Правила больших мальчиков

Заключение

Переход к главенству полиции в 1976 году, который предоставил КПО полномочия руководить всеми операциями по обеспечению безопасности, включая операции армии, совпал с заметным сдви­гом в сторону улучшения сбора разведывательной информации и внедрения более эффективных методов ее использования. На протяжении последующих десяти лет значение «Зеленой армии», групп солдат регулярной армии в военной форме, в борьбе с терроризмом падало по мере того, как росла роль отрядов под прикрытием. Наиболее наглядно это иллюстрируется статистикой убитых бойцов ИРА. В период с отправки эскадрона САС в Южный Арма в 1976 году до конца 1987 года обыч­ные подразделения армии убили девять бойцов ИРА и двух членов ИНОА. За тот же период САС и 14-я разведывательная рота убили тридцать членов ИРА и двух ИНОА. И это несмотря на чис­ленное превосходство регулярной армии: в то время как общая численность САС и 14-й роты в Ольстере обычно никогда не превышала 150 солдат, численность регулярной армии в этот пери­од колебалась примерно от 9000 до 14 000 человек.

Сложнее сказать конкретно о цифрах арестов и обвинительных приговоров. Я считаю, что се­кретная работа приобрела все большее значение при возбуждении дел против подозреваемых, но основная часть такой работы по-прежнему выполняется полицией и солдатами в форме. С дека­бря 1978 по декабрь 1983 года армейский спецназ сам провел множество арестов. Обвинитель­ные приговоры по делам «суперстукачей», которые, несмотря на успех многих последующих апел­ляций, оказали заметное влияние на террористическую инфраструктуру, также были вынесены в результате самой важной тайной деятельности – работы с агентурой.

Важно отметить, что с 1976 по 1987 год КПО и армия убивали республиканских террористов только с помощью своих подразделений под прикрытием. Лоялисты, хотя и несут ответствен­ность за множество убийств за тот же период, никогда не попадали в засаду, например, на одном из своих складов оружия. С другой стороны, многие лоялистские террористы были осуждены за серьезные преступления. Например, в 1990 году в Мейз содержалось около 260 заключенных-республиканцев и 130 лоялистов. Это показывает некоторую корреляцию между обвинительны­ми приговорами и соответствующими уровнями насилия, совершаемого двумя направлениями терроризма в Ольстере. В отличие от середины 70-х годов, когда обе стороны проявляли одина­ковый уровень насилия, на протяжении 80-х республиканцы убили значительно больше людей, чем лоялисты.

Спецназ не проводил действий, основанных на разведданных, которые, вероятно, привели бы к гибели лоялистских террористов. Офицеры сил безопасности склонны утверждать, что это происходит потому, что лоялисты не представляли угрозы для самих сил безопасности. Но тот факт, что члены лоялистских военизированных формирований не были убиты тайными подраз­делениями армии и полиции, поднимает два ключевых вопроса: во–первых, это еще больше дис­кредитирует идею, столь часто озвучиваемую в отношениях властей с судами и СМИ, о случай­ных встречах между тайными силами и вооруженными республиканскими террористами, по­скольку шансы наткнуться на них и стрельба в лоялиста, по-видимому, была бы почти такой же высокой. Во-вторых, это усиливает чувство несправедливости, испытываемое многими национа­листами.

За засадами силами безопасности на республиканских террористов, как правило, следовали пуб­личные выражения одобрения со стороны лоялистских политиков. Очевидно, что такие опера­ции САС популярны в оранжистских гетто, где ощущается сильное разочарование из-за частой неспособности сил безопасности предотвратить убийства полицейских и солдат ПОО, находя­щихся не при исполнении служебных обязанностей. Даже если вестминстерские политики, отве­чающие за безопасность, не виновны в преднамеренном применении оружия из засад сектант­ским образом, они, по крайней мере, виновны в том, что согласились с таким положением дел. Было бы удивительно, если бы они не оценили ценность таких операций для успокоения воинствующих лоялистов и укрепления морального духа сил безопасности – особенно тех, кото­рые набираются на местах.

В развитии сил, предназначенных для добывания разведданных, можно выделить несколько эта­пов. Хотя САС прибыла в Южный Арма в начале 1976 года, по-настоящему она начала действо­вать как передовой отряд разведки только в конце 1977 - начале 1978 годов. В этот период эскад­рон САС начал действовать по всей Северной Ирландии, и был открыт первый центр по объеди­нению разведывательных и тайных операций - Группа по постановке задач и координации в Каслри. В период с 1976 по 1978 год САС провела большое количество операций, убив семерых бойцов ИРА. По иронии судьбы, Южный Арма, район, где впервые была задействована САС, ока­зался наименее подходящим для операций полка, потому что республиканское сообщество там всегда добивалось большего успеха, чем другие сообщества, в предотвращении распростране­ния информации.

По мере того как развивались тактика и процедуры работы с разведданными из агентурных ис­точников, операции САС менялись и становились более амбициозными. Несколько ранних инци­дентов были связаны со столкновениями у тайников с оружием: это были места, где у солдат бы­ла разумная уверенность в том, что кто-нибудь может появиться, если они будут ждать достаточ­но долго. В течение 80-х годов такие операции стали более редкими; вместо этого САС стре­милась ловить республиканских террористов на месте нападения на сотрудников сил безопасно­сти или объекты.

Засады были прекращены после декабря 1978 года. Последовали пять лет, в течение которых САС никого не убивала. Этот период интересен не в последнюю очередь потому, что он опровер­гает идею о том, что смертельные столкновения между членами ИРА и спецназом неизбежны. В какой-то степени это было вызвано желанием КПО взять на себя более авантюрную сторону тайных операций.

Есть несколько причин предполагать, что убийство шести человек в конце 1982 года членами од­ного из штабных подразделений мобильной поддержки КПО, возможно, было скорее отклонени­ем от нормы, чем санкционированным на самом высоком уровне возвращением к политике засад с использованием КПО, а не армейского спецназа. Самое главное, что специальные подразделе­ния КПО провели немало операций за два года, предшествовавших этим инцидентам, и они при­вели их лицом к лицу с террористами, не приведя к перестрелкам. Одним из примеров является арест команды, которая планировала взорвать группу КПО в Белфасте в июле 1982 года.

Инциденты с штабным подразделением мобильной поддержки привели к прямому политическо­му давлению на КПО с целью заставить его отказаться от любых агрессивных операций спецна­за. Но они также привели к серии заговоров на различных уровнях полиции, направленных на защиту ее сотрудников от судебного преследования и критики со стороны расследования Стал­кера. Наследие недоверия, которое эти события оставили между Стормонтом и Ноком, означало, что снижение роли САС в Ольстере было остановлено. Перестрелка в Арме стала катастрофой для тех высокопоставленных лиц в Стормонте и сил безопасности, которые верили, что полиция может вытеснить САС.

С декабря 1983 года засад САС стало больше, и появилась практика периодических «исполни­тельных действий», основанных на разведданных информаторов. Эти операции были значитель­но более сложными, чем те, которые проводились САС в более ранний период ее существования. Искусство «чистого убийства», по словам опрошенных людей, заключалось в том, чтобы устра­нять представителей оппозиции так ловко, в идеале, поймав их вооруженными и на пути к со­вершению нападения, что даже убежденные республиканцы почувствовали бы, что им не на что жаловаться.

Я не верю, что операции спецназа были возобновлены в результате недвусмысленного приказа политиков. Скорее, мое исследование предполагает, что ключевую роль в пропаганде засад игра­ют офицеры полиции и армии среднего звена, такие как региональный руководитель Cпециаль­ного отдела или командир группы разведки и безопасности. Отношение тех, кто нахо­дится на вершине КПО и армии в Северной Ирландии, очевидно, важно, но в описанных мне случаях это отношение было скорее выражением согласия, чем инициированием волны засад. Такие офицеры, как генерал-лейтенант Ричард Лоусон, командующий сухопутными войсками с 1979 по 1982 год, или генерал-майор Джеймс Гловер, командующий войсками в Северной Ир­ландии с 1979 по 1980 год, были явно против агрессивного использования армейского спецназа. Некоторые из их преемников просто решили не накладывать вето на предложения о проведении таких операций, сделанные более младшими офицерами.

Некоторые инциденты с участием спецназа в период с 1983 по 1987 год не были инициированы армией. Стрельба в Данлое в 1984 году была начата ИРА. Убийство трех бойцов ИРА в Страбей­не в 1985 году, инцидент, вызвавший значительный интерес средств массовой информации, ве­роятно, начинался как миссия наблюдения, а не как засада, хотя именно в это все и преврати­лось.

В других случаях – Коалисленде в 1983 году, Тамнаморе и больнице Гранша в 1984 году, расстреле Шеймуса Макэлвейна в 1986 году и, что наиболее известно, инциденте в Лохголле в 1987 году – доказательства указывают на то, что солдаты с самого начала намеревались устроить засаду. Опрошенные прямо сказали мне, что так оно и было.

Когда я начинал это исследование, я был открыт для идеи о том, что нападение из засады на ИРА может помочь снизить уровень террористического насилия. Однако все мои исследования убе­ждают меня в том, что это не так и что, напротив, такие операции сопряжены со значительными человеческими и моральными издержками.

Чего же тогда достигли эти убийства? На самом простом уровне они заставили многих сотруд­ников сил безопасности почувствовать себя лучше. Большинство солдат, служивших в Северной Ирландии, или полицейских, которые там живут, готовы признать, что испытывают удовлетворе­ние от того, что террористы получают «по заслугам».

Сторонники засад утверждают, что они являются одним из немногих способов сдерживания тер­рористов. Сама ИРА признает, что уровень скрытого наблюдения удерживает их от совершения еще больших нападений. Им менее комфортно признавать, что присутствие такого количества ин­форматоров в их рядах имеет аналогичный эффект. Однако совершенно другое дело предпола­гать, что страх смерти, а не тюремного заключения, снизил уровень терроризма.

Очевидно, что ни одна из сторон в споре не может убедительно доказать, был бы уровень терро­ризма в определенное время выше без использования засад. В чем мы можем быть уверены, так это в том, что в начале 80–х годов, в период, когда САС не убивала террористическое насилие было на самом низком уровне с 1969 года. Для этого было много причин, в частности, решение республиканского движения отвлечь ресурсы от боевых действий на низовую политическую дея­тельность Шинн Фейн. Утверждения о том, что времена были более мирными, потому что такие операции прекратились, не могут быть доказаны, но опыт 1979-1980 годов, когда ни один член ИРА не был убит САС и только двое - силами безопасности в целом, доказывает, что засады могут быть прекращены без какого-либо заметного ухудшения ситуации в области безопасности.

Среди некоторых сотрудников сил безопасности бытует мнение, что случайные засады необхо­димы, поскольку многих членов ИРА не остановят тюремные сроки. Они оспаривают статистику Управления Северной Ирландии, которая указывает на то, что число повторных приговоров за террористические преступления намного ниже, чем за общеуголовные преступления. Большинство из тех, кто был убит САС за последние годы, не были людьми, которых не смогло удержать пребывание в тюрьме. Из двадцати боевиков ИРА, убитых САС и 14-й ротой в период с 1983 по 1987 год, только шестеро ранее были осуждены за террористические преступления. В 1978 году бригадир Гловер в своем докладе о тенденциях терроризма сказал, что члены подраз­делений ИРА обычно имели десятилетний опыт террористической деятельности. Успех сил без­опасности в их устранении означал, что к 1980-м годам «временные» зависел от менее опытных добровольцев. Средний возраст тех, кто был убит САС в период с 1983 по 1987 год, составлял двадцать три года, в то время как пятеро были подростками.

Некоторые солдаты утверждают, что засады восстановили спокойствие в районе на определен­ный период. Несомненно, уровень убийств на религиозной почве в Южной Арме действительно снизился за несколько месяцев после прибытия САС в 1976 году. Но после нескольких месяцев выжидательной позиции активность ИРА против сил безопасности в этом районе вернулась к своему прежнему высокому уровню.

Последовавшие засады в Тайроне в течение 80-х годов, по-видимому, не оказали заметного влияния на уровень террористической активности там. Они убили семь человек в Восточной Европе и северной Арме за два года до засады в Лохголле в 1987 году и одиннадцать в последую­щие два года. Безопасность не улучшилась: ИРА продолжала убивать, а САС устраивал новые засады. Двое бойцов ИРА были застрелены САС близ Лафгалла в 1990 году, а трое «вре­менных», принадлежавших к подразделению Восточного Тайрона, были убиты в деревне Кох в 1991 году. В 1990 году ИРА удалось уничтожить половину полицейского участка Лохголла, кото­рый все еще стоял после теракта 1987 года.

Если влияние операций из засад на уровень террористического насилия спорно, то какова их стоимость? САС по ошибке убила шесть человек с тех пор, как была направлена в Ольстер. Яв­ляется ли смерть шести случайных прохожих слишком высокой ценой за гибель двадцати пяти террористов? Даже некоторые члены САС признаются, что верят в это. И порождает ли смерть террористов желание отомстить и, таким образом, повышает ли уровень насилия?

Друг группы ИРА из Лохголла вернулся к терроризму и был арестован в Западной Германии. Брат одного из убитых там впоследствии был обвинен в похищении женщины, которая, как утверждалось, была информатором, сделавшим возможной засаду. Мне также рассказали о двою­родном брате человека, случайно убитого САС, который стал причастен к терроризму из желания отомстить. Конечно, невозможно доказать, что эти люди в любом случае не были бы во­влечены в терроризм.

Если преимущества в плане безопасности от засады террористов сомнительны, и такие опера­ции могут привести к обману судов и убийству случайных прохожих, почему министры это до­пускают? Отчасти это можно объяснить отсутствием у политиков реальной власти над этими си­лами. Но это также связано с тем фактом, что общественное мнение в Великобритании, ослаб­ленное многолетним терроризмом, как правило, мало заботится о жизнях его исполнителей.

Деятельность 14-й разведывательной роты, специального армейского подразделения наблюде­ния, показала, что можно проводить большое количество тайных операций без засад, но также и то, что в этой работе неизбежно небольшое количество случайных столкновений. Четверо бой­цов подразделения были убиты ИРА в период с 1974 по 1984 год. В случаях, когда террористы ИРА или ИНОА были убиты операторами 14-й роты, угроза, как правило, была очень очевидной. Наиболее важными исключениями из этого правила были убийство в январе 1990 года трех гра­бителей, имевших при себе копии огнестрельного оружия, в букмекерской конторе в западном Белфасте и расстрел Брайана Робинсона, террориста БСО, в 1989 году.

Хотя мне не удалось полностью расследовать эти инциденты, я полагаю, что доказательства ука­зывают на то, что оба они были результатом решений, принятых операторами наблюдения под влиянием момента, а не были заранее спланированными засадами. Действия операторов 14-й ро­ты в этих двух инцидентах кажутся тем более необычными, учитывая тот факт, что работа в за­саде совершенно четко закреплена за САС, и в период с 1976 по 1987 год бойцы роты, по-види­мому, действовали только в целях самообороны.

Соревнование разведок в Ольстере дорого обошлось многим из тех, кто в нем участвовал, в мо­ральном плане. Источники были обмануты и погибли из-за некомпетентности своих кураторов. Детективам приходилось допускать проведение атак, чтобы отвести подозрения от их источни­ков. Но, по-видимому, мало кто сомневается в том, что постепенное улучшение безопасности Ольстера было бы невозможным, если бы полиция и армия не погрузились настолько глубоко в мир агентурной работы и предательства. Улучшенные разведданные увеличивали количество изъятого оружия, снижали уровень неудобств для националистического сообщества в целом и приводило к большему числу обвинительных приговоров. Никто из тех, кто считает, что терро­ризм следует пресекать, не может на самом деле утверждать, что разведданные-информаторы не должны играть ключевую роль в такой кампании.

Около двадцати пяти человек, действовавших в ИРА, были названы информаторами в период с 1976 по 1987 год. Это число включает в себя тех, кто был убит самой организацией, и суперсту­качей. Многие другие заявили «временным» о своем предательстве и были помилованы, взяты под охрану или перестали предоставлять разведывательные данные, но остались в пределах свое­го сообщества. Можно подсчитать, что в течение этого периода информаторами были около пятидесяти действующих «временных». Это представляет собой очень значительный уровень проникновения, возможно, один из тридцати или один из сорока действующих на передовой членов организации за эти годы. Лоялистские организации также содержат много информаторов, хотя материалы, ко­торые они передают, как я уже отмечал, часто используются по-разному.

Широко распространенная вербовка информаторов не предотвратила очень многих актов наси­лия. Очевидно, что многие подразделения активной службы ИРА остаются свободными от информаторов. Тем не менее, иногда силам безопасности было известно так много об операциях ИРА, что они превращали их в фарс. Те операции, которые были разрешены для того, чтобы отвести подозрения от информа­тора, были обезврежены – например, путем замены компонентов самодельных бомб или эвакуации полицейских участков перед их взрывом. С небольшим количеством информаторов, гото­вых выступить в качестве свидетелей, трудно понять, какая альтернатива есть у сил безопасно­сти, кроме как позволить очень многим из этих проникших подразделений ИРА продолжать свои скомпрометированные операции.

Хотя культура республиканских сословий, как правило, безжалостна по отношению к тем, кто становится «стукачом», вполне вероятно, что попытки ИРА избавиться от информаторов медлен­но разрушают ряды ее решительных сторонников. Молодые «добровольцы», вступившие в ИРА в 80-х годах, имели почти такую же вероятность погибнуть от рук своих собственных товарищей из-за обвинений в доносительстве, как и быть убитыми САС. Несомненно, ИРА совершала «ошибки в справедливости». Один офицер разведки сказал мне, что он прочитал отчет респуб­ликанцев об убийстве человека, которого описывали как сознавшегося информатора, человека, о котором «мы никогда не слышали». Даже убийство настоящих информаторов, вероятно, нанесет ущерб репутации организации в глазах ближайших родственников информатора; в организации, где участие семьи настолько важно, такие последствия нельзя упускать из виду.

Последствия войны с информаторами глубоки: уровень насилия снижается; республиканское со­общество становится все более параноидальным и вынуждено устранить часть своих собствен­ных членов в попытке сохранить свою целостность. Те в разведывательных организациях, кото­рые руководят агентами, осознают, что их усилия являются ключом к сдерживанию террористи­ческого насилия. Но есть и некоторые риски, присущие этой жизненно важной рабо­те.

Очевидно, что многие принципы обращения с информаторами, считающиеся стандартными в британской полиции, не приняты в Северной Ирландии. Допускать проведение атак, чтобы отве­сти подозрения от источника, и иметь дело с людьми, которые сами постоянно вовлечены в тер­рористические преступления, - это две важные области различий. Там, где на карту поставлены жизни источников, разведывательная работа неизбежно потребует строгой безопасности, и это делает проблематичным эффективное расследование таких операций. Но когда сотрудники раз­ведки злоупотребляют своим положением, наиболее известны случаи, когда сотрудники Специ­ального отдела и МИ–5, уличенные в ходе расследований Сталкера и Сэмпсона в сговоре с це­лью воспрепятствовать отправлению правосудия в связи со стрельбой в Арма в 1982 году, сооб­ражения безопасности на практике делают невозможным их осуждение. Неизбежно, что эта сво­бода от санкций также усиливает чувство несправедливости, испытываемое националистами.

Очевидно, и никто из тех, кто участвовал в тайных операциях, с кем я беседовал, никогда этого не отрицал, что попытки защитить источники и методы разведки часто приводили к обману су­дов в Северной Ирландии. Также очевидно, что обман использовался для того, чтобы позволить солдатам или полицейским, действовавшим ошибочно, избежать уголовных обвинений. Полномочия судов, в частности тех, которые занимаются расследованиями, были изменены та­ким образом, чтобы сделать крайне маловероятным то, что они когда-либо раскроют не­честность со стороны сил безопасности.

Джон Сталкер предположил в своей книге, что лучшим средством защиты разведывательных ис­точников было бы не лгать, а говорить о них очень мало. Эту в высшей степени разумную точку зрения не разделяют многие из тех, кто стоит в центре тайных операций, кто утверждал бы, что такие тонкости - дорогая роскошь на «войне». Однако до тех пор, пока правительство использует уголовное законодательство против террористов, вместо того чтобы называть их военнопленны­ми, этому аргументу следует противостоять.

По мере развития тайных операций в Северной Ирландии менялось и представление правитель­ства о том, какого рода применение силы будет считаться разумным и необходимым большинством населения. Заявления офицеров армии или полиции о том, что трое бойцов ИРА, убитых в Баллисиллане в 1978 году, были вооружены или что оружие, подобранное Джоном Бойлом на кладбище Данлой в том же году, было заряжено, быстро оказались ложными. В обоих случаях я уверен, что ложь была сознательно распространена этими агентствами в попытке при­дать более обоснованный вид расстрелу безоружных людей в Баллисиллане и подростка, непри­частного к терроризму в Данлое. По мере того как один инцидент следовал за другим, а возмож­ности адвокатов рассматривать их в судах резко сокращались, власти все меньше чувствовали необходимость оправдывать свои действия преднамеренной дезинформацией.

Во время засады в Лохголле в 1987 году, перестрелки в Страбейне в 1985 году, инцидента в Драмнакилли (в ходе которого трое бойцов ИРА были убиты САС) в 1988 году и перестрелки в Коаге в 1991 году не было никаких официальных предположений о том, что САС когда–либо пы­талась задержать террористов, предлагая им сдаться, до того как открыть огонь. Действительно ли в ходе предыдущих инцидентов (например, в Коалисленде в 1983 году или в больнице Гран­ша в 1984 году) были сделаны попытки задержания, как утверждали власти, или нет, остается предметом спекуляций. Важным моментом является то, что или армия больше не считает необ­ходимым пытаться провести задержание так часто, как раньше, или она больше не считает нуж­ным притворяться, что ее солдаты это сделали. Нетрудно сделать вывод, что ослабление контро­ля изменило отношение организации к применению смертоносной силы подразделениями спец­наза.

По мере того как обычных солдат или полицейских все дальше и дальше отстраняли от тайных операций, между стандартами поведения, приемлемыми в «Зеленой армии» и полиции, и в рабо­те под прикрытием, образовалась пропасть. Терпение и дисциплина воспитывались как профес­сиональные добродетели среди солдат, отправляющихся в Северную Ирландию для прохожден­ия службы в военной форме. Заявление о том, что небольшой отряд САС и операторов на­блюдения был ответственен за подавляющее большинство смертей ИРА за последние годы, в конце кон­цов, также показывает, что около 10 000 солдат, разгуливающих по улицам Северной Ирландии, в целом вели себя сдержанно, когда встречали людей, известных им как члены ИРА. Во время моего исследования одно из самых убедительных свидетельств улучшения поведения бри­танской армии в Северной Ирландии в 80-х годах было предоставлено мне республиканцем из района Богсайд в Лондондерри. Республиканцы также признались мне наедине, что обраще­ние с подозреваемыми со стороны КПО улучшилось после расследования жестокости сил без­опасности в 70-х годах, что побудило к введению гарантий против жестокого обращения с задер­жанными.

Культуры военнослужащих в форме и сил безопасности под прикрытием в Ольстере стали на­столько разными, что осведомленность о действиях тайных подразделений и контроль за ними ослабли даже в армии и полиции. Контингент САС в Ольстере превратился в элиту внутри эли­ты. Численность САС, сократилась в начале 80-х годов до немногим более двадцати человек, и бойцы САС, желающие присоединиться к этому отряду, должны подвергнуться дальнейшей про­верке. Отбор этих людей осуществляется сержантами САС со стажем службы, которые в течение 80-х годов все чаще набирались из рядов парашютно–десантного полка - части, имеющей репу­тацию скорее за действия, чем за навыки в выполнении задач, где требовался такт или политиче­ская деликатность.

В 80-е годы появилась модель агрессивных операций сил специального назначения с молчаливо­го согласия политиков и старших офицеров, которые мало что знали об оперативных деталях и которых в любом случае было легче убедить в политических выгодах, чем их предшественников. Это не предполагало убийства всех без исключения «добровольцев» ИРА, которых можно было найти, как пытаются намекнуть республиканские пропагандисты. Скорее, это означало, что те, кто обладал необычайно специфическими разведывательными данными о предстоящем террори­стическом нападении, передавали эти знания САС через специальную скоординированную си­стему. С сокращением контингента САС в Ольстере до уровня хотя и элитного, было понятно, что эти солдаты затем воспользуются возможностью поиграть в игры больших мальчиков по правилам больших мальчиков.