Правила больших мальчиков

Глава 8. Смена настроения

В конце 1978 года армия пересмотрела свою политику в отношении развертывания подразделе­ний САС и прекратила, по крайней мере на некоторое время, использование этих хорошо обу­ченных войск для организации засад. Это последовало за усиленным вниманием и растущим беспокойством по поводу поведения военнослужащих САС в тайных операциях как со стороны обществен­ности, так и со стороны КПО. С 1976 по 1978 год САС убила десять человек. Семеро из них бы­ли членами ИРА, но трое были простыми свидетелями. Даже некоторые из тех в Лисберне и Но­ке, кто верил, что САС может законно применять неофициальный вид смертной казни, сочли склонность полка к «судебным ошибкам» неприятной.

Один старший офицер, служивший в то время в Лисберне, отрицает, что переосмысление было вызвано количеством ошибок. Другой отмечает: «Никто не занимается тем, что ставит мини­стров в неловкое положение». В некоторых своих публичных заявлениях о перестрелках с уча­стием спецназа армия пытается создать впечатление, что это случайные столкновения. Отряд САС может быть назван, вводя в заблуждение, «патрулем». Намерение состоит в том, чтобы со­здать впечатление, что военное командование не знало заранее о местонахождении конкретных террористов. Однако ясно, что для организации засад САС, могла быть использована информа­ция, как это было в период с 1976 по 1978 год.

В декабре 1978 года засады прекратились, и в течение пяти лет, до декабря 1983 года, САС нико­го не убивала в Северной Ирландии. Конечно, в течение этого периода члены ИРА были убиты обычными армейскими патрулями, КПО и, в одном инциденте, 14-й разведывательной ротой. Однако анализ всех опубликованных источников о смертях в Ольстере, включая собственный «Список почета» павших добровольцев Шинн Фейн, показывает, что, например, в период с 1979 по 1980 год только один член ИРА был убит армией во всей Северной Ирландии.

Но если САС была стреножена, кто был ответственен за это? Ответ, по-видимому, лежал на самом верху командной структуры сил безопасности. В те дни, когда операции САС ограничива­лись Южным Арма, руководство операциями осуществлялось на относительно низком уровне. В этом районе часто был главным командир армейского батальона, иногда обращаясь к лицам с более высокими полномочиями, в 3-ю бригаду в Портадауне для проведения определенных опе­раций.

Один отряд остался в Бессбруке в Южном Арме, в районе, контролируемом 3-й бригадой, но остальные три были размещены в другом месте. Один был направлен в 39-ю бригаду в районе Белфаста, другой - в 8-ю бригаду в Лондондерри. Четвертый отряд оставался в центральном пункте дислокации под личным контролем командующего сухопутными войсками. Хотя осталь­ные отряды формально были прикреплены к штабам трех бригад, это было в значительной сте­пени лишь для административного удобства. Один офицер описывает такое расположение: «Имело смысл расставить их по кругу, с точки зрения более быстрого реагирования на местах. Если у КСВ не было для них никаких дел, они шли к командиру бригады». Однако в большинстве слу­чаев САС находились под контролем командующего сухопутными войсками. Эта система коман­дования и развертывания была задумана в конце 1977 года и, вероятно, оставалась в силе до кон­ца 1980 или начала 1981 года. Преимущество системы состояло в том, что она давала регионам «собственных» спецназовцев, готовых быстро отреагировать в случае чрезвычайной ситуации. Проблема заключалась в том, что это распыляло усилия САС, в то время как их лучше было бы сосредоточить в том месте, где были доступны наилучшие разведданные.

После 1978 года у КСВ все еще была возможность использовать их для засад, если бы он захо­тел. Один офицер, занимающий ключевую должность в Лисберне, говорит: «Было много случа­ев, когда мы знали, что собираются сделать террористы». Но ключевые личности, а вместе с ни­ми и отношение к применению смертоносной силы, изменились.

В феврале 1979 года Джеймс Гловер, бригадный генерал Генерального штаба, который написал несколько влиятельных разведывательных отчетов, находясь в Уайтхолле, прибыл в Лисберн в качестве командующего сухопутными войсками после повышения до генерал-майора. Генерал-майор Гловер выступал против засад на ИРА. Он остро осознавал важность похорон для поддер­жания республиканского движения и не хотел, чтобы убийство попало в заголовки газет.

Традиция мученичества давняя, и она играет важную роль в подтверждении статуса образцовых республиканцев в семьях, потерявших члена, сражавшегося за ИРА. Похороны добровольцев становятся своеобразной демонстрацией солидарности, в ходе которой точные обстоятельства смерти человека часто забываются, поскольку скорбящие поддаются эмоциям. Похороны «до­бровольца» из «временных», возможно, еще подростка, на которых тысячи людей прошли мар­шем за гробом, были важны для подтверждения статуса людей, которые в противном случае, возможно, никогда бы не заслужили никакого уважения в своем сообществе.

Идея о том, что мученичество увеличивает поддержку ИРА и поэтому его следует избегать лю­бой ценой, была высказана несколькими офицерами в Лисберне в период с 1977 по 1978 год. Но другие более убедительно утверждали, что устраивать засады было целесообразно, главным об­разом потому, что они удерживали других от совершения террористических преступлений. Те­перь баланс сил в споре изменился.

Джеймс Гловер уже написал строго засекреченный документ, в котором изложил свою убежден­ность в необходимости существенных изменений в организации военной разведки, когда он еще был бригадным генералом в Лондоне. Он знал, что разведданные являются ключом к предотвра­щению террористических актов и что получить их будет сложнее после перехода ИРА к структу­ре ячеек. Генерал-майор Гловер много лет спустя подытожил свое предпочтение агентам, а не за­садам в интервью телепрограмме Би-би-си «Панорама»:

- Я всегда говорил: «Приведите мне террориста, который может работать на меня, а не давайте мне мертвого террориста».

Хотя генерал-майор Гловер работал в 1979 году на того же командующего войсками в Северной Ирландии, генерала-лейтенанта Кризи, который ранее выступал за агрессивное использование сил специального назначения, произошли и другие изменения на высших уровнях. Рой Мейсон, госсекретарь, который верил в оказание военного давления на ИРА, был заменен после победы консерваторов на всеобщих выборах в мае 1979 года Хамфри Аткинсом. И хотя главный констебль Кеннет Ньюман изначально соглашался с развертыванием САС, он все более скепти­чески относился к тому, чего они могут достичь в сложных обстоятельствах Северной Ир­ландии. Многие офицеры Королевской полиции Ольстера считали случай с Бойлом в Данлое экстраординарным проявлением некомпетентности армии. И в то время как Лисберн считал опе­рацию в Баллисиллане «успешной», офицеры RUC расценили этот случай как пропагандист­скую катастрофу для сил безопасности.

Между новым командующим сухопутными войсками и Королевской полицией Ольстера сло­жился консенсус в отношении того, что САС не следует использовать в засадах. Вместо этого их навыки маскировки будут использованы для того, чтобы позволить им играть более активную роль в расширяющихся усилиях по наблюдению.

В позиции КПО был элемент личной заинтересованности. Ньюман, с его непоколебимой верой в главенство полиции, хотел, чтобы секретные подразделения КПО взяли на себя обязанности ар­мии. Но многие армейские офицеры считали, что большинство полицейских непригодны для та­кой работы: по их словам, сидеть в канаве в течение нескольких дней, насквозь промокнув, было похоже на слишком тяжелую работу для сотрудника полиции. Они считали, что КПО в большей степени придерживается менталитета «от девяти до пяти». Некоторые, помня ярко выраженный протестантский привкус полицейских отрядов Специальной патрульной группы, задавались во­просом, будет ли полиция вести себя беспристрастно в ситуациях, когда их сотрудники сталки­ваются с террористами. Один высокопоставленный офицер говорит о формировании в КПО спе­циальных подразделений: «Чего они изначально не оценили, так это степени профессионализма, которая требовалась для достижения успеха».

Полиция считала, что они могли бы обучить людей работе под прикрытием, даже если для этого им пришлось бы завербовать много бывших солдат. Старший офицер КПО говорит, что он счи­тает правильным, что сотрудник полиции должен быть привлечен к такой работе, потому что «у него больше понимания правовых последствий своих действий, другая подготовка».

Все эти дебаты о силах специального назначения и интеграции разведки происходили в контек­сте широкой и неразрешенной напряженности между КПО и армией, которая постепенно угаса­ла с момента установления главенства полиции в начале 1976 года. Все еще соглашаясь с этим принципом, штаб в Лисберне чувствовал, что контроль над операциями был передан КПО слиш­ком быстро. Опасность открытого выражения таких взглядов на еженедельных заседаниях Комитета по политике безопасности, должно быть, была очевидна генерал–лейтенанту Кризи, командующими войсками в Северной Ирландии, это могло спровоцировать скандал, который на­нес бы ущерб всем антитеррористическим усилиям. Но, в любом случае, соперничество между армией и КПО вот-вот должно было вылиться в открытую форму из-за серии разрушительных событий за один день.

Глава 9. Уорренпойнт

События 27 августа 1979 года привели к обострению напряженности, которая усиливалась меж­ду КПО и армией в течение последних нескольких лет. Это был день, когда армия понесла самые тяжелые потери в Северной Ирландии за всю историю и было совершено убийство члена королев­ской семьи – день, который, по словам высокопоставленного представителя сил безопасности, «привел к обострению кризиса, назревавшего между полицией и армией».

Солдаты 2-го батальона парашютно-десантного полка направлялись из армейских казарм в Бал­ликинларе, графство Даун в направлении Ньюри. Люди ехали в двух четырехтонных грузовиках и «Лендровере». У них было защиты не больше, чем обеспечивали брезентовые борта их машин.

ИРА решила устроить им засаду в местечке под названием Нарроу-Уотер, недалеко от Уоррен­пойнта. Здесь дорога подходит вплотную к полоске воды, которая отмечает международную гра­ницу между Республикой и Севером и соединяет Ньюри через канал с Ирландским морем.

По своей концепции и планированию атака показала, как далеко продвинулись «временные» по сравнению со своими ранними, хаотичными днями изготовления бомб. При нападении было ис­пользовано около 680 килограмм взрывчатки. Нападения в сельской местности часто связаны с использованием огромного количества взрывчатки, потому что ИРА знала, что шансы зацепить невинных прохожих гораздо меньше, чем в городе, и потому что им было гораздо легче спрятать большое количество взрывчатки на открытой местности.

Около 230 килограмм взрывчатого вещества было уложено в маслобойки, помещено на прицеп грузовика и накрыто тюками с сеном. Прицеп был оставлен на стоянке у дороги. Люди, плани­ровавшие нападение, в полной мере использовали местные знания и опыт. В 1976 году «времен­ные» попытались устроить засаду королевским морским пехотинцам точно в том же ме­сте. Но солдаты, которых они хотели поймать, заметили провода, по которым должна была быть переда­на команда на взрыв бомбы. Королевские морские пехотинцы, осознав опасность, укры­лись в 400 метрах отсюда, за гранитной кладкой ворот замка Нарроу-Уотер.

Три года спустя Временное правительство решило поступить по-другому. Не было бы никаких контрольных командных проводов. Вместо этого бомба в трейлере должна была сработать с по­мощью дистанционного управления, используя небольшой передатчик, типа тех, что изготов­ляют любители авиамоделей. Вторая бомба, вдвое более мощная, чем первая, должна была быть заложена у ворот замка. Просто чтобы убедиться, что там укрылись солдаты, снайперы на дру­гой стороне канала, в Республике, откроют огонь после взрыва первой бомбы.

Примерно в 16:30 бомба, заложенная в прицеп, взорвалась, зацепив второй грузовик. Взрывной волной его разорвало на части, и шестеро находившихся внутри десантников погибли. Члены ИРА открыли огонь, когда ошеломленные десантники попытались вытащить изувеченных това­рищей из искореженного металла. На дороге также был убит прохожий. Как и предполагала ИРА, десантники искали укрытия за воротами замка. Все шло по плану ИРА.

Базировавшийся неподалеку в Бессбруке батальон, из Собственного Ее Величества хайлендско­го полка, был поднят по тревоге. Взлетел вертолет «Уэссекс». Подполковник Дэвид Блэр, ко­мандир «Хайлендеров», вылетел на легком вертолете «Газель» для расследования.

В 16:59, когда подполковник Блэр совещался с десантниками за воротами, а «Уэссекс» взлетал с ранеными, был отправлен еще один радиосигнал. Сработало устройство весом в 1000 фунтов у ворот. Еще двенадцать военных, включая подполковника, погибли.

В тот же день ИРА нанесла удар в Муллагморе, в Республике. Лорд Маунтбеттен, дядя герцога Эдинбургского, и еще три человека были убиты бомбой, спрятанной на их прогулочном катере. И снова это была очень изощренная атака. Для точного определения цели была использована тщательная разведка. Около 50 фунтов взрывчатки было спрятано под палубой яхты, и, как и в Уорренпойнте, для его подрыва использовался передатчик радиоуправления.

В Лисберне и Ноке царило смятение. Офицеры задавались вопросом, если бы это была обнов­ленная ИРА как они бы с ней справились,? «Временные» устроили два «потрясения» за один день. Любой из них, убийство большого числа десантников или удар по члену королевской се­мьи, сам по себе был бы сильным ходом. Вместе их было достаточно, чтобы довести разногла­сия по поводу политики безопасности до такой степени, что пришлось вмешаться премьер-министру.

Маргарет Тэтчер была избрана премьер-министром всего за три месяца до этого. Она обнаружи­ла, что столкнулась со своим первым настоящим кризисом. Как и до, так и после, организация ИРА «потрясения» вызвала множество призывов к жестким действиям. Миссис Тэтчер отправи­лась в Северную Ирландию, чтобы встретиться с командующим войсками, командующим сухо­путными войсками и главным констеблем. События 27 августа вкупе с убийством террористами ИНОА ее старого друга и политического помощника Эйри Нива ранее в этом году означали, что миссис Тэтчер отправилась в Северную Ирландию с желанием принять меры, которые действи­тельно навредили бы ИРА. Но вскоре она оказалась втянутой в соперничество армии и Королев­ской полиции Ольстера.

Генерал-лейтенант Кризи, командующий войсками в Северной Ирландии, решил, что настало время проверить, что по его мнению, не было ли принятием на себя КПО ответственности за безопасность преждевременным. Во время рабочего обеда, на котором присутствовали премьер-министр и старшие армейские офицеры в штабе 3-й бригады в Портадауне, генерал-лейтенант Кризи вставил то, что, выражаясь бюрократическим языком, было кинжалом. Он предложил, что в Ольстере должен быть единый глава службы безопасности, и подразумевал, что это должен быть военный. Командующий заявил, что армия должна восстановить оперативный контроль, по крайней мере, на ограниченный период. Сначала он попросил двенадцать месяцев, позже сокра­тив этот срок до шести. Он также выступал за более тесную интеграцию разведывательных служб, что, по сути, уже началось.

Премьер-министр отправилась в Кроссмаглен, чтобы поговорить с военнослужащими, а затем на вертолете в казармы Гоф в Арме, где ее ждали Кеннет Ньюман и команда из Королевской поли­ции Ольстера. Там главный констебль попросил ее санкционировать увеличение численности полиции на 1000 человек. Премьер-министр согласилась с этим на месте. В дни, последовавшие за ее возвращением в Лондон, Ньюман защищал принятие КПО контроля над всеми операциями по обеспечению безопасности, сопротивляясь призыву армии временно отменить главенство по­лиции.

В Лондоне Фрэнку Куперу, высокопоставленному гражданскому служащему Министерства обо­роны с некоторым опытом работы в Ольстере, было поручено оценить предложения армии и КПО. Купер вскоре осознал трудности, связанные с отказом от главенства полиции, даже вре­менно. Но нельзя было отказываться от попытки армии восстановить направление операций. Ку­перу пришла в голову идея назначить кого-нибудь, кто мог бы смягчить напряженность в отно­шениях между полицией и армией и наметить дальнейший путь в политике безопасности. Было решено, что Морис Олдфилд, возглавлявший Специальную разведывательную службу (МИ-6) с 1973 по 1978 год, должен быть назначен координатором по вопросам безопасности. Олдфилд, которого иногда называют образцом для вымышленного персонажа Джона Ле Карре Джорджа Смайли, ушел на пенсию и поступил в «Колледж всех душ» в Оксфорде, где намеревался возоб­новить свой интерес к средневековой истории. Его чувство долга было таково, что Олдфилд счел невозможным отказать личному призыву премьер-министра отправиться в Северную Ирландию.

О его назначении координатором по вопросам безопасности было объявлено 2 октября 1979 го­да, и менее чем через неделю он прибыл на место. Олдфилд, холостяк, жил в квартире над своим офисом в Стормонт-хаусе, примыкающем к замку, который когда-то был домом для правитель­ства Северной Ирландии. Координатору по вопросам безопасности не были даны полномочия фактического руководства операциями; также ему не было дано никаких полномочий принуждать КПО или армию принять его решение. Вместо этого он и его сотрудники были проинструктиро­ваны составлять отчеты, в которых анализировалось, что идет не так в том, как правитель­ство справляется с ситуацией. Некоторые из этих исследований касались конкретных вопросов политики безопасности, например организации разведывательной деятельности. Другие излага­ли политическую, экономическую стратегию и стратегию безопасности для каждого из шести графств Ольстера. Цель состояла в том, чтобы представить эти отчеты министрам и должност­ным лицам, которые затем могли бы внедрить дальнейшие улучшения в области безопасности на основе рекомендаций Олдфилда.

Олдфилду помогала в выполнении его задачи группа, известная как Штаб планирования. В него входили два офицера армии, два офицера КПО и два гражданских служащих. Ее члены были растущими фигурами в своих организациях. Бригадный генерал Роберт Пэс­коу, старший офицер армии, был офицером в Королевских полку «Зеленых курток», командовав­ший батальоном в Ольстере и впоследствии стал там командующим. Помощник главного констебля Джон Уайтсайд считался одной из восходящих звезд КПО. До прихода в Штаб плани­рования он несколько лет проработал старшим суперинтендантом в уголовном ро­зыске Белфа­ста. Когда восемнадцатимесячное назначение в качестве сотрудника Штаба плани­рования было завершено, он стал главой уголовного розыска.

Координатор по вопросам безопасности заслужил уважение большинства людей, с которыми он контактировал. Как вспоминает высокопоставленный сотрудник штаба в Лисберне, «У него не было исполнительной власти, но благодаря своему великолепному эффекту присутствия и опыту он был способен убеждать и уговаривать людей идти правильным путем. Он действительно был чем-то вроде фигуры Соломона: все думали, что могут доверять ему и идти к нему. Люди были готовы принять его решение. Он действительно спустил пар». Невысокий, в очках с толстыми стеклами, Олдфилд обладал внешностью ученого. Кто-то, работавший в Стормонте, вспоминает: «Он был похож на плюшевого мишку. Очень невзрачный, вызывающий восхищение, большинство из нас очень привязались к нему».

В то самое время, когда Олдфилд и сотрудники Штаба планирования готовили свои отчеты, Уайтхолл готовился передать бразды правления службой безопасности в новые руки. Кеннет Ньюман подходил к концу своего пребывания на посту главного констебля и должен был стать комендантом полицейского колледжа, а затем комиссаром столичной полиции. Ньюман предви­дел приход главенства полиции. В процессе работы он заслужил уважение многих рядовых сотруд­ников КПО, представителей породы, не отличающейся легким восприятием идей «со стороны», каковыми, как англичанин, был Ньюман. Один ветеран КПО говорит о Ньюмане: «Его здесь очень уважали, его очень любили. Мы можем говорить о нем только в самых лестных выражени­ях».

Его преемником в 1979 году стал Джек Хермон, которого в течение нескольких лет готовили на руководящую должность, поскольку он входил в Комитет Борна, выдвинувший идею главенства полиции. Хермон вырос в Ларне на севере Антрима, в районе с ярко выраженным протестантиз­мом. Рассмотрев возможность карьеры бухгалтера, он поступил на службу в полицию, первона­чально служа в смешанных в религиозном отношении районах графств Лондондерри и Тайрон.

В 1963 году он стал первым офицером КПО, которого направили в полицейский штабной кол­ледж в Брэмсхилле, графство Суррей. После возвращения он участвовал в охране правопорядка в период межконфессиональной напряженности в западном Белфасте. Во время этой должности он был вовлечен в беспорядки, когда констеблям было приказано убрать ирландский триколор с витрины магазина кандидата на выборах Шинн Фейн. Он был убежден, что полиции следовало держаться в стороне и не выполнять работу местных юнионистских активистов, которые сочли присутствие флага преступлением. Так совпало, что молодой Джерри Адамс расценил этот ин­цидент как нечто вроде переломного момента.

Как старший суперинтендант, Хермон был назначен ответственным за переподготовку полиции после двух нападений в 1969 году, сначала от бунтовщиков в Богсайде, а затем после последо­вавшего расследования в Уайтхолле. Позже он служил в Великобритании, расширив свой круго­зор.

В течение нескольких лет, последовавших за его назначением, главный констебль Хермон и Ко­ролевская полиция Ольстера должны были стать практически синонимами. Человек с сильной волей, он создал организацию по своему образу и подобию, как это сделал Джон Рейт на Би-би-си или Дж. Эдгар Гувер в ФБР. Его стиль был по достоинству оценен многими, кто считал, что сила нуждается в сильном руководстве, способном противостоять нападкам местных политиков. Он добился значительной независимости как для КПО, так и для армии в оперативных вопро­сах, за что многие старшие офицеры были благодарны ему. Но, как и у любого сильного лидера, у не­го не было недостатка в критиках: некоторые офицеры считали, что он склонен вмешиваться во все дела и был плохим делегатором, который становился все более твердым в своих взглядах и нетерпимым к мнению посторонних.

С самого начала Хермон в некотором смысле воспринимался как умеренный человек. Счита­лось, что он искренен в своем желании увеличить число католиков, служащих в полиции. Стар­ший армейский офицер, который работал с ним, говорит: «У него могли быть недостатки, но фа­натизм не входил в их число». После вступления в должность он выступил с речью перед кур­сантами КПО на параде в Эннискиллене. Он сказал им, что ожидает от них самых высоких лич­ных стандартов. Но некоторые полицейские сочли некоторые части его послания наивными: «Мне посчастливилось в моей карьере самостоятельно ходить по улице, встречаться и разгова­ривать с людьми, без бронежилета, без оружия. Я хочу дожить до того дня, когда вы тоже сможе­те сделать то же самое».

Опыт привел Хермона к тому, что он поставил сохранение морального духа в КПО в качестве одной из своих главных целей. Он стал с глубоким подозрением относиться к попыткам внешне­го контроля: он видел проблемы, которые могли вызвать посторонние – от отчета Ханта (о том, как КПО справлялась с беспорядками 1969 года) до отчета Беннетта в 1979 году (о практике до­просов в Каслри). Он презирал многих политиков, особенно тех юнионистских деятелей, кото­рые ожидали, что КПО будет действовать как сильная рука лоялизма. Впоследствии Хермона воспринимали как безжалостного уличного бойца, который не обращал внимания на свою силу со стороны, и как человека, который мог быть диктатором в попытках навязать свои личные убе­ждения другим. Он пытался, например, отстранить женщин от активных должностей в КПО и отделывался от офицеров, которые, по его мнению, слишком много пили или играли в азартные игры.

По словам высокопоставленных армейских офицеров, как и Кеннет Ньюман, Хермон хотел обуз­дать наступательные операции армейского спецназа. Но, как и его предшественник, Хермон так­же отчасти руководствовался простыми институциональными интересами, а не отвращением к такого рода операциям. Он был заинтересован в продолжении развития специальных подразде­лений КПО. Он хорошо понимал, что его предшественник вел тяжелые бои, необходимые для установления главенства полиции, и что он будет наслаждаться их плодами с точки зрения ре­альной оперативной мощи и контроля над разведывательным истеблишментом, который нахо­дился в процессе интеграции.

Генерал-лейтенант Кризи тоже собирался уходить. Его неудачная попытка отменить верховен­ство полиции после Уорренпойнта, несмотря на вежливое нежелание Уайтхолла публично назы­вать это тем, чем оно было на самом деле, в любом случае очень осложнила его положение. В 1979 году его должен был заменить генерал-лейтенант Ричард Лоусон. В каком-то смысле гене­рал-лейтенант Лоусон, на первый взгляд, не казался идеальным кандидатом на роль командую­щего войсками в Северной Ирландии. Он был не пехотным офицером, а из Королевского танко­вого полка, и, если не принимать в расчет мер, требуемых лоялистами-безумцами, в Ольстере, казалось, было мало возможностей для использования бронетехники. Однако его хладнокров­ные, сдержанные манеры позволили ему установить хорошие рабочие отношения с главным констеблем Хермоном. Уайтхолл почти не оставлял сомнений в том, что любые дальнейшие раз­ногласия были бы неприемлемы. По нехарактерно прямолинейным словам одного высокопо­ставленного лица, «Лоусону и Хермону были даны четкие инструкции о том, что они должны работать вместе и не должно быть никаких недоразумений».

Командующий войсками и главный констебль установили тесные отношения, пытаясь опреде­лить общее направление политики безопасности и оставляя решение оперативных вопросов своим соответствующим заместителям. После августовских потрясений премьер-министр под­держивала тесный контакт с обоими людьми посредством частых телефонных звонков и случай­ных встреч. С этими новыми назначениями кризис в отношениях между армией и полицией ми­новал.

Глава 10. Специальный отдел на подъеме

Когда в Северной Ирландии началась Смута, Специальный отдел КПО был небольшим, насчи­тывавшим всего около восьмидесяти человек, и несколько дезорганизованным. Этот отдел, как и в полицейских структурах в Великобритании, предназначался для сбора разведывательной ин­формации о терроризме и подрывных группах. Но в начале 70-х годов, во время интернирова­ния, большая часть предоставляемой им информации о республиканских военизированных фор­мированиях была безнадежно неточной. В частности, СО переоценил важность официальной ИРА и мало что знал о растущей мощи Временной ИРА.

Разведданные, особенно полученные от информаторов, являются основой антитеррористиче­ских операций. СО располагал самой большой сетью информаторов среди различных агентств по сбору информации в Ольстере, этого само по себе было достаточно, чтобы наделить его зна­чительной властью. Но принятие Королевской полиции Ольстера на себя общего контроля над операциями в 1976 году придало отделу ключевую роль в борьбе с «временными».

В начале 1970-х годов СО подвергся серии ударов после расследования его методов ведения до­просов. К середине 1970-х годов многие армейские офицеры были об этом невысокого мнения. По мнению одного командира батальона, Специальный отдел был «выхолощен», в то время как для начальника Генерального штаба они были отрядом с низким моральным духом и запятнан­ным связями с протестантскими террористическими группировками.

В результате позора Специального отдела, уголовный розыск взял на себя проведение допросов в главном центре Каслри близ Белфаста и во вспомогательных пунктах в казармах Гоф в Арме и полицейском участке Стрэнд-роуд в Лондондерри. Уголовный розыск улучшил организацию до­просов, и сборщики информации, таким образом, взяли на себя чрезвычайно важную роль в кампании середины 70-х годов.

Каслри приобрел устрашающую репутацию среди республиканцев. Многие сотрудники полиции и по сей день утверждают, что с большинством заключенных там обращались вполне достойно; однако не все сотрудники полиции разделяют эту точку зрения. Майкл Ашер, сотрудник Специ­альной патрульной группы, который позже написал о своем опыте в «Стреляй на поражение», вспоминает реакцию одного подозреваемого: «Таггарти побледнел, когда упомянули Каслри. У него была мрачная репутация. Подозреваемых содержали там в камерах без окон на срок до од­ной недели. Им могут отказать во сне, раздеть, избить или унизить. Никто не хотел, чтобы его везли в Каслри».

Точно так же, как бюрократическое везение Уголовного розыска возросло благодаря внешним расследованиям в отношении их конкурента, так и он сам был из-за них уменьшен. В 1978 году «Международная амнистия», независимая группа по наблюдению за соблюдением прав челове­ка, опубликовала доклад, в котором крайне критически оценивались методы, применяемые в по­лицейских центрах для допросов. После его появления Кеннет Ньюман и правительство согла­сились, что они должны открыть двери Каслри для расследования, возглавляемого Гарри Бен­неттом, королевским прокурором, уважаемым судьей. Отчет Беннетта был опубликован в начале 1979 года и не содержал описания безупречного состояния дел, на которое надеялся Ньюман.

В нем говорилось, что большинство сотрудников полиции правильно выполняли свои обязанно­сти, но пришли к выводу, что у некоторых заключенных были травмы, которые «не были нанесе­ны самим себе и были получены во время содержания под стражей в полиции». После этого признания в том, что некоторые заключенные подвергались избиениям, были приняты меры по защите прав подозреваемых. В комнатах для допросов были установлены телекамеры с замкну­тым контуром, а заключенные проходили медицинские осмотры. КПО предприняла такие шаги задолго до большинства британских полицейских подразделений, хотя это изменение было им навязано. Впоследствии новое законодательство в рамках «Акта противодействия терроризму» дало детективам три или даже семь дней на допрос подозреваемых и получение информации или признаний, что уменьшило давление на них, вынуждающее прибегать к незаконным и на­сильственным средствам. Обвинения в жестоком обращении не прекратились, но было призна­но, даже многими республиканцами в частном порядке, что физическое принуждение в центрах содержания под стражей стало более редким явлением.

Но выгода, которую Специальный отдел получил от поворота фортуны уголовного розыска в конце 70-х годов, была лишь одной из причин, по которой он начал снова внушать доверие. В 1976 году помощник главного констебля Мик Слевин занял пост начальника Специального отде­ла (НСО). Ранее он занимал должность старшего суперинтенданта, отвечавшего за работу в штатском в Белфасте. Слевин стал чем-то вроде героя среди своих коллег-детективов: в первые дни беспорядков он лично обезвредил две бомбы, получив награду за отвагу, а в 1973 году Ор­ден Британской Империи. Он уже проработал в полиции тридцать один год, когда его назначили НСО.

Помощник главного констебля Слевин, уроженец Ольстера, многое сделал для восстановления департамента. Он увеличил его ресурсы и превратил в центр разведывательного истеблишмента, преобразованного в конце 70-х годов. После нескольких лет ожесточенного конфликта с бри­танской армейской разведкой новый НСО разрядил атмосферу. Высокопоставленный сотрудник штаба в Лисберне комментирует: «У нас с ним были отличные отношения».

В конце 70-х и начале 80-х годов Специальный отдел Королевской полиции Ольстера, или департамент «E», был разделен на свои нынешние пять подразделений. Административное подразделение «E1» выполняет обычные административные функции: обслуживает автомобили Департамента, проверяет его персонал и обеспечивает безопасность его зданий. Юридический отдел «E2» тесно сотрудничает с уголовным розыском в подготовке дел против подозреваемых и в надзоре за оставшимся контингентом СО в центрах для допросов. «E3» - это разведыватель­ный отдел, центральный организационный и аналитический орган Департамента. Оперативный отдел «E4» осуществляет наблюдение, управляет библиотекой департамента и собирает соответ­ствующие вырезки из прессы. «E5», отдел сопоставления, обновляет данные о подозреваемых и инцидентах и анализирует их в попытке установить связи между отдельными лицами, а также инцидентами.

Из этих подразделений «E3» и «E4» являются наиболее важными. Разведывательный отдел подразделяется на «E3A», «E3B» и «E3C», которые осуществляют надзор за операциями соот­ветственно против республиканских групп, лоялистских организаций и левых групп, которые считаются подрывными. «E4A» стал хорошо известен как группа наблюдения внутри Депар­тамента – наблюдатели, которые следят за подозреваемыми и устанавливают наблюдательные посты. Его поддерживает «E4B», который занимается техническим наблюдением, установкой оборудования для прослушивания и слежения. Считается, что «E4C» и «E4D» занимаются спе­циализированным фотонаблюдением.

Центральная организация дополнена штаб-квартирой в каждом из трех регионов, и подразделе­ния сгруппированы под ними. Региональный руководитель Специального отдела (РСО) обычно является главным суперинтендантом, а самого подразделения - главным инспектором или супер­интендантом. Это организация регионального уровня, сотрудники которой работают в поли­цейских участках по всему Ольстеру, которая занимается наиболее важной работой СО. Эти подразделения контролируют информаторов в различных сообществах и полувоенных груп­пировках. Специальное подразделение военной разведки армии (SMIU) взаимодействует с СО на каждом уровне, как со своей штаб-квартирой в Ноке, так и с помощью примерно тридцати офи­церов военной разведки в полицейских дивизионах.

После успеха трех региональных подразделений по борьбе с преступностью и разведке, осно­ванных Кеннетом Ньюманом для улучшения общей работы полиции в середине 70-х годов, руко­водители служб безопасности решили расширить систему, чтобы охватить сотрудничество меж­ду полицией и армией, создав новый интегрированный разведывательный центр под названием Группа по постановке задач и координации (ГПЗК). Создание ГПЗК было, вероятно, самым важ­ным из всех шагов, предпринятых в конце 70-х годов в направлении расширения сбора информа­ции.

Каждая группа объединяла специалистов уголовного розыска, Специального отдела и армии; но в то время как угрозыск отвечал за региональные подразделения по борьбе с преступностью и разведку, ГПЗК командовал офицер СО. Несмотря на свое внушительное название, ГПЗК не бы­ла обширным нервным центром с рядами полицейских и военных, смотрящих на экраны и изучаю­щих карты, а состоял из гораздо более простой коллекции сборных зданий или комнат. Когда ГПЗК не занималась организацией каких-либо операций, в ее штате часто был всего один человек, дежурный офицер, иногда такого же низкого ранга, как детектив-констебль. По словам опрошенных, имеющих опыт подобной деятельности, во время проведения операций в них мог­ло быть задействовано от двадцати до тридцати человек.

Первая ГПЗК была создана в 1978 году в Каслри для служб округа Белфаста. В 1979 году за ней последовала еще одна в казармах Гоф для служб Южного округа, а позже еще одна в Лондондер­ри для Северного округа. Хотя за последние десять лет в функционировании различных округов произошли некоторые изменения, центры в Каслри, Гофе и Лондондерри обычно назывались ГПЗК «Белфаст», ГПЗК «Юг» и ГПЗК «Север» соответственно.

ГПЗК сыграли решающую роль в том, что руководители служб безопасности называли «испол­нительными действиями», объединении разведданных от информаторов с деятельностью по на­блюдению и организации засад подразделениями под прикрытием. Офицер связи армии в ГПЗК, капи­тан или майор, почти всегда является ветераном разведывательной роты САС или 14-й разведро­ты в Ольстере, в чьи обязанности входит выступать в качестве посредника и консультировать старших детективов о возможностях армии. В армии и СО были люди, постоянно делегирован­ные в ГПЗК, но в Службе безопасности (МИ-5) их не было, по словам людей, которые работали в этой области. Однако сотрудники службы безопасности могли присоединяться к ГПЗК на огра­ниченный период времени во время операций, в которых они проявляют особый интерес, напри­мер, когда был задействован один из их агентов.

В результате этой инициативы региональные руководители специальных подразделений, дей­ствующие через свои ГПЗК, смогли устранить дублирование усилий армейских и полицейских подразделений наблюдения. Они обеспечили «деконфликтизацию», объявив районы, где прово­дились тайные операции, закрытыми для посторонних, чтобы предотвратить случайные столк­новения с патрулями в форме. Новое соглашение также уменьшило вероятность того, что армия или полиция по ошибке арестуют информаторов друг друга.

Созданию первой ГПЗК предшествовало изучение усилий по сбору разведывательной информа­ции Морисом Олдфилдом и его Штаба планирования. Система произвела на них впе­чатление как ключевой шаг в интеграции разведывательной деятельности сил безопасности, и в своем докладе Уайтхоллу они рекомендовали создать аналогичную систему совместных опера­ций и разведывательных центров на уровне округов КПО/армейского батальона. Эти группы бо­лее низкого уровня имели менее формальную структуру и были сосредоточены на координации патрульной деятельности, а не на реагировании на секретные разведывательные данные.

Однако централизация деятельности в ГПЗК сопряжена с определенными рисками. Например, командиру ГПЗК было разрешено утаивать информацию. Информатор мог указать на личности террористов, которые собирались совершить нападение. Командир ГПЗК мог передать армии информацию о вероятной цели и сроках нападения, не упоминая потенциальных исполнителей, чувствуя, что это может подвергнуть информатора риску, раскрыв небольшую группу, в составе которой он или она передвигался. Но, опуская эту информацию, командир, возможно, сам совер­шает преступление, потому что он не оставляет солдатам иного выбора, кроме как противосто­ять вооруженным террористам, когда у них, возможно, был шанс арестовать их до нападения. Работа в ГПЗК порой вынуждала офицеров СО принимать трудные решения: должны ли они по­ставить под угрозу безопасность своего источника в интересах принятия возможных превентив­ных мер против террористов, или они должны сохранить личность своего информато­ра в секрете и тем самым подвергнуть риску жизни солдат и, возможно, случайных прохожих?

Такие обязанности требовали от сотрудников, руководивших ГПЗК, проявления предельной рас­судительности и добросовестности. На самом деле, как показали события, последовавшие за расстрелом шести человек в районе Арма подразделениями КПО под прикрытием в конце 1982 года (см. главу шестнадцатую), некоторые из них были неспособны соответствовать этим высоким стандартам.

Служба безопасности стала более активно действовать в Северной Ирландии в 1973 году. Перво­начально правительство выступало за использование МИ-6, поскольку считалось, что та более искусна в управлении агентурными сетями за границей, а именно в Республике Ирландия. Однако после первых кампаний взрывов бомб ИРА в Велико­британии в 1972 году МИ-5 смогла убедить министров в том, что ее усилия по защите королев­ства от актов подобного рода требуют расширения присутствия на противоположной стороне Ирландского моря.

В середине 1970-х годов, когда Служба безопасности «строила империю», был период соперни­чества между МИ-5 и МИ-6, а также между МИ-5 и Специальным отделом Королевской поли­ции Ольстера с армейскими разведывательными организациями. К концу 1970-х годов офицеры связи Секретной разведывательной службы были переведены из Лисберна и Нока, а большинство ее агентов перешли к МИ-5 или СО, хотя МИ-6 сохранила рудиментарное присут­ствие с офисом в Стормонте.

Расширение Службы безопасности, особенно ее агентурных операций, неизбежно должно было вызвать трения. Поскольку поначалу присутствие МИ-5 в Северной Ирландии было незначи­тельным, большинство ее информаторов можно было заполучить, только избавив от них другие организации. Большинство агентов были завербованы во время допросов КПО или армией – МИ-5 просто не могла получить такого рода доступ к большому количеству людей из республи­канских районов.

Агенты службы безопасности стали известны как «национальное достояние» – фраза, которая должна была отражать их важность для национальной безопасности, в отличие от местных анти­террористических усилий. По словам офицеров разведки, которые служили в Ольстере, МИ-5 теоретически занимается попытками вербовки и наблюдения за людьми, участвующими только в кампании ИРА за пределами Ольстера. На практике она подключается и пытается прибрать к ру­кам любого хорошего агента, которого смогла найти.

Отношения Службы со Специальным отделом Королевской полиции Ольстера, по-видимому, от­личаются от отношений между МИ-5 и контингентами СО других полицейских служб Соеди­ненного Королевства. В некоторых частях страны сотрудники СО по-прежнему рассматриваются МИ-5 не более чем мальчиками на побегушках, которые проводят аресты и выдают ордера от имени МИ-5. Раньше Служба безопасности была технически неспособна осуществлять такую рутинную деятельность, поскольку ее существование едва ли предполагалось в каком-либо юри­дическом или конституционном смысле. Однако в 1989 году правительство приняло закон – За­кон о службе безопасности, – который регламентировал ее положение. Но в Северной Ирландии МИ-5 остается слишком зависимой от Специального отдела в плане использования его обшир­ной сети информаторов, чтобы относиться к нему с таким же пренебрежением.

Деятельностью МИ-5 в Северной Ирландии руководит начальник и координатор разведыватель­ного управления (НКРУ) в Стормонте. В обязанности НКРУ входит общее руководство разведы­вательной политикой в Ольстере, а также надзор за подразделением МИ-5 численностью от ше­стидесяти до семидесяти человек. Хотя офицеры разведки армии и Королевских вооруженных сил не считают себя подчиненными НКРУ, существует несколько элементов разведывательной деятельности, находящихся под непосредственным контролем НКРУ. У МИ-5 есть отделение связи с органами безопасности в штаб-квартире войск в Северной Ирландии в Лисберне и еще одно в штаб-квартире КПО в Ноке. В нем также имеется одно подразделение для управления агентами и одно для специалистов по техническому надзору. НКРУ оказывает поддержку группа офицеров в Стормонте, которую иногда называют «Департаментом».

Те, кто работал бок о бок с МИ-5 в Северной Ирландии, говорят, что их люди имеют самое раз­ное происхождение. Некоторые из них - мужчины и женщины из Ольстера, которые были завер­бованы либо непосредственно из населения, либо из рядов КПО. Другие пришли более традици­онным путем для разведывательной службы, придя в агентство после получения университет­ского диплома. А некоторые служили в британской армии. Личный состав Службы безопасности делится на «офицеров», которые составляют примерно пятую часть ее числа, и «вспомогатель­ный персонал».

Из-за своей крайне секретной природы и своей роли в борьбе с подрывной деятельностью (часто определяемой в широком смысле) многие люди с либеральными убеждениями относятся к МИ-5 с глубоким подозрением, которые ставят под сомнение масштаб ее деятельности и считают ее угрозой гражданским свободам. Однако многие в армии и КПО, имевшие контакты с МИ-5 в течение этого периода, были от нее не в восторге. Один человек говорит об офицерах МИ-5, ко­торые управляли «национальными активами» в конце 70-х годов: «Некоторые из них были по­смешищем».

Несмотря на скептицизм своих коллег из конкурирующих организаций, занимающихся сбором разведывательной информации, Служба безопасности постепенно улучшила ход своей операции в Ольстере. Многие высокопоставленные офицеры были отправлены в Северную Ирландию, где ценность их работы была очевидна. «Ирландия, как и операции против дипломатов Восточного блока в Лондоне, считались целесообразными», - говорит один бывший офицер разведки, добав­ляя: «Все понимали причину этого». Среди тех, кто служил там в конце 1970-х годов, был Па­трик Уокер, который в 1989 году стал генеральным директором Службы безопасности.

Хотя полномочия НКРУ были увеличены в ходе реформ разведки конца 70-х и начала 80-х годов, у обладателя этой должности все еще не было полномочий принуждать Специальный отдел КПО или армию делать то, чего они не хотели делать. Поэтому НКРУ пришлось добиваться вла­сти, проявляя большой такт и убедительность при управлении разведывательными комитетами высокого уровня в Стормонте. С другой стороны, отношения между резидентом-шефом МИ-5 и госсекретарем были критическими. Несколько министров должны были использовать НКРУ в качестве личного советника по вопросам разведки, от состояния террористических группировок до областей, где силам безопасности необходимо приложить больше усилий.

Закон о службе безопасности, принятый в 1989 году, сделал НКРУ ответственным перед госу­дарственным секретарем по делам Северной Ирландии, а не перед Министерством внутренних дел, как в случае с МИ-5. На практике сотрудники МИ-5, как правило, часто общаются со свои­ми коллегами в Лондоне.

С 1977 по 1980 год в Стормонте работал офицер МИ-5 по имени Майкл Беттани. Беттани пере­жил личный крах, который, в свою очередь, привел к глубоким изменениям в Службе безопасно­сти. Беттани проводил большую часть своего времени в Северной Ирландии, управляя агентами. Позже он рассказал коллегам из МИ-5 в Лондоне, что у него было несколько опасных случаев в Ольстере. Однажды, по его словам, он едва избежал взрыва бомбы. В другом случае он утвер­ждал, что прятался в одной части дома, в то время как полувоенные группировки ломали колен­ные чашечки кому-то, подозреваемому в доносительстве, в другой. Я не смог подтвердить, дей­ствительно ли имели место эти инциденты.

Известно лишь, что Беттани начала сильно пить, находясь в Стормонте и что в тот же период он перешел в католичество. В то же время у него изменились политические взгляды – правые взгля­ды, которых он придерживался в возрасте двадцати с небольшим лет, были отброшены, посколь­ку он заинтересовался политическими левыми. Позже он сказал, что его турне по Северной Ир­ландии заставило его впервые пересмотреть политику правительства. Вернувшись в Лондон, с 1980 по 1982 год он читал обучающие лекции, по мере обострения его личных проблем. Когда он начал работать в отделе «К» МИ-5, который отвечает за контрразведку, Беттани увидел возмож­ность передавать информацию русским. Несмотря на то, что его попытки сделать это были до смешного неудачными, в 1984 году Беттани был приговорен к двадцати трем годам тюрем­ного заключения.

Пока он находился под стражей в Брикстонской тюрьме, в ежедневнике «Гардиан» появилась не­принужденная статья, предполагающая, что власти пошли на многое, чтобы держать Беттани отдельно от подозреваемого в членстве ИРА в том же крыле. Однако во время подготовки этой книги офи­цер разведки сказал мне, что Служба безопасности считала, что Беттани действительно удалось в тюрьме передать информацию ИРА. Он добавил, что МИ-5 предположила, что имена и адреса старших офицеров, в том числе тех, кто участвовал в борьбе с ИРА, были скомпрометированы, и что соответствующие люди приняли повышенные меры безопасности, некоторые переехали в другое место жительства. Тревога в МИ-5 последовала за открытием того, что Беттани действи­тельно мог общаться с заключенными или подозреваемыми в членстве в ИРА. На момент публикации в прес­се ни Беттани, ни его адвокат не захотели комментировать отправленные им мной письма с изло­жением этого экстраординарного утверждения.

Период глубокой турбулентности последовал за вынесением приговора Беттани и последовав­шим за ним расследованием Комиссии по безопасности. МИ-5 последовала примеру многих других британских учреждений, получив от миссис Тэтчер то, что один из инсайдеров Уайтхол­ла называет «трепкой». Джона Джонса, генерального директора Службы безопасности, сменил Энтони Дафф. В то время как Джонс был кадровым офицером МИ-5, Дафф был дипломатом, ко­торого миссис Тэтчер использовала для руководства Объединенным разведывательным комите­том, руководящей группой по разведке, входящей в состав Кабинета министров. Несколько дру­гих высокопоставленных офицеров МИ-5 были вынуждены уйти в отставку, включая директора филиала, который должен был обнаружить проблемы Беттани во время собеседований при про­верке.

Служба была реорганизована при Даффе, за чем последовала еще одна перетряска после его ухо­да в 1987 году. Главным результатом этих изменений, с точки зрения конфликта в Северной Ирландии, стало существенное увеличение к концу 1980-х годов значения, придаваемого в МИ-5 борьбе с терроризмом.

Во время работы Беттани в Стормонте подразделение «F5», базирующееся в Лондоне подразделение службы, которое собирает разведданные об ирландском терроризме, было просто частью отдела «F», им­перии МИ–5 по борьбе с подрывной деятельностью. В середине 1980–х годов средства массовой информации уделяли значительное внимание отделу «F» и, в частности, его определению «подрывного» - достаточно широкому, чтобы охватывать такие организации, как Национальный совет по гражданским свободам.

К концу 1980-х годов у отдела по борьбе с терроризмом появилось собственное подразделение, объединившее деятельность старых «F5» и «F3», которые расследовали другие (в основном ближневосточные) террористические угрозы, и некоторых подразделений отдела «С», который отвечал за безопасность МИ–5 и других важных правительственных объектов. Директор по борьбе с терроризмом был назначен членом «правления» МИ-5 – должность, не менее важная, чем, например, должность директора по контрразведке.

Северная Ирландия оставалась отдельной операцией, и НКРУ также получил привилегию на уровне директора входить в совет директоров MИ-5. Должности НКРУ и директора по борьбе с терроризмом считались равнозначными; а в конце 1980-х годов директор по борьбе с террориз­мом был даже переведен в Стормонт, чтобы стать НКРУ.

Появление мощного подразделения по борьбе с терроризмом в Службе безопасности и действи­тельно значительное сокращение ее персонала по борьбе с подрывной деятельностью, были ре­зультатом переосмысления после Беттани и желания Службы переосмыслить себя по мере ослабления напряженности между Востоком и Западом после прихода к власти Михаила Горба­чева в 1985 году. В процессе Служба должна была заинтересоваться областями борьбы с терро­ризмом, которые в начале 1980-х годов были прерогативой Специального отдела столичной по­лиции и различных других разведывательных и контрразведывательных структур в Европе, как мы увидим в тринадцатой главе.

Глава 11. Человеческие источники

Важность информаторов для органов безопасности, растущая с самого начала Смуты, до­стигла своего апогея в конце 70-х и начале 80-х годов. Ни британское правительство, ни ИРА никогда не были заинтересованы в том, чтобы предавать огласке степень проникновения информаторов в оплот республиканцев. Силы безопасности хотят защитить отдельные источни­ки и скрыть от общественности тот факт, что кампания по сбору информации требует незавид­ных моральных оценок со стороны тех, кто отвечает за разведку. Что касается «временных», то этот вопрос подчеркивает степень, до которой многие люди презирают их, даже в самых неблагополучных ка­толических районах, до готовности их выдать.

Некоторые руководители служб безопасности рассматривали всю кампанию по изоляции ИРА от общества с точки зрения борьбы за информаторов. «Решающая черта, которую нужно пересту­пить», - говорит высокопоставленный армейский офицер, - «это та, за которой пассивное приня­тие в католической общине переходит в готовность к предательству». Предоставленные развед­данные варьировались от общего звонка по конфиденциальной телефонной линии сил безопасно­сти до готовности сравнительно высокопоставленных сотрудников ИРА выступить против своих коллег.

Но кампания по извлечению информации из республиканских оплотов иногда терпит неудачу из-за сильных связей информаторов внутри сообщества. Очень немногие информаторы готовы выступить в суде и таким образом идентифицировать себя. Объявление себя «стукачом» влечет за собой убийство со стороны ИРА и гарантирует вражду почти ко всем, с кем ты вырос и кого знал. Это также навлекает презрение и гнев на головы родственников.

Куратор информатора должен принимать непростые решения о том, как используется информа­ция, не последним из которых является обязанность защищать жизнь источника. ИРА знает, что число людей, осведомленных о любой предстоящей операции, ограничено. Возможно, придется принять решение о том, чтобы вывести информатора из сообщества, поместить под охрану и дать ему начать новую жизнь вдали от тех, кто жаждет мести. Тесные личные связи в католиче­ской общине означают, что некоторые информаторы, взятые под охрану, не выдерживают изоля­ции и принимают решение вернуться, несмотря на значительный личный риск, с которым это связано.

После реорганизации ИРА в ячейки в конце 70-х годов, силы безопасности активизировали свои усилия по вербовке информаторов. В 1980 году это побудило ИРА создать свой собственный отдел безопасности, которому было поручено выслеживать «кротов». Армейский совет ИРА был хорошо осведомлен о растущей усталости националистов от войны и активизировал политиче­скую работу Шинн Фейн, чтобы сохранить основу власти. В то же время они понимали, что необходимы принудительные меры, чтобы предотвратить переход людей от усталости к измене.

Убийства стукачей, «вправить им мозги» на сленге ИРА, продолжались годами. Первый был убит в 1971 году. Однако с конца 70-х годов их число увеличилось. В период с 1979 по 1981 год ИРА убила восемь человек как информаторов, семеро из них были членами ее собственных подразделений. Это было больше, чем число «временных», убитых полицией и армией (пятеро) за тот же период. За десять лет, с 1978 по 1987 год, по меньшей мере двадцать четыре информатора или предполагаемых информатора были убиты «временными», почти столько же сколько было убито в Северной Ирландии САС за этот период республи­канских активистов.

По словам ряда журналистов, писавших на эту тему, несколько убийств произошли после того, как ИРА раскрыла информатора по имени Питер Валенте, «добровольца» и организатора протестов в поддержку заключенных блока «Н». Валенте сказал своему куратору из Специаль­ного отдела, что у ИРА есть агент внутри Королевской полиции Ольстера. Мнения о мотивах по­лицейского расходятся: одни говорят, что он продавал информацию с целью получения прибы­ли; другие, что он принял экстраординарное личное решение обзавестись своими собственными информаторами из ИРА, чтобы убедить свое начальство в том, что он подходит для принятия в Специальный отдел.

Виновный сотрудник полиции был арестован в октябре 1980 года. Валенте и его куратор пришли к фатальному выводу, что он может остаться в ИРА. Однако после рейда в дом в западном Бел­фасте, который, как полагала полиция по наводке Валенте, собирался быть использован для со­вершения теракта, ИРА приступила к поиску источника утечки. Они взяли под наблюдение тех немногих людей, которые знали об операции, и Валенте был арестован, когла следовал на встре­чу со своим куратором. Говорят, что после допроса Валенте раскрыл личности других людей, и четыре убийства, как сообщается, были связаны с раскрытием ИРА того, что Валенте был ин­форматором. Морис Гилвари, член ИРА Ардойна, который, как полагают некоторые, дал наводку, приведшую к засаде САС в июне 1978 года у почтового участка Баллисиллана, был убит в янва­ре 1981 года. Юджин Симмонс, квартирмейстер ИРА, был застрелен в том же месяце в Южном Арме. Пэдди Трейнор, еще один член Белфастской бригады, был убит в феврале 1981 года; а Винсент Робинсон был убит в июне того же года.

Однако ключевые факты об обнаружении ИРА этого блока информаторов остаются неясными. Как именно Валенте узнал личности информаторов, остается неясным, хотя считается, что воз­можно, ему передал информацию вероломный человек из КПО. Но как человек из КПО узнал, кто они такие, учитывая, что личности информаторов, вероятно, являются самым тщательно охраняемым секретом в Ольстере?

Что еще более важно, почему между предполагаемым открытием того, что Валенте был инфор­матором, и его собственным убийством в ноябре 1981 года прошел промежуток примерно в год? Возможно, его заставили поверить, что его жизнь будет сохранена, если он сдаст других: Гилва­ри, Симмонс, Трейнор и Робинсон были убиты раньше самого Валенте.

Обнаружение нескольких стукачей в ИРА и коррумпированного офицера полиции было доста­точно постыдным для их соответствующих организаций. Возможно, идея связать отдельные со­бытия с Валенте была частью дезинформационной уловки сил безопасности, направленной на то, чтобы скрыть другие ошибки с их стороны. Период, в который произошли эти смерти, сов­пал с неудачной попыткой некоторых офицеров Специального отдела среднего звена установить контроль над агентами армии.

Этот случай - не единственный, связанный с вербовкой ИРА агентов в рядах сил безопасности. Некоторые люди, близкие к республиканскому движению, утверждают, что были и другие слу­чаи, когда высокопоставленные члены КПО предоставляли информацию в обмен на обещания ИРА не причинять им вреда. Проверить эти утверждения невозможно, но очевидно, что некото­рые сотрудники полиции и тюрем подвергались угрозам со стороны ИРА и иногда соглашались предоставлять «временным» особые льготы. В начале 1990 года тюремный служащий был осу­жден за предоставление ИРА информации, которая была использована для убийства одного из его коллег. Хотя «временным» иногда удавалось проникнуть в КПО, факты свидетельствуют о том, что у сил безопасности гораздо больше агентов в лагере республиканцев, чем наоборот.

Высокопоставленные «временные» осознавали, что убийство информаторов может лишить их поддержки в националистическом сообществе, и кнут и пряник были испробованы наравне. Например, в январе 1982 года ИРА объявила амнистию, в соответствии с которой информаторам давалось две недели на то, чтобы явиться с повинной. В республиканских газетах регулярно по­являлись статьи в попытке продемонстрировать, что организация способна прощать. Типичным примером в 1985 году был заголовок «Никогда не поздно». В нем рассказывалось о том, как не­названный человек из Нью-Лодж в течение нескольких лет работал информатором в армии. «Когда его забирали, его обычно отвозили в несколько «конспиративных» домов или автостоя­нок в Холивуде, Лисберне и Балликинларе», - говорилось в статье. В конце концов анонимный информатор не выдержал напряжения своего двойного существования. По-видимому, он сказал газете: «Я думал, что уже слишком поздно, я думал, что я ничего не смогу сделать. Теперь я по­нимаю, что никогда не бывает слишком поздно. Тебе лучше выйти вперед».

Предложение о помиловании распространялось только на тех, кто признался в своем предатель­стве; организация продолжала убивать других информаторов, которые не давали показаний, ча­сто после длительных допросов. Их оставляли, иногда со сложенной банкнотой в кармане, без обуви, с заклеенными скотчем глазами и пулей в затылке. Иногда их признания записывались на магнитофон и проигрывались родственникам или другим лицам, которые жаловались на казнь.

Помимо убийства стукачей, ИРА также проводила карательные операции против мелких пре­ступников. В 1970-е годы сотни людей лишились коленных чашечек. Цель состояла не просто в том, чтобы убедить людей в том, что «временные» могут обеспечить альтернативную систему правосудия в жилых районах; существует также практическое признание того факта, что пре­ступники особенно подвержены вербовке в качестве информаторов силами безопасности.

Информаторов обычно вербуют в полицейских участках или на армейских базах после арестов. Некоторые становятся информаторами из ненависти к «временным», в то время как другие чле­ны организации, по-видимому, использовали положение информатора как средство избавления от неже­лательных членов. Но большинство потенциальных стукачей варьировались от водителя такси, остановленного по обвинению в неправильном вождении автомобиля, до члена ИРА, пойманного с пистолетом. Им предлагается шанс выйти на свободу в обмен на информацию. Большинство отказывались сотрудничать. Республиканцы утверждают, что, когда такие подходы терпят неудачу, власти ча­сто шантажируют людей. Им могут угрожать, например, что, если они не станут информатора­ми, ИРА сообщат, что они действительно «стукачи».

Те, кто был вовлечен в попытки вербовки «человеческих источников», подтверждают, что мето­ды, используемые для убеждения людей, часто являются недобросовестными. Иногда информа­ция, полученная группами наблюдения, может быть использована в качестве средства принужде­ния. Офицер армейской разведки рассказывает, что однажды члену ИРА показали фотографии, на которых его жена совершает супружескую измену с его командиром подразделения активной службы. Но основой для вербовки говорит офицер разведки, «обычно является шантаж».

К концу 70–х годов это стало настолько широко известно как стандартный метод вербовки, что любой, кто вышел на свободу после ареста, мог попасть под подозрение в республиканских со­обществах - люди стали часто сообщать о том, что к ним обращалась полиция во время содержа­ния под стражей, на страницах националистических газет, как средство рассеять подозрения в отношении самих себя. В 80-х годах агенты-вербовщики усовершенствовали свои методы, уделяя больше времени поиску подходящих людей и проявляя больше изобретательности в со­здании ситуации, в которой можно было бы найти к ним подход.

Секретная разведывательная служба, Служба безопасности и в некоторой степени армия пошли на многое, чтобы завербовать агентов, потому что, в отличие от полиции, у них нет легкого до­ступа к республиканцам в камерах предварительного заключения. В 70-х годах Секретная разве­дывательная служба создала фиктивную туристическую фирму, чтобы сообщить ряду ведущих республиканцев, что они выиграли бесплатные поездки в Испанию. Когда они брали эти отпус­ка, к ним подошли офицеры разведки и спросили, будут ли они работать агентами. Последую­щие журналистские расследования вывели от «Карузо», подставной компании, на лондонское отделение Секретной разведывательной службы, которое занимается операциями в Великобри­тании.

В 1985 году Джерри Янг, активист Шинн Фейн, рассказал, как к нему подошли полицейские в штатском во время визита к его детям, которые жили в Бирмингеме. Янг говорит, что офицеры угрожали ему запретительным ордером, разлучив его с детьми, если он не согласится работать на них. Считается, что это была операция, проведенная от имени МИ-5 местным Специальным отделом.

Много усилий уходит на то, чтобы выявить людей, которых специалисты разведки считают по какой-либо причине под­ходящими для вербовки. Если они соглашаются предоставить информа­цию, им дают кодовое имя и подробную информацию о том, как связаться со своим куратором.

Встречи обычно проходят в районах, удаленных от опорных пунктов республиканцев. Предпо­чтение отдается местам расположения респектабельного протестантского истеблишмента – ав­тостоянке гольф-клуба, территории вокруг Королевского университета в Белфасте или у школы в пригороде для среднего класса. Большинству информаторов платят небольшие суммы, часто всего 10 или 20 фунтов стерлингов в неделю. Успешная информация, например, о тайнике с оружием, может привести к получению бонуса в размере 200 или 300 фунтов стерлин­гов. Но высокопоставленным источникам, людям в высших эшелонах Шинн Фейн, ИРА или ИНОА, платили тысячи фунтов стерлингов. Деньги часто хранятся на счетах в банках метропо­лии, и информатор часто не может ими воспользоваться, поскольку это привлекло бы внимание.

Встречи с кураторами часто назначаются по телефону. Агент позвонит в местный полицейский участок или на военную базу по незарегистрированному номеру и попросит поговорить со своим куратором. Затем будут приняты меры для проведения встречи. Агенты-посредники могут организовать встречу таким образом, чтобы иметь возможность проследить за источником до встречи, чтобы убедиться, что за ним или за ней не следит ИРА.

Работа агентов в Северной Ирландии привела силы безопасности во многие области чрезвычай­но сложные с моральной точки зрения. Опасности использования информаторов хорошо извест­ны сотрудникам разведки. Сама информация может быть недостоверной. Источник может фа­бриковать улики, чтобы поквитаться с кем-то. Они могут даже быть причастны к серьезным пре­ступлениям и, предоставляя информацию о других, могут тем самым попытаться скрыться от внимания полиции. Дилемма сил безопасности часто, проще всего, заключается в том, что они обнаруживают, что у них складываются неудобно близкие отношения с людьми, непосредствен­но причастными к терроризму. Как объясняет один высокопоставленный армейский офицер с опытом тайных операций в Северной Ирландии, «чтобы информатор был хоть сколько-нибудь хорош, вы можете почти гарантировать, что он будет участвовать в операции». В битве за раз­ведданные агенты СО или армии обнаружили, что у них складываются тесные рабочие связи с людьми, которых они подозревали, или даже знали, что они ответственны за убийство их коллег.

В 1982 году в суд поступило дело, которое высветило тесные связи между информатором и его куратором. Энтони О'Догерти и его бывшему куратору из СО Чарльзу Маккормику были предъ­явлены обвинения в совершении серии преступлений, включая убийство офицера полиции и ограбление банка. Будучи сержантом детективной службы, Маккормик был связным О'Догерти в начале 70-х годов. О'Догерти пустился в бега после того, как попал под подозрение в ИРА. Он полагался на защиту и помощь детектива-сержанта, который чувствовал привязанность к своему бывшему агенту. О'Догерти заявил в суде, что Маккормик присоединился к нему в серии преступлений.

Судья, рассматривавший это дело, поставил под сомнение некоторые утверждения О'Догерти, предупредив об опасности принятия неподтвержденных заявлений, в которых замешан бывший сотрудник полиции. Тем не менее Маккормик был признан виновным в ограблении банка, угоне автомобилей и преступлениях с применением огнестрельного оружия. Он был приговорен к два­дцати годам, но был освобожден после успешной апелляции в 1984 году. Сам О'Догерти вышел на свободу в следующем году, что заставило многих задуматься о том, были ли с властями за­ключены еще какие-то неизвестные сделки.

Британские полицейские силы связаны руководящими принципами Министерства внутренних дел по использованию информаторов, но Королевская полиция Ольстера таковой не является, еще один показатель того, в какой степени она не действует по тем же правилам, что и ее бри­танские коллеги. В руководящих принципах говорится, что полиция не должна допускать совер­шения серьезного преступления, если информатор сообщил им об этом, что они не должны вво­дить в заблуждение суд, чтобы защитить информатора, и исключает предоставление информато­ру полного иммунитета. Все эти принципы были нарушены в Северной Ирландии. Сотрудники КПО считают это необходимостью в борьбе с терроризмом, но многие посторонние критически относятся к некоторым из этих методов.

Уверенный тон, принятый многими армейскими офицерами и сотрудниками КПО при обсужде­нии действий отдельных подозреваемых в терроризме, часто основан не более чем на полуправ­де, корыстных предположениях и сплетнях в пабах, предоставляемых низкопробными информа­торами. Это может быть результатом синдрома, хорошо известного в разведывательной работе, когда куратор агента рисует чрезмерно оптимистичную картину надежности своего источника, чтобы укрепить свое собственное положение. В конце концов, работа с высококлассным источ­ником может сделать карьеру офицера СО или МИ-5. В других случаях, оказавшиеся в нужном месте информаторы могут позволить им собрать значительный объем подлинной информации о дея­тельности отдельных лиц.

Особые усилия прилагаются для вербовки квартирмейстеров, экспертов ИРА по поставкам ору­жия. Эти люди могут точно указать тайники с оружием, за которыми затем можно наблю­дать, что позволяет специалистам разведки установить личности членов ячейки. Поскольку ору­жие должно быть выдано до нападения, квартирмейстер может сыграть решающую роль в предупреждении СО или армии о террористическом нападении.

Юджин Симмонс, чье тело было найдено только через четыре года после его убийства в 1981 го­ду, как полагают, был квартирмейстером, чья информация о местонахождении складов материа­лов для изготовления бомб привела к аресту нескольких «временных». Фрэнк Хегарти, сорока пяти лет, убитый ИРА в 1986 году, работал в отделе квартирмейстера бригады Дерри. Знание Хе­гарти о крупных складах снабжения в Республике выделило его для работы в МИ-5 как «нацио­нальное достояние». В ночь перед тем, как полиция Ирландской Республики должна была совер­шить налет на тайник, где хранились десятки винтовок, Хегарти был взят под стражу. Он отпра­вился на конспиративную квартиру, принадлежащую Министерству обороны, в Ситтингборне в графстве Кент. Там его навестила его девушка, и он сказал ей, что его надсмотрщиками были люди из МИ-5. После месяца, проведенного в бегах, он больше не мог выносить разлуки. Он вернулся домой, заявив о своей невиновности в каком-либо предательстве, уловка, которая не смогла спасти его жизнь. ИРА допросила его, заявив, что он признался в том, что работал инфор­матором в течение семи лет.

Шинн Фейн ясно дала понять, какие уроки другие должны извлечь из дела Хегарти. В интервью Питеру Тейлору из программы «Панорама» на телеканале BBC, Мартин Макгиннесс, лидер рес­публиканцев Дерри и одно время начальник штаба Армейского совета ИРА, сказал, что если рес­публиканские активисты «перейдут на другую сторону», то они больше, чем кто-либо другой, полностью осознают, каково наказание за это.

- Смерть? - переспросил Тейлор.

- Смерть, конечно, - ответил Макгиннесс.

К концу 70-х годов попытки получить больше информации и более эффективно обрабатывать ее с помощью объединенных оперативных центров ГПЗК принесли результаты. Одной из обла­стей, где это было очевидно, были находки оружия. Большинство находок обычно являются ре­зультатом того, что СО передавал информацию от информаторов армии, которая затем проводит поиск. Офицер разведки батальона говорит: «Мы получали информацию из Специального отде­ла о том, что дом стоит обыскать. На самом деле они не говорят нам почему, но дают несколько подсказок относительно того, что мы могли бы найти».

Количество найденной взрывчатки и оружия неуклонно сокращалось с 1974 по 1978 год. Однако в 1979 году, хотя количество обысканных домов сократилось на треть по сравнению с 1978 го­дом, количество найденной взрывчатки было почти таким же. Сокращение числа обысков было осуществлено по приказу Кеннета Ньюмана, который понимал, что более качественные развед­данные могли бы помочь силам безопасности в их отношениях с националистическим сообще­ством, которое было крайне возмущено обысками в домах.

Несмотря на значительный прогресс, достигнутый в сотрудничестве разведок, один важный во­прос между СО и армией оставался нерешенным. С переходом к главенству полиции, в период с 1977 по 1980 год, КПО пыталось свести к минимуму работу армейских агентов, надеясь, что это поможет взять под контроль армейские источники. На самом деле, не похоже, что помощник главного констебля Слевин, глава Специального отдела, поддержал аргумент в пользу закрытия всей армейской операции по управлению агентами, скорее, это была преобладающая точка зре­ния, которой придерживались на средних уровнях командования в СО.

Как и следовало ожидать, их действия встретили решительное сопротивление армии. Отчасти в результате давления КПО генерал–майор Джеймс Гловер, как на посту командующего сухопут­ными силами, так и на своем предыдущем посту в разведке в Лондоне, пытался повысить эф­фективность и профессионализм армейской агентуры. До 1977 года каждый батальон управлял своими собственными агентами, передавая их своему преемнику после четырех или более меся­цев пребывания в Ольстере. Но стало ясно, что многие из кураторов агентов подразделения бы­ли неопытными и неумелыми. Их источники, должно быть, усомнились в мудрости вверения своих жизней в руки этих молодых людей, большинство из которых были англичанами, которые ходили вокруг, пытаясь выглядеть как гражданские лица, но быстро показывали свое незнание обычаев Северной Ирландии. В то же время Лисберн признал, что подозреваемые больше не могли допрашиваться или «проверяться» офицерами разведки батальона, и что количество вре­мени, которое они могли удерживать людей перед тем, как передать их полиции, было сокраще­но, все это затрудняло вербовку источников для армии.

Генерал-майор Гловер, проводя реорганизацию военной разведки в Северной Ирландии, прекра­тил работу батальонов со своими собственными агентами и передал эту ответственность брига­дам, следующему уровню в цепочке командования. В штабе каждой из трех бригад было то, что довольно скромно называлось Исследовательским отделом, в состав которого входили кураторы агентов, занимающиеся только этой работой. Однако это соглашение просуществовало недолго, и в 1980 году Гловер создал централизованную группу по работе с человеческими источниками, известную как подразделение полевых исследований (ППИ) в штабе войск в Северной Ир­ландии, Лисберн. ППИ присоединилась к 14-й разведывательной роте и САС в формировании трех армейских подразделений тайных операций в Ольстере. Она оставалась более засекречен­ной, чем любая из этих организаций, и в этой книге впервые обсуждается ее роль.

Подобно подразделению наблюдения и САС, ППИ набирало новобранцев из различных родов войск и готовила их к поездкам в Северную Ирландию. Но его командир и несколько других ключевых фигур были взяты из «зеленых слизняков», так что ППИ оставалось в более тесном подчинении Разведывательного корпуса, чем 14-я разведывательная рота или САС. ППИ, как и кураторы агентуры МИ-5, имели лишь ограниченный доступ к людям, содержащимся в камерах предварительного заключения, и поэтому должны были проявлять большую изобретательность при принятии решения о том, как в первую очередь подойти к потенциальным агентам.

Несмотря на эту инициативу, сотрудники СО часто рассматривали агентурные операции армии как пустую трату усилий. Высокопоставленный офицер полиции говорит: «80 процентов ценных разведывательных источников принадлежали КПО». Военнослужащий говорит, что это обвине­ние «чушь собачья» - показатель страстей, которые все еще вызывает этот вопрос. Другие воен­ные считали, что многие из кураторов агентуры СО являлись временщиками и что армия пред­принимала более изобретательные усилия по вербовке агентов.

Морис Олдфилд, занимавший должность координатора по вопросам безопасности, вскоре был втянут в это соперничество. Олдфилду было трудно справляться с таким темпом работы. Ему больше подходило разбирать бумаги в Стормонт-хаусе, чем постоянно садиться в вертолет и вы­лезать из него, чтобы посетить отдаленные базы. И, что еще более важно, к началу 1980 года он начал страдать от рака желудка.

Армия утверждала, что важно поддерживать свои собственные источники информации, потому что, как выразился один офицер, «Многие католики чувствуют себя гораздо счастливее, разгова­ривая с британцем, чем с полицейским». Была еще одна связанная с этим, но более фундамен­тальная причина позиции армии. Разведданные от информаторов были настолько важны, что Лисберн неохотно доверял все это СО. Опасения некоторых офицеров по поводу того, что в ря­дах СО было слишком много протестантских «упертых парней», означали, что генералы не хоте­ли полностью зависеть от Нока в получении информации о том, что происходит в ИРА.

МИ-5 придерживалась такой же позиции. По словам важной фигуры в Стормонте в тот период, они сохранили свое подразделение по работе с агентами отчасти потому, что видели опасность в том, что СО допускал монополию на разведданные из человеческих источников. Олдфилд, оче­видно, согласился с армией и МИ-5 в этом вопросе, осознавая опасность передачи слишком большой власти в руки Специального отдела.

В начале 1980 года, вскоре после того, как стало ясно, что он серьезно болен, положительный допуск Олдфилда по результатам секретной проверки был отозван. Этот примечательный шаг, учитывая, что он участвовал в некоторых из самых секретных операций Великобритании в тече­ние предыдущих сорока лет, был предпринят потому, что он не заявлял о своей гомосексуально­сти во время положительных собеседований на протяжении своей карьеры.

Он вернулся в Англию неизлечимо больным, чтобы пройти серию собеседований со старшими офицерами МИ-5. Им было приказано выяснить, не эксплуатировалась ли гомосексуальность Олдфилда какой-либо иностранной державой. В марте 1981 года в возрасте шестидесяти пяти лет он умер от рака. Примерно в то же время сменивший Олдфилда на посту координатора службы безопасности сэр Фрэнсис Брукс Ричардс завершил исследования, заказанные Уайтхол­лом. Сэр Фрэнсис вернулся в Лондон, и Штаб планирования был распущен. Отчеты, подготов­ленные координаторами по вопросам безопасности и их сотрудниками, были распространены среди высокопоставленных государственных служащих и министров. Хотя миссия Мориса Олдфилда получила широкую огласку как попытка правительства решить проблемы в системе безопасности, возникшие после «потрясения» в Уорренпойнте, в конечном итоге ее результатом стало в значительной степени утверждение статус-кво. В отчетах поддерживалась политика гла­венства полиции и централизации разведывательной деятельности, но сохранялась разносторон­няя деятельность армии, КПО и МИ-5 по сбору информации.

Шесть лет спустя причины отстранения Олдфилда стали достоянием общественности в газет­ной статье, в которой предполагалось, что охранники его специального подразделения в Лондо­не предупредили свое начальство о том, что шеф Секретной разведывательной службы занима­ется случайным сексом с молодыми мужчинами. В статье североирландского журналиста Криса Райдера в «Сандей Таймс» говорилось, что Олдфилда выслали из Ольстера после инцидента, в ходе которого он подошел к мужчине в туалете в пабе недалеко от Стормонта.

Миссис Тэтчер сделала публичное заявление, подтверждающее, что он «признался» в своей го­мосексуальности и в результате был отстранен от должности координатора службы безопасно­сти. Многие в Секретной разведывательной службе и в Стормонте сочли поведение премьер-министра предательством по отношению к человеку, который отказался от недолговечных радо­стей своей отставки, чтобы служить ей. Им было трудно понять, почему, когда правительства обычно никогда не комментируют деятельность служб безопасности и разведки, ей понадоби­лось так откровенно говорить о человеке, который был мертв и не в состоянии защитить себя.

Некоторые люди видели руку МИ-5 или Специального отдела КПО в падении Олдфилда. Если старший офицер Секретной разведывательной службы приводил молодых людей к себе на квар­тиру, почему это не было замечено раньше? Утверждения об инциденте в самой Северной Ир­ландии вызывают недоумение. Один из коллег Олдфилда из Стормонта говорит, что история о пабе неверна и что бывшего начальника Секретной разведывательной службы допрашивали об инциденте, который произошел задолго до его прибытия в Северную Ирландию. Существует ве­роятность того, что «источники в службе безопасности и полиции», на которые ссылается Райдер в качестве поставщиков информации в своем рассказе, знали о гомосексуальности Олдфилда в течение некоторого времени и что они решили использовать эту информацию, пото­му что он не поддержал детективов СО среднего ранга, которые хотели взять верх над армейски­ми агентами в Ольстере.

Глава 12. «Встряска» и технология террора

Хотя информаторы оставались основным источником разведывательной информации для КПО и армии, использование технических средств сбора информации расширялось. К 1980 году как си­лы безопасности, так и их оппоненты-республиканцы вложили значительные ресурсы в новые технологии. От ультрасовременного оборудования для наблюдения до сложных взрывателей бомб - обе стороны пытались получить преимущество, используя развивающиеся технологии.

ИРА извлекла уроки из своих первых неудач в изготовлении бомб и смогла производить устрой­ства гораздо более высокого качества, используя более стабильную взрывчатку и более надежные таймеры. И радиоуправляемые бомбы, с которыми организация экспериментировала с 1972 года, также получили распространение в конце 70-х годов. Примечательно, что «времен­ные» использовали их при взрывах в Уорренпойнте и лорда Маунтбеттена в Маллагморе.

Стандартное устройство приводилось бы в действие передатчиком, известным как «Макгрегор», предназначенным для использования с моделями самолетов и лодок. Сначала он использовался для приведения в действие простого переключателя, также часто приобретаемого в модельных магазинах, который затем приводил в действие детонатор. Это было незадолго до того, как ар­мия начала изучать возможность передачи сигналов помех в диапазоне волн 27 МГц, используе­мым этим передатчиком. Однако такая тактика была сопряжена с риском, поскольку существова­ла вероятность того, что армия, передавая помехи на той же частоте, приведет к преждевремен­ному взрыву бомб, что, возможно, приведет к ранению невинных людей.

Шло время, ИРА вносила различные изменения в свои радиоуправляемые устройства. Передо­вое электронное оборудование, приобретенное за рубежом, было использовано для модифика­ции как передатчиков, так и приемников с помощью кодированного сигнала для приведения в действие бомбы. В результате армейские средства глушения, основанные на передаче на посто­янной частоте, больше не смогли бы привести бомбу в действие или обезвредить ее; и силы без­опасности не смогли бы выяснить, какие модуляции сигнала были необходимы для приведения бомбы в действие. Хотя это представляло собой значительное технологическое развитие для ИРА, обеим сторонам предстояло продвинуться дальше простого кодирования.

Ученые министерства обороны в научно-исследовательских учреждениях Англии постоянно со­стязались в остроумии с создателями бомб ИРА, и использование ИРА закодированных сигналов включения для своих бомб вынудило ученых рассмотреть новые способы защиты военных. Им пришла в голову идея «ингибиторов», которые предотвратили бы срабатывание бомбы, вмеша­тельство, которое спасло бы много жизней.

К середине 1980-х годов военные были оснащены целым семейством портативных средств про­тиводействия, предназначенных для различных угроз. ИРА была осведомле­на о функциях устройств, которые носили военные во время патрулирования, и позже попыта­лась обвинить армейские контрмеры в том, что они спровоцировали взрыв в 1987 году на службе в День памяти в Эннискиллене, в результате которого погибли одиннадцать человек. На самом деле он был вызван таймером.

Возможно, эксперты ИРА неизбежно обнаружили область электронного спектра, в которой инги­биторы не будут действовать, «белую полосу». Начиная с 1985 года, несколько солдат и поли­цейских, особенно в Южном Арме, были убиты в результате взрыва бомб, сработавших с ис­пользованием радиосигнала в «белом» диапазоне. Устранение этой угрозы стало предметом срочных усилий в учреждении Министерства обороны на юге Англии. После более чем года ин­тенсивных усилий ученые разработали успешные контрмеры для передатчиков, работающих в «белом» диапазоне. Преследуемая по всему электронному спектру, ИРА все чаще возвращалась к старомодному и неподавляемому методу, управлению по проводам.

В соответствии со своей стратегией длительной войны ИРА стала лучше осознавать риски для своих мужчин и женщин и необходимость избегать безрассудных операций. Республиканские районы, особенно во внутренних районах городов, интенсивно патрулировались и подвергались негласному наблюдению со стороны сил безопасности, что увеличивало шансы перехвата аген­тов ИРА. Из-за этого ИРА пришлось приложить больше усилий к подготовке атак, чтобы гаран­тировать, что снайперы или подрывники смогут беспрепятственно добраться до своей цели. ИРА развила навыки своей собственной разведывательной организации, совершив несколько перево­ротов, которые должны были вызвать тревогу в сообществе служб безопасности.

В первые дни Смуты женщины стучали крышками мусорных баков всякий раз, когда в поместья въезжал армейский патруль. По мере того как шли 70-е годы, ИРА перешла к более тонким формам общения. Телефоны использовались для передачи зашифрованных сообщений. Сочув­ствующие, живущие в высотных многоквартирных домах, замечали патрули в бинокль, а затем вывешивали полотенце на свой балкон или открывали окно. Эти посты предупреждения сделали для ИРА более безопасным проведение нападений или перемещение оружия и, в свою очередь, вынудили силы безопасности усилить скрытое наблюдение. В основном это были операции в штатском, которые с большей вероятностью выводили людей на чистую воду. Пытаясь проти­востоять этой новой деятельности по наблюдению, ИРА наняла свои собственные команды на­блюдателей, известных как «шпики». Они часто вербовались из молодежных или женских отде­лений движения и принимали участие в нападениях, обеспечивая режим безопасности или нахо­дя дом полицейского, а также наблюдая за территорией своего проживания.

«Временные» также вскоре предприняли попытки перехватить сообщения своих оппонентов. Небольшие тактические рации солдат на улице легко прослушивались. Чердаки или свободные комнаты были оборудованы ИРА в качестве постов для прослушивания. Те, кто ими руководил, быстро научились интерпретировать основные кодовые слова, используемые солдатами и поли­цией в попытке замаскировать свои действия. Например, не потребовалось много времени, что­бы установить, что солдат, упомянувший по радио «Феликса», имел в виду офицера по обезвре­живанию бомб или что «Санрей» относится к командиру подразделения. Такого рода информа­ция могла бы быть ценной при организации засад типа «на опережение», когда ИРА инсцениро­вала бы инцидент и нападала на тех, кто на него отреагировал. Простое пеленгационное обору­дование также можно было бы использовать для отслеживания местоположения передач.

Однако разведданные, собранные путем прослушивания сообщений пеших патрулей, оставались довольно базовыми. ИРА поняла, что она получила бы гораздо более важную информацию, если бы смогла проникнуть в систему связи более высокого уровня, используемую старшими ко­мандирами. В 1979 году, в рамках крупной полицейской разведывательной операции под кодо­вым названием «Ястреб», КПО провела налет на дом недалеко от Белфаста, который был превращен в фабрику бомб и сложный пункт прослушивания. Полиция пришла к выводу, что «временным» удалось подключиться к стационарным телефонам, по которым велись разговоры старших офицеров. В том же году сочувствующим в Англии удалось украсть из почтовой сумки так называемый доклад Гловера о будущих тенденциях терроризма в Северной Ирландии. Утрата этого секретного документа привела Уайтхолл в глубокое замешательство.

Прослушивание их коммуникаций привело армию к разработке новой, более безопасной систе­мы. Одна из них, получившая кодовое название «БРИНТОН», развернутая в начале 80-х годов, предназначалась для обеспечения зашифрованных телефонных линий и линий передачи данных между различными штаб-квартирами. Однако недавно были высказаны сомнения относительно «БРИНТОН». В конце 1989 года некто, имевший обширные связи в республиканском движении, заявил мне, что ИРА удалось проникнуть в эту сеть высокого уровня. В том же месяце бюлле­тень Министерства обороны по контрактам, публикация, распространяемая среди оборонных подрядчиков, содержала приглашение к участию в тендере на продление проекта «БРИНТОН», возможно, признание того, что система нуждается в усовершенствовании.

К концу 70-х годов, в сочетании с новой структурой ячеек, было приложено больше усилий для организации тщательной подготовки «добровольцев» ИРА, часто в лагерях в Донегале и других отдаленных районах Республики. Они стали более опытными в том, чтобы обходить стороной достижения в области раскрытия преступлений. Эта «осведомленность криминалистов», как на­зывает это полиция, включала в себя несколько новых мер: было расширено использование ба­лаклав, чтобы предотвратить идентификацию с помощью фото-наблюдения; стало стандартной практикой использовать резиновые перчатки при обращении с оружием, чтобы не оставлять от­печатков на оружии, а также масла и пороха на руках; а поверх обычной одежды одевались рабочие комбинезоны или другая одежда, чтобы на ней не остались следы взрывчатки. Эта одежда, балаклавы и перчатки были спрятаны в домах членов ИРА, часто вместе с самим оружием. До­бровольцы принимали ванну вскоре после обращения со взрывчатыми веществами, чтобы на их волосах или коже не было обнаружено никаких следов. Изобретательность ИРА побудила силы безопасности принять множество контрмер, которые стремились, в том числе с помощью техно­логий и усовершенствованной судебно-медицинской практики, добиться большего числа обви­нительных приговоров.

Другой областью, где технология использовалась для борьбы с ИРА, была проверка автомобиль­ных номерных знаков. В 1974 году силы безопасности внедрили первую компьютеризированную систему автомобильных номерных знаков под кодовым названием операция «Мстительность». Этот проект был разработан армией, основной компьютер базировался в Лисберне. И именно Королевская военная полиция в Лондондерри, а не КПО, предприняла первые попытки связать контрольно-пропускные пункты транспортных средств с учреждениями, хранящими записи, чтобы можно было проводить мгновенные проверки через терминалы, многие из которых уста­новлены на контрольно-пропускных пунктах на границе с Югом, которые можно было использо­вать для получения информации о машина примерно через тридцать секунд.

ИРА вскоре осознала свою уязвимость перед такой системой, но она также разработала контрме­ры. Оперативники ИРА объезжали улицы процветающих районов, жители которых были бы за­несены в компьютер как не представляющие интереса, и снимали точные данные об автомоби­лях. Затем они находили похожую модель, меняли ее номерные знаки и следили за тем, чтобы она была идентична первой, вплоть до наклеек на стеклах. Таким образом, солдат или поли­цейский, проверяющий номер с помощью компьютера, предположил бы, что машина принадле­жит респектабельному жителю пригорода. Однако использование «звонарей», как называла их ИРА, требовало от организации больших дополнительных усилий и во многих случаях было не­возможно. Но в равной степени армии потребовалось некоторое время, чтобы найти наиболее эффективный способ использования компьютера – сначала много времени было потрачено впу­стую на проверку транспортных средств, принадлежащих основной массе населения, не при­частного к терроризму. В 1977 году компьютер был модифицирован для работы в основном с подозрительными транспортными средствами.

В течение 70-х годов большинство записей армии и КПО хранились в картотеках в штаб-квар­тирах от местного до национального уровня. В их карточках перечислялись подозреваемые, дома и огнестрельное оружие, часто довольно подробно. Солдаты, прибывающие для обыска до­ма, должны были знать расположение мебели в нем и другие детали – например, был ли в зда­нии подвал или закупоренный дымоход. Эти данные были собраны на карточках домов, полу­ченных в ходе предыдущих рейдов, и иногда с помощью простого средства - взгляда в окно. Си­лы безопасности могли бы получить другую информацию о доме в почтовом отделении или у Управления жилищного строительства Северной Ирландии.

Неизбежно, что дома людей, невиновных в терроризме, иногда подвергались такой тщательной проверке. Обыски были крайне непопулярны и подверглись критике со стороны некоторых депу­татов парламента от лейбористской партии в Лондоне, которые считали, что Ольстер превраща­ется в общество «Большого брата», в котором обычные люди подвергаются неприемлемому уровню слежки со стороны сил безопасности. В результате этого в 1976 году Гарольд Уилсон объявил о создании компьютера для ведения записей персональных учетных данных. Сбор тако­го рода информации вызвал беспокойство у активистов движения за гражданские свободы, хотя армейские офицеры утверждают, что это позволило Лисберну одним нажатием кнопки устано­вить многих людей, которые определенно не были причастны к инциденту, снимая подозрения с невиновных. Руководители служб безопасности надеялись, что это позволит им более эффектив­но сосредоточить свои усилия, уменьшив нежелательное внимание, уделяемое тем, кто не причас­тен к насилию.

Полиция и армия в течение некоторого времени осознавали, что существует значительный про­стор для неправильного обращения с информацией, хранящейся в системе картотек, и что коли­чество времени, необходимое для поддержания информации в актуальном состоянии, увеличи­вается. Они представили компьютер, известный просто как «3072», по номеру его модели, кото­рый был призван улучшить ситуацию. Как и во многих ранних экспериментах с компьютерами, вскоре стало очевидно, что машине не хватает памяти или быстродействия, чтобы быть эффек­тивной. В результате полицейские участки и армейские базы сохранили свои картотеки, и компьютер практически не повлиял на их деятельность по сбору разведывательной информации.

В начале 1980-х годов была разработана новая система для замены «3072». В 1987 году 125-й разведывательный отдел, отдел обработки данных 12-й разведывательной роты и службы без­опасности, базирующейся в Лисберне, получил новый компьютер. Новая машина, объем памяти которой во много раз превышал «3072», получила кодовое название «Тигель». Армия надея­лась, что «Тигель» наконец позволит ей использовать возможности информационной рево­люции.

«Тигель» не только хранил информацию о людях и инцидентах, но и содержал данные о передвижениях отдельных лиц, поступающие с десятков терминалов в разведывательных подразделениях по всему Ольстеру. Внедрение нового компьютера вызвало ряд жалоб со сторо­ны офицеров разведки, которых возмущало количество времени, которое их подчиненным при­ходилось тратить на ввод в него информации. Луддитские элементы в разведывательном мире считали, что ввод информации в компьютер отнимает больше времени и усилий, чем было необ­ходимо при использовании системы карточек и квалифицированного аналитика. Хотя это может уменьшить число людей, попадающих в поле зрения аналитиков разведывательной информации, компьютеризация информации может усугубить ошибки, и последствия, задержания на блокпо­стах или обыски в домах, для людей, ошибочно введенных в компьютер в качестве подозревае­мых в терроризме, потенциально наносят большой ущерб силам безопасности.

Компьютеризация записей не принесла никаких чудесных изменений в работу разведки. «Тигель» имеет различные уровни доступа, причем те, кто находится на более низких уров­нях, тратят много времени на ввод информации, но сами не могут получить доступ к лучшим разведданным. По словам сотрудника, который пользовался системой, только самый высокий уровень доступа предоставляет пользователю информацию значительно лучше, чем письменные записи.

В 1973 году на базе Королевских ВВС Олдергроув в Северной Ирландии был создан разведыва­тельный центр расшифровки и анализа аэрофотосъемки (РЦР). РЦР используется для направле­ния запросов на аэрофотосъемку. Эта работа часто выполняется с помощью высотных пролетов самолетами Королевских ВВС в Канберре, летящими из Англии. Снимки полезны для простых картографических целей, но также могут быть полезны для установления того, было ли переме­щено оборудование в закрытом помещении или копаются ли большие ямы для хранения оружия.

Армейский воздушный корпус также развернул вертолеты «Газель», оснащенные специально стабилизированной телевизионной камерой. Эти миссии «летающих камер» стали почти посто­янным явлением над Белфастом и Лондондерри, а также на таких мероприятиях, как похороны республиканцев. Снимки с вертолета были использованы в 1989 году при успешном судебном преследовании нескольких человек, убивших двух капралов после того, как они случайно въеха­ли на республиканские похороны.

В конце 70-х и начале 80-х годов Корпус армейской авиации провел операцию по обнаруже­нию управляемых по проводам бомб и тайников с оружием с помощью инфракрасного оборудо­вания для получения изображений, которое могло обнаруживать пустоты в земле. Оборудование было слишком чувствительным, чтобы нормально работать в вертолете из-за вибраций. Вместо этого он был установлен на древних самолетах-корректировщиках корпуса «Бивер», небольших винтовых самолетах с несколькими посадочными местами. Подобные вылеты из Олдергроува продолжались в начале 1980-х годов, часто в приграничных районах, где ИРА устраивала взры­вы с использованием управляемых по проводам бомб. «Биверы» были выведены из эксплуата­ции в конце 80-х годов, поскольку к тому времени на вертолетах появилось новое поколение теп­ловизоров. Одна модель, часто используемая спецназом, обеспечивала высокое качество изобра­жения ночью на расстоянии нескольких миль.

Технология также использовалась для снижения нагрузки, связанной с наблюдательными поста­ми. Эта задача была сопряжена с серьезными рисками, и количество людей, подготовленных для ее выполнения, было ограничено. Недавно изобретенные датчики, для управления которыми не требовался личный состав, по-видимому, могли помочь. Устройства, улавливающие приближаю­щиеся шаги, можно было бы воткнуть в землю. Были разработаны специальные камеры, кото­рые можно было бы оставить на одном из многочисленных необслуживаемых пограничных переходов и которые срабатывали бы при движении. Затем эти устройства можно было бы пе­резарядить через несколько дней. Камеры также были установлены в полостях фар автомобилей, которые были оставлены припаркованными напротив дома подозреваемого или в другом интере­сующем его районе.

Газеты «временных» показали, что совокупный эффект физического наблюдения, вертолетов, самолетов-корректировщиков, прослушивания и компьютеризации заставлял многих «добро­вольцев» ИРА опасаться проведения операций. Высокопоставленный член ИРА сказал в интер­вью газете «Републикен Ньюс»:

«Здесь находится огромное количество фортов, казарм и шпионских постов, которые ощетини­ваются антеннами и мачтами связи, подслушивающими устройствами и другим высокотехноло­гичным оборудованием. За этим видимым присутствием скрывается также пугающий уровень скрытого наблюдения. Недавно [1989] на этом фронте резко возросло использование скрытых камер наблюдения как в городских, так и в сельских районах... также прослушиваются автомо­били и даже некоторые открытые места в опорных пунктах республиканцев».

Член ИРА заключил: «В конечном счете, это битва умов, каждая операция должна быть тщатель­но спланирована с учетом препятствий».

Высокотехнологичное оборудование для прослушивания открывало перед тайными операторами необычайные возможности, особенно с учетом того, что к 1979 году силы безопасности столкну­лись с дилеммой, что делать, когда они обнаружат тайник с оружием. Политика исполь­зования САС для противостояния террористам у тайников с оружием или на месте запланиро­ванного нападения была отменена, о чем ранее говорилось в восьмой главе, в основном потому, что те, кто отвечал за безопасность, считали, что убийство террористов при таких обстоятель­ствах при­водит к тому, что погибшие члены ИРА или ИНОА рассматриваются республиканским сообще­ством как мученики. Специалисты разведки придумали решение, заключающееся в уста­новке миниатюрных передатчиков внутри оружия, найденного на таких тайниках. Идея заключа­лась в том, что устройства активировались бы, когда оружие было взято в руки, и что можно бы­ло бы отслеживать передвижения террористов по мере их приближения к своей цели. Позже бы­ли раз­работаны более совершенные устройства, которые не только позволяли отслеживать местополо­жение оружия, но и действовали как микрофоны, позволяя офицерам разведки про­слушивать разговоры членов ИРА.

Задача установки этих устройств была поручена специально отобранным офицерам и сержан­там, входящим в подразделение оружейной разведки (ПОР), объединенное подразделение ар­мии/КПО которое объединяло всю информацию о баллистике и находках оружия. В штабе каж­дой бригады есть отделение оружейной разведки, и часто именно этих офицеров вызывали для установки устройств на оружие - действие, известное на секретном жаргоне тайных операций как «встряска».

Расцвет этого вида тайных операций пришелся на конец 70-х - начало 80-х годов. Во многих случаях экспертам удавалось пометить оружие ИРА. В нескольких случаях были достигнуты впечатляющие успехи, приведшие к аресту членов ИРА, которые планировали применить ору­жие. В течение многих лет эти результаты достигались при сравнительно небольшом риске.

Хорошо спланированная операция по перехвату оружия ИРА требовала нескольких предвари­тельных условий, наиболее важным из которых была возможность получить доступ к оружию так, чтобы ИРА об этом не узнала. В некоторых случаях тайники были обнаружены в отдален­ных районах. При таких обстоятельствах оружие иногда можно было изъять для обработки в ла­бораторных условиях, в то время как тайник находился под наблюдением. В других случаях ору­жие было спрятано в населенных пунктах, иногда даже внутри домов населения.

В некоторых случаях САС и 14-я рота использовались в миссиях «скрытого поиска», иногда по­лучая доступ к республиканскому дому, в то время как его обитателей не было дома. Во время этих миссий им удалось установить подслушивающие устройства различных типов, в том числе те, которые используются внутри оружия. В других случаях люди, выступавшие в качестве аген­тов сил безопасности, разрешали солдатам и полиции доступ к оружию, хранящемуся в их до­мах.

Другим требованием для успешной операции по «встряске» было то, что ИРА должна была спланировать какое-либо использование оружия, в которое были заложены устройства, пока они еще работали. Этот фактор явно находился вне контроля сил безопасности. Для мониторинга устройств прослушивания и слежения требовалась база рядом с местом расположения тайника. Используемые небольшие передатчики неизбежно имели ограниченный радиус действия. Базы, используемые для таких операций, варьировались от местного полицейского участка до незаня­того дома. В случае с прослушиваемым амбаром в Арме в 1982 году, где происходили события, имевшие центральное значение для последующих расследований Джона Сталкера, устройства прослушивались из специально расположенного рядом сборного домика.

В конечном счете, было неизбежно, что ИРА обнаружит, что ее оружие было обработано, незави­симо от того, насколько искусно эксперты маскировали свою работу. Похоже, что первый раз член ИРА заметил, что с оружием что-то случилось, в конце 1983 или начале 1984 года. Это открытие привело к смерти Джеймса «Джаса» Янга, члена ИРА и полицейского информатора.

Янг был завербован в качестве агента после автомобильной аварии в августе 1981 года. Поли­ция, по-видимому, угрожала вернуть Янга в тюрьму для отбывания оставшихся четырех лет из восьмилетнего срока наказания за террористические преступления, назначенного ему в 1976 го­ду. Янг согласился помочь полиции, чтобы сохранить свою свободу, и активно действовал в ИРА графства Даун. В первых числах января 1984 года он разрешил своим кураторам из Специально­го отдела получить доступ к пистолету-пулемету, который он перевозил в Белфаст. После этого карьера Янга как информатора резко оборвалась. ИРА, по-видимому, обнаружила наличие элек­тронного устройства в оружии вскоре после того, как он был передан, а Янг был похищен и под­вергнут допросу.

На допросе своих бывших коллег по из «временных» Янг, по-видимому, признался в своей дея­тельности в качестве информатора. ИРА утверждает, что он признался в заблаговременном предупреждении о нескольких взрывах бомб, а также в раскрытии информации о наличии скла­дов оружия и взрывчатых веществ. Он был убит одним выстрелом в голову, а его тело оставили на обочине дороги недалеко от Кроссмаглена в южной Арме. Самому Янгу, как сообщается, не сказали, что в оружие, которое он передал своим коллегам из ИРА, была прослушка. Точная при­чина любопытства «временных» к этому оружию остается неясной даже сегодня.

После инцидента с Янгом «временные» начали гораздо тщательнее проверять свое оружие. По­сле многих лет успеха «встряска» стала неоднозначным благом для сотрудников разведки, по­скольку он предоставил ИРА метод выявления информаторов. Несмотря на угрозу для агентов, которую представляло продолжающееся использование «встряски», армия, СО и МИ-5 продол­жали помечать оружие. Эксперты из правительственных лабораторий, которые разрабатывали «жучки», проявили большую изобретательность в их маскировке. Подразделения, размещающие их, также попытались усовершенствовать свои процедуры, чтобы уменьшить шансы на обнару­жение.

«Встряска» не была идеальной системой. Установка передатчика в оружие давала возможность наблюдать за членами ИРА в течение короткого времени. Как и другие типы подслушивающих устройств, те, что использовались в огнестрельном оружии, питались от батареек с ограничен­ным сроком службы. И хотя эксперты подразделения оружейной разведки делали большое коли­чество полароидных снимков тайника, прежде чем прикасаться к чему-либо, чтобы убедиться, что все осталось таким, каким они его нашли, они подозревали, что в некоторых случаях ИРА становилось известно о том, что тайник был вскрыт, и оружие так и не было извлечено.

Другой возможностью, открытой для ПОР, была диверсия с использованием материалов для изготовления бомб, найденных в тайниках. Питер Райт в своей книге «Ловец шпионов» говорит, что МИ-5 изучала возможность установки мин-ловушек на оружие террористов, найденное в тайниках с оружием, но решила этого не делать. Фред Холройд предполагает, что однажды это действительно было сделано, что привело к смерти члена ИРА в Южной Арме в 1974 году. Лю­ди, которые были вовлечены в разведывательную работу в Ольстере, говорят, что они не исполь­зуют оружие-ловушки из-за риска для невинных людей.

Однако было найдено решение путем вмешательства в оружие, чтобы его обезвредить. Материа­лы для изготовления бомб можно сделать безвредными. Также могут быть установлены миниа­тюрные передатчики, позволяющие отслеживать их. Таким образом, личность информатора, ко­торый точно определил местонахождение бомбы, может быть защищена, поскольку ИРА знает, что время от времени у нее есть неразорвавшиеся боеприпасы. Такого рода операции оставили ИРА глубоко неуверенной в том, были ли обезврежены материалы для изготовления бомб или это была просто бомба, которая не сработала, хотя «временные» знали, что иногда в ее взрывные устройства вносились изменения, и публично заявили об этом в 1988 году, когда устройство не сработало в Лондондерри.

Дело Джаса Янга привлекло внимание ИРА к опасностям, связанным с «встряской». В 1985 году все снова пошло наперекосяк, когда член ИРА заметил что-то необычное в его пистолете. Он был исследован техническими экспертами «временных», которые поняли, что они обнаружили. Оружие хранили Джерард и Кэтрин Махон, супружеская пара лет двадцати с небольшим, живу­щая в поместье Твинбрук в Белфасте. «Временные» начали контрразведывательную опера­цию.

За супругами проследили до их встреч с сотрудниками Специального отдела. Впоследствии они были похищены и допрошены, в ходе которых было установлено, что в прошлом году они согла­сились работать на СО в обмен на освобождение от уголовного преследования за неоплаченные штрафы. Они позволили техническим экспертам СО войти в их дом и изъять хранящееся там оружие. СО дала им «тревожную кнопку», которую они могли нажать, если почувствуют, что им угрожает опасность быть пойманными, но они не смогли ею воспользоваться.

В середине одной сентябрьской ночи 1985 года такси остановилось у поместья Терф Лодж. Ма­соны и их палачи вышли на свободу. Миссис Махон была вынуждена наблюдать, как ее мужу выстрелили в лицо и затылок. Затем она была убита очередью из автомата. Специальный отдел платил им по 20 фунтов в неделю.

Глава 13. За пределами Ирландии

В течение 70-х годов ИРА установила контакты за рубежом, чтобы обеспечить себя оружием и деньгами, хотя на данном этапе она не использовала эти контакты для оказания помощи в атаках на цели на континенте. За первыми поставками оружия из Америки, где существовала сильная ирландская католическая община, имевшая связи с ИРА, последовали сделки с Ливией и пале­стинскими партизанами. ИРА получила ошеломляющее разнообразие оружия в результате этих и других сделок с торговцами оружием: оружие, изъятое силами безопасности, включало снятые с вооружения самоза­рядные винтовки венесуэльской армии, револьверы калибра .357 Магнум, купленные без ли­цензии в американских оружейных магазинах, штурмовые винтовки китайского производства. В дополнение к стандартному снайперскому оружию ИРА также приобрела противотанковые ра­кетные гранатометы РПГ-7 и крупнокалиберные пулеметы.

Попытки помешать этим поставкам увенчались ограниченным успехом. В 1973 году было пере­хвачено пять тонн оружия из Ливии на борту грузового судна «Клаудиа», а в 1977 году в Антвер­пене была изъята партия с Ближнего Востока. Она включала семь пусковых установок РПГ-7 и тридцать шесть реактивных снарядов. Обе эти операции были связаны с сотрудничеством меж­ду различными разведывательными службами. Несмотря на подобные примеры, гораздо больше партий контрабанды все еще проскальзывало через таможню, о чем свидетельствовали разнооб­разие и количество оружия, появляющегося на улицах Северной Ирландии.

В Соединенных Штатах и многих других частях мира британская секретная разведывательная служба пыталась перехватить эти поставки. Но ИРА хорошо понимала трудности, с которыми столкнулась МИ-6. Поскольку каждая страна ревностно защищала свой суверенитет, возможно­сти МИ-6 действовать на основе любой полученной информации были ограничены. ИРА должна была всего лишь распространить свою деятельность на несколько границ, чтобы увеличить чис­ло разведывательных служб, занимающихся их поиском, что уменьшало вероятность любых скоординированных усилий по обнаружению ее операций.

Эти слабые места также могли быть использованы для атак на британские объекты за рубежом. Шинн Фейн стало известно, что еще одна бомба в Северной Ирландии с меньшей вероятностью попадет в заголовки газет, чем бомба в Лондоне. Впоследствии ИРА привлекла свои подразделе­ния активной службы к участию в различных кампаниях в Великобритании, и в начале и середи­не 70-х годов организация осуществила серию кровавых нападений на пабы и другие объекты в Англии: в Бирмингеме в 1973 году, а также в Гилдфорде и Вулвиче в 1974 году. Британская по­лиция была плохо подготовлена к ответу на угрозы, исходящие от этих бесчинств, и под полити­ческим давлением с целью найти виновных выступила против ирландской общины в Великобри­тании. Результатом стал ряд ложных обвинительных приговоров. В 1990 году «Гилдфордская четверка» была освобождена после шестнадцатилетнего заключения за взрывы, которых они не совершали. Затем, менее чем через год, шестеро мужчин, осужденных ИРА за самое кровавое убийство середины 1970-х годов - взрывы в пабах Бирмингема, также были освобождены. Как по делам Гилдфорда, так и по делам Бирмингема обвинительные приговоры были вынесены на основании признаний, которые, как позже утверждали заключенные, были из них выбиты.

Крис Маллин, журналист-расследователь, а позже член парламента, который защищал Бир­мингемскую шестерку, заявил в 1990 году, что обнаружил доказательства того, что полиция в течение многих лет знала, кто были настоящие преступники. Утверждалось даже, что один чело­век продолжал принимать участие в последующих кампаниях по взрывам бомб в Англии. После этой первой волны насилия в Британии и ИРА, и полиция усовершенствовали свои методы. Спе­циальный отдел столичной полиции играл надзорную роль в координации деятельности не­больших подразделений СО по всей стране. Расширение контактов со Специальным отделом Ко­ролевской полиции Ольстера, напрямую и через Службу безопасности, позволило Специально­му отделу столичной полиции действовать более эффективно при наблюдении за отдельными лицами, перемещающимися между Ирландией и Великобританией, где также были предприняты более активные усилия по созданию сетей информаторов в ирландских общинах. По мере того как СО и МИ-5 становились все более эффективными, ИРА тоже меняла свои методы работы. Например, больше внимания было уделено тому, чтобы оградить подразделения активной служ­бы от ненадежных элементов в ирландском сообществе.

В результате другого важного изменения стратегии Армейский совет ИРА в 1979 году принял ре­шение перенести борьбу на британские объекты на континенте, где органы безопасности все еще были соблазнительно дезорганизованы и нескоординированы. В марте 1979 года ИРА убила британского посла в Нидерландах. Одновременное нападение, направленное на высокопостав­ленного британского дипломата в Бельгии, прошло неудачно, унеся жизнь бизнесмена. Вскоре после этого был совершен взрыв бомбы в клубе британской армии в Западной Германии, но жертв не было.

В течение 1980 года было совершено еще несколько нападений на британские военные объекты в Германии. Был застрелен полковник британской армии. Затем было произведено несколько вы­стрелов по группе военной полиции. Во время другой атаки британский офицер, совершавший пробежку, был обстрелян, но выжил. Эти события, естественно, спровоцировали ответные дей­ствия британской и западногерманской разведок, но, как и в Северной Ирландии несколькими годами ранее, отсутствие четких линий контроля и ответственности стало причиной соперниче­ства и недобросовестного поведения.

В 1980 году Секретная разведывательная служба под руководством Объединенного разведыва­тельного штаба Кабинета министров начала операцию под кодовым названием «SCREAM» по внедрению агентов в ирландские общины экспатриантов в различных частях мира. Это была «наступательная операция по проникновению», означающая, что агенты, принимавшие в ней участие, должны были активно участвовать в республиканских движениях в соответствующих странах. Известно, что один агент «SCREAM» прибыл в Дюссельдорф в конце 1981 года.

В то же время Армейский разведывательный корпус начал свою собственную деятельность в Германии. Ни одна из организаций не знала, что замышляет другая. Разведывательный корпус пытался завербовать агентов в ирландской общине экспатриантов в Германии, которая насчиты­вала более 100 000 человек, исходя из предположения, что ячейкам ИРА потребуется поддержка со стороны этих людей. К сожалению, британская армия не сообщила правительству Западной Германии об этих операциях – нарушение договоренности между западными странами о том, что они не будут проводить разведывательные операции на территории друг друга, не запросив на это разрешения.

Чтобы еще больше запутать ситуацию, появился еще один игрок, стремящийся повлиять на со­бытия. Служба безопасности, национальная организация по контрразведке и борьбе с подрыв­ной деятельностью, также имела представительство в Западной Германии, отделение связи с органами безопасности в Кельне, пережиток периода британской оккупации после Второй миро­вой войны. А организационно между МИ-5 и армейским разведывательным корпусом располага­лась еще одна структура, Организация безопасности британских служб (ОББС), кото­рая возник­ла в те времена, когда Германия была главным в мире полем битвы шпионов. Штаб-квар­тира ОББС находится в Рейндалене, на той же базе, что и главнокомандующие Британской рейнской армией и Королевскими военно-воздушными силами в Германии. Она была предназна­чена для раскрытия заговоров разведывательных служб Варшавского договора или представи­телей не­мецкой пятой колонны с целью подрывных действий в отношении британского военно­го лично­го состава. ОББС входит в состав Министерства обороны, и его сотрудники классифи­цируются как государственные служащие в рамках этого ведомства, хотя у них тесные отноше­ния со Службой безопасности.

ОББС и МИ-5 обнаружили армейские операции и поняли, что это может нанести ущерб бонн­скому правительству. Несмотря на репутацию МИ-5 в некоторых кругах как самой безжалостной и «ковбойской» из британских разведывательных организаций, ее руководители понимали, что какими бы трудными ни были признания в том, что происходило, все это дело должно быть по­ставлено на законную основу в Бонне.

Точно так же, как МИ-5 в середине 1970-х годов использовала угрозу ирландского терроризма в Великобритании, чтобы закрепиться в Ольстере, вытеснив своего конкурента МИ-6, так и те­перь ей представилась возможность расширить свою роль на континенте. Хотя Секретная разве­дывательная служба поддерживала тесные связи со службой внешней разведки Бонна, «Bundesnachrichten Dienst» (BND), конституция Западной Германии запрещала этому ведомству играть какую-либо роль во внутренних делах. Поэтому МИ-6 была вынуждена обратиться за разведывательной информацией об ирландской террористической деятельности к аналогу МИ-5, «Bundesamt für Verfassungsschutz» (BfV) или Государственному управлению по защите Консти­туции. Поскольку BfV уже установила гораздо более тесные связи со Службой безопасности, континентальная кампания ИРА 1979-1980 годов стала чем-то вроде подарка МИ-5 в ее традици­онном соревновании с Секретной разведывательной службой. Разгромив МИ-6 в Ирландии, МИ-5 теперь была готова позиционировать себя как центральную силу, объединив различные агент­ства, охотящиеся за ИРА в Европе.

В Соединенных Штатах конституционное положение также благоприятствовало МИ–5, посколь­ку Центральное разведывательное управление (ЦРУ), аналог МИ-6, ограничено в проведении операций против ирландско-американских общин в Соединенных Штатах, которые поддержива­ли «временных». Эта задача возлагается на Федеральное бюро расследований (ФБР), которое организационно ближе к МИ-5. Связь с ФБР достаточно важна для Службы безопасности, чтобы иметь отделение связи в посольстве Великобритании в Вашингтоне. Несмотря на участие МИ-5 в Германии и США, МИ-6 по-прежнему отвечала за операции во многих других странах. И в по­пытке, по крайней мере, на официальном уровне, скоординировать свои усилия и объединить информацию, агентства основали группу экспертов под названием Ирландский объединенный отдел.

Новая операция под кодовым названием «WARD» была создана в 1981 году. Она забрала инфор­маторов, завербованных армией, и поставило их под контроль группы бюрократов, включая представителей армейской разведки в Западной Германии, ОББС и Ирландского объединенного отдела. В знак запоздалого уважения к западным немцам было подчеркнуто, что у них были не «агенты», а «посты прослушивания», люди, которые могли заблаговременно предупредить бри­танцев о предстоящей кампании ИРА. BfV должны были быть полностью информированы о лю­бых достоверных разведданных, поступающих от информаторов.

Однако введения «WARD» было недостаточно, чтобы остановить антиконституционное поведе­ние армейской разведки. В июне 1982 года сотрудники 28-го разведывательного отдела, ар­мейского подразделения, были обнаружены западными немцами, которые вели наблюдение за политическим митингом ирландских эмигрантов в Дюссельдорфе. Это было тем более неловко, что официальные обязанности 28-го отдела заключались в том, чтобы вести слежку за советскими офицерами связи, проживающими в Западной Германии, что было пережитком старых оккупационных поряд­ков. Как говорилось в секретном меморандуме ОББС, «Использование 28-го отдела в контексте операции «WARD», безусловно, не было предусмотрено в согласии с «WARD», данном прези­дентом BfV».

В какой-то момент после 1984 года ИРА удалось получить несколько документов, относящихся к этим операциям, документов, которые включали личности нескольких информаторов, завербо­ванных в рамках операции «WARD». Они были опубликованы, и на них основана эта глава. Та­ким образом, когда ИРА возобновила свои нападения в Западной Германии в марте 1987 года, она смогла держаться подальше от сети информаторов. Члены ее подразделений активной служ­бы в ходе более поздней кампании должны были вообще избегать ирландских экспатриантов, имея дело в основном с западными немцами.

Потеря этих конфиденциальных документов представляла собой шокирующее нарушение без­опасности. Хотя в Ольстере были случаи утери документов и фотографий, относящихся к подо­зреваемым, это имело иной масштаб. Документы, относящиеся к «WARD» и «SCREAM», пред­ставляют собой единственное, когда-либо опубликованное письменное представление о деятель­ности таких агентств, как МИ-5, МИ-6 и ОББС. Их содержание, скорее всего, заставит читателя поверить в стереотип об офицерах британской разведки как о фракционных бюрократах, кото­рые скрывают свои неудачи под плотной мантией секретности, а не как о проницательных архи­текторах идеальных заговоров.

Все усилия по созданию системы контроля за агентурой, приемлемой для боннских властей и различных британских организаций, были бы оправданы, если бы в результате были задержаны террористы. Но из общего числа шестнадцати человек, завербованных в качестве агентов для операции «WARD», в секретных документах ОББС говорилось: «Только о двух можно сказать, что они были активны в том смысле, что вообще о чем-то сообщали». Остальные ничего не дали или ставили в затруднительное положение своих кураторов.

Двое из агентов были арестованы западногерманскими властями за нелегальную деятельность. Одного уволили после того, как его поймали на лжи своему куратору. Еще двое попали под подозрение ирландской общины экспатриантов и были исключены из группы. После нескольких лет усилий ОББС пришла к выводу: «Операция «WARD» до сих пор не принесла никаких цен­ных разведданных».

Люди, ответственные за убийства британского посла, бизнесмена и армейского офицера, так и не были пойманы. Справедливости ради надо сказать, что операции ИРА на континенте затем прекратились на несколько лет. Это, конечно, дает наиболее важное указание на то, почему, даже если бы операция «WARD» была лучше организована, она мало бы что дала.

В 1989 году, после публикации секретных документов ОББС, в штаб-квартире организации в Рейндалене было начато расследование утечки информации. Первоначальное подозрение заклю­чалось в том, что документы мог получить немецкий гражданский служащий и передать их сто­ронникам республиканцев. По словам человека, участвовавшего в расследовании, все усилия ОББС, армейской разведки и МИ-5 не смогли доказать эту гипотезу. Этот человек также сказал мне, что к концу 1991 года, на момент написания этой статьи, британская разведка все еще не знала, каким образом ИРА получила секретные документы.

В начале 1980-х годов ИРА вынашивала ряд изощренных планов по получению оружия из Со­единенных Штатов. Сотрудничество между различными ведомствами, участвовавшими в пресе­чении этой деятельности, носило более впечатляющий характер.

ИРА все больше увлекалась идеей сбивать британские вертолеты. Республиканская пропаганда любила подчеркивать, что ИРА способна нанести удар где угодно и что никто в армии не нахо­дится в безопасности, но на практике вертолеты использовались для свободного перемещения солдат, особенно в приграничной зоне, часто позволяя им обходиться без своих уязвимых ма­шин.

В начале 1980-х годов ИРА разработала план по разработке и производству собственных зенит­ных ракет в Америке. Разработка зенитной ракеты обходится в несколько миллионов фунтов стерлингов, и хотя ИРА намеревалась сократить расходы, на это все равно потребовались бы го­ды усилий. Проект показал степень, в которой высококвалифицированные сочувствующие были готовы принять участие в республиканском терроризме. Одним из них был Ричард Джонсон, американский инженер-электронщик, работающий с допуском высшего уровня на оборонного подрядчика. Другой вовлеченный гражданин США также имел квалификацию инженера-элек­тронщика.

Двое граждан Республики Ирландия также участвовали в проекте: Мартин Куигли жил в Амери­ке; Питер Магуайр - в Республике, где он работал системным инженером в авиакомпании «Аэр Лингус». Куигли и Магуайр предоставили ноу-хау в области разработки взрывчатых веществ и детонаторов, и команда разработала ракету, которая должна была запускаться из шестифутовой трубы и направляться к цели по радиокомандам. Они даже запустили прототип в тестовом режи­ме.

Но начиная с 1982 года об их плане было известно ФБР и за их группой было установлено на­блюдение. Они следили за ними в течение семи лет. Операция закончилась только летом 1989 го­да, когда Джонсон вошел в свой гараж и обнаружил, что сотрудники ФБР подключают к его ма­шине прослушку. Однако к тому времени власти накопили обширную информацию о заговорщи­ках: Мартин Куигли был приговорен в 1990 году к восьми годам лишения свободы; а Питеру Магуайру было предъявлено обвинение, но он остается на свободе и, как полагают, находится в Ирландской Республике.

В 1983 году Джон Кроули, бывший морской пехотинец США, живший в Ирландии и сблизив­шийся с «временными», отправился обратно на родину, чтобы закупить для них оружие. ИРА, возможно, надеялась, что чистокровный американец не вызовет подозрений у торговцев оружи­ем, как в случае с ирландцем. Кроули связался с торговцами оружием и группами сторонников ИРА из ирландских экспатриантов в Бостоне. Он организовал отправку партии оружия на грузо­вом судне под названием «Валгалла».

Груз Кроули, который, по оценкам, обошелся в 1,5 миллиона фунтов стерлингов, включал девя­носто винтовок, в основном «Армалайт», шестьдесят пулеметов, пистолеты, ручные гранаты и 71 000 патронов. ФБР стало известно об этом плане и оно уведомило Секретную разведыватель­ную службу. Была проведена тщательно продуманная комбинированная операция, направленная на срыв доставки груза.

23 сентября 1984 года «Валгалла» покинуло Америку. Оно было отслежено через Атлантику самолетом Королевских ВВС «Нимрод» и, как утверждалось впоследствии, американским спут­ником-шпионом. 28 сентября оружие было передано в открытом море траулеру «Марита Энн», зарегистрированному в Республике. На борту был Мартин Феррис, старший член Временной ИРА по общему мнению, бывший член армейского совета ИРА. На следующий день военно-мор­ские суда Республики Ирландия перехватили траулер, и мужчины были арестованы.

После того как лодка была захвачена, Джон Макинтайр, уроженец Бостона, исчез. Его семья заявила, что, по их мнению, он был убит ИРА. Они возложили ответственность на британские власти, заявив, что утечка информации в газеты о том, что груз был перехвачен после того, как информатор из ирландской общины Бостона сообщил властям США об оружии, привела к его смерти. Они полагали, что ложная информация была предоставлена для защиты высокопостав­ленного источника в ИРА в Ирландии.

Как и во многих случаях, связанных с разведывательными операциями против «временных», не­возможно установить истину в отношении этих утверждений. Тем не менее, утечка в газеты ин­формации, которая в достаточно точных выражениях указывала на природу информатора, как это произошло в данном случае, была бы крайне необычной при обычных обстоятельствах. Вполне вероятно, что это действительно была преднамеренная дезинформация и что в результа­те Макинтайр, возможно, погиб.

Глава 14. Голодовка и «суперстукачи»

Развитие протеста в тюрьме Мейз после отмены в 1976 году статуса особой категории для за­ключенных террористических группировок побудило ИРА переключить больше своих ресурсов с вооруженной борьбы на политическую деятельность Шинн Фейн. После изменения политики обращения с заключенными полувоенными группировками фактически как с военноплен­ными, например, позволяя им носить свою собственную униформу, к обращению с ними как с обычными преступниками, тюрьма стала центром борьбы воли между заключенными и их тю­ремщиками.

Первым актом неповиновения заключенных был отказ носить обычную одежду, вместо этого они завернулись в одеяла. Заявления заключенных о том, что сотрудники полиции избивали их, когда они ходили в душ, закончились тем, что они отказались покидать свои камеры. В апреле 1978 года начался «грязный протест», когда сотни республиканцев решили провести кампанию за возвращение политического статуса и привилегий, оставаясь в своих камерах и покрывая сте­ны собственными испражнениями. Власти действительно пытались время от времени проводить уборку камер, но у них не было ресурсов для этого регулярно. Возможно, также они недооцени­ли влияние на общественное мнение, которое окажут фотографии, тайно вывезенные из тюрь­мы.

Хотя Мейз была спроектирована как одна из самых современных тюрем Европы, менее перепол­ненная и более комфортабельная, чем тюрьмы в Великобритании, условия в камерах заключен­ных, участвовавших в грязном протесте, вскоре ухудшились. Появились личинки, поселившиеся в экскрементах и несъеденной пище. Готовность заключенных подвергать себя заключению в та­ких условиях вскоре привлекла внимание средств массовой информации и вызвала эмоциональ­ный всплеск в националистическом сообществе. Попытки властей улучшить ситуацию только подчеркивали их бессилие. Камеры промывались шлангами высокого давления и дезинфицирую­щим средством, но через несколько дней возвращались к своему гнилостному убожеству, поскольку заключенные продолжали свой протест.

Тяжелое положение заключенных привлекло интерес средств массовой информации по всему миру, заставив британское правительство занять оборонительную позицию. Протест успешно переключил внимание с причины, по которой мужчины оказались в тюрьме, на вопросы о том, какое правительство могло позволить им существовать в таких условиях. Кампанию в средствах массовой информации возглавил директор по связям с общественностью Шинн Фейн Дэнни Моррисон. Будучи активистом-ветераном, Моррисон развил в себе острую способность распо­знавать, чего хотят журналисты, приезжающие в Ольстер, и мобилизовывать ресурсы, необходи­мые для быстрого предоставления этого, гарантируя, что послание республиканцев не будет забыто.

Джерри Адамс, бывший командир Белфастской бригады и один из создателей новой ИРА, в 1979 году стал ее общим лидером, сменив Мартина Макгиннесса на посту начальника штаба Ар­мейского совета ИРА, как полагал Специальный отдел. Никто так хорошо не осознавал необхо­димость политической мобилизации, если «временные» хотели сохранить свою поддержку для ведения «долгой войны». Адамс все больше убеждался в целесообразности для достижения этой цели использования Шинн Фейн, «витрины республиканства». В националистических центрах были открыты консультационные центры, оказывающие помощь, которая варьировалась от ин­формирования людей о том, на какие льготы они могут претендовать, до демонстрации им, как узнать, не забрали ли их сына или дочь в Каслри. Адамс, который занимал должность вице-пре­зидента Шинн Фейн, а также занимал должность в ИРА, поддержал эту низкоуровневую актив­ность, потому что хотел использовать избирательный процесс для демонстрации народной под­держки республиканства. Адамс знал, что успех в избирательной кампании разоблачит заявле­ния Вестминстера о том, что лишь незначительное меньшинство поддерживало ИРА.

Шло время, Адамс, Моррисон и Брендан Хьюз – офицер ИРА, командовавший заключенными блока «Н», вступили в дискуссию о том, должен ли протест за восстановление политического статуса превратиться в голодовку. Существовало множество прецедентов для такого шага, по­скольку ИРА неоднократно демонстрировала готовность своих членов уморить себя голодом. 27 октября 1980 года семеро заключенных, включая самого Хьюза, начали свою голодовку. Они на­деялись, что добьются уступки, которая позволила бы Шинн Фейн заявить о восстановлении по­литического статуса, и в то же время они знали, что голодовка будет иметь огромное значение для драматизации дела республиканцев. 18 декабря, после того как гражданский служащий из офиса Северной Ирландии, посетивший Мейз, предположил, что компромисс возможен, напри­мер, по вопросу одежды, они отменили голодовку.

Однако заключенные-республиканцы сочли это обещание нарушенным, и в начале 1981 года провалилась бо­лее масштабная попытка положить конец грязному протесту, когда тюремные вла­сти запретили заключенным получать гражданскую одежду. Началась новая голодовка, возглав­ляемая Бобби Сэндсом, который стал лидером заключенных в блоке «Н». Другие присоедини­лись к нему через несколько дней друг за другом, чтобы власти столкнулись с потоком заклю­ченных, приближающихся к смерти.

Затем смерть в марте 1981 года члена парламента от Ферманаха и Южного Тайрона привела к дополнительным выборам. Бобби Сэндс был зарегистрирован в качестве кандидата, и СДЛП вы­шла из гонки, позволив всем националистам проголосовать за голодающего. Сэндс победил, придав резкий импульс протесту и планам Адамса использовать урну для голосования так же, как и «Армалайт». 5 мая 1981 года Сэндс умер, и его смерть привела к крупномасштабным бес­порядкам. На его похоронах присутствовало около 100 000 человек. Благодаря своему самопо­жертвованию, которое взывало к глубокому уважению ирландского народа к мученичеству, Сэн­дс завоевал почти всеобщее признание среди республиканцев.

Один за другим погибали заключенные ИРА, и каждый раз республиканские анклавы взрыва­лись насилием. Генерал-лейтенант Ричард Лоусон, командующий войсками в Северной Ир­ландии, и главный констебль Джек Хермон решили ввести дополнительный армейский бата­льон, чтобы помочь сдержать общественные беспорядки. Двое мужчин провели много часов, об­суждая ситуацию, часто поздно ночью в квартире главного констебля в полицейском управлении в Ноке. По словам источника, участвовавшего в их беседах, несмотря на масштабы уличного на­силия, вызванного смертями, двое мужчин сохраняли спокойствие на протяжении всей голодов­ки. Миссис Тэтчер, которая часто консультировалась с ними по телефону, оставалась непреклон­ной противницей идеи каких-либо уступок.

Новые похороны не привели к каким–либо изменениям в общественной позиции Даунинг-стрит, и, наконец, 3 октября голодовка была прекращена после смерти одиннадцати заключенных - восьми из ИРА и трех из ИНОА. Затем правительство объявило о сделке: заключенным будет разрешено носить свою собственную одежду, и половина льгот, утраченных в результате присо­единения к голодовке, будет восстановлена.

Наиболее важным практическим эффектом забастовки стало укрепление позиций тех членов республиканского движения, которые выступали за политическую агитацию. Сильное убежде­ние в том, что организация должна воздержаться от участия в выборах, которое вызвало перво­начальный раскол с официальными лицами и которого все еще придерживались многие во Вре­менной ИРА, было подорвано избранием Сэндса. После смерти Сэндса Оуэн Кэррон, другой видный республиканец, занял место в Ферманахе и южном Тайроне. Республиканцам удалось показать, что они могут победить на выборах, и сделали они это во многом благодаря эмоциям, вызванным самопожертвованием участников голодовки. Наличие члена парламента от Шинн Фейн открыло новое измерение для республиканских пропагандистов. Это напомнило населе­нию Бромли или Барроу, что сила настроений в Ольстере привела, по крайней мере в некоторых местах, к тому, что люди выбрали своим представителем кандидата, который явно одобрял наси­лие ИРА.

В годы, последовавшие за голодовкой, заключенные и сотрудники тюрем выработали способы разрешения кризисов путем диалога, а не конфронтации. Когда в 1990 году телеканалу BBC бы­ло разрешено снимать «Внутреннюю историю» внутри тюрьмы Мейз, стало ясно, что заключен­ные там пользуются привилегиями, совершенно отличающимися от преступников в британских тюрьмах. В одной сцене, вызывающей воспоминания о годах интернирования, когда полувоен­ные группировки проводили учебные парады перед «криминализацией» террористических пре­ступлений, лоялистский оркестр флейтистов и барабанщиков маршировал по коридору их кор­пуса «Н», чтобы почтить память битвы при Бойне. Тюремные служащие подтвердили, что эти люди на 100 процентов контролировали свое крыло: тюремные служащие могли выпол­нять свои обязанности только при содействии заключенных. Рэймонд Маккартни, офицер, командо­вавший заключенными ИРА в Мейз, и ветеран «грязного протеста», описал это как «поли­тическую тюрьму».

Чуть более чем через месяц после окончания голодовок началась еще одна драма с арестом Кри­стофера Блэка, члена Белфастской бригады, который устанавливал незаконный блокпост ИРА на дороге в Ардойне. Блэка доставили в Каслри для допроса, и под давлением он согласился предо­ставить информацию об организации. Несмотря на использование структуры ячеек и сравни­тельно низкое положение Блэка, он смог идентифицировать многих людей, которые, по его сло­вам, сыграли ключевую роль в террористических актах.

Ранее предпринимались попытки использовать членов военизированных группировок в суде, но главный констебль Хермон и армейское начальство в Лисберне согласились с тем, что, как опи­сывает это один высокопоставленный армейский офицер, «должны быть предприняты особые усилия, чтобы убедить некоторых ПВТ [перевербованных террористов] дать показания под при­сягой в суде Королевы», несмотря на то, что опыт работы с «Фредами» за несколько лет до этого дал смешанные результаты. «Совершенно особые усилия» включали в себя попытку защитить их от такого давления, которое заставило некоторых «Фредов» вернуться в гетто. Блэк должен был стать самым знаменитым из «суперстукачей», как называли этих информаторов. Были выделены крупные суммы денег, чтобы дать суперстукачам, часто в сопровождении их жен и детей, новую жизнь вдали от возмездия ИРА.

Блэк сказал полиции, что он будет свидетельствовать против нескольких человек, которые, по его словам, были высокопоставленными членами ИРА. Среди них были Джеральд Лафлин, кото­рый, согласно данным КПО, был командиром 3-го батальона Белфастской бригады, и Кевин Малгрю, о котором говорилось, что он руководил одним из подчиненных Лафлину подразделе­ний активной службы. В общей сложности по заявлению Блэка был арестован сорок один чело­век, хотя троим из них впоследствии не были предъявлены обвинения.

В августе 1983 года тридцать пять из тридцати восьми обвиняемых были признаны виновными по делу Блэка. Во время судебного процесса Блэк нарисовал картину ИРА, которая сильно отли­чалась от идеализированного образа, создаваемого республиканской пропагандой. Он рассказал о тоске, ошибках и службе в подразделении ИРА по прозвищу «Суини», которое назначало нака­зания правонарушителям в жилых районах. Хотя Блэк и его коллеги утверждали, что он наме­ренно препятствовал нападениям на силы безопасности, они проявили себя как жестокие люди, которые мало задумывались о цели или последствиях своего насилия. Это был заметный пропа­гандистский переворот для сил безопасности.

Использование суперстукачей открывала перед полицией заманчивые возможности. Мало кто стал бы давать показания против военизированных формирований, а растущая осведомленность ИРА в области криминалистики означала, что они часто оставляли мало улик. Хотя к началу 1980-х годов сеть информаторов Специального отдела предоставляла больше информации, чем когда-либо прежде, об операциях военизированных группировок и лицах, ответственных за кон­кретные преступления, многие сотрудники КПО были все более разочарованы, поскольку число обвинительных приговоров не поспевало за темпами преступлений. Натравливание террористов друг на друга привлекало многих офицеров разведки из-за атмосферы подозрительности, кото­рую это могло бы породить. Все больше и больше операций приостанавливалось бы, пока про­водились бы внутренние расследования в отношении лиц, попавших под подозрение. Примеча­тельно, что система суперстукачей также была поддержана теми, кто считал, что устраивать за­сады на ИРА контрпродуктивно и что осуждение большого числа ее членов может разрушить ор­ганизацию.

Этот начальный энтузиазм в отношении системы суперстукачей был подкреплен доказательства­ми, которые, казалось, указывали на то, что длительный тюремный срок был хорошим сдержи­вающим фактором: правительственные данные показали, что только около 15% лиц, заключен­ных в тюрьму за террористические преступления, были осуждены повторно – гораздо меньший показатель, чем за многие другие преступления. В республиканских районах считалось, что тот, кто отсидел срок, внес свою лепту, и многие больше не принимали активного участия в терро­ризме. С другой стороны, многие полицейские и солдаты, которые поддерживали организацию засад на террористов, говорят, что им было трудно поверить в то, что число людей, возвращаю­щихся к терроризму, настолько невелико.

Во второй половине 1981 и 1982 годов более 200 человек были арестованы благодаря использо­ванию суперстукачей. Аресты дали КПО шанс прорваться сквозь террористическую инфра­структуру в некоторых частях Ольстера. По сути, это была более дискриминационная форма ин­тернирования. Супергстукачи были не только из «временных»: их было также несколько из ИНОА и лоялистских Добровольческих сил Ольстера, организаций с меньшей дисциплиной и большей фракционностью, чем в ИРА.

Выступление против ДСО позволило Королевской полиции Ольстера показать, что они не ищут информаторов сектантским образом. Около семидесяти лоялистов были осуждены на основании слов Джозефа Беннета, Уильяма Аллена и Джеймса Крокарда, трех суперстукачей из ДСО. Большинство из этих приговоров были оставлены в силе, все, за исключением четырнадцати лоя­листов, заключенных в тюрьму по показаниям Беннета, более высокий показатель успеха, чем у республиканских террористов.

В январе 1982 года Кевин Макгрэди, бывший член ИРА, живший в Нидерландах, добровольно вернулся в Северную Ирландию и сдался под стражу полиции. Макгрэди убил нескольких чело­век и видел, как его брата ошибочно осудили за убийство одного из них. Его чувство вины за эти события росло до тех пор, пока, связавшись с религиозной сектой, он больше не смог этого вы­носить и решил вернуться. Таким образом, Макгрэди был уникален среди суперстукачей тем, что он не находился под стражей в полиции в то время, когда принимал решение стать информато­ром.

Учитывая серьезность его преступлений, полиция не согласилась предоставить ему иммунитет, хотя впоследствии он был освобожден после отбытия шести лет пожизненного заключения. Од­нако в суде показания Макгрэди были отрывочными, несколько раз ошибочно указывая на лиц, которые, по его словам, были причастны к преступлениям.

В августе 1982 года Рэймонд Гилмор, его жена и двое детей покинули свой дом в поместье Крег­ган в Лондондерри, сказав соседям, что уезжают в отпуск. На самом деле они были взяты под стражу для защиты перед серией рейдов КПО, в ходе которых было арестовано более сорока че­ловек. Гилмор, как и Блэк, заявил, что у него есть доказательства, которые могут уличить высо­копоставленных «временных» в совершении террористических преступлений, включая убий­ства. Хотя Блэк стал более известным из них двоих, показания Гилмора, возможно, представляли большую угрозу для ИРА, поскольку ее структура в Лондондерри была меньше и более сплоче­на.

К концу 1982 года многие члены ИРА были близки к панике. Шинн Фейн начала организовывать сплочение рядов националистического сообщества. В нем суперстукачей называли «платными лжесвидетелями» и искали способы оказать на них давление, чтобы они отказались от своих по­казаний. Для некоторых людей появления разъяренной толпы на общественной галерее суда бы­ло достаточно, чтобы заставить их передумать. В других случаях членам семьи говорили, что могут быть заключены сделки, обеспечивающие безопасность информатора, если он откажется от своих показаний.

В августе 1983 года Клиффорд Маккеун, член ДСО, изменил свое мнение и отказался от своих показаний. В сентябре за этим последовали шумные сцены на предварительном слушании в Бел­фасте, после чего Шон Мэллон, предполагаемый член ИРА, отозвал свои показания против нескольких человек из Арма. Когда он выходил из зала суда, некоторые из тех, кто ранее выкри­кивал оскорбления в адрес Мэллона, пожали ему руку со словами: «Мы не забудем, что ты сде­лал».

Патрик Гилмор, шестидесятиоднолетний отец Рэймонда, был увезен из своего дома людьми в капюшонах в ноябре. ИРА надеялась, что угроза жизни Патрика Гилмора заставит его сына отка­заться от своих показаний. Проблемы, с которыми сталкивались семьи суперстукачей, были та­ковы, что считалось, что его отец участвовал в плане «похищения», надеясь, что это положит ко­нец их изоляции в обществе. Но хотя эта уловка не смогла удержать его сына, все обвиняемые в конечном итоге были оправданы. Бригада Дерри получила более тяжелый удар из-за дезертир­ства другого суперстукача, Роберта Куигли. Десять человек были осуждены по его показаниям.

Вскоре после похищения Патрика Гилмора, Джеки Гудман, высокопоставленный сотрудник ИНОА, отозвал свои показания. Гудман был ранен во время внутренней вражды, а затем аресто­ван по доносу другого суперстукача. Считается, что полиция воспользовалась его чувством пре­дательства со стороны других членов ИНОА, и в результате он согласился дать показания против двадцати семи человек. Находясь под стражей в Англии в ожидании суда над своими сообщни­ками, Гудман изменил свое мнение. Его жена вернулась в Белфаст и получила заверения в том, что ИНОА позволит ему вернуться в Ирландию целым и невредимым, если он откажется от своих показаний.

Несмотря на провал во второй половине 1982 года дел Маккеуна, Мэллона и Гудмана, все еще было много других дел, возбужденных в результате прохождения через суды доказательств суперстукачей. Тем не менее, к концу 1982 года многие в КПО выражали растущие сомнения в целесообразности введения в игру каких-либо новых супергстукачей. Это чувство было особен­но сильно в отделе в штатском: как выразился детектив-ветеран КПО, проблема с привлечением источников для дачи показаний заключается в том, что «вы используете их слишком быстро», и страдает общая картина разведданных.

Доверие к системе суперстукачей получило еще один удар в октябре 1983 года, когда на поспеш­но созванной пресс-конференции в западном Белфасте появился член ИРА и предполагаемый суперстукач Роберт Лин. Он ускользнул от детективов в Дворцовых казармах, где находился в ожидании суда над двадцатью восемью людьми, задержанными по его показаниям. Лин сказал на своей пресс-конференции, что у него нет реальных доказательств против кого-либо из них, скорее, что «RUC подготовил все документы, зачитал их мне, и я подписал». Он сказал, что де­тективы особенно хотели, чтобы он обвинил Джерри Адамса. Лин отрицал, что он был членом ИРА, и сказал, что решил отказаться от своих заявлений, как только он их сделал. У некоторых офицеров разведки осталось подозрение, что Лин был частью преднамеренного заговора ИРА с целью подорвать дело суперстукачей.

В последующие годы серия апелляций людей, которые были осуждены по словам информато­ров, должна была привести к концу системы суперстукачей. Были поданы успешные апелляции: теми, кто был осужден на основании показаний Беннетта, члена ДСО; восемнадцатью из тех, кто был осужден исключительно на основании слов Блэка (другими словами, когда не было дру­гих подтверждающих доказательств); восемью из тех, кого назвал информатор Куигли из брига­ды Дерри; двумя из тех, на кого указал Куигли. Макгрэди; и двадцать пять человек, названных Гарри Киркпатриком, суперстукачом из ИНОА.

Из шестидесяти пяти человек, осужденных таким образом, все, кроме одного, были освобожде­ны. И из 120 человек, осужденных на основании показаний десяти главных суперстукачей, шестьдесят семь были освобождены после последующей апелляции. (Шестьдесят пять человек были осуждены исключительно на основании показаний информаторов; в двух других случаях были представлены другие доказательства.) Апелляционные судьи в нескольких случаях призна­ли суперстукачей лжецами, которые вовлекали других людей просто для того, чтобы самим из­бежать серьезных преступлений. Макгрэди, например, признался в трех убийствах, Беннетт - в одном. Киркпатрик, тем временем, лжесвидетельствовал во время судебного разбирательства. Судьи в этих апелляционных делах фактически исключили любое дальнейшее вынесение приго­вора, основываясь только на словах информатора.

Несмотря на успех этих апелляций, многие в силах безопасности были убеждены, что большинство освобожденных были виновны, и лишь сожалели о расходах информаторов на без­результатные судебные дела. Вскоре после того, как члены Белфастской бригады, обвиненные Блэком, были освобождены по апелляции, офицер армейской разведки сказал мне, что в ре­зультате, по его мнению, число инцидентов в их части города возросло.

Хотя мир информаторов был в значительной степени дискредитирован в судах, он, тем не менее, оставался миром, который продолжал предоставлять силам безопасности основную часть их оперативной разведывательной информации, на основе которой им иногда требовалось прини­мать решения о жизни и смерти. Система суперстукачей вызвала тревогу во многих республи­канских анклавах. Но реакция на аресты среди простых жителей была разной. Один армейский офицер вспоминает юмористическую реакцию в северном Белфасте на нарисованное республи­канцами граффити с надписью «Помни Криса Блэка». Кто-то добавил: «Я молю Бога, чтобы он меня не вспомнил».

Глава 15. Разумная сила

В начале 80-х годов армия посредством развертывания и операций своего контингента САС в Ольстере перешла в начале 1979 года от засад на террористов к длительному наблюдению за ни­ми в надежде, что удастся получить доказательства, которые позволят привлечь их к суду и обеспечат приговор. Это переосмысление было инициировано армейскими командирами, кото­рые сочли договоренности, сложившиеся после расширения операций САС за пределы Южного Арма, неудовлетворительными по нескольким параметрам. Во-первых, размещение по одному подразделению в каждом из районов трех бригад, с четвертым подразделением эскадрона в ка­честве центрального резерва, было негибким. Лисберн хотел иметь возможность перебрасывать весь контингент САС из одного места в другое с минимальной задержкой.

Полк САС также сталкивался с практическими проблемами, связанными с проведением ко­мандировок эскадрона в Северную Ирландию. Каждый тур обычно длился от четырех до шести месяцев, с периодом подготовительной подготовки до и периодом отпуска после. При наличии четырех оперативных эскадронов это означало, что солдатам САС редко приходилось надолго отлучаться из Ольстера. Это также привело к постоянной текучести кадров в полку, в результате чего лишь немногие солдаты по-настоящему хорошо ознакомились со сложной ситуацией в Се­верной Ирландии.

Это нарушение, на армейском жаргоне называемое отсутствием «преемственности», не повлия­ло в такой же степени на операторов наблюдения из 14-й разведывательной роты. Они базирова­лись в Северной Ирландии в более длительных командировках, обычно минимум на один год. В подразделениях группы наблюдения во время их второй или третьей командировки было несколько солдат с многолетним опытом ведения такого рода тайной войны в этом конкретном месте. С другой стороны, САС нуждалась в том, чтобы ее солдаты владели самыми разнооб­разными навыками, от джунглей Брунея до арктических фьордов. В Лисберне также существо­вало мнение, что САС следует организационно сблизить с 14-й разведывательной ротой.

В результате этих приоритетов была создана новая структура, которая должна была выполнять функции силового рычага армейской разведки в Ольстере. Генерал-майор Гловер, который оказал большое влияние на развитие других аспектов сотрудничества разведок в Ольстере, был архи­тектором перемен. Эти планы, по-видимому, были введены в действие только в конце 1980 - на­чале 1981 года, к этому времени генерал-майора Гловера сменил на посту командующего сухо­путными войсками генерал-майор Чарльз Хакстейбл.

Новая оперативная группа получила прикрытие под названием «Группа разведки и безопасности в Северной Ирландии», которое, как ни странно, уже некоторое время использовалось, только 14-й разведывательной ротой. Среди своих солдат она чаще была известна как «Группа РиБ» или просто «Группа». Как и в случае с предыдущими названиями прикрытий, это наводило на мысль о подразделении, занимающемся совершенно другим и более рутинным видом деятельности. В Великобритании и Германии есть штабные Группы разведки и безопасности (группа в Германии участвовала в операции «WARD», описанной в главе тринадцатой), но они представ­ляют собой совокупность подразделений Разведывательного корпуса, чья повседневная деятель­ность состоит в основном из разбора бумаг. Они, конечно, не являются оперативными подразде­лениями солдат САС и экспертов по наблюдению.

С формированием группы численность САС в Ольстере была сокращена с эскадрона численно­стью около семидесяти человек до усиленного отряда численностью чуть более двадцати. В течение первых нескольких лет эти люди предоставлялись любым эскадроном, проходившим шестимесячную службу в Херефорде, в качестве группы специальных проектов полка, готовой к чрезвычайной ситуации в любой точке мира. В середине 80-х годов ситуация изменилась, и североирландский отряд отделился от эскадронов. Это стало, по словам одного сотрудника САС, «такой же должностью, как и любая другая». Отобранные бойцы проходили обучение в течение одного года, что обеспечивало большую преемственность в Ольстере и в то же время позволяло четырем эскадронам полка сосредоточиться на других видах подготовки. Однако подкрепления САС всегда были готовы к переброске в Ольстер в кратчайшие сроки.

В соответствии с новыми договоренностями подразделение САС и 14-я разведывательная рота были объединены под командованием одного офицера. Командир группы РиБ смог развернуть три отряда наблюдения и солдат САС вместе или по отдельности, в зависимости от характера миссии. Подразделение САС должно было находиться в центральном месте, готовое быстро переброситься в любую часть Ольстера. Кроме того, деятельность Группы и специальных подразделений КПО должна была быть объединена штабами трех целевых и координационных групп Специального отдела (ЦКГ).

В период с 1980 по 1981 год члены группы РиБ участвовали в ряде успешных операций против ИРА. В нескольких случаях им удалось задержать террористов без единого выстрела.

2 мая 1980 года восемь бойцов ИРА с пулеметом М60 были загнаны в угол САС в доме на Ан­трим-роуд в Белфасте после разведывательной операции. Силы безопасности планировали оце­пить территорию вокруг здания, но автомобиль случайно прорвал оцепление, и в бой вступили два автомобиля «Моррис Марина Кью», на борту которых находились восемь вооруженных до зубов военнослужащих САС. Когда они вышли, ИРА открыла огонь, и капитан Ричард Уэстма­котт был ранен двумя пулями – первый солдат САС, убитый ИРА. Затем оставшиеся солдаты ворвались не в тот дом. Они были отозваны, и позже бойцы ИРА сдались, но только для того, чтобы пять недель спустя сбежать из тюрьмы на Крамлин-роуд.

В сентябре 1980 года САС провела операцию у тайника с оружием в Тайроне. Снайперская вин­товка была спрятана в курятнике. При аналогичных обстоятельствах в 1978 году двое членов ИРА и Джон Бойл, сын фермера в Данлое, были убиты. Однако в данном случае считается, что оружие было подправлено экспертами подразделения оружейной разведки. Поэтому, когда два члена ИРА, Фрэнсис Куинн и Томас Хэмилл, пришли забрать винтовку, бойцы САС знали, что они будут в безопасности. Куинн и Хэмилл оба были приговорены к восьми годам тюремного за­ключения.

14 марта 1981 года бойцы САС окружили фермерский дом недалеко от Россли в графстве Фер­мана. Внутри находились Шеймус Макэлвейн и еще трое членов ИРА. Макэлвейну, хотя ему бы­ло всего двадцать, удалось создать себе выдающуюся репутацию. Он вступил в ИРА в шестна­дцать лет и совершил свои первые убийства подростком, повысив свой статус террориста.

Макэлвейн произвел несколько выстрелов с близкого расстояния в местных сотрудников сил без­опасности. В феврале 1980 года он застрелил Александра Аберкромби, сорокачетырехлетнего капрала Полка обороны Ольстера, служившего по совместительству, и отца четверых детей, когда тот ехал на своем тракторе. Семь месяцев спустя он убил тридцатишестилетнего констебля резерва Эрнеста Джонстона, когда тот выходил из машины возле своего дома. Несмотря на то, что Макэлвейн был моложе большинства других местных «добровольцев», он вскоре получил ко­мандование своим собственным подразделением. В его последующей биографии, опубликован­ной в газете Шинн Фейн «Републикен ньюс», говорилось: «Шеймус приобрел большой опера­тивный опыт, настолько большой, что к тому времени, когда ему исполнилось девятнадцать, он стал командиром ИРА в графстве Фермана».

Арест кого-то вроде Макэлвейна требует тщательного планирования и отличной разведыватель­ной работы. Задача, стоявшая перед солдатами снаружи зданий фермы 14 марта 1981 года, была еще более трудной из-за того, что те, кто находился внутри, обладали целым арсеналом оружия. У них было четыре винтовки, «Армалайт», карабин M1, винтовка «Рюгер», подобная тем, что выдаются КПО, и штурмовая винтовка немецкого производства, а также 180 патронов.

Группа РиБ провели масштабную операцию по слежке за Макэлвейном и другими четырьмя членами его подразделения активной службы. Они решили окружить дом, но не предпринимать попыток штурмовать его. В манере, напоминающей американскую полицию времен сухого зако­на, группа обратилась к членам ИРА, находившимся внутри дома, сообщив им, что они окруже­ны и должны выйти с поднятыми руками. Столкнувшись с этой безнадежной ситуацией, те под­чинились.

Пятый сотрудник подразделения впоследствии был арестован в другом месте, но судебно-меди­цинские доказательства привязали его к фермерскому дому. В мае 1982 года группа из пяти че­ловек была приговорена к срокам от десяти лет до пожизненного заключения. Сам Макэлвейн был признан виновным в убийствах капрала Аберкромби и констебля резерва Джонстона. Судья, который охарактеризовал его как «опасного убийцу», рекомендовал Макэлвейну отсидеть не ме­нее тридцати лет.

Разгром подразделения активной службы Макэлвейна представлял собой что-то вроде хрестома­тийного примера использования сил специального назначения. Разумное применение силы в течение этих лет в значительной степени опровергает представление о том, что САС открывает огонь всякий раз, когда у них появится возможность ликвидировать вооруженного члена ИРА. Очевидно, что в данном случае приказы не применять силу были хорошо поняты. Возможно, солдатам САС и свойственно ссылаться на «правила больших мальчиков», но в течение этих лет армия явно отговаривала их от этого.

Несмотря на успех этой операции, группа РиБ оставалась уязвимой во время своих операций по наблюдению. Гибель капрала Пола Хармана в Белфасте в 1977 году (см. четвертую главу) подчеркнула риск, которому подвергаются бойцы 14-й разведывательной роты при исполнении служебных обязанностей в своих автомобилях без опознавательных знаков.

28 мая 1981 года, в то время, когда из-за голодовок напряженность была высокой, молодой ар­мейский офицер, служивший в Лондондеррийском отряде 14-й разведывательной роты, сел в свой автомобиль «Опель Аскона» без опознавательных знаков. По словам офицера разведки, он проехал через город, чтобы провести рекогносцировку для предстоящей операции на другом конце города. Только на обратном пути его путешествие было прервано.

Движение автомобиля было замечено группой членов ИРА. Джордж Макбрирти, двадцатит­рехлетний лидер ПАС из Креггана, и трое его коллег отправились на угнанном «Форде Эскорт» перехватывать «Опель».

Когда «Опель» подъехал к перекрестку дорог, «Эскорт» свернул перед ним, и из него вышли двое мужчин с автоматами «Армалайт». Молодой офицер, вооруженный 9-миллиметровым пи­столетом Браунинг с магазином на 20 патронов, не мог ощущать, что у него есть большая наде­жда против четырех человек, вооруженных более мощным оружием. Макбрирти подошел к передней части машины, а Чарльз Магуайр - к задней. Офицер вышел из машины и встал за открытой дверцей.

Макбрарти повернулся к нему спиной, и офицер воспользовался моментом. Он выхватил писто­лет и выстрелил в него девять раз. Все пули, кроме одной, попали ему в спину. Затем он повер­нулся и посмотрел на Магуайра, который все еще ошеломленно стоял в задней части машины. Он дважды выстрелил Магуайру в голову. Запрыгнув в машину, солдат выстрелил в «Эскорт», дважды попав в третьего члена ИРА, Эдварда Маккорта. Когда он отъехал, один из членов ИРА открыл огонь по «Опелю», разбив два стекла и испещрив его бок пулевыми отверстиями. Офи­цер сбежал, в отличие от Магуайра и Макбрирти, которые оба скончались от полученных травм, и впоследствии он был награжден за свои действия.

Вскоре после инцидента прибыл на место происшествия патруль КПО и попал под снайперский огонь. Полиция открыла ответный огонь, но, как полагают, не попала ни в одного члена ИРА.

За инцидентом последовали преднамеренные попытки скрыть правду о произошедшем. ИРА, страдающая от гибели двух человек и пленения еще одного из-за действий одного военного, заявила, что было еще две машины, в которых находились еще пять «бойцов САС», которые открыли огонь по ее подразделению.

Те, кто критически относится к армейской версии событий, привели несколько возможных при­знаков того, что в них участвовало больше солдат. Для проверки было передано несколько еди­ниц оружия, помимо 9-миллиметрового пистолета офицера. Но было обнаружено, что это ре­вольверы «Рюгер» и карабин M1, принадлежащие патрулю КПО, который позже попал в засаду на месте происшествия. Было также указано на несоответствие между заявлением военного поли­цейским следователям о том, что он выстрелил всего одиннадцать раз, в то время как в членов ИРА, по-видимому, попало больше пуль. Вполне возможно, что заявление военного было ошибоч­ным на этот счет. Я уверен, что этот офицер был единственным задействованным сотрудником сил безопасности. Необычно то, что я смог подтвердить это как республиканцам, так и военным. Высокопоставленный республиканец признался мне во время подготовки этой книги, что их вер­сия событий была полностью ложной, и в то время они знали, что это так; вместо этого они утверждали, что члены ИРА погибли из-за того, что проявили солдатскую сдержанность, не открыв огонь немедленно по тому, в ком они были не уверенны.

Магуайр и Макбрирти были единственными бойцами ИРА, убитыми армейскими подразделения­ми под прикрытием в течение пяти лет с декабря 1978 по 1983 год. Даже некото­рые республиканцы признали, что перестрелку затеяла ИРА, один человек с пистолетом вряд ли захотел бы ввязываться в бой с четырьмя людьми со штурмовыми винтовками.

На следствии в 1988 году по делу о гибели трех террористов ИРА, убитых в Гибралтаре, офицер САС, «солдат F.», которого вызвали в качестве свидетеля, предположил, что арест подразделения Шеймуса Макэлвейна и Куинна и Хэммилла доказал, что их полк не расстреливал людей. Сол­дат F. заявил суду: «Соотношение между арестами и убийствами составляет 75 к 25 в процент­ном выражении в пользу арестов». Люди, участвовавшие в тайных операциях в Север­ной Ир­ландии, предполагают, что подавляющее большинство арестованных САС были задержа­ны до декабря 1983 года, что указывает на значительное изменение тактики после этой даты в пользу агрессивных операций из засад.

Одна совместная операция полиции и группы РиБ, которая, насколько мне известно, ранее не раскрывалась как эпизод с участием тайных подразделений, произошла в июле 1982 года в Бел­фасте. По словам офицера, который принимал непосредственное участие в операции, операция была проведена после получения разведданных о том, что ИРА намеревалась взорвать пост КПО.

Разведданные навели оперативников под прикрытием на мысль, что террористы попытаются взорвать бомбу вблизи моста через реку Лаган в Белфасте. Около 17:30 9 июля 1982 года группы наблюдения заметили два автомобиля, «Датсун» и «Кортина» на стоянке у набережной Анна­дейл. Машины тронулись с места, пересекли Лаган по Губернаторскому мосту и направились по Странмиллис-роуд. В конце Странмиллис-роуд был установлен автомобильный контрольно-про­пускной пункт полиции. Прежде чем он добрался до него, «Датсун» остановился, и из него вы­шел двадцатидвухлетний водитель Бобби Браун. Затем прибыли специальные подразделения по­лиции в штатском с огнестрельным оружием, которые арестовали Брауна и пассажиров «Корти­ны» - двадцативосьмилетнего Томаса Маккирнана и Шивон О'Хэнлон, двадцати одного года, ко­торые были остановлены на КПП на пересечении Странмиллис-Роудс и Мэлоун-Роудс. Полиция обнаружила на месте происшествия пару перчаток, на которых позже были обнаружены следы взрывчатки.

Вскоре после арестов в «Датсуне» взорвалась бомба, причинившая значительный материальный ущерб. Жертв не было, потому что территория была очищена. Из материалов судебного разбира­тельства неясно, намеревались ли террористы привести в действие устройство с помощью пульта дистанционного управления, и взрыв был вызван резервного таймера, или же оно было оснащено только таймером, как это было в случае с Гибралтаром.

В последующие дни были произведены новые аресты, и Браун подвергся давлению полиции, чтобы дать показания против своих сообщников. Жена Брауна была похищена из их дома в по­местье Твинбрук, по-видимому ИРА, с целью оказать на него давление, чтобы он не давал пока­заний. Впоследствии она вернулась домой, и Браун не стал опровергать показания, данные под коронной присягой.

Одна из пассажиров «Кортины», Шивон О'Хэнлон, была освобождена под залог только для того, чтобы через несколько дней быть арестованной вместе с тремя другими женщинами за хранение взрывчатки и других материалов для изготовления бомб. Когда судебный процесс над обвиняе­мыми в заговоре с целью убийства группы КПО дошел до суда, О'Хэнлон была оправдана. Поли­цейские утверждали, что видели, как она выбросила пару перчаток, найденных на Мэлоун-роуд, из окна «Кортины», но судья сказал, что он им не поверил. Хотя О'Хэнлон была приговорена к семи годам тюремного заключения за участие в другом инциденте, она была освобождена, отбыв лишь часть срока. «Сандей Таймс» позже утверждала, что О'Хэнлон была одним из членов ИРА, выживших во время операции на Гибралтаре в 1988 году, – утверждение, которое она опроверг­ла.

Браун и Маккирнан признали себя виновными в заговоре с целью убийства группы поли­цейских, когда их судили в 1985 году. Дэниел Куинн, один из арестованных вскоре после неудав­шегося нападения, также признал себя виновным в покушении на убийство. Четверо других признали себя виновными по менее серьезным обвинениям в причастности к подразделению действительной службы. В ходе судебного разбирательства выяснилось, что летом 1982 года это ПАС провело несколько других операций: нападение на армейский патруль в поместье Твинбрук в мае; минометный обстрел полицейского участка Вудборна в июне; и в том же месяце был обстрелян армейский патруль на Спрингфилдской дороге.

Несмотря на то, что операция достигла своей основной цели, спасения жизней полицейского от­ряда, ее можно подвергнуть критике по нескольким причинам. Представляя свои доказательства суду, полиция утверждала, что бомбисты были перехвачены обычным полицейским патрулем, у которого возникли подозрения в отношении двух автомобилей. Это, по свидетельству офицера, участвовавшего в операции, явно не соответствовало действительности, поскольку операция проводилась на основе разведданных информатора. Операторам наружного наблюдения не уда­лось связать О'Хэнлон с подготовкой взрыва с помощью фотографий или улик судебной экспер­тизы, и, по мнению судьи, им пришлось солгать о том, что они видели, как она уронила перчат­ки.

В конце концов, КПО была вынуждена надавить на Брауна, самого подрывника, чтобы попы­таться привлечь к ответственности остальных. Поскольку вся операция КПО и армии была орга­низована на основе достоверных разведданных, можно предположить, что их первоначальным информатором, возможно, был один из арестованных, поскольку знание точных деталей загово­ра явно было бы ограничено небольшим числом людей. Далее можно предположить, что силы безопасности заранее знали об операциях этого подразделения активной службы в течение всего того лета, но позволили им действовать, чтобы подозрения не пали на их информатора.

Что показал весь этот эпизод, так это трудность проведения сложной тайной операции, не при­бегая к засаде. Стороннему наблюдателю могло показаться, что тактика сил безопасности все еще имела смысл, в конце концов, операция привела к нескольким обвинительным приговорам и предотвратила взрыв полицейской группы. Но если бы полиция знала об операции ИРА заранее, у них, возможно, была бы возможность полностью предотвратить ее, обеспечив таким образом, чтобы жизни коллег-офицеров не подвергались опасности. Некоторые из тех, кто работал под прикрытием, задавались вопросом, действительно ли стоило рисковать жизнями стольких людей ради вынесенных обвинительных приговоров, особенно учитывая провал дела против О'Хэнлон. «Это был не очень славный инцидент», - комментирует человек, участвовавший в операции; и, ссылаясь на эпизод с О'Хэнлон, он говорит: «Это были такого рода вещи, которые действительно приводили к разочарованиям».

Дело в Белфасте было похоже на дело в Гибралтаре в том смысле, что разведданные указывали на взрыв группы людей заминированным автомобилем. Но в июле 1982 года руководители службы без­опасности проявляли сильное нежелание санкционировать что-либо, напоминающее засаду. Ин­цидент в Белфасте показывает, с какими трудными дилеммами сталкиваются участники прово­димых под прикрытием операций, не последней из которых было их решение позволить группе продолжать свою деятельность, несмотря на тот факт, что они были уверены, что она находится под серьезной угрозой. Но это также был пример успешной совместной операции полиции и группы РиБ: Браун и его сообщники были успешно задержаны силами, состоящими как из сол­дат, так и из специально обученных полицейских.

Существование элитных полицейских подразделений с огнестрельным оружием, подобных тому, что использовалось на Губернаторском мосту, стало результатом усиления роли полиции. Эти подразделения предназначались для проведения операций, основанных на секретных разведдан­ных, во многом таким же образом, как и САС. Подразделение Специального отдела «E4A» и «Бронзовая секция» Специальной патрульной группы были в основном ограничены обязанно­стями по наблюдению, хотя иногда они привлекались к операциям, как в случае инцидента у по­чтового участка в Баллисиллане. В начале 1980 года, вскоре после того, как Джек Хермон стал главным констеблем, Специальная патрульная группа была расформирована и заменена иерар­хией мобильных подразделений поддержки. В значительной степени это было представитель­ское изменение, проведенное с целью преодоления негативного общественного восприятия СПГ.

В каждом полицейском дивизионе имелось дивизионное мобильное подразделение поддержки (ДМПП), состоящее, по крайней мере, из одного отряда численностью от двадцати пяти до тридцати человек. В центральных районах города МПП управляло большим количеством отрядов. Со­трудники МПП прошли подготовку по борьбе с беспорядками, основам работы наблюдатель­ных пунктов и обращению с огнестрельным оружием. Их можно было использовать для оцепле­ния районов, установки контрольно-пропускных пунктов и разгона бунтовщиков. К рабо­те в МПП было привлечено несколько сотен полицейских.

Кроме того, было решено, что должны быть созданы специальные подразделения в сельской местности. Двум оперативным регионам КПО за пределами Белфаста были предоставлены свои собственные специальные подразделения, известные как штабные мобильные подразделения поддержки (ШМПП). Функция двух ШМПП заключалась в обеспечении поддержки в двух сель­ских районах КПО, где было меньше ДМПП, чем в Белфасте, и где в Ноке воспринималась как большая потребность в хорошо обученных подразделениях вооруженной поддержки. Каждый из отрядов состоял из двадцати пяти-тридцати полицейских, которые прошли более продвину­тую подготовку по стрельбе из огнестрельного оружия, чем сотрудники МПП, и чаще действова­ли в штатском, реагируя на информацию из Специального отдела.

Во главе новой структуры стояло подразделение специальной поддержки (ПСП). Хотя считается, что многие члены ШМПП прошли обучение стрельбе из огнестрельного оружия в армии, только ПСП отправляла людей в любом количестве для обучения в САС. ПСП, по словам ветерана КПО, является «резервной силой, они были обучены САС, чтобы быть собственным резервом Специального отдела». Многие из тех, кто был в «Бронзовой секции», по-видимому, были при­званы в ПСП. Когда они были созданы, члены ШМПП и ПСП прошли углубленную подготовку в армейских лагерях, таких как Балликинлар и Олдершот, где их обучали десантники и САС.

На более позднем судебном процессе заместитель главного констебля КПО Майкл Макатамни описал подготовку, которую прошли члены ШМПП. Он сказал, что им дали четыре недели спе­циальной подготовки, в течение которой им показали, как реагировать на различные угрозы, если они сидят, стоят или ходят. «Их подготовка основана на том, что как только они решают, что имеют право открыть огонь, они должны стрелять, чтобы вывести нападавшего из строя как можно быстрее», - добавил он.

У военных, которые их обучали, сложилось впечатление, что качество новобранцев ПСП сильно различалось. Один говорит, что, хотя они считали многих достаточно профессиональными, некот­орые были «оранжистскими психами», в отношении которых у них были серьезные сомне­ния. Эти оговорки касались не только солдатских баров в Олдершоте или Херефорде. Один вы­сокопоставленный армейский офицер говорит, что, формируя ПСП, КПО не смогло понять сложности таких операций.

Но начало 80-х годов ознаменовалось расцветом официального оптимизма по поводу того, чего можно достичь при главенстве полиции. Специальные подразделения КПО формировались в то время, когда армия считала себя, в какой-то степени, уходящей из Ольстера. Число регулярных батальонов сократилось с четырнадцати в начале 1978 года до десяти к концу 1980 года. Один из бригадных штабов , 3-й бригады, также был расформирован, поскольку численность военнослу­жащих армии в Северной Ирландии упала ниже 10 000 человек.

Несмотря на свои оговорки, армейское руководство в Лисберне согласилось с тем, что КПО сле­дует создать свои собственные подразделения под прикрытием и что САС должна помочь им в этом. По словам одного наблюдателя из Штормонта, «САС были немного сдержаны, чтобы дать полиции большую роль». Среди министров и генералов доверие к КПО было высоким; существовало ощущение, что она должно обладать способностью противостоять террористам на основе соб­ственной разведки, без помощи армии. Этой уверенности суждено было рухнуть в ноябре 1982 года.