Повесть о ледовом комиссаре

К БЕРЕГАМ НЕВЕДОМОЙ ЗЕМЛИ

В Архангельске было необычно жарко. Высокое солнце нещадно пекло. Над Северной Двиной стояло легкое марево. Корабли у Красной пристани, казалось, дрожали в струях теплого воздуха.

Спасаясь от зноя, архангелогородцы закрыли ставни окон, опустили занавески — благо день был выходной и можно было посидеть дома.

На безлюдных улицах копошились в пыли ребятишки и куры. Собаки лежали в тени у заборов и, высунув языки, тяжело дышали. Им было лень лаять на редких прохожих.

И вдруг город ожил. Визг, топот, многоголосый собачий лай… Распахнулись окна, а вслед за этим изумленные горожане выскочили на улицу, провожая глазами невиданную процессию.

По Главному проспекту, от вокзала к пристани, мчались собачьи упряжки. Рослые ездовые псы чуть ли не со скоростью рысаков на ипподроме тянули по неровной мостовой нарты… Полозья саней скрипели по булыжнику, высекая искры.

За упряжками, вздымая тучи пыли, бежали мальчишки. Собаки едва ли не со всего города, заливисто лая, прыгали вокруг. Самые смелые из них отваживались бросаться на пришельцев, но каюры ловко отгоняли их ударами длинного хорея, и они неистово визжали от боли и обиды.

Собачьи упряжки промчались по пристани и замерли, как вкопанные, у причала, где грузился ледокольный пароход «Седов».

Увидев корабль, собаки задрали кверху головы и громко завыли, они радостно помахивали обрубками хвостов, словно приветствуя свой новый плавучий дом. Эти собаки-путешественники уже плавали на корабле и знали, что их будут здесь хорошо кормить и не будут заставлять работать.

Проводник рапортовал Шмидту о прибытии. Отто Юльевич с любопытством рассматривал пушистых, остроносых, с торчащими кверху ушами, с бесцветными, как у слепых, глазами колымских лаек. На несколько минут приостановилась погрузка. Вокруг только что прибывших участников экспедиции собрались не спавшие всю ночь матросы, кочегары, научные работники, грузчики. Подошел будущий начальник Северной Земли Георгий Алексеевич Ушаков. Он являлся хозяином собак. Сам их встретил в Вологде и сопровождал до Архангельска.

Собак, наконец, разместили по заранее поставленным деревянным клетушкам на палубе. Снова загрохотали подъемные краны, заскрипели лебедки, закричали грузчики. Погрузка продолжалась. Но разговор о собаках не прекратился.

Говорил Ушаков. Уж кто-кто, а он то знал, какие незаменимые помощники полярников собаки.

— Они у меня дисциплинированные!

— Тоже дисциплинированные! — засмеялся Шмидт, — а на палубе чуть драку не затеяли.

— Собакам подраться необходимо. Обычно, когда свору впервые собирают вместе, псы сначала знакомятся, обнюхивают друг друга и лишь изредка злобно рычат. Но очень скоро начинаются жестокие, кровавые драки. Таким путем собаки выясняют самый важный для них вопрос — кто самый сильный? В отчаянных стычках они выбирают себе вожака. Вожак — самый надежный помощник человека, можно сказать его заместитель по собачьей команде.

А какие это верные друзья! — продолжал увлекшийся Ушаков. — Наша северная лайка может пожертвовать собой, спасая жизнь своему хозяину.

— В Арктике была поговорка: «чем больше я знаю людей, тем больше люблю собак», — засмеялся Отто Юльевич. — Так что ли, Георгий Алексеевич?

…15 июля 1930 года в последний раз штурман «Седова» скомандовал:

— Вира, — помалу…

Паровые лебедки прекратили работу. Сразу наступила непривычная тишина.

Вместительные трюмы корабля были задраены брезентами. Огромные бревна для мачты радиостанции, которая должна вырасти на Северной Земле, разобранные дома и сараи для зимовки укреплены и привязаны на случай шторма. Все готово для дальнего, тяжелого похода.

На этот раз перед экспедицией на «Седове» стояли значительно более сложные задачи, чем в предыдущем году. Снова нужно было достичь берегов Земли Франца-Иосифа, сменить доставленных туда в 1929 году зимовщиков и расширить станцию. Затем корабль должен был отправиться дальше к таинственной неисследованной Северной Земле и открыть там научную станцию.

О новой экспедиции в Арктику широко сообщали газеты. Вот почему на проводы ветерана ледового флота «Седова» собралось множество народа. Жители древнего северного города вообще любят море и моряков, а особенно полярных. Недаром Архангельск зовут «воротами в Арктику».

Какой-то старичок, возбужденно жестикулируя, рассказывал, что он хорошо помнит, как отправлялся в путь «Святой Фока». Корабль Георгия Яковлевича Седова, по его мнению, отчалил именно от того места, где сейчас дымит ледокольный пароход. Об этом как-то сразу узнали в толпе. Старичок наверняка ошибался, но почему-то всем хотелось ему верить.

Всегда такой спокойный, невозмутимый начальник экспедиции был явно взволнован торжественными проводами. Овации долго не давали Шмидту начать говорить.

Обращаясь к жителям края, из которого уходили все русские исследователи Крайнего Севера, Отто Юльевич вспомнил поморов, сотни лет назад отправлявшихся из этих мест завоевывать ледяные пустыни.

Толпа одобрительно загудела…

— Якорь чист! — крикнул с носа боцман.

С медленно удаляющегося берега доносятся прощальные возгласы:

— «Седову» счастливого плавания, — скандирует группа молодежи.

В парадной морской форме Воронин стоит на капитанском мостике и машет фуражкой с золотым шитьем. Рядом с ним с непокрытой головой начальник экспедиции и его заместители В. Ю. Визе и Р. Л. Самойлович.

«Седов» разворачивает свой форштевень к выходу в Белое море.

Все суда салютуют ему тремя гудками.

Телеграфируя в Москву об отправлении экспедиции, О. Ю. Шмидт отметил, что ее проводы превратились в «грандиозную демонстрацию связи науки и труда… Чувствовалось, что научная полярная экспедиция близка, понятна своими основными задачами всему пролетариату».

Не успел «Седов» пройти мимо рабочих окраин Архангельска, мимо лесозаводов, где, как и на пристани, звучали духовые оркестры, алели флаги и люди махали платками и кепками, как Воронин, поглаживая свои пышные усы, озабоченно заметил:

— Завтра должно маленько качнуть. В воздухе пахнет штормом.

Шмидт, знавший наизусть стишки из старенькой записной книжки капитана, самым серьезным образом процитировал:

Капитан рассмеялся.

«Качнуло» очень скоро и с большой силой, лишь только судно оказалось в открытом море.

Небо стало свинцовым, как и морская вода. Налетели шквалистые порывы нордового ветра. Перед носом «Седова» начали вырастать высокие пенистые водяные горы. Корабль с тяжелым стоном то вставал на дыбы, то зарывался носом в воду, валился с боку на бок. Волны перекатывались через палубу.

Опустела кают-компания. Морская болезнь подкашивала одного за другим членов экспедиции. Они попрятались по каютам.

Воронин в желтом непромокаемом плаще, подставив открытое лицо непогоде, бессменно стоял на капитанском мостике. А рядом с ним почти всегда можно было видеть высокого человека с мокрой от морских брызг бородой. Шмидт не боялся качки, и во время семи-восьмибального шторма он мог читать и писать, что не всегда удавалось и бывалым морякам.

Отто Юльевич никогда не терял времени зря. Большую часть багажа, который он брал с собой в арктические экспедиции, составляли книги. В этот поход Шмидт взял, кроме литературы об Арктике, сочинения В. И. Ленина, так как поставил своей задачей еще более углубленно изучить вопросы материалистической диалектики и книги по математике. Он не переставал заниматься математикой в своих полярных экспедициях. Во время плавания на «Седове» им была написана важная работа по алгебре. «Новое доказательство теоремы А. А. Кулакова в теории групп».

Баренцево море встретило седовцев еще менее гостеприимно, чем Белое.

Корабль, скрипя такелажем и снастями, как мячик, взлетал и опускался на волнах…

Баренцево море словно оправдывало свою кличку, данную ему много веков назад викингами. Замечательные норвежские мореходы на своих ладьях, снабженных веслами и парусами, любовно называемыми ими «конями пенящихся волн», часто заходили в эти неспокойные воды. Древние открыватели новых земель прозвали Баренцево море, внушавшее им суеверный ужас, «Проклятым морем». Плавать в туманном и бурном Баренцевом море викинги решались только на кораблях особой прочности. И все же тысячи жертв и целые флотилии кораблей покоятся на дне «Проклятого моря», добрая половина которого покрыта плавучими льдами.

…Ветер стал чуть стихать, и волны поубавились в росте, когда на горизонте в дымке тумана показалась коричневая гряда гор Новой Земли.

^{У Новой Земли.}

Профессора Самойловича по праву называли «почетным новоземельцем». Он не раз бывал здесь и хорошо знал этот огромный, растянувшийся на длину в тысячу километров, дикий и суровый остров, разделенный проливом Маточкин Шар на две части.

Глядя в бинокль на так хорошо знакомые ему очертания Новой Земли, «арктический профессор» оживленно рассказывал окружившим его журналистам, научным работникам и свободным от вахты морякам об этом северном отрезке суши.

— Новая Земля была открыта русскими «землепроходцами», очевидно, в XV веке, а может быть и раньше. Они ездили сюда промышлять зверя. В одном историческом документе, датированном 1584 годом, говорится, что «холмогорцы ездят на Новую Землю ежегодно».

— Первым же исследователем, положившим на карту часть Новой Земли, был отважный голландский мореплаватель Виллем Баренц, чье имя по праву носит «Проклятое море».

— После Баренца Новую Землю не раз посещали русские и иностранные путешественники. В начале XVII столетия началось научное изучение Новой Земли. Много гидрографических материалов собрали экспедиции Российской Академии наук.

В советские годы шесть экспедиций были направлены для всестороннего обследования двойного острова. Всеми руководил Самойлович.

— В последний раз я был на Новой Земле три года назад, — рассказывал Самойлович, — тогда на островах-двойниках проживало всего лишь двести семейств промысловиков — русских и самоедов, или, как их теперь зовут, ненцев — коренных обитателей этих островов.

«Седов», встреченный тысячами летевших бреющим полетом над водой черных белогрудых кайр, осторожно подходил к Белушьей губе.

«Столица» Новой Земли Белушья губа — становище зверобоев с населением около 90 человек. Десяток деревянных домиков с маленькими оконцами и низкими дверцами раскинулся на крутом берегу, заваленном ржавыми консервными банками и костями тюленей.

Две шлюпки, спущенные с «Седова», подпрыгивая на волнах, поплыли к берегу. Первым сошел на землю Самойлович. Естественно, что он взял на себя роль проводника.

Тощие собаки многоголосым хором приветствовали гостей с корабля. Их обступили маленькие ненцы в пушистой меховой одежде.

Самойлович с его круглыми очками в роговой оправе и обвислыми, как у Тараса Бульбы, усами вызвал особый интерес. Профессора узнали.

— Самоловиц, Самоловиц! Опять к нам Самоловиц!

Рудольф Лазаревич провел гостей в совсем европейский дом председателя Новоземельского исполкома Ильи Константиновича Вылки.

Об этом ненце, замечательном представителе маленького народа отважных и умелых охотников и рыбаков, многое было известно Шмидту и его спутникам.

Они знали, что Илья Вылка — художник-самородок. В 1911 году юный ненец провел целую зиму в Москве, обучаясь в школе живописи и ваяния. Он хотел дальше продолжать художественное образование, но по настоянию отца — старого охотника — вернулся на остров.

— Илья Константинович, — попросил Шмидт, — покажите свои картины!

— Никак нету, — неохотно ответил Вылка, — как придут пароходы с Большой Земли, так все картины просят, вот я все и роздал. Сейчас не рисую, дела много…

Вылка был также немногословен, как и все его земляки. Однако «губернатор» Новой Земли стал разговорчивым, когда речь зашла об оленях.

В былые времена по всей Новой Земле бродили огромные стада диких оленей. Четверть века назад каждый здешний промышленник убивал ежегодно 500–600 оленей. В результате варварского истребления олени почти совсем исчезли. Опустели огромные ягельные пастбища Новой Земли.

Чтобы обеспечить новоземельцев свежим мясом, несколько лет назад сюда перебросили небольшие стада оленей с острова Колгуева и Канина Носа. Олени-пришельцы прекрасно акклиматизировались на новом месте. Стада их возросли в несколько раз. А вот коров большинство местных жителей никогда не видело. Когда они пришли в гости на корабль, то больше всего удивлялись обыкновенным «буренушкам» — живому мясному запасу.

…Вылка с гордостью рассказал, что зимой он объехал все становища Новой Земли, отчитываясь перед своими избирателями. В пургу, в бураны, жестокие морозы председатель Новоземельского исполкома прошел на собаках более 2000 километров.

— Много оленей видал, когда ехал, — закончил он свой рассказ, — не счесть их.

Илья Вылка повел гостей осматривать становище.

Зашли на склад фактории, где лежали белоснежные, пушистые шкурки песцов, они в изобилии водятся на Новой Земле.

Новоземельские промышленники добывают немало гренландских тюленей и белух — огромных морских зверей из породы дельфинов. Они дают ценный технический жир, а их мясо идет на корм собакам. На складе фактории стояло 40 огромных бочек шеленги — тюленьего сала.

— Зимой дули сильные ветры, — словно оправдываясь сказал Вылка. — Льды были слишком рыхлые, и охотникам трудно было добраться до тюленя. Артель мало взяла зверя…

Новая жизнь пришла на Новую Землю.

Во всех стойбищах работали поселковые советы.

В Новоземельской столице открылась школа-интернат, расположенная в просторном деревянном доме — самом большом здании Белушьей губы. На стенах классов — картины, географические карты. На полках расставлены художественные изделия из моржовых клыков, искусно выточенные руками школьников.

Прощаясь с Вылкой, начальник экспедиции на «Седове» — О. Ю. Шмидт попросил его откомандировать двух опытных охотников для зимовки на Земле Франца-Иосифа.

Блестящие черные глаза Ильи Вылки помрачнели:

— Промышленников у нас и так мало — тихо сказал он, — но, коль нужно, возьми.

— Очень нужно, Илья Константинович, — ответил Шмидт, пожимая ему руку.

^{О. Ю. Шмидт беседует с ненцами на Новой Земле.}

Одного молодого охотника — ненца Тимофея Хатанзейского долго уговаривать не пришлось. Узнав, что его снабдят оружием, боеприпасами и продовольствием, он быстро согласился «пытать счастье» на неведомой земле, и сразу стал собираться в дальний путь. Другого промышленника решили завербовать в становище Малые Кармакулы.

— Завтра в последний раз взглянем на Новую Землю, и скорее дальше, на север, — задумчиво произнес О. Ю. Шмидт.

— Время не ждет, впереди еще много работы.

На рассвете, в густом, как сметана, белесом тумане «Седов» осторожно подошел к кармакульскому становищу, одному из самых старых на Новой Земле.

Здесь в «провинции» все было как и в «столице». Те же домики, построенные из плавника — леса, щедро выбрасываемого морем. Стенная газета. Фельдшерский пункт. Тощие собаки. Горы белых песцовых шкурок на складе.

Староста местной артели зверобоев Федор Кузнецов решил поехать охотиться на далекий остров…

Не успели исчезнуть из виду извилистые контуры угрюмой Новой Земли, как снова заштормило.

За 76-й параллелью заметно похолодало. С севера наползала плотная туманная завеса.

Люди, измученные беспрерывной качкой, с надеждой вглядывались в туманную даль, — не покажется ли лед — избавитель от качки.

Но, прошли уже 77-ю параллель, а льда все не было.

— Скоро лед будет, — уверенно заявил профессор Визе, — холод и туманы — верные предвестники льдов.

— Завтра, не позже, достигнем кромки, — согласился с ним Воронин.

И в самом деле, к вечеру навстречу «Седову» попался первый айсберг. Горделиво покачиваясь, изумрудная ледяная гора прошла с левого борта корабля. Она высилась над водой до верхушки мачты ледокола.

Вскоре вдали показались мелкие льды причудливой формы. Они походили на диковинных белых птиц, присевших на воду и готовых вновь улететь. Недаром Виллем Баренц, увидев впервые льды, записал в своем дневнике:

«На горизонте показались бесчисленные стаи плавающих лебедей».

Вслед за мелкими льдинами появились и крупные ледяные поля. Они были сильно изъедены соленой морской водой, раздроблены прибоем. Не уменьшая хода, «Седов», держа курс на север, врезался в самую гущу пока еще разрозненного льда.

Все участники экспедиции радостно приветствовали лед, точно «Седов» входил в родную стихию — уж очень тяжек был переход по открытому морю с его штормами и волнами, заливавшими палубу.

Непрерывно шли наблюдения за температурой и соленостью воды. За борт бросали бутылки из толстого стекла, с цементом на донышке, чтобы они плавали не лежа, а стоя. Только плавая в вертикальном положении бутылка передвигается не под действием ветра, а под влиянием течений. Внутри бутылок были вложены почтовые открытки с надписью:

«Эта бутылка брошена Второй советской арктической экспедицией на 77° северной широты, 48° восточной долготы с целью изучения морских течений. К нашедшему просьба сообщить в Ленинград, Фонтанка 34, Всесоюзному арктическому институту, указав место и время находки».

Кто и где найдет это стеклянное письмо и осторожно отобьет горлышко бутылки? Может быть, его вытащат рыбаки у берегов Норвегии, а, быть может, прибой вынесет его на песчаную отмель где-нибудь в Южной Америке. Конечно, большая часть бутылок бесследно исчезнет, разобьется о скалистые берега или будет раздавлена льдами. Но все же какая-то часть их попадет в руки человека и сыграет свою роль в деле изучения течений Мирового океана.

Лед становился все плотнее, увеличивалась его толщина. Скоро «Седов» очутился среди огромных ледяных полей, испещренных редкими разводьями. Это был полутораметровый годовалый лед, образовавшийся в Баренцевом море прошлой зимой.

Под тяжестью корабля льдины трескались и медленно оседали. Лед дробился в куски, образуя полыньи. «Седов» отступал для разбега и вновь бросался на льдины, с трудом продвигаясь вперед.

«Седов» боролся со льдами, а жизнь на корабле шла своим чередом. В красном уголке состоялось партсобрание. Объявление о нем висело на дверях кают-компании:

«Товарищи партийные! В красном уголке проработка решений XVI партсъезда. Докладчик — Шмидт».

Он особо остановился на одном из пунктов резолюции по докладу товарища Куйбышева:

«…Обеспечение развития народного хозяйства выдвигает необходимость придать такие темпы геологоразведочному делу, которые должны значительно опередить темпы развития промышленности с целью заблаговременной подготовки минерального сырья».

— Наша экспедиция, снаряженная правительством, — говорил Отто Юльевич, — как раз свидетельствует о реализации этого пункта. В этом году мы забрасываем на Северную Землю людей не только для ее обследования, но и для выявления в ее недрах полезных ископаемых…

Будни экспедиционной жизни в тяжелых льдах, к великой радости охотников, а их на «Седове» хоть отбавляй, оживлялись встречами с белыми медведями. Как только кто заметит движущееся темно-желтое пятно на искрящемся ледяном ковре, — охотники с винтовками наготове выстраиваются вдоль борта.

Отто Юльевич, учтя опыт прошлогоднего плавания, внес в охотничий азарт седовцев некоторую организованность, разбил весь состав экспедиции на группы по четыре человека. Они стреляли строго по очереди.

…Корабль продолжал форсировать тяжелый полярный лед.

22 июля дежурный радист срочно вызвал начальника экспедиции в радиорубку. Ему удалось установить связь с Землей Франца-Иосифа.

Отто Юльевич по радиотелефону расспрашивал о здоровье зимовщиков, о состоянии льдов, о месте лучшего подхода к берегу.

В голосах зимовщиков чувствовалось волнение, нетерпение — ведь наступали последние часы перед встречей после годовой разлуки.

В штилевую погоду «Седов», расцвеченный флагами, вошел в бухту Тихую.

Вот за поворотом показался мыс Седова со зданием самой северной в мире радиостанции. Отчетливо виден был алый флаг и семь маленьких фигурок, размахивающих руками.

«Седов» приветствовал отважных зимовщиков басистыми гудками и залпом, отнесенным гулким эхом до крутых базальтовых скал. На берегу тоже салютовали.

Не успел корабль отдать якоря, как к нему подплыла небольшая шлюпка. По узкому шторм-трапу ловко поднялся на палубу невысокий человек с пышной русой бородой — Петр Яковлевич Илляшевич. Его с трудом узнали: так изменила молодое лицо борода, успевшая отрасти за зимовку.

Начальник полярной станции Земли Франца-Иосифа доложил О. Ю. Шмидту:

— На станции острова Гукера все благополучно, все здоровы, рация держит связь с материком, жили дружным коллективом.

Шмидт тепло поблагодарил жителей самого северного населенного пункта советской земли. Потом, оглядев каждого, смеясь обратился к Илляшевичу:

— Петр Яковлевич, ваша-то борода гуще моей, а?

На воду спустили две большие шлюпки. Всем хотелось посмотреть, как жили советские люди в суровую полярную зиму.

Оказалось, что жили неплохо, со всем возможным арктическим комфортом. Прошли те времена, когда отважные зимовщики ютились в наскоро сколоченных, холодных хижинах и на ночь влезали в спальные мешки. В большом доме станции на острове Гукера 13 комнат. Каждый зимовщик имел отдельное помещение. Не хочешь видеть товарища, поссорился с кем-нибудь, или просто появилось настроение побыть в одиночестве, запирайся в своей комнате. Однако никто здесь надолго не уединялся и свободное от работы время проводил в кают-компании. Это самая просторная комната домика. Стены ее увешаны барометрами, термометрами, географическими картами, на столике граммофон, на стене висит громкоговоритель, в углу — пианино. На обеденном столе, накрытом чистой скатертью, в вазе живые цветы — букет из желтых альпийских маков.

Седовцы обошли все немногочисленные строения колонии. Осмотрели радиостанцию, кладовую, наполненную продуктами, запасной меховой одеждой, валенками, электролампочками, папиросами и упряжью для ездовых собак. Всего было вдоволь, запасов хватило бы еще не на один год. Побывали и в бане, правда не совсем удачно построенной, ее надо было топить трое суток подряд перед каждым банным днем.

Полярники выглядели прекрасно — загорели, свежие, будто только что вернулись из отпуска, проведенного где-нибудь в Крыму или на Кавказе.

А жить и работать им, затерянным в ледяной пустыне, было не так уж легко. В ноябре на Землю Франца-Иосифа спустилась полярная ночь, продолжавшаяся 128 суток. Все это время люди не видели солнца, больше месяца не видели даже зари. Шмидт интересовался всем: и как жили и как работали.

— Как чувствовали себя в полярную ночь? — спросил Отто Юльевич.

Отвечали все сразу. Каждый стремился первым рассказать людям с «Большой Земли» о том, что он пережил в долгий, тяжелый год.

Отто Юльевич шутливо поднял руки вверх.

Все замолчали, а потом стали говорить по очереди.

— Ну теперь признавайтесь — никто не болел у вас? — спросил Отто Юльевич.

— В полярную ночь, кое у кого появились признаки апатии, сонливости, угнетенное настроение, — отвечал доктор Георгиевский. — Это было вполне естественно. Двигались мы мало. На улицу выйти не было возможности. Огромные сугробы придавили дверь.

За время зимовки радист Кренкель сумел завязать радиосвязь со всем миром. Он переговаривался с Москвой, Ленинградом, Берлином, Парижем, Варшавой, Канадой.

Однажды к величайшему своему удивлению Кренкель услышал, что с ним говорит радист американской полярной экспедиции адмирала Бэрда, находящейся у Южного полюса.

— Волновался я страшно, — вспоминал теперь радист зимовки. — Шуточное ли дело — Северный полюс говорит с Южным.

Кренкель выдвинулся в ряды лучших радистов мира. Отто Юльевич ласково посматривал на радиста. Он нравился ему все больше и больше. Нет, в прошлом году он не ошибся в выборе!

— Что влечет вас в Арктику? — спросил Шмидт.

Кренкель задумался:

— Что влечет… Полярный яд… Кажется, и вы им заразились, Отто Юльевич! — с лукавой улыбкой на широком лице ответил, наконец, Кренкель.

Радиограммой с острова Гукера О. Ю. Шмидт доносил председателю правительственной Арктической комиссии С. С. Каменеву.

«…Первая часть задания выполнена рекордно быстро: „Седов“ прошел весь путь от Архангельска в семь дней, из которых два дня ушло на остановки, прием людей и груза… Трудами семерых человек, проведших зиму на самой северной в мире научной станции, Земля Франца-Иосифа изучена. Всему миру дано доказательство высокого качества и широкого размаха научной работы в стране социализма…»

…Прошло пять дней стоянки в бухте Тихой, с «Седова» были перевезены на берег новые запасы продовольствия, строительные материалы и прочие грузы. Вновь на острове Гукера застучали топоры, завизжали пилы, строилось новое, более просторное помещение радиостанции. Помогали все — от начальника экспедиции, подавшего пример, до матроса, закончившего очередную вахту.

А пока на берегу кипела стройка, пользуясь неожиданной милостью погоды — безоблачной, безветренной, теплой, конечно, в арктическом понятии, научные сотрудники работали день и ночь. Впрочем, никакого различия между днем и ночью не было — одинаково ярко светило солнце. В разные направления уходили моторные лодки и гребные шлюпки с участниками экспедиции. Определялись астрономические пункты — основы для будущей точной карты Земли Франца-Иосифа. Собирались коллекции мхов, лишайников и геологических пород. Выяснялась возможность промысловой охоты. Изучалась солнечная радиация, особенно богатая в Арктике ультрафиолетовыми лучами.

…Миллионы лет тому назад Земля Франца-Иосифа была совершенно свободной ото льда. В конце же юрского периода несколько раз происходили чрезвычайно сильные вулканические извержения; весь архипелаг был залит лавой. Климат в то время был субтропический, примерно такой, какой сейчас в Японии. Об этом говорят найденные окаменелые отпечатки растительности из семейства папоротниковых. В ледниковый период Земля Франца-Иосифа оказалась покрытой мощными глетчерами. В настоящее же время оледенение архипелага уменьшается, и Земля Франца-Иосифа как бы растет, повышается над уровнем моря…

Находиться в краю гигантских ледников и не воспользоваться представляющейся возможностью для внимательного их изучения, конечно, было нельзя.

^{О. Ю. Шмидт перед спуском его в расщелину глетчера. Рядом Р. Л. Самойлович.}

Однажды Отто Юльевич, взял с собой ледоруб — походный топорик, который служил еще ему во время восхождения на Памир, и во главе небольшой группы научных работников отправился на вершину глетчера. Для науки представляло большой интерес произвести анализ образцов льда, взятого с разных глубин. Добыть их и решил начальник экспедиции. Как пригодились ему здесь, в Арктике, умение и сноровка, приобретенные в Швейцарских Альпах и на ледниках Памира!

Недаром Шмидт говорил:

«Хочешь стать хорошим полярником — лезь сначала в горы».

На куполе глетчера нашли огромную извилистую трещину. В нее на канате осторожно спустили Шмидта. Вися над бездной, он видел над собой только узкую полоску неба. Было очень холодно, но Отто Юльевич неутомимо работал, с трудом откалывая крепкие куски льда и бережно кладя их в висевшее рядом с ним ведро, которое потом веревкой вытягивалось наверх. На поверхности ледника молодой ученый А. Ф. Лактионов развернул походную лабораторию и производил определение удельного веса льда. Окончательную обработку доставляемых Шмидтом образцов он предполагал закончить по возвращении домой, в Ленинград.

Альпинист-полярник подвергался во время этой операции значительному риску. Если бы перетерся канат об острый край ледяной трещины или ослабла сила «подъемной машины» — трех участников научной экспедиции, державших его, конец был бы печальным.

Последняя проба льда была взята на глубине 25 метров.

Шмидт провел в расщелине ледника 2 часа 30 минут.

Начальник экспедиции решил до окончания постройки новых помещений станции осмотреть еще раз северные владения Страны Советов — надо за короткое полярное лето сделать побольше.

Медленно пробираясь узкими разводьями, раздвигая бортами искрящиеся на незаходящем солнце ледяные поля, «Седов» отправился в исследовательский рейс по островам. Первая остановка была у южной оконечности архипелага — мыса Флора.

Советский флаг, водруженный на мысе Флора в 1929 году, пришлось заменить новым. Ураганы и штормы согнули пополам толстый железный флагшток.

По суровому берегу, среди огромных разбросанных в хаотическом беспорядке камней, словно какой-то сказочный гигант упражнялся здесь в стрельбе из рогатки, седовцы добрались до двух полуразвалившихся хижин.

Шмидт и многие его спутники по прошлогоднему плаванию бывали уже тут.

…Собрав научные коллекции, «Седов» двинулся дальше.

Экспедиция посетила пустынный, каменистый остров Белл, на котором в 1881 году зимовала экспедиция английского мореплавателя Ли-Смита. Его домик прекрасно сохранился, но внутри все было пусто.

Здесь был установлен государственный флаг СССР. По распоряжению Шмидта был оставлен запас продуктов. Сутки простояли возле острова в густом тумане, зато все прекрасно выспались.

«Седов» пытался затем пробраться к Земле Вильчека, но многолетний торосистый лед закрыл доступ к этому острову. Как ни пытался Воронин дойти до него разводьями, ничего не вышло.

Всем участникам экспедиции очень хотелось побывать на Земле Вильчека, где разыгралась одна из самых страшных трагедий, которыми так богата история Арктики.

Не пробравшись к Земле Вильчека, «Седов» изменил курс и, посетив острова Нордбрук и Мак-Клинток, пошел к острову Альджер. И снова, как на экране, ожил здесь еще один из эпизодов борьбы человека за полюс.

Уже со шлюпок, подходивших к острову, можно было увидеть стоявший недалеко от берега низкий дощатый дом.

Это было здание, построенное для зимовки экспедицией Болдуина. Американец Болдуин решил все-таки вторично попытаться пройти от Земли Франца-Иосифа пешком по плавучим льдам до Северного полюса. Его щедро финансировал капиталист Циглер. На организацию и снаряжение экспедиции было истрачено около миллиона долларов. Оборудована она была необычайно богато. Одних ездовых собак было взято с собой 420, да еще 15 пони и свыше 60 саней.

Зиму 1901–1902 года экспедиция Болдуина — Циглера провела на острове Альджера, а на следующее лето вернулась в Америку. Поход на полюс не состоялся. Основной причиной неудачи являлись плохая организованность и раздоры между американцами и норвежцами — участниками экспедиции. От этой затеи миллионера на острове Альджера остался дом с разбитыми окнами и крышей из прекрасно сохранившегося толя.

Все помещение зимовки, осмотренное седовцами, оказалось заваленным плотно смерзшимся снегом. На стенах висели обрывки электропроводов. На крыльце было рассыпано несколько килограммов промокшего кофе, высыпавшегося из разбитых ящиков. Кругом дома в беспорядке валялись смятые свинцовые ящики из-под медикаментов, проржавевшие консервные банки, остатки сгнившей упряжи, сломанные сани и резные дуги, как видно сработанные умелыми руками наших поморов.

На острове Альджера был поднят Государственный флаг СССР, и «Седов» пошел обратно к бухте Тихой.

— Ну вы довольны осмотром своих «владений»? — шутя спросил кто-то из научных работников Шмидта.

— Знаете, — серьезно ответил Отто Юльевич, — у меня такое впечатление, что я только что побывал в музее по истории Арктики. Его следует сделать заповедником, чтобы обеспечить сохранность памятников.

Эти слова вспомнились через несколько дней, после того, как «Седов», взяв в бухте Тихой закончивших работу строителей и оставив там тринадцать новых зимовщиков, вошел в Русскую Гавань, где должен был встретиться с ледокольным пароходом «А. Сибиряков» для пополнения запасов угля.

На прибрежной гальке Новой Земли, медленно ворошимой волнами океанского прибоя, участником экспедиции писателем Соколовым-Микитовым была сделана интереснейшая находка. Это был небольшой круглый пробковый буек, густо оплетенный проволочной сеткой. Когда отвинтили пробку, внутри буйка обнаружили полую металлическую трубку с вложенными в нее двумя записками на английском и норвежском языках, отпечатанными на машинке. Их осторожно извлекли и высушили.

О. Ю. Шмидт, смеясь, добавил, что ему как главному редактору БСЭ привычно разбирать любые почерки, и он стал разбирать полустертые, слинявшие английские слова:

«80°21′ северной широты, 56°40′ восточной долготы. Лагерь Циглера. Земля Франца-Иосифа. Полярная экспедиция Болдуина. 23 июня 1902 г.

Ближайшему американскому консулу. Срочно требуется доставка угля. Яхта „Америка“ — в открытой воде, в проливе Абердар, с 8 июня. Работа этого года успешна. Огромный запас продовольствия нами доставлен на Землю Рудольфа на санях в течение марта, апреля и мая. …Собрана коллекция для национального музея. Обеспечен отчет, зарисовки с хижины Нансена, имеются прекрасные фотографии. …Осталось 5 пони и 150 ездовых собак. Нуждаемся в срочной доставке сена, рыбы, 30 саней. Должен вернуться в начале августа, не добившись успеха, но и не побежденный… Буй № 164».

В верхнем углу написано карандашом и жирно подчеркнуто: «Спешите с углем».

Это «спешное» письмо «доставлялось» морскими течениями 28 лет, пока не попало в руки человеку. Что и говорить, не очень надежный вид связи — океан! Но для исследователей и мореплавателей прошлого единственным почтовым отправлением могли служить буек или бутылка.

Длинный и долгий путь прошла весть о неудачной миллионерской авантюре в полярном бассейне. Буек, очевидно, был вынесен течением на запад, вдоль восточных берегов Шпицбергена, затем на юг, где попал в Нордкапское течение, которым и был прибит к Новой Земле.

Приход «Сибирякова» задерживался на несколько дней из-за сплошных туманов. О. Ю. Шмидт решил использовать время ожидания для производства топографической съемки ледника Шокальского. Он с тремя спутниками — секретарем экспедиции Л. Мухановым, корреспондентом «Известий» Б. Громовым и инженером-строителем Е. Илляшевичем — отправился в глубь Новой Земли по нехоженому маршруту. По пути им пришлось преодолевать ряд горных хребтов, пересекать ледниковые долины.

С собой в дорогу взяли маленькую походную палатку, односпальный мешок, малицу, спиртовку, консервы, галеты.

Идти было очень трудно. Мокрый снег прилипал к ногам. Кожа сапог превратилась в подобие губки. На каждом шагу западня, подготовленная суровой природой.

В конце первого дня похода Отто Юльевич, попробовав альпинистским топориком ледяную корку занесенной снегом трещины на озере, смело вступил на нее и… провалился в воду. Он поплыл в ледяной воде. Товарищи бросили ему веревку и вытащили на безопасное место. Кожаная куртка Шмидта покрылась налетом льда. Он насквозь промок и продрог. Быстро разбили палатку и стали сушить белье.

Однако очень скоро он стал натягивать на себя обледеневшую рубашку, торопя своих спутников:

— В путь! Надо к завтрашнему дню добраться до водораздела.

«Мы были удивлены решением начальника экспедиции — без отдыха, в невысохшем белье продолжать топографическую съемку», — вспоминал Леонид Муханов, подробно описавший этот небольшой, но очень трудный поход в глубь Новой Земли.

Люди шли гуськом, связанные веревкой, на расстоянии 5 метров друг от друга. В случае, если кто попадет в трещину, остальные сумеют вытянуть его. Неожиданно поднялся ветер в 8–9 баллов. Идти дальше нельзя.

Когда разбили на ночлег палатку, Отто Юльевич предложил к нему в односпальный мешок впихнуть Муханова, а двум другим товарищам залезть в теплую малицу. Заснули, крепко прижавшись друг к другу.

Утром, обвязавшись веревкой, пошли дальше, но началась пурга, и волей-неволей снова пришлось разбить палатку.

У Муханова тесные сапоги жали ноги. Их стянули и обеспокоенный Отто Юльевич, увидев посиневшие пальцы, стал тереть их снегом.

Он был на редкость заботливым товарищем. Пурга злобствовала третьи сутки подряд. Шмидт не спал, укрывал спутников своей одеждой, закрывал их лица теплым шарфом, подкладывал под спальный мешок кожаные сапоги, чтобы как-нибудь спасти от всюду проникающей сырости.

Кончился небольшой запас взятых с собой продуктов. Хотелось есть, а еще больше курить. Табаку не было. И опять выручил Шмидт: про «черный день» у него в жестяной коробочке было спрятано несколько папирос. Он поделил их между всеми.

Четвертая ночь на леднике была особенно мучительна. «У Шмидта вмерзла в лед борода», — свидетельствовал Муханов.

Лишь только просветлело, как Шмидт дал команду:

— Идемте. Мешкать не дозволено. Каждый сантиметр будем брать с боя.

…Перескакивали через трещины. По очереди проваливались, повисая на веревке.

К вечеру измученные люди дошли до места, откуда виднелись мачты «Седова».

— Дошли… Спасены…

— И не только спасены, а сохранили запись топографической съемки местности, где, кроме нас, не ступала нога человека, — уточнил Отто Юльевич.

В зеленые воды Русской Гавани медленно, поминутно промеряя глубину лотом, чтобы не налететь на отмели и подводные камни, вошел ледовый корабль «Сибиряков», доставивший запасы угля, без которых «Седов» не мог продолжать свой дальнейший путь на север, в край неизвестности. Нелегко было кораблям найти друг друга в тумане у неточно нанесенного на карту берега. Прибегли к радиопеленгатору. Если бы не новая техника, пришлось бы долгие дни ждать погоды.

Закончился угольный «аврал», и вместительное «чрево» «Седова» было наполнено отборным кардифом. Были написаны письма родным и друзьям, которые «Сибиряков» отвезет на Большую Землю. Зимовщики с Земли Франца-Иосифа, естественно спешившие на материк, пересели на корабль, уходящий в Архангельск. «Седов», попрощавшись с ними, продолжал свой поход.

Пройдя мимо мрачных скалистых гор Новой Земли, корабль экспедиции взял курс на север, в неизведанные места, до сих пор обозначенные на лоциях и картах пунктиром, к таинственной Северной Земле.

Очень скоро «Седов» вошел в тяжелый многолетний лед и началась новая битва…

Кругом бескрайняя ледяная пустыня. Торосы сверкают, как драгоценные камни разнообразных зеленых, синих и фиолетовых тонов и оттенков. Когда же солнце спускается, льды пламенеют рубинами. Это очень красиво, но опасно. Ледяное кольцо вот-вот может сомкнуться вокруг корабля.

Опасно! Это чувствуется уж потому, что Воронин без устали мерит шагами свой капитанский мостик, не смыкая глаз. Он будет так ходить, пока судно не выйдет из льдов. С ним вместе будет шагать и начальник экспедиции. По их шагам команда привыкла судить о состоянии судна.

— Что, ходят? — спросит кочегар товарища, вышедшего подышать свежим воздухом.

— Ходят!

— Значит еще есть опасность.

— Что, ходят?

— Нет, ушли в каюту.

— Значит все в порядке.

На этот раз Воронин и Шмидт не уходили с мостика.

13 августа один из научных сотрудников неожиданно увидел в бинокль неясные очертания какой-то земли.

«Седов» в это время уже пробился через льды и, идя по чистой воде, пересек 79-ю параллель.

Что же это за земля? До Северной Земли еще далеко. А на лоциях в этом районе Карского моря не обозначен ни один островок. Только на одной из карт течений Карского моря выпуска 1924 года указан здесь остров, но с вопросительным знаком. Впрочем человек, сам никогда не видевший землю, которую он открыл за письменным столом и нанес ее на карту, стоит сейчас на капитанском мостике «Седова» и не может оторвать глаз от окуляров мощного бинокля. Это — Владимир Юльевич Визе.

Шесть лет изучая дрейф корабля «Святая Анна» погибшей экспедиции Брусилова, он пришел к заключению, что существует неизвестная земля в северной части Карского моря.

Как у Шиллинга, предугадавшего существование Земли Франца-Иосифа, так и у Визе, научное предвидение блестяще подтвердилось на практике.

Вот этот остров — остров Визе — и обнаружила экспедиция на «Седове». Сделано было важное географическое открытие.

Однако из-за тяжелого льда близко подойти к острову на «Седове» было рискованно, промеры показывали незначительную и все уменьшающуюся глубину. Шмидт решил отправиться на разведку пешком с группой научных работников.

Это оказалось нелегкой задачей. Солнце зашло за облака, поднялся густой туман, и пришлось идти чуть ли не наугад, ориентируясь лишь по гудкам, время от времени подаваемым «Седовым». Несколько часов люди прыгали со льдины на льдину, пока не добрались до суши.

На берегу развели костер, вскипятили воду, чтобы утолить мучавшую всех жажду. Право разливать чай было предоставлено «хозяину» острова В. Ю. Визе.

— Милости просим!

— Не важную вы себе землю выбрали, профессор! — сказал Шмидт, обжигаясь горячей жидкостью.

Низменный, затерянный среди арктических льдов, остров Визе в самом деле производил крайне унылое впечатление.

Поверхность острова почти лишена растительности. Видимо, когда-то климат здесь был более умеренный и рос ягель, о чем свидетельствовали повсюду валявшиеся оленьи рога. Теперь же ягеля нет, и из-за отсутствия пищи олени вымерли. Ни одного животного не было замечено на безжизненном острове. Даже птиц не было видно.

Седовцы всесторонне исследовали остров, проведя на нем 36 часов без сна. Советская страна обогатилась новой территорией, лежащей на 80 градусе северной широты и на 77 градусе восточной долготы.

Так был стерт с географической карты еще один вопросительный знак.

Воронин был бы рад и карте со множеством вопросов, хоть какой-нибудь карте… Несколько суток корабль плыл по местам, вообще никак не отмеченным на мореходных картах, в очень тяжелых льдах, продвигаясь иногда за вахту на один корпус.

Корабль пересекал огромное «белое пятно» в центре Карского моря.

То и дело меняя курс, сокрушая ледяные перемычки между полыньями, временами замирая на несколько часов в ледяном окружении, «Седов» все же упорно продвигался к цели.

Больше недели шла жестокая упорная борьба с суровой арктической природой.

Исчезло солнце. Свинцовые облака. Густой туман. Близкая арктическая зима дает знать о своем приближении резким морозным ветром и снегопадом. Надо спешить, а кругом льды, льды и льды.

22 августа с борта было сделано еще два открытия. В северной части Карского моря обнаружили еще два неизвестных небольших острова. Их «окрестили» именами капитана Воронина и участника экспедиции профессора-биолога Исаченко. Не останавливаясь, «Седов» прошел мимо островов. Он спешил к берегам Северной Земли, остававшейся одной из тайн Арктики.

…Осенью 1913 года весь мир облетела весть об открытии русскими моряками с ледокольных транспортов «Таймыр» и «Вайгач», под руководством гидрографа А. И. Вилькицкого, большой, неизвестной до того времени, земли, лежащей к северу от Таймырского полуострова. Они видели ее юго-восточный берег.

От крайней точки северной оконечности Азии — мыса Челюскин, новую землю отделяет пролив шириной всего лишь в 36 миль. Однако, несмотря на это близкое соседство с материком, ни одна из экспедиций, до того побывавших в этом труднодоступном районе, ее не обнаружила.

Было неизвестно, далеко ли простирается Северная Земля на север и запад и каковы очертания ее берегов. Не знали, является ли Земля огромным островом или это ряд островов с проливами, может быть пригодными для судоходства. Не было ответов и на вопросы о ее растительном и животном мире, ее климате и ледовом режиме омывавшего ее моря.

Все это надо было установить, проверить, исследовать четырем отважным советским людям, которым их правительство поручило стереть с карты Родины белое пятно, каким по существу являлась Северная Земля.

Начальником станции на Северной Земле был назначен Георгий Алексеевич Ушаков — человек, ставший на долгие годы ближайшим сподвижником и другом О. Ю. Шмидта.

Ушаков уже имел опыт работы на Крайнем Севере. В 1926 году Дальневосточный Крайком ВКП(б) командировал, уже получившего, несмотря на молодость, крепкую жизненную закалку коммуниста Ушакова на остров Врангеля, где он провел три года.

Предложенный Ушаковым план исследования Северной Земли силами всего лишь четырех человек с базированием на собачий транспорт и требовавший минимальной затраты государственных средств вызвал острые прения в правительственной Арктической комиссии. Многие считали план «чересчур смелым», другие «слишком рискованным», а некоторые даже и «авантюрным».

В защиту дерзкого плана выступили председатель комиссии С. С. Каменев и О. Ю. Шмидт, впервые на этом совещании увидевший А. Г. Ушакова. Ему импонировали смелость, пугавшая других, и продуманность плана до мелочей.

Каменеву и Шмидту удалось убедить комиссию одобрить план Ушакова.

Через несколько дней он был утвержден правительством.

^{В шлюпке на Северную Землю. Слева О. Ю. Шмидт. Стоит — Г. А. Ушаков.}

Помощником начальника «таинственной» земли являлся геолог Николай Николаевич Урванцев, известный тем, что в течение двенадцати лет неутомимо исследовал Таймырский полуостров. Это он открыл знаменитое Норильское каменноугольное месторождение.

Прежде чем сойти на Северную Землю, Урванцев подал в судовую ячейку заявление о приеме его в партию. По этому случаю начальник экспедиции радировал в Москву: «новое яркое доказательство беззаветного перехода лучших людей науки на сторону коммунизма».

Третий житель Северной Земли — комсомолец радист Вася Ходов, бывший председатель ленинградской секции коротковолновиков. Ему предстояла поистине героическая работа — одному в течение долгих, неприветливых, однообразных полярных месяцев, когда уйдут в глубь острова его товарищи, обслуживать метеорологическую станцию, поддерживать связь с материком. В число первых обитателей Северной Земли был включен и хорошо известный на Севере охотник-промысловик Сергей Прокопьевич Журавлев.

Высокий, могучий северянин, почти четверть века промышлявший на Новой Земле, был великолепным охотником, блестящим стрелком. Он оказался незаменимым помощником начальника Северной Земли.

И вот эти четверо отважных больше всех волновались, когда тяжелейшие льды, не тронутые набегами морских волн, неприступной стеной встали перед «Седовым» на подступах к Северной Земле.

^{Маршрут экспедиции на «Седове» в 1930 году.}

Где найти хоть бы узкую лазейку во льдах, чтобы поближе подойти к берегу?

Утром 27 августа под начальством Шмидта большая группа пошла пешком по торосистым льдам на разведку. С огромным трудом, среди ропаков, перепрыгивая через трещины, добрались до открытого маленького острова и… убедились, что ледоколу близко к нему не подойти.

«Седов» плыл вдоль извилистой кромки льдов, выбирая место для разгрузки. Неожиданно была обнаружена в ледяной пустыне спокойная бухточка с чистой водой и достаточно глубокая. Остановились в пятистах метрах от берега небольшого острова.

Стало ясно, что Северная Земля — архипелаг больших и малых островов. На одном из них и решили строить научную станцию.

Ушаков был очень доволен тем, что добрался, наконец, до своих «владений». Радовался и Шмидт. Лишь Воронин то ли в шутку, то ли всерьез оправдывался:

— Вы уж извините, что не довез до самой Земли, а высадил на каких-то «прилегающих» островах.

Шесть суток, ночью и днем, в сильнейший ветер шла разгрузка. Моторная шлюпка на буксире тянула от корабля к острову кунгасы с лесом, собаками, топливом, продовольствием. Люди спешили, навигация кончалась. Выпал снег.

Вплотную надвигалась опасность зимовки. Льды позади «Седова» вот-вот могли сомкнуться и закрыть ему обратный путь. Работали все седовцы — матросы и журналисты, научные сотрудники и повара. Все они стали на шесть суток не только грузчиками, но и строителями. Шмидт, не без знания дела, помогал складывать печь в бревенчатом доме в одну комнату и кухню, выросшем на вчера еще необитаемом острове.

Старый архангельский печник смеялся:

— Вот дожил: профессор кирпич подает.

Рядом с домом поставили радиомачту и сарай, в который был сложен трехгодичный запас продовольствия.

Все готово, корабль может уходить.

Радист «Седова» принял множество телеграмм — поздравлений по случаю прибытия на Северную Землю. Одна из них пришла от редакции Большой Советской Энциклопедии. Отто Юльевич ответил на нее шутливой радиограммой:

«Выполнение нашего промфинплана проходило также с перебоями вследствие чрезмерного снабжения сырьем в виде льда и недостаточно планового отпуска хорошей погоды. Все же уверены… в скором возвращении».

Сердечно прощаясь с Ушаковым и его товарищами, Отто Юльевич сказал:

— Вверяется вам нечто совершенно неизвестное. Никто не знает ни простирания, ни площади, ни характера этой земли и прилегающих к ней островов. Может быть, вы получаете территорию целого европейского государства, а может быть, и совсем незначительный клочок суши. Все это вы по-хозяйски должны выяснить сами…

В пасмурный и холодный день 30 августа 1930 года на мачте над коньком крыши нового дома взвился красный флаг. Государственная радиометеорологическая станция на Северной Земле была открыта.

«Седов», дав прощальный гудок, медленно скрылся в тумане.

Четыре отважных советских человека остались на острове в ледяной пустыне.

…Выйдя из полосы тумана, корабль попал в далеко тянувшуюся полосу свободной воды.

Можно и возвращаться в Архангельск, но кругом столько неисследованного, что Шмидт решает эти последние дни полярного лета использовать для науки — пройти еще дальше на север вдоль берегов Северной Земли, и здесь, на широте в 81 градус, экспедиция открывает еще один остров, названный именем Шмидта. Новый остров нанесен на карту.

Дальше неприступный ледяной барьер преградил путь. Корабль направился на юг.

Белое море прошли в солнечную погоду.

Вот и Северная Двина…

Экспедиция завершена. «Седов» был первым судном, подошедшим к Северной Земле с запада. Вписана еще одна яркая страница в историю освоения Арктики, сделан еще крупный шаг к победе человека над полярными льдами.