Приключения тележки

От спектакля ПВО — к спектаклю вокруг тележки

Обивщик мебели и Вицишпан напряженно прислушивались к экспромтом начавшемуся во дворе разбирательству.

Вицишпан ухмылялся и толкал Безимени в бок. Но разгоревшаяся во дворе дискуссия ошеломила и поразила обивщика до глубины души, так что он никоим образом не мог воспринимать ее столь весело.

На тележку, собственно говоря, обрушился весь дом.

Первой поддержала захлебывавшуюся яростью дворничиху экономка баронессы:

— Эта рухлядь выпачкала мазутом два персидских ковра ее светлости, их едва отчистили. Приходящая прислуга вынесла ковры во двор и случайно положила их на повозку. Куда это годится, чтобы на таком тесном дворике, где жильцы выбивают ковры, стояла грязная телега!

— Да ее и не обойдешь никак, когда выносишь ковры! — подхватила дочь хозяйки белошвейной мастерской. — Правильно тут говорят! Почему бы обивщику не держать свой драндулет у себя в лавке или не оставлять на улице перед домом?

— Так ведь тележка в его дверь не пролезет, а на улице он боится оставлять ее, чтоб не украли, — справедливости ради сказала служанка жены часовщика. — Но и мое мнение такое, что тележке этой здесь не место. К тому же на лестничной площадке вечно грязь от нее.

Таким образом, к вящему торжеству дворничихи, чуть ли не все дамы высказались против тележки.

Это расположило дворничиху в пользу женского населения дома, и она уже отказалась от недавнего пылкого намерения обрушить на жильцов кару Майорову. Всю свою жажду мести и безумную страсть к порядку она могла теперь выместить на тележке.

И дворничиха объявила во всеуслышание:

— Мне нужно еще сегодня доложить господину майору о том, как прошли занятия! Ну так я уж позабочусь, чтобы этот паршивый драндулет был удален отсюда как помеха на пути в убежище!

— Какая помеха, где?! — заорал на жену дворник. — С этим к господину майору идти и думать не моги!.. Верно, господин доктор? Вы-то что скажете? — повернулся он к адвокату.

Первое высказывание в пользу тележки всех озадачило.

Дом молчал. Он желал выслушать правовую точку зрения юриста.

Доктор Ягер прочистил горло и сказал:

— Если бы пребывание тележки в данном месте нарушало установления, сопряженные с мерами по противовоздушной обороне или защите жизни, она подлежала бы немедленному удалению. Однако же доказать это не столь просто. Места во дворе для прохода и спуска в убежище вполне достаточно.

Женская рать разочарованно и даже подавленно задвигалась, зашепталась.

— Ну, съела? — снисходительно бросил дворник своей супруге.

Однако адвокат поднял руку, показывая, что еще не кончил.

— Позвольте, позвольте! Тем не менее распоряжаться двором имеет право лишь владелец дома. И ежели ему неугодно терпеть во дворе какой-либо предмет, вызывающий общее недовольство, он волен удалить его, когда пожелает.

Здесь адвокат бросил многозначительный взгляд на дворничиху. Но в эту минуту из подвала появилась руководительница занятий по ПВО, то есть артистка Вера Амурски, в мужского покроя костюме, с длинной пахитоской во рту, сопровождаемая Аги, ее неизменным адъютантом в юбке.

Жена мужского портного наивно воскликнула:

— Так вот же госпожа Амурски, она может заменить коменданта дома! К тому же она поддерживает постоянную связь с домовладельцем, пусть и скажет ему про эту повозку.

— Связь госпожи Амурски с домовладельцем носит совершенно иной характер, — не скрывая неприязни, заметил адвокат. — Вот господин майор — иное дело.

— Что случилось? — полюбопытствовала артистка.

Однако никто не стал пока вводить ее в курс дела.

Дворничиха, также не скрывая ненависти, проговорила дрожащим голосом:

— Считайте, что все улажено. Вот увидите, господин майор прикажет господину домовладельцу убрать отсюдова эту колымагу!

— Как это он прикажет? Ты в уме? — воскликнул дворник, смерив жену сердитым взглядом.

Однако она, распалясь, отбрила его:

— Я-то в уме. А вот ты — нет!

— То есть как это он прикажет, позволь спросить?! — Дворник против обыкновения не отступил на этот раз от публичного обмена мнениями. Деспотические замашки жены были ему уже невтерпеж, и он разъярился.

Во дворе наступила тишина, порожденная любопытством, однако ее тут же нарушил голос адвоката:

— Просто, дражайший господин дворник, ее милость супруга ваша полагает, что господин домовладелец как выкрест иудейского происхождения не станет связываться при нынешних обстоятельствах с офицером столь высокого звания.

— Про обстоятельства лучше бы не упоминать! — подал тут голос Вейнбергер, бывший галантерейщик. — Обстоятельства менялись и будут меняться. Вопрос только — как.

— Счастливый вы человек, ежели уповаете на будущее своих единоверцев! — И адвокат таким взглядом полоснул галантерейщика, что это могло вполне сойти за зуботычину.

— Оставим политику политикам! У нас занятия по ПВО, и только! — воскликнул учитель музыки. — А этот тележный бунт к ПВО отношения не имеет. Сударыня, вы, как руководитель занятий, предложите своим слушателям разойтись.

— Я уже сделала это! — сказала артистка и, дрожа от негодования, добавила: — Что же касается замечаний относительно моих личных дел, то я попрошу впредь меня избавить от них! И еще. Словечки вроде «иудей» и тому подобное, по-моему, скоро выйдут из моды! Аги, уйдем отсюда! Не будем вступать в пререкания!

Казалось, этот пороховой взрыв должен был либо положить конец дебатам, либо придать им иную форму.

Однако произошло вот что.

Карлик, двоюродный брат адвоката, подскочил вдруг к галантерейщику, впятеро превосходящему его ростом, и пропищал скрипучим своим голоском:

— С каких это пор вы стали такой чувствительный, что слова «иудей» не выносите?

— Замолчи! — рявкнул адвокат на родича.

Поздно! Поздно!

Не утруждая себя ответом, Вейнбергер лишь наклонился низко и вытянул голову с двойным подбородком, словно искал обладателя странного голоса где-то у самой земли.

В тот же миг двор огласился дружным хохотом.

Дворничиха бледнела и краснела, наливаясь лютой злобой. И решила уже окончательно: она позвонит коменданту дома и доложит ему про это занятие, похожее скорей на надругательство а заодно уладит и дело с тележкой.

В свою квартиру она вошла со словами:

— Могу поспорить с кем угодно и на что угодно: завтра этой тележки здесь не будет и синагоги тоже не будет!

Обивщик мебели, прислушивавшийся у себя за дверью, содрогнулся.