Позывные услышаны

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ. МОИ КОСТРЫ

— Когда мы снова встретимся? Как считаешь?

— Считаю, что с Победой.

Сильва порывисто встала с кровати, проверила, не болтается ли пистолетная кобура, поправила гимнастерку.

— Скоро за мной придут. Позывной на «после войны» не забыла?

— Не чуди. Он мне так же дорог, как и тебе. Заданий много?

Сильва счастливо вздохнула:

— На всю жизнь и еще половинку хватит.

Только что она побывала у полковника. Это был последний инструктаж перед вылетом. Полковник начал с того, что еще раз уточнил время выхода на связь, подтвердил прежние позывные, предложил застраховаться запасным, испанским, именем «Лючия».

В период, когда советские войска готовились к мощному наступлению от Черного до Балтийского моря, наши органы государственной безопасности разработали им в помощь широкий оперативный план. Группы особого назначения должны были быть заброшены на территорию, еще оккупированную противником, помогать Советской Армии в получении необходимой разведывательной информации, всячески способствовать срыву гитлеровских планов по эвакуации военных и промышленных грузов или угону на Запад гражданского населения, выводить из строя фашистские коммуникации, заблаговременно выявлять разведывательную сеть, оставляемую службами «Абвер», гестапо или «СД». Такие оперативные группы были подготовлены и для Прибалтийских республик.

— Вас, Сильвия Семеновна, сбросят севернее озера Выртсъярви, — закончил полковник. — Особое внимание уделите коммуникациям Таллин–Тарту и Тарту–Псков. Теперь совершенно откровенно: какие у вас сомнения, вопросы или просьбы?

Сильвия подумала.

— Сомнений нет, товарищ полковник, вопросы появятся на месте. А просьба есть. У меня одна мать и одна самая близкая подруга. Хотя бы изредка я хотела бы знать об их здоровье и судьбе.

— Постараемся. Подруга — это Вишнякова?

— Так точно.

— Первое выполним, второе… судя по обстановке. Вишнякова ведь тоже разведчик. Отстучите-ка мне на прощанье позывные…

Отстучала указательным пальцем по столу несколько цифр: «Сант-Яго», потом «Лючия».

— Ну, ни пуха, Сильва–Лена–Лючия!

И почти так же попрощались с нею Марина и Лена — это которая настоящая, «всамделишная» Лена.

Капитан — сотрудник оперативного отдела — еще раз, перед посадкой в машины, заставил каждого члена группы проверить парашют, задал каждому два-три контрольных вопроса.

— Что будете делать со стропами против направления ветра? — спросил он Сильву.

— Натягивать под себя.

Молчали в машине. Молчали на аэродроме. Перед такими рейсами даже обычно разговорчивые люди становятся молчунами. Самолет вырулил на посадку. После команды каждый надел парашют — десантный, проверенный, надежный. Садились в самолет той цепочкой, какой будут брести во вражьем тылу: командир группы, потом радистка, остальные, последним — помощник командира.

Перед взлетной дорожкой проверка моторов. «А девушку тоже туда?» — крикнул командир экипажа капитану, пытаясь заглушить моторный рев. «Тоже. На треугольник».

Эстонский связной оповещал их о месте высадки группы кострами, зажженными на «вершинах» равностороннего треугольника. Капитан прошел в кабину, сел рядом с Сильвией.

— Сейчас за нами малость поохотятся.

Они пересекали побережье залива. Гитлеровские зенитки взяли их в сильный обстрел. Пилот поднял машину к «потолку». Началась болтанка. Капитан перехватил страдальческий взгляд Сильвы, тихо спросил:

— Вытерпите? А то таблетку могу предложить…

Ответила взглядом: «Вытерплю». Он понял, улыбнулся, сжал ей руку. За иллюминаторами зенитные снаряды оставляли трассирующий след. Пилот, счастливо лавируя, бросал машину вверх и вниз, вправо и влево. Сильва закрыла глаза, а губы продолжали улыбаться и что-то шептать. Капитану показалось, что он услышал: «Мои костры».

А она и в самом деле думала о своих кострах. Вот и дождалась самостоятельной оперативной работы, к которой шла двадцать один год до войны и двадцать восемь месяцев в войну.

Она первая и увидела костры, когда самолет снизился и нырнул под облака.

— Низкая облачность! — крикнул командир корабля капитану. — Высота двести устроит?

— Никак! Парашют не успеют раскрыть.

— Ваше решение, товарищ капитан?

— Обратно на аэродром.

Снова обстрелы, болтанка и, наконец, свой аэродром. Сильва сошла по трапу, слегка покачиваясь. Капитан хотел помочь ей, отстранилась:

— Сама.

— День-два отлежитесь, Сильвия Семеновна…

— Не беспокойтесь, товарищ капитан, — сухо докладывает она. — К утру я буду готова к вылету.

Через сутки операция повторяется в том же порядке. Те же контрольные вопросы, та же подготовка парашюта, подметила, что даже рацию прижимает к себе на аэродроме уже знакомым движением. К группе подходит женщина в военном полушубке — страшно знакомое лицо. Откуда она ее знает? Да это же участница знаменитого перелета Москва–Дальний Восток, ее портрет обошел все газеты и журналы земного шара. Они как раз перешли с Ленкой на второй курс, сидели на комсомольском собрании, когда вдруг в аудиторию вошел киоскер и пустил по рядам свежие газеты. Вот когда аудитория зашумела и пришла в движение, вот когда Сильва впервые увидела лицо этой женщины.

— Товарищ командир полка, — говорит капитан, — группа к посадке готова.

Комполка замечает среди мужчин Сильву, приветливо козыряет ей.

— У вас в группе единственная девушка. Берегите ее, мальчики. Когда мы готовились к рекордному перелету, нашим девизом было: «Дорожить друг другом».

Капитан отвечает за группу:

— Товарищ Гризодубова, эти ребята проверены на дружбу и спайку основательно.

Гризодубова подошла к Сильве, притянула на секунду к себе.

— Молчушка, а глаза как здорово говорят… Я в таких верю.

…Полет, зенитки, опять заболтало. Когда же это кончится, товарищи?

Окончилось. Капитан сообщил экипажу и своим подопечным:

— Костры! Приготовиться к выброске.

— Высота триста метров! — отозвался пилот.

— Пошел!

И опять: первым в боковую дверь вывалился командир группы. За ним — радист-разведчик.

Мигнула лампочка над дверью, Сильва успела попрощаться взглядом с капитаном, сделала резкий рывок, ветер отшвырнул, ударил в лицо, грудь, плечи, и вот уже оборвался последний тонкий фал, связывавший ее с самолетом, со всем, что было, что было до этого, до двадцать восьмого февраля тысяча девятьсот сорок четвертого года.

— Пошел! — глухо звучал голос сопровождающего.