Предел прочности. Книга четвертая.

Глава 7

- Значит, решил уволиться? - лицо Майера не выражало никаких эмоций: темная скала на фоне задернутых жалюзи.

Мы два часа сидели в кабинете, поминутно разбирая последние события. Вновь шли по улицам ночного города, припоминая каждую мелочь, каждого прохожего, встретившегося на пути. Из переговоров Майера по телефону понял, что задержали худосочного парня, всучившего Юкивай цветок. Он-то здесь при чем? Случайный человек с вполне себе безобидной акцией: вызвавшей у большей части публики улыбки, и лишь у редких прохожих недоумение и страх. Впрочем, местным органам правопорядка виднее, кого арестовывать и по какой причине.

Случай с потерявшим контроль автомобилем наделал много шума в федеральной инфосети. Солнце не успело толком подняться над горизонтом, а сайты уже пестрели заголовками: «Кровавый заезд в районе Монарто», «Взбесившийся автомобиль едва не убил юную певицу», «Юкивай парализована, что скрывают врачи». Одно название краше другого и почти в каждом фигурировала фамилия Виласко – гарантия высоких просмотров.

Не удалось скрыть от дотошной прессы участие девушки в эпизоде, хотя Майер очень старался. В полной мере сработали законы рынка, где каждый зарабатывал как умел. Журналисты и блогеры, пихая и отталкивая друг друга, пытались взобраться на высокий гребень виртуальной волны. А та неслась, ширилась с каждым часом, заполняя собой все информационное пространство.

Девять погибло, двадцать семь ранено: трое из них тяжело – такова официальная статистика, но всех интересовала исключительно Юлия Кортес.

«Ралли в красных тонах - спятивший фанат решил уйти из жизни вместе со Звездой» - гласил рекламный баннер одного из популярных желтых сайтов. И более пяти миллионов просмотров меньше чем за час.

«Кто этот придурок, решившийся на убийство» – писали в комментариях, и требовали немедленно предоставить тело на растерзание или что там могло от него остаться. О да, публика дышала праведным гневом! Только вот не было водителя за рулем взбесившегося автомобиля – точно знаю. Взломали систему автопилотирования такси и направили скоростным болидом по запруженной людьми трассе. Хвала Вселенной, что обошлось столь малым количеством жертв – транспорт на повороте ушел по прямой, врезавшись в стену близлежащего дома.

Несмотря на страшные заголовки с Юлией все было в порядке – это если говорить про физическое состояние: девушка отделалась парой царапин и синяков. Что касается душевного равновесия, то тут сложнее. Третий день не выходила из комнаты, третий день работали специалисты: один психолог сменял другого. И все бестолку.

Самый маститый из них так и вовсе пожал плечами, прописал сильнодействующие седативные и посоветовал найти организатора покушения. Спасибо доктор, просветили…

Особняк снова закрыли на карантин и снова допрашивали, всех кроме меня. К Полу Уитакеру был применен особый Протокол в виде парочки инспекторов Организации. Двое мужчин записали свидетельские показания на камеру, и полностью удовлетворенные, удалились восвояси. А что, все и так понятно: детектив заметил несущийся автомобиль, вовремя среагировал на потенциальную угрозу. Никаких дополнительных вопросов инспекторы не имели, зато имел их я:

- Почему не приехали в первый раз?

- Вы про случай в Золотой башне? – отреагировал тот, что был старше: как по возрасту, так и по званию. – Не было непосредственной угрозы вашей жизни.

- А в случае с такси угроза была?

- Да, была. Согласно Протокола мы обязаны реагировать на подобного рода эпизоды.

Разговорить инспектора – занятие абсолютно бесперспективное. Проще открыть учебник по праву: на его страницах и то больше эмоций. Приехали, отработали процедуру, уехали – роботы, а не люди. Ах да, напоследок рекомендовали уволиться: не настойчиво так, в качестве дружеского совета от старшего товарища. Дескать, сложность контракта увеличилась в разы, а ваша квалификация не соответствует поставленным задачам в полной мере. Могли напрямую приказать паковать вещи и возвращаться в родные места, но нет, господа инспекторы рекомендуют. Вот и думай, чего этим хотели сказать.

Над решением головоломки раздумывал недолго, тем более что сам давно планировал уйти.

- Можешь назвать причину? – красные от недосыпа глаза Майера уставились на меня.

- Сложность контракта увеличилась до семи баллов, и моя квалификация не…

- В бездну твою квалификацию, - вдруг рявкает глава безопасности, до того едва ворочавший языком от усталости. – Ты мне скажи, это твое решение или надавили сверху?

- Мое.

- В чем причина?

Достало все… но так ведь не скажешь. Не покидало душу гаденькое ощущение, что оставляю мужиков разгребать кучу дерьма. Когда было все тихо и спокойно, гоголем ходил по коридорам, а запахло жареным - тут же бежать. И ведь никто дурного слова не скажет, точно знаю: не Дуглас, не Поппи, не Лесничий, Мангуст постоянно молчит. Разве что Огузок, но на то он и задница, чтобы всякие гадости за спиной болтать.

- Я не вывел охраняемый объект из зоны опасности.

- Поясни.

Перед глазами мелькает образ Юлии Кортес - девушка шарахается от меня в испуге. Я хватаю ее за руку: медленно тяну в сторону, как последний дебил, а яркая белая точка несется на полной скорости, с каждой секундой увеличиваясь в размерах.

- В критической ситуации не справился с Юлией… с объектом. Не смог убрать с траектории движения потенциально опасного…

- Уитакер, заткнись, - Майер морщится, словно проглотил кусок холодного мороженого. Совсем как я во время недавнего похода в кафешку. – Выкинь из головы казенную официальщину. После этих ваших инспекторов невозможно с людьми нормально общаться. Гипнотизируют они вас что ли… Напомни, какая тебе задача ставилась?

- Слушать интуицию.

- Вот именно, слушать интуицию! А теперь скажи, ты справился с поставленной целью?

- Если бы не Мангуст…

- Если бы не ты, Мангуст не успел бы среагировать. Между отметкой, когда машина появилась на горизонте и точкой предполагаемого столкновения прошло восемь секунд. Восемь! Ты величину значения понимаешь?

Киваю согласным болванчиком.

- Нет, Уитакер, не понимаешь. Такси разогнали до запредельной скорости: двести метров в секунду. Не знаю, как в вашем мире, но для нас это очень высокие показатели. Ни один человек, из числа тех, кто находились на улице, не среагировал на приближающуюся опасность. Ни один, кроме тебя.

Майер развернул ноутбук демонстрируя застывший стоп-кадр на экране. Это была запись с одной из камер наблюдения, что в превеликом множестве висели на улицах. Различаю в толпе профиль Юкивай в темных очках, вижу себя самого, устремившего задумчивый взгляд в небо. Рядом женщина с ребенком – из сводок знаю, что они погибли одними из первых. Красивая молодая мама в элегантном платье и шляпке с длинными полями, а пацан… пацан, как пацан: лет десяти в коротких шортиках. Его тело нашли в кустах парка, в шестидесяти метрах от места происшествия.

В левом углу вижу парочку влюбленных, которую из-под удара вывел пенсионер, буквально вытолкавший молодых к краю шоссе. Как оказалось позже, отставной военный, один из немногих, кто отреагировал на мой крик про красный код. Теперь интервью с ним по всем каналам крутили: молодец дядька, чего тут скажешь.

- Этот кадр сделан за три секунды до появления такси на горизонте, - произносит Майер. – Корпус автомобиля еще скрыт стенами домов, а ты уже знал.

Нет… я не знал. Знала гребаная Тварь из запределья.

Смотрю на собственное изображение, на мелкого пацана, что маячит на заднем плане с пушистым комком сладкой ваты. Она потом на асфальте валялась, прямо под ногами, когда Лесничий помогал подняться. Он же на нее и наступил, вдавив в серую поверхность…

Крышка ноутбука с легким щелчком захлопывается.

- Уговаривать не буду - ты человек взрослый, решения принимаешь самостоятельно. Об одном прошу, дай мне месяц.

- И что изменится?

Майер молчит, и я понимаю: не скажет. Неужели есть наводки на заказчика и неизвестных хакеров? Может и накопали чего, только вот делиться информацией со мною не собираются. Оно и понятно, мозговые потуги Пола Уитакера в качестве детектива никому не интересны: я здесь в роли живого прибора, точнее - приемника, улавливающего сигналы опасности.

Мне бы поблагодарить за оказанное доверие, встать и уйти, но отчего-то не могу. Не могу сказать «нет», хотя понимаю разумом, что это будет единственно верное решение. И умное… Только кто говорил здесь про ум?

- Хорошо, пускай будет месяц.

Заявление на увольнение кануло в долгий ящик, однако это была не единственная новость за сегодня: Пола Уитакера сняли с ежедневного дежурства. Больше никаких хождений по особняку и прилегающей территории, нет - утомительному многочасовому стоянию на ногах.

- Все равно от тебя толку никакого, - высказался по данному поводу Поппи. – Хреновый из тебя охранник, Малыш: вечно в облаках витаешь, да на девок пялишься.

И ничего не пялился, но мужикам только дай лишний повод позубоскалить, они своего не упустят.

- Будешь теперь свободным художником, ходить и интуицию слушать, - вставил свои пять копеек Секач. Круглолицый охранник заглянул во время пересменка в дежурку, да так здесь и остался, потягивая ароматный чай из кружки. Был еще Лесничий, устроившийся на полу, и подтянувший худые коленки к подбородку. Он вечно сидел, где придется и беспрестанно жевал, уничтожая запасы сдобы. Потому и молчал, что щеки вечно набиты были, словно у хомяка, добравшегося до зерновых запасов.

- Да я рехнусь от безделья. Выездов нет и в ближайшее время не предвидеться, чем в особняке заниматься?

- Не боись, Малыш, найдем тебе применение, - успокоил Поппи.

- За булочками в магазин бегать?

- Хотя бы и так, все дело.

- Или со мной ходи, - встрял в разговор Секач.

- Со мной ходи, - тут же передразнил Поппи, – ладно Хозяйка, а тебе здоровенному чего волноваться?

- В жизни всякое бывает, к примеру кирпич на голову упадет. Если Эль-Като рядом будет, глядишь, и предупредит.

- На твою-то башку? -Поппи с сомнением посмотрел на массивные складки на затылке бугая. – Скорее кирпич отрикошетит и нашего Эль-Като прибьет.

- Такую пачку не каждая пуля возьмет, - подал голос с пола Лесничий.

- Да идите вы лесом, - не выдержал здоровенный охранник. Схватился за кружку двумя руками и шумно отхлебнул. – А ты, Лесничий, в тайгу.

На что Лесничий лишь невнятно буркнул с пола: тяжело говорить, когда рот набит пирожными с заварным кремом.

- Малыш, ты лучше расскажи, как твоя интуиция работает.

И следом послышался хор нестройных голосов: а как это бывает, а как щелкает? Понеслась старая телега по новому кругу. И ладно бы впервые спросили, так третий раз за сегодняшний день.

Разумеется, про интуицию я ничего не знал, поэтому приходилось врать и выкручиваться, сочиняя на ходу. Думал, чем скупее будет рассказ, тем быстрее отвяжутся, но не тут-то было. Фантазия у мужиков работала, что надо: чего не скажу, сами додумают и сами дорасскажут.

- Помнится, случай был, - начинал Секач травить очередную байку и вдруг выяснялось, что чуйка раз в жизни, да и срабатывала у каждого. К примеру, тот же Лесничий только благодаря ей и выбрался из тайги, а у Дугласа живот прихватило, когда жена рожать начала. Мужикам только дай тему для затравки.

Когда выбрался из дежурки, голоса бубнили вовсю, разгоняя застоявшуюся тишину подземного этажа. Ну это ненадолго, через пять минут пересменок закончится и разбредутся по своим местам: кто на пост, а кто домой отсыпаться. Один я замер в нерешительности, не зная куда податься: то ли забиться с книгой в конуру, то ли в город выйти на прогулку. На улице три часа дня – самый разгар солнцепека, когда от жары не спасают даже самые густые тени, а в конуре, что зовется комнатой, хорошо и прохладно. Да и книжка на редкость интересная попалась: герой таки трахнул принцессу и ушел в пустошь, искать приключения на свою задницу. Зачем оно ему надо, когда спит во дворце, жрет от пуза, а под боком нежится красотка – автор объяснить не удосужился, отделавшись фразой про ветер приключений. Как же - знаю, если верить напарнику, именно это чудо природы играет у меня в заднице.

Город или книга, книга или город - так и стоял, да пялился в сумрак коридора, пока от одной из стен не отделилась густая тень. Неспешно подплыла ко мне, трансформируясь на ходу в вездесущего Мангуста. Личный телохранитель встал ровно напротив и обесцвеченным голосом произнес:

- Тебя ищет Хозяйка.

Мы с Юлией не виделись два дня, начиная с того злополучного происшествия, когда взбесившееся такси разметало людей, что ветер листья по асфальту. Девушка привычно заперлась в комнате и не показывала носа наружу. Ни звука, ни голоса - все указания сверху поступали через доверенных лиц.

- Не нравится мне это, - поделился Дуглас своими опасениями, - как бы не пришлось новую работу искать.

Так думал не он один. Индустрия поп-музыки была крайне жестокой и слабостей никому не прощала. Слишком высока конкуренция, слишком многие рвались на вершину Олимпа, где и без того было тесно.

Сроки поджимали со всех сторон: через месяц необходимо предоставить материал для компоновки третьего альбома, через два – официальный выпуск, через три - концертный тур по городам пятого мира, а у Юкивай нет ни команды, ни новой программы. Зато есть пункты контракта, в случае неисполнения которых госпоже Кортес Виласко грозили значительные неустойки. Хуже того, звукозаписывающий лейбл мог в одностороннем порядке расторгнуть договор, а это значит: очередные штрафы, неустойки и как следствие, громадный минус к деловой репутацию. И будешь ты считаться в высших кругах ненадежным партнером, с которым бизнес лучше не вести, потому как обязательства свои не выполняешь и сроки срываешь. С такой кармой не то что новые контракты заключать, старые потерять можно.

- У нее же обстоятельства, - попытался я возразить Дугласу.

- Обстоятельства? Малыш, да кого волнуют твои обстоятельства. Информационная повестка дня слишком насыщена: уже через неделю публика забудет про покушение, а вот про сорванный контракт и потерянные бабки не забудет. Кто надо не забудет и не простит. Так устроен мир шоу-бизнеса... Так устроен любой бизнес.

Выходит, карьера певицы висела на волоске. Неделя-другая и будет пройдена точка невозврата, за которой девушки ждали банкротство и забвение.

Отягощал сложившуюся ситуацию характер самой Юкивай: тонкая душевная организация и проблемы с внутренним балансом, который и без того был нарушен. Как бы руки на себя не наложила. Нет, об этом Дуглас вслух не говорил, но тяжелые мысли буквально витали в воздухе: крах карьеры юная певица могла не пережить.

Как я бы поступил на ее месте? Не знаю, такое сложно представить. В самые трудные моменты знал, что есть дом, куда смогу вернуться, есть родители, есть мелкая сколопендра Катька, которая может и вредная, но переживала за меня не меньше отца с матерью, и есть вечный друган Витька.

Была семья, были надежные люди. У меня все это было, а было ли это у Юкивай - большой вопрос…

Деревянные ступеньки пару раз скрипнули под подошвами ботинок. Я пыхтел и шумел в отличии от Мангуста, скользившего ночной тенью по воздуху. Этот парень не уставал и, кажется, ничего не слышал про гравитацию. Иначе чем еще можно объяснить столь легкий подъем по лестнице, что изгибалась спиралью и круто уходила вверх. Лично я сбил дыхание, и даже вынужден был замедлить шаг. И кому, скажите на милость, понадобился столь странный конструктивный элемент, более подходящий маяку на океанском побережье. Обслуживающий персонал пользовался другой лестницей, куда более удобной: с пологими ступеньками и широкими коридорами. А охране так и вовсе было запрещено подниматься наверх, потому как вел подъем в личные покои госпожи Виласко.

Мы остановились перед высокой дверью с керамическими вставками в виде кругов и квадратов, окаймленных разноцветными камешками. Сомневаюсь, что последние были из числа драгоценных, но блестели красиво и взгляд притягивали.

Мангуст поднял руку и аккуратно постучал костяшками, после чего произнес:

- Входи.

Странно, лично я никакого ответа из-за двери не услышал, однако стоящему рядом человеку-призраку поверил. Коснулся пальцами исполненной под золото ручки, толкнул вперед. Массивная дверь открылась на удивление легко, открывая глазам сокровенное: место, куда вход посторонним заказан и куда доступ имеют единицы.

Не знаю, чего ожидал увидеть в девичьей комнате. Наверное, переизбыток розового цвета, плюшевых игрушек, разбросанных повсюду, что мишура в новогоднюю ночь. Огромную кровать с балдахином и постерами самой Юкивай на стенах. По центру мохнатый ковер фиолетовой расцветки, а на нем полуобнаженную Хозяйку в белых трусиках, которая лежит на животе, и игриво машет ступнями босых ног.

Так выглядела комната певицы в клипах, но реальность оказалась иной. Хотя, справедливости ради, пару игрушек таки заметил: тигренка на верхней полке и собаку на рояле. Нет, не рояле - КоролевскомРояле, непременно с большой буквы и жирным шрифтом. Именно он притягивает к себе взгляды – большой, лакированный гигант с отливающими позолотой ножками. Стоит на возвышении, именно там, где следовало возлежать полуголой Юлии, согласно эротическим фантазиям клипмейкеров.

Я понимаю, почему в роликах все выглядело иначе. Именно этого ждала публика, именно об этом пелось в озорных песенках: я веселая девчонка, у меня полно друзей, живу в свое удовольствие и наслаждаюсь жизнью. И вдруг рояль! Да кому он нахрен сдался, в клипе про ничем незамутненную жизнь девочки-подростка.

Нет ярких цветов, нет колонн и воздушных пузырей, мелькающих в воздухе. Вместо кичливой обстановки аккуратный, неброский дизайн комнаты, с минимумом мебели и стенами светло-бежевой расцветки, абсолютно не напрягающей глаз. Захочешь к чему придраться, так и не сразу найдешь. Разве что тот самый пресловутый рояль, излишне большой и оттого не вписывающийся в уютную атмосферу комнаты, да еще ноты, разбросанные по полу. Именно среди исчерканных листов сидела Юлия, задумчиво засунув кончик карандаша в рот. Одета по-мальчишески: в просторные серые штаны и майку на выпуск. Волосы небрежно собраны в пучок, а из макияжа россыпь светлых веснушек, которые раньше не замечал.

Мои ноги сами собой застыли на пороге, а из горла вырвалось:

- Вызывали?

Юлия отрывает голову от записей и внимательно смотрит на меня.

«Может не узнаёт, с барыни станется», - усмешкой пронеслось в голове.

Но нет – задорная искорка промелькнула в глазах и следом раздалось ехидное:

- Надо же, какие мы нерешительные, обращаемся на «вы». Или уже забыл, как мою щеку мороженным испачкал? Да шучу я, Уитакер, расслабься. Не стой столбом, не на дежурстве. Проходи и садись, где хочешь, кроме кровати.

Я бросаю быстрый взгляд в сторону спального места – скомканное одеяло, смятая простыня: то ли девушка только что встала, то ли принципиально не заправляла. У меня с этим всегда было строго – брат приучил, с помощью крепкого слова и подзатыльника.

Закрываю за собой и…

- Что ты делаешь?!

- Разуваюсь.

- Ты еще штаны сними, Уитакер. Не для того позвала.

Как хотите, барышня – молча пожимаю плечами. За четыре года так и не смог избавиться от привычки родного мира. Ходить в обуви по комнате, для меня это до сих пор считалось чем-то противоестественным, из разряда запретного.

Сажусь в ближайшее кресло и закидываю ногу на ногу. Стараюсь двигаться как можно более естественно, но получается только хуже – тело, словно задеревенело. Еще и взгляд этот насмешливый со стороны хозяйки.

А чего я собственно ожидал, на что рассчитывал, поднимаясь по лестнице? Думал увидеть полуголую девицу, возлежащую на ковре, или может, с учетом последних обстоятельств, столкнуться с образом напуганного зверька, забившегося в угол. Но нет, Юлия боятся не собиралась, по крайней мере в своей комнате и в моем присутствии. Ведет себя вполне привычно: острит и глазами зыркает.

- Нос болит?

- Нос?

Ах да, она же мне кулаком в лицо зарядила, когда пытался стащить ее с опасного шоссе. Целых два раза, а может и три – толком не помню.

- Нормально все с носом, - говорю, а сам тянусь к его кончику, словно желая убедиться в правоте сказанных слов. Юлию происходящее забавляет, она и не думает скрывать улыбки, наблюдая за моими действиями.

- Ты проверь-проверь, Уитакер, а то я девчонка боевая, могла и сломать.

Хрена с два она бы его сломала, даже не опух. Кулачок маленький и сил никаких нет – только вьюшку пустила.

- Уитакер, может тебе выпить дать, чтобы расслабился? У меня и вино есть.

- Для чего я здесь?

- То есть вина не будешь?

- Нет.

- Как скажешь, Уитакер, - девушка сгребает листы с пола в одну кучу и легко вскакивает на ноги. А она забавно смотрится в просторной одежке не по размеру, особенно когда начинает ходить. И при этом имеет деловой вид, словно ребенок, пытающийся играть во взрослого. Батя частенько называл меня Гаврошем, особенно когда я примерял и донашивал за старшим братом одежку. Гюго не читал, но в моем представлении Юлия была сейчас тем самым Гаврошем из романа «Отверженные».

Гаврош… Имя-то какое смешное - звучит забавно. Жаль, юная Виласко не оценит шутки.

- Помнишь, что я тебе обещала? Уитакер, ну же, соберись или в первый раз у девушки в гостях?

- Не помню, - признаюсь честно.

- Такой молодой, а уже проблемы с памятью.

Если бы ты только знала, какие…

Девушка кидает подобранные ноты на кровать, а сама подходит к роялю. Садится на круглый стул и торжественно открывает крышку. Спина идеально ровная, пальцы ложатся на белые клавиши.

Она что, сейчас играть будет?

- Неужели не вспомнил, Уитакер? – ехидный взгляд брошен через плечо.

- Может хватит шарады загадывать, - не выдерживаю я. – И перестань называть меня по фамилии. Я же не говорю через слово Виласко.

- Хорошо, Уитакер, как будет угодно, - легко соглашается девушка, - будешь просто Малышом.

Вот ведь зараза ехидная. Пока размышлял над ответной колкостью, девушка отвернулась, полностью сосредоточившись на музыкальном инструменте.

Звучат две ноты… пауза, короткий перелив. И снова две ноты: тонкие, пронзительные. Взмах руки и словно капли весеннего дождя тарабанят по крышке рояля: то затихая, то усиливая стук. Наполненные легкой грустью, просачивающиеся полосками света сквозь пелену темных облаков. Бегут, струятся тонкими ручейками по клавишам, по пальцам рук. Ловят робкие лучи солнца, и стократ усиливают их, искрясь и разбрасывая яркие вспышки, заставляя жмурится. Надежда и вера, вот что живет в них. Надежда и вера в лучшее, непременно в лучшее и обязательно в хорошее, но отчего тогда плачет небо? Бисеринками влаги зависнув на листьях, на кончиках воспрявшей после дождя травы изумрудного цвета. Мир вокруг радуется и плачет одновременно, разве такое возможно.

«Возможно», - отвечаю себе, наблюдая за парящими над клавишами пальцами. Есть минор - когда грустно, есть мажор – когда весело, а есть искусство сочетать в себе и то и другое. Даже не знаю, придумано ли определение такому состоянию: когда хреново, но не совсем, когда тяжело и больно, но есть куда двигаться и есть надежда.

Иногда надо просто переждать. Не нестись вперед в поисках безопасного места, не развивать кипучую деятельность, а укрыться от ливня под развесистой кроной дерева. Памятуя о том, что после грозы обязательно выглянет яркое солнце, заиграет новыми красками океан бескрайнего неба, и дышать станет легче – так, чтобы полной грудью, обжигая гортань сырым воздухом. Останется лишь она – легкая грусть, сыгранная несколькими нотами на фортепиано одной не в меру вздорной девчонкой. Той самой, которая поет про «ми-ми-ми, я не твоя и звонить не моги».

Чего тебе не хватает, Юлия Кортес Виласко? Милого сердцу Франсуа, с которым разругались в пух и прах несколько месяцев назад, а может мамы с папой и настоящих друзей? Или есть еще что-то пятое… десятое, мешающее насладится славой и признанием в полной мере. Зависшее в пустоте вечными каплями весеннего дождя.

- И как… как тебе?

Только сейчас понимаю, что музыка давно смолкла, а Юлия покорно ждет вердикта. Повернулась ко мне и смотрит, сквозь челку вечно мешающих волос.

- Красиво.

- А ты не врешь, тебе и вправду понравилось. Хочешь…, - тут она неловко замялась, словно предлагала что-то неприличное, - хочешь, я тебе еще сыграю.

Киваю головой и пальцы девушки, до того аккуратно сложенные на коленях, взмывают в воздух и замирают над клавишами. Застывают на секунды, чтобы после запорхать - весенними бабочками над лугом.

Понимаю, что хочу увидеть глаза Юлии, как она играет, как она чувствует: не лопатки и затылок, а выражение лица. Поэтому встаю и обхожу подиум с роялем по заведомо большой дуге, ступая тихо и осторожно, дабы не сбить девушку с музыкального ритма. На пути попадается незаправленная кровать, занимающая добрую часть комнаты. Та самая, на счет которой Юлия строго-настрого предупредила. Только я и сам бы садится не стал: в уличной одежде, да еще у малознакомого человека. Поэтому спускаюсь на пол, прямо на пушистый ковер. Отсюда открывается прекрасный вид как на музыкальный инструмент, так и на саму исполнительницу. Лицо девушки раскраснелось, на щеках выступил алый румянец, возбужденный блеск в глазах… Начинаю понимать, почему она играет только для своих. Это мгновение творческого акта, не заезженного до бесконечных самоповторов, не успевшее войти в привычку, и потому слишком интимное. Юлия словно впервые скидывает одежду, оставаясь нагишом перед любимым человеком… Нет, еще более интимное – она обнимает его, целует, занимается сексом? И снова не то, хотя, казалось бы, куда больше?

Вдруг мелодия резко обрывается – девушка замечает мое присутствие. Длинные пальцы соскальзывают с клавиш, заставляя рояль звучать невнятным «блям».

- Извини, - говорю испуганной Юлии. И та отворачивается, словно я застал ее за непристойным занятием. Неужели юная Кортес Виласко способна на столь сильное стеснение, даже уши горят.

- Я вспомнил обещание, что будет, если спасу твою жизнь. Только с персоналиями ошиблась немного – это Мангуст спас, не я.

- Ну надо же, какие мы благородные, - девушка оправилась от смущения, и привычное ехидство вернулось в голос.

- Да какое тут благородство, чуть не угробил обоих.

- Но ведь не угробил?

- Спасибо Мангусту.

Девушка спорить не стала, поднялась из-за рояля и излишне легко, наигранно потянулась. Развела руки в стороны и издала звук, напоминающий короткий кошачий «мяв».

По-умному стоило бы поблагодарить гостеприимную хозяйку и уходить восвояси, но мне отчего-то не хотелось. Готов был часами сидеть на полу и смотреть, слушать, говорить, может даже ругаться или спорить. Нравится мне здесь, в комнате – хорошо и уютно. А может дело вовсе не в комнате, а в музыке, которая прозвучала недавно, или девушке, сыгравшей ее.

- Вина будешь? – Юлия пружинистой походкой прошлась по ковру и остановилась напротив зеркального шкафчика.

- Нет.

- Сок, воду?

- Да.

- Так сок или воду? – девушка делает вид, что раздражена.

- Сок… или воду.

- Налью, чего сама хочу и только попробуй не выпить.

О да, кто бы сомневался. Наблюдаю, как высокие стаканы наполняются оранжевой жидкостью. Напиток громко булькает - льется через горлышко бутылки. И все-таки забавные у нее штаны: большие, безразмерные – ну точно, Гаврош. Почему-то прозвище отчаянно веселит, и я начинаю активно чесать нос, пытаясь скрыть улыбку. Гаврош…

- И чего веселого я сделала, что ты так лыбишься?

Поднимаю руку, признавая ошибку, дескать смилуетесь, ваше величество, больше не буду. Но улыбка, как назло, все лезет и лезет наружу. И чем больше прилагаю усилий, пытаясь ее подавить, тем шире расползались уголки губ.

- На вот, попей, успокойся.

Беру предложенный бокал и за пару глотков осушаю до дна. Персиковый сок приятно холодит внутренности, чувствую остатки мякоти во рту.

- Успокоился?

- Вроде.

- А теперь говори, иначе обижусь.

- Штаны, - признаюсь я.

- Штаны, а что тебе в них не нравится? – девушка садится рядом, и я чувствую легкий аромат, исходящий от ее волос. Вытягивает перед собой ноги и начинает их внимательно рассматривать, при этом забавно шевеля босыми ступнями. – Между прочим, известный бренд.

- О! – произношу восхищенно.

- Маэстро Дальяни.

- Неужели сам маэстро?!

- Да, именно он моделировал. Пальаццо – очень удобные брюки для носки в домашних условиях, а еще для загородной прогулки.

- О-о!

- Ты дурак, Уитакер. Неотесанная и необразованная деревенщина. Глупо смеяться над элементами одежды. Между прочим, это правила плохого тона.

- Между прочим, у меня в друзьях есть настоящие аристократы, воспитанные и образованные.

- Только тебе это этикета не прибавило.

- А ума?

- И ума тоже.

- Бывает, - соглашаюсь я и тяжело вздыхаю.

- Уитакер, - в голосе девушки слышится то ли вопрос, то ли подозрение, – ты стал излишне покладистым в последнее время. Случаем, головой не ударился.

В последнее время… она так говорит, словно мы знакомы долгие годы, а по факту общаемся меньше недели.

- Ударился… и головой, и плечом.

- Ой, извини, я не хотела, - девушка искренна в своих эмоциях, даже пальцы поднесла к губам.

- Да ладно. Я особо не переживаю по этому поводу.

- Ничего не ладно, Мангуст когда выталкивал с дороги, больше обо мне заботился. Я даже на него упала, а не на землю.

- Было бы странно, если бы он заботился обо мне.

- Да, странно…, - девушка задумалась, видимо представляя себе это картинку. – И все-таки что у тебя с головой?

Парамнез вкупе с галлюцинаторным синдромом, если верить госпоже Валицкой. Не шизофрения, конечно, но таблетки тоже выписывают.

- Пара царапин.

- А с плечом?

- Легкий ушиб, ничего серьезного.

Пальчики девушки неожиданно ловко хватают за руку, и я дергаюсь, морщась от боли.

- И это называется ничего?!

- Вот если не трогать, тогда ничего, - пытаюсь отстранится от не в меру заботливой соседки. Однако, Юлия сидит слишком близко, и успевает перехватить меня.

Снова дергаюсь, делаю вид, что неимоверно страдаю, хотя пальцы девушки спустились ниже и уже держаться за кисть.

- Больно? – с волнением в голосе спрашивает она.

- Больно.

- А так? - она усиливает хватку.

Я быстро киваю головой.

- Понятно… А вот так, - девичьи пальчики тисками сдавливают кости, и откуда только силы берутся. Вспоминаю Михаила и его издевательское рукопожатие, когда от мертвой хватки на потолок готов был прыгнуть. Юлии далеко до старшего брата, но девочка очень старается, и я не собираюсь ее разочаровывать:

- Очень-очень больно.

- А если так.

Ожидаю очередной демонстрации силы, но вместо этого легкое касание подушечками пальцев. Чувствую чужую ладонь на своей щеке, аккуратное поглаживание, словно невесомым пером проводят по коже. Тепло и щекотно…

- Уже лучше, - издаю звуки пересохшим горлом

- А что если…

Лицо девушки приближается, длинные волосы щекочут нос. Вдыхаю приятные ароматы, заполонившие собою все пространство вокруг, ощущаю на губах фруктовый привкус. Поцелуй длится лишь пару секунд, после чего Юлия отстраняется: внимательно смотрит на меня, склонив голову на бок.

- Неплохо, - выдавливаю из себя.

- Уитакер, заткнись.

Права юная Кортес Виласко, слова здесь лишние…

Солнце садится за крышами домов, заливая небо оранжевым светом. Щедро брызгая красками на рваные полоски облаков, на зеркальные стены, на высокие минареты здания, возвышающегося вдалеке. Хотя откуда им здесь взяться, в мире, где нет ни мечетей, ни церквей. Это очередное казино, выполненное в восточном стиле: с широким куполом, украшенным по периметру причудливым орнаментом. Незнакомые слова и символы переплетаются меж собой, складываясь в узоры, отливающие особым, золотым блеском, на фоне вечереющего неба.

Мы стоим на крыше небоскреба, созерцая городской пейзаж. Вид с высоты завораживает: над головой тускнеет заревом закатного пожара небо, а под ногами раскинулся пестрый ковер мегаполиса, сотканный из тысячи тысяч мерцающих огоньков. Город живет своей жизнью, не смотря на комендантский режим, и на орудующего в нем убийцу по прозвищу Палача.

Брат подошел близко к краю, опершись руками о металлический бортик. Лица его не видно – он всегда носит на улице капюшон, в крайнем случае надвинутую на глаза кепку. Откуда-то я это знаю, точнее знает другой «я», стоящий сейчас рядом.

- О смерти здесь думается – да? О смерти… Чем дальше от земли, тем ближе к Богу - да, брат? – Михаил заливается каркающим смехом, буквально давится им, перекинувшись через перила. Бесконечно бормочет, повторяя одни и те же слова: - смешно-смешно, смешно-смешно.

Я бы непременно схватил спятившего брата за плечи и оттащил подальше от опасного края, но другой «я» спокоен. Он даже не смотрит в сторону Михаила, полностью сосредоточившись на полосе заката.

- Думаешь, смерти боюсь, брат? Трупных червей, гниения под землей? Поэтому, думаешь, прячусь? А вот и не так… не так это. Тело оно что, кусок мяса – сходит и нарастает по новой. Смотри брат, как сходит.

Михаил закатывает рукав и на свет появляется красная от язв кожа. Кожа шелушится, отслаивается, словно после длительного загара. Некоторые раны расчесаны в кровь, другие запеклись темной корочкой.

- Смотри брат, - шепчет Михаил, завороженно рассматривающий собственную руку, - смотри, как плоть сходит - кусками.

- Может хватит нести чушь, приди уже в себя, - не выдерживает другой «я». Брезгливо морщится, стараясь не смотреть в сторону брата.

- Чушь, почему чушь? Я брат, чуши нести не могу, я на ней разговариваю… Смешно? Смешно-смешно. Слушать учись, слушать и слышать. Это нужно, брат, это важно. О-о смотри, красота какая, - Михаилу наконец удается подцепить лоскуток торчащей кожи на предплечье. Она ползет и растягивается, отслаиваясь от руки мутной пленкой. – Шелестит, как липкая лента, брат. Похоже, да? Похоже… Я давно умереть должен. Триста лет живу без дома, может пятьсот, может тысячу. Не знаю, со счета сбился, никто не считает.

- И они тоже?

- И они тоже, брат… они тоже. Что им время, оно для них, как дорога, как шоссе за городом. Одна проблема брат, внутри меня большая проблема, сразу две полосы: медленная и быстрая - скоростная магистраль. Понимаешь? Потоки мешают друг другу, вечно сталкиваются, рвут на части.

- Я знаю про временной дисбаланс.

- Он знает – ученый, значит. А я вроде дурачка, да? Тупой, по-твоему, выходит, - Михаил начинает злится, дергает блестящий поручень перед собой. – Дебилом меня назвал! Ты там ничего не попутал, мелочь пузатая? Ты с кем разговариваешь, кому дерзишь, а? Я твой старший брат, а значит уважать должен. Слушать и уважать – да, уважать!

Вспышка сколь резко началась, столь быстро и закончилась. Михаил дернул поручень для острастки раз-другой и успокоился. Потеряв смысловую нить, начал бормотать бессвязно.

- Предтечи тебя держат, они умереть не дают? – задает другой «я» вопрос.

- Они брат, они-они. Я для них вроде автобуса, единственный билет домой. И ты, и ты тоже. Марионетка твоя, думаешь, просто так прицепилась - они все домой хотят, на родину, они соседи наши. Только силенок недостаточно, барьер не пускает. Они здесь в тюрьме, в изгнании брат, представляешь? Великое шестимирье – тюрьма.

Мишка начинает булькать под капюшоном - это он так хихикает, выражая свою радость. Веселье скоро отпустит, другой «я» это точно знает, поэтому терпеливо ждет, тяжело опершись на поручень.

Смена кадра.

Мы находимся на той же крыше, только солнца не видно – звездное небо раскинулось над головой. Другой я сидит на высоком бортике, а Михаил стоит напротив, задрав край худи и демонстрируя пупок

- Знакомься, это мой Второй, мой лечащий врач – я его Доктором кличу. Ему нравится, хорошее прозвище, правильное.

Вижу, копошащуюся в темноте массу. Кажется или детские ручки торчат прямо из живота?

- Он мои кишки собирает, что бы не расползлись. Тело мое по кусочкам держит, по атомам. Иначе все внутренности в кровавую кашу превратятся, в кисель - такие дела, брат. А еще раньше я бы спятил, мозгами двинулся, но он держит, брат… крепко держит.

Детские ручки, тянутся растопырив короткие пальцы. Из живота проступают контуры сморщенного личика, совсем не детского, больше похожего на уродливого карлика, с крючковатым носом и отвислой нижней губой. А еще глаза: не моргающие, абсолютно неподвижные, словно у игрушечного пупса. Только вот они не стеклянные, есть в них разум, чужой, непонятный и оттого пугающий.

- Не бойся, поздоровайся с ним. Скажи «привет» дяде Доктору.

Маленькая ручка тянется ко мне, словно малыш увидел знакомое лицо и теперь просится, чтобы его взяли. Ладошка мелькает совсем близко и я, другой «я» протягивает палец.

Вспышка боли, настолько резкая, что мутнеет в глазах, а рот открывается в безудержном крике. Мы оба орем, что есть мочи: я и другой «я». У этого ребенка, у этого гребаного карлика сработал хватательный рефлекс, только он не просто сжал мой палец, он стиснул его что есть мочи. Бездна… болит так, словно придавили руку холодильником или того хуже, хлопнули дверью с размаха.

Вскрикиваю и просыпаюсь. Перед глазами стоит лицо смеющегося брата, явно довольного удавшейся шуткой. Растянутый рот, сползший на плечи капюшон, обнаживший покрытыми струпьями череп, и адская боль…

Подношу руку к глазам, дабы убедиться, что с пальцем все в порядке. Вот он целехонький, сгибается нормально и следы гематомы отсутствуют. Облегченно выдыхаю и откидываюсь на мягкую подушку… Стоп, где это я?

Незнакомый потолок, яркий свет, пробивающийся из приоткрытых окон – высоких, двустворчатых. Лежу на большой кровати, полностью голый, если не считать легкого пододеяльника, забившегося в ноги.

Память с трудом избавляется от остатков утреннего кошмара, услужливо подкидывая воспоминания о прошедшем дне, а главное - ночи.

Юлия… Сколько часов мы провели вместе, трудно сказать. Все началось с игры на рояле, а потом мы целовались, обнимались и не заметили, как переместились в сторону постели. Девушка явно волновалась: едва заметно подрагивала и стыдливо прикрывала интимные места ладошкой. Я даже умудрился глупо пошутить по данному поводу, дескать в стольких оргиях участвовала, а со мной, как в первый раз. За что тут же получил пинок в бок и пожелание убираться, искать шлюх в другом месте.

Пришлось извиняться и затыкать свой глупый рот новыми поцелуями. Кажется, прощения я заслужил, по крайней мере ногой меня больше не били, в попытках скинуть с постели.

Круговерть из движений и стонов, вцепившихся в спину коготков, до боли, до красных отметин, а после мы лежали, потные и мокрые, откинувшиеся на мягкие подушки. Было невыносимо жарко и даже работающий кондиционер не спасал положения.

- Может все-таки вина? – ловлю на себе хитрый взгляд из-под прилипшей ко лбу челки.

- Лучше сока.

- Наш Малыш слишком мал для алкогольных напитков?

- Кто бы говорил. Это не я танцую в школьной форме перед дедушками.

Юлия в ответ шипит возмущенной кошкой.

- Еще и юбку задираешь.

- Под ней спортивные трусики.

- И попой крутишь.

Девушка пытается отомстить, обнажает белые зубки и впивается в мое плечо. Это трудно назвать полноценным укусом, скорее легкое покусывание, от которого становится только щекотно.

Я обороняюсь, делаю вид, что загнан в угол, а потом провожу встречный маневр. Подхватываю визжащую девчонку за талию, и аккуратно перекидываю через себя. Оказываюсь сверху и обезвреживаю острые зубки очередным поцелуем…

А потом мы просто лежим, и переводим дыхание, молча изучая друг на друга. Я не выдерживаю первым: поправляю сбившуюся челку девушки. Юлия странно реагирует на проявление заботы – дергается, и начинает спешно вставать с кровати.

- Так что на счет вина?

- Сока, - я настойчив. Не хочу напиваться, хочу провести ночь на трезвую голову, запомнить ее в мельчайших подробностях. Впитать всё до каждого вздоха, до мельчайшей капельки соленого пота, стекающего по виску. И Юлия поддерживает меня в моем выборе, наполняя стаканы персиковым напитком. Фруктовый вкус потом еще долго будет преследовать, застряв в зубах нежной мякотью, сопровождая поцелуи и жаркие объятие.

С каждым разом, становилось лучше и лучше. Сама собой исчезла застенчивость, ушла робость, а следом за ней пропала и мелкая дрожь. Я смотрел в глаза Юлии и не видел в них былого напряжения, только блеск азарта, возбуждения и… И было что-то еще, куда более важное, потаенное, укрытое в самой глубине. Я чувствовал это, когда ловил на себе взгляд внимательных карих глаз. Ловил и не мог понять, хотя очень старался.

Это неизвестное тянуло к себе мощным магнитом, заставляло прижиматься к девушке раз за разом, согревая сердце и душу жарким огнем. Хотя, казалось бы, куда жарче – семь потов сошло. Но мне было все мало: хотелось погрузиться с головой в давно забытые чувства, впитать острые ощущения каждой клеточкой тела, каждым атомом, каждым нейтроном.

Страсть и нежность, нежность и страсть, а еще безграничное доверие, что было ценнее всего. Кто бы мог подумать, что Юлия Кортес Виласко окажется такой… такой… Я принимал ее за очередную хищницу, искушённую богемным образом жизни: что ей парень из дикого мира - игрушка на один зубок, а по факту столкнулся с напрочь зажатой и закомплексованной девчонкой, которую чтобы расшевелить, еще нужно постараться. Деревянные мышцы, неловкие движение, и сведенные в тонкую ниточку губы – вот не полный перечень того, с чем пришлось иметь дело. А еще глаза, которые смотрели куда угодно, только не на меня.

По началу даже растерялся, не зная, как подступиться, да и опыта не имелось в подобных делах, если честно. Что Кормухина, что Валицкая, были дамами искушенными: прекрасно знающими, чего хотели и главное - как этого добиться. Здесь же шел буквально на ощупь, по непроторенной дорожке, шаг за шагом, осторожно продвигаясь вперед.

В какой-то момент не выдержал, и аккуратно прикоснувшись к подбородку девушки, попытался заглянуть в глаза.

- Эй, все будет хорошо. Ты мне веришь? - прошептал слова, и увидел знакомый взгляд, тот самый... Бездна, что тогда творилось вокруг: шум, гам крики, а Юлия лежала на асфальте и смотрела, смотрела на меня, не отводя глаз. Даже когда Мангуст поднял тело девушки на руки, она продолжала оборачиваться, словно держалась за тонкую ниточку, связывающую нас. А потом подбежал здоровенный Секач, и заслонил собою все – Юлию, паникующую толпу, небо.

- Просто верь, - я продолжал нести чепуху, банальности, которые при других условиях могли лишь вызвать улыбку. Не придавал особого значения смыслу, только тон и тонкая ниточка, которую девушка подхватила. А дальше все пошло само собой, закрутилось, завертелось и нас уже было не остановить.

Оставался только один вопрос - что с тобой не так, Юлия Виласко? С тобой же явно что-то не так?

Пытаюсь понять это, разглядеть в сумраке комнаты, но вижу лишь переплетенные тела, и соблазнительный изгиб бедра на фоне лунной ночи. Мне прилетает легкий щелчок по носу, а следом:

- Ты не устал, может поспим?

- Может, - говорю, а сам тянусь к сладким губам, обнимаю за плечи. И девушка доверчиво поддается на встречу, льнет всем телом: закидывает сверху ногу, прижимаясь бугорками упругих грудей. Ощущаю кожей торчащие соски, чувствую, как она трется щекой о щеку, словно ласковая кошка-мурлыка, в поисках даже не секса, какой-то другой близости, запредельной, которую физика дать не способна.

- Уитакер, ты не утомим. Не боишься сломаться? - шепчет она прямо в ухо, отчего мурашки бегут по коже. Слышу легкие нотки возбуждения в ее голосе: обволакивающие и бархатистые.

Неутомим… это кто еще здесь неутомим, большой вопрос: секунды назад жаловалась на усталость, и вот уже рядом. Глубина темных глаз заполонила собой все пространство. Она безотрывно смотрит на меня и ждет, вот только чего - не понятно. Я ограничен возможностями физического тела и большего, увы, дать не могу.

- Ты занимаешься этим, словно в последний раз.

Она сама того не понимая, угодила в яблочко. Я боялся – бездна, как боялся, что это больше не повторится… никогда.

Легкий шорох простыни отвлек от приятных воспоминаний прошедшей ночи. Поворачиваю голову и вижу Юлию, сидящую на кровати. Девушка спешно натягивала футболку на голые плечи. Настолько торопилась, что даже запуталась в собственных волосах.

- Все нормально?

Она некоторое время молчит, уставившись в стену перед собой. Не могу видеть ее лица, наблюдаю лишь затылок и неестественно напряженную спину.

- Ты можешь идти, Уитакер.

Я встаю, одеваюсь и не говоря ни слова, выхожу наружу.

В последний раз…

Тугая струя бьет по лицу, по глазам. Усиленно тру корни волос, пытаясь избавится от тяжелых мыслей в голове. Хотя какие в бездну мысли, черная пропасть разверзлась внутри, когда ничего не хочется, и ни о чем не думается. Это не состояние депрессии и даже не уровень «хреново», больше похоже на нокдаун, когда тупо хлопаешь глазами, пытаясь прийти в себя. Такое изредка случалось, когда Мишку хоронили, когда Светка внезапно «уехала в другой город», когда… Да провались оно все в бездну.

Выхожу из душа и долго вытираюсь полотенцем, пока не начинает болеть раскрасневшаяся кожа. Есть не хочется, и я скорее по привычке, чем по необходимости иду на кухню. Слушаю очередной выговор от Огузка, что мол, ходят тут всякие, а обед по расписанию. Получаю причитающуюся порцию овощного рагу, разумеется, остывшего. С трудом проталкиваю внутрь склизкую жижицу и выхожу наружу.

В коридоре сталкиваюсь с Дугласом, который заметив меня, порядком удивляется:

- Чего здесь трешься?

Точно, сегодня же пятница! Согласно контракту рабочая неделя закончилась, а значит можно возвращаться в «нулевку».

- Меня никто не искал? – спрашиваю у Дугласа.

- Без понятия, - бурчит тот, явно не настроенный на общение. – Вали уже домой, Малыш, а то и вправду, припашут.

Интересно, а какой ответ я ожидал услышать? Что ищет Майер? Дескать наш начальник сегодня грозен, требует подать для расправы тушку Малыша. Ну да, переспал с объектом, нарушил кодекс поведения профессионального охранника. Хотя какой я охранник, скорее инструмент, датчик для определения опасности. И на работе этой не работаю, а дослуживаю последний месяц.

Она трахнулась с тобой из чувства благодарности.

В бездну… сегодня все хочется послать в глубокую и необъятную бездну. Только бы не думать… В таком состоянии лучше всего завалиться в кровать и отрубится до конца дня. Или включить дешевое кино, чтобы мозги прочистило от осевшего в них ила, от глухой безнадеги и тоски.

Расплатилась за спасение, бросила нищему монетку, а ты и рад без памяти.

Нет, она не такая, не станет спать с кем попало.

Спать? Ты хотел сказать – трахаться. Что ей эта плата, поди ноги раздвигать не впервой. С нее точно не убудет, все дешевле, чем премию за спасение выплачивать.

Пошло говно по трубам.

Опираюсь лбом о прохладную стену и выдыхаю, пытаясь избавится от тяжелых мыслей, что лезут со всех щелей, булькают, словно дерьмо в забитой канализации. Похабные картинки мелькают перед глазами, злые эпитеты - сука! Стоит только отпустить, ослабить внутреннюю хватку, и захлебнусь в экскрементах ненависти. Досыта напьюсь собственного дерьма. Не хочу так…

- Малыш, держи! Еще теплые.

Я отстраняюсь от стены и несколько секунд пялюсь на сверток в руках Лесничего. Принимаю гостинец и пальцами ощущаю шершавую поверхность оберточной бумаги – и вправду теплые. Распаковывать не требуется, и без того знаю содержимое – пирожки это. Сдоба с повидлом, ватрушки с маком, кокосовые печенья – джентельменский набор от нашего Лесника.

Что бы этот человек поделился самым сокровенным – да скорее луна сойдет неба. Но небесное тело все еще наверху, а ладони приятно согревает сладкий подарок.

Почему-то вспомнилась упаковка дорогого чая, которую вчера всучил Поппи, и дружеский хлопок по спине от Секача, который сентиментальностью не отличался. Это что, новый способ выразить признательность за спасение Хозяйки? Они же все здесь с ней носятся, словно курица с золотым яйцом: Юлия то, Юлия это. С этой шала…

Крепче сжимаю упаковку в руках – сегодня пятница, а значит пришла пора собирать вещи.

Уже на самом выходе, когда шел к такси, увидел Мангуста. Тот бесплотной тенью скользнул вдоль кустов, встретился со мною взглядом и неожиданно кивнул. Я аж чуть сумку из рук не выпустил. Мангуст кивнул? Человек-манекен, не способный на проявление человеческих эмоций, человек-робот, у которого из всех функций работала одна единственная – охранять.

Поднял руку в ответ, только вот возле дерева уже никого не было: Мангуст снова скрылся, бесшумной тенью в глубине сада. Словно и не было его никогда, очередная игра света в густом сумраке переплетенных ветвей.

Нулевой мир встретил меня легким морозцем – конец января, самый разгар зимы, когда щиплет нос и щеки, а пар валит изо рта, словно дым из печной трубы.

На пункте досмотра едва не отобрали часть гостинцев. Все еще теплые пирожки пропустили, а вот до упаковки чая докопались. Худощавый парень с набухшим на шее кадыком, долго изучал название, после чего вынес вердикт:

- Дорогой.

Сказал, словно обнаружил контрабанду.

- Одна упаковка, двести грамм, исключительно для внутреннего потребления, - отчеканил я. Сушеные листья чая отдавать не хотелось, категорически.

Парень полез в свой компьютер, долго что-то пробивал и наконец, смилостивившись, отпустил восвояси, произнеся под конец дежурную речь о необходимости сохранять чеки. Вот ведь душа бюрократа, знает же, что подарок.

Мотель по-прежнему стоял в зимнем лесу, обильно засыпанный снегом. Все кругом в сугробах, но надо отдать должное Лукерье Ильиничне, крыльцо и дорожки почистить успели. Сама хозяйка привычно копошилась за стойкой, перебирая одной ей понятные бумаги.

- А-а, приехал, - протянула она, даже не взглянув в мою сторону. Словно легкий перезвон дверных колокольчиков нашептал ей, что за человек пожаловал в гости. – Припозднился сегодня.

Лукерья Ильинична знала расписание постояльцев мотеля лучше них самих: то ли из-за вредности характера, то ли потому что постояльцев этих было на пересчет пальцев одной руки.

- Обстоятельства.

- Вечно у вас обстоятельства, а все потому что молодые, ветер шальной в голове, - проворчала женщина и наконец соизволила поднять глаза. – Ну, чего тебе, беспутный?

- Это вам, - кладу упаковку чая на потертую поверхность стойки. Лукерья Ильинична подслеповато щурит глаза, шевелит губами, читая этикетку. – Вишь ты, «Нифриловый Слон» с листьями жасмина и цветками женьшеня. С чего вдруг такая щедрость?

- Не хочется портить напиток. Сам заваривать не умею, а у вас опыт, по любому лучше меня сделаете.

Я был не далек от истины, чтобы сохранить чудесные вкусовые свойства сего напитка, нужны были танцы с бубном. И если бы только с ним одним: Поппи минут десять растолковывал, какой температуры должна быть вода, и сколько раз заливать кипятком, да споласкивать. Про стеклянный чайник можно забыть, и упаси Вселенная, взяться за металлический - исключительно фарфор.

- Чай не простой, испортишь, - легко соглашается женщина, - чего с тебя взять, как есть беспутный.

Морщинистые в пигментных пятнах руки сгребли со стойки упаковку и спрятали в закрома.

- Приходи к вечеру в столовую, будем пробовать. Только без этих самых пирожков, что в руках держишь. Чужой стряпни на кухне не потерплю.

И как только унюхала? Не женщина – ходячий детектор.

- А где остальные постояльцы? – перевожу я разговор в другую плоскость. Очень хочется повидать парней, обменяться последними новостями.

- Герберт-то? Он на дежурстве, к завтрашнему утру обещался быть. Дружок ваш из города, на выходные приедет.

- Это Леженец?

- Что Леженец, что варенец, а все такой же беспутный. Девок вам нормальных надо и жениться, чтобы не шлялись без дела. В таком возрасте до глупостей дойти недалеко, которые потом всю жизнь расхлебывать будете.

- Вот вы так говорите, словно женатые глупостей не делают.

- Еще как делают, но у женатого на них куда меньше времени остается. Особенно если ребеночек появился.

- Ну началось, - демонстративно закатываю глаза к потолку. Все, завела Ильинична свою любимую шарманку, сама без семьи, зато нас сватает с завидным постоянством.

- А что ну-то, что ну? Взять того же Варенца.

- Леженца, - поправляю я.

- Да хоть ингиса из бездны, все одним медом мазаны. Каждые выходные пьет, каждые! А потом уезжает в город и одна Вселенная знает, какие там безобразия учиняет. Парень-то молодой, красивый, а жизнь свою тратит в пустую.

- Хорошо, про семейной счастье я понял, - перебиваю женщину, которую если не остановить, целую лекцию прочитать может на заданную тему, – а Нагуров у себя?

Лукерья Ильинична морщится, и машет руками, словно пытается отогнать от себя злого духа. Признаться, несколько удивился столь странной реакции: Александр у хозяйки мотеля всегда в любимчиках ходил. Серьезный, уважительный к старшим, всегда первым здоровается и тут вдруг такое.

- Больше ни слова про этого охальника.

- Да что случилось-то?

- Ни слова! – грозно заявляет женщина, и припечатывает ладонью о стойку, так что гостевой звоночек жалобно тренькает. Впрочем, сама выдерживает не больше секунды и тут же раздраженно выдает: - как придет вечером, обязательно спроси, чего он с теми двумя девками учудил. Бесстыжие прошмандовки, глаза бы мои их не видели! Но ничего-ничего, пусть только попробуют заявиться, я им такого покажу, на задницы свои сесть не смогут.

- Близняшки приходили, – догадался я. Как же, помню: Елизавета и Мария Лановские, те самые, с которыми играл в «паучок» и даже имел несчастье состоять в одной команде. Если верить слухам, именно по их вине у гуру точных наук резко упала успеваемость. Просела настолько, что руководство приняло решение перевести Нагурова в другую группу, подальше от двойного искушения.

- Шалошовки они, вот кто, - и снова хлопок по столешнице. Вот так вот, в одночасье падают с пьедестала образцы чистоты и целомудрия. А я ведь предупреждал Саню, чтобы вел себя скромнее. Устроил тут сексуальные игрища, прямо под боком бдительной старушки. Но ничего, походит месяц в звании нелюбимого постояльца, послушает лекции и ворчания по поводу и без оного. Глядишь, старушка и приведет в чувства нашего гения от математики.

- Не выселяйте его, Лукерья Ильинична, пожалуйста, - прошу тонким голоском, изображая самую жалостливую физиономию из имеющихся.

- Ты мне здесь еще пошути. Вишь, остряк выискался - чего лыбишься? Иди отседова, кому сказано, нечего от работы отвлекать.

Не-а, не выселит. Готов биться об заклад, годовую зарплату на кон поставить, что Нагурову ничего не угрожает. Потому как хорошо известно: Лукерья Ильинична только грозить горазда.

- Я на ужин спущусь, - сообщаю на прощанье, и под ворчание хозяйки звякаю дверным колокольчиком. Легкий январский морозец тут же схватывает кожу на щеках – эх, хорошо! Тело настолько пропеклось жарой параллельного мира, что даже не думаю застегиваться. Так и поднимаюсь нараспашку в номер, вдыхая привычный запах родного места – хорошо! Все хорошо, что не напоминает о Юкивай.

Юлия… Стоило только одному имени промелькнуть на задворках сознания, как внутренности неприятно заныли, напомнили о себе больным зубом. Стоп, не думать, не думать – приказываю себе. Сейчас под контрастный душ, потом боевичок по телеку, ужин и «не напряжное» чтиво на сон грядущий, про мужика, трахнувшего принцессу и свалившего в пустоши. Что ж, выглядит, как хороший, а главное, вполне осуществимый план. Только вот сбыться ему было не суждено.

Не успел толком раздеться с дороги, как в дверь затарабанили.

- Курсант, почему телефон отключен? – послышался громогласный рык с той стороны.

Зараза… Все никак не могу приучить себя включать сотовый. Аппарат служебной связи на время командировки блокировался и сдавался в специальную камеру хранения. И все бы ничего, только разблокировать обратно я его забывал, за что и периодически огребал, от того же Мо.

Открываю дверь – точно он: пышущий злом и одновременно жаром. Красные щеки напарника покрыты капельками влаги: то ли конденсат, то ли выступивший пот.

- Где твой телефон?! – начинает он кричать с порога.

- Только приехал, даже покакать не успел, - пытаюсь отшутиться в ответ.

Однако визитер туалетный юмор не оценил, свел брови над переносицей и проорал:

- Я тебе сейчас устрою просраться. Кому сказано, одевай пальто и на выход, - и вдруг совсем тихо добавляет, - разговор есть.

Вот этот «разговор есть» мне сильно не понравился, да еще и вкупе с выбранным местом для приватной беседы, куда шли, загребая сугробы. Знакомая опушка леса, где я периодически вел переговоры то с Луциком, то с Кормухиной, теперь вот наступила очередь Мо.

Толстые пальцы-сардельки напарника извлекают из кармана прибор, похожий на пульт дистанционного управления – просвечивают на наличие жучков. Уверившись, что лишней техники на мне нет, Магнус заговаривает:

- Нашли третьего.

«Можешь идти, Уитакер», - звучит в голове утренний голосЮлии.

Мо говорит о парковой зоне «С», где было обнаружено тело, о личности убитого: молодого парня из числа курсантов, со вскрытой грудиной, а у меня перед глазами мелькает полуобнаженная спина девушки. Юлия стыдливо натягивает футболку, и торопится одеться, настолько быстро, что путается в собственных волосах.

- Где витаешь, курсант! – грозный рык вырывает меня из плена болезненных воспоминаний.

- Здесь я.

- Ни хрена не здесь! Забудь уже о певичке своей.

Порою интуиция Мо била прямо в цель и это по-настоящему пугало. Словно напарник обладал скрытым талантом, позволяющим читать чужие мысли.

- А ты в курсе, что на нее второе покушение было?

- Да мне насрать, курсант, у нас здесь дела поважнее. Или хочешь, чтобы «нулевка» превратилась в филиал Алыченского мясокомбината? Ты же своими глазами видел, на что эта тварь способна.

- Видел, - соглашаюсь с напарником, – только что я могу сделать?

- Во-первых, не я, а мы. А во-вторых, для любой операции нужна команда: детективы, оперативники, аналитики. Команда людей, которым можно доверять. У меня только один такой на примете имеется.

Оно и не удивительно, учитывая несносный характер напарника и его круг общения: проституток к расследованию не подключишь.

- Кто он? Случаем не рыжий, как сама бездна? - интересуюсь я.

- Это для меня он рыжий, а для тебя господин Лановски. Запомни это, курсант, и лучше не забывай.

Согласно киваю головой. Спорить с Мо совершенно не хочется, особенно на опушке леса, стоя по колено в снегу. Кажется, начинаю подмерзать, зимние ботинки совершенно не спасают от холода.

- Допустим, а от меня что требуется: назвать фамилии людей, которым верю?

- Не просто веришь, ты должен быть в них уверен. Иначе случись что, крепко получим под зад и будем лететь о-очень долго, потому как в Организации самоуправства не терпят.

- Авосян, - называю, не задумываясь.

- Кто второй?

- Всё.

- Что значит, всё? Нам еще нужны люди

На что лишь развожу руками: других нет. Мозес издает задумчивое «да-а-а», забавно шевелит губами, словно ребенок, ищущий сиську, или соску, или сосачку со вкусом абрикоса.

- А что насчет Нагурова? Вроде надежный парень.

- Парень может и надежный, но материалист до мозга костей: вряд ли поверит во всю эту канитель с потусторонними существами

- Поверит или нет, дело десятое. Думающие мозги всегда пригодятся, поэтому берем… Как обстоят дела с Альсон?

- Нет.

- Почему нет?

- У нее с головой проблемы… Чердак подтекает.

- У всех чердак подтекает.

- Там даже не подтекает, потоп конкретный.

- Курсант, ты уверен в собственной объективности, может имеет место личная неприязнь?

Внутри словно тяжелые жернова перевернулись. Кажется, Мо что-то такое прочитал на моем лице, поэтому счел за лучшее сменить акценты.

- Слушай, девчонка реально хороша в своем деле: за последние полгода поднялась в звании на девять пунктов. Напомни-ка мне свой результат?

Повышения на один пункт лишили, было такое. И выговор от майора схлопотал за неуместное обращение. Больше и припомнить нечего, а Мо продолжал тем временем:

- В прошлом месяце сделали вторым замом главы шестого отдела по борьбе с организованной преступностью и выделили кабинет в личное пользование.

- Меня что, должно впечатлить количество слов в новой должности или наличие отдельного кабинета?

- Тебя должно впечатлить то, как она растет и как за нее грызутся. Аналитики аж до самого Томби дошли, с просьбой о переводе: дескать, такой талант не должен пропадать на оперативной работе.

- Я против.

- Сынок, а я тебя и не спрашиваю… Ты куда это собрался?

- К себе домой, папаша.

- Мы еще не договорили.

- А мне, кажется, договорили, потому что мое мнение нахрен никому не сдалось. Вот стой в снегу, и рассуждай сам с собой: кого взять, а кого не надо. Я лучше пойду, чайком в тепле побалуюсь.

- Да-а-а, пацан еще, - задумчиво протянул Мо.

- Говорит великий взрослый, который существует от шлюхи к шлюхе.

- Ты, курсант, в жизнь-то мою не лезь, потому как сопляк мелкий, не дорос еще, чтобы старших уму разуму учить. Лучше засунь-ка свой эгоцентризм в задницу, и подумай о предстоящем деле. Альсон расследования щелкает, что белка орешки, и подтекающая крыша тому не мешает.

- Я не уверен.

- В чем конкретно ты не уверен?

- Да в том что не побежит и не сдаст нас отделу внутренних расследований.

Мо аж хлопает себя по ляжкам с досады.

- Да ты редкостный дурак, если так думаешь. Эта мелкая за тебя любому в глотку вцепится и перегрызет. Я это знаю, каждый в отделении знает и только ты, блять, сомневаешься... Короче, курсант, девку берем, под мою ответственность.

- Всё?

- Нет, не всё - дело серьезное, нам еще один человек нужен… Чего притих?

- Жду, когда фамилию назовешь. Ты же лучше меня знаешь одногруппников. Кто там еще остался: Луцик, Мэдфорд младший, а может МакСтоун?

- Спортсмен этот, как бишь его зовут, - лоб Мо пошел складками.

- Леженец? Серьезно? Этот тоже замом стал и личным кабинетом обзавелся? – начинаю смеяться. И смеюсь долго, вытирая выступившие в уголках глаз слезы. Все это время напарник терпеливо ждет, лишь изредка выпуская клубы пара изо рта. – Тоже его мозги понадобились? Он же тупой, как пробка.

- А кто сказал, что нам одни гении нужны? Не всем за столом сидеть и думать, может и в поле поработать придется. Леженец вроде как человек надежный или сомнения есть?

Я глубоко задумался, припоминая всевозможные случаи, связанные с парнем. Долго думал, но так ничего и не нашел за четыре года, что проучились вместе. Дурь какую учудить - запросто, тут Леженец всегда первый, а вот своих подставить или сдать – это никогда, не водилось за нашим спортсменом подобных привычек.

- Хорошо, пускай будет спортсмен. Еще фамилии назовешь или все на этом?

- Пока все. Теперь твоя задача обзвонить бывших одногруппников и договориться о встрече на завтрашний вечер. Если по графику произойдут накладки, сдвигаем мероприятие на воскресенье. Чего такой кислый, курсант? Не хочется делиться маленьким секретом с окружающими?

Не хочется, это слабо сказано: как представлю реакцию на слова о невидимом друге, так комок к горлу и подступает. И ладно Герб с Нагуровым: парни на смех не поднимут и пальцем у виска крутить не станут, точнее воронку над головой закручивать. В них я уверен, в отличии от Леженца, и особенно Альсон с ее острым язычком. Мелкая проныра мне спуска не даст, будет травить при случае, и ладно если обойдется без лишних свидетелей.

Интересно, почему Мо настаивает на ее кандидатуре, настолько в ней уверен? Хотелось бы и мне иметь толику той самой уверенности.

- Кто будет рассказывать про Марионетку?

- По ходу пьесы определимся, ты главное пока лишнего не болтай. Скажи, так мол и так, переговорить надо по делам важным, подробности при встрече. Собирай всех ближе к восьми у себя дома, а остальное беру на себя.

- Не нравится мне это.

- Мне тоже, курсант… Если это Палач, а есть все основания думать, что это именно он, то выбора у нас нет. От твари нужно избавляться любыми имеющимися средствами.

- Может обратиться напрямую к Томби, объяснить всё?

- Ты сам-то в это веришь, курсант? Ну допустим, удалось нам попасть в кабинет руководителя, и даже убедить его в верности своих предположений. Дальше что? Неужели ты думаешь, что один Альфред Томби способен запустить в действие механизм под названием Организация? Что он заставит вертеться в нужном направлении тысячи шестеренок гигантского производства? Будут официальные собрания и кулуарные встречи, столкнуться группы интересов, подключиться политика. О возможных жертвах даже думать не будут, пока не станет слишком поздно, и парки нулевого мира не зальет кровью, так что по пояс станет.

- А мы значит, справимся? - пришло мое время саркастически улыбаться. – Горстка зеленых новичков во главе с запойным детективом?

- Посмотрим, курсант… Ты главное, указанных людей собери без лишнего шума.

Вечером того же дня устроил обзвон. Авосян был на дежурстве, поэтому разговор с ним перенес на следующее утро. Нагуров лишних вопросов не задавал, ответив короткое «да». Зато Леженец развел целую беседу: будут ли девчонки, и каков дресс-код на вечеринку.

- Дмитрий, разговор будет носить деловой характер.

- Конечно-конечно, не спорю. А кто будет? Зеленоглазую красотку со своего отдела пригласишь?

Кажется, Леженец так и не поверил: бесконечно дурачился и шутил, но прийти согласился, а большего и не требовалось.

Вредную проныру я оставил напоследок. Долго смотрел на телефон, жалея, что контакт с фамилией Альсон в принципе имеется в записной книжке. Потом слушал далекие гудки, и когда холодный женский голос сообщил: «вызываемый вами абонент недоступен», безгранично обрадовался. Извините, со своей стороны сделал все, что смог – не получилось: общаться со мною не захотели.

И все бы ничего, но Альсон перезвонила сама. На заднем фоне играла музыка, доносились веселые голоса.

- Чего тебе, Воронов? - послышалось недовольное в трубке. Я словно увидел наяву сморщенное кукольное личико, и маленький ротик, скривившийся в тонкую изогнутую линию.

- Есть деловой разговор.

- Деловой? – переспросила она, хотя уверен - слышала меня прекрасно.

- Да, деловой. Завтра в районе восьми вечера, собираемся у меня на квартире. Сможешь подойти?

- Завтра у нас суббота… суббота, - в голосе послышалась легкая задумчивость. Потом шелест и вопрос, адресованный неизвестному, находящемуся рядом. – Робби, какие у нас планы на завтрашний вечер. Вылетаем в Латинию? Уже сегодня?

Звучит неразборчивый мужской голос и дурашливый смех в ответ, а после слышу в трубке.

- Завтра не могу, у меня планы.

- Очень жаль, тогда хорошего вечера, - и торопливо жму кнопку «отбоя».

Фух, словно груз с души свалился. Одной мелкой заразой на собрании меньше, а что будет Мо ворчать, так это ерунда, не впервой: поворчит и успокоится. Если настолько горит желанием увидеть Альсон, пускай сам и договаривается. Лично у меня не получилось.

Пока чистил зубы, все думал над последним телефонным звонком. По всему выходило, у «малышки» появился новый ухажер. Девочка была крайне разборчива в кавалерах, и выбирала сплошь родовитых аристократов. Справедливости ради стоит отметить, что последние сами к ней липли, очарованные кукольной внешностью. Прав МакСтоун: одни беды от бывшей одногруппницы, как бы дело не дошло до новой дуэли. Готовьте ваши шпаги, господа.

Одно успокаивало в сложившейся ситуации: мне вроде как фехтовать не по чину, родовитостью не вышел, да и делать этого не умею, чего греха таить. Вот если в кого из пистолета пальнуть, это пожалуйста, а холодное оружие – вотчина аристократов.

Интересно, возьмется Мэдфорд за очередную защиту чести или это будет кто другой из числа «наших». Лично я одного такого олуха знаю: лысый, живет по соседству и вечно басит.

Сплюнув остатки зубной пасты в раковину и выключив свет, направился в постель. Стоило лишь положить голову на подушку, и сон тут же мягкой лапой коснулся сознания. Тело медленно, но верно погружалось в сладкую негу забытья.

И надо было посмотреть на часы… Рука сама потянулась к телефону – половина двенадцатого, самое время для крепкого сна. Только вот что это за значок моргает в углу?

Одолеваемый плохим предчувствием, открыл меню и, щурясь от яркого света, прочитал новое сообщение:

- Буду.

Отправитель Лиана Альсон, десять сорок пять.

Бездна… Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Мо.