VII. Тучи сгущаются

Андрей Ростовский не стал звонить Вишневецкому и рассказывать о похищении своего сына, чтобы лишний раз не беспокоить его, понимая, что у Олега и без этого хватает забот. Интуиция его не подвела: Олег действительно очень много сил тратил на то, чтобы гасить конфликты, возникавшие то в одной его подшефной фирме, то в другой.

Ему давно стало ясно, что идет целенаправленная война с Ассоциацией «Герат». Понимал он и то, что Жарковский не тот полководец, кто начал эту войну. Кому-то «афганцы» действительно очень сильно наступили на любимую мозоль. Кроме того, судя по решительным, но осторожным действиям, эти «кто-то» не добиваются полного уничтожения или развала Ассоциации, нет, им явно хочется заставить «Герат» работать на себя: слишком лакомым кусочком является эта фирма.

У Олега были обширные связи во всех структурах власти, начиная от милиции и кончая правительством России, но все его попытки отыскать того, кто стоит за организацией этой травли, оканчивались ничем. Либо этот «кто-то» был настоящим профессионалом своего дела и умело маскировался, либо он был настолько мощной фигурой, что на него никто и подумать не смел.

Черт бы побрал этого невидимку! От бессилия Олег хрястнул кулаком по столу. Где же тот был, когда он только начал создавать Ассоциацию? Когда он и его малочисленная тогда команда, с огромным трудом выбив себе полуподвальное помещение на Пироговке засучив рукава несколько недель пахали как черти, пытаясь хотя бы немного привести помещение в божеский вид. Вынесли тонны мусора, посбивали себе руки в кровь, латая полы, иногда падали от усталости и головокружения, нанюхавшись паров от едких красок.

Вместе с Олегом тогда их было всего пять человек, но они все-таки справились, и наконец их первое помещение было готово. Они вложили в него столько труда, сил, энергии и любви, что Олег издал приказ, по которому не только им самим, но и посетителям приходилось снимать обувь, чтобы пройти внутрь их первого офиса.

Олег не без ностальгической грусти вспомнил их первый заработок, с которого и начался подъем. Они впервые оказались в плюсе: до этого все уходило на оплату долгов. В тот день, расплатившись наконец с долгами, они обнаружили, что у их фирмы образовался актив в двенадцать рублей семьдесят пять копеек.

Сколько радости было на их лицах. Они троекратно прокричали «ура» и единогласно постановили пустить эти «святые» деньги на празднование радостного события. Купили две бутылки водки, три буханки черного хлеба и батон «докторской» колбасы. Мебели не хватало, и они, не сговариваясь, уселись прямо на полу в кружок и достойно отметили свою первую победу, провозглашая большие и маленькие, но очень важные для них, тосты. Было весело и шумно.

Тишина воцарилась лишь единожды, да и то на минуту, когда пришло время третьего тоста, который считается у «афганцев» святым и пьется всегда стоя. Этот тост никогда не пропускался ни в одной компании, неважно, что праздновали — Новый год, день рождения или поминки. Кто-то громко объявлял: «Третий тост!» — и все без исключения вставали, держа в руках наполненные емкости, и тостующий говорил примерно так, глядя при этом в никуда: «Друзья, вы лежите в земле, а мы остались в живых. Мы помним о вас и никогда не сделаем то, за что вам было бы стыдно. Спите спокойно. Пусть земля будет вам пухом!» После чего разбрызгивал несколько капель, как бы делясь с усопшими, и все молча, не чокаясь, выпивали до дна.

В такие моменты у всех присутствующих были очень серьезные и просветленные лица, и неважно, воевал ты или нет, были или нет у тебя погибшие друзья. Важно то, что у тебя на сердце, что в твоей душе и как ты, наконец, относишься к своим предкам.

Из воспоминаний о прошлом в настоящее Олега вернул резкий звонок телефона, который знали только близкие друзья и особо важные люди.

— Привет, братела! — услышал он знакомый голос.

— Андрюша! — обрадовался Олег. — Вернулся? Давно приехал? Как отдохнул? Объявлялся ли мой знакомый? — Он буквально засыпал приятеля вопросами.

— Стоп, стоп, — взмолился Ростовский, — не части так. Начну по порядку: вернулся сегодня, отдохнул отлично, с Серегой виделся.

— Он один был? — осторожно спросил Вишневецкий.

— Нет, не один, с Денисом и Михаилом, а с ними еще один «приятель».

— Как все прошло?

— Думаю, сегодня все и узнаем, они чуть позже вылетели. — Андрей сделал небольшую паузу, потом поинтересовался: — Судя по всему, ты ничего не знаешь?

— О чем?

— О моем сыне.

— А что с ним случилось? — с тревогой в голосе спросил Олег.

— На днях Саша был похищен.

— Да ты что? — воскликнул он. — Кто? Где? Почему сразу не сказал мне? Сколько людей нужно? Ты говори, не стесняйся, сколько потребуется, столько и будет. Уже знаешь, что хотят похитители?

— Господи, ты случаем не пулеметчиком воевал? Вопросами сыпешь, как из пулемета. Успокойся, с Сашком все в порядке, уже вернули. Я специально сказал ребятишкам, чтобы тебя не беспокоили, у тебя и своих забот хватает.

— О чем ты говоришь? — обиженно произнес Олег. — Какие заботы, если жизнь твоего пацана в опасности? Ты, конечно, выяснил, что за ублюдки пошли на это?

— Ты удивишься, но выкрасть пацана приказал этот гад Жарковский.

— Ты шутишь?

— Какие здесь могут быть шутки?

— Зачем это ему надо было?

— А затем, что эта мразь была уверена, что ты на все пойдешь ради моего сына.

— А что, он вообще-то был прав. Выходит, на тебя тоже наезжали? — задумчиво проговорил Олег.

— Что, не отстают?

— Не то слово! Не успеешь одних отмазать, другие угрожают, третьи… Ты даже не представляешь, как я устал. — В голосе Олега было столько горечи, что Андрею стало его жалко.

— Может, тебе уехать отдохнуть, забыться?

— Если откровенно, мне не раз приходила такая мысль. Помнишь, я говорил тебе, что хочу отойти от непосредственного управления «Гератом» и остаться только на общем руководстве всеми фирмами «Герата»?

— Конечно помню, думал, что это у тебя блажь, несерьезно, ну, ляпнул в сердцах, бывает…

— Я уже начал готовить себе замену и постепенно ввожу его в курс дела.

— Я его знаю?

— Наверняка видел на каком-нибудь общем сборе, это Равиль Альмяшов, мы с ним в Афгане в одной роте воевали.

— Ну и что представляет из себя твой Равиль?

— Нормальный парень, поднаберется опыта — потянет. Да и я вроде не собираюсь полностью от дел отходить.

— А может, это и есть тот самый случай? — предположил Андрей.

— О чем ты?

— Оставь его за себя на недельку-другую и свали куданибудь подальше, а он пусть поруководит, опыта понабирается.

— Боюсь, не совсем подходящий момент: врагов развелось слишком много, скушают.

— А друзья на что? Не дадим парня в обиду!

— Не сомневаюсь, Андрюша, спасибо за поддержку.

— А зачем еще нужны друзья, если не затем, чтобы прийти на помощь в трудную минуту?

— Честно говоря, я и сам подумывал развеяться; тесть всю плешь проел — когда да когда навестишь. Резко старик сдал. Как похоронил жену, так все болячки и полезли. Да и Лада переживает… Все, решено: завтра и поеду к бульбашам! — решительно сказал Вишневецкий.

— Правильно. Он где живет?

— В Минске.

— В Минске? Ништяк, по ходу навестишь одного моего дружбана. Когда отвальную делать будешь?

— Конечно сегодня, подгребай ко мне часов в восемь вечера. Только ты помнишь, что я завязал с алкоголем?

— А кому сейчас легко? — рассмеялся Андрей. — Будешь минералкой накачиваться.

— Ты все смеешься, а я теперь так классно себя чувствую, как давно не чувствовал.

— Верю, верю. Вот посмотрю, посмотрю на тебя и тоже возьму и брошу.

— А что, это будет здорово.

— Точно, потом курить бросим, баб трахать… — с иронией продолжил Ростовский.

— Ну уж нет! — с пафосом возразил Олег.

— То-то же! А то мне измена покатила: не хочет ли мой дружбан в монастырь податься?

— Ты наговоришь, пожалуй. Слушай, Андрюша, может быть все-таки скажешь, как все прошло?

— Ты о «приятеле» Сереги? Все о'кей! Пытались, правда, наезд учинить, но удалось отмахаться.

— Насколько серьезно?

— Серьезнее некуда: три «тюльпана»…

— Ничего себе «отмахаться»! — присвистнул Вишневецкий. — Без последствий?

— Вроде да…

— Ну и слава Богу! Вечером нагрузишь поподробнее.

— Без базара. Будь?

— Обязательно буду! Пока!

Решение навестить родителя Лады и разговор с Андреем немного встряхнули его, подняли настроение. Не откладывая в долгий ящик Олег вызвал к себе Равиля.

— Ну что, казанцы отзвонились? — спросил он.

— Да, все в полном порядке. Послезавтра приезжает Касымов, чтобы встретиться с тобой и расставить все точки над «i».

— Отлично! Только эти точки с ним придется расставлять тебе самому.

— Как, а ты?

— Меня не будет, завтра я уезжаю в Белоруссию.

— В наш филиал?

— Нет, хочу тестя проведать; совсем сдает человек, да и Лада переживает. Ты чего взъерошился?

— Как-то неожиданно…

— А что тебя волнует?

— Как что? Сам знаешь, какие наезды.

— Ничего, справишься. Если что. Ростовский поможет. Пора тебе привыкать к этому креслу.

— Все как-то неожиданно, — повторил Равиль.

— Да не волнуйся ты так, словно я навечно уезжаю, недельку-другую и вернусь. Если будет что срочное, звони, я сотовый с собой возьму.

— Недельку-другую постараюсь продержаться, — облегченно улыбнулся Равиль.

— Да уж, постарайся. Кстати, заряди кого-нибудь, пусть купят все, что нужно для отвальной.

— На сколько человек?

— А Бог его знает, десять-пятнадцать… Пусть берут с запасом, не пропадет.

— Это точно! Билеты заказывать?

— Нет, я решил машиной добраться.

— На какой поедешь, на «линкольне»?

— С ума сошел? На этом гробу только по городу можно ездить. Нет, мы на «лексусе» двинем.

— Кого за руль посадить?

— Сами справимся, недаром же Лада столько машин побила.

— Послушай, Олег, может быть, выберешь время и заскочишь в Минске в наш филиал?

— А что, нужно?

— Самсонов давно просил встречи с тобой.

— Ладно, навещу.

— А что говорить посторонним, если тебя будут спрашивать?

— Что говорить, правду — в командировку уехал, на сколько — не знаешь.

— Как скажешь. Я еще нужен тебе?

— Вот, возьми эту папку, ознакомься, вопросы появятся, задавай.

— Это договора «Герата»?

— Да, наши постоянные клиенты.

— Отлично. — Равиль взял папку, встал из-за стола и направился к выходу.

— Скажи Лехе, чтобы зашел ко мне, он вроде чегото хотел.

Алексей Охлопин числился его личным водителем и по совместительству телохранителем. Это был молодой накачанный парень под сто килограммов веса, немногословный» преданный и совершенно бесстрашный, с абсолютно незапоминающейся физиономией.

Находясь всегда рядом с Олегом, он, несмотря на внушительные габариты, был как-то неприметен. Но все это была лишь видимость. Стоило кому-то просто повысить голос на Олега, как Алексей бросал такой грозный взгляд на обидчика, что тому моментально хотелось проглотить язык. Сразу же как из рога изобилия сыпались извинения, и разговор продолжался вовсе в иной тональности, а иногда и быстро сворачивался.

Ко всему прочему Охлопин был отличным водителем, великолепно знал любую марку машин и разговаривал с ними как с живыми существами. При этом и машины, словно ощущая его отношение, никогда не подводили Алексея: несмотря на десятилетний стаж водителя — ни одной даже ничтожной аварии. А работа с Олегом была отнюдь не сахар: иногда приходилось сидеть за рулем по шестнадцать, а то и больше часов, но Алексей никогда не роптал и стоически выдерживал темп работы Вишневецкого.

Войдя в кабинет, Охлопин молча уставился на Олега.

— Чего такой пасмурный, случилось что-нибудь? — спросил Вишневецкий, всегда улавливавший любое изменение в настроении своего телохранителя.

— Мама заболела, — эти простые слова он произнес с такой детской интонацией, и они прозвучали так трогательно в устах этого огромного детины, что Олег с огромным трудом удержался от улыбки.

— Так в чем проблема? Руки в ноги и дуй в Рязань. Мама — это святое. Заодно и моих предков навестишь, денег им завезешь, ну и поможешь, если что нужно.

— А как же ты?

— Не волнуйся, справлюсь. Две недели тебе хватит?

— Две недели? — удивился он. — Да мне и трех дней во как. — Он резанул ладонью по горлу.

— Ничего, заодно и отдохнешь как следует.

— Ты что, устал от меня? — обиделся Алексей.

— Еще чего! Просто завтра мы с Ладой уезжаем в Минск, тестя навестить.

— Тогда ясно… — успокоился Охлопин. — Самолетом?

— Нет, на «лексусе».

— Господи, так я пойду профилактику сделаю, Минск не ближний свет.

— Не суетись. Поезжай к матери, а я отправлю машину в автосервис, за сутки они справятся.

— Может, все-таки я сам? — продолжал настаивать Алексей, словно почувствовав что-то нехорошее; надо заметить, что близкие друг другу люди, долго и много общающиеся, очень часто предчувствуют опасность, грозящую другому.

— Езжай к матери! — упрямо бросил Олег, затем встал, вытащил из сейфа пачку стотысячных купюр. — Здесь десять лимонов, завези моим, — протянул Алексею деньги и крепко пожал руку. — Зайди в бухгалтерию и возьми аванс, я позвоню. Пять лимонов хватит?

— Вполне, спасибо.

— Отдыхай, а то я тебя до упора заездил.

— Ничего подобного, — возразил тот, потом тихо добавил: — Мне нравится с тобой работать.

— И мне, поверь, буду скучать. — Олег улыбнулся. — Ладно, пока, — кивнул он и взялся за трубку. — Маша, выдай Леше аванс пять лимонов, я позже подпишу.

— Хорошо, Олег Владимирович.

Вишневецкий снова набрал номер.

— Паша, привет! Ты занят?

— Нет, а что?

— Зайди ко мне.

— Иду.

Не прошло и минуты, как в кабинет входил Еременко, по прозвищу Паша-шкаф. Он всегда был очень неравнодушен к черному цвету, и сегодняшний день не являлся исключением. Черные отутюженные брюки, черная шелковая рубашка с длинными рукавами облегала мощный торс, из которого на могучей шее ломового грузчика торчала голова с коротко стриженными волосами.

— Какие проблемы? — спросил он.

— Паша, не мог бы ты заняться «лексусом»?

— А что надо?

— Нужна полная профилактика: мы с Ладой на ней в Минск отчаливаем завтра.

— Чего это вдруг?

— Тестя нужно навестить.

— Надолго?

— Недели на две, не больше. За меня остается Равиль, со всеми вопросами к нему. Если что, звони по сотовому.

— Понятно. Без проблем, давай ключи.

— Лови. — Олег бросил ему связку, и тот ловко поймал ее на лету. — Кстати, ты вроде бы тоже в Ростов собирался?

— Точно, давно хочу наш филиал навестить.

— За недельку управишься?

— И четырех дней хватит.

— Сделай машину и лети.

— Отлично! — согласился Паша и вышел.

Олег так быстро решал все вопросы, связанные с отъездом, словно боялся, что нечто ему помешает уехать или сам он передумает в последний момент. Внутренний голос почему-то отговаривал, нашептывая: у тебя столько дел в Москве, столько забот, а ты вдруг уезжаешь. Однако Олег не внял увещеваниям своего внутреннего голоса и даже ощутил некое странное возбуждение.

Подобное возбуждение испытывает каскадер перед очень сложным и опасным трюком, когда вроде бы все тщательно продумано, но страх остается до самого последнего мгновения, пока еще остается шанс все отменить.

У Олега Вишневецкого оставались еще почти сутки для того, чтобы прислушаться к своему внутреннему голосу и отказаться от этой поездки, но…

Если бы человек мог всегда предвидеть, что ожидает его хотя бы через считанные минуты, насколько легче тогда жилось бы. Скольких ошибок можно было бы избежать…

Отлично отметив с Ланой и Вороновым свое возвращение в Москву, Савелий наотрез отказался от заманчивого предложения поспать на диване и отправился к себе домой. На прощанье попросил Андрея предупредить Богомолова, чтобы тот не беспокоился и что он обязательно с ним свяжется, как только проснется. На его счастье, с такси проблем не возникло, и уже к трем часам ночи он лежал в своей кровати, блаженно расслабив гудевшее от усталости тело; как-никак, а целые сутки не спал ни минуты.

Будильник поставил на одиннадцать часов, уверенный, что восьми часов для полного отдыха вполне хватит, а раньше одиннадцати, тем более в пятницу, Богомолов не освободится от самых срочных дел. Перед тем как окончательно провалиться в сон, Савелий успел подумать, что нужно непременно позвонить Олегу, узнать, как дела, да и вообще было бы неплохо встретиться — несколько месяцев не виделись.

Как же мы жалеем порой, что наши благие намерения, пришедшие на ум перед сном, не воплощаются по каким-то причинам утром в реальность. Вот и Савелий всю дальнейшую жизнь будет жалеть о том, что не позвонил Олегу, не повидал его. Кабы человек мог знать…

А все получилось совсем не так, как задумывалось: сон Савелия прервал вовсе не будильник, а телефонный звонок. Приоткрыв один глаз, Савелий взглянул на часы: девять утра! Чертыхнулся в сердцах, поспать не дают.

— Да, слушаю, — раздраженно сказал он, словно выплюнув эту фразу.

— Не выспался еще, что ли? — прозвучал в трубке красивый баритон Богомолова.

— Нет-нет, все нормально, — солгал Савелий, тряхнув головой, чтобы отогнать прочь сонное настроение. — А я вам хотел после одиннадцати звонить, у вас же селекторное совещание по пятницам.

— На вторник перенес, так что одевайся пошустрее и дуй ко мне, машина сейчас подъедет, позавтракаешь у меня. — Голос генерала звучал серьезнее обычного, Савелию даже показалось, что он несколько встревожен.

— Что-то случилось?

— Пока нет, расскажу при встрече.

— Константин Иванович, я могу кое о чем попросить вас?

— Ты сейчас все можешь, — многозначительно заявил Богомолов.

— Что, Воронов проболтался? — улыбнулся Савелий.

— Не волнуйся, он сказал только одну фразу, остальное доложишь сам.

Савелий легко сообразил, что именно произнес Воронов, чтобы, выслушав его, Богомолов заявил, что ему сейчас все дозволено. Может, он зря не попросил Андрея вообще ничего не сообщать Константину Ивановичу, а улучить момент и рассказать все самому?

— Константин Иванович, не могли бы вы организовать мне встречу с Черномырдиным?

— Зачем тебе понадобился Виктор Степанович? — удивился Богомолов.

— Да тут у меня случайно завалялись двести пятьдесят тысяч баксов, хочу сделать пожертвование в пользу державы, — небрежно ответил Савелий.

— Ты что, чеченский банк по пути грабанул? — пошутил Богомолов.

— Никак нет, товарищ генерал, мне их честно вручили, как говорил великий комбинатор, на блюдечке с голубой каемочкой. При встрече расскажу подробности.

— А с чего вдруг Черномырдину? К чему такая блажь? Можно просто в госбанк сдать.

— Нет уж, пусть премьер решает, какую дыру в бюджете ими полезнее закрыть, ему виднее, — решительно заявил Савелий и тут же с деланным простодушием напомнил: — Вы же сами сказали, что мне сейчас все можно.

— Ловишь на слове?

— Ловлю, — без колебаний признался Савелий.

— И правильно делаешь: сказал «а», значит, должен говорить и «б». Будем надеяться, что у Виктора Степановича найдется сегодня свободная минутка.

— Не обязательно сегодня, я не спешу.

— Зато я спешу, — возразил Богомолов. — Именно сегодня, потому что после тебя некоторое время не будет в Москве. Так что прихвати свой «подарок», в крайнем случае, оставишь в моем сейфе, хоть мне-то ты доверяешь?

— Вам да! — твердо ответил он.

Разговаривая по телефону, Савелий умудрялся еще и одеваться, а когда услышал, что вновь придется куда-то срываться из города, естественно возник вопрос: «Куда?» — но интуиция подсказала, что ответ будет только при встрече.

Положив трубку, Савелий быстро умылся, прихватил спортивную сумку с баксами и через десять минут уже сидел в служебной «Волге». Как только они подъехали, дежурный офицер у ворот сказал Савелию:

— Константин Иванович просил подождать здесь: он сейчас прибудет.

— Спасибо, — поблагодарил Савелий.

Он вышел из машины, не понимая, что происходит. Единственное, что пришло в голову: скорее всего генерала вызвал какой-то вышестоящий начальник. Однако на этот раз Савелий не угадал. Перед ним остановился черный «мерседес», за которым притормозила «вольво» синего цвета — машина сопровождения и охраны.

— Удивился? — спросил Богомолов, открывая заднюю дверь, он был одет в генеральскую форму, в которой Савелий видел его лишь на похоронах Говорова.

— Что, вызвали куда-то? — садясь рядом с генералом, предположил Савелий.

— Не угадал, — улыбнулся Константин Иванович, — к Виктору Степановичу едем.

— Так сразу?

— Да, повезло, у него как раз окошечко образовалось между заседаниями.

— Сказали зачем?

— А как бы нас пропустили с такими деньжищами? Я гляжу, у тебя, пожалуй, ухе в привычку вошло бюджет страны поправлять.

— Так уж получается, — согласился Савелий.

— Давай рассказывай все по порядку, покадоберемся до Белого дома, минут двадцать у нас есть…

Савелий вопросительно кивнул в сторону водителя.

— Ты что, не узнал? Это же помощник мой, Рокотов.

— Извините, Михаил Никифорович, как-то не пришло в голову, что могу здесь вас увидеть. Здравствуйте.

— Привет! Ничего страшного, меня здесь не было и нет, — хитро подмигнул он в зеркальце заднего вида.

— Понял? — улыбнулся Богомолов. — Так что рассказывай спокойно.

— Вероятно, Воронов рассказал о том, чему был сам свидетель, а потому начну с того момента, когда мы расстались…

Как только Савелий дошел до момента, когда появился Дудаев, он сделал паузу, наблюдая за реакцией Богомолова, но генерал никак не реагировал, словно это не было для него новостью.

— Вы не верили в его гибель или знали точно, что Дудаев жив? — прямо спросил Савелий.

— Твердо не знал, но предполагал, — честно ответил генерал.

— И ничего не предпринимали?

— Кажется, ты иногда забываешь, что я нахожусь на службе, да еще и военной, где приказы не обсуждаются, а просто исполняются. Я ответил на твой вопрос?

— Более или менее. — Савелий недовольно пожал плечами и продолжил рассказ.

Когда «мерседес» въезжал в ворота у Белого дома, Савелий заканчивал рассказ о том, как ему удалось выманить у Дудаева триста тысяч долларов.

— Триста тысяч? — переспросил Богомолов.

— Пятьдесят тысяч были потрачены на дело. Кстати, выданные вами я привез назад, не истратив ни цента, — в голосе Савелия чувствовалась некоторая обида.

— Ты неправильно меня понял, «крестник». Переспросил я скорее машинально, чем со смыслом, так что не бери в голову. Каким-то ты обидчивым сделался, — с укором сказал Богомолов и тут же участливо спросил: — Устал небось?

— Есть немного, Константин Иванович, — признался Савелий.

— Что ж, понимаю. Скоро отдохнешь. Но сегодня же тебе придется уехать из Москвы.

— Новое задание?

— Нет, приятель, на этот раз не задание, но об этом после встречи с Виктором Степановичем, уже приехали.

На проходной их встречал помощник Черномырдина, который и провел их без всяких проволочек через посты дежурных. Они поднялись на четвертый этаж и вскоре оказались в огромной приемной премьер-министра, где толпилось множество людей, лица некоторых были хорошо известны, ибо довольно часто мелькали на экранах телевизоров. Среди них Савелий увидел и очень популярного режиссера Никиту Михалкова, который увлеченно читал какие-то бумаги.

Савелий удивился, обнаружив в приемной вместо обычных женщин-секретарш симпатичных молодых ребят далеко не хилого телосложения. Увидев Богомолова, они уважительно встали, а тот, что сидел на «телефонах», сказал:

— Проходите, Виктор Степанович вас ждет. — Он подошел и открыл перед ними огромные массивные двери, в них, не нагибая головы, вошел бы, наверно, и сказочный великан.

Внушительный кабинет был в то же время очень уютным и со вкусом обставленным. Изящная старинная мебель незаметно переносила вас в Россию XIX века, ненавязчиво напоминая о вечных ценностях державы. Было очевидно, что премьер-министр любит читать: целая стена была заставлена разнообразными книгами. За массивным резным столом старинной работы восседал хозяин кабинета. Савелий довольно часто видел Черномырдина по телевизору и только один раз в живую.

Ему нравился этот интеллигентный человек с открытым взглядом, с простой и понятной речью. У Савелия его облик почему-то ассоциировался с образом русского мужика, твердо стоящего на родной земле, от него просто веяло надежностью, и все в нем вселяло уверенность. Недаром большинство женщин России присудило ему титул «настоящего мужчины».

Виктор Степанович что-то писал, разговаривая одновременно по телефону. Но как только дверь за ними закрылась, он поднялся и вышел к ним навстречу.

— Приветствую, Константин Иванович, — радушно проговорил Черномырдин, пожимая руку генералу.

— Разрешите представить вам…

— Да мы знакомы, — с добродушной улыбкой перебил премьер-министр.

— Как знакомы? — растерялся Богомолов.

— Очень просто, познакомились в тот день, когда он получил «Героя России».

— Что ж ты молчал? — укоризненно спросил генерал.

— Мне и в голову не могло прийти, что Виктор Степанович запомнил меня, перед ним проходит столько людей, — смущенно ответил Савелий.

— Вы правы, молодой человек, действительно много, — вновь улыбнулся Черномырдин. — Но у меня, вопервых, отличная память, а во-вторых, на моей памяти вы действительно первый человек, которому удалось предотвратить такую страшную катастрофу. Вы и правда настоящий Герой! — Он крепко пожал Савелию руку. — Послушай, Константин Иванович, я что-то не совсем понял, о каких деньгах ты говорил?

— Сергей, можно сказать, в некотором смысле заработал двести пятьдесят тысяч долларов и счел своим долгом пожертвовать их на нужды России, — бесстрастно сообщил Богомолов.

— Но почему ко мне принесли, а не в госбанк? — удивился Черномырдин.

— Я подумал, что никто лучше вас не знает, как правильно распорядиться этими деньгами, — не очень уверенно ответил Савелий, неожиданно почувствовав себя довольно глупо, и даже залился краской от смущения.

До этого момента он не сомневался, что поступает верно, но сейчас, пройдя сквозь строй ожидающих в приемной известных людей, ощутил вдруг, что он, из-за своей прихоти или упрямства, отрывает от государственных дел второго человека в стране, — и ему стало неловко.

— Что ж, молодой человек, это делает мне честь! — не обращая внимания на его состояние, серьезно заметил премьер-министр. — Надеюсь, это ЧЕСТНЫЕ деньги?

— Гарантирую, Виктор Степанович! — с горячностью воскликнул Богомолов.

— Могу я задать вам, капитан… — Премьер-министр сделал паузу, пытаясь вспомнить фамилию Савелия.

— Сергей Мануйлов, Виктор Степанович, только он пока не принимает это звание, — с явным ожиданием поддержки со стороны первого министра подсказал генерал.

— Почему?

— У каждого свои тараканы. — Савелий пожал плечами.

— Знаешь, капитан, я бы не возражал, чтобы такие ТАРАКАНЫ были у возможно большего количества людей в нашей стране, — с какой-то печалью проговорил Черномырдин. — А хотел я задать один вопрос: вам не жалко расставаться с такими деньгами? Нет, не так. Что вами движет?

— Что мною движет? Может быть, вам покажется странным или излишне пафосным мой ответ, но мною движет только одно: хочу, чтобы в моей стране стало лучше жить, и потому мне не только не жалко расставаться с этими деньгами, но я буду рад, что они кому-то принесут пользу. — В голосе Савелия было нечто такое, от чего премьер-министр вдруг расчувствовался:

— Знаешь, Сергей, ты мне нравишься, если понадобится моя помощь, позвони. Запиши мой прямой телефон… минуту. — Он пошел к своему столу.

Савелий подумал, что Виктор Степанович сейчас даст ему свою визитку, но случилось нечто забавное: Черномырдин подошел к столу, взял в руки один из аппаратов и продиктовал прямо с него номер.

— Я его сам не помню наизусть, никому его не даю, — чуть смущенно пояснил он. — Даже жена не знает.

— Спасибо вам, Виктор Степанович, — голос Савелия дрогнул.

— Почему не записываешь? — Черномырдин явно хотел перевести разговор на другую тему.

— У меня тоже память хорошая, — улыбнулся Савелий.

— Ну-ну, — одобрительно кивнул премьер-министр, потом нажал кнопку селектора. — Коля, пригласи сюда юриста, — попросил он и пояснил: — Хочу, чтобы прием денег был оформлен по всем правилам, а то еще, не дай Бог, и мелькнет мысль, что Черномырдин их прикарманил. — Он вдруг как-то по-свойски подмигнул.

— Так о вас даже враги не могут подумать, — серьезно заметил Савелий.

— Враги на все способны, — возразил Черномырдин. — Кстати, у вас, может быть, есть какие-то собственные пожелания, на что пустить эти деньги?

— Нет, Виктор Степанович, вы лучше знаете, где они могут быть нужнее всего.

— Благодарю за доверие.

Когда они с Богомоловым вышли из кабинета премьер-министра, у Савелия, неожиданно для него, появилось странное ощущение надежности и покоя. Путь до машины они проделали молча, а когда сели в нее, Савелий, весь еще под впечатлением от встречи, произнес задумчивым тоном:

— Отличный мужик.

— Трудно ему, — вздохнул Богомолов.

— Ничего, он мужик крепкий, сдюжит! — уверенно сказал Савелий. — Так почему я должен покинуть Москву?

— К этому еще вернемся, сначала закончи свой рассказ.

Савелий продолжил посвящать генерала в совсем недавние события. Богомолов слушал молча, ни разу не прерывая и не задавая дополнительных вопросов. Савелий прервал свое повествование лишь на то время, что было затрачено на дорогу от машины до кабинета генерала.

Попросив Рокотова организовать плотный завтрак, к которому тот был приглашен присоединиться, Константин Иванович опять стал внимательно слушать Савелия. Когда тот дошел до ультиматума Мушмакаеву, генерал принялся что-то записывать, зло поджав губы, потом не выдержал:

— Какая сволочь!

— Это-то ни для кого не секрет, — спокойно заметил Савелий. — Секрет в другом: кто заказал эти взрывы?

— Неужто вытянул из него?

— Когда на кону стоит собственная жизнь, у таких людей, как Мушмакаев, в башке сверлит только одна мысль: как спасти свою шкуру. Сдал того заказчика, как говорится, со всеми потрохами. Это небезызвестный вам… — Савелий нарочно выдержал эффектную паузу, — Аркадий Велихов. — К его изумлению, Богомолов, услышав фамилию банкира, не проявил никаких эмоций.

Савелий вопросительно замолчал.

— Удивляешься моей реакции? — с грустью вздохнул Константин Иванович. — Думал, я разом отдам приказ об его аресте?

— Не думал, а был уверен.

— Этот человек давно в поле моего зрения, более того, я уже неоднократно планировал задержать его, но… — Богомолов развел руками, — но то не хватало улик, то бесследно исчезали свидетели. Вижу негодование на твоем лице, но подумай сам: что мы можем реально предъявить ему хотя бы сейчас? Ничего, кроме того, что ты якобы услышал от Мушмакаева. Да он спокойно, глядя своими бесстыжими глазами прямо тебе в глаза, заявит, что никогда в жизни не встречался с Мушмакаевым, да еще изобразит благородное негодование: как это его обвиняют в связях с отъявленным негодяем.

— Теперь-то вы понимаете, почему я не выполнил ваш приказ и тащил этого ублюдка в Москву?

— Я все понял, как только услышал рассказ Воронова. Думаешь, мне не хочется прижать эту сволочь? Может быть, даже больше, чем тебе. Ты многого не знаешь… С тех пор как ты уехал из Москвы, здесь очень многое произошло.

— Вы о конфликте Велихова с другим банкиром? Кое-что я читал: «Противостояние финансовых титанов».

— Велихов — игрок, участвующий в очень больших политических играх,

— задумчиво проговорил Богомолов. — За ним стоят не только большие деньги, но и очень влиятельные люди в самом правительстве, и все об этом прекрасно догадываются. Идет настоящая война за власть в стране, за финансовое влияние. Именно поэтому выливается столько грязи в средствах массовой информации на тех людей в правительстве, которые хоть пытаются сделать что-то разумное в стране. А этим людям не просто ставят палки в колеса, не давая работать, делают все, чтобы смешать их с грязью и отстранить от власти.

— И среди этих негодяев один из первых Аркадий Велихов. — Глаза Савелия вспыхнули недобрым блеском. — Что же, вы прикажете и мне опустить руки? Вы, конечно, на «государевой» службе и обязаны подчиняться приказам своего начальства, а я-то гуляю сам по себе… Именно поэтому я и отказался от официальной службы.

— Думаешь, я этого не знаю? Но поверь, я не хочу потерять тебя, сержант, не хочу! — с болью вдруг воскликнул Богомолов. — Ты же для меня как сын. — Его голос дрогнул.

— После смерти «Бати» вы для меня самый дорогой человек, которому я ВЕРЮ, — тихо, но твердо сказал Савелий, специально выделив последнее слово. — Вы же знаете, кроме Воронова, у меня никого нет…

— Не хочу, чтобы какая-нибудь мразь, всадила тебе пулю!

— Все так серьезно?

— Дальше некуда! Расскажи со всеми деталями про ваш прилет в Москву, — попросил он.

Савелий продолжил свой рассказ о том, что произошло в аэропорту Мячково. Когда он закончил, Богомолов со злостью бросил:

— Сукины дети! Я так и думал, все переврали!

— О чем вы, Константин Иванович?

— Тебя, «крестник», подставили самым примитивным образом! В милицейском рапорте не фигурирует никакой снайперской винтовки, и все представлено так, что парень, описание внешности которого полностью соответствует твоей, естественно, ни с того ни с сего выстрелил в спину «добропорядочного» человека, который кого-то встречал в аэропорту.

— А чтобы лучше видеть, залез на крышу столовой, — с усмешкой подхватил Савелий.

— Ни о какой крыше в рапорте не упоминается, а тяжелораненого мужчину «скорая помощь» обнаружила в нескольких метрах от выхода на посадку. Более того, со слов потерпевшего записано, что он встречал свою знакомую и вышел покурить на улицу. Неожиданно ему в спину ударило чем-то тяжелым, он повернулся и увидел тебя с пистолетом в руке, дальше ничего не помнит, потерял сознание.

— Какая гнусная ложь! — не выдержал Савелий. — Не мог он ничего говорить и, наверное, еще долго не сможет ни говорить, ни шевелиться: пуля попала в позвоночник.

— Как вы-то с Вороновым не сообразили, что его кто-то подстраховывал? — укоризненно спросил Богомолов. — Скорее всего, именно его напарник и перенес раненого с крыши.

— Скорее всего, здесь сработала не милиция, а ваши «коллеги»? — предположил Савелий.

— Да, так оно и было, — согласился Богомолов. — Получив сообщение, взяли дело себе, чтобы тихонько прикрыть его, но когда приехали на место и нашли раненого, утратившего способность двигаться и говорить, передумали и подключили милицию, чтобы, открыв на тебя охоту, отомстить за свои неудачи.

— Надо было добить его, а я о нем заботился, вызвал скорую»… А может, вы считаете, мне следовало ее дожидаться?

— Не задирайся. Ты все сделал правильно, но дальше я бессилен. Кое-кого потеря его лучших сотрудников так стеганула по самолюбию, что он жаждет твоей крови.

— Не он первый, не он, пожалуй, последний, кто радовался бы моей смерти, — с пренебрежением ответил Савелий.

— Нет, дорогой, на этот раз все слишком серьезно, поверь мне, — возразил Богомолов. — Ты же знаешь, я никогда не преувеличиваю опасность, но сейчас кровно задеты амбиции весьма опасного противника, и он пойдет на все, чтобы разделаться с тобой.

— Вы предлагаете мне скрыться в какой-нибудь норе и там дрожать от страха? — с иронией спросил Савелий.

— Нет, этого, зная твой характер, я не предлагаю… — Генерал немного помолчал, словно что-то решая для себя. — Я не могу обо всем тебе рассказать и прошу довериться мне, не задавая вопросов, ладно?

— Попробую…

— Тебе просто нужно уехать на время из Москвы и лучше за границу.

— На время? На сколько?

— На сколько это будет необходимо, — сухо сказал генерал.

— Но что это дает?

— Я же просил, без вопросов! — напомнил Богомолов. — Вспомни русскую народную мудрость об указах.

— Не торопись исполнять, если тебе он не нравится?

— Вот-вот! Пройдет время, и либо указ изменят, либо царь умрет. — Он усмехнулся. — Воистину «умом Россию не понять»!

— Вы что-то не договариваете.

— Замнем для ясности.

— А как же террористы Мушмакаева?

— Ты о взрывах во время праздника? Об этом пусть у тебя голова не болит: лучшие специалисты брошены на это дело. Поверь, никто не уйдет от возмездия. Все ответят по закону. Наш праздник испохабить не позволим, можешь не сомневаться.

— Жаль, что меня не будет в Москве в это время, — печально протянул Савелий.

— Тебе что, славы не хватает? Нью-Йорк спас, теперь и Москву захотел спасти.

— При чем здесь слава? — обиделся Савелий.

— Да шучу я, — улыбнулся Богомолов, — есть идея о том, куда бы ты мог поехать?

— Как скоро я должен определиться?

— Лучше уехать сегодня же, — твердо ответил генерал. — И не воспринимай, пожалуйста, это как бегство, считай отъезд тактическим маневром.

— Могу позвонить?

— Лучше никому не рассказывать о твоем отбытии, даже Воронову, завтра я сам ему объясню.

— Хорошо, но одному человеку я все-таки доверюсь. — Заметив недовольство на лице Богомолова, он твердо добавил: — Ему можно.

— Смотри сам, тебе виднее, — согласился генерал.

Савелий решил ехать в Болгарию и потому вспомнил о Ростовском. Почему так быстро поверил ему, пообщавшись менее суток?

По нескольким причинам: во-первых, Андрей был другом Вишневецкого; во-вторых, уже подвергался смертельной опасности именно из-за него, Савелия, и проявил себя вполне достойно; в-третьих, Андрей откровенно не переносил тех «охотников», что преследовали Савелия.

Савелий набрал номер сотового телефона Ростовского, очень рассчитывая, что тот ответит. И с облегчением услышал его голос.

— Привет, братела, узнаешь?

— Еще бы! Как все прошло?

— Отлично! А у тебя как? Что с сыном?

— Все в полном порядке — уже со мной.

— От души поздравляю, — искренне обрадовался Савелий, — как-нибудь расскажешь подробности.

— Обязательно! К Олегу идешь?

— А что у него? — насторожился он.

— Отвальную дает, уезжает навестить тестя в Минск.

— К сожалению, не могу, тоже уезжаю, потому и звоню.

— Уезжаешь? Когда? Куда? — Андрей естественно удивился: только что прилетел и опять в дорогу.

— В Болгарию.

— Сильно понравилось там?

— Нет, дела.

— Надолго?

— Как получится… На несколько недель. У меня к тебе две просьбы.

— Хоть три! Для тебя все, что угодно.

— Во-первых, никому ни слова о моем отъезде.

— Нет базара!

— Во-вторых, не мог бы я остановиться в твоей квартире?

— Зачем спрашивать, если знаешь ответ? Помнишь, я тебе говорил, что ключи соседу оставил, чтобы он рамой занялся? Его квартира напротив, Красимиром его зовут, я позвоню и предупрежу, живи сколько надо. Может быть, помощь нужна? — с намеком спросил он.

— Нет-нет, спасибо! Что потом с ключом сделать, вернуть Красимиру?

— Конечно. Ты там пользуйся всем, что найдешь, не стесняйся. Если задержишься, может, и я подскочу. Кстати, и «мерсом» пользуйся, ключи тоже у Красимира, а доверенность факсом вышлю.

— Спасибо, Андрюша. — Если бы рядом не сидел генерал, то Савелий поблагодарил бы не так сдержанно. — Олегу привет передай, скажи, что пришлось срочно уехать и как только вернусь сразу свяжусь с ним.

— Жаль, что тебя не будет сегодня, он очень расстроится. Все расспрашивал о тебе: что да как.

— Ничего, наверстаем еще, — весело заверил Савелий.

Сколько раз после он прокручивал этот разговор и проклинал себя, запомнив навсегда прописную истину: «Никогда ничего не откладывай на потом в надежде, что все можно еще наверстать!» Ничего нельзя наверстать. Невозможно дважды войти в одну и ту же реку. Именно трагический случай с Олегом и заставил пересмотреть Савелия свое отношение к фразе «Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня». Но к осознанию этому нужно было еще прийти…

— Олег — это Вишневецкий, а что за Андрей? Из «афганцев»? — поинтересовался Богомолов.

— Нет, просто приятель, который очень здорово помог нам в Болгарии, — не вдаваясь в подробности, ответил Савелий.

— Значит, в Болгарию решил?

— Да.

— А ты не засветился на этом чартерном рейсе?

— В смысле фамилии? Нет.

— Отлично! Слышал, Миша?

— Не только слышал, но на всякий случай даже забронировал билет до Варны, вы уж извините за инициативу, — чуть смущенно ответил полковник, незадолго до того бесшумно выходивший из кабинета.

— До Варны? — удивился Богомолов. — С какой стати?

— У меня там сестра живет, вот я и подумал…

— Вот за что я люблю своего помощника. Не успеешь еще сам подумать, а он УЖЕ подумал, — одобрил генерал. — Во сколько вылет?

— Вас отвезу и можно ехать в Шереметьево.

— Видишь, все складывается как нельзя удачно: отдохнешь, в море поплаваешь, кстати, как с наличностью?

— Нормально, только вот отчитаться за полученные у вас деньги не успел.

— Ничего, приедешь, отчитаешься. Никому оттуда не звони. Как прояснится ситуация, сам свяжусь с тобой.

— Хорошо. У меня есть просьба…

— Слушаю.

— Не подключайте к делу о взрывах в Москве Воронова.

— Боишься за него?

— Нет, не за него, точнее, не только за него, — смущенно ответил Савелий. — Лана беременна, беспокоиться будет…

— Значит, наш майор скоро станет молодым отцом? — обрадовался Богомолов и укоризненно добавил: — Надо же, такое событие, а он молчит.

— Только не выдавайте меня, Воронов сам сообщит вам, когда сочтет нужным.

— Могила! — наконец повеселел Богомолов.

Отъезду Савелия и Вишневецкого предшествовала бурная деятельность их врагов. Заместитель директора ФСБ Мамонов, который потерял лучших сотрудников, действительно поклялся отомстить за перенесенное унижение. Ему не составило труда подключить к этой операции едва ли не все подотчетные ему подразделения оперативников.

Получив категорический отказ Богомолова сдать своего «крестника», Мамонов проглотил эту пилюлю и приказал подчиненным осторожно расспросить технический состав тех служб, что напрямую управлялись Богомоловым. Вскоре им удалось узнать несколько адресов людей, которые не значились среди личного состава ФСБ и проверив которые, они легко вышли бы на квартиру Савелия. О повышенном интересе к техническим службам своего ведомства Богомолову быстро доложили, и тогда он понял, что над Савелием нависла смертельная опасность.

Конечно, такие ничем не оправданные жертвы не могли без последствий сойти Мамонову с рук, равно как и использование запрещенных методов в отношении офицерского состава ФСБ, допустимое лишь по личному приказу директора ФСБ или начальника Службы безопасности Президента. Богомолов отлично знал, что Мамонов доживает в своей должности последние дни и пусть благодарит Бога, если его вообще оставят в органах.

Но, к несчастью, именно он сейчас временно возглавлял ФСБ: шеф был в отпуске, который заканчивался лишь через неделю, а приятель Богомолова, Александр Филимонов — первый заместитель, как на зло, находился в командировке. Пока у Богомолова была одна задача — спасти Савелия, поэтому он экстренно, отправил того из Москвы.

Параллельно продолжалась охота на Олега Вишневецкого. Потерпев полный крах с похищением сына Ростовского и испытав ужас и позор из-за похищения собственного дитя, Жарковский, который успел заверить своего покровителя, что фирма «Твоя надежность» уже в кармане, осознал, что его собственное положение, завоеванное с таким трудом, сильно пошатнулось и вот-вот рухнет. А этого он никак не мог не только допустить, но и представить себе даже в самом страшном сне. Получив наглядный урок того, как беззащитны его жена и сын, он быстро отправил их отдыхать за границу, а сам приказал усилить наблюдение за Вишневецким.

Вскоре ему доложили, что Олег собирается куда-то уезжать и по этому поводу устраивает вечеринку. Хотя эта информация не слишком заинтересовала Жарковского, он все же поручил выяснить подробности: куда? каким транспортом? сколько людей его сопровождает? Сам же, запретив его с кем бы то ни было соединять, закрылся в своем кабинете и углубился в размышления, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации.

Какие только фантазии не лезли в голову этого трусливого шакала! То ему казалось, что самолет с Вишневецким терпит катастрофу, то Олег попадает под поезд, то налоговая инспекция раскапывает в «Герате» такие нарушения, что Вишневецкого просто арестовывают. Короче говоря, фантазии параноика. Трудно сказать, до чего Жарковский мог бы домечтаться, если бы вдруг не затрезвонил его прямой телефон. Подумав, что его «благодетель» вновь проявляет беспокойство, он бодро ответил:

— Жарковский слушает!

— Геннадий Александрович, это Валерий, — услышал он голос своего агента, который раньше сообщил об отъезде Вишневецкого.

У Валеры, с грозной и многозначительной фамилией Злодеев, был приятель, с которым он познакомился еще в Афганистане. Тогда Злодеев служил во вновь созданном спецподразделении «Альфа». После окончания войны, вернувшись домой, он вскоре застукал в супружеской постели собственную жену с любовником. Выкинув того со второго этажа, он выгнал вон и неверную жену, которую безумно любил. После чего сорвался «с катушек», то есть запил «по-черному». Учитывая неплохое боевое прошлое, ему не стали портить жизнь и без особого скандала уволили из органов.

Придя в себя после очередного запоя, он сумел взять себя в руки и поступил в агентство, занимавшееся сыскной деятельностью, во главе которого стоял его бывший коллега.

Когда к агентству обратился Жарковский и стал щедро оплачивать их не слишком добропорядочные услуги, бывший «альфовец» согласился с мнением, что деньги не пахнут, и с головой окунулся в полученное задание. Обнаружив среди тех, за кем ему было поручено следить, своего знакомого по Афганистану, Валерий сблизился с ним, можно сказать, втерся в доверие и стал получать от него сведения о «Герате», объясняя свой интерес тем, что и сам не прочь устроиться туда.

Конечно, сведения были не Бог весть какие важные: приятель был рядовым сотрудником «Герата», но, как любил повторять начальник Валерия: «Курочка по зернышку клюет и сыта бывает».

Получив приказ Жарковского узнать подробности об отъезде Вишневецкого, он созвонился с приятелем и пригласил его в ресторан якобы отметить «день рождения сына», которого у него отродясь не было. Просидели они не больше часа, но этого хватило, чтобы все вызнать. К несчастью для Вишневецкого, Паша Еременко, которого Олег попросил заняться профилактикой машины, взял с собой именно этого парня, для того чтобы на двух машинах добраться до автосервиса, оставить там машину Олега и вернуться обратно на второй.

— Чем порадуешь, Валера? — настороженно спросил Жарковский, моля Бога, чтобы информация агента дала хоть какую-нибудь зацепку или толчок для возможных действий.

— Наш «приятель» отправляется завтра с женой в Минск, к тестю, едут вдвоем, без сопровождения на машине, которую часа три назад сдали на профилактику.

— Что за машина? Куда сдали?

— Японская, «лексус», сдана в автосервис на Ленинградском шоссе.

— Отлично, Валера! Мухой ко мне!

Изощренный ум Жарковского моментально среагировал на столь важную информацию, и план созрел мгновенно…

Ни о чем не подозревавший Вишневецкий в окружении близких друзей отмечал завтрашний отъезд. У него был довольно вместительный кабинет, но людей собралось столько, что пришлось отказаться от стульев и ограничиться фуршетом. Конечно, стол никак не напоминал тот праздничный фуршет в честь первого гонорара «Герата».

Было много тостов, воспоминаний, особое оживление внесло появление генерала Громова, с которым у Олега были достаточно близкие отношения. Подняв тост за Олега и пожелав ему счастливого пути и отличной дороги, Громов посидел минут пятнадцать и незаметно удалился. Вечер же продолжался, становилось все шумнее и шумнее, вскоре удалился и сам виновник торжества: трудно находиться трезвому среди подвыпивших, хотя бы и друзей.

Савелий в эти минуты подлетал к Варне. Чтобы исключить любые неприятные неожиданности, Рокотов самолично проводил его через зал ВИПа прямо к самолету и не уходил, пока лайнер не взлетел. Впервые за много лет Савелия никто не встречал, что было для него немного необычно: чужая, незнакомая страна, да и город не тот, где он будет жить. Хорошо, что большинство болгар отлично понимают по-русски.

Несмотря на поздний час, такси было много, и Савелий без труда договорился с одним водителем, чтобы тот отвез его в Бургас. Парень, видно, оказался порядочным и не заломил цену за поездку в Бургас, как первые двое, к которым обратился Савелий, и потому он не только сразу согласился с названной суммой, но и подумал про себя, что заплатит ему вдвое больше. К тому же Венцислав, так звали таксиста, оказался очень словоохотливым парнем, отлично знающим свою страну.

Выяснилось, что они с Савелием почти коллеги: Венцислав отслужил в морской пехоте. Говорил он с сильным акцентом, но это нисколько не мешало, и они даже рассказывали друг другу анекдоты. Особенно Венциславу понравились анекдоты про «новых» русских. Он так заразительно хохотал и бросал руль, хлопая себя по бедрам, что Савелий начал беспокоиться — доберутся ли они живыми и здоровыми до места.

Известно, что за разговорами дорога становится короче, а время летит незаметно. Вскоре Венцислав благополучно затормозил перед домом Ростовского. Когда Савелий протянул ему вдвое больше, чем было оговорено, тот вдруг расхохотался так, словно услышал очередной анекдот про «новых» русских. Когда же успокоился, то честно признался, что впервые поехал так далеко от Варны, а сумму назвал он Савелию наобум, потом подумал, что продешевил, но по дороге Савелий так ему понравился, что Венцислав решил вообще не брать с него денег.

На Савелия это бесхитростное признание произвело впечатление, и он продиктовал парню номер своего телефона, добавив, что пробудет в Болгарии несколько недель, и если у Венцислава найдется свободное время и желание пообщаться, то пусть звонит. Тепло попрощавшись с ним, Савелий вошел в подъезд.

Красимир оказался полноватым мужчиной лет сорока. У него была пышная шевелюра и буденновские усы, лихо подкрученные кверху. Увидев Савелия на пороге, он буквально силком затащил его к себе в квартиру, на стенах которой, даже в прихожей, висели многочисленные картины, на которых преобладали горные пейзажи. Они были почти профессиональны, и Савелию пришло в голову, что эти картины скорее всего написаны самим хозяином квартиры.

— Ты Бесния? — спросил Красимир.

— Бесния? В смысле Бешеный? — догадался Савелий. — Да, меня многие зовут Бешеным, но имя мое — Сергей, а ты Красимир, так?

— Точно. — Хозяин так широко улыбался, что в какой-то момент Савелию показалось, у него вот-вот треснет рот. — Мне Андрей немного времени назад телефонировал, и я очень радостный знакомству с вас. — У Красимира был приличный запас русских слов, но он не всегда правильно ими пользовался.

— Мне тоже приятно познакомиться. — Савелий улыбнулся в ответ и пожал протянутую руку. — Можно получить ключи?

— Ну конечно! — Болгарин тут же вручил ему связку.

— Спасибо. — Савелий хотел уйти, но Красимир взял его за руку.

— Нет-нет, прошу тебя, иди здесь. — Он потащил его в гостиную, где был накрыт богатый стол, причем на четыре персоны. — Петя эла тук! — позвал гостеприимный хозяин, и к ним присоединилась миниатюрная, похожая на статуэтку, брюнетка лет тридцати.

С обаятельной улыбкой она подошла к гостю и протянула ему руку. Жест был настолько грациозным, что Савелий невольно склонил голову и поцеловал руку.

— Сергей, — представился он.

— А я называюсь Петя, вы очень любезный русский.

— А вы встречали других?

— Не только много. — Она вдруг смутилась. — Как дорога?

— Спасибо, все было хорошо.

— Вам нравятся мои картины? — Она кивнула на стены.

— Это ваши? — удивился Савелий, но не стал говорить почему. — Очень нравятся!

— Спасибо, прощу вас сиднете за масата. — Мягко взяв его под руку, женщина подвела Савелия к столу, который, как выяснилось, был специально накрыт к его приезду.

Савелию не оставалось ничего иного, как принять приглашение любезного хозяина и его очаровательной жены со странным для русского человека мужским именем Петя.

— Кто-то еще должен прийти? — спросил Савелий, показав на четвертый прибор.

— Ну конечно! — воскликнула хозяйка. — Вы да имите жена.

— Жену? — недоуменно переспросил Савелий.

— Да, жена, — повторила она, но, видимо, до нее что-то дошло, и она весело рассмеялась. — Жена побългарски, женщина по-русски. — Она переглянулась с мужем, и теперь они вместе рассмеялись.

— Вы думат, что здесь будет свадба? — веселился Красимир. — Нет, толко… — он задумался, как сказать, потом прямо ляпнул: — Она приходит за секс.

— Это обязательно? — спросил Савелий, чувствуя какую-то неловкость.

— Обязателно? — Красимир наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что означает это слово.

— Задолжително! — радостно воскликнула хозяйка, довольная, что вспомнила.

— Нет, не задолжително, — заверил хозяин, — как ест желание, так можно. — Потом он, незаметно для жены, показал Савелию большой палец, нацеленный вверх, что, вероятно, во всем мире означало одно и то же.

— Ваня ест моя другарка, — пояснила женщина.

— Подруга?

— Точно, подруга.

— В России Ваня и Петя мужские имена.

— В Болгарии не так. — Она мило улыбнулась и пожала плечами, как бы говоря: ничего не поделаешь.

Не успели они выпить за «тепло этого дома», как пришла «другарка» хозяйки. Ваня оказалась довольно упитанной, особенно в сравнении с подругой, женщиной. На миловидном лице сверкали огромные карие глаза, а внушительный бюст, буквально выпиравший из широкого выреза и с трудом удерживаемый бюстгальтером, отлично гармонировал с крутыми бедрами, наверное специально обтянутыми коротенькой юбкой. Округлые колени соблазнительно приковывали к себе взгляд. Роскошные черные волосы были заплетены в толстую косу, совсем по-русски уложенную вокруг головы.

Увидев Савелия, она зарделась от удовольствия: русский парень ей очень понравился. Знакомясь с ним, она без всякого стеснения чмокнула Савелия в щеку, а после третьей рюмки беспрерывно гладила под столом его бедро. Смирившись с этим натиском, Савелий принял на грудь крепкой виноградной ракии, махнул рукой на приличия и, как только ему показалось, что хозяева получили от него должную порцию внимания, шепнул своей новой знакомой, что готов покинуть гостеприимный дом. Но его попытка уйти по-английски благополучно провалилась: Ваня во всеуслышание объявила:

— Мы искаме да любов!

Даже под воздействием алкоголя Савелий почувствовал, как к его лицу прихлынула кровь, но хозяева с пониманием переглянулись, а Красимир, провожая гостей, незаметно, но многозначительно пожал Савелию локоть.

Когда они пришли в квартиру Андрея, женщина немедленно заключила Савелия в объятия и так сильно прижала его к своей необъятной груди, что у него промелькнуло: этой ночью он не только не отдохнет, но дай-то Бог останется в живых.

Он не ошибся: у Вани было столько энергии, словно она всю жизнь накапливала силы, чтобы выплеснуть все без остатка на Савелия. По сути, ему почти ничего не приходилось делать: действовала она. Каких только поз она не испытала на Савелии! Казалось, ее силы никогда не истощатся, а он вот-вот сдастся на милость победительницы, но она была такой нежной, такой профессионально изобретательной, что все заводила и заводила его, пока они оба, совершенно обессиленные, не заснули под утро.

Так уж получилось, что в разных городах и даже странах в честь двух приятелей накрыли праздничные столы, но по противоположным поводам: Олега провожали, а Савелия встречали, и ни тому ни другому и в голову не могло прийти, что им никогда больше не суждено встретиться живыми на этом свете.

Как беспощадна порой жизнь…

Загрузка...