Николай СОКОЛОВ-СОКОЛЕНОК

Представьте себе небольшой губернский город Владимир в начале нынешнего века. По сохранившимся документам сделать это не так уж трудно. Здесь живет около тридцати тысяч населения, «торговля и промышленность не процветают», вывозят из Владимирской губернии в основном лес, а ввозят хлеб. Крупных, значительных предприятий нет, а из учебных заведений можно назвать лишь несколько — мужская и женская гимназии, духовная семинария, детский приют, городское училище да несколько начальных школ.

Еще одно свидетельство тех времен: «Санитарное состояние города неудовлетворительно, почва загрязнена до крайности». Что касается продолжительности жизни, то она немногим более двадцати лет. Двадцать лет!

По современным понятиям — это возраст студентов, учащихся, возраст женихов и невест. А вообще, как писали об этом городе в конце прошлого века: «Во Владимире, кроме древностей, ничего нет замечательного».

Теперь представьте себе ученика четвертого класса городского училища Николая Соколова. Он невысок ростом, явно пониже своих сверстников, да и телосложение далеко не богатырское, он из тех, кого обычно в народе называют щупленькими. У него тонкие черты лица, большие темные глаза. На нем громадные отцовские валенки, какое-то пальтишко, шапка-ушанка. По происхождению Николай Соколов из безземельных крестьян — одно лишь это говорило о многом. И об образе жизни, и о достатке, об образовании и даже о надеждах на будущее. Его мечты в те годы ограничивались губернским городом Владимиром, и самые несбыточные, и вполне реальные. Кем мог стать этот парнишка, Николай Соколов, после окончания городского училища? Приказчиком в магазине, рабочим в какой-нибудь захудалой артели, поскольку больших предприятий, как мы знаем, не было в городе, Оставалась, правда, еще железнодорожная станция, там тоже иногда требовались рабочие на ремонте путей, строительстве складов. Правда, в ста семидесяти верстах была Москва но это было так далеко! Сто семьдесят верст не шли ни в какое сравнение с километрами, которые мы сегодня легко и незаметно проскакиваем на электричке.

Все свободное время Колька Соколов проводит в городе, знает его наизусть, знает и полицейское управление, и казармы солдат, и магазины, рынок, улицы, знает настолько хорошо, что даже не представляет, что могут быть иные города, иная жизнь.

Какой отчаянный провидец мог хотя бы предположить, допустить, что всего через несколько лет этот мальчишка окажется в водовороте невероятных исторических событий, будет командовать сотнями людей, решать судьбы и этих людей, и земли, на которой они живут. Сказать, что Николай Соколов был брошен в водоворот событий волею обстоятельств, было бы неправильно, поскольку свой первый шаг в другую жизнь он сделал сам, вполне сознательно и обдуманно, будучи всего-навсего учеником четвертого класса городского училища.

Началось все с того, что однажды в феврале к нему домой прибежал товарищ и задыхающимся от волнения голосом прокричал прямо с порога:

— Колька! Революция! Царя скинули!

Казалось, весь город высыпал тогда на улицы. Вряд ля древние владимирские храмы видели когда-нибудь столько людей одновременно. Одни опасливо жались к родным воротам, готовые тут же спрятаться, нырнуть в оставленную открытой калитку, другие решались пройти на центральную площадь, к городской управе. Колька был среди тех, кто с утра до поздней ночи носился по улицам, стараясь везде поспеть, все увидеть и навсегда, теперь мы уж это знаем, навсегда проникнуться духом бунтарства, отчаянной смелости, стремлением переделать мир на свой лад, улучшить его, сделать справедливее, интереснее, разбудить от той спячки, которую он видел в родном городе все свое детство и юность.

В те холодные слякотные дни он видел и разгром полицейского участка, и восстание солдат местного гарнизона, видел митинги и демонстрации. Запомнились улицы, усыпанные бумагами, вчера еще такими важными и недоступными, запомнились солдаты, выпрыгивающие на матрацы из окон второго этажа казармы, — офицеры не придумали ничего лучше, как запереть двери, надеясь тем самым сохранить солдат от влияния революции. Какие стены могли тогда удержать их, какие приказы!

Люди, убедившись, что царя действительно скинули, ждали дальнейших сообщений из Петрограда и Москвы, понимая, что главные события развиваются там, что там в эти дни решается судьба России. А Колька Соколов, узнав, что в каком-то московском госпитале лежит его отец, раненный во время последних событий, воспользовался этим случаем как счастливой возможностью и, оставив матери успокаивающую записку, первым же поездом отправляется в Москву.

Шаг, надо сказать, довольно отчаянный. В самом деле, парнишка, который никогда не видел ничего, кроме тихих улиц своего городка, вдруг оказывается в громадном, взбудораженном революцией городе. Но он не затерялся в нем, не потерялся. Нашел и госпиталь, в котором лежал отец, нашел и отца. Тогда-то и прозвучало впервые словечко «соколенок», которое потом, через годы, стало частью его фамилии.

— Соколов! — крикнул один из «ходячих» больных, узнав у Кольки, кто он, кого ищет, откуда прибыл. — Встречай! К тебе вот соколенок прибыл!

И было в этом случайном прозвище что-то и от характера Кольки, и от его внешности, и от той неуспокоенности, которая сохранилась в нем до самых последних дней жизни.

Все лето и осень 1917 года Николай Соколов вместе с отцом был в Красной гвардии Красной Пресни, а когда ее расформировали, Соколовы вернулись во Владимир.

Николай вроде бы приехал в город, который оставил совсем недавно, ходил по знакомым улицам, встречал знакомых людей, но насколько же теперь все было иначе! Притихшие улицы, замершие мастерские и в то же время напряженность, перестрелки, схватки с врагами революции. И отец и сын Соколовы сразу же вступили в часть особого назначения, Николай одним из первых в городе стал комсомольцем. И это было не просто естественное решение, это было решение мужественное. На следующий же день после свершения Октябрьской революции генерал Краснов двинул конный корпус на Петроград, захватил Гатчину, Царское Село, приблизился к Пулковским высотам. Но вскоре войска Краснова были разбиты, и теперь уже все ждали вестей с юга — из Москвы. В начале ноября белогвардейцы были разбиты и здесь.

А во Владимире Советская власть установилась в течение первой же недели после революции. Но остались многочисленные враги, которые не жалели ничего, чтобы повернуть события вспять. С ними и приходилось бороться частям особого назначения.

Он родился на самом стыке веков, месяца за полтора до наступления XX века и с первых же своих сознательных лет впитал предчувствие перемен, жажду перемен. И вряд ли стоит удивляться, что Николай Соколов становится одним из организаторов владимирского комсомола. Трудности, с которыми он столкнулся, нетрудно себе представить. Городок небольшой, сплоченного и организованного рабочего класса нет, как, например, в Петрограде или Москве. И находить молодых людей, искренне преданных революции, убеждать слабых, отсеивать лукавых, временных, чужих — для всего этого требовалась не только преданность делу, но и определенный жизненный опыт, готовность взять на себя ответственность. Именно в это время проявляются в Николае Соколове организаторские задатки, те качества, которые позволили ему в девятнадцать лет стать комиссаром полка, увлекать за собой людей в самые жаркие и кровопролитные схватки. Но об этом позже.

1917 год. Декабрь. Николаи Соколов — активный участник многочисленных митингов, собраний, демонстраций па улицах и площадях древнего Владимира. Это надо признать: одно дело установить Советскую власть, по не менее важно ее сформировать, организовать, наладить работу многочисленных звеньев, участков, найти людей, которые бы взяли па себя и смелость и мужество отвечать за работу этих участков. А это, согласитесь, не так просто, учитывая многовековую, довольно однообразную жизнь этого небольшого городка, в котором совсем недавно, лет за тридцать до революции, населения было вдвое меньше — что-то около пятнадцати тысяч.

И все-таки, несмотря на напряженную, полную опасностей жизнь, Николай Соколов прекрасно понимал, что главные события происходят отнюдь не во Владимире. Как бы ни были важны, значительны их дела здесь, в городе, главное решается на фронтах гражданской войны, на Украине, па Дону, на Волге.

Когда в начале 1918 года была разбита так называемая белая Добровольческая армия, Центральный Комитет комсомола обратился к молодежи с призывом поехать на Дон и Кубань для укрепления Советской власти, Едва узнав об этом, Николай Соколов отправился в губком комсомола.

— Прошу направить меня добровольцем, — сказал он.

— А здесь?! — удивились товарищи, — У тебя полно работы здесь!

— А главное решается там, — настаивал на своем Николай.

— Ну что ж… — Товарищам оставалось только согласиться с Соколовым.

Все ребята, прибывшие на Дои, были разосланы по ближним и дальним станицам, хуторам. Получили назначения в ревкомы — кто в станичные, кто в окружные, в школы, местные органы власти.

Николая Соколова направили в станицу Малодельскую Усть-Медведнцкого округа. Обязанности восемнадцатилетнего комсомольца были настолько широки и многообразны, что фактически он представлял собой Советскую власть чуть ли не во всех областях жизни станицы. Прежде всего его назначили заведовать местным загсом. Одно лишь это было далеко не простым и неоднозначным делом. Ведь едва ли не все считали тогда, что брак законен лишь в том случае, если состоялось венчание в церкви, и переубедить, ломать вековые обычаи, противопоставить себя всем мудрецам станицы — для этого нужно было обладать не только убежденностью, но и умением попять людей, умением разговаривать с ними, не оскорбляя насмешкой, неверием, отрицанием.

Кроме того, Николай был еще и секретарем станичного ревкома, организатором местной комсомолии, попечителем школы, к нему шли решать самые различные вопросы, связанные с житейскими неурядицами, воспитанием детей, семейными конфликтами.

Почти пятьдесят лет спустя генерал-лейтенант авиации Николай Александрович Соколов-Соколенок рассказывал на встречах с комсомольцами семидесятых годов об этом едва ли не самом напряженном годе своей жизни — с июля 1919-го по сентябрь 1920-го, рассказывал о том, как стреляли в него на улицах самой станицы, как пытались отравить, как устраивали засады,

— Скажите, Николай Александрович, — спросила его как-то девушка, — что вам больше всего помогло в то время?

— Что помогло? Рост, — улыбнулся генерал-лейтенант. — В меня трудно было попасть,

Всего через месяц комсомольцы из Владимирского губкома, которые рекомендовали Николая Соколова на эту работу, получили от него первый подробный отчет о том с чем пришлось ему столкнуться за ото время. Это письмо ходило по рукам, его перечитывали на собраниях. Второго отчета, который обещал Николай прислать в самое ближайшее время, его друзья не дождались. Белые начали наступление. Тут уж было не до переписки, Николай Соколов полностью был поглощен организацией первого на Северном Дону партизанского отряда.

Он с боями провел свой отряд сотни километров по открытой местности, пересек линию фронта и влился в состав 23-й дивизии Красной Армии. Во время этого рейда по тылам белой армии проявилось не только личное мужество Николая Соколова, но и воинское призвание. И тогда уже более взрослые и многоопытные бойцы отряда неизменно называли своего командира Соколенком. К этому времени Николай прекрасно сидел в седле, владел шашкой, причем настолько, что даже бывалые казаки, которые овладевали этим воинским делом чуть ли не с детства, признавали за Николаем первенство.

— Признавайся, Соколенок, ведь из казаков ты вышел, а? — говорили ему. — Потому и здесь оказался… Откуда на Владимирщине такие удальцы?

То, что в состав Красной Армии вошел партизанский отряд, состоящий из казаков Северного Дона, имело, помимо военного, и политическое значение — трудовое казачество недвусмысленно заявило о принятии Советской власти, и отныне генералы Каледин, Корнилов не могли уже считать Дон своей надежной базой. Дальнейшие события полностью это подтвердили — застрелился под Новочеркасском Каледин, убит на Кубани Корнилов. Казаки Дона откликнулись на призыв Совнаркома и выступили против контрреволюционных верхов.

Вскоре Николая Соколова принимают в члены партии, а когда его стаж составлял всего несколько недель, он получает назначение комиссаром полка. Ему было тогда девятнадцать лет. В этом назначении — и признание его заслуг перед революцией, и признание способностей к военной науке и того влияния, которым он пользовался среди бойцов,

— Когда же вы стали Соколенком официально? — спросили как-то у Николая Александровича.

— Вскорости после назначения комиссаром полка, — усмехнулся своим воспоминаниям генерал-лейтенант, — Мне тогда и двадцати еще не было, в партии что-то около месяца, а тут вдруг раз! — и комиссар полка. Пришлось доказывать, что не случайно оказался на этом посту. Доказывать не только своим бойцам, но и самому себе, А доказать тогда можно было только делом, в бою. Вот я и лез в самое пекло… Прозвали ребята Соколенком. Рост небольшой, тощий, шустрый… В самый раз прозвище. А тут как-то пришлось документы оформлять. Писарь, знавший меня как Соколенка, возьми да и запиши… С тех пор и пошло — Соколов-Соколенок. Так что для меня это не просто вторая половинка фамилии, это моя юность, молодость… Если хотите — партийная кличка.

Первый свой орден Красного Знамени Николай Соколов получил за бон под Терсой. Белогвардейцы, захватившие село, укрепились в нем, и выбить их оттуда казалось совершенно невозможным делом. Атаки захлебывались одна за другой, не принося никакого результата.

Что было делать? Терса сдерживала наступление целой группы войск. Тогда Николай Соколов принимает смелое решение. Ночью, до наступления утра, он во главе нескольких человек глухим оврагом на лошадях въехал в Терсу. Лошади бесшумно ступали по мягкой прохладной пыли, и пм удалось незамеченными проехать в самый центр села. Встречавшиеся им по дороге несколько жителей буквально замирали на месте, узнавая красноармейцев но шлемам. И хотя их было всего семеро, многие в предрассветных сумерках полагали, видимо, что в село въехал целый отряд. Все ближе позиции белых, но Соколов с товарищами приближались к ним с той стороны, откуда их наверняка не ждали.

Наконец они услышали далеко за селом выстрелы — значит, свои пошли в атаку.

— Пора! — сказал Николай и первым пришпорил коня.

Появление в собственном тылу всадников в шлемах с красными звездами произвело на белых ошеломляющее впечатление. Прошло какое-то время, пока они разобрались, что перед ними всего несколько человек, что все их вооружение — шашки да винтовки. Но этих недолгих минут было достаточно, чтобы обеспечить успешную атаку основных сил.

Вот текст приказа о награждении Николая Соколова орденом Красного Знамени…

«Приказ РВСР № 478 от 24 сентября 1920 года. Утверждается присуждение на основании приказов РВСР Реввоенсовета 9-й кубанской армии ордена Красного Знамени бывшему комиссару 119-го стрелкового пол-ка товарищу Соколову Н.А. и коменданту штаба 1-й бригады 23-й стрелковой дивизии товарищу Михину И.П. за то, что в бою у села Терси они с пятью всадниками, оставив свои цепи далеко позади себя, вошли в названное село и, произведя среди находившихся там казаков панику, обратили их в бегство, благодаря чему село было занято без потерь с нашей стороны и взяты пленные».

Первые знаки отличия Советского государства, первые ордена, первые звания — все это пользовалось большой популярностью среди народа, награжденные почитались героями, а если вспомнить, что Николаю Соколову к тому времени было всего лишь девятнадцать, нетрудно себе представить его чувства тогда, его настроение.

Прошло всего несколько месяцев, Николай едва начал привыкать к своему ордену, как был награжден еще одним, вторым. Этот бой произошел 18 января 1920 года при форсировании реки Маныч. Сеча была жестокая. Падали убитые, стонали раненые, бились на снегу окровавленные лошади. Не прекращая боя, увозили в тыл пострадавших. Только командир кавалерийской группы не покидал поля боя, несмотря на ранение.

Позже Реввоенсовет издал приказ по армии, в котором были такие строчки:

«Награждается орденом Красною Знамени вторично бывший комиссар 199-го стрелкового полка товарищ Соколов Н.А. за то, что 18 января при форсировании реки Маныч он во главе кавалерийской группы атаковал превосходящего численностью противника и, несмотря на полученный удар саблей, продолжал руководить боем, в результате которого противник был разбит. Своей храбростью и самоотверженностью товарищ Соколов Н.А. способствовал успешному форсированию реки Маныч и дальнейшему поражению врага».

В начале октября 1920 года со всех фронтов, со всех концов страны съезжались в Москву делегаты III съезда комсомола. К тому времени в его рядах насчитывалось около четырехсот тысяч юношей и девушек. Они сражались в рядах Красной Армии, трудились на заводах и фабриках, восстанавливали индустрию. Среди делегатов съезда был и комиссар бригады, дважды орденоносец Николай Соколов. Но он приехал не только на съезд комсомола — командование направило его на учебу в академию Генерального штаба, в которой готовились кадры высшего командного состава. Позже она была переименована в военную академию Красной Армии, а с 1925 года ей присвоено имя М.В. Фрунзе.

Так вот, 2 октября 1920 года шел по Москве паренек в подогнанной военной форме, и светились на его груди два самых почетных ордена республики. Оглядывались прохожие, бежали следом мальчишки, смущая Николая неуемным любопытством, — он сам-то выглядел ненамного старше этих мальчишек, да и солидностью тоже не больно отличался от них.

— Дяденька, вы откуда?

— За что ордена?

Мальчишки сыпала вопросами, даже не надеясь на обстоятельный ответ. Да у Николая и времени не было — в этот день на съезде комсомола выступал Владимир Ильич Ленин, Опаздывать было никак нельзя.

Во время выступления Ленина Соколов сидел в конце зала, и, когда в перерыве Владимира Ильича окружили депутаты, Николай уж было решил, что вперед ему никак не пробиться. Но выручила смекалка и опять же небольшой рост. Не смущаясь высоких наград, Николай стал на четвереньки и сумел протиснуться к самому центру. Случилось так, что он оказался едва ли не единственным во всей толпе, окружавшей Ленина, с двумя орденами, и, может быть, поэтому Владимир Ильич обратился именно к нему.

— А ваши планы, военный? — спросил он у Соколова.

— Приехал учиться в военной академии, Владимир Ильич! — от волнения громче обычного отчеканил Николай.

— Очень хорошо! — улыбнулся Владимир Ильич, — Учитесь! Это так необходимо!

И вышло так, что всю жнзрнъ Николай Соколов выполнял это пожелание Владимира Ильича, всю жизнь учился, а когда вышел в отставку, на груди его рядом с многочисленными орденами висели три ромбика, врученные ему за окончание трех военных академий.

Соколов закончил гражданскую войну с двумя орденами, тремя контузиями и перерубленной белоказаком левой ключицей. Но летом 1921 года уже командовал войсками по борьбе с бандитизмом на Нижней Волге, Это была новая опасность, не столь сильная, не столь организованная, как белогвардейские армии, но и она требовала полной отдачи сил, и она отнимала жизни.

А на следующий год Николай Соколов — командующий частями особого назначения во Владимирской губернии.

Да, прошло семь лет, прежде чем он вернулся в свои родные места. Позади остались бои гражданской войны, смертельные схватки, многодневные переходы. Он ушел мальчишкой, а вернулся закаленным в боях воином.

Город показался ему маленьким и тихим. И в этом был такой разительный контраст с той жизнью, которой жал до этого, что Николай сразу понял — он не сможет задержаться здесь надолго, хотя должность у него была куда как боевой. Он уже привык быть там, где происходили главные события, привык к передним рубежам, к опасности, ответственности, привык жить па полном напряжении сил. Даже в учебе, в академии Николай Соколов стремился загрузить себя до предела.

Вот пример. После окончания двух курсов Академии имени М.В. Фрунзе он написал командованию рапорт с просьбой разрешить ему заниматься еще и в военно-воздушной академии.

Давайте попытаемся оценить этот маленький вроде бы факт. Николай Соколов провел гражданскую войну в седле, заслужил признание, командуя кавалерийской бригадой, и было бы вполне естественно ожидать, что он и дальше пойдет но этому пути, тем более что и в Академии имени М. В. Фрунзе он продолжал именно это направление в своей военной специальности, в своей жизни. И вдруг авиация! С коня на самолет! Может ли быть поворот более крутой? Вряд ли.

Можно представить себе и удивление руководства, получившего такой вот несерьезный рапорт от уже сложившегося командира. Но припомним — этому «сложившемуся командируй было немногим более двадцати. Николаю Соколову было разрешено заниматься одновременно в двух академиях. Вначале он получил диплом красного командира, через год — диплом авиационного инженера. И работать он после этого начал именно в авиации. Начальник Военно-Воздушных Сил Рабоче-Крестьянской Красной Армии Петр Ионовпч Баранов назначает Николая Соколова-Соколенка вначале постоянным членом, а затем председателем одной из секций научно-технического комитета управления Военно-Воздушных Сил. Вот вам и еще одно толкование второй половинки фамилия — Соколенок.

Чем объяснить столь резкую перемену — от кавалерии к авиации? Наверно, все-таки без особой натяжки можно вполне обоснованно признать, что Николай Соколов тогда уже понял, что будущее вовсе не за кавалерийскими армиями, что дальнейшее развитие военной техники, развитие вооружений пойдет под знаком авиации. И, поняв это, осознав, снова без колебаний поступил так, как поступал всегда, — бросил себя па главное направление.

Казалось бы, все, можно и успокоиться. У него важная работа, ответственные задания, оп является одним из образованнейших военных специалистов. Но Николай Александрович находит пробел в своем образовании. И подает рапорт. Вот как об этом сказано в архивных документах: «Находясь с 1928 по 1932 год на руководящей работе в Управлении Военно-Воздушных Сил, Николай Александрович Соколов-Соколенок просит командование разрешить ему без отрыва от производства посещать школу летчиков».

Разрешение получено.

Соколов-Соколенок поступает в школу летчиков и заканчивает ее, получив, таким образом, еще одну специальность.

В этом маленьком факте проявляется не только характер самого Николая Александровича, но и весь ход развития нашей страны, В самом деле, всадник, как сказано в одном из документов, прошедший через годы гражданской войны верхом на коне, пересаживается на самолет в то время, когда эти машины были большой редкостью, когда сама профессия пилота была почти легендарной. Слишком сложной и опасной казалась она, слишком ненадежными были сами самолеты, слишком многое зависело от мужества, хладнокровия, мастерства пилота. Вспомним; ведь не было почти никаких навигационных приборов, кроме самых простых; аэродромы зачастую представляли собой лишь улучшенную грунтовую дорогу; в кабине пилот был открыт и ветрам, и морозам, и солнцу. Поэтому за преклонением перед этой профессией стояло не только восхищение летающими людьми, но и невероятная сложность полетов.

В 1929 году Николаю Александровичу Соколову-Соколенку поручается руководство совершенно необычным для того времени делом — санным пробегом, вернее, аэросанным. Учитывая то, что он все-таки авиационный инженер, овладел полетами, а у аэросаней двигательная сила — это пропеллер.

К тому времени наша промышленность, научные учреждения, конструкторы создали несколько видов, несколько конструкций аэросаней, которые предполагалось широко использовать для оснащения воинских частей в оборонных целях. Чтобы испытать различные модели аэросаней, выявить их сильные и слабые стороны, выбрать одну, наиболее удачную конструкцию, и решено было провести этот гигантский аэросанный пробег. Общая протяженность маршрута превышала три с половиной тысячи километров. Он начинался в Москве, проходил через Ярославль, Кострому, Вятку, Пермь, Казань, Нижний Новгород, Владимир и заканчивался в Москве.

Для пробега были отобраны четверо саней. Двое саней представил Центральный аэродинамический институт и двое — научно-автомобильный институт, где они были разработаны и построены, Время и маршрут были выбраны с таким расчетом, чтобы гонщики могли испытать машины в самых сложных и погодных и дорожных условиях. Действительно, во время пробега в феврале — марте 1929 года нм пришлось столкнуться и со снежными буранами, и с сильными морозами, испытать аэросани на ледяных покрытиях рек, на проселочных, заметенных снегом дорогах, а в конце пробега гонщики оказались застигнутыми еще и оттепелями, весенней распутицей.

Надо сказать, что, помимо чисто технических целей, перед участниками пробега стояла и агитационная, просветительская задача, как было сказано «в целях выявления технических данных аэросаней лучшей конструкции и ознакомления широких слоев населения с аэросанным делом». Николай Александрович был назначен вице-командором пробега, а командором — Андрей Митрофанович Розанов.

Пробег увенчался блестящим успехом, были решены поставленные задачи, а его участников встречали на Красной площади как настоящих героев, первопроходцев. Правда, из четырех саней смогли закончить весь маршрут лишь трое, но в этом и была задача — отсеять слабые, неудачные конструкции.

Это был один из первых праздников на Красной площади в Москве. Впереди были полеты в стратосферу, полеты на Северный полюс, в Америку, полеты в космос, впереди били грандиозные свершения Страны Советов, но начиналось все вот так — с аэросаней, с не очень известного пробега по областям России. Но это было начало быть иным. И Николай Александрович Соколов-Соколенок, герой гражданской войны, смог внести свой достойный вклад и в техническую революцию.

Основное направление последующей его работы — тактика и боевое применение авиации в современном бою. Эта важная проблема разрабатывалась в самом начале тридцатых годов, когда еще у всех при слове «авиация» перед глазами возникали прозрачные этажерки, пилот, обдуваемый со всех сторон ветром, слабый, задыхающийся рокот моторов. Но разработка таких тем не была поспешной, она была очень своевременной. Одним из результатов такой предусмотрительности было то, что наши летчики к моменту начала Великой Отечественной воины были вооружены не только современными самолетами, но и весьма действенной тактикой ведения бои.

В эти годы Николай Александрович познакомился на совместной работе с будущим академиком, трижды Героем Социалистического Труда С.В. Ильюшиным, с создателем теории штопора, будущим профессором В.С. Пышновым, другими нашими учеными, создателями боевых машин.

18 августа 1933 года был проведен воздушный парад. Это был не только праздник, в гораздо большей степени рто было подведение первых итогов но созданию современной авиации, целой индустрии, способной выпускать достаточное количество современных машин, моторов к шиш, запасных частей. Результаты поразительны. Всего лишь за четыре года первой пятилетки выпуск самолетов увеличился в четыре раза, а выпуск моторов к ним — в шесть раз.

Вскоре после августовского парада подвиги наших знаменитых авиаторов подтвердили высокий класс советских самолетов. Самое непосредственное участие во всех этих делах принимал и Николай Александрович Соколов-Соколенок. Его большой летный опыт, широкая образованность, знание всех тонкостей авиационного дела очень пригодились при подготовке перелета С.А. Леваневского из Америки в СССР, при подготовке экипажа В.П. Чкалова для прыжка через Северный полюс.

Эти перелеты как бы вобрали в себя весь накопленный советскими летчиками опыт, вобрали в себя мастерство конструкторов, высокий производственный уровень предприятий. Одним из результатов перелетов» помимо демонстрации чисто технических достижений, было и то, что они остудили многие горячие головы за рубежом. Страну, которая в состоянии осуществлять подобные перелеты, не назовешь беззащитной.

Примерно в это время Николай Александрович был переведен с должности помощника начальника НИИ Военно-Воздушных Сил старшим руководителем кафедры военно-воздушной академии. Казалось бы, должность куда как спокойная, уравновешенная. Конечно, готовить летчиков и почетно, и ответственно, но все-таки характер Николая Александровича требовал большего, душа, как говорится, просила горячего дела.

Поэтому наряду с преподавательской деятельностью Соколов-Соколенок в те годы много летает, участвует в работе летно-испытательной станции академии, много работает над проблемами высотных полетов. То, что сейчас, в наши дни, считается чем-то само собой разумеющимся, в те годы было совершенно неизвестным. Каждый новый шаг в освоении воздушного пространства давался громадными усилиями летчиков-испытателей, конструкторов, ученых.

Когда стало известно, что намечается перелет по маршруту Москва — Севастополь — Москва, Николай Александрович по своему обыкновению, не раздумывая, подает рапорт с просьбой разрешить ему участие в этом перелете. И он совершает полет, без кислородного прибора. Это была, разумеется, вовсе не бравада, не хвастовство, это было испытание на выдержку человека, еще одна попытка определить крайние возможности пилота. Отчет Николая Александровича об этом перелете, его замечания, суждения дали ученым основания для самых серьезных выводов, поправок, уточнений, а его многочисленные встречи с медиками, конструкторами позволили внести немало усовершенствований в существующие модели самолетов.

Еще одно почетное задание Соколова-Соколенка в то время — он командируется в Соединенные Штаты Америки для закупки самолетов. И прекрасно справляется с этим поручением. Причем в этой поездке ему потребовались не только знания, но и отчаянный опыт командира кавалерийской бригады времен гражданской войны, когда успех дела нередко решала неожиданная атака против превосходящих сил противника. Был случай — власти Соединенных Штатов в нарушение достигнутых договоренностей «попридержали» уже закупленные и оплаченные самолеты в самом порту, поскольку предназначались они для республиканской Испании. И тогда Николай Александрович, — как говорится, частным образом договорился с докерами порта, не мудрствуя лукаво, погрузил самолеты на пароход, и тот немедля отчалил в море.

Началась Великая Отечественная война.

Соколову-Соколенку поручается один из наиболее ответственных участков — руководство тылом Военно-Воздушных Сил. За двадцать предыдущих лет Николай Александрович прошел весь путь — от рядового частей особого назначения до генерала авиации. Его новые обязанности в первые дни войны были настолько широки, что можно без преувеличения сказать — не было буквально ни одной мелочи в деятельности наших Военно-Воздушных Сил, которая так или иначе не касалась бы Соколова-Соколенка. Одно лишь краткое перечисление его забот дает достаточное представление о той роли, которую ему довелось сыграть в первые годы войны. В обязанности Николая Александровича входила организация авиационного технического обеспечения фронтовых аэродромов, снабжение авиачастей всем необходимым для жизни и для боя, ремонт техники, обеспечение самолетов запасными частями. Даже обмундирование, питание авиаторов входили в его обязанности,

Работа была тем более тяжелая, что в первые же дни войны оказались нарушенными все привычные связи, врагом были захвачены склады, горючее, промышленная база. Естественно, наладить четкую жизнь военных аэродромов после вероломного нападения фашистских войск было делом далеко не простым, но все же в первые месяцы войны наша авиация, если и уступала вражеской по количеству самолетов, то быстро наверстывала это отставание, а в конце 1942 года вообще наметился явный перелом в пашу пользу, И Николай Александрович возвращается в Военно-воздушную академию имени Жуковского.

Теперь он руководит подготовкой кадров для фронта, и от его работы, от уровня мастерства летчиков, от их знаний и мужества зависит очень многое на фронте. И если во второй половине войны наша авиация явно превосходила немецкую и по количеству самолетов, и но их мощности, и по мастерству летчике», то, право же, есть в этом немалая заслуга ж генерала Соколова-Соколенка.

В 1947 году Николай Александрович возглавил кафедру авиационной техники при академии Генерального штаба и… И на шестом десятке лет защищает диплом в этой академии. Так на его кителе появляется третий ромбик.

Здесь он работает до выхода в отставку в 1958 году — болезнь не позволила продолжать активную работу.

И тогда генерал-лейтенант авиации в отставке Николай Александрович Соколов-Соколенок обращается к комсомолу, как и пятьдесят лет назад. Но если тогда он был семнадцатилетним парнишкой, одним из первых комсомольцев губернского города Владимира, и вся жизнь — неведомая, таинственная и бесконечная — была впереди, то теперь он понимал, что большая часть этой жизни пройдена, большая ее часть оставлена позади. Но понимал и то, что его жизненный путь, его мысли и убеждения, встречи с людьми, вошедшими в историю нашего государства, — все это представляет большой интерес для молодежи, представляет собой некую реальную ценность. И он направляется в Центральный Комитет комсомола, просит включить его в лекторскую группу. Другими словами, как бы пишет еще одни рапорт. И надо сказать, что и на этот раз решение он принимает сильное и мужественное. В самом деле, ему ли, генерал-лейтенанту, на седьмом десятке ездить по стройкам, общежитиям, меняя самолеты, поезда, автомашины?

Конечно, решение далось не сразу, нелегко, были раздумья, колебания: как распорядиться временем, которого у него впервые в жизни было так много, как распорядиться знаниями, оставшимися силами? Не один километр прошел он по переулкам Красной Пресни, по тем самым переулкам, по которым когда-то, пятьдесят лет назад, шагал рядом с отцом в рядах Красной гвардии. И как бы вернувшись мысленно в молодость, в те отчаянные рисковые времена, Николай Александрович принимает решение связать свою дальнейшую жизнь с комсомолом, и остается верным ему до конца.

Люди, хорошо его знавшие, рассказывают, что это был один из самых безотказных лекторов. Достаточно было телефонного звонка, короткого разговора — просьбу не приходилось повторять дважды.

— Николай Александрович, как вы относитесь к Братску?

— Очень хорошо!

— Собираем группу… Как вы?

— А что я… Я прекрасно понимаю, что звоните вы вовсе не потому, что делать вам нечего. Включайте.

И это была не бездумная исполнительность, нет. Он жил, хотя, может быть, лучше сказать, оживал в этих поездках, во встречах с сотнями, тысячами людей, видя, что, как и прежде, нужен, как и прежде — на рубеже. «Идеологический фронт, — говорил он, — не зря называют фронтом, здесь тоже все всерьез, все как на войне, — победы, поражения, жертвы, пленные, здесь тоже есть и кавалерия, и орудия тяжелого калибра. Как лектор я, наверно, отношусь к кавалерии… Как и прежде. Очень мобильный и действенный род войск. Надо поддерживать репутацию кавалерии», — улыбался Николай Александрович.

О мобильности. Как-то ему с группой пришлось около месяца провести в республиках Средней Азии. И за это время — почти шестьдесят выступлений. По два в день. Нет, это была далеко не увеселительная поездка, это была самая настоящая, тяжелая, изнурительная работа, которая тем не менее давала ему новые силы.

Его выступления пользовались неизменным успехом, да и могло ли быть иначе! Перед нашими современниками, перед девушками и ребятами скептическими, образованными, казалось бы, обо всем способными рассуждать легко и снисходительно, которых отнюдь не назовешь восторженными, перед ними выступал человек в полном смысле слова из легенды. Ои во время революции сражался в частях особого назначения, не единожды участвовал в жестоких сабельных сечах. С его именем связаны и наши достижения тридцатых годов в авиации. Ему приходилось выполнять особые поручения командования, правительства. Он был делегатом III съезда комсомола, почетным гостем нескольких комсомольских съездов, несколько раз встречался с Владимиром Ильичей Лениным…

И ребята из Братска, с Кольского полуострова, с Алтая и родной Владимирщины, Удмуртии и Таджикистана слушали его затаив дыхание. А генерал чаще всего рассказывал не о себе, а о своих друзьях — двадцатилетнем комиссаре Верхнекамского полка Сергее Косареве, сыне путиловца Саше Кондратьеве, который, окруженный врагами, последнюю пулю оставил себе, об Альберте Лапине, девятнадцатилетнем командире 30-й дивизии, которая в свое время взяла в плен Колчака.

Вот один из рассказов Николая Александровича.

— Это было в двадцатом году на Южном фронте. Командовал войсками Василий Константинович Блюхер, первый орденоносец нашей страны. Белые к тому времени были изрядно потрепаны, серьезного сопротивления оказывать уже не могли, однако бои продолжались, а значит и продолжали гибнуть наши бойцы. И тогда было решено послать к белым парламентера с предложением сдаться. Пойти вызвался молодой политрук, совсем еще мальчишка, во всяком случае, он был моложе большинства сидящих в этом зале. Взял белый флаг, пакет с предложениями, одернул гимнастерку, оглянулся на ребят, как бы прощаясь, и шагнул за окоп. Он не прошел и сорока шагов, мы считали его шаги — пулеметная очередь прошила его насквозь. Конечно, после этого белые были смяты, опрокинуты, но политрук погиб. И что, ребята, получается… Проходят десятилетия, мало ли разных, казалось бы впечатлений выпало на мою долю, а вот стоит, до сих пор стоит перед глазами парнишка в потрепанной гимнастерке с белой тряпкой на черенке от лопаты… Он знал, что рискует жизнью, белые нередко расстреливали наших парламентеров, но была возможность спасти от смерти многих ребят, и он пошел навстречу залегшим цепям…


Николай Александрович Соколов-Соколенок умер в апреле 1977 года. А за несколько дней до этого намечал с комсомольцами новые маршруты поездок, шел разговор о новых выступлениях.

До последнего дня этот человек находился в строю, чувствовал себя бойцом.

Виктор ПРОНИН

Загрузка...