исчезать во время боя. При этом, он кидал сразу несколько клинков, которые разлетались веером, и поражали каждый свою цель, что выглядело эффектно, и поразительно.

— Почему ты не участвуешь в турнирах? — поинтересовалась девушка.

— Фехтование в доме Паксли считается презренным занятием, — произнес Госсен — и меня бы в семье осудили. К тому же, я использую только кинжалы — не шпагу, или меч, что для турнира не подходит. А на экзамене мне придется убедить отца, и других членов Дома, в своем превосходстве над чистой магией.

Гвиневру такое отношение Паксли возмутило, ведь семейным делом Барно было именно фехтование. Однако, подумала она, шпаги Барно и кинжалы Госсена — совсем разное. То, что показывал юноша, можно было назвать презренным — так, казалось девушке, владеют кинжалами разбойники и убийцы. В магии Госсена не было красоты и изящества фехтования Ланса, да и других участников турнира. Хотя, девушка не могла не признать, что молодой Паксли управляется ножами отменно.

Сама она продемонстрировала способности, ударяя в прыжке куст, и нанося ему повреждения. При этом, пусть и на короткое временя, девушка зависала, и двигалась в воздухе. Это был полет, недолгий, но полет, чем Гвен гордилась — насколько она знала, летать никто из землян не умел. И Госсен тоже. Он восхитился ее способностью, и подтвердил, что магия Гвен уникальна.

О ночных свиданиях, похоже, никто не догадывался, только садовник подивился, почему бедный боярышник стал потрепанным и измочаленным.